Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 334 страниц)

– А почему ваш друг не захотел оставить все вам? – поинтересовался Мономах.

– Он заговаривал об этом, но я, сами видите, тоже немолод, да и ничего не смыслю в антиквариате. А Аркаша хотел, чтобы его дело продолжалось. Кроме того, я, понимаете ли, не очень люблю птиц, и он это отлично знал: Капитан скорее пугал меня… Хотя и восхищал, конечно. Еще я часто в разъездах, и попугай тосковал бы в одиночестве, ведь он привык находиться в компании. Возникли бы проблемы с транспортировкой птицы в Штаты… Короче, слишком много «но», поэтому этот вопрос мы быстро закрыли.

– Скажите, Борис Ильич, а что сталось бы с Капитаном, если бы Тамара оказалась, как это у вас, юристов, говорят… недостойной наследницей?

– Об этом Аркаша тоже позаботился, ведь ради Капитана весь огород и городился! В случае, если бы Тамара плохо ухаживала за попугаем и ненадлежащим образом выполняла другие пункты завещания, она лишалась права распоряжаться наследственной массой. Тогда мне следовало либо найти того, кто займет ее место, либо, в крайнем случае, основать фонд, занимающийся защитой птиц, назначить директора и, опять же, следить за благополучием Капитана. Если бы что-то случилось со мной, эта обязанность переходила к моему сыну. Разумеется, для основания фонда пришлось бы продать магазины, а этого, как я уже говорил, Аркадию совершенно не хотелось.

– Как-то витиевато! – пробормотал Мономах, покачивая головой.

– Да, но я старался за всем следить. Со смерти Аркаши прошло мало времени, и Тамара еще не вступила в права наследования, ведь для этого должно пройти полгода, в течение которых могут объявиться другие возможные наследники.

– А они могут объявиться?

– У Аркадия больше никого не было – ни дальних родственников, ни прижитых на стороне детей. Так что это вопрос времени.

– Борис Ильич, вы сказали, что должны были следить за благополучием Капитана, так как же вышло, что…

– До тех пор, пока я вас не увидел, у меня и мысли не возникало, что Тамара может меня обманывать. Она исправно высылала документы по электронной почте, как и фотографии Капитана. Меня немного огорчил тот факт, что со смерти Аркадия доходы от магазинов упали – не стоило Тамаре увольнять Веронику, ведь она была сильным профессионалом, и Аркаша научил ее всему, что знал сам! На месте Тамары я назначил бы Веронику управляющей всеми магазинами, ведь сама она – всего лишь бухгалтер, ничего не смыслящий в старине!

– Значит, вы лишь получали снимки, а самого Капитана живьем не видели?

– А как же, конечно видел – за кого вы меня принимаете?! К несчастью, на похороны Аркадия я не попал – слишком поздно узнал о его смерти…

– Разве Тамара вам не сообщила? – перебил Мономах. – Вы же были его самым близким другом!

– Она сказала, что звонила, но, видимо, телефон, который она обнаружила у Аркаши, был неправильным, или…

– Или она и не звонила вовсе?

– Теперь я именно так и считаю! В любом случае, помимо личного номера, у Аркадия были записаны все телефоны, по которым можно меня найти, – и моей конторы во Флориде, и моего сына… Как назло, за месяц до случившегося мне предстояла небольшая хирургическая операция, поэтому я не общался с Аркашей. Когда я наконец позвонил ему, решив, что от него слишком долго нет вестей, оказалось, что его уже неделю как похоронили! Я сразу же сорвался в Питер, посетил его могилу, попросил прощения… Глупо звучит, да?

Мономах качнул головой. На самом деле он был согласен с адвокатом: просить прощения надо по возможности при жизни человека: как врач, он не верил в загробную жизнь, а значит, любые извинения на могиле усопшего не могут быть приняты по определению. Они нужны лишь для успокоения того, кто считает себя виноватым, и называются раскаянием.

– После кладбища я поехал в магазин, – продолжал Горин. – Клетка с попугаем была там, где всегда. Капитан сидел на жердочке и, как мне показалось, чувствовал себя неплохо. Правда, он не разговаривал, но Тамара сказала, что это, наверное, от стресса: бедняга ведь не понимал, что хозяин умер, и удивлялся, почему его так долго нет!

