Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 207 (всего у книги 334 страниц)

– А почему же не избавились?

– Я же говорю – повезло ей. Конечно, многие могут со мной не согласиться и сказать, что попасть под машину на пешеходном переходе – везенье весьма сомнительное, но это только в том случае, если бы Ольга при этом погибла. К счастью, она осталась жива.

– Думаете, авария была случайной?

– Пока трудно сказать, предстоит долгое следствие. Но вы, вероятно, получите интересующие вас сведения. Опять же, это просто удача: Ольга пролежала в коме около трех недель, а потом выяснилось, что она страдает провалами в памяти. Мне пришлось встретиться с ней несколько раз, чтобы она смогла рассказать более или менее связную историю. Теперь она почти в порядке – если не считать аппарата Илизарова на правой ноге и легких последствий сотрясения мозга.

Ольга лежала в переполненной народом палате. Просто ужас, как много человек оказалось в травматологии, а ведь до зимы с ее скользкими тротуарами, жуткими гигантскими сосульками и падающим с крыш снегом еще далеко! К моему удивлению, девушка, казалось, даже обрадовалась, увидев нас с капитаном. Особенно ее порадовали фрукты и сок.

– Спасибо! Знаете, меня ведь никто не навещает – лежу, как сирота казанская! Вот только капитан Яблочкин и приходит. А вы кто?

– Это та самая Агния, из Отдела медицинских расследований, – мы с вами о ней говорили, помните?

– А можно мне вас попросить? – последовал встречный вопрос, обращенный лично ко мне.

– Конечно. Что вы хотели?

– Вы не могли бы… помыть виноград, а? Здесь ужасно кормят, а я, как назло, отсутствием аппетита не страдаю. Извините, но мне еще не очень удобно ходить, и…

– Я помою, – сказал Яблочкин. – А вы пока поговорите.

– Глупо все вышло, да? – сказала Ольга, как только капитан вышел в поисках умывальника. Теперь я получила возможность рассмотреть девушку как следует. Ничем не примечательная, небольшого, даже, пожалуй, маленького роста, она могла бы сойти за пятнадцатилетнюю – особенно сейчас, в больничном халатике, без макияжа и с жиденьким «конским хвостиком» на затылке. – Думала, – продолжала медсестра, – мне счастье привалило – ведь такая возможность!

– Вы о квартире в Москве?

– Знали бы вы, как мне надоело скитаться по углам, не имя возможности приобрести собственное жилье! А ведь платили в клинике хорошо – достаточно, чтобы потратить деньги на красивую мебель, например, или на всякие милые штучки для ванной и кухни, но слишком мало для покупки квартиры или хотя бы комнаты в коммуналке. Видно, бог все же есть!

– Вы это к чему? – спросила я.

– Да все к тому же! Неправедная это квартира, и деньги – тоже… Наверное, с самого начала не следовало мне их брать!

Я как раз обмозговывала, как бы поделикатнее перейти от личных проблем Ольги к интересующей меня теме. Она сама мне помогла.

– Оля, – сказала я, – за какие именно заслуги вам купили квартиру?

Она опустила глаза на свои руки. Я обратила внимание на то, что ее ногти обкусаны, как у подростка, не умеющего сдерживать собственные эмоции.

– Честно говоря, – ответила она после некоторого колебания, – я и сама не вполне понимаю…

– То есть?

– Если я вам все расскажу, меня накажут?

– А есть за что? – встрепенулась я.

– Я же как бы взятку приняла, да?

– Насколько я понимаю, – осторожно начала я, – вам дали эту взятку не как должностному лицу, а как частному?

Ольга кивнула, напряженно глядя на меня.

– Значит, доказать, что это именно взятка, будет не так-то легко?

Она снова нерешительно кивнула, но ее лицо просветлело.

– Вы не нарушили своих должностных обязанностей, – продолжала я, – не совершили ничего противоправного. Кроме того, если вы станете с нами сотрудничать, мы что-нибудь придумаем, и вы никак не пострадаете.

– Хорошо, – вздохнула Ольга. – Что конкретно вы хотите знать?

