Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

– Что, не вышло?

– Куда там, Пашка назюзюкался и отключился.

– Который был час?

– Ну, наверное… где-то около двенадцати. Я попыталась его растолкать, ничего не получилось. Прибралась, продукты в холодильник запихала. Пашка ведь и поесть забудет, если ему все по полочкам не разложить, одной водкой бы питался без меня… В общем, я решила домой пойти, все равно толку от Пашки до утра не будет, а мне к восьми часам на смену, в магазин.

– То есть примерно с двенадцати часов Павел находился в квартире один?

– Ну да, но ведь он совсем никакущий был! Разве может человек в таком состоянии кого-то убить?! Между прочим, когда я спускалась, из квартиры Лидкиной тетка выходила.

– Откуда вы знаете, в какой квартире жила Лидия Ямщикова? – насторожилась Алла.

– А как же – Пашка ведь сох по этой девице, извелся весь! Только вот она им, видите ли, брезговала… С другой стороны, оно и понятно: у нее образование, нормальная работа, а у Пашки что? Бутылка да пьяных приятелей пучок!

– Значит, где-то между двенадцатью и часом ночи вы видели, как из квартиры Ямщиковой выходила женщина?

– Ну да, видела.

– Описать ее сможете?

– Не уверена.

– Почему?

– Так она в капюшоне была! Кожаное такое пальто на ней было, коричневое, а капюшон на самый лоб надвинут… Точно знаю только, что брюнетка она – прядь волос наружу выбилась.

Интересный расклад получается! В то, что Токменев вряд ли мог опоить Лидию медикаментами, итак верилось с трудом, а теперь вот возникла эта неизвестная.

Можно ли верить Верещагиной, вдруг она пытается выгородить Павла, к которому питает чувства определенного рода? С другой стороны, она ведь не знает подробностей гибели Ямщиковой: куда логичнее было бы сказать, что она видела мужчину, а не женщину!

Если Оксана не лжет, то она видела убийцу – зачем кому-то другому скрывать свое лицо? Кроме того, в заключении о смерти указано примерно это время – ну, немного раньше, но ведь убийце требовалось прибраться и подложить в шкафчик с лекарствами препарат, который она подмешала в спиртное…

– Вы отпустите Пашку? – с надеждой спросила Верещагина, заглядывая Алле в глаза, словно бездомная дворняжка, надеющаяся на подачку от случайного прохожего. – Неужели вы все еще считаете, что это он убил девочку?

– Информация, которую вы сообщили, очень важна, – вместо ответа сказала Алла. – Вполне вероятно, она поможет снять с вашего друга подозрения, но пока еще рано радоваться. Сейчас я попрошу вас написать все, что вы мне рассказали, с подробным указанием времени, когда вы пришли в квартиру, когда Токменев заснул, когда ушли его приятели… И еще: напишите их имена, потому что нам придется проверить ваши слова.

– Да пожалуйста, проверяйте – я ни словечка не приврала! Давайте бумагу, я все напишу!

* * *

Сидя в больничном коридоре рядом с реанимацией, Мономах потягивал невкусный кофе из пластикового стаканчика. Это был уже второй: несмотря на отвратительный вкус, не пить кофе он не мог, потому что глаза закрывались сами собой, но не спать же, в самом деле, в чужой больнице?!

Дежурный врач инфекционного отделения больницы номер десять, как и предвидел Мономах, не обрадовался его появлению в половине двенадцатого вечера.

Молодой взлохмаченный доктор, явно после сна, выскочил в коридор по призыву дежурной медсестры.

Через несколько минут выяснилось, что он ординатор, и никого из «взрослых», то бишь заслуживающих доверия врачей, в отделении реанимации нет.

Пришлось иметь дело с ординатором, который поначалу отказывался слушать чужого дядьку из другой больницы.

Мономаху казалось, он за всю свою жизнь не произносил таких длинных и пространных речей – все для того, чтобы убедить мальчишку, недавно со студенческой скамьи, в том, что недавно поступившему в тяжелом состоянии больному требуется очень специфическое лечение.

