Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

– Глядела, да недоглядела! – пробормотала Алла. – Александр, по делу Юли Иродовой ничего нового нет? А то меня уже задолбали телефонными звонками!

– Еще бы, дочка медийной личности, – поморщился Антон. – Странно, что репортеры под дверями не дежурят!

– Я опросил всех мужчин, с кем могла быть знакома Юля, – сказал Белкин. – Среди учителей таких раз-два и обчелся. Физкультурник вряд ли мог привлечь внимание молодой девчонки.

– Нельзя исключать и насильственные действия, – заметила Алла, хмурясь. – Может, Юля не хотела секса?

– Физруку пятьдесят семь лет!

– Молчи, щенок, что ты понимаешь! – со смехом вмешался Антон. – Думаешь, когда мужику за пятьдесят, его пора в утиль сдавать?

– Если бы это был он, – не моргнув глазом, продолжал молодой оперативник, – кто-нибудь из учителей или учащихся что-нибудь да заметил бы. Еще парочка помоложе, но они, честно говоря, у меня также подозрений не вызвали. Кроме того, они добровольно согласились на ДНК. В музыкальной школе я переговорил со всеми педагогами. Они ничего ценного сообщить не смогли, однако кое-кто из них утверждает, что видел, как Юлю пару раз забирал после занятий мужчина. Мне кажется, нужно искать этого неизвестного, тем более что подружка Юли тоже упоминала симпатичного брюнета «на крутой тачке».

– Значит, среди учителей и репетиторов такового не нашлось? – уточнила Алла. – А как насчет окружения матери?

– Да вы шутите, Алла Гурьевна! – развел руками Белкин. – Вы хоть представляете, какой круг общения у известной телеведущей?!

– Это должен быть кто-то близкий, – покачала головой Алла. – Кто вхож в дом, с кем девочка часто встречалась… Вряд ли речь может идти о случайном человеке! Продолжайте работать в этом направлении, Александр. Я уверена, рано или поздно вам повезет!

– Скорей, поздно, – пробурчал себе под нос Белкин, но Алла предпочла сделать вид, что не расслышала.

* * *

– Куда собрались, хо… то есть дядя Вова?

Вздрогнув, Мономах обернулся: он совершенно забыл о присутствии в доме Сархата. Кровельные работы были закончены, но у Марии Семеновны постоянно возникали «небольшие проблемки», с которыми она не могла справиться самостоятельно. Зато с ними отлично справлялся Сархат. Мономах подозревал, что пожилая дама жалеет пацана и пытается помочь ему материально. За счет Мономаха, правда, но он не возражал, ведь Сархат честно выполнял поручения и, положа руку на сердце, делал больше, чем от него требовалось. Мономаху стоило большого труда отучить парня от рабского обращения «хозяин». Сархат категорически отказывался называть его по имени-отчеству, но «дядя Вова» вроде прижилось. Звучало странно, особенно с учетом того, что сын частенько называл его «папа Вова».

– Я закончил в сарае, – добавил Сархат, видимо, испугавшись, что лезет не в свое дело, задавая не имеющие отношения к работе вопросы.

– Молодец! – похвалил Мономах и, снова повернувшись к зеркалу, поправил галстук.

Он не привык носить эту деталь костюма, но счел необходимым нацепить ее, так как мероприятие все же официальное. Можно даже сказать, официозное – каждый непременно будет пытаться перещеголять других в рассказах о карьерном росте, семейных радостях и прочих вещах, которыми обычно делятся люди, встречаясь после долгих лет разлуки. Для такого дела подойдет только «полное боевое облачение»!

– Я иду на встречу выпускников нашего медицинского института. Пардон, теперь уже университета.

– Здорово! – улыбнулся Сархат. – Соскучились, наверное, по друзьям-то?

– Соскучился?

Что сказать – что ему, в сущности, мало интересны успехи и неудачи его бывших сокурсников? И не потому, что он черствый человек, а потому, что слишком занят своими проблемами. Что он поддерживает приятельские отношения с небольшой горсткой людей, и чтобы увидеться с ними, ему не обязательно тащиться на какую-то встречу выпускников? Он ни за что не влез бы в костюм, не будь в этом необходимости. Что, если он потеряет работу? Вот тогда-то встреча с большим количеством людей, занимающихся медициной, сможет помочь в поисках нового места! Его имя кое-что значит в городе, особенно в узких кругах специалистов… Нет, ничего этого он говорить не станет.