– Я хочу выяснить, что заставило руководство «Соснового рая» купить вам квартиру. Мы выяснили, что Татьяна Донская жаловалась на приставания одного из врачей в клинике – я говорю о Геннадии Рубине. Его обвинили в изнасиловании певицы, а она покончила с собой.

– Обвинили?! – Ольга выглядела изумленной донельзя. – Но… как его могли в чем-то обвинить, ведь он же умер?

– Разве вы не разговаривали со следователем? – в свою очередь, удивилась я. – Он же взял у вас письменные показания!

– Да, но… Понимаете, Агния, он сказал, что это – простая формальность, мол, надо же как-то объяснить самоубийство Татьяны… Я не думала, что мертвого можно в чем-то обвинить!

– Жена Рубина пытается обелить его имя, так как не верит, что он был способен причинить вред женщине и довести ее до самоубийства.

Ольга снова опустила взгляд на свои руки. Ее тонкие пальцы с широкими подушечками нервно сжимались и разжимались.

– Помните, вы сказали, что я не совершила ничего противозаконного? – проговорила она наконец, не поднимая глаз.

– Конечно. Что-то не так?

– Я дала ложные показания. На самом деле Геннадий Борисович никого не насиловал… Господи, да он Таньку вообще всерьез никогда не воспринимал – она для него была слишком молодой, слишком глупой! Геннадию Борисовичу нравились женщины постарше и поопытнее.

– Кто-то конкретно? – насторожилась я.

– Не могу сказать наверняка, но за время работы с ним я некоторым образом изучила его вкусы.

– Почему вы солгали, Оля?

– Потому что я действительно не думала, что кто-то пострадает, ведь они оба, Геннадий Борисович и Татьяна, мертвы! Следователь сказал, что закрыть дело в таких обстоятельствах проще простого…

– Оля, мне нужно точно знать, что произошло в день убийства.

– Да я и сама не знаю! – кисло ответила девушка. – Дело было так. Татьяна обычно приходила в самом конце приема – не знаю, почему, так уж повелось, то есть не раньше восьми-девяти часов вечера. В тот день она опоздала и появилась только в половине десятого. Я готовила ее и стерилизовала иглы на массажном столе, а Геннадий Борисович находился в своем кабинете, смежном с процедурной. Потом мне позвонили по мобильному…

– Кто позвонил?

– Да так, парень один. Я не хотела, чтобы Татьяна слышала наш разговор, поэтому вышла, а когда вернулась…

– Погодите, Оля, – перебила я. – Когда вы выходили, Рубин был в своем кабинете, правильно?

– Да. Вернее, я знала, что он там, но не видела его: из процедурной есть еще один выход, прямо в коридор. «Гости» обычно входят через главный вход, а выходят через вторую дверь, чтобы не встречаться друг с другом в кабинете и не создавать толчею.

– Понятно. И как долго вы отсутствовали?

– Да минут, наверное, семь-восемь… но никак не больше десяти, честное слово! В любом случае, мое присутствие не требовалось: Геннадий Борисович просто вошел бы и…

– А разве вы не должны были предупредить его, что все готово к процедуре?

– Ой, забыла совсем! – хлопнула себя по лбу медсестра. – Конечно, должна была, но я не стала этого делать, потому что к Геннадию Борисовичу пришли.

– Пришли? Другой пациент?

– На самом деле в тот день Татьяна была последней, – задумчиво проговорила Ольга. – Не знаю точно, была ли другая его посетительница пациенткой…

– Но вы уверены, что приходила женщина?

– Совершенно – я слышала женский голос.

– Узнали его?

– К сожалению, это было бы невозможно.

– Почему же?

– Видите ли, в процедурной хорошая звукоизоляция. Геннадий Борисович любил включать музыку для релаксации – знаете, звуки природы типа «шум прибоя» или «шелест ветра», а иногда и какую-нибудь легкую классику. Чтобы не беспокоить других врачей и «гостей», там сделали звукоизоляцию.

– То есть, – уточнила я, – вы могли бы разобрать, что голос женский, но не сумели бы идентифицировать его?

– Точно.

– Хорошо. Что случилось потом?

