Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

– Ну все? – нетерпеливо поинтересовался Кай, честно стоя спиной к машине.

– Да, – ответила Лиля, намереваясь вылезти, но мужчина ее остановил резонным вопросом:

– И куда ты собралась в таком виде?

– Я...

– Полезай обратно. Сейчас доставим Райку до квартиры, а потом я отвезу тебя домой.

Сопротивляться Лиля не стала, ведь Кай говорил дело: нечего было и думать о том, чтобы ехать в общественном транспорте в медицинском халате, надетом на голое тело!

К тому времени, как машина подкатила к дому Раисы, мирно спящей в салоне, погода заметно испортилась. Уже на стоянке возле Центра Лиля заметила собирающиеся тучи, но она никак не могла предположить, что всего через каких-нибудь пятнадцать минут начнется настоящее светопреставление. Раскаты грома сотрясали небо каждые две минуты, слепящие вспышки молний били прямо в ветровое стекло, а капли дождя были такими крупными и тяжелыми, что Лиле казалось, они способны пробить дыру в крыше автомобиля. Вдвоем с Каем они с трудом извлекли сонную Раису из машины. Дождь на короткое время привел ее в чувство, но она тут же снова вырубилась, и им пришлось буквально волочить ее к подъезду. Сдав Раису с рук на руки соседке по комнате, они, пыхтя и отдуваясь, остановились на лестничной площадке. Лиля посмотрела на мокрого Кая. Его длинные волосы прилипли ко лбу, густые ресницы слиплись, а глаза блестели то ли от дождя, то ли от возбуждения. И именно в этот момент, поймав его взгляд, Лиля осознала, в каком виде находится она сама. Халат прилип к голому телу, и она прямо-таки ощущала как от холода набухли соски под тонкой тканью. Инстинктивно она прикрыла грудь. Кай счел этот жест следствием того, что девушка озябла и, быстро сняв с себя пиджак, набросил ей его на плечи.

– Ничего, – сказал он, – в машине согреешься – я печку включу.

На самом деле Лиле вовсе не было холодно. Совсем наоборот, она ощущала жар по всему телу, когда руки Кая касались ее – никогда в жизни девушка не испытывала ничего подобного от чьих-либо прикосновений. Когда ее обнимали Макс или Кирилл, это могло восприниматься лишь как выражение дружеского расположения. То, что как-то случилось на втором курсе университета на заднем сиденье «жигуленка» Пашки Ротмистрова, едва ли вообще оставило хоть какие-то впечатления, а недолгий романчик с преподавателем кафедры физиологии вообще не считается, ведь их свела вместе не страсть, а скука и вовремя подвернувшаяся командировка его жены.

Ехали они молча. Лиля куталась в пиджак Кая, слегка пахнущий каким-то травяным одеколоном и деревом. Интересно, с чего бы это нейрохирургу пахнуть деревом – у него, что, хобби вечерами на лесопилке подрабатывать? Пару раз она ловила в зеркале взгляд водителя. Сама же девушка избегала пялиться на Кая и отводила глаза, делая вид, что ей страшно интересен пейзаж за стеклом.

– Пиджак завтра отдашь, – бросил он небрежно, притормаживая у Лилиного дома.

Она даже не успела открыть рот, как «Мерседес» с ревом рванулся прочь от крыльца, а она осталась стоять под навесом с выражением недоумения на лице. Мог бы хоть поблагодарить, что ли, ведь она как-никак здорово подсобила Каю с его пьяной подружкой! И где он только таких находит – малолетка ведь, сразу видать, сомлела от пары бокалов шампусика, но корчит из себя звезду тусовок!

Внезапно Лиля почувствовала себя страшно одиноко, в больничном халате с наброшенным на плечи пиджаком с чужого плеча и пластиковым пакетом, где лежало безнадежно испорченное платье, которому надлежало сделать из нее королеву вечера... Да уж, «королева», нечего сказать: подружку хирурга вырвало прямо на нее, потом дождь довершил дело, и теперь Лиля, мокрая и плохо пахнущая содержимым желудка Раисы, возвращалась домой, как побитая собака. Но почему-то глубоко внутри нее прочно угнездилось удивительное теплое чувство, не дающее замерзнуть и окончательно упасть духом. Это чувство питалось тем взглядом, которым Кай смотрел на нее на лестничной площадке. Его взгляд выражал неподдельный интерес, и, хотя внутренний голос подсказывал Лиле, что этот интерес порожден исключительно физиологией и ничем большим, ей все же хотелось верить в другое.