– А почему вы, собственно, так переживаете? – с подозрением поинтересовался парень (или Василий Андреевич Рындин, как гласил помятый бейджик на не менее помятом халате). – Вы что, ему родственник?

– Коллега, – как можно спокойнее ответил Мономах, с трудом подавляя желание придушить пацана и прорваться в реанимацию, чтобы осуществить свою нелегкую миссию, которую сам на себя взвалил. – Он не явился на работу, и мы волнуемся.

– Ну, правильно волнуетесь, – напустив на себя важный вид, проговорил ординатор. – Вашего коллегу доставили по «Скорой» вчера, состояние тяжелое – пришлось перевести в реанимацию.

– И с каким же диагнозом? Менингит?

– Откуда вы знаете? Предварительно поставили воспаление легких, но после детального обследования стало ясно, что это менин…

– После детального обследования – это когда он кровью харкать начал?

– Послушайте, как вас там…

– Владимир Всеволодович, – резко ответил Мономах, который не мог позволить, чтобы этот сосунок разговаривал с ним подобным образом. – Нет, это ты послушай, сынок: через пару суток, а может, и раньше, твой пациент впадет в кому и умрет, потому что это – ни фига не менингит, ясно?

– А что же тогда? – Парень чуток спасовал перед напором Мономаха: он еще не отрастил толстую кожу, которая позволяет некоторым его коллегам не реагировать на доводы рассудка и продолжать гнуть свою линию, даже если кругом война и немцы.

– Скорее всего, мелиоидоз.

– Мели… что?

Господи, он что, прогуливал лекции по инфекционным заболеваниям или вообще не инфекционист?!

– Про бациллу Уитмора слыхал?

– Ну, вроде бы… А разве это возможно – у нас?

– Россия – удивительная страна, доктор, и у нас возможно все!

– А… а вы уверены? – осторожно спросил ординатор. – Может, это вовсе и не мелиоидоз?

– Может. Но тебе не кажется, друг, что в нашей ситуации лучше перебдеть, как говорится, чем недобдеть? Чем вы лечите Тимощука?

– Ну, обычными средствами – цефуроксимом и…

– Ему полегчало? – перебил Мономах.

– Так рано еще пока судить, ведь…

– Значит, стало хуже. Я прав?

Рындин упрямо поджал губы – как двоечник, которого учитель вызвал к доске и допрашивает с пристрастием, ей-богу!

– Менингокок обнаружили? – задал резонный вопрос Мономах.

Его коллега проигнорировать не смог.

– Лаборатория запаздывает с анализом, но есть признаки…

– К черту признаки: говорю тебе, это не менингит! Тимощука нужно накормить мощными антибиотиками – к примеру, доксициклином, цефтриаксоном плюс глюкокортикостероиды, понял? Вот тебе телефончик специалиста из нашей больницы, с ним можно проконсультироваться, – и Мономах быстро нацарапал на клочке бумаги, обнаружившейся в кармане, телефон Ивана.

– Он тоже инфекционист? – спросил парень.

– Нет, он патологоанатом, но консультации дает – пальчики оближешь!

– Послушайте… Владимир Всеволодович, я же не могу, вот так, ни с того ни с сего, изменить курс лечения! Как я объясню свои действия заведующему: дескать, пришел доктор из такой-то больницы, дал предписание, и я тут же ему последовал?!

– Хорошо, тогда давай ты будешь лечить пациента от менингита, которого у него нет, а к утру, вполне возможно, отчитаешься перед своим заведующим о его смерти – так тебе больше нравится?

– Ну, уж так-таки и к утру…

– Похоже, у Тимощука легочная форма, так что у тебя, сынок, два варианта: послушаться меня и дать ему эти чертовы антибиотики или готовиться писать объяснительную и иметь дело с родственниками будущего покойника. Имей в виду, я обязательно сообщу твоему начальству, что пытался тебя убедить спасти парня, но ты отказался!

– Да не отказываюсь я! – Ординатор был в отчаянии.

С одной стороны, он боялся, что, послушав Мономаха, сделает что-то не так, а потом за это придется отвечать. С другой – не послушавшись Мономаха, он мог лишиться пациента, и тогда ему все равно пришлось бы нести ответственность. Да, выбор небогатый!