– Да, конечно, – пробормотал он, ослабляя галстук, удавкой сдавивший шею. – Соскучился.

– Дядя Вова, я тут подумал… – начал Сархат и осекся. Он частенько не заканчивал фразы, как будто каждый раз взвешивая, стоит ли продолжать, и периодически решая этого не делать.

– Ну, вываливай, что ты там подумал, – поторопил Мономах. То, что машина до сих пор в ремонте, создавало неудобства – нечего и думать ехать на встречу в электричке! Пришлось заказывать такси, и водитель уже отзвонился по мобильному.

– Я прибрался в сарае и хотел спросить… короче, можно я там переночую?

– Поссорился с начальством? – высказал догадку Мономах.

«Начальник у них – зверь настоящий, – повторяла Мария Семеновна, словно опасаясь, как бы он об этом не забыл. – Злой, в глаза не смотрит, никогда не поздоровается!»

– Н-нет… просто… Ну так как, можно?

– Да ночуй, конечно, – пожал плечами Мономах. – Возьми в сенях матрас и постельное белье… И обогреватель – холодно там.

– Спасибо, хо… дядя Вова!

Встречу выпускников устроили с помпой, в одном из банкетных залов отеля «Невский палас», как в просторечии именуется «Коринтия-отель». На взгляд Мономаха, не стоило арендовать гигантское помещение в пятьсот квадратных метров, чтобы вместить скромное количество людей, однако, войдя, он понял, что ошибся: народу внутри оказалась тьма-тьмущая! Разодетые в пух и прах люди сновали туда-сюда с бокалами шампанского и тарелочками с крохотными канапе. Мономах заподозрил, что больше половины из них не имеет отношения к медицинскому университету, да и вообще к медицине – уж больно дорого выглядели платья и украшения на некоторых представительницах прекрасного пола и часы, тускло поблескивающие на запястьях мужчин. В большом зеркале, расположенном при входе в зал, Мономах окинул себя критическим взглядом. Его костюм тоже был не из дешевых – одно из преимуществ сохранения хороших отношений с бывшей женой. Она купила ему угольно-черную «двойку» в Милане и, как он ни сопротивлялся, заставила принять подарок.

– Да куда я в нем пойду-то? – возмутился он. – Под белым халатом все равно, что на мне – конская сбруя или павлиньи перья!

– Никогда не знаешь, когда и что может пригодиться, – с видом знатока возразила тогда Наталья. – Придет время, и ты меня еще поблагодаришь!

Что ж, похоже, это время наступило.

– Боже, кого я вижу! – услышал он громкое восклицание за спиной и обернулся. – Да никак сам Мономах почтил своим присутствием наше скромное собрание!

Стоящая перед ним женщина была слегка подшофе, о чем красноречиво свидетельствовали яркий румянец на ее густо покрытых тональным кремом щеках и бокал, наполненный пузырящейся желтоватой жидкостью. Блестящее платье, похожее на рыбью чешую, туго обтягивало ее внушительные формы, обильно выпирающие из «чехла», словно узники, стремящиеся вырваться на свободу. Короткие кудряшки слегка растрепались, а макияж казался чересчур ярким для бледной кожи в мелких веснушках. Было в ее полном, лоснящемся лице что-то неуловимо знакомое… И она назвала его Мономахом!

– Лиза? – неожиданно всплыло в памяти. – Лиза Кондратьева?!

– Молодец, возьми с полки пирожок! – обрадовалась дама. – Князев, ты выглядишь отпадно! Я-то думала, ты глаз не кажешь, потому что отрастил «трудовую мозоль» пониже груди и облез, как старый пудель, а ты… Но ты меня узнал, верно? – В глазах Лизы мелькнуло беспокойство, чтобы не сказать отчаяние – она нуждалась в подтверждении того, что не сильно изменилась со студенческих времен.

– Ты прекрасна, – улыбнулся Мономах и, стараясь не смазать макияж, легонько клюнул ее в полную щеку. – И платье красивое!