– Потом – просто кошмар какой-то! Я вернулась, а в процедурной – ни души, зато дверь в кабинет Геннадия Борисовича была приоткрыта. Оттуда доносились какие-то странные булькающие звуки. Я вошла и увидела… увидела…

Девушка прикрыла глаза и глубоко вздохнула, будто пытаясь прогнать от себя стоявшее перед ее глазами страшное видение того вечера.

– Я увидела Татьяну Донскую, – наконец продолжила Ольга. – Она стояла на коленях в луже крови… Господи, я никогда в жизни столько крови не видела – как будто корову зарезали! Ой, что я говорю?! – она тут же прикрыла рот рукой и устремила на меня круглые, как плошки, глаза с расширенными зрачками.

– Ничего-ничего, – сказала я. – Все в порядке.

– У Татьяны руки были измазаны кровью по локоть… и лицо… она все пыталась… подняться, но ее ноги скользили по полу – из-за крови!

Я на мгновение представила себе эту картину и поняла, какой ужас, должно быть, испытала Ольга, увидев место преступления. И этот ее ужас наверняка не шел ни в какое сравнение с тем, что чувствовала Татьяна Донская, сообразив, что она натворила!

– А голова Геннадия Борисовича… – все говорила медсестра, словно забыв о моем присутствии и уставившись в стену за моей спиной, – ее просто не было… Вернее, голова была, но лицо!..

– И что сделала Татьяна, увидев вас? – спросила я, возвращая девушку в настоящее.

– Не думаю, что она вообще осознавала мое присутствие!

– Почему?

– Ну, у нее был такой взгляд, как будто… как будто она…

– Да?

– Даже не знаю, как описать. Глаза пустые, как у зомби… да, точно – зомби, вот на кого она походила в тот момент! Я заорала, конечно, несколько раз спросила, зачем она это сделала, а она… она вдруг шарахнулась от меня, посмотрела на Геннадия Борисовича и тоже закричала, да так, что я едва не оглохла, и кинулась вон из кабинета!

– А вы?

– Я ударила по кнопке сигнализации со всей дури. Завыла сирена, а я выскочила в коридор и позвала на помощь… Что еще можно было сделать?

Я этого не знала, и не представляла, как сама повела бы себя в схожих обстоятельствах.

– А как вы заполучили квартиру и деньги? – поинтересовалась я.

– Ой, я и сама не пойму! – всплеснула руками Ольга. – Все было как во сне… Всю ночь я не спала. Как только пришла на работу, меня вызвала к себе Анфиса Емельяновна и стала расспрашивать, что да как. Я ей все рассказала, как было.

– И она предложила вам квартиру в Москве?

– Ну, не сразу, конечно, – слегка пожала плечами Ольга. – Сначала она долго рассказывала, какая прекрасная репутация у «Соснового рая», что у нас лечатся не только наши знаменитости, но и зарубежные, что мы не можем себе позволить скандала, его нужно погасить…

– Погодите, Оля, – перебила я, – о каком «погашении скандала» шла речь? В клинике убили врача, пациентка выбросилась из окна – это ли не скандал?!

– Понимаете, Агния, Анфиса Емельяновна сказала, что лучше всего представить это дело как сугубо частный случай. Если между Геннадием Борисовичем и Татьяной Донской что-то было, то это – их личные разборки, не имеющие отношения к «Сосновому раю», к его порядкам и ко всему остальному персоналу.

– Но как вообще возникла идея об изнасиловании? – продолжала давить я. – На пустом месте подобные предположения не делаются – это слишком серьезно! Зачем порочить репутацию покойного?

Девушка снова опустила взгляд на свои руки, не торопясь с ответом. Я уже успела понять, что она так поступает, когда нервничает или не уверена, что именно следует сказать.

– Оля?.. – поторопила я ее.

– Мне показалось, что Анфиса Емельяновна… в общем, что она подготовилась заранее.

– То есть?

– Ну, я об этой версии с изнасилованием. Она не просто так возникла в разговоре, вы правы… И еще, думаю, Анфиса Емельяновна не могла бы такое придумать сама.

– Это почему же?

