Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

– Черт, и здесь то же самое! – взвыл Шилов и вырубил телик.

– Да не кипятись ты так, – вздохнула я. – Это же хорошо, что о деле говорят! Значит, нашему «мстителю» не придется разбираться…

– Разбираться?! Ты убийства называешь – разбираться?!

– Нет, Шилов, я ничего такого не имела в…

– А как же Пашка, он-то тут при чем?! У парня впереди было прекрасное будущее, карьера…

– Да погоди ты о Павле в прошедшем времени говорить! – разозлилась я.

– А что, думаешь, его еще не пристукнули?

– Прекрати, Шилов, и без тебя тошно! – сказала я резко и поставила чашку на стол с громким стуком. Настоящей ссоре помешал разразиться звонок в дверь. Честно говоря, я этому обрадовалась: терпеть не могу ругаться с Шиловым. Кроме того, я надеялась, что пришел Карпухин с новостями о Павле. Однако все оказалось гораздо, гораздо лучше!

– Паша! – взвизгнула я, буквально втаскивая молодого человека в квартиру. – Ты… живой!

Я быстро окинула его взглядом: волосы всклокочены, глаза бешеные, на воротнике рубашки запеклись бурые пятна крови. В общем, он выглядел так, словно побывал в плену у фашистов, чудом вырвался на свободу и брел через лес в поисках партизан. Подскочил Олег и крепко схватил ординатора за плечи.

– Как же ты нас напугал, Паша! – бормотал он, ощупывая молодого человека. – Ты ранен?

– Нет-нет… Олег Валентинович… Агния Кирилловна, мне немедленно нужен этот ваш, как его… Лицкявичус или тот майор, Карпов…

– Карпухин, – машинально поправила я.

– Это срочно: они могут смыться!

– Твои похитители?

Паша закивал, словно китайский болванчик.

– Так, – сказала я, хотя мне до смерти хотелось узнать все подробности побега ординатора, – сначала тебе нужно привести себя в порядок.

– Да, точно! – воскликнул Олег. – Иди в ванную – можешь взять любое полотенце и мой халат.

– А я пока позвоню Карпухину, – добавила я.

Мне вдруг подумалось, что эта сцена напоминает один эпизод из моей прошлой жизни. Тогда мы только познакомились с Олегом, а Павел прибежал на мою старую квартиру после того, как Гошу, одного из наших хирургов, сбила машина…[65]65
  Читайте об этом в романе Ирины Градовой «Окончательный диагноз».


[Закрыть] Что ж, это становится «доброй» традицией!

Карпухин примчался через двадцать минут – Павел еще даже не успел выйти из ванной. Когда он все же появился, майор тут же набросился на него с расспросами. По правде сказать, я прекрасно его понимала и сама еле дожила до этого момента. Выяснилось, что Паше дал по голове парень по имени Геннадий. Затащив в машину, он привез его в какой-то сарай – видимо, за городом. Там Павел познакомился еще с двумя членами «семейства похитителей» – матерью Геннадия Марией и отцом, которого звали Егором.

– Похоже, дело было так, – говорил ординатор. – За Олегом Валентиновичем следил в основном Егор, а Мария время от времени его подменяла. Геннадия они к делу не привлекали, хотя он и был полностью в курсе…

– Интересно, – перебил майор, – почему это? Взрослый, здоровый парень…

– Я тоже сначала так подумал, – кивнул Павел. Он попытался отхлебнуть кофе, но ему это удалось не сразу, потому что зубы отбивали по краю чашки барабанную дробь. – Но потом понял: парень не вполне нормален. Это стало очевидно и по его собственному поведению, и по тому, как с ним обращались родители – как с ребенком, будто бы не принимая всерьез.

– Ну а дальше что?

– Ну вот, – продолжил ординатор, – притащил он меня в свой сарай, раздуваясь от гордости, а папаша его возьми да охлади – не тот, мол, парень-то! Разозлился он не на шутку и, похоже, вломил сыночку по первое число. Однако надо же было что-то со мной делать? Похоже, в семействе главная мамаша, поэтому Егор сходил за ней, и она тут же прибежала. Запричитала, закричала, стала пытаться меня развязать, чтобы отпустить. Мужики, разумеется, не дали ей это сделать, понимая, чем грозит такой шаг. Вот тут-то я и решил, что мне каюк.

