Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

– А потом стали происходить странные вещи, – говорила Ольга, и ее голос, поначалу слабый и неуверенный, постепенно набирал силу. – Дело приостановили, как они сказали, «в связи с неустановлением лиц, подлежавших привлечению к ответственности в качестве обвиняемых». Мы с мужем не отступали, и по нашему требованию следователь вновь его возобновил, но расследовалось оно ни шатко ни валко. И все вновь закончилось приостановлением, как будто ребенок получил передозировку где-то в подворотне, а не в больнице! – И Ольга, до сих пор с трудом сдерживающаяся, разрыдалась. Сидящий рядом мужчина придвинулся поближе и положил руку ей на плечо. Бросив взгляд на Альбину, я увидела, что ее глаза полны слез, а губы слегка подрагивают.

Тем временем Ольга постепенно успокоилась и продолжила свой рассказ:

– После очередного скандала судебно-медицинская экспертиза установила, что перед операцией не проводились антропометрические исследования, не были указаны вес и рост Антошки, что привело к неправильному подбору анестетиков и дозы. Оставалась самая малость – назвать виновного врача, но следователь молчал. Дело практически замяли, но вмешалась прокуратура. Врачу-анестезиологу Павлу Семенову предъявили обвинение «по признакам ненадлежащего выполнения профессиональных обязанностей, повлекшего смерть человека».

– Ну вот, – сквозь слезы проговорил мужчина, по-прежнему продолжавший держать руку Ольги в своей, – вы же победили!

Но Ольга только затрясла головой.

– Ничего подобного! – всхлипнула она. – Семенову грозило лишение свободы до двух лет, но его освободили в связи с примирением с пострадавшей стороной!

– Вы… примирились с врачом?! – в ужасе пробормотала одна из женщин рядом со мной. – Как же вы могли?!

– Лара, не смей осуждать ее! – зашипел мужчина – по-видимому, ее муж. – Мы здесь все в одной лодке.

– Нет! Нет!!! – закричала Ольга, отнимая свою руку у рядом сидящего и гневно глядя на мою соседку. – Я бы никогда… Это Коля, мой муж, – он решил взять деньги!

– Предатель!

Это сказал Леонид – вернее, не сказал, а выплюнул это слово, как будто не мог больше держать его на языке.

– Я была против, – ломая руки, продолжала Ольга сквозь слезы – Я говорила, что наш сын и память о нем не продаются, что только мы, его родители, можем добиться справедливости и только на нас он может рассчитывать! Но Коля считал, что деньги большие, живем мы скудно, и они помогут нам наладить быт и завести новых детей… Он так и сказал «завести новых детей», словно это хомячки!

– Если вы были против, то как же получилось, что на этом дело и закончилось? – не выдержала я. – Ведь вы являлись матерью мальчика, и согласия лишь одного родителя не могло оказаться достаточно!

– Вот так и получилось, – тихо ответила Ольга, опустив голову, так что ее неопрятные волосы длинными космами упали на лицо и почти полностью скрыли его от наших глаз. – Сама не понимаю… Я не подозревала, что Колька принял деньги, и сидела дома в ожидании вызова в суд, а потом выяснилось, что дело закрыто. Я кинулась в прокуратуру, в суд, но мне везде говорили, что все уже закончено и возобновлять его никто не станет. Каким-то образом на документах стояла и моя подпись – видимо, Колька…

– Этот врач… этот Семенов до сих пор практикует? – задала вопрос Альбина.

– И вполне успешно – ему даже не пришлось переводиться в другую клинику. Я выяснила, что он взял отпуск на два месяца, а потом вернулся как ни в чем не бывало!

– Корпоративная солидарность, – со вздохом произнес во внезапно наступившей тишине один из молодых мужчин напротив меня. – Потому и концов не найти!

– Ну почему же не найти? – воскликнула Альбина, обводя взглядом присутствующих. – Если милиция, прокуратура и врачебное сообщество отказываются принимать меры, остается общественный контроль.