– Потому, что после расспросов о вечере убийства она стала спрашивать о личной жизни Геннадия Борисовича, как будто…

– Как будто пыталась подвести вас именно к такому выводу?

– Вот именно! – с облегчением выдохнула Ольга, теребя край больничного халата. – Она упоминала о том, что до нее уже доходили слухи о не совсем благовидных поступках Геннадия Борисовича, сказала даже, что слышала – он, мол, изменяет своей жене направо и налево…

Вот это номер! Конечно, или Анфиса могла все придумать сама, в содружестве с главным врачом клиники, или же эта версия возникла как продукт коллективного творчества лиц, имеющих отношение к руководству «Соснового рая», включая и главных акционеров, но ведь это могло оказаться и правдой? А Лицкявичус считал, что Геннадий Рубин – самый что ни на есть верный муж!

– Оля, – тем не менее сказала я, – как бы там ни было, одно дело – супружеские измены, и совсем другое – изнасилование, вы это понимаете?

– Понимаю, – виноватым голосом ответила медсестра. – Жадность меня сгубила! Анфиса Емельяновна так ловко подвела к тому, что надо дать ложные показания следователю, чтобы не вызывать общественного резонанса и не тревожить спонсоров, а в ответ пообещала… Она ведь знала, что у меня жилищные проблемы, что моя заветная мечта – заполучить собственное жилье! Конечно, я не планировала уезжать в Москву, ведь у меня в Питере тетя, и почти все мои друзья здесь живут, но Анфиса Емельяновна сказала, что мне обязательно нужно уехать, чтобы держаться от этого дела подальше: чем дальше я окажусь от питерской полиции, тем лучше!

– И что же вы рассказали следователю, Оля?

– То, о чем мы договорились с Анфисой Емельяновной. Я рассказала, что якобы знала о приставаниях Геннадия Борисовича к Татьяне, потому что она сама мне на него жаловалась.

– Вы предположили, что Донская убила Рубина из-за того, что он попытался ее изнасиловать?

– Нет, – покачала головой медсестра, – не я – следователь. Он спросил меня, не считаю ли я, что все было так, и я согласилась с ним.

– А он не выразил удивления по поводу того, что Татьяна, несмотря на приставания Рубина, продолжала оставаться его пациенткой? Ведь в клинике есть и другие врачи той же специальности, так почему же она не попросилась к другому специалисту?

– Нет, он ни о чем в этом роде не упоминал. У меня создалось такое впечатление, что этот следователь хочет просто поскорее закрыть дело, поэтому подобная версия его очень даже устраивала.

– Понятно. Скажите, Оля, вы ведь работали и с Розбашем?

– Работала. А что?

– Что вы можете сказать о нем?

Девушка ненадолго задумалась.

– Да что о нем сказать? Врач он – так себе, насколько я могу судить.

– Почему?

– Да его ведь только деньги и волнуют! Вы, наверное, и обо мне так же думаете, да?

Она бросила на меня вороватый взгляд и тут же отвела глаза.

– Нет, – возразила я, – ничего подобного! Так в чем тут еще дело?

– Денис… на «гостей» ему, в сущности, наплевать. С Геннадием Борисовичем они делились своими проблемами – прямо как с психоаналитиком, рассказывали ему о своей жизни, о семье, а Денис думал лишь о том, как бы их ободрать. Как и всегда думает…

– А у него имеется такая возможность? Разве клиника не платит врачам твердую зарплату?

– Ну, есть ведь и другие возможности…

Ольга вдруг замолчала и закусила губу, словно сообразив, что нечаянно сболтнула лишнее.

– Вы о чем, Оля? – нахмурилась я. – Какие такие «возможности»?

Она тяжело вздохнула, видимо, поняв, что отпираться не имеет смысла, ведь сказано уже слишком много.

– Денис активно торговал медикаментами, – ответила она.

– Какими?

– Честно говоря, я настолько глубоко в это не вникала. Знаю только, что рефлексотерапевт вроде бы не должен прописывать пациентам успокоительные и седативные средства… Я не права?

– Совершенно правы! Значит, Денис этим злоупотреблял?

