Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

Алла взяла со стола следующий предмет. Им оказалась вырванная «с мясом» пуговица.

– Что-то она какая-то… не мужская, что ли? – подняла она глаза на эксперта, повертев находку в руках.

– Точно, это пуговица от женского плаща. Она была зажата в кулаке жертвы. Между прочим, пуговица позолоченная!

– И такие есть? – удивилась Алла.

– Мне пришло в голову, что, возможно, она с одежды от какого-нибудь известного дизайнера.

– Неужели вы определили модель?

– Да. Эта пуговица с плаща последней коллекции DKNY.

– Донна Каран?! – невольно присвистнула Алла.

– О, да вы в курсе! Так вот, этот плащик – не продукт массового производства. Я покопался в Интернете и нашел его, а также информацию о том, что всего таких было выпущено пятьсот штук. Вот, взгляните. – Эксперт достал планшет, потыкал пальцем в экран и развернул к ней.

– Хорошенькая тряпочка, – вздохнула Алла.

– И цена у нее тоже ничего себе, – согласился Лапиков.

– Выходит, при убийстве присутствовал кто-то еще, какая-то женщина?

– Очень «дорогая» женщина! Предположу, дело было так: девчонка подралась с этой самой дамой, а мужчина попытался их растащить…

– И перестарался, – закончила Алла. – Интересно, что могла делать такая девушка, как Оля Малинкина, в компании женщины, которой по карману одежда от Донны Каран?

– Ну вы же у нас следователь, – пожал плечами судмедэксперт. – Разбирайтесь! Я проведу вскрытие в ближайшее время, хотя, сдается мне, вряд ли оно добавит что-то к уже известным фактам, ведь причина смерти очевидна. Если появятся дополнительные сведения, сообщу.

* * *

Мономах протянул бумажный платок женщине, сидящей напротив. Та приняла его дрожащей рукой и прижала к заплаканным глазам. Ему нечасто приходилось утешать родственников пациентов, ведь в его отделении смертные случаи редки. Потому-то две смерти подряд, Суворовой и Гальперина, настолько выбили Мономаха из привычной колеи. А тут – уж и вовсе вопиющий случай, гибель не пациентки, а его подчиненной! И вот ее мать сидит в кабинете Мономаха, а он не представляет, как объяснить случившееся. Ее появление заставило зава ТОН ощутить собственную ответственность за смерть медсестры.

– Вы меня простите, – неожиданно извинилась Оксана Львовна Малинкина, отрывая платок от лица и поднимая на Мономаха распухшие глаза. Ей было, наверное, лет сорок пять, но выглядела женщина старше – из-за старомодной одежды и плохо прибранных волос, отросшие корни которых выдавали натуральный блеклый цвет, тронутый сединой. – Не нужно было приходить, – продолжила она, прежде чем Мономах успел придумать соответствующую реплику, – но мне не удалось пока встретиться со следователем по делу… Говорят, это женщина?

Мономах кивнул.

– А почему смертью моей девочки занимается Следственный Комитет?!

Что он мог на это ответить? Весть о гибели медсестры настигла его как гром среди ясного неба – с приходом ее матери. Суркова ему не звонила, как, собственно, и никто другой из ее конторы.

– Я… я не в курсе, Оксана Львовна, – сказал Мономах. – Я ведь от вас узнал о том, что…

– Да-да, я понимаю, – затрясла головой Малинкина. – Но как, как такое могло случиться?! Господи, я даже не знаю, как умерла моя Оленька!

Она снова зашлась в рыданиях, и Мономаху оставалось лишь молча сидеть в ожидании, пока приступ закончится.

Ему было искренне жаль мать медсестры. Он и сам отец, а потому понимал, как тяжело потерять ребенка. Но чем он мог помочь?

В дверь постучали, и прежде чем он ответил, вошла Алсу. Как же он обрадовался ее приходу!

– Я слышала, что случилось, – сказала девушка. В ее голосе звучали искреннее сочувствие и теплота, адресованные как рыдающей матери, так и Мономаху.

– Откуда? – спросил он.

– Вадим рассказал.