– То есть? – осторожно переспросила я.

– Ничего незаконного, поверьте! – уверенно ответила Альбина. – Никто не может запретить ни одной общественной организации размещать на своем сайте информацию о врачах, имевших проблемы, в том числе с летальным исходом. Прочитав эти сведения, пациенты обратятся к другим специалистам, а те, в свою очередь, начнут понимать, что к ним приходят потому, что они до сих пор себя ничем не запятнали – и только поэтому.

Мы с Леонидом переглянулись. В словах Альбины, несомненно, присутствовал здравый смысл, но мне показалось, что для воплощения в жизнь целей «Начни сначала» потребуется лет сто, причем одного сайта и форума явно недостаточно, ведь кто, собственно, о них знает? Кроме того, проблема конкуренции между врачами в пределах одной отдельно взятой клиники, конечно, существует, но между специалистами разных лечебных учреждений напрочь отсутствует! Как бы не получилось той же ситуации, что и с магазинами: покупатель пугает продавца «страшными» угрозами типа: «Я к вам больше никогда ходить не буду и всем знакомым расскажу, чтобы не посещали ваш задрипанный магазин, потому что вы продали мне тухлую рыбу и просроченный сыр!» В ответ на это он в лучшем случае услышит: «Ну и вали отсюда, другие придут!» И что произойдет в результате – магазин разорится? Ничего подобного! А вот несчастному покупателю придется искать лучшей жизни за тридевять земель, причем никто не гарантирует, что в дальнем магазине ему продадут качественный товар. Возможно, сравнивать покупку продуктов и собственное здоровье не совсем корректно. Хотя все взаимосвязано: отравившись, человек все равно попадает к врачу, и тут уж его здоровье оказывается в прямой зависимости от того, насколько добросовестно врач относится к своим обязанностям, хороший ли он специалист, да и вообще – помыл ли руки, прежде чем приступить к медицинским манипуляциям!

– Я понимаю, что наша работа – это лишь капля в море, – словно услышав мои мысли, продолжала Альбина. – Мы стараемся широко рекламировать наш сайт, даже нашли возможность печатать бесплатные флаеры и распространять их в школах, в отделениях Сбербанка и даже некоторых офисах, чтобы народ знал о том, где можно искать помощи и защиты.

– Послушайте, Альбина, – сказала я, – Таня говорила мне, что у вас имеется список, так сказать, «неблагонадежных» врачей и медсестер…

– Конечно-конечно, – закивала руководитель группы. – Эта информация вывешена у нас на сайте. Он интерактивный – в нашей группе есть пара отличных специалистов-компьютерщиков, которые занимаются его поддержкой и развитием на безвозмездной основе, и мы просим наших читателей публиковать известные им сведения о новых врачебных ошибках и обязательно включать имена медиков, к которым не стоит обращаться за врачебной помощью. Если вам интересно, вот, возьмите, – и Альбина, порывшись в широких карманах своих бриджей, протянула мне карточку с электронным адресом сайта «Начни сначала».

– А вам не кажется, – вступил в разговор Леонид, – что таким образом вы можете уничтожить врача, возможно, очень хорошего профессионала, который, как и любой из нас, имеет право на ошибку?

– Даже если ценой ошибки становится человеческая жизнь? – внезапно уточнил пожилой мужчина, до того успокаивавший Ольгу.

– Даже в этом случае, – кивнул Леонид. – Кто виноват в том, что наша жизнь порой зависит от пожарных, милиционеров или врачей? Тем не менее они – тоже люди, а не боги или ангелы, и вполне способны ошибаться!

– А почему это вы так их защищаете? – подозрительно спросил мужчина.