* * *

Наутро Лиля встала, совершенно разбитая. Придя домой в половине второго ночи, она нос к носу столкнулась с бабушкой, которая, естественно, не могла лечь спать, не дождавшись внучки. Екатерина Матвеевна чуть в обморок не упала, увидев Лилю в таком растрепанном виде, и поначалу подумала, что с девушкой случилось нечто ужасное. Пришлось ее успокаивать, потом целый час отмывать в душе запах рвоты, поэтому Лиля добралась до кровати, когда за окном уже забрезжил рассвет, а вставать надо было в семь, как обычно. Посмотрев на себя в зеркало, Лиля удивилась тому, что на ее лице почти не видны следы вчерашних «приключений».

– Молодость! – философски произнесла Екатерина Матвеевна, когда внучка поделилась с ней своими наблюдениями. – Но ты не переживай, девонька, это ненадолго.

«Ободренная» словами бабушки, Лиля, однако, не решилась сказать ни слова поперек: все-таки она провинилась, притащившись далеко за полночь. Так что вполне объяснимо, что пожилая женщина до сих пор находилась слегка не в духе.

На отделении было непривычно тихо. Конечно, нельзя сказать, чтобы здесь обыкновенно царила суматоха, но сегодня казалось как-то особенно безлюдно.

– Ну, где ты ходишь?

Обернувшись, Лиля увидела Рыбу. Девушка выглядела донельзя возбужденной. Щеки ее горели, а глаза буквально выкатывались из орбит.

– А что такое? – удивилась Лиля. – Где вообще все?

– У Никодима, разумеется, – следователь пришел!

– К-какой с-следователь?

– Ты что, не знаешь еще? Вся больница на ушах стоит!

– О чем не знаю-то?!

– Так Пашку убили!

– Какого такого Пашку?

– Тьфу ты, да Дмитриева, какого же еще!

– Павла Дмитриева... убили?!

Лиля подумала, что ослышалась. Разумеется, это не может быть правдой – это всего лишь дурной сон. На самом деле она еще не просыпалась, и сейчас прозвенит будильник, и...

– Давай, пошевеливайся, – подтолкнула ее Рыба. – Следователь велел, чтобы все отделение собралось.

Кабинет Никодима никогда не выглядел большим, а теперь он показался Лиле невероятно маленьким из-за большого количества народа, набившегося внутри. Сидячих мест на всех не хватало, поэтому самые молодые подпирали стены стоя.

– Я ее привела! – возвестила Рыба, буквально вталкивая Лилю в тесное помещение.

– Ну вот и отлично – можно начинать.

Эти слова произнес невысокий, крепко сбитый мужчина лет пятидесяти с коротко стриженным ежиком темных волос, уже начинающих заметно седеть. Видимо, это и есть следователь, решила Лиля.

– Вы все уже знаете, что сегодня ночью погиб ваш коллега, Павел Дмитриев, – продолжал он между тем. – Так что, если у кого-то имеются сведения об обстоятельствах его смерти, прошу сразу об этом сказать, чтобы не терять драгоценного времени: большинство преступлений раскрывается по горячим следам.

Слова следователя были встречены гробовым молчанием.

– Знаете, товарищ майор, – проговорил Никодим, когда стало ясно, что никто ничего не скажет, – я сомневаюсь, что мои коллеги что-то знают: все мы вчера присутствовали на корпоративе в честь дня рождения клиники...

– Дмитриев тоже?

– Конечно, я же сказал – все.

– Когда он покинул вечеринку?

– Да сразу же после драки, – подал голос Кузя и тут же, поймав уничтожающий взгляд Кая, покрылся красными пятнами и опустил глаза.

– Какой драки? – немедленно оживился майор.

Все молчали. На лице майора появилась недовольная гримаса, и тогда Кан Кай Хо выступил из-за спины Никодима.

– Ну, подрались мы с Дмитриевым, это правда, – признался он.

– Из-за чего подрались-то? – поднял бровь майор.

– Да так, не из-за чего...

– Это не разговор, доктор: у всего есть свои причины!

Кай упрямо опустил глаза в пол.