Она кивнула:

– Он совершенно внаглую втюхивал людям всякую дрянь, причем, очень дорогую, утверждая на голубом глазу, что без нее их проблемы никогда не закончатся!

– И вы не сообщили об этом руководству?

– Я что – дура?! Все врачи «Соснового рая» этим грешат, даже Анфиса Емельяновна! Только они делают это очень осторожно и ненавязчиво, а Денис на людей давит, поэтому от него многие перешли к Геннадию Борисовичу…

– Значит, Рубин продажей медикаментов не занимался? – спросила я.

– А как же, занимался, только…

– Только – что?

– В последнее время вроде бы он это делать перестал.

– Правда? А почему?

– Даже не знаю, но уверена, что последние пару-тройку месяцев Геннадий Борисович этого не делал, потому что я слышала как-то раз его беседу с Анфисой Емельяновной. Она уговаривала его передумать, уверяла, что все препараты протестированы и разрешены к использованию, а потому ничего незаконного он не совершает.

– Но Рубин все равно отказался?

– Ага, отказался.

– У него могли из-за этого возникнуть серьезные неприятности?

– Не думаю. Геннадий Борисович был очень хорошим специалистом, люди к нему тянулись. Скорее всего, Анфиса Емельяновна все равно не захотела бы его потерять.

– Ну, вы закончили?

Я даже вздрогнула, совершенно забыв о том, что вместе со мной в больницу пришел Яблочкин. Видимо, он уже некоторое время находился в палате, подпирая плечом дверь, но не вмешивался в наш разговор.

– Что теперь со мной будет? – с тревогой спросила Ольга, переводя взгляд с меня на капитана.

– Будем ловить этих «риелторов», – пожал плечами Яблочкин. – Потом дадите показания в суде – ну, когда мы их поймаем.

– Нет, – махнула рукой медсестра, – я о том деле!

– О питерском? Ко мне оно отношения не имеет. Насколько я понимаю, пока что расследование неофициальное?

Я нехотя кивнула.

– Неофициальное? – переспросила девушка. – Но я думала… Послушайте, а мне оно надо, а?! Зачем я вам все рассказала!

– Дело в любой момент может перейти в разряд официальных расследований, – сказал Яблочкин, заметив мою растерянность. – Если его возобновят по вновь открывшимся обстоятельствам.

– По вновь открывшимся?

Я ничего об этом не знала, а вот капитан, похоже, был в курсе последних событий.

– Карпухин хочет добиться именно этого, – пояснил Яблочкин. – Зная его, не сомневаюсь, что он это сделает!

– А со мной-то что будет? – снова подала голос Ольга, явно нервничая. – Меня в чем-то обвинят?

– Вы солгали следователю, – ответил капитан. – Это серьезное преступление. Но, полагаю, учитывая неоценимую помощь, которую вы еще можете нам оказать, на это посмотрят сквозь пальцы.

– Правда?!

– Такое вполне возможно, – подтвердила я, ободренная словами капитана: я не сомневалась, что Карпухин сумеет добиться и этого. В любом случае, становилось ясно, что мы все не зря старались, и наш «скорбный труд» не пропадет втуне, если уж Карпухин все же решился взяться за дело!

* * *

Наверное, отец Шилова нутром почувствовал, что между нами не все в порядке – не думаю, что Олег что-то ему рассказал. Я поняла это по тому, как исключительно ласково Шилов-старший общался со мной вечером, перед нашим отъездом. Он объездил кучу магазинов и приготовил нам такой ужин, от которого мы оба «отвалились», как два напившихся крови клопа (надеюсь, мой свекор простит мне такое сравнение – к качеству еды оно не имеет никакого отношения!). Его молодой любовницы в тот день и след простыл, и это говорило об уважении к Олегу, до сих пор не простившему отцу «эту женщину». Муж никогда не рассказывал мне о причине развода своих родителей, но я догадывалась, зная, насколько неравнодушен его папа к прекрасному полу. После развода Шилов-старший, словно наверстывая упущенные годы, проведенные в борьбе с самим собой за верность семье, принялся менять одну женщину за другой. Наконец, устав от этой гонки, не соответствовавшей его возрасту и статусу, мой свекор несколько успокоился и остановил свое внимание на сорокалетней Дине (ему самому в тот момент уже стукнуло семьдесят три). В мой прошлый визит сюда мы с ней познакомились, хотя Дина деликатно уехала к себе в квартиру ночевать – очевидно, ее об этом попросил Шилов-старший. Сегодня она также отсутствовала. В общем-то, Дина показалась мне довольно милой и интеллигентной женщиной, и, хотя она и не имела отношения к медицине, у нас нашлось много общего. Естественно, Олегу знать об этом совсем необязательно.