– Погодите, Иван Аркадьевич, – мягко остановила его Альбина. – Кажется, я понимаю, что имеет в виду Леонид. Видите ли, ошибка ошибке рознь, и никто не станет из-за одной-единственной неудачи подписывать смертный приговор карьере врача. Тем не менее есть же прямо-таки вопиющие случаи, а ошибкам некоторых из них, извините меня, несть числа! Мы не пишем: «Ни в коем случае не обращайтесь к медсестре Х или врачу Y!», а предоставляем посетителям нашего сайта и гостям форума самим решать и делать выводы, наше дело лишь предоставить правдивую информацию…

– А я вот считаю, – запальчиво прервал ее тот, кого руководитель группы назвала Иваном Аркадьевичем, – нечего с ними церемониться! Гробят, понимаешь, людей почем зря, а потом выходят сухими из воды! Вы знаете, что произошло со мной?

По лицам некоторых присутствующих я видела, что мужчина, очевидно, не впервые рассказывает свою историю, но никто не стал его прерывать.

– Возможно, вы слышали об этом случае, – продолжал Иван Аркадьевич. – О нем передавали по всем каналам и писали в газетах, а что толку? Тогда четыре роженицы отравились лекарствами в роддоме. Среди них была моя дочь Лиза.

Ну конечно, разве я могла забыть? Это произошло несколько месяцев назад, и мы с Шиловым, сидя у экрана, громко возмущались тем, что услышали.

Насколько я помнила, у четверых рожениц ухудшилось состояние здоровья после введения им внутривенно лекарственных препаратов с физиологическим раствором. Одной из них, двадцатипятилетней женщине, экстренно сделали кесарево сечение и по какой-то причине перевели в другую больницу, где она скончалась от нарушения свертываемости крови. Еще двое потеряли детей.

– Лизе было тридцать восемь лет, – говорил между тем Иван Аркадьевич. – Она долго не выходила замуж, все ждала своего принца – и дождалась ведь! Она боялась, что будут проблемы с беременностью и вынашиванием, но ничего такого, представляете? Лиза забеременела через шесть месяцев после свадьбы и все время пробегала, как молодуха, доктора только руками разводили. А из-за этого физраствора Лиза родила мертвую девочку. Они с мужем уже и имя для нее придумали – Олеся. А ночью у дочери начался отек головного мозга. Несколько дней Лиза провела в реанимации и умерла, не приходя в сознание. Всем известно, на какой станции переливания крови произведен этот физиологический раствор, имена виновников установлены, но ничего не происходит до сих пор! Две женщины умерли, погибли четверо детей, но никому до этого нет никакого дела, а я должен позволить врачам ошибаться?

Леонид открыл было рот, но я довольно ощутимо толкнула его локтем в бок. Он удивленно посмотрела на меня, но рот захлопнул. Думаю, я знаю, что он собирался возразить: в этом происшествии вины врачей нет, виноват персонал лаборатории, где делали физраствор, но объяснять это убитому горем отцу не имело смысла.

– Я согласна с Иваном Аркадьевичем! – воскликнула немолодая женщина: она умудрялась выглядеть интеллигентно даже в старом спортивном костюме и теннисных тапочках. – Мою сестру уморили врачи – во всяком случае, я считаю именно так, и никто меня не переубедит! Моя сестра сильно болела, у нее был рак желудка третьей степени. Я, конечно, понимаю, что семидесятилетняя женщина – не сорокалетняя, но это же не означает, что с ней вообще не стоит возиться! Куда бы я ни обращалась, везде натыкалась на стену ледяного равнодушия. Сестра одинока, поэтому бегать по всем инстанциям приходилось мне. Как видите, я и сама не девочка, а врачи гоняли меня как сидорову козу, от одного чиновника к другому – да я весь Питер обегала, пока смогла уложить сестру в клинику. А к тому времени у нее уже была не третья, а четвертая стадия. Между прочим, медики не хотели даже разговаривать без присутствия сестры, а она являлась лежачей больной, а машины у нас нет, и нам приходилось ездить на общественном транспорте, как говорится, «через не могу», стоять в огромных очередях. Сестра плакала и уже готова была сдаться, она просила, чтобы ей просто позволили умереть дома! В результате так оно и вышло: курс химиотерапии не помог (он подействовал бы раньше, если бы нас не промурыжили в различных инстанциях), сестру быстренько выписали из больницы, и она умерла через два месяца. В карточке у нее написали: «Онкозапущенность» – можете себе представить?!

