Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

Время от времени то один, то другой человек бросал взгляд на висящие над массивным деревянным столом часы. Когда маленькая и большая стрелки сошлись на цифре «12», за дверью послышались шаги. Спустя мгновение она распахнулась, и в кабинет уверенной походкой вошел импозантный мужчина лет семидесяти в темном, приличествующем обстоятельствам костюме. Его круглое лицо обрамляла аккуратная бородка.

– Приветствую всех собравшихся! – бодро, но без улыбки объявил он, подходя к столу. – Меня зовут Лазарь Моисеевич Гольдман, и я являюсь душеприказчиком Бориса Гальперина. Рад, что вы нашли возможность прийти, чтобы выслушать последнюю волю покойного. Я не вижу только Якова. – Душеприказчик адвоката посмотрел на Дарью.

– Яша еще мал, – спокойно ответила женщина. – Я сочла, что для него эта ситуация будет слишком тягостной. Честно говоря, – добавила она, – я не понимаю, зачем меня позвали, разве что Борис даже в собственном завещании умудрился оскорбить меня в последний раз и хотел, чтобы все об этом услышали!

– Вот именно! – неожиданно поддержала Дарью Инна. – Я считаю, что само ее присутствие – оскорбление памяти моего покойного мужа, ведь всем известно, что они ненавидели друг друга!

– Для того мы и здесь, – примирительным тоном сказал Гольдман. – Сразу хочу оговориться, что здесь присутствуют лишь те, кто имеет непосредственное отношение к завещанию.

– А это кто? – Длинный, покрытый бледно-розовым лаком ноготь Инны Гальпериной ткнул в сторону скромно примостившейся на стуле у двери Аллы.

– Следователь из СК, – язвительным тоном ответила Дарья, прежде чем Гольдман успел раскрыть рот. – Тебе еще предстоит с ней познакомиться поближе, ведь ты пыталась признать Бориса невменяемым, верно?

Бледные щеки Инны вспыхнули ярким румянцем, и Алла спросила себя, чем он вызван – гневом или страхом?

– Прошу воздержаться от перепалки, друзья, – кашлянув, попросил Гольдман. – Должен заметить, что завещание короткое и однозначное, хотя к нему прилагается целая куча документов, которые я зачитывать не стану – заинтересованные лица смогут изучить их самостоятельно. Документы эти включают также медицинское освидетельствование моего доверителя, проведенное за неделю до его кончины. Согласно заключению консилиума из трех авторитетных психиатров, Борис Исаевич Гальперин признан полностью вменяемым, что исключает любые попытки оспаривания его последней воли, связанные с сомнениями в его психическом состоянии. Итак, я приступаю!

Раскрыв папку, душеприказчик Гальперина извлек оттуда единственный листок бумаги и нацепил на нос очки.

– «Я, Борис Исаевич Гальперин, находясь в здравом уме и твердой памяти, оставляю своей жене Инне Гальпериной ее гардеробную со всем находящимся там имуществом, включая одежду, драгоценности и обувь. Ей предписывается вывезти все это в течение суток с момента оглашения завещания под обязательным присмотром моего душеприказчика, Лазаря Гольдмана, после чего нога ее не должна ступать на территорию дома, купленного на мои деньги задолго до того, как я имел глупость зарегистрировать с ней брак».

Если после слов Дарьи Инна покраснела, то сейчас ее лицо приобрело землистый оттенок, и Алла испугалась, не вздумает ли вдовица грохнуться в обморок на глазах у изумленной публики. Сидевший рядом с ней толстяк предупреждающе сжал ее руку в своих жирных пальцах, удерживая от возможных непродуманных поступков или слов.

– «Своей первое жене Тамаре, – после паузы и явно наслаждаясь происходящим, продолжил Гольдман, – оставляю пять миллионов рублей в память о нашем общем сыне Илье, а также его личное имущество, которое сохранил нетронутым. Оно находится на складе, адрес которого указан в приложении к завещанию».

Впервые Алла заметила на лице Тамары какие-то эмоции. Ее моложавое лицо дрогнуло при упоминании имени Ильи, а в уголках глаз начала собираться влага.

