Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"
Автор книги: Ирина Градова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 317 (всего у книги 334 страниц)
– Случаи потяжелее небось?
– И это тоже. Да и тот факт, что пять дней в неделю мы проводим там безвылазно, вносит свою лепту.
Она уже собиралась встать, показывая Паратову, что пора бы ему удалиться, однако он сам поднялся на ноги и откланялся. Следователь исчез из квартиры так быстро, что Неля и опомниться не успела.
Валентине она позвонить забыла.
* * *
Тетя Клепа, или Клеопатра Вадимовна Неппер, работала в «Синей Горке» с незапамятных времен. Она «пережила» двух главных врачей, несчетное количество завов отделениями и старших медсестер. Тетя Клепа была санитаркой, и за пятьдесят лет через ее руки прошли сотни пациентов. Она знала каждый кирпич в кладке «Горки», и даже Ракитин не решался вступать в конфронтацию с тетей Клепой, хотя она давно перешагнула пенсионный возраст, и он с легкостью мог бы избавиться от нее на законных основаниях. Пожилая дама характер имела вздорный, не позволяя ни медсестрам, ни врачам оспаривать ее главенство в том, что касалось ее непосредственной работы. Пообщавшись с ней подольше, любой неизменно приходил к выводу, что она самовольно расширила эти рамки, однако персонал лечебницы предпочитал с ней не связываться. Тетю Клепу ценили за два основных качества: доскональное знание территории (никто не проникал так глубоко в сердце «Горки») и неподдельную любовь к пациентам. Тетя Клепа действительно считала их душевнобольными, а потому жалела и немедленно вставляла фитиль любому, в чьем обращении с этими людьми проскальзывали признаки неподобающего отношения. Сама она ласково называла больных «нашими психами», подкармливала домашними пирожками, а также брила и причесывала тех, кто, по разным причинам, был неспособен сделать это сам. Должности «старшей санитарки» в лечебнице не предусматривалось, но, если бы таковая имелась, тетя Клепа, несомненно, ее и занимала.
О тете Клепе Нелю предупредила Анюта.
– Ой, вы лучше ее обходите, – сказала она, когда пожилая женщина, проходя мимо, бросила на молодых женщин неодобрительный взгляд. – Она вообще-то незлая, но любит крепкое словцо и не уважает никакие авторитеты: даже Ракитин по стеночке ходит, когда тетя Клепа рядом!
Неля не собиралась сторониться какой-то там санитарки: в конце концов, она – врач, кандидат наук, и позволять тете Клепе руководить собой в ее планы не входило! Однако им пришлось познакомиться поближе при совершенно неожиданных обстоятельствах. Как-то раз, войдя в комнату отдыха, Неля увидела Александра Незнанова. Это случилось впервые с тех пор, как здесь произошел инцидент со Шлыковым. Шлыков уже два дня был на месте, тихий и молчаливый, а вот Незнанов не появлялся с того самого времени. На взгляд Нели, изменений в его состоянии не произошло: все тот же остекленевший взгляд и безвольная поза. Но в этот раз Незнанов был в компании тети Клепы. Стоя над ним, она аккуратно расчесывала спутанные длинные волосы щеткой, что-то ласково бормоча себе под нос. Женщина отличалась малым ростом, поэтому, даже когда она стояла, ее глаза находились вровень с затылком сидящего. Неля воровато огляделась: поблизости не было ни одного врача. Два санитара дулись в карты, сидя за тем же длинным столом, что и пациенты, играющие в нарды.
– Как его порез? – поинтересовалась она, подходя к тете Клепе.
Та подозрительно окинула девушку взглядом водянистых голубых глаз.
– Это вы, что ли, Шлыкова скрутили? – вместо ответа задала она вопрос.
– Нет, Шлыкова скрутил Рома, а я только…
– Ладно-ладно, знаем! – отмахнулась санитарка, не выпуская щетки из рук. Повернув голову безучастного больного правой стороной к Неле, она указала на длинный порез.
– Вот, – сказала она сердито, – шрам останется как пить дать – такую мордашку испортили!
С аккуратно зачесанными назад волосами и коротко подстриженной бородой Незнанов выглядел лучше, чем тогда. Если, конечно, не считать ничего не выражающего взгляда и слишком бледной кожи.