Некоторое время мужчины молчали.

Мономах напряженно размышлял, а потом вдруг сказал:

– Знаете, с тех пор, как Капитан оказался у меня, он постоянно болтает – трудно поверить, что он вообще способен долго помалкивать! Кроме того, вы же были друзьями с Аркадием Андреевичем, а какаду, насколько я успел понять, узнают тех, с кем часто встречаются. Почему при виде знакомого лица он не попытался поболтать?

– К чему вы клоните, Владимир Всеволодович?

– Вы уверены, что птица, которую вам продемонстрировали в магазине, действительно Капитан?

Несколько секунд адвокат молчал.

– Знаете, мысль об этом мне даже в голову не приходила! – пробормотал он наконец. – У него было кольцо на лапе…

– Вы проверяли номер?

– Н-нет… Черт, да я не знал, что это необходимо!

– Вы не виноваты: все траурные какаду похожи друг на друга. Может, ваш друг и узнал бы своего любимца с первого взгляда, ведь они провели вмести долгие годы, но вот я, к примеру, сильно сомневаюсь, что сумею указать на Капитана, если его посадить среди других птиц того же вида! Единственное, чем он отличается от остальных, это его специфическая речь, так?

– Да, но… Я не понимаю, зачем Тамаре подставлять другого попугая! Вот если бы, скажем, Капитан неожиданно умер, а она, желая сохранить за собой наследство, это сделала, было бы объяснимо, а так…

– Борис Ильич, скажите, а Капитан цитировал только песни и стихи?

– В смысле?

– Как насчет отдельных фраз?

– Ну, он говорил… Говорил: «Капитан – хорошая птичка!» или: «Папа дома!»… А что такое?

– Дело в том, что он порой разражается истерическими воплями, выкрикивая что-то типа «Убили, убили, они меня убили!» Сначала я думал, что он просто модифицирует фразы из песни, но…

– Вы понимаете, что говорите?! – перебил Мономаха Горин.

– Я никого ни в чем не обвиняю, но, сами видите…

– Вы правы, – снова прервал его адвокат. – Возможно, я виноват перед Аркашей гораздо больше, чем полагал! Я не приехал, когда с ним случилась беда, занимаясь своими делами и думая, что времени полно и мы всегда успеем поговорить… А он взял да и умер, не дождавшись моего приезда! Настало время выяснить, что все-таки случилось с моим другом и Капитаном на самом деле – хотя бы это я могу для них сделать?

– Что вы намерены предпринять?

– Во-первых, наведу справки, почему уголовное дело о наезде велосипедиста не возбудили – это довольно-таки странно! Во-вторых… Неважно – сделаю что смогу. А на вас, Владимир Всеволодович, я могу рассчитывать? Понимаю, что нагружаю вас тем, что не имеет к вам отношения, однако…

– Вы можете полностью на меня положиться, – поспешил прервать адвоката Мономах. – Если я смогу чем-то помочь, обращайтесь!

* * *

Алла всегда радовалась встрече с Сурдиной: эта женщина вселяла в нее покой и уверенность своим ровным, оптимистичным нравом, профессионализмом и вниманием к деталям. Вот и в этот раз она надеялась услышать хорошие новости.

– Вы ранняя пташка, Алла Гурьевна! – с усмешкой поприветствовала ее судмедэксперт. – Что, так не терпится получить информацию?

– Вы же понимаете, Анна Яковлевна, кто рано встает…

– Понимаю, понимаю – сама такая, – со смехом перебила Сурдина. – Что ж, с чего начнем – с мальчика или с девочки?

– Предпочитаю начинать с тех, кому еще можно помочь.

– И это правильно! Так вот, насчет мальчика: работы, надо сказать, вы задали нам с лихвой!

– Я предполагала, что вам придется туго, – кивнула Алла. – Папаша сделал все, чтобы скрыть участие в деле своего сына, и тем самым поставил нас в тяжелое положение!

– А вы на его месте поступили бы иначе?