– «Лазарю Гольдману, моему единственному другу, я передаю свою коллекцию. И, наконец, моей невестке, матери моего внука Якова Гольдмана отходит сеть клиник «ОртоДент», которую она основала вместе с моим сыном, а также все мое имущество, включая недвижимость и банковские счета».

Тишину, установившуюся с последним словом, произнесенным душеприказчиком Гальперина, можно было резать на кубики и класть в напитки, такой плотной и леденяще холодной она была.

– Что за чушь! – внезапно взорвалась Инна и вскочила, несмотря на вцепившегося в рукав ее пиджака адвоката, тщетно пытавшегося удержать ее на месте. – Да он просто поиздевался надо мной, а ведь это я, а не вы, – она обвела ненавидящим взглядом всех присутствующих, – ухаживала за Борисом, была его сиделкой, его нянькой…

– Это ты-то нянькой была?! – хохотнула Дарья. – А разве Борис не платил медсестричке, чтобы она за ним ходила?

– Стерва! – пронзительно заверещала Инна, кидаясь на невестку покойного супруга, и лишь вмешательство ее адвоката и подоспевшего на выручку Гольдмана уберегло последнюю от острых ногтей разбушевавшейся вдовы. – Все знают, что это ты убила Илью, а Борис, значит, оставил тебе ВСЕ?! И вы говорите, что он находился в здравом уме?!

Она барахталась в сильных руках мужчин, словно щука из сказки про Емелю, извиваясь всем телом. Ее ожерелье порвалось, и крупные жемчужины покатились по полу, но женщина даже не заметила того, что дорогое украшение приказало долго жить: ее цель, холеное лицо Дарьи Гальпериной, маячила всего в нескольких сантиметрах, но оставалась недосягаемой благодаря мертвой хватке адвоката и душеприказчика.

– Ну я не обязана оставаться в этом цирке! – заявила Тамара Гальперина, поднимаясь. – Я ухожу!

– Иди-иди, старая кошелка! – вслед ей взвыла Инна. – Получила свой кусок пирога? Да я-то свое отсужу, уж будь уверена, это еще не конец! Я – законная жена Бориса, и мне причитается большая часть наследства по закону! К черту завещание!

Из всех слов, выкрикнутых Инной, Аллу зацепила лишь одна фраза, брошенная в адрес Дарьи Гальпериной: «Все знают, что ты убила Илью».

Постепенно небольшая толпа наследников вытекла из кабинета, и Алла с Гольдманом остались наедине. Он снял очки и, тяжело вздохнув, уселся на стул. Его лицо раскраснелось от борьбы с Инной, которая оказалась сильнее, чем предполагала ее субтильная наружность. Он все еще тяжело дышал. Алла дала ему немного времени, а потом сказала:

– Вы хорошо знаете большое семейство Бориса Исаевича, они всегда так здорово «ладят»?

– Сколько их помню, – криво усмехнулся душеприказчик Гальперина. – Мы с Борисом дружим со школы и, насколько мне известно, других близких друзей у него нет… не было.

– Вы меня простите, Лазарь Моисеевич, но у меня создалось впечатление, что это неудивительно!

– У Бори был жуткий характер. Возможно, я – единственный, кто ни разу не испытал на себе его действие. Могу предположить – потому, что нам нечего было делить. Кроме того, нас с детства объединяла одна страсть, так что…

– Вы сказали – страсть?

– Нумизматика. Мы оба – нумизматы со стажем, собираем старинные монеты из драгоценных металлов.

– Так вот о какой коллекции шла речь в завещании!

– Верно.

– Это большая ценность?

– Весьма. За всю жизнь Борис собрал около двух тысяч экземпляров!

– И во сколько оценивается вся коллекция?

– Затрудняюсь сказать. Борис, помнится, вызывал оценщика, но он никогда не говорил мне о стоимости. Однако некоторые монеты, несомненно, очень дорогие!

– Выходит, вы получили большую часть наследства? – уточнила Алла с улыбкой.