– Напрокат взяла, – доверительно прошептала женщина, наклоняясь к его уху. – Размер не совсем мой, но больше ничего приличного не нашлось, представляешь? А выглядеть надо прилично, глянь, какие тут фифы шастают!

– Ты уверена, что все они медики? – с сомнением спросил он.

– Держи карман! – фыркнула она. – По большей части начальники всякие, спонсоры, торгаши всех мастей! Но я парочку наших видела – Иванову и Селиванова, к примеру… Слушай, Мономах, ты один или с парой?

– Один.

– Какая удача! И я, понимаешь, одна. Давай, что ли, собьемся в кучу? Жрать охота, мочи нет!

– Там, кажется, столы есть, – махнул Мономах рукой в сторону ярко освещенного зала. – Идем, похоже, начинается!

И в самом деле, из динамиков послышались какие-то звуки, перекрывающие музыку. Войдя, бывшие сокурсники окунулись в суету и толкотню. Зал был огромен, но едва вмещал такое количество разодетых тел. Мономах с тоской оглянулся на дверь. Если у него и был шанс вырваться, то Лиза лишила его этой возможности, мертвой хваткой вцепившись в локоть и таща вперед и вперед, ближе к сцене, на которой разворачивалось действо. Щедрость устроителей мероприятия не ограничилась арендой самого дорогого банкетного зала: среди приглашенных артистов оказались сплошь звезды петербургской сцены. Говорильни, к счастью, было мало, и Мономах с Лизой, заняв места за одним из длинных столов, погрузились в атмосферу всеобщего возбуждения. Лиза налегала на шампанское, и Мономах опасался, что она дойдет до кондиции, в которой не сумеет самостоятельно добраться до дома, а ему как джентльмену не останется ничего иного, как доставить ее самому. Не хотелось бы! Зачем он вообще пришел? Рассчитывал, что удастся встретиться с бывшими однокурсниками и закинуть удочку насчет работы, но, кроме Лизы, он не углядел ни одного знакомого лица. То ли люди неузнаваемо изменились за двадцать с лишком лет, то ли они попрятались по углам, стесняясь друг друга и тех, кто богаче одет и лучше устроен в жизни.

– Владимир, вы ли это!

Тяжелая рука опустилась на его плечо. Кайсаров собственной персоной – можно было ожидать!

– Азат Гошгарович, – вежливо кивнул Мономах. Лиза с любопытством поглядела на подошедшего. Кайсаров даже не удостоил женщину взглядом.

– Поговорим? – предложил он тоном, больше походящим на приказ.

На сцене наступило затишье, и народ занялся поглощением пищи и напитков, текущих рекой.

– Конечно, – согласился Мономах, предвкушая неприятную беседу. Собственно, он и сам хотел встретиться с Кайсаровым, желая задать ему один вопрос. Если ответ окажется утвердительным, он на следующий же день напишет заявление по собственному желанию.

– Я скоро вернусь, – шепнул он Лизе и поднялся.

Кайсаров повел его прочь из зала, в бар, где в это время сидели всего несколько гостей из дальнего зарубежья.

– Выпьете чего-нибудь? – спросил Кайсаров. – Ненавижу дешевый алкоголь!

Мономах склонен был с ним согласиться: несмотря на размах акции, устроители не смогли удержаться от того, чтобы не сэкономить хоть на чем-то. Сэкономили на выпивке. Он понял это, едва пригубив шампанское, разносимое официантами – немудрено, что Лизу развезло, ведь известно, что дешевое игристое вино ударяет в голову. Тем не менее от предложения Кайсарова он отказался, и тот, приняв у бармена бокал и подложив под его ножку бумажную салфетку, устроился на высоком стуле. Мономах последовал его примеру.

– Вы выглядите не так, как следовало бы, учитывая радостное событие, – заметил Кайсаров, внимательно глядя на Мономаха.

– А как, по-вашему, я должен выглядеть?

– Счастливым? – предположил собеседник. – Много друзей повстречали?

– Только одну подругу.

– Ту, что рядом с вами сидела?

Мономах кивнул.