Алла задумалась всего на секунду и ответила:

– Если бы я верила в невиновность сына, то помогла бы ему всем, чем смогла, но – законным путем: рано или поздно правда все равно бы выяснилась, и он был бы оправдан. Однако если бы я предполагала, что мой ребенок виновен в таком ужасном преступлении, Анна Яковлевна… Тогда я не стала бы заметать следы: он понес бы наказание, как и любой другой. Разумеется, я наняла бы хорошего адвоката.

– У вас нет детей, Алла Гурьевна, – покачала головой судмедэксперт. – Я не в упрек вам это говорю!

– Понимаю, ведь у вас два сына! И я абсолютно уверена, что, имея такую мать, ни один из них не совершил бы ничего постыдного.

– Спасибо, конечно…

– Проблема в том, что Саблин-старший считает сына виновным, несмотря на его оправдания, и все равно уничтожил улики. Он не о сыне заботился, а о себе, понимаете?

– Что ж, возможно, вы правы, а Саблин неправ.

– Вы что-то обнаружили?

– Как я уже сказала, было нелегко, но кое-что есть. Похоже, накануне случившегося парень употребил изрядную дозу бензодиазепинов. На самом деле, как вы знаете, химические вещества довольно быстро выводятся из организма, и потом обнаружить их следы почти невозможно даже в волосах и ногтях. Это, к примеру, относится к «Рогипнолу» – вот почему этот «наркотик для изнасилований» некоторые поганцы так любят подсыпать девчонкам в ночных клубах: уже через сутки шансы доказать, что жертва была одурманена, практически равны нулю!

– Но в случае Романа использовали не «Рогипнол»?

– К счастью, нет. Понимаете, Алла Гурьевна, в зависимости от скорости выведения, бензодиазепины делятся на группы. К примеру, «Мидазолам» и «Триазолам» могут находиться в крови и моче не более суток. «Оксазепам» и «Лоразепам» обнаруживаются на протяжении от двух до трех с половиной дней. Самым длительным периодом полувыведения обладают «Клоназепам», «Нитразепам» и «Диазепам» – следы их пребывания в организме выявляются в течение недели. Нам повезло, так как преступник имел дело с «Клоназепамом».

– Препарат ведь рецептурный?

– Само собой, но вы же понимаете…

– Конечно, конечно.

– Доза, по-видимому, была высокой, – продолжала Сурдина, – и парнишка вырубился быстро. Как и девочка.

– Вы проверили и Субботину?

– Разумеется, ведь, по словам Саблина, они оба пили шампанское!

– На вас всегда можно положиться, Анна Яковлевна! Однако то, что Роман находился под воздействием сильнодействующего вещества, не означает автоматически, что он не убивал девочку!

– Верно, не означает. Но у него ведь нет мотива!

– Мотив, может, и был, – медленно проговорила Алла.

– Вы о чем?

– Деньги.

– Какие деньги?

– Мать отдала Дарье миллион рублей, чтобы она отстала от ее сына. Роман утверждает, что, проснувшись, не обнаружил сумки с деньгами на месте.

– Думаете, парнишка врет?

– Все может быть! Роман страстно хотел освободиться от родительского давления. Он ненавидел учебу, не хотел становиться юристом, мечтал начать собственный бизнес. Тут подвернулась Дарья со своей идефикс, и он решил, что для начала и это сойдет. Но, получив в руки мешок денег, вдруг он передумал и решил избавиться от девчонки, чтобы она ничего не рассказала родителям об обмане? Признаю, эта версия слегка притянута за уши, но и она имеет право на существование. В любом случае, пусть пока посидит, поразмыслит над своим поведением… Что насчет Ладогиной? Патолог в бюро уверен, что она умерла от естественных причин!

– Повторное вскрытие не выявило ничего необычного: сердчишко у девчушки было слабенькое, да, ее образ жизни оставлял желать лучшего: несмотря на юный возраст, зубы, печень и почки также находились в довольно плачевном состоянии.

– Да, она выпивала.

– И хорошо выпивала, уж поверьте! Так что ничего удивительного в ее смерти от вполне естественных причин не было бы.

– Не было бы? – ухватилась Алла за сослагательное наклонение. – Означает ли это, что…

– Пройдемте со мной!