Присев на диван рядом с Малинкиной, Алсу приобняла женщину за плечи. Та словно только этого и ждала. Вцепившись в девственно-белый халат кардиолога, она, наконец, разразилась слезами в полную силу, и Мономаху оставалось лишь благодарить судьбу за то, что кто-то другой принял огонь на себя. К его удивлению, мать медсестры успокоилась достаточно быстро, выплакав накопленные слезы.

– Значит, и вы ничего не знаете? – спросила она, утирая глаза промокшим насквозь бумажным платочком. Мономах протянул ей новый, одновременно качая головой.

– Но… но она ведь из больницы пропала, так? Мне ваш мальчик рассказал, этот…

– Вадим Мишечкин, – подсказала Алсу.

– Да, он, – закивала Малинкина. – У меня же нет телефонов Оленькиных друзей! Я много раз просила ее записать их мне, просто на всякий случай… – Она громко всхлипнула, но нового взрыва рыданий не последовало. – Я чувствовала, что что-то случилось, потому что Оля обычно звонит через день, а тут вдруг пропала, и мобильный ее не отвечал… А потом мне позвонила женщина, сказала, что из Следственного Комитета и что Оля моя в розыске.

– Это, видимо, была Суркова, – пробормотал Мономах. – Следователь по делу Гальперина, – пояснил он для Алсу.

– Да, она, – подтвердила Малинкина. – Я сразу купила билет в Питер и прямо с вокзала поехала к этой Сурковой, но ее на месте не оказалось. Меня принял какой-то другой следователь, мужчина, и сказал, что Оля… что мою Олю…

Мономах решил, что вот сейчас снова придется снабжать посетительницу платками, однако ошибся: она просто задышала часто и быстро, а после продолжила:

– Он не знал подробностей, но пообещал, что, как только Суркова вернется, она мне перезвонит. До сих пор не перезвонила… Как могло получиться, что Оля пропала прямо с рабочего места? – спросила Малинкина, устремив взгляд на Мономаха.

– Мне очень жаль, Оксана Львовна, но в тот день меня не было в больнице. Когда вы разговаривали с ней в последний раз?

Наверное, не стоило задавать вопросы, лучше предоставить это профессионалу в лице Сурковой, и все же он ловил себя на мысли, что хочет выяснить правду о случившемся. Кто-то сказал, что в каждом человеке живет детектив, просто в большинстве случаев ему не удается себя проявить, ведь не каждый день рядом происходят преступления. Вероятно, этот самый детектив как раз сейчас поднял голову и заставил Мономаха делать то, чего делать ему вовсе не полагалось.

– В последний раз… – задумалась Малинкина. – В пятницу вечером.

– Она позвонила или вы?

– Владимир Всеволодович… – начала было Алсу, но он вскинул руку, призывая ее к молчанию.

– Я звонила. Оля не могла долго говорить, торопилась… Господи, если бы я только знала, что в последний раз слышу ее голос! – Женщина всхлипнула и громко высморкалась.

– А вам не показалось, что ваша дочь расстроена или возбуждена? Может, напугана?

– Нет, что вы, я бы заметила! – замотала головой Малинкина. – Она разговаривала, как обычно… А почему вы спрашиваете?

Вдруг ее кто-то преследовал, она кого-то боялась, а он ее нашел, и… Однако ее соседка по квартире ни о чем таком не упоминала. Как и Вадим Мишечкин – он тоже не заметил странностей в поведении Оли. И все же она мертва, и смерть ее не была естественной.

– А у вас, случайно, не осталось Олиных вещей? – спросила после паузы Малинкина.

– Я отдал их следователю, – ответил он. – Думаю, она вам все вернет.

Выпроводив мать Ольги, Мономах вернулся к Алсу.

– Соболезную, – сказала она. – Наверное, тебя совсем замучили, да? Сначала Суворова, потом – Гальперин, а теперь вот – еще и медсестра!

– И не говори, – вздохнул он. – Ну ладно, первые двое – там еще не все ясно, но Ольгу-то однозначно убили! Ума не приложу, кому она могла помешать.

– Я зайду часов в пять?

Мономах решил, что сегодня компания ему не помешает: вот уже второй день, приходя домой, он квасил в одиночестве, если не считать общества пса.

– Давай… Только в полшестого, идет?

* * *

– Ну, рассказывайте, как ваш визит?

