Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"
Автор книги: Ирина Градова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 248 (всего у книги 334 страниц)
– Что тебе известно о тхэккене? – задала она вопрос, насладившись видом ухоженного мужа.
– О чем?
На свете не так много вещей, о которых Олег не знает, и, видимо, тхэккен оказался как раз одной из них.
– Это такая корейская борьба, – пояснила она, радуясь возможности хоть в чем-то переплюнуть Шилова.
– Впервые слышу. Тхэквондо там, карате – это да, а вот тхэккен...
– Это не то же самое. Тут написано, что для тхэккена характерна развитая техника ног с подножками и подсечками. Выше грудной клетки ногами не бьют, и в поединке главной целью считается повалить противника, а не нанести ему повреждение. Удары кулаками в тхэккене полностью исключены, а руки применяются для тычковых ударов ладонью в лицо и в горло, а также для захватов руки или ноги противника, после чего ему наносится сильный удар ногой.
– Э-э-э... весьма поучительно! Только с чего это ты заинтересовалась борьбой – тебе мало ОМР и фитнеса, ты решила еще и начать мужикам морды бить?
– Речь не обо мне. Понимаешь, Шилов, есть один парень, Кай...
– Нет уж, радость моя – я так понимаю, разговор намечается долгий, я, прости, не жрамши с самого утра. Так что пошли кормиться, а за столом ты мне обо всем и поведаешь – что было, что будет, чем сердце успокоится...
Через двадцать минут, сытый и довольный Олег, попивая свой любимый зеленый чай с жасмином, слушал рассказ Агнии о Кане Кае Хо.
– Я что-то не пойму, что тебя не устраивает в версии Карпухина? – недоуменно спросил он. – По всему выходит, что у твоего Кая с этим Дмитриевым были серьезные «терки». Мужик он спортивный, владеет серьезной борьбой. Вот я, к примеру, предпочитаю йогу, потому что мне претит любой вид насилия. Кай, судя по всему, нуждается в высвобождении агрессии, ему необходим адреналин, значит...
– Ты меня плохо слушал, Шилов! – разозлилась Агния. – Я не просто так прочитала тебе описание тхэккена: разве не ясно, что по-настоящему агрессивный человек ни за что не выбрал бы его, предпочтя, скажем, то же карате, где главной задачей является искалечить и убить противника, а не просто повалить его? Это – чистый спорт, не обремененный излишней агрессией, но ни ты, ни Карпухин этого, похоже, не понимаете!
– Но почему ты так его защищаешь? – пожал плечами Олег.
– Хорошо, объясню. Я в курсе, что Кай владеет борьбой – только не знала раньше, какой именно. Когда мы работали бок о бок, то частенько возвращались домой вместе. Тогда Кай еще не обзавелся собственным авто, и мы ехали на одной маршрутке. Так вот, однажды, дело было вечером, я задержалась. Не успела дойти до конца автостоянки, за которой находится автобусная остановка, как подлетает ко мне парень и хватает за сумочку. Ну я-то, естественно, без боя сдаваться не собиралась...
– Кто бы сомневался! – хихикнул Шилов. – Валькирия ты моя!
– Так вот, я схватилась с парнем, но он был, похоже, под парами, а потому силен, как бык. Я обязательно потерпела бы фиаско, как вдруг прямо передо мной вырастает Кай, хватает парня за шкварник и отрывает от меня!
– Как благородно! И что – потом бьет ногами в живот до потери пульса и сдает бездыханное тело в полицию?
– В том-то и дело, что нет! – возразила Агния. – Кай тряхнул его как следует – только и всего. Когда первый страх прошел, я увидела, что пареньку не больше пятнадцати. Он ни черта не соображал из-за наркотиков, его качало, глаза закатывались.
– И что же вы сделали?
– Кай вызвал «Скорую», и парня увезли.
– Значит, ты считаешь, что из-за того, что твой приятель не убил наркомана на месте, он не склонен к насилию?
– По-твоему, этого недостаточно? Знаешь, Шилов, ты по себе не суди, но большинство мужиков в подобной ситуации ведут себя, как сорвавшиеся с цепи псы: каждый второй постарался бы искалечить мальчишку, несмотря на то что он и сопротивления-то особого не оказывал!