– Хорошо, – с тяжелым вздохом произнес наконец Рындин, – я сделаю, как вы говорите! В конце концов я же должен поступать к наилучшей выгоде больного, нас так учили?

– Верное решение! – вздохнул с облегчением Мономах. – А пока, дабы предоставить начальству доказательства того, что диагноз взят не «с потолка», закажи анализ на бациллу Уитмора: если повезет, получишь железобетонные «улики»!

И вот сейчас Мономах сидел в коридоре, ведущем в реанимацию, в ожидании доклада Рындина о том, что все необходимые манипуляции с больным проведены. Конечно, он мог бы отправиться домой, но боялся, что ординатор может со страху передумать.

Больничный кофе оказался не только отвратительным на вкус, но и эффект имел, как выяснилось, обратный тому, который ему приписывают: глаза Мономаха слипались, как он ни старался держать их открытыми.

В помещении было прохладно, но на Мономахе была теплая куртка и он, уютно уткнувшись в ее воротник, позволил себе наконец расслабить мышцы усталого тела и провалиться в сон.

* * *

На улице уже стемнело – хоть на дворе и весна, до белых ночей еще далеко. С утра накрапывал мелкий дождик, отчего асфальт казался слюдяным и мистически поблескивал в свете фонарей. К сожалению, некоторые из фонарей не работали, поэтому Оля старалась побыстрее пробегать места, где было совсем уж темно.

Несмотря на то что мать в больнице, Оля решила не пропускать занятия игры на домре, которые заканчивались в половине девятого вечера.

На самом деле, Оля мечтала научиться играть на гитаре. В классе у нее почти не было друзей – оно и понятно, ведь все дети ездят на экскурсии с классной руководительницей, ходят в театр и кино, а она, Оля, не может себе позволить почти ничего.

Если бы она научилась играть на гитаре, одноклассники потянулись бы к ней – она видела, как это происходит с другими, – однако во Дворце творчества юных бесплатными оказались только кружки игры на домре и балалайке, а за гитару пришлось бы платить.

Балалайку Оля отмела сразу – засмеют же! А вот домра чем-то походит на гитару.

Со временем она полюбила этот инструмент, его звучание напоминало, как катит свои воды река или как легкие волны бьются о гранит набережных города, в котором она родилась и выросла.

Оставалась лишь одна проблема: требовалось купить собственную домру, ведь нужно практиковаться дома, а у мамы денег на это не было.

Оля начала копить деньги. Мама разрешала ей забирать сдачу, когда она ходила в магазин, но сумма была слишком велика, и Оля сильно сомневалась, что когда-нибудь станет счастливой обладательницей вожделенного музыкального инструмента.

Мама сказала, что можно, наверное, купить подержанный, и даже пыталась помочь дочке, но когда в очередной раз пьяный отец ворвался в квартиру, он обнаружил мамин тайник и вычистил его до копейки. К счастью, до Олиной копилки, дешевого глиняного гриба с красной лакированной шляпкой, он не добрался – она прятала его под кроватью.

Так что пока ей приходилось разучивать сложные музыкальные произведения дома, используя «тренажер».

Оля придумала его сама. Из нескольких, склеенных между собой, кусков плотного картона она соорудила гриф с ладами. Клеить колки и деку, равно как и другие составные части, смысла не имело, поэтому девочка «играла» на своей молчаливой «домре», тренируя пальцы и запоминая их положение.

Иногда учительница, знавшая о плачевном финансовом положении семьи, давала Оле инструмент домой: обычно это случалось перед каким-нибудь праздником или выступлением (Оля играла в оркестре струнных инструментов). И сегодня как раз был такой день.

Оля несла футляр с домрой так бережно, словно это был кулек с младенцем – она ни за что не могла потерять или повредить ее, ведь она принадлежала даже не учительнице, а Дворцу!