Алла обрадовалась возвращению Александра Белкина, младшего оперативника, которому впервые поручила серьезное дело. Сане было двадцать пять, но выглядел он на девятнадцать, из-за чего многие не воспринимали его всерьез. А обрадовалась Алла потому, что у нее появилось серьезное оправдание отложить безвкусную, варенную на пару брокколи, на которой сиротливо прикорнула одинокая ложечка нежирной сметаны. Со времени встречи с бывшим любовником Алла имела возможность пересмотреть свое отношение к собственному безрадостному бытию и пришла к выводу, что причиной такому положению вещей являлась она сама, а вовсе не депрессия, в которую поверг ее разрыв с Михаилом. Депрессия продолжалась первые месяцы, но все, что последовало затем, был ее собственный, хотя и вряд ли осознанный выбор. Алла сама решила, что ее личная жизнь рухнула, сама начала лопать сладости, чтобы доставить мозгу, внезапно разучившемуся радоваться, хоть какое-то удовольствие, и сама нарядилась в «шахидский» прикид, как говорит ее подруга Марина. Остальное было делом времени, вот Алла и превратилась из красивой, пышущей здоровьем и оптимизмом молодой женщины в толстую, потерявшую вкус к жизни бабу средних лет. В тот же вечер, как выпроводила бывшего, она дала себе слово все изменить. Первым пунктом плана стал скорейший сброс веса. Алла решила отказаться от сладкого, мучного и острого, вот почему сегодня у нее с собой был пластиковый контейнер с брокколи и салатом из помидоров. Салат она умяла два часа назад, но решиться на брокколи никак не могла. И как люди такое едят?

– Рассказывайте! – потребовала она, прикрыв контейнер полотенцем.

– Я обошел нескольких ювелиров, – начал Саня, откидываясь на спинку стула. – Все в один голос твердят, что брошь старинная. Брюлики крупные, да и сапфиры отменного качества. Кроме того, работа дореволюционная, о чем говорит и проба «999», и стиль, и старение металла.

– И на сколько потянет?

– Двести пятьдесят, и это минимальная цена! Один из ювелиров был готов хоть сейчас купить, и я так понимаю, назначая цену, он точно не продешевил бы – видать, она вдвое больше стоит…

– Знаете, Александр, продать такую вещь за ее реальную цену практически невозможно, – возразила Алла. – Большинство ломбардов вообще принимают драгоценности по цене золотого лома, не обращая внимания на камни…

– Это если не найти нужного человека, – нетерпеливо перебил паренек. – Мой ювелир сказал, что у него есть покупатель, интересующийся как раз такими старинными изделиями. Само собой, вздумай Ольга продавать, получила бы минимум как за лом.

– Интересно другое. Я час назад встретилась с матерью Малинкиной, и она не показалась мне подпольной миллионершей! – заметила Алла. – Да и профессия медсестры в городской больнице – не золотое дно. Когда я шарила в ее шкафах, не нашла ничего подозрительно дорогого. Надо поинтересоваться, не было ли у них бабушки – столбовой дворянки… А вы, Александр, отправитесь к соседке Оли и поинтересуетесь, не имелось ли у покойной побочного источника дохода.

– Когда ехать?

– Да прямо сейчас. Пообедайте – и по адресу!

Отослав Белкина, Алла несколько минут размышляла. Потом она решительно поднялась, накинула ветровку, так как на улице снова похолодало, и, прихватив сумку, покинула кабинет.

* * *

Подойдя к стойке администратора, Алла тут же вспомнила Чеширского Кота из «Алисы в Стране чудес». Сначала, буквально из воздуха, нарисовалась белозубая широчайшая улыбка, и, кажется, лишь мгновение спустя появилась ее обладательница, миниатюрная девушка кукольной внешности с забавными темными кудряшками, обрамляющими целлулоидное личико. На Аллу обрушился поток дружелюбия и желания угодить. К счастью, ей не пришлось долго отражать натиск хорошенькой администраторши, так как по дороге она предусмотрительно позвонила генеральному директору и назначила встречу.

– Дарья Юрьевна ожидает вас, – прощебетала девушка, повесив трубку телефона внутренней связи. – Будьте добры, поднимитесь на второй этаж. Первая дверь, которую вы увидите, – ее.