– Его на улицу вывозят? – спросила Неля.
– Да кто ж его вывезет? – пожала плечами санитарка. – И Ракитин не одобрит: у него к этому пареньку особое отношение.
– Он что, его родственник?
Вместо ответа тетя Клепа громко фыркнула и вернулась к своему занятию. Неля поняла, что разговор окончен, и решила не искушать судьбу – похоже, первый «контакт» с суровой санитаркой прошел неплохо!
До обеда Неля занималась тем, что расписывала назначения для новых пациентов. Она решила заменить некоторые нейролептики, предварительно просмотрев все, что хранилось на складе.
Медперсонал питался отдельно, но их столовую от столовой для больных отделяла всего лишь арка, через которую и те, и другие могли беспрепятственно наблюдать друг за другом. Такая планировка помещения позволяла медикам в случае непредвиденной ситуации немедленно вмешаться. Неля знала, что в «буйном» крыле дела с питанием обстоят иначе, да и вообще – все по-другому из соображений безопасности. К примеру, у буйнопомешанных практически отсутствует женский медицинский персонал. Большинство функций, включая уборку, выполняют здоровенные санитары, способные одной левой справиться с самым агрессивным больным. Неле казалось, что заведующий «буйным» отделением, как и его подручные, напоминают охранников лагеря для особо опасных преступников. Все они держались особняком.
Неля оторвалась от своих размышлений, когда к ней подсела Анюта с подносом.
Тарелка, до краев наполненная супом, пюре с парой свиных котлет, три пирожка, компот из свежих фруктов и две баночки йогурта на десерт. Как субтильное тельце Анюты вместит такое количество еды?!
– Я договорилась с Танькой, – сообщила девушка, деловито раскладывая еду на столе. – В пять часов у нее смена заканчивается.
– Спасибо, Анюта!
– Да не за что, – отмахнулась медсестра, принимаясь за суп. – Она всегда рада поболтать.
Татьяна назначила встречу в самой глубине сада, у больничной ограды. Там, среди сплетавшихся ветками кустов, до которых не дошли заботливые руки дяди Бори, был старинный фонтан – наверное, еще тех времен, когда в усадьбе содержалась душевнобольная жена помещика, о которой рассказывал Гоша. Фонтан давно не работал, и серый гранит в форме гигантской вазы казался сюрреалистическим предметом с картины Сальвадора Дали. Усевшись на край пустой чаши, Неля приготовилась ждать.
Татьяна появилась двадцать минут спустя. Ростом выше Нели, широкая в плечах, грудастая, с сильными руками и ногами, она выглядела бы мужеподобной, не венчай всю эту телесную «роскошь» одна из самых хорошеньких головок, какие только Неля видела в жизни. Татьяна обладала чистым лбом, темными бровями вразлет, из-под которых бодро глядели на мир глаза цвета морской волны. Скульптурные черты лица могли бы принадлежать статуе какой-нибудь древнеримской богини. На молодой женщине ловко сидел короткий белый халатик, а на ногах красовались кроссовки размера этак сорок второго.
– Это вы – Нелли Аркадьевна? – поинтересовалась она, хотя и так было очевидно, что никто иной не стал бы прятаться в таком месте.
– Анюта сказала, что вы все знаете о пациентах «буйного» отделения? – вместо ответа спросила Неля.
– Вы же вроде с нашими психами никаким боком не соприкасаетесь!
– Видите ли, Таня, я тут человек новый, но, кроме вашей подруги, пока что близко ни с кем не сошлась…
– И не сойдетесь! – перебила Татьяна, присаживаясь рядом. – Народ здесь – себе на уме, и все предпочитают держать друг друга на расстоянии.
– Почему?
– Ну, во-первых, специфика работы не располагает к болтовне – особенно на нашем отделении! Во-вторых, каждый норовит коллеге в карман заглянуть. Вы ведь в курсе, что Ракитин выдает премии за хорошую работу?
– Да, – согласилась Неля. – Я сама уже имела удовольствие получить.
– Надбавки достаются всем, но их размер зависит от того, насколько вами доволен главный. Естественно, не все согласны с тем, как распределяются «блага» среди персонала, поэтому… Но вы ведь не об этом пришли поговорить, верно?