– Возможно, – спокойно ответил Гольдман. – Проблема в том, что продать коллекцию, целиком или по частям, почти невозможно.

– Даже для специалиста?

– Даже. Да я и не намерен этого делать. Во-первых, сам с удовольствием буду владельцем такого сокровища. Во-вторых, это же подарок Бори, поэтому я стану хранить коллекцию как зеницу ока и перебирать при каждой возможности, вспоминая друга!

– Скажите, чем вы занимаетесь, помимо нумизматики?

– Я врач-диетолог, заведую клиникой «Норма-плюс». Вот, кстати. – Он потянулся к ящику стола и вытащил визитную карточку. – Если вздумаете обратиться, добро пожаловать!

– Как раз подумываю об этом, – пробормотала Алла, разглядывая замысловатые завитушки на визитке.

– Прошу понять меня правильно, женщины в теле имеют особую привлекательность. Просто с возрастом приятная полнота зачастую перетекает в тяжелое ожирение, и тогда начинаются проблемы с сердцем, сосудами, почками и так далее. Чем раньше взяться за дело, тем менее болезненным окажется процесс. Если решите доверить нам свое, так сказать, тело, я дам вам самого лучшего нашего специалиста: городу нужны здоровые следователи!

– Я подумаю, доктор, – серьезно сказала Алла. – Давайте вернемся к Борису Исаевичу. Скажите, вас не удивило содержание завещания?

– Честно признаюсь, удивило. Борис сам его составлял, но подписывал в присутствии своего коллеги и нотариуса, которые также поставили свои подписи.

– Да еще и психиатрическое освидетельствование сделал, – протянула Алла задумчиво. – Прямо-таки железобетонный документ состряпал!

– Борис знал, что останутся недовольные, и пытался исключить любую возможность оспорить завещание.

– С Инной он по-свински поступил, да еще и поиздевался напоследок! Это же надо – гардеробную отдал в ее полное распоряжение!

– Поверьте, все, что Инна уважает в жизни, – это шмотки да цацки, тут я с Борисом полностью солидарен! Пусть спасибо скажет, что он вообще что-то ей оставил – она и этого не заслуживает.

– Вы ко всем женам вашего друга относились так же?

– Я всегда считал их развод с Тамарой ошибкой, но кто прислушивается к старым друзьям? Последующие Борины браки – отличная иллюстрация к поговорке «Хорошее дело браком не назовут!». А Инна – просто дура, простите за прямоту. Бабе тридцать с гаком, а она проводит дни, как будто у нее впереди еще пятьдесят лет юности! Борис был с Инной щедр, ведь она выполняла свою главную, представительскую функцию, как дорогая машина или часы. Она была аксессуаром, который полагался Борису по статусу. И такой же безмозглой.

– Значит, пассаж Бориса в отношении Тамары вас не удивил?

– Мне казалось, что он вырезал ее из своей жизни раз и навсегда, ведь война за Илью была кровопролитной. Тамара проиграла, и с тех пор Боря о ней не упоминал.

– Он не давал матери видеться с сыном?

– Я говорил, что это неправильно, но не хотел ссориться. А потом, Тамара ведь снова вышла замуж…

– Ну а как насчет Дарьи? Разве они с Борисом не были в контрах?

– Вы правы, это – самое удивительное из всего, что я сегодня прочел. Особенно с учетом того, что… – внезапно душеприказчик адвоката осекся и замолчал. Алла напряглась.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросила она. – Что вы собирались сказать?

– Не уверен, что это этично…

– Давайте я сама разберусь, что этично, а что нет, ладно? Вы не забыли, что мы имеем дело с убийством?

– Доказано на сто процентов?

– На двести. Это ведь вы просили Де… то есть моего шефа, Кириенко, выяснить обстоятельства смерти Гальперина, тогда чему же вы удивляетесь?

– Я думал, у Бориса паранойя. После того, что с ним происходило в последнее время, любой бы стал параноиком – все эти покушения… Но я не предполагал, что его слова окажутся правдой!

– Какие именно слова?

