Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

В ожидании прихода Негойды Алла плеснула себе вина в бокал – специально купила бутылку для этого вечера – и заняла свое любимое место у большого окна, выходящего на Невский проспект. Она никогда не уставала от этого вида оживленной магистрали и самой красивой, на ее взгляд, улицы города. Несмотря на то, что летом в Питере довольно светло (до конца июня, когда наконец начинает темнеть), за стеклом сияли яркие огни. Света добавляли и горящие фары автомобилей, медленно движущихся в этот час по проспекту между пешеходными переходами. Сверкали вывески дорогих магазинов, которые Алла посещала крайне редко: даже с ее полковничьей зарплатой они были ей не по карману, но не теряли от этого своей привлекательности для туристов, заходивших поглазеть на недоступные товары или даже, возможно, купить какую-нибудь ерунду, которая запомнится тем, что была приобретена в одном из самых дорогих мест страны. Стоя у окна, Алла думала о Мономахе. Черт, она почти постоянно о нем думала, и лишь когда была занята работой, отвлекалась от этих мыслей! И как ему удается заставить ее никогда о нем не забывать? Талант, о котором сам Мономах скорее всего и не подозревает!

Телефонный звонок оторвал Аллу от созерцания.

– Да, Антон!

Несмотря на то, что опер находился далеко, слышимость была такая, словно он в соседней комнате.

– Алла Гурьевна, все так, как вы и предполагали! – бодро отрапортовал Шеин. – Никто не покупал участок в том районе, который обозначал Досифей, – там сплошной лес, и вся земля принадлежит государству. В округе имеется несколько населенных пунктов, и никто ни о какой общине слыхом не слыхивал!

– Вы проверяли в комитете по землепользованию?

– А как же, первым делом!

– Отлично! Не знаю, как убийство, но мошенничество Досифею мы теперь предъявить сможем!

– Точно: пусть объясняет, куда делись бабки, которые он пощипал со своей паствы! А у вас есть новости?

– Да, есть, но плохие.

– Что случилось?

– Дамир нашел Вениамина Рашетова.

– Кого?

– Ну, пропавшего мужа женщины из общины, с которой Артем…

– А-а, вспомнил! Так это же хорошо, что Дамир его нашел, верно? Теперь можно порасспросить его о том, что творится у Досифея!

– К несчастью, ничего не выйдет: он мертв.

– О как… Убит?

– Похоже на то. Рашетова обнаружили повешенным в заброшенном здании, каком-то недострое советских времен. Судя по всему, кто-то пытался инсценировать самоубийство, однако довольно топорно: эксперты сразу обнаружили на шее покойного две странгуляционные борозды, чего, как мы знаем, не может случиться, если человек сам сводит счеты с жизнью. Более того, в бороздах обнаружены два вида волокон.

– То есть его сначала задушили какой-то удавкой, а уж потом подвесили на веревке?

– Да. И все же, думаю, дело бы спустили на тормозах, и оно попало бы в разряд висяков, если бы мы не стали разыскивать Рашетова.

– Даже не сомневайтесь! – поддакнул Антон. – Наверняка его причислили бы к невостребованным трупам и спокойненько кремировали!

– Да, но пока мы не можем связать его гибель с Досифеем, хотя погиб Вениамин, по словам экспертов, примерно в то же время, как покинул общину.

– Выходит, что бы он ни намеревался сделать «на воле», он вряд ли это успел?

– Верно. Но мы не отчаиваемся: Дамир пошел по его контактам, указанным супругой, так что, может статься, что-нибудь да нащупаем.

– Ну, удачи вам, Алла Гурьевна! А мы с Шуркой первым же рейсом возвращаемся в Питер.

Не успела Алла повесить трубку, как услышала звук поворачиваемого в замке ключа: вернулся Дмитрий.

– Чем это так божественно пахнет? – услышала она его голос из прихожей.

Она вышла к нему. Дмитрий наклонился, чтобы она смогла его поцеловать.

– Я приготовила индейку, – сообщила она. – По новому рецепту из Интернета.

– Уверен, что вкус не хуже запаха! – усмехнулся он.