– Может, Кая остановило твое присутствие?
– Ох, Шилов, хреновый из тебя психолог! Да наличие женщины только распаляет мужчин! Вспомни, как ты ведешь себя в присутствии представительниц противоположного пола в критической ситуации и как – среди мужчин.
– Лично я веду себя всегда одинаково!
– А вот и нет – я свидетель! Как мы, женщины, подсознательно стараемся произвести впечатление на любого мужчину, так и вы все время демонстрируете превосходство над другими, играете мускулами.
– Короче, что ты пытаешься доказать? – перебил Олег. – Что Кай не убивал? Допустим, я тебе верю, но это не главное. Главное, чтобы поверил Карпухин.
– Думаю, майору, как и любому другому следователю, не хочется возиться, а Кай уж больно лакомый кусок, сам упавший в руки, можно сказать: он выглядит виновным по всем статьям, и претензии к нему пациентов и соответственно Комиссии по этике дела не улучшают. Однако, с другой стороны, Карпухин – человек, у которого есть совесть, и он не покупается на легкую добычу. Уверена, он найдет и других подозреваемых, но ему нужно помочь.
– Ты мне вот что скажи, Агния: делом твоего дружка занимается ОМР или это исключительно твоя собственная инициатива?
– Возможно, ОМР тоже займется – со временем.
– Значит, я прав! Ну почему тебе всегда надо больше других, а? Если ты доверяешь Карпухину, почему бы не позволить ему выполнять свою работу – у тебя что, дел других нет?
– Сейчас мое главное дело – выручить друга, Шилов, и ничего важнее этого нет!
Агния резко поднялась с места и принялась за мытье посуды.
* * *
Сидя напротив Пашки Трофименко, Артем наблюдал за тем, как парнишка трескает пирожки, обильно запивая их жидким кофе. Трофименко поглощал пищу с таким волчьим аппетитом, что майору оставалось лишь изумляться вместительности желудка небольшого, в сущности, паренька. Эх, молодость – где его двадцать лет? Однако терпение Карпухина иссякло.
– Ну, может, на минутку перестанешь жевать и расскажешь, что нарыл? – спросил он неожиданно, от чего стажер поперхнулся, и Карпухину пришлось похлопать его по спине. Отдышавшись, Паша отодвинул тарелку с остатками пирожков и сказал:
– В общем, я порасспрашивал всех, кто имел отношение к Дмитриеву, и пришел к выводу, что мужик был непопулярен.
– Да неужели?
– Вернее, популярность его была несколько особого рода.
– То есть?
– Судя по всему, мой тезка был большим любителем женского пола – во всяком случае, на его собственном отделении не осталось ни одной медсестры младше сорока пяти, которую бы он не пользовал.
– Такой донжуан?
– Так говорят.
– Ты намекаешь, что у Дмитриева могли быть и другие недоброжелатели, помимо Кана Кая Хо? Я так и знал – ну почему все должно быть так сложно?! Почему первый попавшийся подозреваемый почти никогда не оказывается единственным? Так что там насчет теток?
– Расставался он с ними не по-человечески: почти у каждой есть зуб на нашего покойника.
– Не забывай, как его убили: забить человека до смерти – не женское преступление.
– Но разве женщина не может нанять кого-нибудь? Или попросить отомстить за нее?
– Это возможно, – нехотя согласился майор.
На самом деле, он предполагал нечто в таком роде. Ему не давал покоя способ убийства – уж больно жестокий, похоже на работу беспредельщиков. Между Каном и Дмитриевым, конечно, существовали проблемы, но все же личность онколога далека от образа, соответствующего психологическому портрету, сложившемуся в мозгу Карпухина. С другой стороны, месть вполне могла стать причиной столь зверского способа убийства. Но женщина...
– И что, любая могла грохнуть Дмитриева? – задал он вопрос. – В смысле, прямо со всеми он вел себя как свинья?
– Вот тут у меня список. – Трофименко протянул майору смятую бумажку с именами. – Я взял на себя смелость отметить наиболее вероятных кандидаток.