Павел снова сделал глоток из чашки. Зубы стучали уже гораздо меньше, и ему удалось протолкнуть внутрь изрядное количество жидкости.

– А как же вышло, что ты сбежал? – поторопил его майор. – Сумел развязаться?

– Как же, сумеешь тут! Они связали меня… морскими узлами, что ли? В общем, как ни старался, освободиться я не смог. Это Мария меня развязала, пока сын с отцом отсутствовали.

– Да ну?! – одновременно воскликнули Шилов и Карпухин.

– Я сам не поверил, когда она вдруг пришла! – кивнул парень. – Очевидно, они все никак не могли решить, что со мной делать. По всем правилам следовало бы меня убить, чтобы не оставлять свидетелей. Думаю, этот Генка пристукнул бы меня, ничтоже сумняшеся…

– Господи, Паша, – проговорила я, с ужасом осознав, что пришлось пережить молодому человеку, – ты провел всю ночь в мыслях о том, что тебя могут… Это просто кошмар!

– Да уж, – согласился парень. – Я все думал: мне двадцать семь, я еще ничего толком не успел сделать в своей жизни, а теперь, кажется, придется помирать просто потому, что какой-то болван решил доказать, какой он умный!

– Им нужен был я, – тихо сказал Шилов.

– Да бросьте вы, Олег Валентинович! – отмахнулся майор. – Кому интересно, что нужно им, черт подери?! Эти ребята – преступники, и они должны ответить за похищение человека, по меньшей мере. Не знаю, связаны ли они с другими убийствами, но цель, с которой они взяли Павла, приняв его за вас, не оставляет места воображению.

– Значит, мать семейства тебя отпустила? – уточнила я. – Она сильно рисковала!

– Видимо, она понимала, что рано или поздно ее муж и сын расправятся с тобой, – вздохнул майор. – Что ж, ей это зачтется. Ты помнишь дорогу к их дому?

– Нет, но я знаю их фамилию.

– Так чего же ты молчишь, дурачина?! – взвыл Карпухин. – Это же самое главное. А как…

– У них там в сарае полно всякой всячины, в том числе и старые газеты. На них написана фамилия и номер дома: «Челищев, дом 54». Видимо, на почте помечали. А дорогу я запомнить все равно не мог: туда меня везли в отключке, а обратно Мария завязала мне глаза. Подвезла до шоссе, а там высадила и попросила не снимать повязку, пока она не отъедет.

– Значит, она понятия не имела, что ты видел газеты? – заключил майор. – Это же просто отлично: они не попытаются сразу же сбежать, думая, что еще есть время!

Майор тут же схватился за телефон.

– Роман Игнатьевич, пробей мне белый фургон, должен быть зарегистрирован на имя Челищева Егора… Нет, номеров нет, марки – тоже, и место жительства неизвестно…

– Наверное, можно узнать у Альбины, – подсказала я. – Я помню эту фамилию в списке Татьяны!

– Обойдемся! – прикрыв трубку рукой, ответил Карпухин. – Так быстрее. – И, обращаясь к человеку на другом конце линии: – Сколько ждать? Лады!

Затем он повернулся к Шилову:

– Вам знакома фамилия Челищевых, Олег? Может, кто-нибудь из них был вашим пациентом?

– Вряд ли, – покачал головой Шилов. – Если принимать во внимание тот факт, что они по какой-то причине имеют на меня зуб, это значит, что дело неприятное, а тогда бы я точно не забыл это имя!

Это звучало вполне логично.

– Странно… – пробормотал майор, уставившись в одну точку за моей спиной.

– Что именно? – насторожилась я.

– Да вот… Понимаете, я тоже помню, что встречал это имя в списке, но не обращал на него внимания, так как оно не фигурировало ни в одном из «дел врачей», о которых мы знаем!

– Тогда, может, что-то нам до сих пор еще не известно? – предположила я и поежилась от мысли о том, что где-то вполне могут находиться неопознанные или вообще еще не обнаруженные тела медиков.