– Я собирался вам звонить, – продолжил Кайсаров.

– С новостями о моем грядущем увольнении?

– Да вы пессимист, Владимир! Я всего лишь предупредил вас о намерениях Муратова. Кстати, расследование набирает обороты.

– Я удивлен, что все еще не закончилось, ведь у Муратова много друзей наверху!

– Лишь у одного из них есть кое-какие рычаги в руках, но он не всемогущ. Муратов попал в неприятную ситуацию: у его благодетеля, как бы это сказать, у самого земля под ногами горит. Боюсь, скоро ему недосуг будет заниматься судьбой своего протеже!

– Неужели? А я уж собирался…

– Собирались что?

– Да так, ничего.

– Выкладывайте, Владимир Всеволодович, – с нажимом произнес Кайсаров. – Мы же с вами всегда откровенны, верно?

– Я хотел спросить, может ли мой уход по собственному желанию сохранить отделение.

– Вы серьезно?

– Вполне. Мой предшественник создал ТОН, а я слишком много вложил в него, чтобы спокойно смотреть, как отделение раздербанивают! Некоторые люди потеряют места…

– Вы об иностранных гражданах вроде доктора Ли?

– Вы отлично осведомлены!

– Должность обязывает.

– А другие либо попадут в нейрохирургию, либо к Тактарову, в травматологию. Что-то подсказывает мне, что они с ним не уживутся, а это – отличные врачи, ценные специалисты. Не говоря уже об ординаторах, которых я тщательно отбирал!

– Обо всех подумали, да? – усмехнулся Кайсаров. – Обо всех, кроме себя! Уже небось подыскиваете новое место?

– С чего вы взяли?

– Мне кажется, вы не из тех людей, которые любят подобные сборища, – пожал плечами Кайсаров. – Я неплохо знаю людей, Владимир: вы пришли в надежде пообщаться с коллегами и провентилировать почву на предмет перехода в другое лечебное заведение. Мой вам совет – не торопитесь. Тем более что ответ на ваш вопрос – нет. Я уверен, что с вашим уходом ТОН прекратит свое существование. Более того, сдается мне, в других отделениях ваши врачи приюта не найдут. По закону им, конечно, обязаны что-то предложить, но вы же понимаете, что доктора не устроит место санитарки или уборщицы, правильно? А Муратов уж позаботится о том, чтобы свободных врачебных вакансий нужной специализации не оказалось в наличии!

– И вы говорите, что я напрасно волнуюсь?

– Слова, Владимир… Слова значат очень много, и каждое имеет много значений. Не напрасно, а рано – вот что я имел в виду. Подождите паниковать, ведь все может обернуться в вашу пользу!

– Значит, у ТОНа есть шанс?

– Я имел в виду не только ваше отделение. Буду говорить без обиняков, ведь мы, как мне думается, знакомы достаточно неплохо, чтобы адекватно оценивать умственные способности друг друга. Как бы вы посмотрели на то, чтобы принять больницу? Целиком.

– Ч-что?

Слова Кайсарова обрушились на Мономаха, как водопад на мелкий камешек, оглушив, смяв и одновременно подарив призрачную надежду.

– Вы меня услышали! – снова усмехнулся Кайсаров. – Есть мнение, что Муратов занимает не свое место. Есть еще и другое мнение – что человек с хорошей репутацией, умный и радеющий за свое дело, гораздо лучше справился бы с обязанностями главы одной из лучших больниц в городе. Так мы договорились?

– Договорились?

– Вы слишком быстро сдались. Я не предложил бы вам обдумать мои слова, если бы не понимал, чем вызван ваш страх. Боитесь вы не столько за себя – ведь, положа руку на сердце, мы оба понимаем, что специалист с вашей квалификацией без работы не останется, – сколько за своих подчиненных. Умение ценить кадры – одно из самых важных преимуществ на высокой должности. Вы обещаете пораскинуть мозгами и дать ответ? Скажем, через неделю? Когда Муратова подвинут, замена понадобится сразу. Не могу предсказать, насколько долго придется этого ожидать, но уверен, что ожидать можно. Потерпите, ладно? Делайте вид, что ни о чем не догадываетесь. Я ведь могу вам не напоминать, что никто не должен знать о нашем разговоре?