Поднимаясь по лестнице из отличной имитации природного мрамора, Алла с интересом разглядывала картины на стенах. В основном натюрморты, выполненные в причудливой технике, и она решила, что все полотна принадлежат кисти одного художника. Возможно, клиента «ОртоДента»? Повсюду стояли декоративные растения в кадках, за которыми, судя по всему, хорошо ухаживали. Дарья Юрьевна Гальперина, невестка покойного адвоката, выглядела иначе, чем представляла себе Алла. Порывшись в Интернете, она обнаружила всего несколько свежих фотографий генерального директора сети «ОртоДент», и по ним трудно было судить о внешности: на всех снимках Гальперина носила темные очки, закрывавшие пол-лица. Навстречу Алле поднялась невысокая женщина, не красавица, но ухоженная до кончиков ногтей, покрытых бежевым лаком. При виде визитерши она сдержанно улыбнулась. Улыбка показывала, что Гальперина вежлива и дружелюбна, хотя у нее и нет причин радоваться приходу гостьи из СК.

– Честно говоря, ваш звонок меня озадачил, – сказала она, усадив Аллу на удобный стул с кожаной обивкой. – Хотя после всей суеты, что устроила Инна, я могла ожидать чего-то подобного!

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась Алла.

– Не говорите, что вам неизвестно о попытках Инны обвинить врачей в смерти моего свекра. Лично я считаю это чушью!

– В самом деле?

– Вы же в курсе его диагноза? Чудо, что Борис протянул так долго!

– А вы его не слишком-то любили, верно? – в лоб спросила Алла. Она ожидала заверений, что все не совсем так, однако вместо этого Гальперина кивнула.

– Вы правы, – подтвердила она. – Мы не ладили. Причем со дня свадьбы. Вернее, с того дня, когда Илья представил меня Борису. Он сразу меня невзлюбил.

– Есть предположения, почему?

– Ну, во-первых, я не еврейка.

– Это так важно?

– Для Бориса это имело значение. Невеста его сына должна была быть хорошей еврейской девочкой, которая сидела бы дома, растила детей и не вмешивалась в дела.

– Но, насколько я знаю, только первая жена Гальперина была еврейкой!

– И это верно: Борис предпочитал русских женщин. Парадокс!

Честно сказать, Алла не предполагала узнать что-то новое по делу от невестки адвоката. Ее подчиненные занимались вероятными подозреваемыми, в число которых входила и Инна Гальперина, однако Алле хотелось своими глазами увидеть головную клинику «ОртоДент», чтобы понять, каковы на самом деле активы покойного, оставшиеся после его смерти.

– Похоже, вы недолюбливаете Инну Гальперину? – сказала она вслух.

– Мы почти не знакомы, – пожала плечами Дарья.

– Но ведь они с вашим свекром прожили вместе шесть лет!

– Может, и так, но я ведь и с Борисом почти не общалась. Он считал меня своей рабыней.

– Как так?

– Клиники приносят хороший доход, который почти полностью прибирал к рукам Борис. Я, видите ли, живу на зарплату.

– Полагаю, вы считаете такое положение несправедливым?

– Еще бы! Я вложила в сеть почти столько же усилий и времени, сколько мой муж. Я занималась рекламой, я подбирала персонал и оформляла филиалы…

– Простите, а что же делал Илья?

– О, многое! К примеру, он закупал материалы за границей, приобретал новейшее оборудование, ездил на семинары и конференции. Он был, если можно так выразиться, мозгом, а я – руками.

– А как Борису удалось уговорить сына переписать собственность на него?

– Точно не знаю, – покачала головой Дарья. – Мне кажется, это связано с наездами со стороны конкурентов: Борис убедил Илью, что они отстанут, если клиники перейдут в его ведение. Кроме того, формально он являлся основателем фирмы, ведь Илья взял у него первоначальный капитал. Борис отказался от возврата денег, но использовал ситуацию – он всегда так делал!

– Говоря о неприязни, которую Борис Гальперин к вам испытывал, вы сказали, что ваше, гм, «нееврейское» происхождение было лишь одной из ее причин. Были и другие?

