Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"
Автор книги: Ирина Градова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 174 (всего у книги 334 страниц)
И вот мы снова встретились, и теперь передо мной была совершенно другая Женька. Несколько лет иностранного замужества, без сомнения, пошли ей на пользу. Женя стала ухоженной дамой, прекрасно одетой, несмотря на восьмой месяц беременности, когда найти приличную одежду становится невероятно сложно. Вся в золоте и бриллиантах, со стильной стрижкой на безупречно окрашенных в шоколадный цвет волосах, с маникюром на пальцах, забывших о стирке и мытье посуды, она выглядела очень эффектно, сияя голливудской улыбкой, также, видимо, сделанной за границей.
– Шикарно выглядишь! – щебетала Женька. – Неужели по-прежнему в своей больнице трудишься? А как твой Славка – нашел работу-то приличную? А Дэн? Вырос уже небось...
Подруга забрасывала меня вопросами, и я едва успевала «отстреливаться». Мы пошли в кафе, расположенное на том же этаже, и там, за фруктовым десертом, мне пришлось рассказать Женьке всю свою жизнь с тех пор, как мы виделись в последний раз. Я умолчала лишь о сотрудничестве с ОМР – зачем ей знать такие подробности?
– Значит, и ты себе классного мужика отхватила! – радостно воскликнула Женя, когда я закончила свой рассказ о Шилове. – Вот это правильно: я всегда считала, что Славка тебя недостоин!
Я во все глаза глядела на бывшую подругу и понимала, что она изменилась не только внешне. В ее поведении также произошли невероятные изменения в лучшую сторону. Женя больше не выглядела серой мышкой, боящейся сказать лишнее слово. Она говорила много, смело, время от времени отпуская шуточки, приходившиеся как раз к месту. Нет, я решительно не узнавала ее!
– Ты приехала с мужем? – поинтересовалась я, когда первые восторги по поводу кардинальных изменений в моей личной жизни улеглись.
– Нет, Вишал не может бросить бизнес так надолго, – покачала головой Женька. – А мне, видишь, тоже приходится туда-сюда летать – дело свое открыла пару лет назад, представляешь?
– Здесь, в Питере?
– И в Питере, и в Москве. На Гоа, знаешь ли, только туристический бизнес себя окупает да ювелирка еще, пожалуй. А здесь, при наличии стартового капитала, который обеспечил мой дорогой супружник, я легко раскрутилась, несмотря на конкуренцию. Так что мотаюсь сюда чуть ли не каждые три месяца.
– Каждые три месяца?! – ужаснулась я. – И ни разу даже не позвонила?
Женька покраснела до корней волос и отвела глаза.
– Ну, прости меня! Когда приезжаешь всего на неделю, так затягивают бесконечные дела, что просто невозможно встретиться с друзьями! А теперь, когда у меня – вот это, – она ткнула пальцем в свой круглый и тугой, как барабан, живот, – вообще ни до чего.
– А летать-то не боишься? – спросила я с опаской. – Все-таки большой срок уже...
– Так я ж не просто так летаю: каждый раз к врачу, как штык. Я ведь ЭКО сделала, понимаешь? В Индии с этим не все в порядке, поэтому пришлось в России процедуру проводить. Со второго раза получилось – представляешь? Вишал всегда говорил, что для него не имеет значения, будут у нас дети или нет, но это важно для меня – ты ведь знаешь, как я племяшек своих люблю? Здорово, что мы с тобой вот так случайно встретились, ведь теперь я, скорее всего, раньше чем через полгода не соберусь приехать! Надо дать указания управляющим магазинами, чтобы на все это время хватило – нелегкая, скажу я тебе, работа: народ у нас считает, что если начальство далеко, то можно работать нога за ногу!
Я не верила своим глазам и ушам: Женька Лагутина не только стала хорошенькой и модной, но еще и открыла собственные магазины и управлялась с ними сама, без помощи мужа, занятого своим бизнесом! Да, с отъездом в Индию у нее, судя по всему, началась совершенно другая жизнь.
– А почему ЭКО? – спросила я. – Ты ведь могла бы и сама еще...