Оля снова вошла в тень. До ближайшего фонаря оставалось шагов пятнадцать, и девочка ускорилась, чтобы поскорее преодолеть это расстояние. Она уже почти вступила в освещенное пространство, как вдруг дорогу ей преградила чья-то тень. Оля попятилась, инстинктивно отводя руку с домрой за спину: что бы ни случилось, инструмент она не отдаст!

Лица человека, выступившего в кольцо света, она не видела, но его габариты оценила: мужик был здоровенный, как ее папаша.

– Тебе мама не говорила, что гулять так поздно одной опасно? – проговорил незнакомец скрипучим, как колесо телеги, голосом.

Оля быстро огляделась. Справа – темная арка, ведущая мимо черного входа в магазин «Пятерочка», вряд ли там безопасно. Слева – скверик. Обычно там гуляют с собаками, но сегодня, как назло, Оля никого среди деревьев не заметила. Оставался один путь – назад.

Девочка развернулась и… едва не уткнулась лицом в грудь другого мужчины.

Этот был пониже ростом, чем первый, и гораздо стройнее. Его руки слегка сжали ее плечи.

– Иди, куда шла, малыш, – сказал он. – Дядя тебя не обидит – у него не будет на это времени!

И стройный незнакомец подтолкнул ее вперед.

– Ты еще кто? – недовольно и одновременно удивленно вопросил крупный дядька. – Папаша ейный, что ли?

– Я ее брат, – усмехнулся второй. – Троюродный.

– А вот и врешь: нету у ней брата!

– Давай-давай, – едва слышно обратился к ней второй незнакомец.

Оля неуверенно шагнула вперед и оглянулась. Мужчина ободряюще кивнул и махнул рукой. И тут девочка припустила со всех ног, не оборачиваясь, не останавливаясь, чтобы перевести дух. Она понятия не имела, кто эти двое, но сообразила, что один не желал ей ничего хорошего, а второй… что ж, похоже, он в состоянии разобраться с громилой.

Только когда Оля захлопнула за собой дверь квартиры и повернула ключ в замке, она почувствовала себя в безопасности.

Интересно, кто был тот молодой парень и почему он назвал себя ее братом? Она всю жизнь мечтала о старшем брате, который защищал бы ее, но именно она была старшей в семье, и защищать всех, включая слабовольную мать, приходилось ей.

От мужчин Оля до сих пор ничего хорошего не видела. Отец был отморозком, как и его многочисленные приятели, а в школе из представителей противоположного пола – только трудовик и физкультурник, оба предпенсионного возраста. Только доктор, который лечит маму, по-доброму к ней отнесся да еще этот странный человек на дороге… Так кто же он все-таки и почему решил ей помочь?

* * *

Как Алла ни старалась взять себя в руки, ее потряхивало. Разговор с психологом вывел ее из равновесия, но теперь, по крайней мере, ей начало казаться, что она стала кое-что понимать.

До этой беседы все, что ее группа сумела выяснить, выглядело кусочками головоломки, которую невозможно собрать. Ко всем пазлам прилагается картинка, которую эти кусочки должны в итоге составить, однако ни у Аллы, ни у ее коллег не было такой картинки. А вот теперь, похоже, наметились ее очертания.

– Алла Гурьевна, неужели у вас есть новости? – спросил Дамир, как только Белкин, последний из группы, вошел в ее маленький, тесный кабинет.

– Можно и так сказать, – кивнула она и немного помолчала, собираясь с мыслями. – Дело в том, что я, кажется, знаю, в чем принимала участие покойная Лидия Ямщикова. Неизвестно пока, по своей ли воле… Игорь, прошу вас присоединиться! – обратилась Алла к инженеру.

Он поднялся с места, неловко поправляя пиджак, мешком сидевший на его худой, высокой фигуре.

– Ну, я взломал сайт… Vuggevise, помните? Бывший Lulluby, – Игорь окинул взглядом собравшихся. Они почти одновременно кивнули. – Только вот у него оказалась хорошая защита: похоже, кто-то постоянно мониторит все, что происходит, в онлайн-режиме.

– То есть тебя засекли? – уточнил Антон.

– Почти сразу!

– Так ты не успел ничего скачать? – разочарованно протянул Дамир.