– Что ж, – вздохнул следователь, – мы еще вернемся к этому. А пока хотелось бы выяснить, кто последним видел Павла Дмитриева живым?

* * *

Карпухин терпеть не мог сюрпризов, а гибель врача в онкологическом центре относилась как раз к этому разряду. Честное слово, как будто у него своих проблем мало! Ну да, работает он с Отделом медицинских расследований время от времени, но это же не значит, что каждое дело, мало-мальски имеющее отношение к медперсоналу, поручают только ему – просто засада какая-то! Других следователей, что ли, в таком большом городе не находится? И вообще, Центр расположен не в его, Карпухина, районе, так с какой стати ему всучили дело Дмитриева?! Одно дело – сотрудничество с главой Отдела, Андреем Лицкявичусом, и совсем другое – самостоятельное расследование в медицинском сообществе. Лицкявичус и сам врач, и весь его отдел, за небольшим исключением, состоит из людей этой профессии, которые настороженно относятся к любому вмешательству извне. Медики – народ своеобразный, необщительный с чужаками, поэтому майор предпочел бы, чтобы делом Дмитриева занимался кто-то другой. Правда, на первый взгляд все выглядит донельзя простым: хирурга на почве личных неприязненных отношений неизвестной этиологии, как выражается Андрей, грохнул этот кореец, как его там... Кан, кажется? Вот и еще одна неприятность, между прочим. Не то чтобы Карпухин был националистом, но он всегда считал, что корейцы, как и китайцы, и вьетнамцы, и прочие чужеземцы, должны жить в Корее, Китае, Вьетнаме и прочих чужих землях, а в России им делать нечего – в ней, матушке, и своих бандюков хватает. Конечно, Кан не похож на уличного жигана, да и вообще вряд ли якшается с подобными преступными элементами, однако корейская диаспора Питера вполне может подняться на дыбы, если мужик и в самом деле окажется убийцей, а иметь дело с диаспорами майор терпеть не мог – уж больно дело хлопотное. Вот ведь, поди ж ты, когда русских бьют, никто не возбухает – даже сами же русские, однако стоит задеть иноземца, как тут же налетают журналисты, правозащитники и его соотечественники и прямо-таки горой встают за искомую личность! Чутье подсказывало, что если и убил Кан этого Дмитриева, то уж точно не потому, что мужики пациентку не поделили. И та стажерка, Лиля Перова, похоже, как-то замешана в ссоре, ведь это она вызвала Кана в отсутствие лечащего врача! У майора была возможность понаблюдать за девицей – так, ничего особенного, два глаза, два уха, хотя многим миниатюрная светловолосая ординаторша, возможно, показалась бы привлекательной. Ну она точно не во вкусе Карпухина – во-первых, ей не больше двадцати. Во-вторых, майору нравились высокие, крепкие дамы. Лицкявичус любил подшучивать над вкусом приятеля, говоря, что он любит женщин рабоче-крестьянского типа, чтобы кровь с молоком. А что, простите, плохого в этом типе? По крайней мере, такую не боишься случайно в постели раздавить, когда ворочаешься с боку на бок, а эта... Но зато как она смотрела на Кана – прямо-таки рентгеновским зрением прожигала насквозь! Интересно, между ними что-то есть? Судя по словам коллег, погибший был тот еще фрукт – бабник с комплексом Наполеона, как выразился бы Кобзев, психиатр ОМР. Соперничество может вбить клин между людьми, но заставить убить... Что Кан приобрел бы в случае гибели Дмитриева? Делить им нечего, ведь оба делали одну и ту же работу и находились на хорошем счету. Так зачем, спрашивается, одному избавляться от другого, да еще после драки, которую видели с десяток свидетелей?

Глубоко вздохнув, Карпухин вытащил сигарету и, распахнув дверцу машины, закурил. Вот если бы дело поручили кому-то другому, он, скорее всего, принял бы единственно возможную версию, лежащую на поверхности: Кан убил Дмитриева на почве личных неприязненных отношений. Но, как любил говаривать сам майор, наличие единственной версии хоронит любое расследование: не может быть, чтобы Кан был единственным, у кого не заладились отношения с погибшим. Значит, надо зайти с другого конца, а хирург пока пусть на свободе погуляет – куда он денется, ведь его жизнь здесь, в Питере, в этой клинике?