– Разумеется.

– Вот и прекрасно. Вы не забыли о моей просьбе?

– О какой?

– Владимир, не надо меня дурачить! У вас есть что мне сообщить?

– Нет, – покачал головой Мономах. – Никакой полезной информации нет, а слухи не стоят того, чтобы их передавать, верно?

– Смотря какие слухи… – задумчиво протянул собеседник. – Да, вам, кстати, привет от Алсу! А теперь мне нужно идти общаться с полезными людьми, а вы… ну постарайтесь, что ли, получить удовольствие от вечера в обществе прелестной подружки!

Мономах вернулся в зал. Там уже вовсю шла вторая часть концерта, на сцене Игорь Корнелюк пел свой нетленный хит «Город, которого нет», но Мономах едва слышал звуки музыки. Наткнувшись на кого-то, он машинально извинился и поискал глазами Лизу. Она сидела на том же месте. Плечи ее были опущены, и Мономах с тревогой отметил, как опасно натянулась ткань платья на спине бывшей однокурсницы по обе стороны от молнии. Глядя на широкую спину женщины средних лет, он вдруг увидел перед собой двадцатилетнюю девчонку, громогласную и смешливую, дружившую со всеми подряд и являвшуюся душой каждой вечеринки. Ее светлые волосы всегда находились в беспорядке, улыбка не сходила с круглого, румяного личика (ну разве что в период сессий, когда Лиза волновалась больше всех, бледнея и дрожа при виде билета с вопросами). Мономах внезапно поймал себя на мысли, что ничегошеньки не знает о нынешней Лизиной жизни. Почему она пришла на встречу выпускников одна, ведь приглашение на два лица? В этот самый момент она обернулась и на мгновение, когда ее пухлые губы раздвинулись в неуверенной улыбке, Мономаху показалось, что этих двадцати трех лет и не было: перед ним снова сидела девчонка со светлыми кудряшками, восторженно глядящая на мир.

– Ты вернулся!

Она сказала это, словно и не надеялась – видимо, решила, что он нашел удобный предлог сбежать. Лиза была пьяна, и Мономах предложил отвезти ее домой.

– Ты что, совсем не пил? – едва ворочая языком, спросила она.

– Я вызову такси, идет?

Он в любом случае не мог оставаться – разговор с Кайсаровым лишил его покоя.

В машине Лиза задремала у него на плече. Когда они подъехали, Мономаху пришлось выйти и довести ее до парадной.

– Поднимешься? – неожиданно попросила Лиза. Она уже почти протрезвела, и в ее тоне ему послышалось отчаяние. – Дети у мамы, – добавила она.

Мономах вернулся к машине и расплатился с водителем. Ему тоже не хотелось оставаться одному. Жук – отличная компания, но все-таки он собака, а иногда и Мономаху требовалось человеческое тепло. В студенческие годы у них с Лизой не было даже мимолетного романа: она любила толпы и тусовки, а он предпочитал общение с узким кругом людей. Кроме того, его привлекал иной тип женской внешности – Мономаху нравились брюнетки. Тем не менее Лизе хотелось близости, он не был против, так зачем, спрашивается, упускать шанс? Жуку придется поскучать в одиночестве!

Лиза рассказала ему все, что случилось с ней за прошедшие двадцать с гаком лет. Она трижды выходила замуж, но неудачно. От последнего мужа ей остались близнецы и долги. Квартира, в которой они сейчас находились, была в ипотеке, и платить за нее Лизе предстояло еще десять лет. Ничего особенного – две комнаты, маленькая кухня, микроскопический санузел.

– Не жалеешь, что ушла из профессии? – спросил Мономах, глядя в потолок. Он не мог заставить себя смотреть Лизе в глаза, чувствуя, что совершил ошибку: занятие с ней любовью было сродни инцесту. Однако она, похоже, ничего подобного не ощущала и выглядела удовлетворенной. Даже, пожалуй, счастливой.

– Не поверишь, – ответила Лиза на его вопрос, – каждый божий день жалею! Я всегда мечтала быть гинекологом, как мама. Вот ты когда решил, что станешь хирургом-травматологом?