– Успел. Достаточно для того, чтобы понять, что это за «прелесть». Короче, эта самая Vuggevise – сайт для извращенцев, любящих детское порно!

– Что-о?! – выкатил глаза Шеин.

Остальные присутствующие тоже выглядели потрясенными – все, кроме Аллы, которая уже все знала.

– Пока я судорожно скачивал информацию, – продолжал Игорь, – «монитор» с той стороны так же судорожно удалял сайт. Этот гад еще пытался запустить вирус в нашу систему, но я вовремя отключился, когда понял, что у меня достаточно информации.

– А как ты сообразил, что это именно порносайт? – поинтересовался слегка пришедший в себя Ахметов. – Он ведь иностранный – ты нашел переводчика?

– Да тут, в сущности, переводчик не требуется! – отмахнулся инженер. – На первой странице выложены фотографии детей – вполне себе невинные, правда. До них мне удалось добраться достаточно легко, но это – только ширма. Похоже, для того чтобы получить полный доступ, необходим пароль и, видимо, пароль этот выдается после оплаты клиентом необходимой суммы. Мне все-таки пришлось воспользоваться услугами переводчика, чтобы он объяснил, как там все работает. Он сказал, что, судя по всему, все зависит от суммы и, главное, от надежности клиента. Сначала клиент получает лишь доступ к «картинкам»… простите, такой мерзости я в жизни не видел! – поморщился Игорь и на короткое время умолк, словно пытаясь сдержать рвотные позывы.

– Дети на этих снимках и видео выглядят как-то неестественно, – продолжил он наконец, как будто бы…

– Как будто бы их чем-то накачали, – пришла на помощь Алла. – Дети маленькие, от трех до шести-семи лет, и это действительно выглядит отвратительно! Они вялые, полусонные, в окружении мягких игрушек. На заднем фоне все время маячит какой-то взрослый, придающий их телам «выигрышные» позы…

– Фу, какая гадость! – выплюнул Белкин.

– Так вот, когда клиент получал доступ к картинкам и видео, он, по прошествии времени, мог попросить «расширенный абонемент». Нам не удалось понять, что в него входит, но на сайте был еще статус «все включено» и VIE.

– Страшно представить! – пробормотал Антон, поеживаясь.

– И что, все эти дети… они русские? – спросил Белкин, сглотнув комок в горле.

– Установить невозможно, ведь на сайте всем присвоены коды, никаких имен, а уж тем более фамилий, нет, – ответил Осипов. – Но есть одна характерная черта: все дети имеют европейскую внешность. В основном блондины или рыжие. Есть и брюнеты, но, повторюсь, исключительно европейского типа – похоже, на любителей такой внешности и настроен данный сайт.

– И что теперь? – спросил Белкин. – Его удалили?

– Этот – удалили, – кивнул Игорь. – Но, готов спорить на что угодно, он тут же открылся под новым названием! Для этого там и сидит «монитор», и он знает, как заметить следы и устранять проблемы.

– Я говорила с детским психологом, – вступила в разговор Алла. – Она провела беседу с маленьким сыном Иночкиной и сделала вывод о том, что над мальчиком было совершено насилие.

– Физическое? – выдохнул Шеин, подавшись вперед.

– Это еще предстоит выяснить, – со вздохом ответила Алла: ей было чертовски неприятно обсуждать такие вещи, но выхода не было, ведь это ее работа. Сама мысль о том, что с маленьким мальчиком можно обращаться подобным образом, казалась чудовищной, кощунственной, однако психолог была уверена в своих выводах. – Ребенку предстоит медицинское освидетельствование, и тогда мы все узнаем наверняка.

Некоторое время все подавленно молчали.

Алла вспоминала, как Сеня, игнорируя мягкие игрушки, возился с конструктором: похоже, ему на всю жизнь привили отвращение к плюшевым мишкам, которых использовали в качестве фетиша для взрослых дядек с извращенными мозгами.

– Так вы, Алла Гурьевна, считаете, что дети Иночкиной, как, возможно, и Карпенко, использовались владельцами сайта Vuggevise?