– Где-то за пару месяцев до смерти Боря сказал мне примерно следующее: «Если я умру, значит, меня убили!» Я не придал этому значения, так как все близкое окружение знало о его диагнозе. Я счел его слова признаком депрессии.

– Вы не спрашивали, кого он подозревает в дурных намерениях?

– Спрашивал, конечно. Он ничего определенного не говорил, потому-то я и не отнесся к его словам серьезно.

– А каким числом оформлено завещание?

– Вот, смотрите, – ткнул пальцем в дату Гольдман.

– За неделю до смерти, – пробормотала Алла. – Как полагаете, Инна могла совершить убийство?

– Ну, знаете, отчаявшаяся женщина, по-моему, на многое способна. Только не подумайте, что я готов ее обвинить! Первое завещание Боря составил, помнится, лет в сорок пять. По нему все отходило Илье. После трагедии он неоднократно вносил изменения, а то и вовсе переписывал документ. И вот – финал!

– Если Борис так невзлюбил невестку, почему не выкинул ее из бизнеса сразу после гибели сына?

– Думаю, исключительно из соображений целесообразности, ведь он понятия не имел, как управлять сетью клиник! Он оставил ей должность генерального директора, правда, поставил своего главного бухгалтера, который контролировал финансовые потоки.

– У него имелись для этого основания?

– Боря ничего не делал просто так.

– Он в чем-то подозревал Дарью?

Гольдман только неопределенно пожал плечами.

– А что вы скажете насчет выкриков Инны? – не сдавалась Алла. – О якобы убийстве Ильи?

– Бабская зависть. Они с Борисом подписали брачный контракт. В случае развода Инна ушла бы голой и босой!

– Почему Инна не попыталась родить Гальперину ребенка? И себя бы обезопасила, ведь ребенок стал бы наследником по закону!

– Насколько я знаю, Боря не хотел других детей, ведь у него был Илья. Вот почему Инне так важно было сохранить брак с Борисом, и она ради этого была готова на многое.

– И на убийство?

– Ой, бросьте! – отмахнулся душеприказчик Гальперина. – У Инны мозг, как у голубя: она не смогла бы продумать такой хитроумный план!

– А если ей кто-то помогал?

– Не знаю, не знаю… А что касается ее обвинений в адрес Дарьи, могу сказать, что Борис действительно не верил в естественную смерть сына.

– Разве причиной смерти Ильи Гальперина был не сердечный приступ?

– Так написано в заключении о вскрытии.

– У вас есть причины ему не доверять?

– У меня – нет. А вот Борис так до конца и не поверил. Больше вам скажу, он даже частное детективное агентство нанимал для расследования, потому что ему казалось, что официальные следственные органы ошибаются.

– Вы, случайно, не в курсе, куда именно обращался ваш друг?

– Боря не говорил мне названия агентства, но он не расставался с планшетным компьютером. И в больницу взял – посмотрите среди его вещей. Может, там есть информация?

– А кто вел следствие по делу о смерти Ильи?

– Дело не возбуждали. Провели, как это у вас называется… доследственную проверку, пришли к выводу, что имел место несчастный случай.

– Как-то странно, не находите, Лазарь Моисеевич? – задумчиво проговорила Алла, качая головой. – Получается, незадолго до смерти Борис изменил мнение о невестке и о том, что она причастна к смерти мужа… А на каком основании он вообще считал Дарью возможной виновницей?

– Боря думал, она изменяла Илье.

– Доказательства?

– О них мне неизвестно.

– Многие супруги изменяют своим половинам, так что же теперь, всех убивать?

– Как бы там ни было, Алла Гурьевна, все досталось Дарье, а это означает, что Боря признал свое заблуждение и пересмотрел отношение к семье сына. Такое случается, знаете ли, перед лицом неминуемой смерти!