– Я уже сказала, что он имел собственные представления о том, как должна вести себя жена: сидеть дома, воспитывать детей, не влезать в дела мужа. К примеру, Инна все шесть лет только и занималась, что своей внешностью, фигурой и покупками. В ее обязанность входило сопровождать Бориса на встречи, улыбаться и кивать. Она оказалась достаточно умна, чтобы понять, что от нее требуется.

Алла решила пойти ва-банк.

– А вы знаете, что Инна пыталась заставить заведующего отделением больницы и нескольких других врачей и медсестер подписать бумагу, которая могла бы помочь установить частичную недееспособность мужа?

– Что-о?! – Скуластое лицо Дарьи вытянулось, но внезапно она запрокинула голову и расхохоталась. – Простите, – сказала она, успокаиваясь, – похоже, я ошиблась и Инна все-таки не столь умна, как я полагала!

– Почему?

– Господи, да кто бы поверил, что Борис недееспособен?! Он был умнее любого, с кем сталкивала его жизнь. Мы не любили друг друга, но надо смотреть правде в глаза: мало кто мог играть с ним на равных. И в результате он переиграл всех!

– Что вы имеете в виду?

– Да так, ничего особенного, просто… Понимаете, Борис все делал для своей выгоды. Он любил только одного человека, Илью, да и то какой-то особой, собственнической любовью. Остальных ненавидел, презирал или вовсе не принимал в расчет. Вот вам и еще одна причина нашей с ним взаимной неприязни: Борис считал, что я увела у него сына.

– Но Илья ведь мог жениться на ком угодно! – возразила Алла. – Неужели Борис к любой женщине отнесся бы так же плохо?

– Возможно, если бы я походила на Инну, то не раздражала бы его так сильно, – повела плечом Дарья. – Но Борису казалось, что я пытаюсь влиять на Илью, и из-за этого злился, воспринимая меня не как невестку, а скорее как соперницу. Короче, он вел себя, как заправская еврейская мамаша!

– Скажите, Дарья, а кто теперь получит все, что принадлежало вашему свекру?

– Знаете, я даже как-то пока не думала…

Алла в этом сильно сомневалась: скорее всего, вопрос возник, как только Дарья узнала о смерти свекра. Однако она не стала пытаться вывести Гальперину на чистую воду. И правильно сделала, потому что та добавила:

– Зная Бориса, могу предположить, что он обо всем позаботился заранее. Он ведь знал о смертельном диагнозе – значит, составил завещание. И, если я действительно сумела за эти годы понять его противоречивую натуру, Инне мало что обломится!

– Тогда кому?

– Борис вполне мог, просто из вредности, завещать все собачьему приюту или создать фонд имени себя… Но мой сын имеет право на часть наследства, а значит, каким бы ни было завещание, что-то ему по-любому полагается!

– Вы намерены заявить о своих правах?

– О правах сына. Почему он должен все потерять лишь из-за дедовой прихоти? Кроме того, судьба «ОртоДента» ставится под вопрос, а ведь это – наше с Ильей детище!

– Вы знаете, когда состоится оглашение завещания?

– Поверенный сказал, в следующую субботу. Послушаю и, наверное, сразу отправлюсь к адвокату составлять заявление в суд.

– Сколько лет вашему сыну?

– Шесть. Как видите, он еще слишком мал, чтобы самому защищать свои интересы.

– Дарья Юрьевна, как вы считаете, у кого-то могли быть мотивы убить вашего свекра?

– У… бить?

Если Гальперина не училась еще и в театральном институте, то ее изумление выглядело абсолютно натурально.

– Вы еще не в курсе, что Борис Гальперин умер не своей смертью? – уточнила Алла. – Он вряд ли протянул бы долго, но ему сделали смертельную инъекцию. Доказательства стопроцентные.

– Погодите, это же абсурд! – пробормотала потрясенная Дарья. – Кому понадобилось убивать человека, и так стоящего на краю могилы?!

– Мне кажется, завещание даст ответ на этот вопрос. Ну или хотя бы намек.