После этого говорили еще человек пять или шесть, но я почти ничего больше не запомнила: все эти истории для меня слились в один бесконечный рассказ о боли и неутоленной жажде справедливости. Несколько раз я едва сдерживалась, чтобы не зареветь в голос, и только присутствие рядом Кадреску меня удерживало.

Весь обратный путь до моего дома мы молчали. Я вспоминала о том, что заставило меня пойти в медицинский институт. До сих пор в моей семье не было врачей – одни педагоги да военные. Я стала первой и, вероятно, последней, так как мой сын не собирается продолжать мое дело, подавшись в искусство. Сколько себя помню, меня всегда привлекала эта профессия. Я обожала играть «в доктора», даже если не находилось никого, кто желал бы составить мне компанию: куклы и плюшевые звери в качестве «пациентов» вполне меня устраивали. В отличие от большинства детей, походы к врачу никогда меня не пугали – совсем наоборот, я с удовольствием разглядывала медицинские инструменты и деловито спрашивала о назначении каждого из них. Во всяком случае, так рассказывает мама. Уже тогда папа смеялся, говоря: «Наша дочь непременно станет доктором!» Химия в школе всегда мне удавалась, и по окончании обучения вопрос о том, в какой институт поступать, даже не стоял: только в Первый мед. Мама сделала все, чтобы найти мне отличных репетиторов по основным предметам, папа напряг пару знакомых, и я поступила. Учиться было трудно, но интересно. Практика поначалу меня разочаровала, ведь я надеялась, что сразу же начну лечить больных, но мы на втором курсе только таскали туда-сюда по коридорам утки и биксы да готовили кофе ординаторам, которые вовсю нас эксплуатировали. На третьем курсе ситуация улучшилась, и я действительно получила доступ к реальным больным, которым требовалась моя помощь. С тех пор я многое начала воспринимать как должное, но каждый раз, готовясь к операции, я напоминаю себе о том, что от меня может зависеть жизнь человека на операционном столе. А самое главное, от меня может зависеть его смерть. Эта угроза – единственное, что должно заставлять врача во время каждого, даже самого простого медицинского действия, вспоминать о клятве Гиппократа, не засоренной идеологической чепухой. «Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Мне, нерушимо выполняющему эту клятву, да будет дано счастье в жизни и в работе. Нарушившему клятву да будет обратное этому и заслуженная кара».

* * *

Я не стала рассказывать Олегу о том, что происходило на встрече членов клуба «Начни сначала»: у нас сейчас и без того хватает проблем. Зато я раз десять забегала к нему в отделение, проверяя, все ли в порядке, хотя и понимала, что больница, пожалуй, для моего мужа сейчас является самым безопасным местом. Кончилось тем, что в перерыве между операциями он сам меня нашел, и мы отправились в кафетерий.

– Агния, – начал Олег, как только мы уселись за пустой столик, – так нельзя!

– Как – так? – переспросила я, прекрасно понимая, что имеет в виду Шилов.

– Ты пытаешься контролировать каждый мой шаг!

– Можно подумать, я делаю это из ревности! – возмутилась я.

– Да знаю, что не из ревности, – вздохнул Олег, накрывая мою руку своей ладонью. Я попыталась вырваться, но мой муж, естественно, оказался гораздо сильнее. – Ты не можешь стать моим телохранителем, Агния, понимаешь? Во-первых, у тебя для этого недостаточно квалификации, а во-вторых, в этой ситуации я гораздо больше боюсь за тебя, чем за себя.

– Тебе не нужно за меня…

– Перестань! Этот псих может охотиться и за тобой, если считает, что я чем-то ему насолил. Ума не приложу, что я такого натворил?