– Ну, доказательств у нас нет. Игорь, к сожалению, не сумел скачать все материалы, прежде чем модератор уничтожил сайт. С другой стороны, смотрите, что у нас вырисовывается. Молодой работник опеки Лидия Ямщикова случайно узнает, зачем из некоторых неблагополучных семей изымают малолетних детей – обратите внимание, они все не старше восьми лет. На сайте, во всяком случае, судя по снимкам и видео, которые удалось вырвать Игорю, дети примерно того же возраста. И почти все – мальчики.

– С самого начала было непонятно, почему изымали только малышей! – вставил Белкин. – Только вот я предполагал, что их легче усыновить, поэтому, возможно, старших и не трогали…

– Да, я тоже предполагала незаконное усыновление, – согласилась Алла. – Правда, наши детки староваты – усыновители предпочитаю совсем уж младенцев или в конце концов не старше трех лет… Но у нас другая версия. Так вот, Лида, возможно, попыталась поговорить с тем, кого она считала ответственным за отъем детей. И погибла.

– А не могла она сама участвовать? – спросил Дамир. – Ведь именно в ее компьютере мы впервые обнаружили ссылку на Lulluby!

– А еще, помимо подписи Маргариты Уразаевой, на актах об изъятии детей стоит имя Ямщиковой! – поддержал старшего коллегу Белкин.

– На второй вопрос у меня есть ответ, – сказала Алла. – Я еще раз поболтала с приятельницей доктора Князева из опеки, и она призналась, что у них такое практикуется. То есть, по правилам, представителей органов опеки во время визита в неблагополучную семью должно быть двое. Это продиктовано, во-первых, соображениями безопасности, и, самое главное, для того, чтобы иметь двух «объективных» свидетелей. Ну, не считая полицейского или пристава, само собой. Однако работников катастрофически не хватает, поэтому, чтобы соблюсти процедуру, порой сотрудницы вынуждены ставить под актами имена коллег. Неясными остаются две вещи. Во-первых, зачем Уразаевой понадобилась Ямщикова, не выезжающая по вызовам. Во-вторых, девушка, похоже, понятия не имела о том, что ее имя фигурирует в документах об изъятии, и впервые увидев их, очень удивилась, если верить словам Верещагина! Между прочим, Антон, удалось ли вам поговорить с исчезнувшей из города Маргаритой Уразаевой?

– Хорошо, что вы спросили, Алла Гурьевна!

– Значит, есть новости?

– Это как сказать. Мне лишь однажды удалось поговорить с данной неуловимой дамой по телефону, после чего она перестала отвечать на звонки.

– А начальница опеки смогла до нее дозвониться?

– Нет, я спрашивал.

– А домашний телефон? Ну, где там ее мать живет, в Казани вроде бы?

– Вот тут, Алла Гурьевна, начинается самое интересное! – хлопнул себя по коленям раскрытыми ладонями Шеин. – Домашнего телефона у матери Уразаевой нет. Она живет в частном доме и пользуется сотовым. Мне с трудом удалось найти старушку, и выяснилось, что она совершенно здорова, а вовсе не при смерти, как утверждала Уразаева, когда брала отпуск по уходу!

– Интересно! – воскликнула Алла.

– Более того, – продолжал Антон, – мать вообще не в курсе, что ее дочь имела намерение ее навестить, и страшно разволновалась – я даже испугался, не слегла бы бабушка на самом деле от таких новостей! Пришлось сказать, что, видимо, у нас ошибочные сведения.

– Правильно! – одобрила Алла. – Не хотелось бы отвечать еще и за болезнь, а то и смерть очень пожилой женщины!

– Я решил проверить, откуда со мной разговаривала Уразаева, когда утверждала, что находится в Казани. Выяснилось, что ее местоположение – Северная столица!

– Она никуда не уезжала?

– Выходит, что так.

– А теперь, вы говорите, ее телефон не отвечает?

– Так точно. Но это ничего не значит, сейчас запросто можно купить новую симку, даже не предъявляя паспорт, если очень нужно. Уразаева может быть где угодно!

– Объявляем ее в розыск! – сказала Алла. – Ругаю себя за то, что не сделала этого раньше!