* * *

Антон Шеин не мог взять в толк, зачем Суркова отправила его к первой жене Гальперина, ведь та уж точно не могла иметь отношения к смерти адвоката! Он знал следачку недавно, всего-то месяца три, и до сих пор не определился со своим к ней отношением. С одной стороны, он был в курсе, что Суркова – протеже Кириенко. Было очевидно, что Дед благоволит Сурковой и всячески пытается ее продвигать. Некоторые даже брали на себя смелость предполагать более близкие отношения, связывающие молодого следователя и пожилого генерал-майора юстиции, однако Антон не склонен был верить злым языкам. Суркова, конечно, дама приятная, хоть и толстовата, на его вкус, однако не такой она человек, чтобы спать с непосредственным начальником. Шеин знал, что на предыдущем месте работы Алла имела длительные отношения с мужчиной, которого все считали ее гражданским мужем. Дело тем не менее браком не завершилось: мужик сбежал к дочке высокопоставленного чиновника, променяв Суркову на влиятельного тестя, который мигом вознес его на вершину «пищевой цепочки» прокуратуры города. Но это – лирика. Работать с ней комфортно. Она не пытается корчить из себя крутого мужика и в то же самое время не пользуется для достижения цели глупыми бабскими уловками, как другие коллеги женского пола. Суркова общается с операми профессионально, дружелюбно, но без намека на панибратство. Она выслушивает их мнение и либо соглашается, либо старается донести до мужчин свою точку зрения. Суркова умна, а Шеин, как бы он ни относился к работе женщин в следствии, уважал это качество независимо от его половой принадлежности. И все же сейчас он сомневался в том, что чутье дало следачке верную подсказку.

Тамара Гальперина – вернее, уже Осипова – открыла дверь сама. До этого Антон видел женщину только на снимках в социальных сетях. В жизни Тамара выглядела моложаво, хотя они с Гальпериным были почти ровесниками, а он походил на высушенную мумию какого-нибудь древнего фараона. Правда, Тамара, насколько известно, здорова, а вот адвокат умирал от рака.

– Странно, что вы пришли, – сказала она, с интересом разглядывая гостя. Антон привык, что женщины в летах на него клюют: он являл собой вполне презентабельный экземпляр существа противоположного пола средних лет, любящего хорошую одежду, дорогой парфюм и обладающего интеллигентным лицом человека, отличающего Моне от Мане.[3]3
  Клод Моне – французский художник, один из основателей школы импрессионизма; Эдуар Мане – французский живописец, гравер, также один из основателей импрессионизма.


[Закрыть] У Антона были темные, слегка тронутые благородной сединой вьющиеся волосы, голубые глаза и спортивная фигура. В данный момент он находился в ситуации, которую его приятель Ахметов характеризовал как «состояние свободного электрона с сорванной крышей», то есть он недавно разошелся с предыдущей женой и находился в активном поиске новой подруги жизни.

– Вы знаете, что смерть вашего бывшего мужа квалифицируется как убийство? – ответил он вопросом на удивление Тамары.

– Да, – кивнула она, – мне рассказал Лазарь Гольдман, наш общий друг. Значит, это правда? Ну я всегда знала, что Борис умрет не своей смертью. Когда выяснилось, что у него рак, я даже удивилась. После всех этих покушений, после ненависти, которая изливалась на него со всех сторон, ему предстоял жалкий жребий окончить жизнь на больничной койке… Но он снова всех обманул!

– Что вам известно о покушениях?

– Только то, что говорили в СМИ. Но Илюша, когда еще жив был, пару раз обмолвился, что у него неприятности с конкурентами и что отец вроде пытается решить проблему.

– Значит, вы общались с сыном?

– Господи, конечно, общались! Борис сначала не знал, ведь он всячески препятствовал нашим встречам, но потом смирился. Илюша был достаточно взрослый, чтобы решать самостоятельно, а Борис его любил и не хотел ссориться.

– Простите, но почему бывший муж разлучил вас с сыном? Просто так мужчина редко пойдет на столь крайние меры!