– Это приходило мне в голову, – кивнул Карпухин. – Или, если это не так, то мы, друзья мои, скорее всего, вышли на нашего таинственного «мстителя» – вот так случайно, как это частенько и происходит, и тогда…

Все, кто находился в этот момент на кухне, понимали, что означает это «тогда». Это означает, что больше не нужно оглядываться, идя по улице, не нужно, чтобы телохранитель Леша повсюду следовал за Шиловым, чтобы Извеков постоянно находился под охраной… Если Челищевы – те самые «мстители», то мы все сможем вздохнуть свободно, и в городе не возникнет паника, уже готовая разразиться, ведь в газеты все же просочились отдельные статьи, ожидая того ушлого журналиста, который сумеет связать воедино все случаи и забить тревогу. Ничего этого не произойдет, если Челищевы и есть те самые преступники!

* * *

– Ничего не выходит! – бормотал майор, расхаживая из угла в угол по офису ОМР. Мы давненько здесь не появлялись, и я с удивлением обнаружила, что, оказывается, почти соскучилась по этим чистым белым стенам, огромным окнам, пропускающим много света, и монотонно жужжащим компьютерам. К тому же наша с Олегом квартира, в последнее время ставшая штабом ОМР, для этого не совсем подходила. Кроме того, все члены отдела считали неудобным постоянно тусоваться у нас, ведь нужно же, в конце концов, позволить людям иметь личную жизнь!

– Просто не знаю, что и делать! – продолжал рычать майор. Он походил на разъяренного бультерьера, рыскающего в поисках жертвы, и волны негатива, исходящие от него, заставляли присутствующих ощущать некоторую нервозность.

– Что значит – не выходит? – спросил Павел Кобзев, привычным жестом сдвигая на нос очки. – Вам удалось поймать Челищевых?

– Разумеется – куда бы они от нас делись! – фыркнул Карпухин.

– И?.. – приподнял бровь Леонид.

– И – упс-с, как говорят америкосы! – развел руками майор. – Я не могу им предъявить ничего, кроме похищения человека.

– А как же письма с угрозами?! – воскликнула я. – Они же собирались убить Пашу… То есть, конечно, не Пашу, а Олега, но разве это имеет значение?

– К сожалению, имеет. Несмотря на то что я сразу же распорядился развести их по разным допросным, отец и мать Челищевы в один голос твердят, что во всем виноват Геннадий.

– Они так легко закладывают собственного сына? – изумился Кобзев.

– Вот тут-то собака и зарыта! Геннадий Челищев с шестнадцати лет состоит на учете в психоневрологическом диспансере с диагнозом «вялотекущая шизофрения».

Кобзев тихонько присвистнул.

– Ну, тогда все ясно: теперь можно повесить на него убийство Влада Листьева или Галины Старовойтовой – его никто не посадит!

– Вот именно, – согласно закивал майор. – В лучшем случае парень проведет пару месяцев в психушке, которая ему и так дом родной!

– Погодите, но это же просто невозможно! – снова вмешалась я. – Если бы они поймали не Пашу, а Олега, им бы так ни за что не повезло: Челищева вряд ли позволила бы ему уйти живым…

– Но они поймали именно Павла, Агния, – мягко перебил Карпухин. – То, что жертвой должен был стать ваш муж, недоказуемо!

– Как это – недоказуемо! – возмутилась я. – Ведь Паша сам слышал, как отец с сыном это обсуждали, и имя Олега звучало совершенно ясно!

– Так говорит Павел Бойко, – покачал головой майор. – К сожалению, его состояние в тот момент оставляло желать лучшего – удар по голове, шок, да еще воздействие хлороформа – в общем, сами понимаете.

– Но ведь Геннадий зачем-то напал на Пашку! – воскликнул Никита. – Он что, просто неожиданно слетел с катушек и выбрал жертву случайно? Да никакой суд в это не поверит!

– Боюсь, до суда дело вообще не дойдет, – со вздохом произнес майор. – Челищевы-старшие говорят, что Геннадий терпеть не может врачей с тех самых пор, как они погубили его сестру Галю. Они были близнецами. Девочка умерла от пневмонии в девяносто пятом.