– Но какие у вас были основания?

– Приятельница Павла Токменева рассказала, что видела женщину, выходящую из квартиры покойной Ямщиковой, в ночь ее гибели. Вряд ли она, как заправский медвежатник, вскрыла замок и вошла: скорее всего, Лида впустила ее добровольно. Мы с самого начала понимали, что войти, да еще в такое позднее время, мог только хорошо знакомый человек. И мне что-то подсказывает, что человек этот – Маргарита Уразаева!

– Но ведь Лидия, судя по записям патологоанатома, погибла в половине одиннадцатого: что же Уразаева делала в квартире так долго? – спросил Белкин.

– Ясно что, – пожал плечами Дамир. – Уничтожала следы преступления, подкладывала феназепам в шкафчик покойницы. Она полагала, что полиция не станет понапрасну копья ломать и, обнаружив в крови Лидии алкоголь вперемешку с лекарством, спишет все на самоубийство. И ведь чуть-чуть так и не вышло!

– Согласна, – кивнула Алла. – Думаю, Уразаева не стала сразу покидать место преступления не только потому, что «подчищала» за собой. Вероятнее всего, она выжидала момент, когда меньше всего вероятность встретить кого-то на лестнице или у парадной. И ведь она проскользнула бы незаметно, не взбреди любовнице Токменева в голову пойти домой, не дожидаясь утра! Не зацепи мы Токменева, факт того, что кто-то посещал Ямщикову в ночь ее гибели, вообще остался бы за кадром: у продавщицы просто не было бы причин сообщать нам об этом, да и Токменев, не посиди он в камере и не протрезвей, и не вспомнил бы о своем алиби! Обратите внимание, что Уразаева подготовилась: заявление об отпуске по уходу за больной матерью написано за неделю до случившегося с Ямщиковой. То есть, получается, для всех Уразаева находилась в Казани, а она тем временем порешила свою молодую коллегу!

– Да, но каков мотив? – спросил Белкин.

– Могу предположить, что она отлично знала, куда отправляются малыши, отнятые у родителей, – ответила Алла. – Не могла не знать, ведь Уразаева предъявляла бумаги, позволяющие осуществить отбирание детей без решения суда! Мы обязательно должны проверить того, кто подписывал документы. Допускаю, что он мог не знать истинных причин происходящего, но Уразаева, судя по всему, проворачивала такие фортели не единожды, и у любого человека возник бы законный вопрос: почему так, а не обычным способом?

– Напрашивается вывод, – вставил Шеин, – что человек, который это делал, в курсе всего.

– Или имел свой интерес, – согласилась Алла.

– Но зачем Уразаева вовлекла Ямщикову в эту схему? – недоуменно спросил Ахметов.

– Скорее всего, она рассчитывала, что Лидия, не работая на выездах, никогда не узнает о своем якобы участии. А если и узнает, то ей объяснят, что «липовая» вторая подпись – в порядке вещей, ведь никому от этого вреда нет!

– Я вот никак не возьму в толк, зачем вообще понадобились подобные сложности? – медленно проговорил Белкин, потирая веснушчатую переносицу.

– Вы сейчас о чем? – нахмурилась Алла.

– Полно же семей всяких там алкоголиков-дебоширов-наркоманов, чьи дети изъяты совершенно законно, а родители и не подумают пытаться их вернуть! Почему не проворачивать схему с ними, ведь никто ничего не узнает!

– Вы в чем-то правы, я и сама над этим размышляла… Однако не забывайте, что, похоже, дети требовались определенного типа внешности. Кроме того, здоровые, а у алкоголиков-наркоманов, как вы выразились, редко бывают такие отпрыски! И еще: никто не мог предвидеть, что Карпенко и Иночкина начнут искать правду. Скорее всего, детей планировалось вернуть, когда в них отпала бы необходимость.

– Или когда они достигли бы возраста, который извращенцам неинтересен! – добавил Белкин, поморщившись.