– Не занимайся самокопанием! Маньяка может спровоцировать все, что угодно, – вплоть до цвета твоих носков. Я рассказала Карпухину обо всех неприятностях, о которых ты смог вспомнить, и он сейчас «раскручивает» несколько человек. Тем не менее я не могу пустить все на самотек, поэтому ты не должен раздражаться из-за того, что я волнуюсь и беспокоюсь.

Конечно, для Шилова это внове, ведь обычно именно ему приходится беспокоиться обо мне из-за моей работы в ОМР. Впервые за все время нашего знакомства роли диаметрально поменялись. Понимая, что все равно вряд ли смогу защитить его в случае нападения, я все же надеялась, что маньяк не рискнет приблизиться к Олегу в моем присутствии, а потому я по мере возможностей не собиралась оставлять его одного.

К концу рабочего дня, когда я уже предвкушала спокойный ужин в обществе Шилова, позвонила Вика. Обычно я и так не ожидаю от нее хороших новостей, но на этот раз новости оказались прямо-таки убийственными: еще две жертвы! Мне казалось, что дело уже должно подходить к концу, ведь мы собрали так много сведений, и Карпухин выглядел полным энтузиазма на нашей последней встрече, а что теперь? Получается, Олег до сих пор в опасности? Едва я повесила трубку, мне позвонил Карпухин.

– Надо встретиться, Агния, – сказал он. Тон его голоса звучал серьезно, и я поняла, что все еще хуже, чем описывала Вика.

Он подъехал прямо к больнице. По усталому и небритому виду майора я видела, что он, должно быть, провел пару бессонных ночей, пытаясь распутать это сложное дело, а выражение лица говорило о том, что ему это пока не удалось.

День был жаркий, и по территории больницы слонялись тучи народу – больные, посетители и средний медперсонал, то и дело выскакивающий покурить.

– Я не стал бы впутывать вас в это дело, Агния, – заговорил он, едва мы присели на парапет, – если бы ваш муж не оказался по уши в него замешан. Именно поэтому я считаю необходимым предупредить вас об опасности и настоятельно порекомендовать воспользоваться услугами моих ребят. Они согласны в свое свободное время охранять Олега.

– Вы же понимаете, что это невозможно, Артем Иванович! – воскликнула я. – Шилов работает в операционной, ездит на совещания – как может ваш сотрудник постоянно его сопровождать, как это будет воспринято окружающими?

– Вам важно общественное мнение, Агния, или безопасность мужа?

– Если бы все зависело от меня, – обиженно ответила я, – то Олег уже давно имел бы сопровождение.

– А вы расскажите ему о том, что случилось за последние две недели, и тогда поглядим, что скажет Шилов!

– Вика сказала, нашли еще два трупа?

– Вот именно – два: наш приятель времени зря не теряет. Раньше маньяк делал большие перерывы между своими преступлениями, а эти двое погибли с интервалом в двенадцать суток!

– Кто они?

– Одну зовут Людмила Исаева. Я уже успел кое-что о ней выяснить: в базе данных оказалось на нее много материала.

– Неужели она сидела в тюрьме? – удивилась я.

– Нет, но у нее отсрочка приговора – на четырнадцать лет.

– На четырнадцать… Господи, да как такое вообще возможно?!

– По беременности. У нас же самый гуманный суд в мире, верно? В суд Исаева притащилась с животом, на пятом месяце, да еще тетка у нее оказалась прокурором Московского района – связи, сами понимаете. Если бы не этот факт, села бы Исаева как миленькая и ребеночка бы за решеткой родила, как и сотни других мамашек, а так… В общем, выкрутилась она: отсрочка приговора до достижения ребенком четырнадцати лет – считай, оправдательный приговор.

– Да уж, как в истории про Ходжу Насреддина, – пробормотала я.

– Вы о чем? – не понял Карпухин.

– Ну, помните, как он взялся обучить ишака султана арабскому языку?

– Это что, шутка такая? Хотел научить животное разговаривать – серьезно?