– Какой ты у нас инициативный! – пробормотал майор, скептически прищурив левый глаз.
– Во главе списка, – не обращая внимания на сарказм в тоне Карпухина, проговорил Паша, – Ирина Воеводина, операционная сестра из бригады убитого.
– Почему именно она?
– Она больше всего пострадала. Дмитриев крутил с ней незамысловатый служебный романчик в течение трех месяцев, а потом она от него «залетела». Он тут же заявил, что ребенок не от него и что ей придется справляться с проблемой самой. Ирина сделала аборт, но что-то пошло не так... Короче, девица лишилась возможности в будущем иметь детей, а ведь ей всего девятнадцать, и, вероятно, Дмитриев стал ее первым мужчиной.
– Ты с ней разговаривал?
– Нет, Ирина уволилась сразу после случившегося – не смогла продолжать работать поблизости от человека, который так с ней поступил.
– Это понять можно. А давно все произошло?
– Где-то месяцев семь назад.
– Долго она копила злость, не находишь?
– А как насчет поговорки «месть – это блюдо, которое едят холодным»? – парировал Паша. – Может, у нее развилась депрессия, и на ее фоне...
– Ну-у, ты у нас психолог! – рассмеялся майор. – Ладно, как насчет других?
– Марина Ижикова. У нее была примерно та же ситуация, что и у Воеводиной, но только она на аборт не решилась, родила ребенка и уже вышла на работу. Все случилось больше двух лет назад.
– Если она за два года ничего не предприняла, то зачем бы сейчас пытаться отомстить? – пожал плечами Карпухин.
– Не скажите, товарищ майор! Люди говорят, Марина не оставляла попыток заставить Дмитриева признать ребенка: она, видите ли, считала, что ребенок может привязать мужчину, да только напрасно все – не на того напала!
– И что же?
– А то, что Дмитриев добился того, что Марину перевели на другое отделение – да чего там, едва не вышибли за «приставания к старшему медперсоналу»!
– Серьезно!
– И не говорите – представляете, это она к нему приставала!
– Но почему начальство встало на сторону Дмитриева в этом вопросе? – недоумевал майор.
– Да, похоже, он и в самом деле был неплохим хирургом, терять не хотели... А сестричка – что ж, все они заменимы, в отличие от врачей.
– Значит, еще одна обиженная, – подытожил Карпухин. – Неплохой улов – если и дальше так пойдет, перед нами выстроится целая очередь из подозреваемых – а я-то переживал, что дело тухнет!
– Погодите, это еще не все! Я выяснил, что и среди пациентов скопилось немало недовольных. Помните, вы говорили, что некий Вакуленко нажаловался на Кана в Комиссию по этике?
– Мне ли не помнить!
– Так вот, оказывается, Маргарита Вакуленко поначалу являлась пациенткой Дмитриева, представляете?
– И что же заставило ее сменить врача?
– Честно говоря, точно не знаю, но, похоже, то ли она, то ли ее муж были недовольны качеством лечения, которое оказывал Дмитриев. Он собирался делать операцию, но она была опасной и могла ни к чему хорошему не привести.
– Это почему?
– У нее была... это... локализация, кажется, какая-то не такая, и удалить опухоль без повреждения мозга Дмитриев вряд ли бы смог.
– А Кан, значит, смог?
– Нет. Он заявил, что операция в случае Вакуленко противопоказана и настоял на консервативном лечении с возможной, при положительной динамике, последующей операцией. И еще одно: тогда Вакуленко сам просил заведующего, чтобы его жену передали Кану. Это вроде бы у них не принято – кидать больных от одного к другому, много конфликтов возникает!
– Ну да, у нас же тоже не приветствуется, когда дела от следователя к следователю перебрасывают. А Дмитриев, выходит, на Кана обиду затаил?
– Да нет вроде даже обрадовался, говорят – отдал без боя. Центр, конечно, онкологический, соответственно смертность достаточно высока, а Дмитриеву не хотелось собственные показатели портить: чем меньше у тебя смертей, тем лучше ты как врач.
– Точно, – пробормотал Карпухин. – Нет тела – нет дела.