Когда они перешли к десерту (вернее, перешел Негойда, так как Алла постоянно находилась на диете), она поинтересовалась:

– Ну, как там твое дело?

Она не ожидала услышать ничего интересного, но старательно делала вид, что ей любопытно: в конце концов, женщина должна интересоваться делами своего мужчины, иначе у него создается впечатление, что он ей безразличен.

– Сегодня закончил работу с Ланскими, – с готовностью поделился с ней Дмитрий. – Муж доволен, заплатил больше, чем обещал – гуляем!

Алла знала, что это за дело: банкир жаждал развода с женой, но у них были несовершеннолетние дети, и он понимал, что супруга разденет его и разует при разделе имущества. Однако существовала лазейка: так как Ланской разводился не впервые, он заключил с молодой женой брачный контракт, по которому, в случае ее измены, она остается только с алиментами на детей. Похоже, женщина недооценила возможности мужа и позволила себе лишку! Алле не нравилось то, чем занимался Негойда – это было похоже на подглядывание в замочную скважину. Чаще всего Дмитрия нанимали для слежки за неверными мужьями и женами, иногда даже просили подтасовать факты и сделать поддельные фотографии или смонтировать видео, но, надо отдать ему должное, на подлоги он не соглашался.

– Слушай, а не съездить ли нам куда-нибудь? – неожиданно предложил детектив, отставляя чашку и беря Аллу за руку. – Ну, должна же ты отдыхать!

– Отличная мысль, – с преувеличенным энтузиазмом ответила она. – Только давай отложим поездку: мне нужно закончить дело, это ведь только ты со всем разделался, а у меня еще работы непочатый край!

– Что, снова тупик? – сочувственно спросил он.

– Наоборот, дело сдвинулось с мертвой точки!

– Расскажи! – потребовал Негойда, и Алла знала, что его интерес не был поддельным. Она не сомневалась, что он ни за что не ушел бы из полиции, если бы его не подстрелили, и он не лишился пятидесяти процентов зрения в одном глазу, что оставляло лишь один путь – скучную работу с бумажками в четырех стенах, пока его товарищи носятся по «земле», борясь с преступностью. Такого Дмитрий вынести не мог, потому и ушел на вольные хлеба, только вот интересные дела попадались ему редко, а зарабатывать на жизнь было необходимо. По этой причине Негойда любил расспрашивать Аллу о ее работе – вот где настоящая жизнь, полная загадок и приключений! И подруга ему не отказывала в этой малости, охотно делясь информацией – если, конечно, та не была слишком конфиденциальной. Вот и теперь Алла не сочла нужным что-либо скрывать от любовника.

– Ну и жук же этот ваш Досифей! – почти с восхищением воскликнул Дмитрий, когда она закончила. – Не понимаю, как ему удается водить за нос такое количество не самого глупого народа!

– Видимо, это – особый дар, – со вздохом ответила Алла. – Я тоже теряюсь в догадках: среди его паствы есть не просто люди с высшим образованием, а весьма образованные – одна даже кандидат наук! Кстати, она-то и пропала.

– Как Рашетов?

– Господи, надеюсь, что нет! Хотя… Досифей утверждает, что Анна Дорошина покинула общину по собственной воле. Единственное место, куда она могла бы пойти – дом ее матери, однако там она не появлялась. Свою квартиру Анна продала, чтобы сделать взнос в общину, а подруги, которых у нее осталось после трагедии очень мало, тоже ее не видели – она даже не звонила никому. Чего уж и говорить о коллегах! Так что у нас бесследно пропавшая женщина.

– Ты ведь понимаешь, что после того, как нашелся Рашетов…

– Да-да, конечно, надежды обнаружить Анну живой мало, и все же мне не хочется думать, что она тоже мертва!

– Понимаю, – сочувственно погладил ее по руке Негойда.

– Так мать ее жалко, – продолжала Алла. – Она внуков потеряла, зятя, а теперь вот, возможно, еще и дочь… Только ума не приложу, за что Досифею убивать Анну – она же совершенно безобидная!