* * *

Мономах работал как заведенный, потому что только в работе ему удавалось не думать. Вернее, думать приходилось, но то были профессиональные мысли, и они не тяготили его. В отличие от мыслей о Гальперине, Суворовой и в особенности о Малинкиной. Гибель девушки потрясла Мономаха гораздо сильнее, чем он полагал вначале. Первые двое были пожилыми, больными людьми, и он переживал, однако они прожили долгую жизнь и много чего успели сделать. Хорошего ли, плохого – неважно. А вот Оля ничего не успела. Когда он думал об этом, на душе кошки скреблись. Мономах не мог не вспоминать о сыне, который был почти ровесником медсестры. Мать Оли наверняка тоже мечтала о лучшем будущем для нее, рисовала в голове радужные перспективы, и уж точно ей и в страшном сне не могло привидеться, что дочка окончит свои дни таким страшным, нелепым образом. До визита старшей Малинкиной он не думал о том, что у Ольги есть семья и что эта семья страдает из-за того, что с ней случилось. Мономах воспринимал девушку лишь как часть своей рабочей жизни. Теперь каждый раз, когда он входил в свой кабинет, ему казалось, что он слышит рыдания матери. Это было как наваждение, неотступно преследовавшее его, и он пытался сделать так, чтобы у него не оставалось ни одной свободной минуты на рефлексию.

Вот и сейчас, прикрыв за собой дверь, Мономах опасливо огляделся, словно боялся увидеть привидение. «С этим надо что-то делать, – сердито пробормотал он себе под нос. – Так и рехнуться недолго!»

Прошлый вечер и ночь он провел в компании Алсу. Она вела себя как ангел, но все же не сумела заставить его полностью отвлечься от тяжелых мыслей. Кроме того, Мономах так и не решил, нужны ли ему эти отношения с кардиологом. Собственно, он не собирался заводить никаких отношений – просто не смог отказаться, когда замечательная девушка буквально предложила ему себя.

Сидя за столом, Мономах безотчетно поглаживал ониксовый «мозг». Простые движения успокаивали, но не отвлекали от печальной действительности. Кто-то постучал в дверь. Был конец рабочего дня, и Мономах надеялся на спокойный вечер, поэтому голос его, приглашающий посетителя войти, прозвучал раздраженно. К счастью, посетителем оказалась санитарка тетя Глаша, а не пациент или родственник. Тетя Глаша работала в больнице еще до того, как сюда попал Мономах. Она являлась некой постоянной величиной, не менявшейся, несмотря ни на какие происходящие вокруг изменения. За все время, что Мономах ее знал, тетя Глаша не пропустила ни дня по болезни или по какой-то другой причине. Она выполняла работу тщательно и честно, покрикивая на молодых медсестер, если замечала, что они отлынивают или халтурят. Несмотря на то что по должности тетя Глаша стояла ниже них, никто не осмеливался огрызнуться в ответ. Санитарка являла собой живой пример того, что окружающие воспринимают нас так, как мы им это позволяем.

– Устал, милок? – прокудахтала она, подходя к столу и глядя на Мономаха в своей особой манере, склонив голову набок, как делают птицы.

– Есть немного, теть Глаш, – вздохнул он. – Что стряслось?

Санитарка полезла в карман измятого халата и достала оттуда телефон.

– Вот, – сказала она, кладя аппарат на стол. – У практиканта отобрала.

– У какого?

– Да у Лешки.

– Зачем отобрала?

– Так не его это, Олькин.

– Оль… Малинкиной? – Мономах даже привстал.

– Ну да, ее.

– Откуда вы знаете?

– Так видала же – Олька ни на минуту с ним не расставалась, все щебетала, тексты какие-то отбивала. Он у нее продолжением руки был. Сколько раз я ее ругала, что по телефону треплется, вместо того чтобы делом заниматься!

– Вы точно уверены, что телефон ее? – удивился Мономах. Он не был экспертом в технике, однако логотип фирмы «Apple» был хорошо ему знаком. По его прикидкам, такой смартфон стоил немало!

– Я что, слепая? – нахмурилась санитарка. – И чехольчик этот пластиковый запомнила, с кошечками!

Смартфон и впрямь находился в белом чехле с выпуклыми изображениями котов.

– Жданов здесь еще? – спросил он.

– Кто?

– Ну Леша?

– А-а… Конечно, здесь, куда ж он денется?

– Позовите его, ладно?