– Он был уверен, что Вакуленко долго не протянет, а она вот целых три года прожила.
– А теперь ее муж подает на клинику в суд и мечтает уничтожить Кана – что-то тут не так! Три года Вакуленко был вполне доволен тем, как Кан вел его жену... И все же по всему выходит, что это именно у Дмитриева имелись все основания ненавидеть Кана, а не наоборот, но убит-то именно он!
– Но Вакуленко – отнюдь не единственная, кто перешел от Дмитриева к Кану: он, говорят, не брезговал самыми тяжелыми случаями.
– Что же этот наш доктор – некрофил, что ли?
– Да нет, ему, по словам коллег, просто интересно иметь дело с безнадежными случаями – тем больше заслуга врача, если удается продлить жизнь практически смертнику.
– Надеюсь, ты списочек составил? – поинтересовался майор. – Этих недовольных?
– А то! – Еще одна смятая бумажка легла на стол.
– Эх, Трофименко, – вздохнул майор, разглаживая листок руками, – учишь вас, учишь... Когда ты заведешь себе нормальный блокнот?
– Блокнот, товарищ майор, нервирует «клиентов», – авторитетно заявил стажер. – Я заметил, что, если пишешь в цивильной записной книжке, люди думают, что эта информация – для протокола, поэтому боятся ляпнуть лишнее. А вот когда я пишу, на чем придется – вплоть до бумажных салфеток, они понимают, что заметки я делаю для себя, чтобы не забыть, а потому ведут себя более раскованно и говорят откровенно.
Карпухин посмотрел на своего подопечного, наверное, впервые за все время – по-настоящему внимательно. Он и раньше замечал, что в парнишке есть то, что выделяет его среди других таких же желторотых юнцов. Это невозможно объяснить словами, просто Пашке Трофименко, как и Кану Каю Хо, все интересно. Несмотря на молодость и отсутствие опыта, он умеет подмечать мелкие детали.
– Хотя, – не дожидаясь реакции Карпухина на свои слова, добавил стажер, – мне кажется, что месть пациента – неправильное направление, товарищ майор.
– Это почему же, Шерлок?
– Знаете, как говорят – у каждого врача свое кладбище?
– И что?
– А то, что у любого из них, даже у дантиста или венеролога, найдется немало недовольных, а то и парочка трупов.
– У дантиста-то?
– А что? Подберет не ту анестезию, к примеру – и привет предкам!
– Может, ты и прав, Трофименко, – согласился Карпухин. – И все же мы должны проверить все версии. Знаешь, как бывает – упустишь что-то совсем простое, на твой взгляд, не заслуживающее внимания, а оно-то и оказывается самым важным, без чего дело не склеить!
– А удалось выяснить, откуда на счете Кана такие деньги? – спросил Паша, вновь возвращаясь к своим недоеденным пирожкам.
– Ты же понимаешь, что у него спросить я не могу, ведь сведения получены, мягко говоря, не совсем легитимным путем.
– Тогда как же...
– Э, не ставь телегу впереди лошади, стажер! – махнул рукой майор. – Разберемся. Информация – уже половина успеха. Теперь надо только придумать, как сделать ее законной, а это – тактическое упражнение. Поэтому, Паша, учись, пока я жив!
* * *
Вечер выдался прохладный, и в гостиной Екатерины Анатольевны Абрамовой горел электрический камин, отбрасывая уютные отсветы искусственного пламени на стены, затянутые китайскими шелковыми обоями с изображением экзотических птиц. Агния любила рассматривать интерьеры. Одним из ее безобидных хобби было регулярное посещение мебельных магазинов и тех, что торгуют товарами для дома. Она могла часами разглядывать разнообразные предметы, предназначение которых порой даже не могла угадать. Поразительно, сколько изобретено вещей, делающих жилое помещение более приятным для пребывания, и гостиная соседки покойной Ольги Жихаревой, как, впрочем, и вся ее квартира, представляла собой образец дома, в который хочется возвращаться после тяжелого трудового дня. К слову сказать, Екатерина Анатольевна не работала. Квартиру ей купила дочь, жена известного олигарха. Сама она с семьей проживала в Москве, но, чтобы мама не чувствовала себя ущемленной, переселила ее из двухкомнатной хрущовки в этот роскошный кондоминиум. Несмотря на внезапно возросшее благосостояние, Абрамова осталась простой и приятной в общении женщиной, без претензий. Это Агния ценила в людях превыше многих других качеств, ведь деньги, как известно, портят людей, а большие деньги способны сделать из вполне приличного человека отвратительнейшего сноба.