– Да уж, загадка… А как насчет гибели брата этого врача, Князева?

– Насчет него ничего – по нулям, и это меня просто бесит! В инсценировке аварии участвовал черный внедорожник с кенгурятником. Подобный есть у правой руки Досифея, некого Константина – сейчас Дамир Ахметов занимается выяснением его личности в надежде, что через него удастся узнать, кто такой сам Досифей…

– Так вы проверили машинку?

– Разумеется – глухо! Эксперты по миллиметру прошерстили там все, внутри и снаружи, но никаких следов ожидаемых повреждений после аварии или ремонта не нашли.

– Но ведь не обязательно, что кто-то из досифеевцев взял на дело личный автомобиль! Есть куча способов заполучить тачку: взять напрокат, по доверенности, угнать, в конце концов!

– Ты прав, но так мы ничего не найдем. Я пытаюсь выяснить, не ремонтировали ли где-то в городе такое авто с характерными повреждениями. Надежды мало, но все-таки… Меня сейчас гораздо больше беспокоит Артем.

– Кто?

Алла много раз давала себе слово не разговаривать с любовником о Мономахе. Во-первых, она предполагала, что ему это может быть неприятно и даже непонятно, ведь доктор не является ее коллегой, а потому не вполне ясно, каким боком он относится к ее расследованию. Во-вторых, и в самых главных, Алла боялась выдать себя, вернее, свое отношение к Мономаху, а это стало бы катастрофой: нет, она расстанется с Негойдой, подготовив для этого почву и постаравшись как можно меньше ранить чувства и самолюбие. Тем не менее ей требовалось с кем-то обсудить ситуацию.

– Артем – сын Князева, – пояснила она. – Он отправился в общину после гибели дяди, чтобы вести самостоятельное расследование, став одним из них.

– О дает! Дурак, конечно, но – храбрый!

– Благодаря ему удалось добыть ДНК членов общины, с помощью которых мы надеемся установить личность Досифея.

– Так сложно выяснить, кто он такой? – удивился Дмитрий. – Ну, он же покупал землю, и…

– Да в том-то и дело, что ничего он не покупал: община самовольно, без всяких на то прав, заняла место, которое пока никому не нужно. Там когда-то стояла довольно большая деревня, но она уже лет двадцать как заброшена и там никто не живет.

– Но не может быть, чтоб в администрации Красносельского района не знали…

– Об этом мы уже подумали, – снова перебила Алла. – У Досифея определенно есть крыша, только вот мы не можем заявиться в администрацию с обвинениями, не зная толком, кого обвинять! Документов на землю не существует, а значит, и подписей под ними нет.

– То есть вычислить прикрытие Досифея невозможно?

– Ну, мне кажется, это не может быть рядовой сотрудник: он не сумел бы так долго и умело покрывать Досифея!

– Ты, наверное, права… Так почему ты сказала, что Артем тебя беспокоит? Он что, тоже пленился чарами Досифея и забыл, зачем находится в общине?

– Я боюсь, с ним что-то случилось, и как бы не то, что с Дорошиной и Рашетовым!

– С чего ты взяла?

– Он не выходит на связь с отцом. В свете того, что происходит вокруг общины, я предполагаю худшее! Боюсь, как бы Досифей, поняв, что за него крепко взялись, не натворил дел! В лучшем случае, он просто свалит с деньгами, а в худшем…

– И что же в худшем?

– Тебе что-нибудь известно о «Народном храме»?

Негойда наморщил лоб и отрицательно покачал головой.

– Существовала такая секта в конце семидесятых годов прошлого века, и было это в Южной Америке. Точнее, в государстве Гайана, в Джонстауне, названном так по имени ее основателя Джима Джонса.

– Что еще за Джонс?

– Американский проповедник. Изначально идея у него была хорошая: создать церковную общину, где люди с любым цветом кожи были бы равны и жили как братья.

– Благами намерениями, как известно, вымощена дорога в ад! – хмыкнул Негойда. – Сколько раз бывало, что отличная идея перерастала во что-то чудовищное!

– Именно.

– И что там с ним, с этим Джонсом-то?