– От пневмонии? – недоверчиво переспросил Кадреску. – Они не слышали о пенициллине?

– О, это еще не все, Леонид! – горько усмехнулся майор. – Галя Челищева умерла не где-нибудь, а в больнице, представляете? Девочка попала туда аккурат под Новый год, якобы с тяжелой ангиной, персонал перепился, как это частенько водится, и три дня она провалялась почти без присмотра. Матери удалось «подогнать» к ней лечащего врача только третьего числа утром, но уже было поздно: как ни старались, спасти Галю Челищеву не смогли.

Мне кажется, мы подумали об одном и том же: вот она, еще одна печальная история врачебной ошибки, или халатности, в которой никто не стал разбираться, несмотря на то, что маленький человек лишился жизни, а его семья до сих пор оплакивает потерю.

– Значит, – заговорил Никита, – они пытаются все представить так, что Геннадий и в самом деле взбесился, а Павел просто оказался под рукой? Он же дежурил у больницы, поджидая Шилова!

– Челищевы утверждают, что Геннадий несколько недель назад перестал принимать лекарства.

– В таком состоянии шизофреник способен на что угодно, – покачал головой Кобзев. – Они легко докажут это в суде: я сам, будучи приглашенным экспертом, встал бы на сторону защиты!

– Но ведь Челищевы состоят в группе «Начни сначала»! – не желала сдаваться я, несмотря на неутешительные факты, представленные майором, и заявление психиатра. – Все сходится…

– Челищевы сожалеют о том, что брали сына с собой на встречи в группу. Официально сожалеют, во всяком случае. Они считают, что разговоры членов организации, описание ими своих несчастий привели к тому, что в больном мозгу их сына сработал какой-то невидимый спусковой крючок.

– Это вполне возможно, – кивнул Кобзев. – И, хотя я, как и вы, ни на секунду не верю в то, что Челищевы говорят правду, приходится признать: они действительно могут выйти сухими из воды.

– Да-да, – едва слышно пробормотал Карпухин. – Все так, как рассказывал Андрей – про Люциуса…

– Про кого? – переспросил Никита.

Честно говоря, никто ничего не понял, но Карпухин, похоже, и не собирался нам что-либо объяснять.

– Это получается, – неожиданно заговорил Кадреску, – мы опять там же, где и были? Так какого черта все это расследование? Все равно ничего не выйдет!

– Верно! – поддержал его Никита. – Пока вы не разгоните эту группу, мы все время будем проигрывать!

– У нас нет оснований, – ответил Карпухин. – Но кое в чем вы правы: похоже, в этом деле замешано гораздо больше людей, чем мы первоначально предполагали, только вот мне никак не удается нащупать связь между ними. Убийца явно не один.

– Да уж, их, по меньшей мере, трое! – хмыкнул Никита.

– Да нет, – возразил Кобзев. – Их, судя по всему, гораздо больше.

– Что вы имеете в виду? Группа маньяков? Вы нам рассказывали, что это возможно…

– Знаете, – медленно проговорил психиатр, – теперь я уже не так уверен в том, что их можно назвать маньяками.

– То есть?

– Понимаете, маньяку свойственна навязчивая идея, фетиши и тому подобное. Здесь мы явно имеем дело с чем-то другим.

– Да, – кивнул майор, – я тоже пришел к этому выводу. На самом деле я бы сказал, что в клубе «Начни сначала» (мы ведь не сомневаемся, что все крутится именно вокруг них, верно?) действует целая группа, если можно так сказать. Альбина может знать об этом или нет, но я думаю, что она не замешана: эта женщина слишком идеалистка, чтобы замышлять убийства.

Я была полностью согласна с Карпухиным насчет Альбины: она никогда не стала бы вдохновителем этих страшных преступлений!

– В этом есть смысл, – ответил между тем Павел. – Члены группы объединены общим горем, и они вполне могли прийти к выводу, что, если уж органы правосудия отказались от выполнения карательных мер по отношению к их обидчикам, то им самим придется взять дело в собственные руки. Беда лишь в том, что, во-первых, мы понятия не имеем, сколько их всего, и в том, что у каждого из заинтересованных в убийствах лиц имеется пуленепробиваемое алиби, подтверждаемое чертовой тучей народа!