– В ординатуре. До этого я представлял себя психиатром.

– Да ну? – ее удивление было искренним. Лиза даже перекатилась на бок и оперлась на локоть, чтобы лучше видеть Мономаха. – Значит, в твоем лице мы потеряли нового доктора Фрейда?

– Очередного Фрейда, – ухмыльнулся он. – Но я рад, что передумал.

– О тебе много говорят.

– Неужели? И что же говорят?

– В основном хорошее. Ты состоялся как хирург, и я тебе завидую!

– Каким именно медицинским оборудованием торгует твоя фирма? – решил он сменить тему, пока Лиза не начала жаловаться на несправедливость жизни.

– Медицинскими кроватями. В частности, автоматизированными койками для бариатрических[8]8
  Бариатрия – раздел медицины, занимающийся лечением лишнего веса и имеющий дело с пациентами, страдающими ожирением.


[Закрыть] пациентов.

– Доходное занятие?

– Да не особо. Видишь ли, такие кровати обычно не по карману государственным учреждениям, их больше заказывают частные клиники. Иначе бы я стала миллионершей! А так… Во всяком случае, я зарабатываю раза в три больше, чем в гинекологии, и имею возможность не только кормить детей, но и платить за кружки и секции.

– Ну и хорошо, ведь это – самое главное, верно?

– Раньше мне тоже так казалось, – вздохнула Лиза, машинально поглаживая его плечо. – А теперь я считаю иначе. Человеку необходима самореализация, понимаешь? Хотя где тебе понять, ведь ты и не жил иначе! А вот я… Когда я принимала пациенток, я знала, что помогаю им избавиться от проблем, иногда даже спасаю жизнь, и они были мне благодарны. Я чувствовала себя нужной, необходимой и… цельной, что ли? Мне каждый день было зачем идти на работу, а теперь я просто зарабатываю бабки.

– Что ж, у всех своя дорога, – пробормотал Мономах.

– Во всяком случае, я устроена получше многих бывших однокурсников, – добавила Лиза, словно пытаясь оправдаться.

– Ты еще кого-то встретила на вечере? – удивился он.

– Большинство здорово изменились! Отрастили пивные животы, потеряли волосы – ну, это я о ребятах, конечно. Девчонки сохранились лучше. Я видела Ленку Серову, Таньку Прохоренко… Еще перекинулась парой слов с Марком Голдбергом.

– А на Пашку Трубникова не натыкалась?

– На Пашку? Так он же вроде не в Питере?

– Вернулся. Мы недавно случайно столкнулись у моей больнички, он кого-то там навещал. Я думал, он придет. Приглашение могли послать по его старому адресу, но я ему звонил, и он обещал быть.

– Честно говоря, не думаю, что он рискнул бы появиться.

– Это почему же?

– А ты не знаешь?

– Что я должен знать?

– Пашку ведь едва не посадили!

– Да ну?

– Ага.

– За что?!

– Ну, это дела давно минувших дней… Он подрабатывал, делал аборты на больших сроках. Одна пациентка умерла. Процесс был громкий, но Пашке как-то удалось избежать наказания.

– Неужели могли посадить? – не поверил Мономах.

– Ты что, не в курсе, как с врачами поступают? Вот недавно гематолога за решетку отправили, а за что? За то, что после ее манипуляции скончался пациент, которому и так два шага до могилы оставалось – там не один онкологический диагноз! Не слышал?

Мономах покачал головой.

– Ну, она, конечно, тоже виновата, – продолжала Лиза. – С людьми разговаривать надо, предупреждать о последствиях… С другой стороны, когда работаешь в частном секторе, разве станешь отговаривать кого-то от дорогущей процедуры?

Мономах понимал, о чем говорит его подруга. Не только в частном, но и в госсекторе врачи избегают доверительных бесед с пациентами. Отчасти потому, что выгорают на работе до такой степени, что становятся в определенной степени роботами и забывают, что больной имеет право на информацию. Отчасти – из-за того что пациенты не понимают лаконичных медицинских терминов, а переводить их на «человеческий» язык многие врачи ленятся.