Подняв глаза в поисках урны, Карпухин заметил на гравиевой дорожке, ведущей мимо автостоянки возле Центра к главному входу, одинокую женскую фигуру. Время-то самое рабочее, и на улице почти никого, поэтому она не могла не привлечь его внимания. Одетая в строгий деловой костюм и туфли-лодочки на практичном низком каблуке, она удалялась к дверям. Вот это – женщина, подумал Карпухин, не то что маленькая белобрысая швычка с глазами странного цвета, похожими на зенки камышового кота. Высокая, стройная, но не худая, с длинными смоляными волосами, собранными в пучок на затылке и открывающими красивую белую шею, вокруг которой скромно обернулась нитка розового жемчуга. Что-то в ее движениях показалось майору знакомым, и, привстав, он тихо окликнул:

– Агния?

Если бы это оказалась не она, то даже не услышала бы заданного вполголоса вопроса, но Карпухин не ошибся.

– Артем Иванович! Какими судьбами?

Взмах густых ресниц, и черные глаза распахнулись ему навстречу, в них – радость и удивление.

– Э-э... Я вот тоже об этом хотел спросить, – пробормотал он. – Надеюсь, не по личному делу?

– Как раз по личному... Да нет, вы меня не так поняли – со мной все в порядке, – быстро добавила Агния. – Я пришла повидать одного знакомого.

Майор внимательно посмотрел на нее.

– Значит, вас не Андрей послал? – уточнил он.

– Нет.

– И вы, слава богу, здоровы?

– Абсолютно. А вы...

– Я, как водится, по работе: расследую убийство.

– Да вы что?! И кого убили?

– Да хирурга одного местного, Дмитриева. Знаете такого?

– Ну, фамилия распространенная!

– Павел Дмитриев, онколог.

Агния на минуту задумалась.

– Не думаю... Нет, точно не знаю. Это не дело ОМР?

– Нет, но вы же в курсе, что если в Питере убивают работника здравоохранения, то все сразу бегут к Карпухину – вашими с Андреем стараниями, между прочим!

– Ну, извините, Артем Иванович, – улыбнулась Агния. – Я вам очень сочувствую, но репутация бежит впереди вас: мы так успешно работаем в одной связке, что об этом известно всему городу!

– Вот уж от такой славы я с удовольствием бы отказался, – кисло ответил майор. – Ладно, Агния, побегу я, а то еще надо родственников этого Дмитриева допросить, а потом к начальству – кто-то «высокий» хочет, чтобы расследование завершилось как можно быстрее, и требует немедленных результатов, а я ведь еще и не начинал!

Попрощавшись, Карпухин вернулся к машине. Ему всегда нравилась Агния, с самой первой встречи. Нет, не в этом смысле, конечно, потому что она замужем, да и Андрей... Интересно, как там у них все развивается? Муж Агнии, Шилов, конечно, мужик мировой, но майору отчего-то всегда казалось, что между главой ОМР и этой женщиной что-то есть. Агния уже побывала замужем, имеет взрослого сына, а за Шилова вышла всего-то пару лет назад. И все же они с Андреем составили бы хорошую пару: когда Карпухин смотрел на них со стороны, таких непохожих и одновременно так здорово сочетающихся, он думал о том, как порой несправедлива жизнь. Андрея она здорово потрепала. Горячие точки, болезненный развод, пропащая дочь – не пора ли, наконец, и ему получить немного личного счастья? Агния – как раз такая женщина, которая ему требуется: сильная, смелая, упрямая и вполне способная противостоять его собственному упрямству. Эх, да что тут рассуждать, ведь свои мысли и желания на расстоянии не передашь... Интересно, что все-таки она тут делает? Кажется, не очень хотела обсуждать эту тему, сразу перевела стрелки на него. Надо будет при случае выяснить – вдруг гибель хирурга и визит Агнии как-то связаны, хоть она и сказала, что впервые слышит о Павле Дмитриеве.

* * *

Разговор с дотошным майором вывел Кана Кая Хо из равновесия. Впереди были еще две серьезные операции, а он уже ощущал неимоверную усталость и опустошенность. И кто бы мог подумать, что стычка с пьяненьким Дмитриевым приведет к такому результату? Павла нашли на подземной стоянке, расположенной в его же доме, в шесть утра, когда кому-то взбрендило в голову отправиться на работу и спуститься за своим автомобилем.