После ужина Шилов-старший отправился на боковую, а я пошла в кухню мыть посуду, чувствуя себя виноватой в том, что свекор вынужден спать в одиночестве. Через несколько минут появился Олег.

– Поговорим? – спросил он.

– О чем?

– О твоем новом расследовании.

– Ты же не хотел о нем слышать!

– Ну, знаешь, все меняется.

Да, судя по всему, Шилов-старший неплохо потрудился, пока мы с Яблочкиным навещали Ольгу Малинину. Интересно, какие аргументы он выдвинул в беседе с сыном, что заставил его изменить свое непримиримое отношение к этому делу? Ломаться смысла не имело, и я вкратце поведала мужу обо всем, что было мне известно на текущий момент.

– Значит, вы считаете, что смерть этого Рубина – не частный случай? – задумчиво произнес Олег, помешивая чай. – Ты понимаешь, как трудно такое доказать?

– Еще как понимаю! – отозвалась я, вытирая последнюю тарелку и ставя ее в буфет.

– Все препараты, использование которых можно доказать, имеют соответствующие сертификаты, а не продаются в «Сосновом раю» из-под полы, верно?

– Точно. А сколько там еще такого, чего мы вообще никогда не сможем доказать… Но люди пострадали, и против этого не попрешь! Пока что погибли только два человека, но ты можешь себе представить, что случится, если и остальные пациенты, проявляющие признаки агрессии, продолжат принимать эти лекарства?

– Значит, вы решили идти до конца?

– Если Яблочкин прав и Карпухин в самом деле решил заняться расследованием, то – да.

– И чего вы надеетесь добиться – запрета продажи означенных препаратов на территории России?

– Ну, так далеко наши возможности, к сожалению, не распространяются! А вот наказать тех, кто использует свое влияние на пациентов, навязывая им различные медикаменты с огромным количеством возможных побочных эффектов, не ставя их об этом в известность… Кроме того, где это видано, чтобы антидепрессантами торговал гинеколог или, скажем, офтальмолог?!

– Уничтожите это явление в отдельно взятой клинике? – усмехнулся Олег.

– Лучше делать хоть что-то, чем ничего не делать! – парировала я сердито. – Кроме того, не забывай, что в «Сосновом раю» произошло как минимум одно убийство. Если удастся доказать, что виною всему послужили именно антидепрессанты, принимаемые Донской, клинике можно сказать «пока-пока»!

– Как у тебя все просто! А почему как минимум одно убийство?

– Потому что, если получится доказать, что самоубийство Татьяны стало следствием приема лекарств, выписанных врачом «Соснового рая», его руководство можно будет обвинить в косвенном убийстве… или как там это называется в нашем Уголовном кодексе?

– По-моему, Агния, ты смотришь слишком много американских детективов! – вздохнул Шилов. – У нас ведь самое громкое дело может превратиться в пшик… Думаешь, начальство «Соснового рая» признает сам факт навязывания их персоналом медикаментов пациентам? Да оно просто открестится от тех врачей, кто попадет под подозрение, и скажет, что не имело к этому никакого отношения!

– Нам требуется большее количество свидетелей, готовых дать показания, – согласилась я. – Леонид подтвердит, что Анфиса заставляла его продавать препараты, Ольга Малинина знает, что Геннадий Рубин тоже этим занимался, хоть и перестал в последнее время… Интересно, почему?

– Совесть замучила? – предположил Олег.

– Столько лет не мучила – и вдруг проснулась? Нет, что-то должно было это спровоцировать, только вот что? Знаешь, между прочим, в мой прошлый приезд сюда я едва не попалась на удочку рекрутера из известной швейцарской фармацевтической фирмы!