– А что с Челищевыми? – поинтересовалась я. – Насколько я понимаю, они не имеют отношения к убитым, верно?

– Вы правы, Агния, – ответил майор. – Вот этого-то я тоже никак не могу взять в толк: если принять за факт то, что Геннадий на самом деле собирался похитить вашего мужа, а никак не любого попавшегося под руку медика, которым по чистой случайности оказался Павел Бойко, то я просто не вижу никаких причин, по которым Челищевы могли желать смерти Шилова!

– Он никак не мог иметь отношения к тому, что произошло с их дочерью, – согласилась я. – Да и вообще – это же случилось пятнадцать лет назад, и Олега тогда не было не только в Питере, но и вообще в России: он проходил стажировку в Германии, почти два года провел в Мюнхене!

– Странно все это, – вздохнул майор. – Очень странно! Я вот все думаю: разве может быть так, чтобы между фигурантами по делу существовала крепкая связь в виде клуба «Начни сначала» с одной стороны, и отсутствовала связь с убийствами – с другой? Обычно, если удается доказать одно, то второе подразумевается само собой!

– Слушайте, Артем Иванович, а как же Извеков? – спросила я, вспомнив о том, чего мне стоила беседа с Альбиной и ради чего, собственно, я это делала. – Татьяна что, передумала в последний момент?

– Да нет, ваша подруга молодец, – ответил Карпухин. – Она все сделала, как договаривались, – спрятала портативную камеру в сумочку, снимала весь сеанс. В кадр попали все присутствующие.

– Ну, и что же Извеков? Он узнал кого-нибудь?

– Не-а.

– Но как же так?!

– Оказалось, не все члены клуба присутствовали. Люди приходят, когда хотят, и уходят, когда пожелают, – все только добровольно. А среди присутствующих, похоже, не было того, кто преследовал вашего коллегу.

– Надо попробовать еще раз! – сказал Никита. – Может, тогда…

– Исключено! – прервал молодого человека майор. – Во-первых, Агния и так сделала даже больше, чем возможно, заставив Альбину пойти на такой шаг. Во-вторых, нет никакой гарантии, что в следующий раз дело выгорит. В общем, приходится признать, что план полностью провалился. Зато у меня имеются новости в отношении господина Емоленко. Помните, Агния, такого?

– Тот, что входил в состав Комиссии по этике? – уточнила я.

– Я его проверил. Знаете, что выяснилось?

– Сгораю от нетерпения! Так что же?

– Вам знакомо имя Инги Савостьяновой? – вместо ответа поинтересовался Карпухин, устремив на меня внимательный взгляд.

Я не сразу сообразила, о ком речь, а когда наконец поняла, изумленно уставилась на майора. Уже второй раз при мне упоминали эту девушку, но какое, черт подери, отношение то давнее происшествие могло иметь к тому, что майор расследует сейчас?

– Так вот, – продолжил Карпухин, видя, что я вспомнила. – Честно говоря, я тоже не сразу до этого дошел – кто бы мог подумать, что у папаши и дочки разные фамилии?

– Вы о чем, Артем Иванович?

– Да о том, Агния Кирилловна, что Инга Савостьянова приходилась дочерью господину Емоленко! Супруги развелись, когда ей едва исполнилось шесть лет, но отец и дочь сохранили прекрасные отношения. Именно Емоленко устроил Ингу в больницу к Шилову, воспользовавшись близким знакомством с его отцом.

– Вы хотите сказать, – медленно произнесла я, осмысливая только что сказанное, – что в состав комиссии входит тот самый Емоленко? И он же является членом клуба «Начни сначала»?

– Вы мыслите в правильном направлении, Агния, – кивнул майор.

– Но… почему? Что его связывает с этими людьми?

– Полагаю, он тоже считает себя пострадавшим.