Но, как выяснилось, на визите Карпухина беды Кая еще не закончились. Не успел он переодеться, намереваясь сбегать в буфет перекусить, как дверь ординаторской распахнулась, и головка медсестры безжалостно возвестила:

– Кай, вас к Никодиму Ивановичу. Срочно!

Тихо застонав, Кай поплелся к начальству. Вызов в середине дня не предвещал ничего хорошего, а плохих новостей на сегодня он уже и так наслушался достаточно!

– Вызывали? – сквозь зубы проговорил он.

Никодим находился в кабинете не один, а в компании высокой темноволосой женщины. Едва увидев ее, Кай радостно подался вперед, и она, улыбнувшись, поприветствовала его кивком головы.

– Вижу, узнал меня?

– Агния Кирилловна – какими судьбами?!

– Ну, – сказал заведующий, – оставляю вас поболтать, а у меня дела. Чувствуйте себя как дома, – обратился он к даме.

Оставшись одни, они пару минут разглядывали друг друга. Агния Кирилловна Смольская – кто бы предположил, что они вновь свидятся, спустя столько лет! Еще будучи зеленым юнцом, в больнице он познакомился с очаровательным анестезиологом. Хирурги не горели желанием его обучать, зато Агния почему-то решила взять над ним шефство. Возможно, ей импонировало то рвение, с которым он относился к работе врача? А может, она заметила отсутствие цинизма, который, как правило, проявляется у молодых лекарей задолго до того, как они успеют приступить к непосредственным обязанностям? Каю все было интересно, он, как губка, впитывал информацию, полученную из любых источников, и, кроме того, старался сам читать как можно больше, порой удивляя свою наставницу сведениями, о которых она понятия не имела. Именно Агния первой отметила, что у него прекрасные мозги и умелые руки, что в дальнейшем могло сделать из него классного хирурга. Некоторое время Кай всерьез задумывался над карьерой анестезиолога, но потом решил, что эта работа чересчур однообразна для него. Каю хотелось вызова, серьезных случаев, неразрешимых задач. Все это он получил сполна и уже не был так уверен в своем выборе, как десять лет назад.

– Вы совершенно не изменились! – заключил Кай, наконец. – Даже похорошели, я бы сказал.

– Спасибо, – снова улыбнулась Агния. – Ты всегда умел сказать приятные слова.

– Только правду и ничего, кроме правды! – возразил он. – Так что же привело вас к нам – неужели решили сменить-таки свою больницу на наше «новье»? Нам бы здорово пригодился отличный анестезиолог...

– Нет, Кай, я здесь вовсе не в поисках работы, – прервала она. – Ты, наверное, не знаешь, но я совмещаю врачебную деятельность с работой в Отделе медицинских расследований.

– Расследований? Это как-то связано с полицией?

– Мы сотрудничаем, но нашей основной задачей является, во-первых, определить, так ли уж необходимо в данном конкретном деле вмешательство органов, и, если возможно, решить дело миром. Ты же понимаешь, что медики охотнее говорят с коллегами, чем с чужаками из органов?

– Так вас подослал этот майор, что ли? – нахмурился Кай.

– Ты имеешь в виду Карпухина? Нет, он меня не «подсылал», как ты выражаешься. А почему ты о нем заговорил, ведь он, насколько мне известно, расследует смерть какого-то врача?

– Что-то я перестаю понимать, Агния Кирилловна, вы здесь не в связи с убийством Дмитриева?

– Да нет, я не имею к этому никакого отношения! Погоди, что вообще происходит?

Кай неохотно поведал бывшей менторше о визите майора и о том, почему именно его, Кая, персона больше всего заинтересовала Карпухина.

– Вот это номер! – воскликнула она, когда он закончил. – Но я понятия не имела об этом, честное слово!

– Как же вы тогда здесь оказались?

– Меня вызвал Никодим Иванович.

– Зачем это?

– Да для страховки, вот зачем! Ты же знаешь, что тобой занимается Комиссия по этике?

– Что-то слышал, – пробормотал Кай, и желваки на его худощавом, скуластом лице заходили ходуном.

– Так вот, – продолжила Агния, – Никодим Иванович в полной мере представляет себе, к каким последствиям для практикующего врача приводит тесное «общение» с комиссией, основной задачей которой является распять тебя при малейшем подозрении на нарушение!