– Видите ли, Борис мне изменял практически со дня свадьбы. Мы оба учились в университете, на юридическом факультете. Наши родители были знакомы. Знаете, еврейские семьи, как и мусульманские, предпочитают не оставлять устройство жизни детей на волю случая, вот нас и свели. Борис был красив и умен, умел произвести впечатление, а его жесткость и безапелляционность в то время я приняла за силу характера и целеустремленность. Я мечтала о карьере, но Борис сразу дал мне понять, что жена должна сидеть дома. Разумеется, сначала мы закончили вуз и только потом поженились. Я забеременела через несколько лет, хоть и была в курсе многочисленных измен Бориса. Но меня так воспитали: женщина должна терпеть, если муж не пьет, не бьет и не оскорбляет. Мой муж соблюдал эти простые правила, а я делала вид, что ни о чем не догадываюсь. Первые семь лет брака я вспоминаю как довольно приятные. Ну если не считать любовниц Бориса, некоторые из них осмеливались звонить нам домой и со смаком рассказывать о том, как они с моим мужем замечательно проводят время!

Антон молча слушал Тамару. Ему было нечего сказать: он понимал Бориса Гальперина, ведь и сам не прочь погулять. Однако их с адвокатом отличало одно существенное, по мнению опера, обстоятельство: Антон никогда бы не позволил официальной жене узнать о своей двойной жизни. Жены разводились с ним не по причине измен, а потому, что не выносили его сумасшедшего графика. Причем каждая пребывала в уверенности, что именно она разбила ему сердце!

– Неужели у вас не возникало искушения отомстить? – спросил он.

– Воспитание не позволяло. Но когда я встретила человека, который вновь заставил меня почувствовать себя желанной, то сразу сказала Борису. Он не стал устраивать скандалов. Мне даже показалось, что все пройдет мирно. Пока Борис не уведомил меня в письменном виде, что сын остается с ним.

– В письменном виде? – переспросил Шеин, вытаращившись на собеседницу.

– Ну да, ведь он адвокат…

– И вы согласились?

– Борис не оставил мне выбора. Он сказал, что не позволит забрать ребенка к «чужому дяде», и мне придется решать – либо новый муж, либо сын. Я не могла себе представить, что придется до конца жизни жить с человеком, который топчет мою самооценку. Кроме того, я любила другого. Я хотела работать, иметь жизнь за пределами кухни, да и Илюша, как оказалось, предпочел остаться с отцом. Между ними существовала незримая связь, очень прочная. И это при том, что Илюша совсем не похож на отца… Борис никогда никого не любил по-настоящему, кроме сына: ради Илюши он был готов на все, и я решила, что сын будет счастлив с отцом. Я и подумать не могла, что Борис лишит меня общения с ребенком, считала, что буду приезжать к нему, брать на каникулы… Но после того как мы подписали мировое соглашение, по которому я отказывалась от претензий на совместно нажитое имущество, и судья определила место жительство сына с отцом, Борис сказал, что не желает видеть меня рядом с Илюшей. Он предупредил, что, если я пойду в суд, он сотрет в порошок меня и моего нового мужчину.

– Как бы ему это удалось? – возразил Антон, которому вся эта ситуация казалось дикой и бессмысленной. – Он был всего лишь адвокатом, а не богом!

– О, вы ошибаетесь – Борис был чертовски хорошим адвокатом! Вы знаете, что до того, как начать заниматься бракоразводными процессами, он сделал себе имя в уголовных делах?

Шеин кивнул.

– Борис завел связи в определенных кругах и открыто угрожал мне, будущему мужу и даже моим родителям, и я нисколько не сомневалась, что он выполнит свою угрозу! Я понимала, что не сумею с ним бороться, ведь у нас разные весовые категории. Пришлось принять его условия. Два раза в год он присылал мне фотографии Илюши и подробные письма с описанием того, как он учится, в каких кружках занимается, с кем дружит. Но я не должна была присутствовать в жизни сына – совсем. Борис хотел его только для себя. Единственное в мире существо, которое не видело в нем жестокого человека без совести, способного переступить через любого, и любило безусловной любовью. Наверное, Илюша знал его другим.

– Вы сейчас описываете какого-то монстра, чуть ли не самого дьявола! – недоверчиво покачал головой Антон.