– Какая чушь! – воскликнула я, возмутившись до глубины души. – Это ему следовало предупредить Шилова о психических проблемах Инги – возможно, тогда ничего подобного бы и не произошло! У него, что, хватает наглости обвинять Олега в смерти дочери?!

– Думаю, так оно и есть, – снова кивнул Карпухин. – Я проверил всю его жизнь, начиная с того дня, когда погибла Инга. Дело в том, Агния, что отец Олега не зря предпочел отослать его в Санкт-Петербург и договориться о переводе в вашу больницу: у него действительно имелись на то веские причины. Емоленко занимал довольно высокий пост в Центральном комитете здравоохранения. Он попытался «достать» Шилова по своим каналам, но ничего не вышло: проведенное расследование доказало невиновность вашего мужа. Ни о какой врачебной ошибке речи не шло, ведь Олег – не психиатр, а потому не мог отвечать за психическое состояние Инги Савостьяновой. Однако для самого Емоленко смерть любимой дочери, очевидно, стала тяжелым ударом. Он долгое время пытался «искать управу» на Шилова по всевозможным инстанциям, но, к счастью, его поиски не увенчались успехом.

– Но Олег ничего мне об этом не рассказывал!

– А он ничего и не знал, – пожал плечами майор. – Я говорил по телефону со старшим Шиловым: он сообщил, что специально не ставил сына в известность о поползновениях Емоленко, дабы не лишать его душевного равновесия. Гибель Инги подействовала на него угнетающе, кроме того, его собственная дочь утонула незадолго до трагедии, поэтому отец просто оберегал вашего мужа от лишнего стресса. В сущности, он оказался прав, ведь дело дальше не пошло, и Емоленко пришлось признать, что он проиграл. После этого он сильно запил. Его понизили в должности, навалились другие неприятности. Примерно через год Емоленко решил взяться за ум. Лечился от алкоголизма, потом – от затяжной депрессии. Руководство комитета его поддержало, так как до происшествия с дочерью на него не жаловались и считали отличным сотрудником. Затем Емоленко, несмотря на восстановление в должности и вроде бы наладившуюся жизнь, внезапно попросил о переводе в Питер. Многие сочли его не вполне нормальным: как можно уходить из Центрального комитета ради питерского? Тем не менее его просьбу удовлетворили, и с тех самых пор Емоленко числился в нашем Комитете здравоохранения.

– Вы сказали – числился, – заметила я, воспользовавшись паузой в рассказе Карпухина. – Что, Емоленко больше там не работает?

– Ну, он же теперь член Комиссии по этике. Формально, конечно, он остается при комитете, но комиссия, как и ОМР, более или менее самостоятельная организация – так ведь и задумывалось. Так вот, мне удалось выяснить еще кое-что. Комиссия по этике состоит из более чем тридцати человек. Это сделано специально, чтобы, как и ОМР, она могла работать сразу по нескольким делам. Первоначально в группу, которую планировалось отправить в вашу больницу для расследования дела Свиридина, Емоленко не входил. Он сам попросил, чтобы его включили, – понимаете, о чем я?

– Кажется, да! Вы хотите сказать, что Емоленко хотел участвовать в «охоте» на Олега?

– Именно! – хлопнул себя по ляжкам майор.

– И что вы собираетесь с этим делать?

– Я уже кое-что предпринял – правда, это, черт подери, было не так-то просто! Для начала я вызвал Емоленко на допрос. Видели бы вы, какая поднялась волна!

– И с чего бы это? – хмыкнул Кадреску.

– Толмачев зашевелился, задергался, прямо как угорь на раскаленной сковородке, – как же, «его» человека зацепили в связи с уголовным делом! Толмачев прекрасно понимает, что при любом раскладе будет выглядеть бледно. С одной стороны, если он знал о связи Емоленко с Шиловым и все же взял его в команду, это означает намеренное преследование – даже в суд ходить не надо, чтобы прищучить его за такие выкрутасы. С другой, если Толмачев вообще не в курсе, то…

– То он хреновый руководитель, – закончил Кадреску: сегодня он был невероятно красноречив. – Как ни крути, а стул под ним зашатается!

– Но Емоленко-то что-нибудь пояснил? – спросила я, нервничая. – Имеет он отношение к этим дурацким запискам с угрозами?