– Ко мне почти никто не приходит, – пожаловалась Екатерина Анатольевна. – Эти люди, – она кивнула в сторону коридора, словно охватывая этим жестом всех соседей вместе взятых, – считают себя лучше других. Хотя, поверьте, они точно такие же нувориши, как и моя дочь! Вот, к примеру, этажом выше живет некая Олеся – не знаю фамилии, но она, видите ли, выскочила замуж за ведущего. Знаете, наверное, Антона Курбатова?
Агния кивнула.
– Ну вот, за него самого. Приехала, понимаешь, из какого-то мухосранска, простите за выражение, а туда же – нос воротит от меня, представляете?
– Почему? – удивилась Агния.
– Да все они тут такие! А вот Ольга – она хорошая баба была, хоть и давно с большими деньгами породнилась.
– Вы, наверное, хорошо ее семью знаете? – предположила Агния.
– Да какую семью-то? Муж ее умер еще до того, как я сюда переехала, а детей им бог не дал. В общем-то, Ольга сама о детях никогда не задумывалась, ведь деньги – хорошее подспорье в любой жизненной ситуации. Знаете, у нее не было проблемы, что стакан воды некому подать, но в последнее время, с этой своей болезнью жуткой, она все чаще проговаривалась, что, наверное, все-таки ошиблась насчет своей жизни – так и осталась одна. Ей очень не хватало родной души рядом, но я просто, верите, чуть со стула не свалилась, когда узнала, что она с собой покончила!
– Правда? А почему это вызвало у вас такое удивление, ведь ее диагноз...
– Да уж, – перебила Абрамова, – диагноз и в самом деле малоутешительный, но она держала хвост пистолетом. Даже не представляю, как бы вела себя в такой ситуации – тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог!
– Значит, никогда в разговорах...
– Да что вы! – вновь прервала Агнию Екатерина Анатольевна. – Ольга намеревалась бороться до последнего – умирать ей очень не хотелось, уж можете мне поверить! И врач у нее был хороший – внимательный, предлагал все новые методы лечения.
– Не припомните, как его звали?
– Ой, имя такое трудное... как же... Он вроде китаец.
– Может, кореец?
– Точно, кореец! Вы его знаете?
– Да, немного.
– Оля его очень расхваливала.
– Неужели?
Надо обязательно сообщить об этом Карпухину, а еще лучше – пусть сам побеседует с человеком, который лично слышал хвалебные отзывы о Кае, а то всех собак на беднягу повесили!
– Просто не представляю, с чего это Ольга вдруг! – продолжала удивляться Абрамова. – Она только накануне ко мне заходила. Говорите, ее сестра забила тревогу.
– Да. А что, вам это показалось странным?
– Честно говоря, показалось, ведь они практически не общались.
– В самом деле? А вот Полина Игнатьевна утверждает, что в последнее время они снова сблизились.
– Ерунда, не было такого! – отмахнулась собеседница. – До недавнего времени с Ольгой проживала Анечка, а сестру она и на порог-то едва пускала!
– Что за Анечка? – навострилась Агния.
– Девочка из Норильска, лет двадцать шесть – двадцать восемь. Ольга ее приютила на время, потому как она была какой-то родственницей мужа, очень дальней, а потом предложила совсем у нее поселиться. Хорошая была девчонка, ничего не скажешь, и Оле здорово помогала.
– А почему вы говорите «была»?
– Да потому что Полинка ее выжила, вот почему!
– С какой это стати, вы ведь сами сказали, что сестры не общались?
– Не общались-то не общались, это правда, но примерно полгода назад Полина стала сама мосты наводить. Ну, Ольга ее особо не привечала, но и не отталкивала – родня все-таки, хотя...