– Надо же, – хмыкнул Кай. – А я-то, дурак, считал, что их цель – поиски истины!

– Теоретически – да. Понимаешь, тут все зависит от личности председателя, а с ним я, к сожалению, знакома не понаслышке и уже предвижу, в каком ключе будет работать комиссия.

– И кто же у нас председатель?

– Его фамилия Толмачев, но не думаю, что это тебе о чем-нибудь скажет.

– Верно, – согласился Кай. – И что не так с вашим Толмачевым?

– Он вовсе не мой Толмачев, – возразила Агния. – Более того, если он прознает, что я с тобой общалась, могут возникнуть большие проблемы.

– Правда? Чего так?

– У нас с ним, как бы это выразиться... непримиримые противоречия. Его стиль работы меня не устраивает. При других обстоятельствах его уже давно списали бы со счетов, но, похоже, в Комитете по здравоохранению, а то и в министерстве, у Толмачева есть «волосатая лапа», всякий раз выручающая его из беды. Одно время Толмачев даже являлся руководителем ОМР, но быстро оказался не у дел. Я надеялась, что больше о нем не услышу, так как последнее дело, связанное с вакциной от гриппа, было громким и привело к его полной дискредитации, но он опять выкрутился!

– А, вы имеете в виду тот скандал на фоне эпидемии? Когда оказалось, что государственные медучреждения закупили недействующую вакцину от «испанки»?

То дело и в самом деле получило огромный общественный резонанс. Агния не любила вспоминать о нем, так как и сама едва не пала жертвой неизвестного штамма, специально «запущенного» одной из фармакомпаний с целью поправить собственные финансовые дела. Много людей умерло, да и сама Агния, если бы не ее друзья и коллеги, оказалась бы на том свете. Толмачева сняли с поста главы отдела и вернули Лицкявичуса, и она полагала, что на его карьере будет поставлен крест. Как же она ошибалась![109]109
  Читайте об этом в романе Ирины Градовой «Вакцина смерти».


[Закрыть]

– Ну так что же вы все-таки здесь делаете? – спросил Кай, видя, что его собеседница внезапно впала в задумчивость. – Вас вызвал Никодим – это я понял, но каким образом вы можете меня «подстраховать»?

– Мне нужно точно знать обстоятельства дела, из-за которого за тебя взялась комиссия. Теперь, когда ты еще и в уголовном деле фигурируешь, бороться за тебя станет раз в десять труднее!

– А я вовсе и не просил вас ни о чем таком! – заметил Кай сквозь зубы. – Если вам грозят неприятности, то не стоит и браться!

– Неприятности меня никогда не останавливали, Кай, – спокойно ответила Агния. – Если ты невиновен, а я в этом совершенно уверена, то просто необходимо вырвать тебя из пасти Толмачева!

– Интересно, почему это вы так уверены во мне? Я вот, к примеру, совершенно не уверен...

– То есть?

Брови Агнии взлетели вверх, словно крылья чайки.

– У Вакуленко был безнадежный случай. Об этом знал я, знала она, знал ее муж...

– Он заявляет, что его жена могла бы выжить, если бы ты выполнил свой врачебный долг.

– Повторяю: все знали, что Вакуленко умирает. У нее была терминальная стадия с метастазами, когда хирургическое вмешательство бессмысленно.

– Поясни – ты же знаешь, я в онкологии... ну, как свинья в апельсинах.

– Прогноз лечения рака мозга зависит от следующих факторов: степень опухоли, ее размер и локализация. В случае Вакуленко степень определяла все, хотя локализация также была весьма неудачная: даже если бы стадия была не такой тяжелой, полностью удалить ее не представлялось бы возможным, а это означает непременный рецидив с гораздо более тяжелыми последствиями.

– И все же ты взялся за ее лечение?

– Знаете, Агния Кирилловна, проще всего отправить человека домой умирать! – огрызнулся Кай. – Я решил попытаться хоть что-то сделать.

– Я вовсе не обвиняю тебя в том, что ты занимался безнадежной больной, – заметила Агния.

– И на том спасибо!

– Как же ты намеревался лечить Вакуленко? Ты ведь нейрохирург, и операция для тебя, казалось бы, должна являться самым главным выходом?