– «Народный храм», или «Храм народов», их по-разному называли, разросся до нескольких десятков тысяч членов, можешь себе представить?

– Н-да, Досифею такое и не снилось!

– Организация владела детскими садами, школами, печатными изданиями и так далее. Сначала она находилась в Штатах, но потом переехала в Южную Америку.

– Как это по-американски: верь, во что хочешь, но делай бизнес! А сбежали они от правосудия, я правильно понимаю?

– Точно! Суды были завалены исками от родственников сектантов, Джонса обвиняли в зомбировании людей, вымогательстве денежных средств и жесточайших наказаниях за отступничество и неповиновение лидеру.

– Ну да, в Гайане-то куда как спокойнее вести подобный бизнес – никто не придерется, разве что полиция, которая удовлетворится ежемесячной мздой и закроет глаза даже на космический корабль, если он вдруг приземлится посреди столицы… Как в Гайане столица-то называется?

– Джорджтаун.

– Надо же – Джорджтаун, Джонстаун… И что дальше было?

– Ну вот, говорят – опять же, точно не известно, – что Джонс после переезда слетел с катушек. То ли он заболел из-за резкой смены климата, то ли крышей поехал, только он начал принимать сильнодействующие препараты, угнетающие центральную нервную систему и, по некоторым свидетельствам, окончательно тронулся. Джонс возомнил себя мессией, и как раз в этот момент власти США решили-таки выяснить, что происходит в секте – под давлением родственников и общественности, как водится. Общину и раньше проверяли, но фасад выглядел благостно и пристойно, поэтому предъявить претензии не представлялось возможным. Но в семьдесят восьмом году одному конгрессмену, не вспомню сейчас его имени, поручили окончательно разобраться в деятельности Джонса и поставить в деле жирную точку. Конгрессмен выяснил, что многие члены общины хотели бы ее покинуть, но опасаются мести со стороны Джонса и его самых верных последователей. Расследование послужило кульминацией событий и привело к трагической развязке. Джонс отдал приказ убить конгрессмена и всех, кто вместе с ним собирался вывезти членов секты – погиб даже журналист, снимавший на камеру все происходящее. После этого Джонс собрал свою паству и предложил им добровольно совершить суицид. Тех, кто отказывался, насильно поили отравленным вином, в том числе и детей…

– Детей?!

– Да, в тот день их погибло больше двухсот. А всего умерли больше тысячи человек!

– Господи помилуй…

– Кстати, многие согласились со своим проповедником: взрослые перерезали горло детям, а потом себе или друг другу, желая попасть в рай, который им всенепременно обещал окончательно сбрендивший Джонс! По свидетельствам выживших, сам он струсил и передумал делать то, к чему принудил других, и кто-то из ближнего круга его застрелил. Но, раз уж мы об этом заговорили, существует и другая версия случившегося в Джонстауне, которую причисляют к теориям заговора.

– Неужели? – пробормотал Дмитрий, которого рассказ Аллы потряс.

– Сторонники таких теорий полагают, что гибель секты – дело рук агентов ЦРУ.

– Это еще зачем?!

– Ну, говорят, Джонсу нравился Советский Союз, и он мечтал получить статус эмигранта и вместе со всей своей паствой перебраться за кордон!

– Вот уж подарочек был бы, ничего не скажешь!

– Вряд ли его план был осуществим, потому-то версия об участии в деле ЦРУ выглядит притянутой за уши.

– То есть они, типа, узнали, что он навострил лыжи в соцлагерь и решили задушить попытку на корню?

– Как-то так.

– Не, – покачал головой Дмитрий, – сомневаюсь я! Проще поверить, что Джонс свихнулся и уложил своих людей!

– Проще – это да.

– Погоди, ты же не… Постой, ты веришь в эту теорию?

– Есть доказательства, но сейчас не о них речь. Досифей – не пастор Джонс, и я совершенно уверена, что он не сумасшедший, но это не означает, что он не может предпринять что-то для отвлечения внимания! У него мания величия, а также маниакальная страсть к золотому тельцу, а это – гремучая смесь, как мы с тобой оба знаем. Мы уверены, что Досифей и его клика используют наркотики для подавления воли людей, так что мешает ему применить, к примеру, яд? Или те же наркотики, но в больших дозах, и тогда исход может быть непредсказуем!