– Откуда ты все знаешь, а? – спросил он, с новым интересом глядя на Лизу. Без косметики, с чисто вымытым розовым лицом она выглядела моложе и сильнее напоминала девчонку, которую он знал в юности. Ее волосы мило обрамляли лицо, и Мономах спрашивал себя, почему ей так не повезло с мужиками? В постели она была страстной и изобретательной, с ней интересно разговаривать – чего не хватало ее бывшим мужьям?

– Стараюсь держать нос по ветру, – усмехнулась она. – Ну и потом, мы же с Трубниковым в одной области трудились. Неужели он сумел вернуться в профессию?

– Пашка переквалифицировался, работает гигиенистом в стоматологической клинике. Когда он мне сказал, я удивился, но теперь…

– Хочешь кофе? – спросила Лиза. – У меня кофемашина, тьму-тьмущую денег на нее извела!

– Кофе можно, – согласился он. – И пожрать бы не помешало!

* * *

Сидя в машине, Шеин и Белкин молча жевали бутерброды. Вернее, жевал Антон, а молодому оперу кусок в горло не лез, он нервничал и ерзал на сиденье.

– Слушай, не мельтеши, а? – раздраженно попросил Шеин. – Смотреть на тебя тошно, а я, между прочим, ем!

– Вдруг они не придут? – взволнованно пробормотал Белкин, вытягивая шею, словно жираф-подросток в попытке дотянуться до высокой ветки. – Что, если изменили место? Или время? Или Хоркина неправильно поня…

– Заткнись и жди, – посоветовал Шеин. – Это больница, роды проходили здесь, и Катерина ошибиться не могла. Вон наши клиенты, а значит, и покупатели появятся рано или поздно. Если не взять их при продаже, они уйдут и мы ничего не докажем. Так что сиди и молчи, сделай милость!

– Так холодно ведь, – не сдавался Белкин. – Как долго еще они дите морозить будут?

– Из тебя выйдет заботливый папаша! – криво усмехнулся Антон, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Вот они, гляди, не прошло и полгода!

Двое мужчин в кожаных куртках быстро двигались в сторону женщин с ребенком. Когда не осталось сомнений в том, что это именно те люди, которых они ожидают, Антон взял рацию и громко сказал:

– Берем их!

* * *

– По-моему, клиент дозрел, – сообщил Александр, ставя перед Аллой чашку с зеленым чаем.

– Мне тоже так кажется, – кивнула она, вот уже полчаса по телевизору наблюдая за тем, как директриса приюта «Дочки-матери» мается в допросной. Сначала она безучастно сидела за столом, но спустя минут десять начала волноваться. Поднялась, прошлась по маленькой комнатке, обнаружила камеру, установленную под самым потолком. Снова села, опять встала и принялась мерить шагами помещение – семь шагов вдоль, пять шагов поперек.

– А мы не поторопились, Алла Гурьевна?

– В любом случае надо было их брать, – заметила Алла. – Кате грозил осмотр гинеколога, и дольше притворяться она бы не смогла. Повезло, что удалось взять их с поличным, а то неизвестно, согласились ли бы девушки свидетельствовать против Лапиной!

– Вы считаете, директриса приюта связана с нашим делом?

– Она связана с Четыркиной, и это мы знаем наверняка. Возможно, и Яну склоняли к продаже будущего ребенка?

– Не факт, что она умерла из-за этого.

– Согласна, но с чего-то же нужно начинать! Мы понятия не имеем, как далеко готова была зайти Лапина с подельниками, чтобы правда не выплыла наружу. А пока у нас на руках пять мертвых женщин. Допускаю, что их смерти не связаны, хотя телевизионщики распространяют слухи и непроверенные факты, нажимая на версию о маньяке. Нам нужно хоть что-то, дабы развенчать эти, с позволения сказать, репортажи, и я очень надеюсь, что Лапина станет той ниточкой, которая поможет распутать весь клубок. Хотите присутствовать на допросе или продолжите рефлексировать?