– Хотя – что? – спросила Агния, видя, что Екатерина Анатольевна слегка замялась.
– Полинка завистливая баба, – вздохнула та. – Оля рассказывала, что сестрица всегда ей завидовала – и когда она замуж удачно выскочила, хоть и намного позже Полины, и когда у мужа дела в гору пошли. По заграницам ездили, ни в чем себе не отказывали, а у Полины – то еще семейство: муж-алкаш, сынок – такой же, как папаша, и дочка, которая все от мужика к мужику перескакивает, но периодически возвращается к матери и подбрасывает ей детей. Короче, никакой жизни нет. В общем-то, можно только пожалеть Полинку – не зря она такая злая ходит!
– А Ольга родне, значит, не помогала?
– А кому помогать-то – здоровенным лбам, что ли, на которых пахать можно? Вы уж меня простите, но я в этом Олю полностью поддерживала! Она, конечно, поначалу подбрасывала сестре кое-что, но потом перестала, так как видела, на что уходят ее деньги – на выпивку шурину и племяннику в основном.
– Давайте-ка вернемся к той девушке, Ане. Что там все-таки случилось, раз ей пришлось уйти?
– Вот чего не знаю, того не знаю, – задумчиво покачала головой Екатерина Анатольевна. – Знаю только, что она как-то очень спешно собрала вещи и убежала, вся в слезах, между прочим. Я пыталась с ней поговорить, но Анечка, видимо, находилась не в том состоянии.
– А у вас случайно нет ее адреса?
– Да что вы, какой адрес – она ведь приезжая! А вот номер мобильного, по-моему, где-то должен был сохраниться.
Она встала и вышла в коридор. Вернувшись через несколько минут, женщина протянула Агнии листок бумаги с нацарапанным на нем номером.
– Я только не уверена, это цифра «три» или «восемь»...
– Ничего, я разберусь, спасибо, – сказала Агния, сворачивая листок и пряча его в карман пиджака.
– А знаете что, – сказала вдруг Абрамова, – я тут еще кое-что вспомнила! Все думала, что же мне мешает поверить в самоубийство Ольги – и, надо же, додумалась-таки!
– Вы о чем, простите?
– Она как-то обмолвилась, что нашла альтернативный способ лечения от своей болезни.
– В самом деле? Нетрадиционная медицина?
– Похоже на то. Она даже показывала мне какой-то буклетик, но я, понимаете, внимания особо не обратила, потому что мне как-то ни к чему...
– Так она, выходит, от медицинской помощи отказалась?
– Да нет, не отказалась, просто сказала, что в перерывах между терапией можно попробовать и это – чем черт не шутит?
– И что, помогло?
– Да не знаю я, с тех пор мы с ней об этом не разговаривали, а потом Оля... Ну, сами знаете.
– Как вы думаете, а эта Аня, ее...
– Приживалка, – бесхитростно подсказала Екатерина Анатольевна.
– Она может знать, куда именно обратилась за помощью Ольга Жихарева?
– Понятия не имею. Мне кажется, нет, потому что она раньше ушла, но вам лучше самой с ней поговорить.
– Пожалуй, я так и сделаю.
* * *
Артем ожидал увидеть сломленную женщину, но, к собственному удивлению, встретил улыбающуюся девушку с румянцем во всю щеку. Узнав о цели визита, Ирина Воеводина выкатила глаза, и майор решил: либо ей надо давать кинопремию за лучшую женскую роль, либо она и в самом деле понятия не имела о происшедшем.
– Пашку... убили?! Да быть такого не может! – воскликнула Ирина, прикрыв рот ладошкой. – Кто?
– Если б мы знали, Ирина Вадимовна, то я бы к вам не наведался, – ответил Карпухин. – Может, впустите меня и побеседуем?
– Ой, простите, ради бога – конечно, входите!
Обстановка в квартире была небогатой, но вполне презентабельной – сразу видно, что хозяйка следит за жильем с любовью и заботой. Первым, что срисовал зоркий глаз Артема из всех окружающих предметов, оказалась пара тапочек, явно мужских.