– Совершенно серьезно. Он обещал, что за пятьдесят лет ишак обязательно заговорит, и взял за науку деньги вперед. А когда Насреддина спросили, не сошел ли он случайно с ума, решившись на такую аферу, он ответил: «Ну, за пятьдесят-то лет кто-нибудь из нас – либо я, либо султан, либо, в конце концов, этот ишак – обязательно умрет!» Вот и с этой отсрочкой примерно так же получается, да? Об Исаевой просто забудут, или она покажет себя образцовой мамочкой и законопослушной гражданкой или… еще что-нибудь.

– Теперь ей это не грозит – помните, Исаева мертва? И убил ее, по всем признакам, именно наш маньяк. Хорошая новость состоит в том, что у нас появился первый труп, который можно оприходовать силами ОМР: Кадреску уже занимается Исаевой.

– А что она натворила-то, раз ее судили? – поинтересовалась я.

– Вместе с мужем организовала клинику, занимающуюся «естественными» родами – между прочим, не имея лицензии! Они с мужем запрещали будущим мамашам делать УЗИ, посещать районную поликлинику и рожать в больнице. По условиям «естественных» родов предполагалось, что они станут рожать дома, в собственных постелях, при помощи либо самой Исаевой, либо ее сотрудников. В результате этой ее «деятельности» по родовспоможению погибли восемь младенцев и трое стали инвалидами.

– Какой ужас! – воскликнула я. – Что за глупость эти «естественные» роды? Так рожали в Средние века, и, кстати, тогда была чрезвычайно высока детская смертность! УЗИ позволяет выявить наличие врожденных патологий, если же у ребенка проблемы с дыханием, в роддоме есть все условия для его реанимации и все такое…

– Наш суд с вами полностью согласился – по факту, – кивнул майор, прерывая меня. – Но, к сожалению, приговор в силу не вступил. В противном случае Исаева была бы сейчас жива.

– Артем Иванович… – начала я и замолкла, так как сама мысль, которую я собиралась высказать, показалась мне крамольной.

– Агния? – подозрительно посмотрел на меня майор. – Говорите, что собирались!

– Помните, мы обсуждали психологию маньяков?

– Да, конечно. И что?

– Кобзев тогда еще сказал, что они могут сбиваться в стаи.

– Скорее всего, он и в самом деле действует не один, – согласился со мной майор. – Возможно, их двое или даже трое, потому что один человек никак не смог бы в жизни столкнуться со всеми своими жертвами и заиметь на них зуб.

– А что, если он… или они… вообще не знают жертв лично? В газетах же пишут о врачебных ошибках, особенно о самых вопиющих?

– Вы хотите сказать, что наши друзья возомнили себя народными мстителями? Но далеко не все случаи описывались в СМИ, не стоит об этом забывать, Агния. Да, двое из жертв имели проблемы с правосудием, и одна даже в прошлом отсидела срок. У всех остальных и в самом деле случались конфликты с пациентами и коллегами, но это дела кулуарные, недоказанные. И потом, есть ведь еще Горгадзе, с его безупречным послужным списком – как объяснить его смерть, если следовать вашей логике?

– А вам удалось побеседовать с тем парнем, бывшим ассистентом патологоанатома? – спросила я после минутного раздумья.

– С Семеном Суворовым? Да, у нас состоялся довольно плодотворный разговор, надо сказать. Суворов настаивает, что стал свидетелем того, как его начальник подделывал заключения о смерти пациентов. Он утверждает, что к Кудрявцеву несколько раз обращались врачи с просьбой «затушевать» причину смерти. Кудрявцев хорошо знал свое дело и выдавал такое заключение, чтобы, как говорится, комар носа не подточил: и вроде бы почти правду писал, но зато с врачей при этом снималась вся вина. И делал он это, разумеется, не бесплатно!

– Вы ему верите?

– Нет причин не верить. Парень зол на Кудрявцева, конечно, ведь тот его выгнал, пообещав в случае чего повесить на него всех собак. Суворов не сомневается, что его начальник легко отмазался бы, ведь доказательств-то нет: все трупы благополучно захоронили.