– Да? Ты мне об этом не рассказывала!

– Ты не хотел со мной разговаривать, припоминаешь? Сейчас… где-то у меня валялась эта карточка…

Я пошла в коридор и, порывшись в кошельке, вытащила оттуда пластиковый прямоугольничек.

– Ого! – присвистнул Олег, прочитав название фирмы и имя владельца карточки. – Они уже крепко вгрызлись в наш рынок! Главный как раз на днях устраивал совещание, где выступал представитель «Schwarzenberg & Co»: они предлагают неплохие условия.

– Надеюсь, это официально? – встревожилась я.

– Не волнуйся – совершенно официально! Их ценники немного ниже, чем у тех, с кем мы раньше имели дело.

– Этот парень работает и с «Сосновым раем», – заметила я, ткнув ногтем в карточку, которую Шилов все еще держал в руках. – Боюсь, скоро мы просто захлебнемся от обилия продукции ГЛОБОФАРМЫ, а ведь далеко не все, что они предлагают, надлежащего качества.

– Ну да, – кивнул Олег, – в Америке, к примеру, препарат запрещают по какой-то причине, и рынок сбыта перетекает к нам, где правила фармакопеи не так строги и правая рука никогда не знает, чем занята левая! Не боишься, что вы ввязываетесь во что-то большее, чем рядовой случай злоупотребления медикаментозными средствами?

– Боюсь, – честно ответила я. – Но выхода нет, раз уж мы начали… Хотя, как ты и предсказываешь, вряд ли наше дело выйдет за пределы отдельно взятого «Соснового рая»!

В ту ночь, впервые за долгое время, мы с Шиловым были близки как никогда. Долго разговаривали, потом занимались любовью и снова разговаривали. За период недавнего взаимного напряжения и недоверия у каждого из нас накопилось столько всего, о чем хотелось рассказать другому! Слава богу, что Олег предложил поехать со мной в Москву… Вернее, он просто не оставил мне выбора, и за это я была ему очень благодарна.

* * *

– А что на все это скажет Толмачев?

Артем сидел на широком подоконнике в квартире Андрея и смотрел на открывавшуюся его глазам панораму Лиговского проспекта. Вернее, «панорамой» этот вид вряд ли можно было назвать, ведь на противоположной стороне улицы располагались большие торговые центры, заслонявшие от его взгляда старинные здания, расположенные в глубине территории. Тем не менее Карпухин, проживающий в доме, построенном тридцать лет тому назад в так называемом спальном районе, не мог не восхищаться видом из окна своего приятеля.

– А при чем здесь Толмачев? – не отводя взгляда от окна, спросил он. – К ОМР мое расследование отношения не имеет: это, возможно, дело о двух убийствах.

– О двух? Ты все-таки собираешься обвинить «Сосновый рай» в убийстве Татьяны Донской? – уточнил Андрей, присаживаясь на низкую спинку кресла.

– Возможно, – пожал плечами Артем. – На основании полученных от Ольги Малининой данных, им, по крайней мере, можно вменить сокрытие улик, оказание давления на медсестру – лицо, заведомо от них зависимое, – и введение следствия в заблуждение. Но теперь я точно уверен, что Донская свела счеты с жизнью не по собственной воле.

– Ты серьезно?

– Абсолютно!

– И что же позволяет тебе сделать подобный вывод?

– Здравый смысл, многолетний опыт… ну, и несколько пар быстрых ног.

– Чего-чего?

– Мои ребятки подсуетились, – пояснил майор. – Пришлось им побегать – зато не зря!

– Может, ты перестанешь словесную плести паутину, как конфуцианский философ, и объяснишь наконец, что случилось со времени нашей последней встречи? – предложил Андрей.

– Ладно, объясняю. Дела о гибели Рубина и Донской возобновлены по вновь открывшимся обстоятельствам и переданы в мое ведение.

– И тебе их так легко отдали?