– Да пытались мы сами, – махнула рукой Женя, – да только не вышло ничего! Знаешь, мне казалось, вот выйду замуж – сразу залечу, но не тут-то было! Лет-то мне уже тридцать восемь было, когда мы пытаться начали. Но врач сказал, что в моем случае дело не в возрасте, а в неспособности к зачатию – такова особенность организма, какой-то врожденный дефект. Но теперь, видишь какое пузо?
Она любовно погладила себя по выпирающему животу.
– Мальчик или девочка? – спросила я.
– И то и другое! – гордо ответила Женя.
Я знала, что при экстракорпоральном оплодотворении вероятность появления близнецов довольно высока, но все же испытала легкий шок и радость за подругу: она очень хотела детей и получит сразу двоих всего через месяц!
– Лучше один раз отстреляться, верно? – рассмеялась она. – А ты-то что тут делаешь?
Я объяснила суть проблемы.
– Да ты что! – воскликнула Женька, едва не вскакивая с места. – Я же ведь не сказала тебе, что магазины мои торгуют текстилем – вот балда-то! Занавески, скатерти, покрывала, подушки и – потрясающее постельное белье из Индии, Сирии и Пакистана, такого в обычных универмагах не найдешь. Ты много покупать планируешь?
– Ну, комплекта четыре надо бы...
– Отлично, тогда продам по закупочной цене – в память о старой дружбе! Здесь недалеко, всего минут пять ходьбы. Пойдем?
Я с радостью согласилась. Несмотря на беременность, Женя бежала по тротуару на каблуках чуть не вприпрыжку, и я едва поспевала за ней. Магазин и впрямь находился рядом, за углом. Вопреки моим ожиданиям он оказался большим – два огромных светлых зала с мраморными полами и красивой подсветкой. Судя по всему, Вишал не поскупился, помогая жене начать собственное дело: таких днем с огнем не сыскать, особенно среди восточных мужчин, в большинстве своем считающих женщину бесплатным приложением к дому, заменяющим сразу несколько кухонных электроприборов и вдобавок обладающим умением согревать постель по ночам. Здесь Женька чувствовала себя как рыба в воде, радостно перебегая от одного прилавка к другому и демонстрируя мне все прелести бутика.
– Ты глянь, какой колер! – тряся роскошным шелковым покрывалом, восклицала она. – Разве у нас такой найдешь? Да Турция твоя отдыхает – вот качество, вот расцветка, видишь?
Вышколенные девушки в униформе следовали за нами, словно безмолвные тени.
Не могу не признать, что при первом же взгляде на товар у меня разбежались глаза – действительно, таких ярких красок и таких замысловатых рисунков я никогда еще не встречала! Даже фирменные коробки, в которых они находились, выглядели настоящими произведениями искусства.
– Ну, давай-ка я пойду нам чаю закажу, – прощебетала Женя, – а ты тут походи, погляди, ладненько?
Я обрадовалась, что подруга не будет стоять у меня над душой, пристально следя за тем, куда упадет мой жадный взгляд. Молоденькие продавщицы, понимая, что я хочу обозреть магазин в одиночестве, не мозолили мне глаза, скромно держась поближе к стенке, но готовые прийти на помощь при малейшей необходимости. Ценники немного отпугивали, но я помнила, что Женя обещала продать мне все по закупочной цене, а потому я решила не скупиться и подобрала два потрясающих двуспальных комплекта с узором из тропических цветов в желто-коричневых и фиолетово-зеленых тонах и один – нежно-розовый с белыми лилиями и вышитой серебряной каймой по краю. Мне требовалось всего четыре комплекта, но мне понравились еще три, и я в нерешительности стояла, рассматривая их и сравнивая, пытаясь сделать нелегкий выбор.
Как раз в этот момент из подсобки выкатилась Женька с тележкой, на которой стоял чайник с двумя чашками и несколько раскрытых маленьких коробочек с диковинными сладостями.
– Давай-ка поедим! – сказала она, плюхаясь на богатый кожаный диван в конце зала. – Ты такого не пробовала – это уж точно!