Они вошли в прозекторскую. Посреди нее стоял железный стол с желобами для отвода жидкостей, на котором под тонкой одноразовой простынкой лежал многострадальный труп Марии Ладогиной, подвергшийся аж двум вскрытиям.

– Поглядите-ка сюда, – эксперт откинула простыню.

Сделав глубокий вдох ртом, Алла сказала себе, что перед ней – молоденькая девушка, почти девочка, и пусть ее никто не ищет, потому что никому нет дела ни до ее жизни, ни до смерти, однако Алле – есть. Ей не все равно, почему умерла Маша Ладогина, пусть она и была не самой примерной девочкой: сиротство лишило ее возможности получить социальные навыки, у нее не было матери, которая заботилась бы о ней и внушала, что хорошо, а что плохо. Поэтому, если Алла – единственная, кому выпало выяснить, что произошло с юной жизнью, оборвавшейся так внезапно, она должна сделать для этого все возможное и даже невозможное.

Сурдина между тем приподняла голову жертвы и указала длинным, тонким, словно птичий коготок, пальцем на крошечную дырочку на ее шее.

– Что это, инъекция? – спросила Алла.

– Похоже, – кивнула эксперт. – Видимо, патологоанатом не слишком внимательно осматривал тело, сразу приняв версию о естественной смерти. Этот след от укола действительно нелегко увидеть, ведь он расположен под волосами.

– Значит, это убийство?

Сурдина пожала плечами.

– Даже если предположить, что девочка была наркоманкой, она вряд ли сумела бы так извернуться, чтобы самой уколоть себя в это место! – ответила она. – Кроме того, ни на ее руках, ни на ногах, ни в других местах на теле других следов нет. Судя по всему, укол сделали незадолго до смерти.

– Вы смогли определить вещество?

– Нет.

– Разве в мертвом теле не…

– Понимаю, что вы хотите сказать: да, обнаружить медицинский препарат в теле, в котором отсутствуют нормальные процессы жизнедеятельности, порой проще, чем в живом человеке, но это не наш случай.

– Значит, убийство не доказать?

– Ну почему же? Видите ли, Алла Гурьевна, мы состоим из множества химических соединений, способных убить нас, если доза хотя бы одного окажется превышена в несколько раз. Эти вещества – неотъемлемая часть организма человека.

– Вы хотите сказать, что жертва умерла от какого-то такого вещества? И что бы это могло быть?

– Мне приходят на ум два наиболее вероятных кандидата – адреналин и инсулин. Лично я склоняюсь к первому варианту, так как Ладогина не страдала диабетом, и зашкаливающее количество этого вещества экспертиза могла бы обнаружить. Если бы она являлась инсулинозависимой, тогда другое дело – все можно было списать на случайную передозировку. А вот адреналин в форме «Эпинефрина» вполне подходит для убийства человека со слабым сердцем: тут и дозы-то большой не требуется!

– Но о том, что девушку отравили, вы однозначно сказать не можете?

– Не могу. Тем не менее если вы найдете другие улики, то и эти, косвенные, можно будет пришить к делу!

– Разумеется. Спасибо вам, Анна Яковлевна, вы, как всегда, на высоте!

– Обращайтесь, Алла Гурьевна, – улыбнулась судмедэксперт. – Мало найдется людей, с которыми мне приятно общаться, но вы – исключение. Так что заходите!

* * *

– Во дела! – качая головой, высказался Гурнов, выслушав рассказ приятеля, и потянулся за бутылкой: за двадцать минут до начала разговора они откупорили очередную «мейрояновскую» заначку Мономаха и уже уговорили по бокалу. – Выходит, родичи захапали наследство, а выполнять волю покойника отказались? Вот сволочи! Ну чем им птичка-то помешала? Подумаешь, какаду – не слон же, не тигр уссурийский! Он что, дорого обходится?

– Да не сказал бы, – пожал плечами Мономах, подставляя стакан под янтарную струю, переливающуюся в свете лампы дневного света всеми цветами радуги. – Он готов лопать кукурузу с утра до вечера – Сархат в интернете заказал целую тонну! Еще любит фрукты и овощи. Ничего особенного – яблоки, груши, огурцы…

– Тогда почему они избавились от пернатого?