– А Досифей тихонько отчалит с бабосами в какой-нибудь Сингапур… ну, или где там не выдают преступников?

– Да полно таких мест!

– Ну, так в чем же дело – надо вязать Досифея, да поскорее!

– На то, чтобы, как ты выразился, вязать его, нет оснований, но благодаря командировке Белкина и Шеина появились хоть какие-то причины задержать его и допросить! И все же мне хотелось бы иметь на руках более веские улики, поэтому торопиться не стоит. Вряд ли он сможет так быстро собраться: бегству должна предшествовать большая подготовка, и я надеюсь, что напуганный Досифей совершит ошибку, благодаря которой можно будет задержать его не только по подозрению в мошеннических действиях… Давай-ка выпьем за удачное завершение твоего дела! – предложила она, поднимая бокал и пытаясь сменить тему.

– Ты рискуешь, – словно не замечая этого, пробормотал Негойда.

– Ну, кто не рискует, как говорится…

– Тот не пьет, – усмехнулся Дмитрий. – Ладно, давай – но не за мое, а за твое дело, хорошо? Чтобы все вышло так, как ты ожидаешь, и ничего непредвиденного не произошло!

Сдвинутые бокалы музыкально звякнули.

* * *

Мономах сидел в темноте, уронив голову на руки: он так и не придумал, что делать. Это только в американских сериалах по звонку с сообщением об эпидемии все поднимаются под ружье, в зону бедствия летят вертолеты, а полчища врачей готовы по первому зову рвануть в эпицентр заболевания. В реальной жизни не так – никто без доказательств и разговаривать с ним не станет! Остается одна возможность – получить эти самые доказательства, только вот это займет время, а за этот период черт знает сколько еще народу заболеет! Хорошо, если те четверо – единственные носители заразы, но что, если нет? Ведь заболел же маленький Данилка, а он в общине даже не был! Константин с бабкой здоровы, значит, не могли его заразить…

Неожиданно включился свет, и Мономах часто заморгал, пытаясь к нему приспособиться.

– Чего не спишь-то? – спросил Африканыч, присаживаясь напротив. – О завтрашнем дне думаешь?

– Ну да, думаю.

– И как оно?

– Да ничего путного в голову не приходит, понимаешь…

– Да-а, дела! – протянул старик. – Вот уж не знал, что на старости лет с чумой столкнусь!

– С бубонной чумой, Африканыч – это вообще звучит, как средневековая сказка! Ну, бывали вспышки – в основном, в африканских странах. Правда, недавно вроде бы что-то было в Китае и Монголии, но там быстренько провели вакцинацию и дальше не пошло…

– А этим, ну, сектантам, нельзя тоже вакцинацию? – спросил старик.

– Для тех, кто уже болен, поздно, – ответил Мономах. – Вакцинируют до заражения.

– А что же теперь делать-то?

– Лечить. Антибиотиками, комплексной терапией… Я, знаешь ли, не вирусолог, поэтому мои знания по данному вопросу ограниченны!

– Но ты же можешь съездить в город и посоветоваться со спецами, да?

– Именно это я и собираюсь сделать – прямо с утра рвану в Питер, когда все на работе и можно найти нужных людей. В нашей больнице инфекционного отделения нет, но есть кое-кто, кто в таких вещах разбирается… Кстати, я не уверен, что Досифей позволит своим людям поехать в больницу, даже если удастся договориться об их госпитализации!

– Это да, он может упереться… А сюда врачи не поедут?

– Ты же понимаешь, Африканыч, что это в любом случае произойдет не завтра и даже не послезавтра, а такие болезни распространяются быстро! Мне кажется, я обнаружил того, кто заболел первым, но вот где он подхватил заразу…

– Чуму же крысы переносят, так?