– Понимаю, в это трудно поверить. Я и сама не предполагала, каков Борис, пока не развелась с ним. Слухи доходили, но я не верила. А зря! Даже с Илюшей он однажды использовал свои грязные методы, но мне стало об этом известно слишком поздно, чтобы я могла что-то предпринять. Так что, знаете, меня не удивляет то, что Бориса пытались убить, нет! Если он с близкими людьми вел себя так, то могу представить, что он вытворял с другими!

– Так все-таки что вам известно о покушениях?

– В девяностые Борис занимался делами крупных уголовных авторитетов. На него покушались не единожды, один раз дело дошло до больницы. Когда начались неприятности с конкурентами, Борис предложил Илюше переписать клинику на него.

– А что, опасность и в самом деле существовала?

– Сын рассказывал об угрозах, которые поступали от конкурентов.

– Он называл «Дента-Люкс»?

– Да. Правда, он не считал их серьезными, но Борис был не согласен. И оказался прав: эти покушения… Правда, они случились уже после смерти сына, насколько я помню.

– Разве причастность руководства «Дента-Люкса» удалось доказать?

– Нет. Но это ничего не значит: люди с деньгами и связями умеют прятать концы в воду. Да и следственные органы, простите за прямоту, не всегда делают все, что должны!

– Вы не считаете, что «Дента-Люкс» могла иметь отношение к смерти вашего сына?

– Да нет, что вы, это же был несчастный случай!

– Ваш бывший муж в это не верил.

– Он просто не смог этого принять. Илюша был еще молод, успешен в карьере и счастлив в браке, и вдруг такая нелепая, неожиданная смерть!

– Вы знали, что у Ильи проблемы с сердцем?

– Да, конечно. Он очень ответственно относился к своему здоровью, вовремя принимал лекарства… Ума не приложу, как так могло получиться! Хотя, конечно, с сердцем никогда нельзя знать наверняка.

– Тамара Геннадьевна, вы упомянули о неких «грязных методах», которыми воспользовался Гальперин в отношении сына. Что вы имели в виду?

– Это не связано с покушениями, да и я скорее предполагаю, нежели знаю наверняка.

– И все-таки? – настаивал Антон. – Поймите, любая информация важна!

– Ну хорошо, – вздохнула Тамара. – В юности у Илюши была девушка. Кажется, то была настоящая любовь – такая, какая случается раз в жизни. Борис костьми лег, убеждая сына, что девочка ему не пара, что ей нужно только перебраться в Питер и что она поломает ему и жизнь, и карьеру. Кроме того, она была русской, а не еврейкой, а у Бориса имелся пунктик на этот счет! Но Илюша не сдавался.

– Почему же они не поженились?

– Девушка его бросила.

– Как же, ведь была такая любовь, вы говорите?

– Вот потому-то я и считаю, что не обошлось без нечистоплотных методов Бориса: наверняка он как-то воздействовал на ту девочку. Может, запугал, а может, и купил. Думаю, случившийся годы спустя брак с Дарьей стал своего рода протестом, бунтом против тирании отца.

– Гальперин был против?

– Илья сначала расписался с Дарьей и только потом поставил Бориса в известность. Она уже была беременна, и Борису пришлось смириться. Но он этого Дарье не простил и гнобил ее с первого дня брака… Я просто в шоке была, узнав, что он все оставил ей!

– Как думаете, она сама-то удивилась?

– Когда Лазарь назвал ее имя, я на нее не смотрела – только на него, потому что обалдела! А потом Инна начала орать, а Дарья повела себя так, словно так и надо. Даже странно, ведь от кого-кого, а от Бориса ей не стоило ожидать ничего хорошего!

– Как думаете, Тамара Геннадьевна, что могло изменить их отношения?

– Да нет ничего такого, что могло примирить этих двоих, ведь они до смерти ненавидели друг друга! Дарья притворялась, чтобы не нервировать Илюшу, а Борис даже не трудился. Дарья испытывала на себе всю силу его неприязни. А уж после смерти Илюши и говорить нечего!