– Сам не пойму. Если только…

– Если только они и от любимого дядюшки не избавились! – с придыханием закончил за друга патолог. – Черт, это же могло быть убийство?

– Если и так, то доказательств нет – Рукояткин давным-давно в земле!

– А если эксгумация?

– Для нее должны быть веские основания, а у нас – одни подозрения!

– Согласись, что это возможно? – продолжал гнуть свое Гурнов, сверкая темными глазами.

– Эх, Володька, везет тебе на такие дела – не знаю уж, к добру ли, к худу ли… Смотри, как эта история выглядит в моих глазах. Племянница долгое время была отлучена от дядьки, но не особо переживала, занималась личной жизнью, и ей было на него плевать с высокой елки. Потом, возможно, дела пошли хуже, денег стало не хватать, и она припомнила, что где-то есть престарелый родственник с бабками, вокруг шеи которого, при известной доле везения, можно обмотаться и жить себе припеваючи. Однако дядюшка оказался не прост и не захотел принять блудную племяшку с распростертыми объятиями. Он ее не прогнал, но и близкого общения не получилось – слишком хорошо он знал ее гнилую натуру. А потом с ним случилось несчастье, и бедный старичок оказался в цепких лапках родичей, которые ни за что не хотели упустить жирный куш! И они не стали тянуть – грохнули дедушку и поскорее закопали, присвоив имущество и бабки! А попка оказался им не в тему, вот они его и… Слушай, а что, если он – свидетель убийства?

– Попугай – свидетель? – хохотнул Мономах.

– А что? – не сдавался Гурнов. – Капитан, конечно, птица, но птица умная и не слепая! Вдруг он что-то видел?

– Вряд ли он видел, как Рукояткину перерезали горло, а даже если бы и видел, думаешь, понял бы что к чему? И потом, врачи «скорой», констатировавшие смерть, не могли не заметить…

– Во-первых, вряд ли дедуля помер от ножа или пули – объяснить такое действительно было бы сложновато, особенно учитывая тот факт, что после травмы дедок стал лежачим больным и никуда не выходил из дома! Что же касается того, понял бы попугай или нет… Уже давно доказано, что собаки многое понимают, так почему попугай не может? Говорят, некоторые из них гораздо умнее собак!

– Даже представить такое не могу, – пробормотал Мономах, качая головой.

– Чего – такого?

– Что кто-то оказывается в руках людей, желающих ему зла, просто потому, что является старым и беспомощным человеком, до которого никому нет дела! Он заперт в квартире, лишен возможности общаться со знакомыми и соседями…

– И не говори – свинство! – шумно вздохнул Гурнов и плеснул себе добавки.

– Ваня, можешь кое-что для меня сделать по своим каналам?

– Если это в моих силах…

– В твоих, в твоих. Мне нужно, чтобы ты добыл результаты вскрытия и заключение о смерти Рукояткина.

– Ну, это я могу, – кивнул патолог. – Что ты надеешься обнаружить?

– Не знаю, но не только я думаю, что смерть Рукояткина могла быть неестественной: его друг Горин того же мнения после того, что узнал о Капитане.

– Чего ж он раньше-то не шевелился?

– Наверное, ему в голову не приходила такая крамольная мысль! Все произошло быстро: Рукояткин попал в больницу, потом племянница забрала его домой и усадила в полную изоляцию под предлогом заботы о пошатнувшемся здоровье родственника. Между больницей и смертью прошло слишком мало времени, чтобы кто-то всерьез забеспокоился: даже правая рука Рукояткина, Циммерманн, ничего не заподозрила, когда ей не позволили с ним пообщаться. Завещание Рукояткин составлял добровольно, в присутствии Горина и нотариуса, никакого давления на него не оказывалось… В общем, не знаю что и думать!

– Ты голову-то не ломай – давай подождем заключения о смерти. Вдруг мы просто перебрали с выпивкой и все себе напридумывали! Накатим?

Мономах машинально поднял бокал и чокнулся с приятелем.