Потом, заметив мою нерешительность в отношении постельного белья, Женя добавила:
– Да бери все, я продам как мелкий опт – такой шанс, подруга, выпадает раз в жизни, зато вы с муженьком будете обеспечены до конца жизни: это белье не рвется и не изнашивается, его лет на сто хватит!
Вздохнув с облегчением, узнав, во что мне обойдется весь этот «праздник», я присела рядом с Женькой, занявшей большую часть дивана. Постепенно разговор перешел от общих друзей на тему, наиболее близкую ей в данный момент.
– В какой клинике ты сделала ЭКО? – поинтересовалась я.
– Ой, ты знаешь, так удачно все сошлось! – воскликнула Женя. – Я долго выбирала – дело-то нешуточное, сама понимаешь. Весь Интернет облазила, все блоги, все форумы. Сначала думала в Москву съездить – там все-таки возможностей больше, но потом наткнулась на отзывы о центре матери и ребенка «Шаг в будущее».
Я скептически хмыкнула, и Женька неодобрительно сдвинула брови.
– Зря ты так! – покачала она головой. – У нас ведь ситуация непростая была. С одной стороны – мой врожденный дефект, с другой – у Вишала со спермой тоже не все в порядке. До того как обратиться в «Шаг», мы в нескольких подобных учреждениях уже побывали, в том числе и государственных. Сдавали анализы, долго ждали результатов, а потом везде нам говорили, что положительного результата не гарантируют! Мы уже отчаялись, и вот тут-то и помог Интернет. Мы поехали, посмотрели, и нам все понравилось. А потом снова сдали анализы, ни на что особенно не надеясь, и чудо свершилось: нам сказали, что шансы примерно семьдесят процентов – такого нигде раньше не предлагали! Первый результат разочаровал, зато второй положительный был. И вот я – мамаша двойни, как видишь!
– Я искренне за тебя рада! – честно сказала я.
– А ты как? – вдруг спросила Женька.
– Ты это о чем? – не поняла я.
– Вы-то с Олегом не собираетесь маленького завести?
– Вот уж – спасибо, нет! – всплеснула руками я. – Только-только Дэна вырастила, могу и для себя пожить наконец! Как вспомню эти бесконечные пеленки, поликлиники, сопли!
Я думала, что подруга рассмеется вместе со мной, но она и не подумала этого делать.
– Ты, конечно, имеешь право сама решать, – тихо сказала Женя, – но дети... Понимаешь, если бы я могла, то полдюжины уж точно завела бы! Это ведь такая радость, Агния! Я понимаю, что у тебя уже есть сын, но, когда он родился, ты была еще совсем девчонкой, пожить толком не успела – конечно, ты просто не могла испытывать те чувства, которые сейчас, в зрелом возрасте, испытываю я. Разве ты никогда не задумывалась над тем, сколько могла бы дать ребенку сейчас, имея опыт и средства, которых была лишена в юности?
В чем-то Женька, конечно, была права, но я никогда не задумывалась о втором ребенке. Моя жизнь сейчас казалась полной, как никогда, и эта мысль вообще не приходила мне в голову. Я почувствовала себя неловко, сидя рядом с женщиной, которой беременность далась столь тяжело, и не могла отделаться от ощущения, что она меня осуждает за нежелание рожать повторно!
– А ты не думала, что Олег хотел бы детей? – спросила между тем Женя. – Вы когда-нибудь говорили на эту тему?
Честно признаюсь, что нет. Мы с Шиловым никогда не обсуждали детей, и мне казалось, что для него этот вопрос закрыт. Да, у Олега была маленькая дочка, утонувшая в аквапарке несколько лет назад. Он очень ее любил, но никогда не заговаривал о ребенке. Теперь, когда я задумалась об этом, то мне в голову пришла странная мысль: может, являясь медиком и принимая во внимание риск, связанный с рождением ребенка в моем возрасте, он намеренно не поднимал этот вопрос? Или это я сразу же поставила наши отношения в определенные рамки, не предполагающие никаких совместных детей? Ведь у меня был Дэн, а у Олега... Нет, ничего хорошего из этих дум не выйдет, и я уже проклинала бывшую подружку за то, что она неожиданно заставила меня размышлять о том, о чем я раньше и не вспоминала!