* * *

Алла задумчиво покусывала кончик карандаша, которым делала пометки в блокноте. Она специально купила такой же блокнот, как у ведущих некоторых телевизионных программ – большой, с желтыми страницами. Ей нравился желтый цвет. Шеин только что отчитался о беседе с первой женой адвоката. Ему казалось, что он напрасно побеспокоил женщину, невольно заставив ее вспомнить о смерти сына, однако Алла так не считала. У нее начал вырисовываться план дальнейших действий, только еще следовало выслушать Ахметова, которого она отправляла на встречу со следователем, занимавшимся покушениями на Гальперина.

– Оба дела о покушениях на адвоката вел один следователь, некий Орлов, – заговорил опер. – Во время первого авто Гальперина намеревались взорвать, подложив бомбу. Бомба самоделка, взорвалась раньше, чем планировалось.

– Что удалось выяснить?

– Я же говорю, бомба самодельная – из тех, что можно купить в Интернете или даже собрать самостоятельно, следуя простым инструкциям. Ни отпечатков пальцев, ни записей с видеокамер.

– Интересно! – хмыкнул Антон. – А второе покушение?

– В адвоката стреляли из проезжающей мимо машины. Его прикрыл охранник, повалив на землю. Никто не пострадал.

– У Гальперина был охранник? – навострилась Алла.

– Ну охранник, водитель… Он везде ходил с каким-то мужиком.

– Не с тем ли, что в больничку приходил? Надо бы его найти!

– Ой, Алла Гурьевна, неужели вы думаете, что это он порешил хозяина? Какой у него мотив убивать того, из чьих рук он ел?

– Допускаю, что он не имеет отношения к убийству, но вполне может что-то знать… Займитесь телохранителем. Или кто он там, водитель? Опросите персонал и родичей, кто-нибудь должен знать, как его найти! Давайте вернемся к покушениям – неужели никаких зацепок?

– Машину нашли через пару дней в лесополосе, почти полностью сгоревшую. Без номеров. Владельца установить не удалось.

– Послушайте, Дамир, а у вас не создалось впечатление, что Орлов намеренно тормозил расследование?

– Он не обрадовался моему приходу, это точно. С другой стороны, кому понравится, если чужак лезет на твою территорию?

– Надо бы прощупать этого Орлова, – задумчиво пробормотала Алла. – Может, его что-то связывает с Гальпериным?

– Если только он разводился! – хохотнул Шеин. – И Гальперин его обобрал до нитки!

– Чем черт не шутит? На адвокатов редко покушаются, обычно жертвами становятся прокуроры или судьи. В девяностые – дело другое, но в наши дни… Дамир, а название «Дента-Люкс» не всплывало в связи с расследованиями?

– Орлов не упоминал клинику-конкурента, но я сам спросил.

– И?

– Он сказал, что тянул за эту ниточку, но никаких связей с «Дента-Люкс» не обнаружилось.

– А что сам Гальперин говорил?

– У Орлова создалось впечатление, что он не доверяет следствию. Что неудивительно, принимая во внимание род его деятельности!

– Судя по всему, не зря, ведь никто даже не пытался расследовать смерть его сына!

– Это же был несчастный случай, что там расследовать?

– И все же надо копнуть. Похоже, куда ни наступи, как из-под земли выскакивает имя Ильи Гальперина!

– И как мы узнаем? – развел руками Дамир. – Дела-то нет!

– А заключение о вскрытии есть, – упрямо возразила Алла. – И есть патологоанатом, который это вскрытие осуществлял. Надо узнать, где оно проходило, и встретиться с этим человеком. Если у него возникли хоть малейшие сомнения в естественности смерти Ильи, он непременно вспомнит!

– Хорошо, я выясню.

– Еще один момент. Антон, кто забирал из больницы вещи Гальперина?

– Наверное, родственники?

– Давайте без «наверное», ладно? Душеприказчик Гальперина сказал, что адвокат, недовольный тем, что смерть Ильи признали несчастным случаем, нанял частного детектива. К сожалению, нет информации, в какое агентство он обращался, но в его планшете она может быть. Гальперин не расставался с гаджетом, значит, он был среди его вещей… Ладно, я сама узнаю у зав отделением.

– Ну а ваш визит к главной бухгалтерше «ОртоДента» оказался успешным? – поинтересовался Дамир.