– Я еще и онколог, между прочим, и у меня есть пациенты, которым операция не показана. Тем не менее ими я тоже занимаюсь, и некоторым становится лучше. Иногда, по крайней мере, – добавил Кай без особого энтузиазма.

Агния пристально посмотрела на молодого человека. Как же ему, должно быть, трудно: его пациенты чаще всего не выздоравливают, а умирают. Являясь анестезиологом, Агния редко видела последствия операционного вмешательства, предполагая, что пациенту после этого становится лучше. Она редко задумывалась над тем, что хирургия могла и не помочь, что могли возникнуть осложнения, с которыми пациент не справится. Ее дело маленькое – сделать так, чтобы он не чувствовал боли и очнулся после наркоза в более или менее нормальном состоянии. Только работа в отделе заставила Агнию взглянуть на свою деятельность под другим углом, и теперь она как никогда хорошо понимала Кая.

– Я подумывал о применении брахиотерапии, – говорил между тем Кай.

– О чем?

– Это вид радиотерапии, заключающийся в облучении внутренним методом, местной локализации и высокой дозы, что предотвращает соприкосновение лучей со здоровой близлежащей тканью. Этот метод считается инновационным и сравнительно безопасным, но обычно не применяется при раке мозга.

– А когда же?

– В основном брахиотерапию используют при лечении опухолей поджелудочной железы и шейки матки на последних стадиях. В России этот метод широкого развития не получил, но я пытался найти специалистов. Еще я предложил Вакуленко испробовать метод, называемый «индивидуальной вакциной».

– Это что еще за зверь?

– Наша клиника сотрудничает с Институтом ядерных исследований, где имеется большой иммунологический отдел. Если, скажем, у человека кроме опухоли имеется отдаленный метастаз, который удалить нельзя, можно удалить основную опухоль, потому что это продлит человеку жизнь. Такие случаи обычно считаются неоперабельными, а нетоксическая терапия в сочетании со специальным методом иммунотерапии делает перспективными те операции, которые до этого считались бесперспективными.

– Ты хочешь сказать, что существует индивидуальная противоопухолевая вакцина? – уточнила Агния.

– Точно. Опухоль удаляется, и из нее выращивается культура. Потом у пациента берутся дендритные клетки. Они, если так можно выразиться, «воспитывают» лимфоциты. Эти клетки «обучаются» реагировать на опухолевые антигены – на ту самую конкретную опухоль, которую удалили. Получается индивидуальная вакцина от рака, которую остается ввести пациенту, чтобы она защищала его от рецидивов и метастазирования. К этой вакцинации добавляется бластофаг – вирус, разрушающий опухоль. Таким образом, на опухолевые клетки совместно действуют индивидуальная вакцина и бластофаг, подбираемый по результатам гистологии. Этот препарат можно пить, вводить внутримышечно или внутривенно. Бластофаг можно принимать и на стадии подготовки к операции, но особенно ценно это лечение, когда никакое другое не помогает.

– Просто невероятно! И почему же этот метод не применяется повсеместно?

– Есть несколько причин, но главным образом из-за одного серьезного «но»: прием бластофага вызывает мощную реакцию в виде тяжелого лихорадочного состояния. Потом все приходит в норму, и с точки зрения онкологического заболевания это несущественно, но ведь онкологические больные последней стадии ослаблены! Кроме того, необходимо учитывать все другие болезни пациента – например, гипертонию, диабет, и возникает вопрос: удастся ли их скомпенсировать и можно ли больному пойти на такой риск? Тяжелая гипертония при таком напряжении организма может грозить инсультом или инфарктом.

– Вакуленко была гипертоником? – спросила Агния.

– Да. Прежде чем начинать лечение, необходимо было улучшить состояние сосудистой системы. Я выяснил, что существует новый препарат – бальзам Мухина, созданный из личинок вощаной моли, который прочищает сосуды и улучшает кровоток, и я даже договорился о том, чтобы Вакуленко его получила...

– То есть ты не отказался ее лечить?

– Абсолютно нет! – возмущенно воскликнул Кай. – И я не могу понять, почему ко мне вообще возникли претензии!

– Насколько я понимаю, муж Вакуленко утверждает именно это, – пробормотала Агния. – Говорит, что ты отправил ее домой без малейшей надежды и сказал, что госпитализация и дальнейшее лечение смысла не имеют.