Очевидно, поняв, что допустила некоторую бестактность, Женя мягко дотронулась до моей руки:
– Ты извини, если я влезла не в свое дело – хотела как лучше! Но ты в любом случае подумай: может, захочешь воспользоваться услугами «Шага»? Хотя, возможно, у тебя и так никаких проблем не будет – получилось однажды, так получится снова... Если захочешь.
* * *
Всю дорогу до дома я думала о нашем с Женей разговоре. Странно, как случается порой в жизни: тебе и в голову не приходит задуматься о проблеме, а потом кто-то поднимает вопрос, ранее тебя вовсе не интересовавший, – и ты чувствуешь беспокойство, словно срочно необходимо принять важное решение. Каким-то непонятным образом эта тема переплелась у меня в мозгу с расследованием, которым сейчас занимался ОМР. Я начала снова размышлять о похищенных детях. У Татьяны паранойя или ее сына и в самом деле пытаются украсть вторично? Это казалось просто невероятным!
Олег еще не вернулся, и я, отбросив печальные мысли, принялась за работу. Первым делом застелила постель новым бельем, купленным в бутике Женьки под названием «Тысяча и одна ночь». Черный шелк, расшитый золотыми и красными узорами, приятно холодил ладони, когда я в последний раз разгладила материал и отступила в сторону, чтобы полюбоваться на дело своих рук. Шилов, несомненно, оценит приобретение! Интересно, найдется ли в моем гардеробе что-нибудь черное и прозрачное, способное соответствовать такому роскошному белью?
Я уже собиралась пойти на кухню и приготовить ужин, но тут, как обычно – в самый неподходящий момент, – раздался звонок. Я решила, что не стану снимать трубку: этот день, начавшийся так замечательно, не должен заканчиваться плохо, а звонок в семь часов вечера не сулил ничего хорошего, так как все нормальные люди в это время возвращаются с работы и расслабляются! Однако телефон звонил громко и настойчиво, в результате чего Куся начала тихонько подвывать со своего места. Этого «музыкального сопровождения» я уже вынести не смогла, поэтому сняла трубку. Видимо, я не сдержалась и тяжело вздохнула, потому что в трубке послышалось недовольное:
– Ну, извините, что отрываю от важных дел!
Лицкявичус крайне редко звонил мне домой, обычно это делала Вика, выполняющая функции и системного администратора, и его личного секретаря.
– Шилов дома? – поинтересовался мой босс и, услышав отрицательный ответ, тут же сказал: – Вот и отлично – значит, вам ничто не помешает приехать в офис – есть новости.
– Сейчас?! – горестно простонала я.
– Через час ждем, – и, следуя своему обыкновению, бросил трубку.
Я решила, что никуда не поеду. Что это за манера, в конце концов, заставлять меня срываться с места и немедленно мчаться по первому зову главы ОМР? Ну и что, что я теперь официально работаю в этой организации – я человек, у которого могут быть какие-то дела. И вообще о встречах нужно предупреждать заранее – нет, я никуда не поеду!
Через час и десять минут я вбежала в офис, задыхаясь от бега по лестнице: в огромном бизнес-центре не работали лифты, потому что отключили электричество! За окном темнело, и, так как лампы нигде не горели, я двигалась по узкому коридору на ощупь. Дверь справа от меня оказалась приоткрыта, и в щель просачивался слабый мерцающий свет.
– Сюда! – услышала я звонкий голос Вики, распахивающей дверь навстречу мне. В руке у девушки была толстая свечка.
Когда я вошла в офис, мне показалось, будто я попала в церковь: повсюду горели свечи: толстые и тонкие, большие и маленькие, даже в большом блюде с водой на столе рядом с «умершими» компьютерами Вики тускло сияли плавающие свечки.
– Красиво, правда? – мечтательно произнес Павел, глядя на меня поверх своих толстых бифокальных очков. – Романтика!
– К сожалению, мы тут вовсе не по романтическому поводу собрались! – сказал Лицкявичус, выступив из тени. – Есть важные новости, поэтому я и решил не дожидаться завтрашнего дня.