* * *

Лежа в постели с Негойдой, Алла чувствовала себя совершенно расслабленной. Этого ощущения она давно не испытывала – слишком велики были ее претензии и к собственному телу, и к своей сексуальности: бросая ее, гражданский муж сказал, что любовница из нее, как из бревна веревка!

Дмитрий же, напротив, каждый раз давал ей понять, что его устраивают и ее формы, и ее женственность, и Алла была ему за это благодарна.

Закрыв глаза, она размышляла о том, каковы ее шансы залететь: перестав принимать противозачаточные таблетки, она каждый раз думала об этом, а также о том, что станет делать, если все получится. Ее преследовала мысль, что, если ничего не выйдет с Дмитрием, возможно, не выйдет вовсе, ведь время идет, а она не молодеет!

– Как там этот паренек, Саблин? – неожиданно задал вопрос Негойда.

Алла встрепенулась: ей казалось, он крепко спит.

– А? – переспросила она, не уверенная, что правильно расслышала его слова.

– Ну, Роман Саблин, вы же его задержали?

– Конечно, – кивнула она, – и все благодаря тебе!

– Не буду скромничать! Так он убил или не он?

– Похоже, он не убивал.

И она рассказала любовнику о результатах допроса Саблиных.

– Вот черт! – выругался он, когда она закончила. – Мы снова в тупике!

– Наверняка что-нибудь да всплывет, – слабо возразила Алла: она тоже была расстроена и в глубине души согласна с Дмитрием.

– Обыск лодочного домика что-нибудь дал?

– Не особенно. Папаша Романа постарался, стер отпечатки, где сумел! Тем не менее какие-то следы эксперты обнаружили и сейчас прогоняют через базу.

– Думаешь, они что-нибудь найдут?

Алла неопределенно качнула головой.

– А как повторное вскрытие другой девочки, этой… Ладогиной?

– Там тоже убийство, хоть на первый взгляд все и выглядит как смерть от естественных причин. Все зависит от патологоанатома: один смотрит внимательно, а другой…

– Ты не забывай, пожалуйста, что твоя Сурдина работает в рамках уголовного дела, а в городское патологоанатомическое бюро доставляют трупы со всего города – у первого патолога просто не было причин подозревать неестественную смерть!

– Может, ты и прав.

– Выходит, смерти обеих девчонок связаны? Не может же это быть совпадением!

– Не может. С другой стороны, способы убийства разные – удушение и отравление.

– Но мы же не о маньяке говорим! Это психи зациклены на чем-то одном, а мы имеем дело с расчетливым убийцей. И, похоже, все из-за пресловутой квартиры, которая, на беду, досталась девицам!

– Так-то оно так…

– В чем дело?

– Понимаешь, что-то подсказывает мне – не все так просто!

– Ничего себе «просто»! Ты же только что признала, что у вас, в сущности, ничего нет!

– Ну да, правда. Нотариус, заверявшая сделку купли-продажи, за границей – якобы в служебной командировке. Все, что нам удалось получить от новых жильцов, являющихся добросовестными приобретателями, это словесный портрет риелторши!

– Считаешь, речь об очередной банде «черных» риелторов?

– Возможно. Слушай, Митька, у меня к тебе будет еще одна просьба.

– Отлично! – оживился он и даже сел в постели. – Надо кого-то еще разыскать?

– Нужно выяснить все об одном человеке, неком Аркадии Андреевиче Рукояткине.

– Тебе требуются какие-то конкретные сведения?

– Любые – я о нем вообще ничего не знаю.

– И какое отношение он имеет к убийствам девчонок?

– Никакого, это частное дело. Поможешь?

– Твое частное дело – мое частное дело! – с пафосом ударил он себя кулаком в широкую грудь, и Алла рассмеялась.

Она намеревалась помочь Мономаху, но не хотела действовать вслепую.

Владимир не стал вдаваться в подробности, обращаясь к ней, и Аллу это заинтриговало. Она привыкла к тому, что любопытная натура доктора Князева втягивает его в разного рода авантюры. Вот и в этот раз Алла не сомневалась, что он снова вляпался во что-то серьезное, поэтому она просто обязана выяснить в чем дело!