– Чушь – я никогда не говорю пациентам ничего подобного!

– Утихомирься, Кай, я тебе верю, но нам нужно убедить в этом Комиссию по этике! У тебя есть какие-то доказательства, что Вакуленке были предложены экспериментальные методы лечения?

Кай ненадолго задумался.

– Нет, – ответил он наконец. – Наша беседа имела частный характер, и я предупредил ее обо всех возможных рисках. Она обещала подумать и принять решение.

– И пропала?

– Да.

– Но, погоди, ты же говорил, что заказал этот... бальзам Мухина, да?

– Никто не знает, для кого, у меня ведь много пациентов.

– Значит, это нам не поможет...

– Все плохо, да?

– Хуже некуда. Но это ничего не значит: я тебе верю и постараюсь помочь.

– Вы и в самом деле думаете, что сможете повлиять на Комиссию по этике? – недоверчиво спросил Кай.

– Я – вряд ли, но есть люди... Короче, Кай, предоставь все мне, ладно?

– Почему вы это делаете, Агния Кирилловна? – Голос Кая звучал озадаченно.

– Ну, во-первых, потому что меня попросил Никодим Иванович. Он тебя очень ценит и не хочет терять хорошего специалиста.

– А во-вторых?

– Во-вторых... Что ж, назовем это обостренным чувством справедливости. Мы давно знакомы, и я всегда считала, что из тебя выйдет по-настоящему классный врач. В тебе есть то, что напрочь отсутствует у девяноста девяти процентов нынешних молодых медиков – чувство сострадания. Мне это, если хочешь, импонирует. Именно поэтому я не верю в то, что ты способен бросить больного на произвол судьбы. Такое объяснение тебя устраивает?

* * *

Лиля была потрясена приглашением Кана Кая Хо. Ей казалось, что, невзирая на пережитое вместе «приключение» и испорченное платье, которое пришлось с извинениями вернуть в театр, он по-прежнему игнорировал ее, едва отвечая на приветствия. Тем не менее сегодня утром, когда они случайно столкнулись в коридоре, Кай был более дружелюбен, чем обычно. Сказал, что сожалеет об испорченном наряде и хотел бы все компенсировать. От денег Лиля отказалась, но не принять приглашение не смогла. От предвкушения встречи с Каном Каем Хо у девушки тряслись руки. Заполняя дневник ординатора за прошедшую неделю, она едва понимала, что пишет, подозревая, что Никодим, читая его, придет в полное недоумение. Однако сейчас Лиля просто не могла думать ни о чем, кроме предстоящего свидания. Да, она уже называла это свиданием, хотя Кай определенно дал ей понять, что встреча будет дружеской – просто двое коллег пропустят по стаканчику в каком-нибудь баре. В последнее время Кай ходил угрюмый, и Лиля догадывалась, что дело в гибели Дмитриева, вернее, в визите следователя, который ухватился за некрасивую драку на вечеринке. Насколько сильно это происшествие может повредить Каю? Лиля знала Дмитриева совсем недолго, но мужчина ей не нравился. Он считал себя пупом земли, врачом, которому нет равных. Одновременно с этим Павел, как ни странно, страдал от чувства собственной неполноценности, желая всем доказать, что во всем превосходит Кана Кая Хо, своего давнего соперника. Если он был такого высокого мнения о собственной неотразимой персоне, то почему столь болезненно переносил любые сравнения с коллегой? К женщинам Павел относился как к мусору: Рыба проговорилась, что не было на отделении медсестры, с которой бы он не переспал, и Лиле оставалось лишь предполагать относительно других отделений. Там, где царят отчаяние и безнадега, ей казалось кощунственным заниматься тем, чем занимался Дмитриев с девчонками, прячась по углам. Серьезных отношений он не признавал, поэтому расставания всегда проходили болезненно для девушек. Конечно, Лиля не оправдывала и их, но ведь ясно же, что любая сестричка спит и видит как бы заполучить доктора! Они на что-то рассчитывают, надеются, а Павел заранее знает, что каждая из них – всего лишь незначительное звено в бесконечной цепочке ножек, грудок и попок, которым он уже и счет потерял! В общем, личность убитого особого сочувствия у Лили не вызывала. Тем не менее само событие выглядело ужасно.