– Ваш муж дома? – поинтересовался он наугад, одновременно поглаживая дружелюбного толстого и пушистого кота потрясающего персикового цвета с зелеными, как у русалки, глазами.
– Нет, – покачала головой Ирина. – Он в вечернюю смену сегодня.
Итак, Ирина Воеводина вовсе не мается в одиночестве, несмотря на трагедию, которая с ней произошла.
– Хотите чего-нибудь? Чаю там, кофе?
– С удовольствием – знаете, весь день на ногах!
Ирина умчалась на кухню, а Карпухин расслабился в кресле. На самом деле он только что поел и напился чаю в компании Трофименко, но майор всегда придерживался тезиса о том, что «клиента» необходимо расположить к себе, чтобы он почувствовал в следователе человека, а не просто робота с физиологическими функциями. За чашкой чая люди становятся более разговорчивыми, чем за столом в кабинете следователя, где сами стены кричат о том, что в хорошее место повесткой не вызывают.
Ирина появилась с небольшим деревянным подносом, на котором стояли две чашки с кипятком и блюдечко с конфетами. Банка растворимого кофе и несколько пакетиков чая лежали тут же.
– Так что же все-таки случилось с Павлом? – спросила Ирина, когда Артем сделал пару глотков кофе не самого лучшего качества.
– Его забили до смерти на подземной автостоянке, – не смягчая фактов, заявил он.
Молодая женщина зажмурилась – сто баллов за игру (если, конечно, предположить, что она на самом деле не искренна).
– Боже мой... Прямо не верится!
– Почему же не верится? Разве Павел не поступил с вами как скотина?
– Так вы в курсе? Ну конечно, иначе вы бы не пришли! Я что, подозреваемая?
– Это вряд ли, – усмехнулся Карпухин. – Если, конечно, у вас в шкафу не завалялся черный пояс по карате или медаль за победу на боксерском ринге! А ваш муж, случаем, спортом не увлекается?
– Увлекается – плаванием. И, кстати, он и знать не знает про тот случай с Пашкой – я ему ничего не рассказывала, и вы уж, пожалуйста, тоже не смейте!
Звучит убедительно, ничего не скажешь.
– Я, собственно, хотел бы услышать вашу версию истории, – сказал Артем.
– А что тут рассказывать? – вяло пожала плечами Ирина. – Наверное, все так, как вам рассказали. С кем вы, кстати, беседовали?
Майор назвал имя.
– А-а, тогда все правда.
– И вы, значит, зла на Дмитриева не затаили?
– Зла? Да я ненавидела его! Но потом... В общем, благодаря той истории я познакомилась с Лешей – он подвозил меня из женской консультации. Леша знает, что у меня не может быть детей, но ему все равно: есть дети от предыдущего брака, а общих, в конце концов, всегда можно из детского дома взять!
– То есть вы простили?
– А что толку злиться? Ничего не вернешь, надо продолжать жить!
– И это правильно. Честно говоря, меня интересуют не столько ваши отношения с Павлом, сколько его отношения с доктором Каном.
– С Каем-то? А что такое?
– Вы хорошо его знали?
– Ка... Погодите, только не говорите мне, что Кая тоже...
– Да нет, господь с вами – он жив-здоров!
– Ох, ну и... И почему же тогда он вас интересует?
– Они ведь с Дмитриевым не ладили, так?
– Это правда, не ладили: с самого начала, как Павел пришел к нам, между ними возникали трения. Но инициатором всегда являлся именно Пашка – характер у него отвратительный... был. Я-то, дура, ничего не замечала, все думала, что не мое это дело, мужики, дескать, сами разберутся.
– А до серьезных стычек не доходило?
– А вы... Вы, что, Кая подозреваете?! Если да, то зря: Кай никогда бы не смог никого убить, а уж тем более – забить человека до смерти! Он ведь врач, он помогает людям, а не калечит, не убивает – да как вы вообще могли об этом подумать?!
– Мое дело, Ирина, выяснять факты, а выводы – потом. За тем я и здесь.
– Извините, – снизив тон, проговорила женщина. – Просто – Кая подозревать?!