– И что же такого срочного произошло? – поинтересовался Леонид, как обычно, забившийся в самый дальний угол. Пламя свечей таким удивительным образом освещало его бледное лицо, что делало патологоанатома похожим на своих «клиентов». – Мне пришлось бросить одно очень интересное тело.
– Ох, Лень, только не надо о телах! – взмолилась Вика.
– Вот-вот, – поддержала девушку Ивонна. – У нас и так проблем хватает!
– Так в чем дело-то? – не выдержала я.
– А дело, Агния, в том, что Карпухин нашел мужа Елены Красиной.
– Правда? – обрадовалась я. – Значит, у Владика теперь все будет в порядке?
– Что касается мальчика, – ответил Лицкявичус, – то у него теперь точно все хорошо – необходимость в пересадке костного мозга отпала. Он потихоньку поправляется.
– Тогда что не так? – подозрительно спросила я.
– Дело в том, что когда мы брали у Красина пункцию, то еще не знали о том, что его помощь не понадобится. Экспресс-анализ провели очень быстро, и результат просто потрясающий: костный мозг отца также не подходит мальчику!
Мы все пооткрывали рты.
– Это невозможно! – мотнул головой Никита. – Ну ладно, у одного родителя, но – у обоих?!
– Более того, – продолжал Лицкявичус, – кровь тоже другой группы. Группа крови Елены Красиной и ее мужа – первая, а у мальчика – третья.
– Нонсенс! – буркнул Леонид. – Если у родителей первая группа, то у детей может быть только первая. Лаборатория допустила ошибку.
– В том-то и дело, что нет, – возразил Лицкявичус. – Они перепроверили дважды – с тем же результатом.
– Но это же значит... – пробормотала я и осеклась.
– Это значит, что Владик – не родной сын Елены, – закончила мою мысль Ивонна. Она тоже выглядела взволнованной. – А вы, Андрей Эдуардович, уже сказали ей о результатах анализов?
Глава ОМР покачал головой.
– Это так, с бухты-барахты, не делается, – сказал он.
– Да чего уж там! – отмахнулся Леонид. – Они же знают, что усыновили ре... Погодите-ка!
– Вот именно! – воскликнул Никита, подавшись вперед и едва не свалившись при этом со стула. – Если они знают, что Владик – не их биологический сын, то почему стали послушно сдавать анализы? Почему Елена сразу не поставила нас перед фактом, ведь она заведомо должна была понимать, что пробы не подойдут?
– Ну, – ответил Павел задумчиво, – тут может быть несколько объяснений. Во-первых, ты думаешь, Никита, это так легко – признаться почти незнакомым людям, что ребенок, которого ты привык считать родным, таковым на самом деле не является? Во-вторых, Елена могла и не знать своей группы крови, а уж тем более – группы крови бывшего мужа. И, наконец, в-третьих, при всех прочих возможностях костный мозг одного из приемных родителей вполне может подойти ребенку – чем черт не шутит?
– Это все так, – кивнул Лицкявичус. – И все же меня беспокоит четвертый вариант: что, если ни Елена, ни ее муж понятия не имеют, что мальчик – не их биологический сын?
– Да, но как такое возможно? – развела руками Ивонна.
– Бросьте, дорогая, о чем вы говорите – в наше-то время! – усмехнулся Павел. – Могли в роддоме недоглядеть, ведь такие случаи отнюдь не единичны, или еще что-нибудь. Надо подумать, как бы поаккуратнее эту информацию до Елены донести и посмотреть, явится ли она для нее новостью.
– Это еще не все, – снова заговорил Лицкявичус. – Теперь о Тамаре Решетиловой. Мы с Ивонной и Павлом побеседовали с ней...
– Да что там – побеседовали! – перебил его Кобзев. – Настоящий допрос этой несчастной тетке учинили – даже стыдно, честное слово!
– Вот и напрасно, – серьезно заметил Лицкявичус. – Нам стыдиться нечего, а ее требовалось как следует проверить. В конце концов, после того, что она пережила со своим сыном, немудрено крышей съехать. Женщина она нервная, дерганая, но, судя по всему, вполне адекватная. Все, что она рассказывает о преследовании, звучит вполне правдоподобно. С одной стороны, надо бы подключиться к проблеме Решетиловых, с другой – как это сделать?