– Верно. Но Настасья, девушка из общины, говорит, что у них крыс нет, и что за этим тщательно следят! Правда, тут и не нужны полчища, достаточно нескольких больных особей, а среди людей, постоянно вращающихся в тесном кругу, передача происходит со скоростью света!

– Ох, скорей бы они убрались отсюда! – вздохнул Африканыч. – Я, честно сказать, сектантов не люблю, но против этих ничего не имел, пока вся эта хрень происходить не начала! Сначала брата твоего убили, теперь вот – чума, чего еще ожидать?! Давно слухи ходят про то, что они в Сибирь переехать намылились, только вот что-то не очень на то похоже: зачем вгрызаться в старую деревню, зачем новый колодец рыть, если они уезжают?

В этот момент Мономах вдруг встрепенулся.

– Слушай, Африканыч, а где, говоришь, новый колодец находится?

– Так между общиной и старой деревней, там и находится. А что?

– А где, ты рассказывал, звероферма стояла?

– Так она и теперь там стоит, просто брошенная… Да аккурат там, где колодец – ну, может, метрах в пятистах оттуда. Скважина там, по этой-то причине бизнесмен тот неудачливый звероферму свою и организовал. Досифей решил: чего зря скважине пропадать, раз на нее претендентов нет?

– А показать сможешь?

– Что показать?

– Звероферму бывшую. И колодец. Сможешь?

– Что, сейчас?!

– Нет, – покачал головой Мономах, взглянув на часы: они показывали половину второго ночи. – Сейчас, пожалуй, поздно уже… Давай завтра пораньше туда сходим, а? Есть у тебя банки стеклянные в хозяйстве?

– Ну да, из-под Аграфениного варенья… А зачем тебе банки-то?

* * *

– Значит, теперь мы знаем, кто такой Досифей?

Алла мысленно поздравила себя с тем, что не стала пороть горячку и задерживать главу общины до того, как появится информация о его личности. Что ж, теперь у нее все козыри на руках!

– Ну же, Дамир, не томите! – воскликнула она.

– А, ну да… В общем, сначала я выяснил все про Константина. Его на самом деле так зовут, а фамилия – Рубальский. В тюрьме получил кликуху Кувалда – сами можете догадаться почему!

– За что он сидел?

– В который раз?

– Так ходок было много?

– В общей сложности Рубальский провел за решеткой без малого двадцать три года. Статьи разные, от сто одиннадцатой до сто шестьдесят второй.

– Значит, умышленные тяжкие телесные и разбой… Что ж, я не удивлена – с такой-то рожей!

– Ну да, физиономия у нашего Костика и впрямь кирпича просит! – согласился Дамир.

– А Досифей?

– Алла Гурьевна, я только начал! Я навел справки, с кем сидел Рубальский, с кем сошелся близко. Выяснилось, что в последнюю свою ходку он оказался в одной камере с неким Лаврентием Кулебой. Этот самый Кулеба оказался в тюрьме по сто шестьдесят третьей. Я предположил, что он и есть наш Досифей!

– А это действительно так?

– Тогда он выглядел несколько иначе – никакой бородищи, длинных волос, да и вообще не казался столь благообразным, как в наши дни! Вот его фото тех лет – начальство колонии-поселения переслало, – и Ахметов положил перед Аллой свой мобильный, на экране которого она увидела коротко стриженного, худого мужчину средних лет с впалыми щеками и грустно опущенными уголками рта. Алла растерянно уставилась на снимок. Потом, постепенно, на ее лице стали появляться признаки узнавания.

– Ну, Дамир, честно скажу: если бы вы мне не сказали, что это Досифей, я бы ни за что его не признала! – пробормотала она. – Только вот, разве по глазам… Как время меняет человека!

– Не только время, Алла Гурьевна, – возразил Дамир. – Сытая, спокойная жизнь и в самом деле могут изменить внешность до неузнаваемости!

– Значит, мошенничество и вымогательство? Что ж, похоже, ничего не изменилось – оба преступления налицо!

– Ага, а еще убийства. Как минимум, одно – Вениамина Рашетова, но нам до сих пор не известна судьба Анны Дорошиной!