Тетя Глаша степенно удалилась выполнять поручение. Желая проверить свое предположение относительно цены смартфона Малинкиной, Мономах вытащил его из чехла, раскрыл ноутбук и вбил в поисковик данные аппарата. Тот оказался из нового поколения и на нескольких сайтах стоил от сорока пяти до пятидесяти двух тысяч. Откуда, черт подери, у молоденькой медсестры такие бабки?! Вряд ли мать посылала дочери достаточно денег, чтобы приобрести столь дорогостоящую игрушку. Может, у Малинкиной был богатый любовник? И это – явно не ординатор Мишечкин!

* * *

– Переезжаете?

Войдя в квартиру, Саня Белкин увидел, что по ней как будто Мамай прошелся: повсюду валялись вещи, а в тесной прихожей стоял чемодан и две спортивные сумки. Эльмира печально скривилась.

– Ну да, ведь платить за квартиру одной мне не по карману, – ответила она. – Конец месяца, а тут такое… Хозяйка, спасибо ей, дала неделю, чтобы подыскать жилье, а то вообще не знаю, что бы я делала!

– Может, вам попытаться найти другую соседку?

– Где ж я ее найду… Да и, честно говоря, не хочу здесь оставаться, стремно как-то… Ольгу убили, и мне страшновато!

– У вас есть предположения, из-за чего погибла ваша подруга?

– Да никакая Ольга мне не подруга, просто соседка, – буркнула Эльмира. – И предположений у меня нет, я так следовательше и сказала. Она ваша начальница?

– Да. И она просила узнать, не было ли у вашей подру… соседки богатого ухажера.

– Богатого? – переспросила девушка удивленно. – Почему – богатого?

– У нее нашлась вещица, дорогая. Такую в магазине не купишь, вот мы и предположили, что это, возможно, подарок?

Эльмира в задумчивости потерла короткую переносицу, усыпанную веснушками.

– Даже не знаю, – пробормотала она. – Ольга дома почти не появлялась, но если бы у нее завелся папик, я бы знала: она ни за что не удержалась бы и похвасталась! Да и ее долю квартплаты мне каждый раз буквально вытряхивать приходилось… Если бы у Ольги кто-то был, разве она оставалась бы со мной в съемной квартире? Думаю, при богатеньком хахале она всяко нашла бы себе хату получше! Следовательша с помощником тут все перерыли, но никаких дорогих цацек у Ольги не нашли. Да, у нее вроде смартфон появился новенький, но когда я спросила, на какие шиши она его купила, она сказала, что заработала.

– В больнице?

– Не-а, – покачала головой Эльмира. – Кажется, подработку нашла. Как-то даже проболталась, что скоро может случиться, что мне придется искать новую соседку.

– То есть ей там хорошо платили?

– Ну она не шиковала, если вы об этом – кроме телефона, я у нее ничего особенного не видела.

– Значит, вы не в курсе, что за подработка?

– Я спрашивала, но Ольга не раскололась.

– А не знаете, кто мог быть в курсе?

– Если только Вадик… Слушайте, а у вас, случайно, нет никого, кто нуждается в жилье и не против соседки? Или, может, кто-то комнату сдает?

* * *

– Что ж, у нас две основные версии по убийству Малинкиной, – сказала Алла, выслушав рассказ Белкина. В ее кабинете присутствовали еще двое оперов, каждый из которых уже выговорился. – Первая: она, предположительно, сделала Гальперину смертельную инъекцию по чьему-то заказу, и ее устранили, чтобы спрятать концы в воду. Вторая: девушка нашла работу, которая давала ей возможность покупать дорогие вещи. Возможно, работа связана с криминалом. Нужно выяснить, где именно убили медсестру, в больнице или в другом месте. Так мы поймем, связана ли ее гибель со смертью адвоката Гальперина.

– Да как пить связана! – подал голос Дамир Ахметов. – Только как мы узнаем, убили ли девчонку в больничке, ведь там все уже сто раз перемыли!

– Вы и в самом деле считаете, что Гальперин и Малинкина, погибшие в одну и ту же ночь, умерли независимо друг от друга? – недоверчиво уточнил Антон Шеин, старший оперуполномоченный группы, обращаясь к Алле.

– Ничего нельзя исключать, – спокойно ответила она. – У нас нет доказательств того, что Малинкина сделала адвокату смертельный укол, одни предположения.

– Она же дежурила в ту ночь! – возмутился Дамир.