– Кто сказал, что легко? – оскорбился Артем. – Этот Горчанинов попортил мне крови, надо признать… Но я-то в долгу не останусь и обеспечу ему большие неприятности за то, что он спустил оба дела на тормозах и не провел следствие должным образом – обрадовался, что кругом, понимаешь, одни покойники, а значит, суда не будет и можно особо не затрудняться!

– Горчанинов – это следователь?

– Точно.

– Ты считаешь, он проявил халатность?

– Нет, Андрей Эдуардович, боюсь, тут другое…

– Что – другое?

– После приватной беседы с этим горе-дознавателем я пришел к выводу, что его действиями руководили.

– Из «Соснового рая»?

– Пока не могу сказать, но я это обязательно выясню. Одно очевидно: он сознательно обходил все острые углы, сосредоточившись целиком на показаниях Ольги Малининой, да и с ней он встречался всего лишь единожды! Ни один другой работник клиники, кроме Анфисы, допросу не подвергался – можешь себе представить?! А ведь только Малинина утверждала, что Рубина и Донскую связывало некое подобие сексуальных отношений – то ли роман, то ли приставание, то ли изнасилование… Больше нет ни свидетелей, ни хотя бы элементарных доказательств того, что такое вообще могло иметь место! Что же касается Татьяны Донской, то ни одна версия, кроме самоубийства, во внимание не принималась.

– Погоди, Артем Иванович, какая еще «другая версия»? – удивленно прервал друга Андрей.

– Вот послушай, что мои ребята нарыли – всего-то за пару суток. А Горчанинов, кстати, больше двух месяцев мусолил это дело, слюнявил страницы и наконец благополучно отправил его в архив! Так вот, во-первых, никто почему-то даже не придал значения тому, где именно погибла Татьяна Донская.

– А это важно?

– Сам решай. Помнишь, ребята из Татьяниной группы рассказывали, что у нее был какой-то «папик», который, собственно, и протолкнул ее в шоу-бизнес? Я узнал, кто он такой.

– Да ну?! Значит, тебе удалось то, чего не смогли сделать ни папарацци, ни желтая пресса!

– Все зависит от усердия. И от связей, разумеется.

– И кто же наш герой?

– Ты не поверишь – депутат Городской думы, Тимофей Петрович Дружников!

– Тот самый Дружников?

– Тот самый – громче всех ратующий за прочную семью, гонитель алиментщиков, разоблачитель неверных мужей и прочая, и прочая!

– Значит, ему можно, а другим нельзя?

– Видимо, так!

Артем увидел, что развеселил Андрея, и обрадовался этому: приятель в последнее время здорово упал духом, хоть по нему это и нелегко было понять. Во-первых, последствия операции все еще давали о себе знать. Зрение порою играло с Андреем дурацкие шутки, по-прежнему случались приступы головных болей, пусть и не такие сильные, как раньше. Во-вторых, Толмачев активно копал под своего предшественника, делая все, чтобы не допустить его восстановления на прежнем месте. Ну и, наконец, в-третьих: это расследование, неожиданно возымевшее столь серьезные последствия, отнюдь не добавляло оптимизма бывшему шефу ОМР.

– Хорошо, – стерев с лица изумленную улыбку, сказал между тем Андрей, – и что нам это дает?

– Кое-что интересненькое, уверяю тебя. Как я уже говорил, Горчанинов работал спустя рукава – то ли по собственной инициативе, то ли под давлением. Как ты думаешь, с какой именно крыши сиганула наша певичка?

– Ну не томи же!

– В деле об этом ни слова – можешь себе представить?! То есть там есть адрес – и все.

– Не понимаю, к чему ты ведешь…

– Да к тому, что Горчанинов даже не удосужился проверить, что это за дом! А вот мои ребята это сделали. Они пробежались по квартирам и выяснили, что Татьяна Донская проживала в одной из квартир именно в этом доме!

– Что-о-о?!

– Именно!

– То есть она покончила с собой, спрыгнув с крыши собственного дома?

– Вот тут ты ошибаешься!

– Что-то я ничего не понимаю!

– Это вовсе не ее собственная квартира, она принадлежит Дружникову!

– Да ну?

– На самом деле за ним числится несколько объектов недвижимости в Питере, и эта квартира – лишь одна из них.