– Трудно сказать, – вздохнул Карпухин. – Он все отрицает, а серьезно взять его в оборот мешает отсутствие каких-либо доказательств против него. Кроме того, если дело действительно в Шилове… В общем, смотрите: если Павла похитили, как мы предполагаем, вместо вашего мужа, Агния, то сделал это не Емоленко, а семейство Челищевых. Зачем им это? Непонятно!

– Может, он помогал?

– Маловероятно. Во-первых, тогда бы ошибки не произошло, ведь он знает Шилова в лицо и ни за что не перепутал бы его с Бойко. Во-вторых, и это самое главное, на то время у него неопровержимое алиби: Емоленко находился в двухдневной командировке в Тихвине. Билеты он предоставил по первому требованию, как и отчеты с конференции, на которой его присутствие готовы подтвердить человек двадцать!

В офисе повисла гробовая тишина: казалось, если бы за стенкой пробежал паук, мы услышали бы топот его ног!

– Но, согласитесь, ведь невозможно, чтобы все это оказалось совпадением! – подал голос Павел Кобзев.

– Думаете, я этого не понимаю? – сердито отозвался Карпухин. – Но во всей этой цепочке смертей отсутствует самое главное звено – то, которое связало бы хоть одного подозреваемого хотя бы с одной из жертв!

– И что же теперь делать? – спросил Никита. – Ждать, пока кого-нибудь снова не грохнут?

– И что-то мне подсказывает, – снова заговорил патологоанатом, – что на сей раз это все-таки будет Олег Шилов – без обид, Агния.

Я и сама понимала, что Леонид прав, и от бессилия у меня сводило челюсти.

– Не волнуйтесь, – попытался успокоить меня майор, – я охрану не снимаю, и за Олегом присмотрят. Пока, к сожалению, это все, что можно сделать, но я рассчитываю на то, что скоро появятся кое-какие подвижки в деле. Во-первых, наши компьютерщики пытаются установить личность этой Немезиды: думаю, она непременно должна пролить свет на наше дело. У меня есть еще пара зацепок…

– Слушайте, Артем Иванович, – перебила я, внезапно озаренная одной странной мыслью, – а могу я посмотреть ту запись?

– Из клуба? Разумеется, но что вы надеетесь на ней обнаружить?

– Пока не знаю, – уклонилась я от прямого ответа. – Называйте это предчувствием, если хотите.

– Что ж, мы можем прямо сейчас заехать ко мне за копией, – пожал плечами майор. – Все, что может нам помочь, поощряется!

* * *

С некоторых пор я стала ценить каждую минуту, которую провожу вместе с Шиловым. Ощущение грозящей ему опасности лишь усиливало наши эмоции. Возможно, это плохо: адреналин, выбрасываемый в кровь в избытке, приводит меня в состояние, близкое к экстазу. В обычной ситуации я ничего подобного не испытываю, и, наверное, узнай об этом Шилов, он бы немало удивился и, возможно, даже обиделся. Но я ничего не могу с собой поделать, и меня заводит тот факт, что где-то снаружи бродит убийца! Скорее всего, я просто ненормальная, поэтому ни за что не собираюсь делиться своими фантазиями с кем бы то ни было, особенно с Олегом.

Был тот редкий день, когда мы смогли попасть домой одновременно. После ужина отправились прямиком в постель – не для сна, разумеется. Примерно через сорок минут я почувствовала себя готовой к просмотру диска, переданного мне майором. Я вставила его в дисковод и снова улеглась в уютное кольцо рук мужа.

– Что мы смотрим? – поинтересовался он. – Эротику?

– Мечтай! Между прочим, это касается тебя лично.

И я в двух словах передала ему смысл того, что нам предстояло увидеть. Выслушав, Олег нахмурился.

– Я думал, ты больше не занимаешься этим делом, – сказал он разочарованно. – Разве Карпухин не просил тебя держаться подальше от расследования?

– Дело касается не только тебя, – возразила я. – В нем замешано чертовски много народу, включая моих коллег и друзей. Как я могу оставаться в стороне?