– Как и Мишечкин, а еще целая куча народу по больнице, ведь у нас нет уверенности, что действовал кто-то из ТОН, – парировала Алла. – И вообще, кто сказал, что эвтаназию произвел работник учреждения? Может, это был кто-то со стороны?

– А вот это, извините, притянуто за уши!

– Может, и так, но, как я уже сказала, доказательств обратного вы мне пока не предоставили. Принесите мне что-то, с чем можно работать, и я сделаю другие выводы. А пока у нас только две зацепки – пуговица от тренча Донны Каран и дорогая брошь, которая определенно не по карману такой девушке, как Малинкина. Александр, сколько ломбардов вы посетили?

– Четыре.

– В каком районе?

– В том, где она жила, само собой.

– А теперь пройдитесь-ка по тем, что рядом с больницей. Выясните, не пыталась ли Малинкина продать вещицу или, по крайней мере, оценить ее. Я поговорила с ее матерью, и она понятия не имеет, где Ольга могла взять брошку: ни одна из родственниц Малинкиных не обладала столь дорогими ювелирными украшениями. Если кто-то подарил медсестре брошь, она наверняка захотела бы узнать ее реальную стоимость.

– А как насчет пуговицы? – спросил Антон. – Продолжать копать?

– Само собой!

– Я проверил отечественные интернет-магазины, где могли делаться подобные заказы, – глухо.

– Что ж, значит, тренч куплен либо в брендовом магазине, либо за границей.

– Если за границей, то мы вряд ли сможем что-то узнать! – развел руками Шеин.

– Давайте пока сделаем то, что возможно, ладно? – улыбнулась Алла. – А потом, если придется, и невозможным займемся. Кстати, Антон, вы поговорили с Руденко?

– С медсестричкой-сиделкой? Ну поговорил, только вот ее же в больничке в ту ночь не было, так?

– Но у нее, как и другого персонала, были стычки с Гальпериным, – возразила Алла. – И, как другие, она могла иметь мотив.

– Вы не правы, Алла Гурьевна, ведь девчонка была единственной, кто сумел ужиться с Гальпериным! Он хорошо платил, и она не стала бы убивать его, просто чтобы отомстить за унижения, которым адвокат ее подвергал, – это было бы глупо!

– Татьяна Лагутина, другая медсестра, вроде бы видела, как Руденко приняла сверток от Инны Гальпериной. Скорее всего, там были деньги.

– За убийство?

– Да нет, не за убийство… Кажется, Гальперина пыталась состряпать заключение о недееспособности мужа. Князев отказался его подписывать, а вот пропавшая Малинкина рассказывала, что подписала.

– А Руденко тут при чем?

– Ну она поначалу тоже отказалась, но Лагутина предполагает, что это из-за присутствия заведующего отделением. Однако Татьяна видела, как Гальперина все же всучила Алине пакет, и, думаю, вы легко догадаетесь, что в нем находилось! Надо еще разок тряхнуть сестричку – возможно, это и несущественно, но проверить мы обязаны!

* * *

Оглядывая собравшихся для чтения завещания, Алла радовалась тому, что ее темный наряд, частенько диссонирующий с окружающей средой, в кои-то веки выглядит уместно: люди в помещении были облачены в траур. Все, кроме Дарьи Гальпериной. Вопреки традициям невестка адвоката надела ярко-голубой костюм. Алла с интересом разглядывала присутствующих, подмечая детали. Вот Инна, вдова Гальперина, гордо восседает рядом с полным мужчиной в очках – видимо, это тот самый адвокат, при помощи которого она пыталась добиться от зава ТОН подписи на важном для нее документе. Интересно, у них только деловые отношения? А вот Тамара, первая жена покойного. На ее лице написаны горечь и безразличие. Что ж, ее можно понять, ведь их с Гальпериным давно ничто не связывает. Он отобрал у нее сына, а теперь уже и сын, и отец на том свете, а у Тамары, насколько знала Алла, давно другая семья. Она надеялась, что первая жена Гальперина хотя бы счастлива… Ну насколько может быть счастливой женщина, потерявшая ребенка. Между первой и последней супругами адвоката были еще две, но они отсутствовали – видимо, потому, что не упоминались в завещании.