– А кто вторая жертва? – спросила я. – Вы сказали, что их две?

Карпухин нахмурился.

– Вот поэтому-то я и приехал, а не стал рассказывать по телефону, Агния. Дело в том, что вторая жертва – Ольга Рябченко.

– Кто-кто? – переспросила я.

– У-у, Агния, какая же у вас короткая память! Вы же сами ко мне обращались в отношении вашей подруги… Татьяны, кажется?

– Это та врач-педиатр, которая… – охнула я.

– Которая угробила дочку вашей подружки, – закончил за меня Карпухин. – Видите, как вокруг вас сжимается кольцо, да? Сначала это письмо вашему мужу, теперь вот – Рябченко… Вы уверены, Агния, что сами находитесь в безопасности? Подумайте-ка, не случалось ли с вами лично чего-то подозрительного в последнее время?

– Глупости, Артем Иванович! Неужели вы полагаете, что я об этом не размышляла? Если бы что-то подобное происходило, я обязательно обратила бы на это внимание.

– Надеюсь, вы правы, – покачал головой майор. – Искренне надеюсь. А в отношении Шилова вы подумайте: вам же спокойнее, если он будет находиться под охраной. Конечно, в операционную мой сотрудник не войдет, но там, я считаю, вашему мужу опасности ожидать стоит меньше всего. В общем, я даю вам время на размышление – два часа. Потом вы мне позвоните и скажете о своем решении.

* * *

Два часа спустя, уже из дома позвонив Карпухину и сказав о согласии Олега на охрану, я вошла в гостиную. Шилов сидел на диване, вертя в руках пульт от телевизора и глядя в одну точку.

– Все будет нормально, – сказала я. – Карпухин обо всем позаботится.

– Ты так ему веришь?

– Больше, чем себе, Шилов!

Он помолчал в ответ на это, а потом спросил:

– Значит, ты действительно думаешь, что кто-то взял на себя роль мстителя?

– Больше ничего придумать мы не смогли. В любом случае охрана тебе не помешает.

– Врачебные ошибки, халатность… Ты не считаешь, что он прав? – вдруг спросил Олег.

– Прав? Ты о чем?

– Может, мы сами провоцируем таких людей?

– Шилов…

– Нет, ты только подумай! Вот простой пример: участковый врач, приходя по вызову, моет руки? А сапоги снимает? С одной стороны, его можно понять, ведь за смену нужно обегать огромное количество больных, но как же насчет антисанитарии?

– К тебе это не имеет отношения: насколько мне известно, ты, Шилов, в нечистоплотности не замечен!

– Да я не о том! Разве ты не знаешь, как решаются дела о врачебных ошибках в нашей больнице? На первом этапе усилия заинтересованных лиц сводятся к тому, чтобы размазать ответственность по возможно большему числу участников. С должностей снимаются руководители и тут же переводятся в другие медучреждения – на те же должности! То же самое происходит и с непосредственными виновниками. На втором этапе поиск виноватых прекращается и подменяется разговором за жизнь: тяжела участь российского врача – ни денег, ни уважения. Главврачи плачутся, что в больницах недостает младшего и среднего медицинского персонала, но о какой нехватке персонала может идти речь, когда медсестра запросто может вместо вены ткнуть в артерию?! Заодно появляются слухи о какой-нибудь редкой патологии пациента, которая и привела к столь плачевному исходу – все равно, дескать, не жилец был! Таким образом, никто вроде бы и не виноват. В результате пострадавший благополучно забыт, а общий пафос высокопарного обсуждения сводится к призыву не судить врача, потому как это святая профессия, а всякие непрофессионалы лезут в то, чего абсолютно не понимают…

– Шилов, Комиссия по этике с пристрастием проверяла случай Свиридина! – напомнила я ему. – И они пришли к выводу, что ни твоей вины, ни вины Извекова в этом нет, помнишь?

Шилов упрямо мотнул головой.