* * *

Мономах не желал вступать в прямой конфликт с начальством, но ситуация не позволяла отмалчиваться. Пользуясь близостью к Муратову, Тактаров вел себя нагло и смело: он увел из отделения ТОН двух платных больных, пообещав им что-то, о чем Мономах мог только догадываться, а на его столе уже лежали две жалобы – на Ли Чангминга и Ольгу Карманову. Он подозревал, что пациенты не сами состряпали писульки, кто-то определенно водил их рукой. Сомнения Мономаха подпитывало и то, что жаловались только на врачей, а медсестры, некоторых из которых и в самом деле стоило бы наказать, оставались вне критики. По-видимому, Муратов с Тактаровым пытаются выставить персонал отделения некомпетентным, чтобы впоследствии свернуть ТОН. Медсестер и санитарок Тактаров заберет себе. Тех, кто по каким-то причинам не подойдет, отдаст в хирургию позвоночника, а врачей заставят написать заявления по собственному желанию, обещая, что кляузам хода не дадут. Мономах, как завотделением, обязан поставить Муратова в известность о существовании жалоб, но что-то подсказывало ему, что тот и так в курсе. Недавно Мономаху пришлось уволить ординатора Вадима Мишечкина – хорошего, между прочим, молодого врача. Он не мог оставить у себя человека, сливающего информацию обо всем, что происходило в ТОНе, главному. И если бы только это! С соизволения Муратова руками Мишечкина была состряпана жалоба пациентки на Мономаха. Пациентка умерла, и всему отделению, включая заведующего, пришлось пережить немало неприятностей, прежде чем выяснилось, что имело место убийство[9]9
  Читайте об этом в романе Ирины Градовой «Предложение, от которого не отказываются».


[Закрыть]. Похоже, Тактаров (или сам Муратов его руками) решил натравить на Ли Чангминга иммиграционную службу. Если эти двое провернут то же с двумя другими иностранными врачами, да еще и присовокупят писульки на оставшихся, отделение можно будет закрывать!

– Чангминг, как вы такое допустили? – со вздохом спросил он у сидящего напротив врача, хотя ему было жаль парня – на том и так лица нет.

– Может, просто бюрократические проволоки? – с надеждой ответил тот вопросом на вопрос.

– Проволочки, – машинально поправил его Мономах.

– Проволочки, – послушно повторил Ли. – Раньше проблем не случалось – две недели туда-сюда!

Это точно: вопрос двух недель, или даже месяца, никогда никого не смущал, когда речь шла об оформлении документов на территории России. А тут столкнулись две высокоразвитых бюрократии, российская и китайская. Надо было очень постараться, чтобы выяснить, что рабочая виза Ли просрочена, пусть даже и на такой, до смешного короткий, срок!

– Ладно, идите работать, – сказал Мономах. – Если бумаги в процессе оформления, это легко доказать.

– Точно? – с беспокойством переспросил Ли.

Мономах кивнул, чтобы успокоить коллегу, хотя сам вовсе не испытывал уверенности. Если даже под давлением Комитета Муратов находит время для интриг против врачей ТОНа, это о многом говорит: либо он уверен в своей безнаказанности, либо не догадывается, насколько все серьезно. Мономах искренне надеялся, что второе. В любом случае надо поболтать с Кармановой, а для пущей уверенности и с гастарбайтерами – узнать, все ли у них в порядке с документами.

* * *

Алла внимательно разглядывала сидящую перед ней женщину. Время, проведенное в одиночестве, сказывалось: на лице директрисы приюта проступали признаки беспокойства. Она понятия не имела, как много известно Алле, а потому следователь была готова к тому, что визави поначалу будет все отрицать.

– Я не понимаю, за что меня задержали! – заговорила Лапина возмущенным тоном, в котором, впрочем, слышалась неуверенность. Об этом говорило и то, что она первой прервала молчание, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом дамы из СК. – «Дочки-матери» – благотворительная организация, приют для женщин, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, а вы что делаете? Лишаете их возможности найти пристанище?!

– Вы имеете в виду – последнее пристанище? – выпалил Белкин и покраснел, поймав недовольный взгляд начальницы.

– Что вы несете?! – брови Лапиной взлетели так высоко, что Алла испугалась, как бы они не отправились в путешествие по затылку. – Кого это вы имеете в виду, интересно?

– Мой коллега имеет в виду Яну Четыркину, – ответила Алла за подчиненного. – Вашу бывшую подопечную. Покойную, помните?