– Вот потому-то вы, Александр, и займетесь поиском других пострадавших: даже если родители и не забили тревогу в силу антисоциального образа жизни или других причин, они все равно могут дать показания. Нас интересуют случаи, когда при отобрании детей предъявлялось не постановление суда, а только акт об изъятии. И еще: обратите особое внимание на печати и подписи на документах: нам нужны имена тех, кто потенциально мог являться пособником Уразаевой. Вы, Дамир, проверьте финансовую сторону жизни Уразаевой: если мы правы, у нее должны быть приличные побочные доходы. Может, она вкладывала их в недвижимость или завела счета в каких-то банках? Думаю, стоит присмотреться и к другим работницам опеки: вполне возможно, что Уразаева находилась в сговоре с кем-то из коллег. А вы, Антон, проверьте человека, чьи подписи стоят под актами об изъятии детей у Карпенко и Иночкиной: там значится одна фамилия, насколько я помню. Только сделать это нужно как можно незаметнее, не вступая с ним в личный контакт: пока у нас нет законных оснований ни допрашивать его, ни тем более задерживать.

– Ну, тогда, боюсь, у нас проблемы! – скривился Шеин.

– Не волнуйтесь, у меня есть мысль, как вам помочь, – успокоила опера Алла. – И еще, Александр: ройте землю носом, но отыщите мне дочку Иночкиной, слышите? Мы понятия не имеем, где ребенок, и это недопустимо! Необходимо найти девочку и вернуть ее матери! А я объявлю в розыск блудную Уразаеву Ну, приступим?

– По крайней мере, хоть понятно, что теперь делать, – пробормотал, поднимаясь, Антон.

Остальные молча последовали его примеру и один за другим покинули кабинет. Алла потянулась к трубке телефона.

* * *

– Есть новости о пациентках? – нетерпеливо поинтересовался Мономах, едва войдя в кабинет Гурнова. – Удалось до них дозвониться?

– Твоя медсестричка молодец, – ухмыльнулся патолог, усаживаясь на край стола, отчего полы его халата разошлись и улеглись вокруг него, словно распушенный хвост гигантской птицы. С учетом того, что Иван и без этого сильно смахивал на цаплю или аиста, сейчас сходство казалось полным. – Она добыла сведения обо всех, кому делали пластику груди!

– Так есть информация? – нахмурился Мономах.

– Не-а… Вернее, есть: результат отрицательный.

– В смысле?

– Я усадил своих девчонок обзванивать клиенток. Ты не представляешь, как мы изощрялись, дабы не подставлять Каморина и не рассказывать правду! Короче, результат нулевой.

– Черт!

– Но есть и хорошие новости: вчера прискакал Каморин и сам – добровольно, прикинь! – предоставил образцы имплантов. Видать, до него дошло, что это и в его интересах тоже, ведь его отделение в опасности, если оно – источник мелиоидоза!

– И?

– Чисто, и мы снова в тупике! Однако, как говорится, отрицательный результат – тоже результат.

– Да ничего не результат! – досадливо отмахнулся Мономах. – Я надеялся, что проблема разрешится, ведь заболел ординатор Каморина…

– Да ты шо?! – перебил Иван. – Мелиоидозом?

– Пока не известно, но, судя по симптомам и течению болезни, да. Он в «десятке».

– Так чего же мы сидим? Надо срочно им звонить, а еще лучше…

– Ехать, – закончил за патолога Мономах. – Уже.

– Когда ты успел?! Почему мне не сказал?

– Вот, говорю!

– С парнем удалось поболтать?

– Он в реанимации, без сознания. Сначала ставили воспаление легких, туберкулез, закончили менингитом. Анализ на менингокок еще не был готов, поэтому лечили симптоматику.

– Возможно, ты спас ему жизнь, – задумчиво проговорил Гурнов, качая головой.

– Возможно, – согласился Мономах. – Только вот это никак не помогает в нашем деле! Ты сказал Каморину о результатах?

– Только собирался. Честно говоря, он меня просто достал: сто раз уже звонил, интересовался! И немудрено: ему сейчас приходится ужом извиваться, придумывая для пациенток удобоваримые оправдания тому, что приходится откладывать операции по увеличению груди!

– Я его понимаю… Думаю, будет лучше мне самому с ним поговорить.