– Намекни хоть, в чем суть, – попросил Негойда. – Ну, кто он такой, этот Рукояткин?

– Просто пожилой дяденька. Мертвый дяденька, если точнее.

– Убиенный?

– Вроде нет. Но… короче, узнай все, что сможешь, ладно?

Затрезвонил телефон, оставленный на журнальном столике, и Алла, обмотавшись простыней, соскользнула с постели – она до сих пор стеснялась представать перед Дмитрием в чем мать родила, хотя во время секса ее это не смущало. Ей казалось, что он внимательно разглядывает каждую складочку на ее теле, а Алла этих самых складочек стыдилась, ведь она прилагала столько усилий, чтобы от них избавиться!

– Алла Гурьевна, я получил сведения о том, куда выписались Субботина и Ладогина! – зазвучал в трубке бодрый голос Дамира.

– Очень хорошо! – обрадовалась Алла. – И куда же?

– Деревня Жельцы Лужского района, улица Лесная.

– Что, квартиры в одном доме?

– Нет, в разных, но… Алла Гурьевна, я уже наведался туда.

– Какой же вы молодец, Дамир! И что говорят соседи?

– Какие такие соседи? Квартиры, в которых прописаны Ладогина и Субботина, расположены в домах барачного типа, предназначенных под снос. Все, кто там проживал, давным-давно съехали.

– Получили новое жилье?

– Насколько я понял, нет: администрация, как обычно, ссылается на отсутствие свободного жилищного фонда, поэтому устраивались кто как сумеет. Да там жить действительно невозможно, Алла Гурьевна – ни воды, даже холодной, нет, ни отопления, а проводка… В общем, ужас ужасный!

– То есть Даша и Маша променяли свою благоустроенную квартиру в Санкт-Петербурге на барак без света и водопровода в пригороде?

– Получается, так. Похоже, теперь ясно, с чем мы имеем дело!

– Понять бы еще, с кем…

– Что вы говорите, Алла Гурьевна?

– Ничего, Дамир, ничего… Слушайте, надо найти пару человечков!

– Диктуйте имена.

Алла пробежалась босиком до сумки, оставленной в прихожей, вытащила записную книжку и, найдя нужную информацию, вернулась к телефону.

– Вы там, Дамир? Арсений Дмитриев, во-первых.

– Что за фрукт?

– Выпускник того же детского дома, что и девочки, и того же года выпуска.

– И что с ним?

– Вот это-то вам и нужно узнать. Второго зовут, так… Леонид Пегов. Он на несколько лет постарше. Постарайтесь побыстрее, ладно?

– Будет сделано, Алла Гурьевна! – пообещал Ахметов и отключился.

Алла сняла с прикроватной вешалки приготовленный с вечера костюм, прошла за ширму, размотала простыню и принялась одеваться.

– Тебя подбросить до СК? – поинтересовался Негойда.

– Сегодня мне надо в другое место.

– Так я и туда тебя подвезу, в чем проблема?

– Спасибо, но я лучше на метро: сейчас пробки, а я хочу побыстрее с этим разделаться.

Выглянув из-за ширмы, Алла заметила на лице Дмитрия разочарование.

– Ну не дуйся, – улыбнулась она и ласково клюнула его в щеку.

Однако он не позволил ей отстраниться, схватив за запястье и притянув к себе.

– Не смей! – весело взвизгнула она, вырываясь. – Ты не представляешь, сколько времени я потратила, наглаживая этот пиджак!

– Станешь дергаться, помнешь еще сильнее! – резонно ответил он. – А будешь умницей, я все сделаю аккуратно…

Алла оценила соотношение сил и пришла к выводу, что сопротивление бесполезно.

* * *

Мономах удивился, когда в середине дня позвонил Горин: оказалось, он подъехал к больнице и хочет перемолвиться парой слов.

У Мономаха только что закончилась операция, до следующей оставалось минут сорок, и он решил, что успевает.

На самом деле и у него было что сообщить адвокату.

Тот описал свое авто, и Мономах легко нашел его на больничной парковке: машина выделялась необычным ярко-зеленым цветом.

– Добрый день, – поздоровался он, усаживаясь на сиденье рядом с водительским.