– Как и то, причастен ли к убийству или убийствам Досифей, – парировала Алла.

– Неужели вы полагаете, что в тоталитарной секте, какой, в сущности, является его община, что-то может происходить без ведома ее главы?

– Пока не знаю, – вздохнула Алла. – Однако Досифей не показался мне законченным злодеем. Мошенником – да, обманщиком – обязательно, лицемером – скорее всего, но вот убийцей…

– Так он же не своими руками убивал – у него для этого имеются люди типа Рубальского!

– Может, вы и правы, а я ошибаюсь, но, сдается мне, Досифея в жизни интересуют лишь две вещи – деньги в власть.

– Так ради этих двух вещей и происходит все зло на земле, Алла Гурьевна!

Она не нашлась, что ответить, но мнения своего не изменила.

– А как вы сообразили, Дамир, что именно этот… Кулеба, да? Что он и есть Досифей? – решила сменить тему Алла.

– Стал выяснять, с кем Рубальский общался ближе всего, кто имел на него влияние, так и вышел на Кулебу.

– Трудно представить, что кто-то способен повлиять на такого, как Рубальский! – усомнилась Алла.

– А вот, поди ж ты… Но тут, я думаю, случилось взаимовыгодное сотрудничество. Кулеба был парией в колонии, несмотря на несколько предыдущих ходок – ну не умел он постоять за себя в мире грубых зэков! Он считал себя сливками криминального мира, этаким «белым воротничком», а ему приходилось не просто сидеть в одной камере с пятью матерыми уголовниками, но еще и исполнять их прихоти! Гоняли Кулебу почем зря, но лишь до тех пор, пока не появился Рубальский. Вот кого все уважали и боялись. На счастье Кулебы, Рубальский решил взять его под крыло.

– Интересно почему?

– Начальник колонии, в которой они сидели, говорит, что у Кулебы имелась одна удивительная черта – он умел заговорить зубы кому угодно, потому-то и выходил сухим из любой передряги, которых в его жизни случалось немало. Да и зэки, хоть и презирали его, но вреда не причиняли – видимо, это тоже его особый дар! Все в колонии вспоминают, что болтать Кулеба был мастак: он даже охранников мог уговорить себе помочь, а это, Алла Гурьевна, сродни подвигу!

– Вы правы, – кивнула она. – Судя по всему, его дар убеждения работал уже тогда, а с годами он отточил его до виртуозности!

– Во время последней отсидки с Кулебой вроде как случилось прозрение: он открыл для себя православие. Мы-то с вами в курсе, что у доброй трети зэков оно рано или поздно наступает – надо же и грешки свои замолить, и начальству доказать, что ты, дескать, исправился и стал законопослушным гражданином, а тут ничто не работает лучше, чем демонстрация истовой веры! Кулеба прочитал всю библиотеку в колонии – в основном его интересовала церковная литература. Он покрестился, постоянно посещал часовню, а когда оказался в колонии-поселении, стал активным прихожанином тамошней церкви. Кстати, туда они с Рубальским отправились в одной связке – видимо, там и снизошло на Кулебу озарение, как завязать с хождением по зонам и разбогатеть. Одной из его настольных книг стала «Дианетика» Хаббарда! Американского писателя-фантаста, создавшего секту сайентологии!

– Один господь знает, как этот эпистолярный «шедевр» оказался в тюремной библиотеке! – покачала головой Алла.

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – усмехнулся Дамир. – Только у тамошнего священника о Кулебе создалось двойственное впечатление.

– А вы и с батюшкой разговаривали? – изумилась Алла. – Когда успели-то, вы же вроде бы в колонию не ездили?

– Алла Гурьевна, есть такая волшебная штучка – телефон называется. Может, слыхали? Начальник колонии-поселения дал мне номер батюшки, и я набрал – оказывается, он все еще служит в той же самой церкви!

– Отлично! Так что за двойственное впечатление?

– Поначалу батюшке показалось, что Кулеба искренне уверовал: он демонстрировал отличное знание священных книг и рвение в церковных делах. Он целиком погрузился в деятельность тамошней православной общины, всячески пытаясь подвизаться к батюшке в помощники. Однако позже тот начал замечать, что Кулебу тянет куда-то не туда.