– Трудно поверить, что Татьяна согласилась снимать в клубе!

– И не говори, но гораздо труднее представить, что Альбина дала на это добро! – сказала я. – А теперь давай-ка поглядим, кого Извеков видел на пленке, ладно?

Запись длилась ровно шестьдесят минут – продолжительность обычного сеанса в «Начни сначала». Таня и в самом деле поработала на славу: мы увидели крупный план всех присутствующих. Люди рассказывали о том, какие изменения произошли в их жизни за последнее время. На встрече присутствовали несколько новеньких, и их душераздирающие истории пришлось выслушать нам с Олегом. Шилов чертыхался через каждые пять минут, а я, надо признать, уже не испытывала никаких эмоций: мною при просмотре видеозаписи руководил чистый расчет: я надеялась, что меня настигнет озарение – так уже несколько раз случалось за время работы в ОМР. Сначала, когда я слышала рассказы потерпевших от врачебной халатности и медицинских ошибок, то не могла отделаться от чувства, что все это – лишь отдельные случаи, но на общем фоне они никак не могут рассматриваться, как правило. Теперь же мне пришло в голову, что дело не в проблеме здравоохранения в частности. Если бы все обстояло так, то можно просто избавиться от «паршивых овец» и продолжать жить счастливо. Однако, видимо, беда в том, что люди изменились – все люди, а не только врачи. И изменения эти, к сожалению, в худшую сторону. Общество стало враждебно настроенным по отношению к каждому отдельному индивиду. Когда сталкиваешься с проявлениями агрессии или, в лучшем случае, равнодушия в общественном транспорте или на улице, это можно пережить – забыть и идти дальше. Если же вопрос касается здоровья, а то и самих жизни и смерти, невозможно этого сделать. Так уж вышло, что мы, медики, отвечаем за тех, кто попадает к нам в руки. Эти люди полностью от нас зависят, зачастую даже не понимая, что происходит и как, собственно, будет проходить лечение. Мы предпочитаем не вдаваться в лишние объяснения, экономя себе время и нервы. Мы оправдываем себя тем, что «пациенты все равно ничего не знают, а потому бесполезно тратить силы! Но тогда можно оправдать и то, что «лечение не удалось», «операция не оправдала ожидания», «пациента все равно невозможно было спасти» и так далее, до бесконечности. Невозможно вложить душу в человека, который утратил ее давным-давно. Жизнь наша, как это ни прискорбно, не располагает к доброте и состраданию. Порой мы забываем об отдельно взятом человека и думаем лишь о статистических данных. Или, если пациенту «повезет» и случай окажется по-настоящему интересным, он и в самом деле получит надлежащую помощь, но отнюдь не оттого, что медперсонал проникся его бедой, а лишь потому, что кто-то напишет еще одну диссертацию на малоизученную тему и сделает себе имя в научном мире.

– Это отвратительно! – сквозь зубы процедил Олег. Его рука, лежащая на моем плече, сжималась и разжималась, причиняя физическую боль. – Поверить не могу…

– А ты поверь, Шилов, – сказала я. – Поверь, потому что это – не постановочное шоу, это – жизнь.

– Вот я и говорю: отвратительно!

Я понимала его. Олег – человек исключительных душевных качеств. Для врача, особенно для хирурга, он вообще представляет собой вымирающий вид. Шилов полон сострадания к больному, готовности помочь. Он решает проблемы, которые находятся, в сущности, не в его компетенции, потому что бумажной волокитой должны заниматься чиновники, а не врачи. И тем не менее Олег берет на себя львиную долю этой чиновничьей работы, не уставая втолковывать пациентам их права, объяснять каждый шаг, необходимый на пути к получению льгот и дотаций на лечение и операционное вмешательство, направляя растерянных людей в нужное русло. И такого человека неизвестный убийца преследует и шлет ему мерзкие писульки с угрозами!

В этот момент он как раз посмотрел на меня и спросил:

– А тебя это, что, не прошибает?

– Прошибает, конечно, но…

– Но ты уже привыкла? В этом своем ОМР ты наверняка и не такое видела! Тебе не кажется, что это скорее плохо, чем хорошо?