– Добрый, – кивнул адвокат. – Вы уж извините, Владимир Всеволодович, что беспокою в рабочее время, однако мне необходимо кое-чем с вами поделиться!

– Слушаю, Борис Ильич.

– Мне удалось заполучить историю болезни Аркаши – вот, держите. – И он протянул собеседнику тонкую папку. – К сожалению, достать заключение о смерти у меня не вышло: как я ни старался, мне отказали. Вот если бы возбудили уголовное дело…

– Не переживайте, Борис Ильич, у меня есть заключение.

– Как же вы…

– Незаконным способом, само собой: в суде это не прокатит! С другой стороны, кто сказал, что дело дойдет до суда? Может, все, что мы предполагаем, не имеет под собой ни малейших оснований, а является лишь чередой нелепых совпадений!

– Что-то верится с трудом! – пробормотал Горин.

А Мономах подумал: что, если бурная деятельность, которую развил адвокат, результат запоздалого чувства вины за то, что его не было рядом с другом в тяжелую минуту? Не торопятся ли они с выводами?

– И какова причина смерти, согласно выводам патологоанатома?

– Хроническая сердечная недостаточность. Только вот есть один нюансик: такая причина смерти ставится большинству пожилых людей, которым не проводилось вскрытие.

– Вскрытие не проводилось?

Мономах мотнул головой.

– Как такое возможно?

– Возможно, если ближайший родственник напишет отказ и если у патологоанатома не возникнет подозрений, что смерть имела неестественный характер. Как правило, таких подозрений не возникает, если покойный страдал каким-то заболеванием, например болезнью сердца или онкологией.

– Но Аркаша был абсолютно здоров! – воскликнул адвокат. – Вот, посмотрите результаты его последнего осмотра: здесь стоит дата – буквально за месяц до несчастного случая!

Мономах погрузился в чтение, и на некоторое время в салоне воцарилось молчание.

– Да-а, странно! – протянул он, захлопывая папку.

– Что?

– Ну, видите ли, Борис Ильич, я, конечно, не кардиолог, однако и мне известно, что сердечная недостаточность не является самостоятельным заболеванием, а становится следствием других патологий. Наиболее часто к ней приводят ишемическая болезнь сердца, гипертония, клапанные пороки сердца, кардиомиопатия или миокардит. Ничего из вышеперечисленного в истории болезни вашего приятеля нет, а он, как я вижу, трепетно относился к собственному здоровью и проходил полный медицинский осмотр каждые полгода! Если бы у него были проблемы, их обязательно обнаружили бы!

– Да-да, вы правы, Аркаша был именно таким! Несмотря ни на что, он любил жизнь. Когда умерла жена, он стал еще более мнительным – боялся, как бы болезнь не застигла его врасплох, поэтому старался поддерживать себя в форме и вел здоровый образ жизни. Его отец и дед, между прочим, дожили один до девяноста восьми, другой до девяноста трех лет соответственно! Аркаша даже купил себе полис ДМС, причем один из самых дорогих!

– Не вижу никаких причин для развития сердечной недостаточности, тем более хронической, как написано в заключении о смерти. Ни бронхолегочных заболеваний, ни эндокринных… Даже удивительно, что в его возрасте он сохранил такое бычье здоровье! Я мог бы еще понять, если бы патолог установил острую сердечную недостаточность, ведь она может быть связана с травмами, а Аркадий Андреевич получил травму при наезде велосипедиста, но здесь ясно написано: хроническая! Она развивается в течение длительного времени и имеет характерные симптомы.

– Какие именно?

– К примеру, быстрая утомляемость…

– Это вообще не про Аркашу! – тут же перебил Горин.

– Одышка, отеки и так далее, – закончил Мономах. – Не заметить такое невозможно, а ваш друг, испытывая такие симптомы, сразу помчался бы к врачу, я правильно понимаю?

– Абсолютно! И каков ваш вывод?

– Ну, выводы делать рано – надо бы пообщаться с лечащим врачом Аркадия Андреевича. Меня интересует вопрос, почему ему не стали делать операцию по замене сустава: судя по истории болезни, она была ему показана как никому другому!