– Я говорю не о конкретном факте, а об общепринятой практике. Как понять, какие права у врача и у пациента, на какие ошибки имеет право доктор, как отличить халатность от врачебной ошибки? Может, проблема в том, что медицина у нас засекречена и повязана круговой порукой? А ведь обычные люди, не имеющие отношения к этой профессии, так и считают, понимаешь? Следствием такого положения стало размывание границ врачебной этики, и в этих условиях уже невозможно определить, что является допустимой ошибкой, а что – пренебрежением своими обязанностями. Народу начинает казаться, что мы видим в них не людей, а в лучшем случае некие спортивные снаряды для оттачивания собственных профессиональных навыков, а в худшем – объект для возможного обогащения путем взяток, подношений и тому подобного!

Я глядела на Олега во все глаза: вот уж не ожидала, что он начнет рассуждать подобным образом! На пикнике, устроенном членами «Начни сначала», я испытывала примерно те же самые ощущения. Казалось бы, я должна встать на сторону своих коллег – из корпоративной солидарности хотя бы. Однако я не могла этого сделать. Есть грань, переходить которую, вольно или невольно, не дозволено ни одному медицинскому работнику. Судя по тому, что я слышала от этих людей, эту грань перешли не однажды, а гнев и боль вылились в чувство, что их бессовестно обманули. Слава богу, они нашли в себе силы вернуться к нормальной жизни.

– Ты… хочешь сказать, – медленно проговорила я, – что смог бы оправдать этого маньяка?

Олег поднял на меня глаза. В этот момент он здорово походил на побитую собаку – на такого аккуратного, чистенького песика, незаслуженно обиженного негодяем-хозяином.

– Ты помнишь те слова из анонимного письма?

– Господи, Шилов, да я наизусть его выучила! Какие именно слова?

– О наказании.

– Ты имеешь в виду, «будешь наказан, как сказано в Священном Писании»? – уточнила я.

Он коротко кивнул.

– Думаю, он имеет в виду принцип «око за око, зуб за зуб»…

– Это – пережиток прошлого, Шилов: кто в здравом уме может считать этот принцип руководством к действию?

– Месть стара, как мир, – усмехнулся Олег, откидываясь на спинку дивана. – И ей всегда можно найти оправдание!

– Нет, Шилов, ты не прав! Я допускаю, что человек может мстить за себя, за своих родных и даже друзей, но никто, слышишь меня, никто не имеет права брать на себя смелость «вершить правосудие» только потому, что положение вещей в мире кажется ему несправедливым! Жизнь вообще несправедлива, но ты только представь, что каждый, кто считает себя оскорбленным или обманутым, начнет убивать своих обидчиков!

– Может, тогда они стали бы более осторожными и попытались вести себя прилично? – предположил Олег.

– Нет, – возразила я, – они тоже вооружились бы до зубов и стали беспорядочно палить во все стороны при малейшем признаке опасности, в результате чего пострадали бы невинные люди.

– А почему Карпухин считает, что маньяк действует не один? – спросил Шилов.

– Потому что трудно себе представить, что одного человека могли обидеть все без исключения убитые им врачи и медсестры!

– А что, если…

Он вдруг замолчал, и я напряглась.

– Что – если?

– Я тут просто подумал… А вдруг он и в самом деле пострадал и расправился с врачом, которого считал виноватым, а потом…

– А потом решил сам искать тех врачей, кто, по его мнению, совершил преступление, и наказывать их по-своему?

– И, судя по всему, нашел как минимум одного единомышленника! – кивнул Олег.

– «Начни сначала»! – простонала я, хватаясь за голову.

– Зачем – сначала?

Теперь Шилов выглядел озадаченным. Мне пришлось быстренько рассказать ему о своей встрече с подопечными Альбины.

– У них на сайте есть форум, понимаешь? – бормотала я, одновременно включая ноутбук Шилова и пытая «гугл» в попытке найти то, что мне нужно. – На нем обсуждают врачей, к которым лучше не обращаться, замеченных в халатности медсестер и так далее.