– Роме Решетилову нужна защита, – подал голос Павел. – Но они живут, если не ошибаюсь, в Кировске!
– Может, им сюда перебраться – временно? – предложила Ивонна. – Могу принять их сама: у меня есть совершенно свободная однушка в центре.
– Это ничего не изменит, – покачал головой Лицкявичус. – Как вы представляете себе сам процесс – как защиту свидетелей в какой-нибудь Америке? У них есть специальная программа, средства, а у нас ничего подобного нет. Так что Карпухин не сможет выделить людей. Никто из нас также не может заниматься охраной мальчика: во-первых, мы не обладаем соответствующими полномочиями, во-вторых, каждый из нас, помимо ОМР, имеет еще, по крайней мере, одну работу, которая является основной.
– Но, послушайте, – вмешалась я, – мы говорим о защите, забывая о том, от чего нужно защищать Рому Решетилова!
– Агния права, – поддержал меня Кобзев. – То, что семью преследуют, похоже, сомнений не вызывает. Однако встает вопрос: это те же люди, что были в первый раз, или другие?
– Знаете, Павел, – хмыкнул Никита, – если это другие, то Решетиловы – самое невезучее семейство на свете!
– Согласна, – кивнула Ивонна. – Но тогда это означает, что...
– Трудно поверить, – подхватил Лицкявичус, – но это значит, что, несмотря на смену места жительства, те, кто похитил мальчика в первый раз, хотят сделать это снова. Они что – собираются «доить» его до тех пор, пока не выпотрошат подчистую?!
От этой мысли тошнотворный комок подкатил к моему горлу.
– А другие дети? – спросил Никита. – Значит ли это, что они тоже в опасности?
В комнате повисло тягостное молчание.
– Подождите, – проговорила Ивонна, – вы предполагаете, что похищения именно этих детей были не случайными?
– Я думал, что мы все это уже и так понимаем, – пожал плечами глава ОМР. – Ведь у нас всего двенадцать подобных случаев, когда детей все же возвратили.
– Это из тех, что известны! – парировал Никита.
– Да, но это само по себе отличает их от всех остальных преступлений, когда дети пропадали, как говорится, «с концами». Решетиловы переехали, и все же это не спасло их от преследования и, возможно, повторной попытки похищения. Это заставляет вернуться к началу и вновь спросить себя, что же общего у всех этих детей?
– Ну, давайте посмотрим? – предложил Павел, тяжело поднимаясь со своего стула и подходя к белой пластиковой доске. Несколькими привычными движениями он маркером нанес на нее имена всех пострадавших, включая Лавровских. Он быстренько пририсовал стрелочки от родителей к детям. Таким образом, на доске появилось два круга – большой, а в нем еще один, поменьше.
– Что вы видите? – спросил Павел, отступая и озадаченно глядя на дело рук своих.
– По-моему, то же, что и раньше! – секунд через десять ответил Никита.
– Давайте от обратного, – предложил Лицкявичус. – В чем разница?
– Ну, некоторые родители до сих пор живут вместе, а другие развелись, – неуверенно пробормотала я.
– Отлично, Паша – отрази! – скомандовал глава ОМР, и Кобзев, заглядывая в свои записи, отметил тех, кто в разводе. Их оказалось три пары. – Что еще?
– Может, номера поликлиник? – предложила Ивонна. – Некоторые из детей проходили плановое обследование.
– Карпухин проверил это, – ответил Лицкявичус. – Только две семьи живут в одном районе и, соответственно, приписаны к одной и той же поликлинике. Тем не менее рисуй, Паша!
– И фамилии врачей! – выкрикнул Никита.
После того, как Кобзев записал их, мы уставились на доску в полном расстройстве: даже у тех двух детей, что ходили в одну и ту же районную поликлинику, терапевты были разные!