– Они с Павлом сильно повздорили накануне его гибели, даже подрались.
– Правда? Трудно поверить, хотя...
– Да?
– Ну, по-настоящему вражда у них началась из-за Любы, и с тех пор они и в самом деле на дух друг друга не переносили.
– Что еще за Люба? – насторожился Карпухин.
– Не помню фамилии. Ее привел в клинику Павел – у них был роман. Люба эта актрисой была начинающей, но уже к тому времени в паре сериалов засветилась, а Пашка всегда обожал околобогемную атмосферу.
– И при чем же здесь доктор Кан?
– Павел положил эту Любу к себе в палату и собирался сам делать ей операцию, но во время нее у пациентки случился отек мозга. Знаете, такое бывает – все-таки хирургия является травмой, происходит сдавливание вен, гипергидратация... Короче, там стоял вопрос жизни и смерти, а Павел, похоже, сдрейфил.
– Хирург сдрейфил в процессе операции?
– А что? Не впервые такое на моей памяти. Хирурги – тоже люди, и у них бывают проколы. Если бы не Кай, Люба точно коньки бы отбросила – это я вам как специалист говорю, ведь я была свидетелем!
– А как так получилось, что один хирург вмешался в операцию другого?
– Его Никодим выз... в смысле Никодим Иванович вызвал, он вторым хирургом был в тот момент у Пашки.
– Заведующий отделением – и вторым хирургом?
– Доктор Тимофеев давно не оперирует самостоятельно, но он прекрасный руководитель и считает, что не имеет права занимать свою должность, если совершенно устранится от хирургии. Так что время от времени он присоединяется к разным бригадам – как он сам говорит, «для поддержания реноме».
– Значит, Кан фактически спас эту Любу?
– Точно.
– Но ведь все говорят, что Дмитриев был хорошим хирургом?
– Спорить не стану, ведь я довольно долго с ним работала и видела его в деле. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха! Зато с тех пор Кай для Павла стал как красная тряпка для быка, он его просто на дух не переносил. А тут еще и девица, чуть оклемалась да правду об операции узнала, переключилась на Кая.
– Что значит – переключилась?
– Ну, стала его обхаживать. Пациенты здорово к врачам привязываются, а уж тем более если от них жизнь зависит, вот Люба и принялась Кая обрабатывать, а на Павла и смотреть не желала.
– Интересно... Сама едва не умерла, а принялась за доктора?
– Да уж, ушлая оказалась девица! Есть такие – без мужика не могут. Павел, видите ли, ее доверия не оправдал, зато Кай был на высоте. А что: красивый, отличный хирург, не хам в отличие от Пашки, так чем не предмет для обожания? Да только плохо все кончилось.
– Неужто она все-таки умерла?
– Умерла? Да нет, слава богу – в этом плане все нормально прошло, даже удивительно, ведь рак мозга – не фурункул, который вскроешь – и снова здоров. Нет, Люба выжила и даже вернулась к работе. Только бросила она Кая – вот и весь сказ.
– То есть у них с Каном...
– Любовь завязалась, да, – кивнула Ирина. – Сама не представляю, как так вышло – двух таких мужиков умудрилась отхватить, находясь буквально в дух шагах от могилы! Всегда завидовала таким, как эта Люба, – можно относиться к ней как угодно, но мужчинами она вертит, как захочет.
– Вы сказали, что она бросила Кана?
– Как только вновь оказалась «на коне», среди своих, в привычной среде. Снова начались клубы, беспорядочная жизнь...
– Но – после всего, что он для нее сделал?
– Разве так не случается? Благодарных людей не так уж и много, кроме того, благодарность и любовь, по-моему, имеют мало общего: какое-то время, когда ей было по-настоящему страшно и плохо, Кай был нужен, и он находился рядом, помогал и утешал, делал все для того, чтобы поставить ее на ноги и вернуть в нормальную жизнь. Потом, когда весь этот кошмар закончился, он потерял для нее свою привлекательность, ведь врач только в операционной царь и бог, а в обычной жизни он – всего лишь человек, с небольшой, между прочим, зарплатой, особенно если у него есть совесть и он не обдирает пациентов как липку.