– То есть?

– В мистику его занесло. Батюшка пытался пресечь это, ведь новообращенный Кулеба вливал в уши других прихожан крамольные мысли, однако у него ничего не вышло. В конечном итоге многие переметнулись на сторону Кулебы и, перестав посещать церковь, приходили слушать его «проповеди» на открытом воздухе. Батюшка даже сходил на одну такую – просто ради интереса с целью понять, что так привлекает людей в учении Кулебы.

– И что, понял?

– Да ни фига он не понял, Алла Гурьевна, – простите, конечно! Кулеба сделал главными действующими лицами своей «религии» ангелов. Он умело смешивал Писание, художественный вымысел и откровенную ересь, создавая красивые сказочки. Кулеба утверждал в своих «проповедях», что Бог далеко, а вот ангелы, наоборот, живут среди людей и призваны отстаивать их интересы и отмаливать их грехи перед Создателем.

– Он им что-то обещал?

– Вечную и прекрасную жизнь на том свете, а на этом – рай на земле, который он и его последователи построят в Сибири, каковая останется единственным островком спокойствия после того, как весь мир захлестнут войны и природные катаклизмы. А еще он утверждал, что ангелы способны исполнять самые сокровенные людские желания.

– Да уж, – скривилась Алла, – думаю, вот это последнее звучало особенно привлекательно!

– Говорить Кулеба всегда был мастак, если верить тем, кто его знал! Удивительно другое – как народ так легко клюет на откровенно мошенническую наживку?!

– Чем чудовищнее ложь, тем охотнее в нее верят, – тихо пробормотала Алла. – Прав был старик Адольф…

– Гитлер? Мне казалось, это Геббельс сказал!

– Заблуждение, Дамир: изначально фраза принадлежала Адольфу Гитлеру, а позже ее, несколько видоизменив, процитировал Геббельс. Может, он просто повторял слова своего фюрера, но в историю цитата вошла как «геббельсовская», это правда. Кстати, некоторые полагают, что эти слова впервые произнес Фридрих Ницше, только звучали они иначе, хотя смысл был тот же… Кто бы это ни сказал, он абсолютно прав: человеку трудно поверить, что ему могут ТАК лгать, понимаете? Бессовестно, беззастенчиво, изобретательно!

– Но одним враньем тут не обошлось, Алла Гурьевна, – покачал головой Дамир. – Мы же знаем, что Досифей, в миру – Кулеба, использовал разнообразные методы и для вербовки сторонников, и для того, чтобы выманивать у них бабки и собственность!

– Верно, – согласилась она. – Во-первых, он выбирал людей сломленных, потрясенных тяжелой утратой или тех, кто уже ничего хорошего от жизни не ждал. Далее он воздействовал на них с помощью доброго слова, после чего…

– После чего шла в ход наркота! В колонии-поселении достать препараты не представлялось возможным, зато уж словом Кулеба пользовался виртуозно: первые прихожане «Общины Святого Ангела» пришли за ним именно оттуда, причем некоторые даже не были преступниками! Кое у кого имелась собственная недвижимость, но в то время Кулеба, судя по всему, ставил себе целью набрать достаточное количество народу и ценил скорее рабочие руки, нежели деньги, ведь надо было строиться!

– А как насчет Марфы, о ней вы что-нибудь выяснили?

– Марфа, она же Мария Куприна, работала в лабазе колонии-поселения продавщицей. Она была замужем за горьким пьяницей и жила в беспросветном кошмаре: супруг бил ее смертным боем каждый раз, как не хватало денег на водку.

– Трудно поверить, что такая здоровенная бабища страдала от домашнего насилия!

– Вот не поспоришь с вами, Алла Гурьевна: она одной левой могла бы перешибить своему благоверному позвоночник!

– Может, потому она и стала такой держимордой в общине? – предположила Алла. – Как показывает практика, люди, подвергавшиеся насилию, зачастую сами проявляют агрессию и стремятся довлеть над теми, кто слабее их!