– Места жительств разные... – пробормотал Кобзев, внимательно разглядывая написанное. – Поликлиники тоже. Надо бы еще проверить школьные и детсадовские медкабинеты – там, где они есть: у тамошних врачей есть карточки на детей. Хотя, полагаю, это вряд ли приведет к чему бы то ни было!
– А как насчет роддомов? – вдруг спросил Лицкявичус, прищурившись. – Мы знаем, где рожали все женщины?
Павел принялся копаться в записях.
– Н-нет, – пробормотал он. – Этот вопрос мы не задавали! Погоди, ты думаешь... Думаешь, что их могли взять «на заметку» с рождения?! Что кто-то в родильных домах ведет учет новорожденных с целью впоследствии продать их органы?
– Даже не знаю, – пожал плечами глава ОМР. – Просто предположение. Больше ведь ничего в голову не приходит?
– Слушайте-ка, – сказала я, пораженная внезапной мыслью, – вы сказали, что Владик не может являться биологическим сыном Красиных, так?
Почти все присутствующие одновременно кивнули.
– У вас есть идеи? – с подозрением спросил Лицкявичус. – Давайте, Агния, говорите – на безрыбье, как говорится, и рак рыба!
Ну, спасибо – сравнил: значит, если бы наличествовали другие идеи, слушать меня вовсе необязательно?
– Не знаю, правда, имеет ли это какое-то значение, – продолжала я, проглотив обиду, – но я кое-что заметила. Это касается Толика Лавровского и его родителей.
– Ну же, Агния! – начал раздражаться Лицкявичус. – Что дальше?
– Вы заметили, какого цвета глаза у мальчика? – поинтересовалась я, обводя взглядом присутствующих.
– Глаза? – переспросила Вика. – А какое отношение это имеет к нашему делу?
– Да уж, Агния, что-то непонятно! – покачал головой Павел.
– Ну, я, конечно, не генетик, но из институтского курса биологии помню, что при передаче генов от родителей к детям работают определенные механизмы. У обоих Лавровских темно-карие глаза, а вот у их сына – серые, очень светлые!
– Светлые глаза – рецессивный признак, – задумчиво пробормотал Леонид, неожиданно оторвавшись от созерцания своего внутреннего «я». – Девяносто процентов, что у детей кареглазых родителей родятся кареглазые дети. Однако, это не факт: вот если бы у светлоглазых родителей родился темноглазый ребенок, это считалось бы из ряда вон выходящим событием. Возможно, у деда или бабки Лавровского светлые глаза? Это могло бы кое-что объяснить.
– И это проверим, – кивнул Лицкявичус. – По крайней мере, хоть какая-то зацепка: вдруг окажется, что и Лавровские усыновили ребенка? Это будет связь!
– Только у двоих фигурантов, – покачала головой Ивонна.
– Да, но тогда можно будет «прижать» остальных родителей – глядишь, что-нибудь неожиданное и всплывет! – заметил Никита.
– Это жестоко! – с осуждением произнесла Ивонна. – Как правило, люди не в восторге от того, что кому-то становится известно об усыновлении. Часто усыновители даже переезжают в другой город, только бы соседи и знакомые не узнали, как на самом деле у них появился ребенок!
– Ну и ерунда все это! – возразил Леонид. – Что здесь такого-то? Наоборот, таких родителей на руках надо носить, ведь они берут детей, которые никому не нужны, и дают им нормальную семью, которую те никогда не получили бы в детском доме!
– Это философский вопрос, – сказал Павел. – Нужно ли скрывать от ребенка факт его усыновления – проблема, которую родители решают самостоятельно.
– В любом случае, – вмешался в дискуссию Лицкявичус, – в нашу задачу не входит разоблачение родителей. Мы лишь должны выяснить, как обезопасить детей. Если Рома Решетилов действительно находится под угрозой повторного похищения, то где гарантия, что подобное не случится и с остальными? Вопрос с Решетиловыми пока будем считать решенным, раз уж Ивонна любезно согласилась принять у себя мать и сына. Вы, Агния, поговорите с Еленой: она вам доверяет и, возможно, будет чувствовать себя более свободно и не сочтет ваши вопросы неправомерным вмешательством в ее личную жизнь. Павел, ты возьмешь на себя Лавровских. Лучше всего в лоб задать им вопрос об усыновлении и посмотреть на реакцию. Для Леонида задания пока нет.
– И слава богу! – пробормотал патологоанатом. – Может, тогда я пока займусь своей основной работой?
В тоне Кадреску сквозило явное недовольство тем, что его оторвали от любимого занятия – копания в трупах. В самом деле, в его присутствии на сегодняшнем совещании не было никакой реальной необходимости. Однако Лицкявичус не обратил на это недовольство ни малейшего внимания: он поразительным образом терял способность слышать то, чего слышать не хотел.
– Тебя, Никита, – продолжал он, пропустив мимо ушей реплику Кадреску, – я попрошу приглядеть за Решетиловыми. Мамаша поедет в Кировск за сыном, ты проводишь их, а потом встретишь на вокзале. Так как у Карпухина нет возможности обеспечить им охрану, то придется этим заняться нам самим. Будет очень нехорошо, если мальчика уволокут у нас прямо из-под носа уже после того, как Решетилова обратилась к нам за помощью!
* * *
Придя домой в двенадцатом часу (спасибо Вике, она, как обычно, подбросила меня, иначе неизвестно, сколько бы времени я добиралась на общественном транспорте!), я сразу же поняла, что что-то не так. Несмотря на то, что вставать нам с Шиловым обычно приходится рано, мы никогда не ложимся раньше часа ночи. Тем не менее сейчас свет во всей квартире был выключен, и Куся спросонья натолкнулась на меня в темноте. Из большой комнаты доносились тихие звуки музыки – индийские раги, которые так любит Олег. Он говорит, что они помогают ему расслабиться, но на меня, честно говоря, эти монотонные мелодии чаще всего навевают тоску.
Открыв дверь, я увидела темный силуэт мужа на фоне окна, освещенного немногочисленными уличными огнями. Он неподвижно сидел на диване, вытянув ноги и сложив руки на животе.
– Эй, есть кто живой? – преувеличенно жизнерадостно окликнула я Олега.
– Я получил твое сообщение, – сказал он вместо ответа.
Я и в самом деле послала ему СМС, предупреждая о том, что еду к Лицкявичусу и вернусь поздно.
– Ты не в настроении? – уточнила я, садясь в кресло напротив Шилова. – Что-то в больнице случилось?
– Старуха моя умерла, – вздохнул он.
– Которая из них?
– Самая адекватная.
– Операция же нормально прошла вроде бы? – удивилась я. – У нее случались проблемы с головой, а не с ногой?
Олег кивнул.
– То-то и оно! Видимо, сердце все же не выдержало нагрузки.
Выдержав паузу в ожидании того, что он продолжит, я сказала успокаивающим тоном:
– Ну, твоей вины в этом нет, понимаешь?
– Да не в этом дело, – покачал головой Олег. – Она только иногда в прострации находилась! Иногда разговаривала вполне внятно, спрашивала о лечении. Она ведь сама врач, ученый, я тебе говорил?
Я кивнула.
– Да, жалко старушку...
– Даже больше, чем ты думаешь.
– Что это значит?
– Нет у нее никого, вот что – ни детей, ни мужа. Насколько я понял, она вообще замужем не была – так и осталась одна. В общем, всем наплевать – просто померла еще одна старуха. Хотя, думаю, когда речь зайдет о наследстве, сразу же найдутся родственники, так всегда бывает!
– Только тебе не наплевать, – печально улыбнулась я и положила ладонь на его скрещенные руки. – Ты у меня за всех болеешь душой!
– Я ведь начал ей квоту оформлять, – снова вздохнул Шилов. – Операции недостаточно, нужно было сустав заменять. Она чувствовала себя хорошо, никуда не собиралась... на тот свет, в смысле.
– Никто не вечен – печально, но факт!
– Теперь вот не представляю, куда ее вещи девать?
– И много вещей?
– Да нет... Ну, халат, бельишко... Цепочка золотая с крестиком, кошелек с двумя тысячами рублей и дневник.
– Твоя старушка вела дневник? Как интересно! Ты его принес?