– Это тоже весьма занимательно, однако вы правы. Меня интересует конкретный пациент.
– Из «буйных»?
– Ракитин, во всяком случае, так сказал, он – его больной.
– Странно.
– Почему?
– Да потому, что главный буйных не ведет. Он, видите ли, мараться не любит. Занимается только «платниками», да и сложных не берет – не барское это дело!
Нелю удивило, что Татьяна свободно и откровенно говорит о таких вещах, будто совершенно не опасаясь, что ее слова дойдут до начальства.
– Вы, наверное, удивляетесь, что у меня язык без костей? – словно догадавшись о невысказанном вопросе собеседницы, ухмыльнулась медсестра.
– Честно говоря…
– Я бы поглядела, как Ракитин без меня справится! Он страшно боится, что «буйный» медперсонал разбежится, поэтому нам перепадает больше, чем другим. Знаете, сколько нас?
– Сколько?
– Десять человек – на все отделение!
– Но как же вы справляетесь? – искренне удивилась Неля. – Ведь контингент-то непростой!
– Справляемся, справляемся, – закивала Татьяна. – Нелегко, конечно, но можно. Персонал недоукомплектован, и каждый человек на счету. Так о ком конкретно вы хотели поговорить?
– Об Александре Незнанове.
– О Незнанове? – наморщила гладкий лоб девушка. – Понятия не имею, кто это!
– В самом деле? – расстроилась Неля.
– А с чего вы взяли, что этот Незнанов из наших?
– Понимаете, меня удивило угнетенное состояние пациента, которое, судя по всему, вызвано влиянием сильнодействующих препаратов. Ракитин пояснил, что сделано это из-за того, что пациент буйный и может причинить вред как себе, так и окружающим.
– Ничего не понимаю! – развела руками медсестра. – Ни одному из наших пациентов нет хода в основное крыло: они все за толстыми решетками и под неусыпным надзором. Там есть маньяки, убийцы, которых по суду признали невменяемыми… Но почему же такой больной не изолирован от других?
– Может, потому что он, как вы сказали, «платник»? – предположила Неля.
– Что ж, возможно. Если, к примеру, родичи дают лично главному, то он, вероятно, предпочитает держать парня у себя на глазах, накачивая его, от греха подальше, седативными препаратами?
Неля задумалась. Как же узнать, кто такой Незнанов? Но не следовало забывать и о поручении дяди Ильи.
– Таня, скажите, а в «Синей Горке» часто умирают пациенты?
– Умирают? – переспросила девушка. – Ну, как сказать – они ведь не в своем уме… Случается, кто-то в окно выпрыгнет или повесится по недосмотру… И несчастные случаи иногда происходят. Вот, к примеру, несколько месяцев назад. Привезли к нам паренька, а буквально через пару дней его в ванне нашли утопшим.
– Разве здесь есть ванны? – удивилась Неля. – Я думала, только душевые!
– В ванне для процедур, – пояснила Татьяна. – Врач на минутку отошла. Он не был буйным и вел себя адекватно.
– Расследование проводилось?
– Да какое расследование, не смешите меня! – поморщилась медсестра. – Мы же в психушке – если по каждому случаю расследование проводить, ментов не напасешься! Конечно, полицию Ракитин обязан был вызвать, но они только факт смерти зафиксировали, сказали, что врач не виновата в халатности, так как у пациента не было склонности к самоубийству. Происшедшее признали несчастным случаем, и все на этом закончилось.
Похоже, дядя Илья прав: чудные дела творятся в «Синей Горке»! Вот только как проникнуть в ее тайны, если все, кроме Анюты и Татьяны, держатся особняком и не намерены делиться секретами?
Вечером Неля снова зашла в общую комнату отдыха. Большинство пациентов после ужина разбрелись по палатам, но кое-кто еще смотрел телевизор (почему-то без звука) или играл в настольные игры. Незнанов все так же сидел в своем кресле. Неля собиралась к нему подойти, когда вдруг услышала тихие звуки музыки. В дальнем углу рекреации стоял большой рояль. Увидев его впервые, Неля решила, что инструмент находится здесь «для интерьера»: кто-то ведь должен ухаживать за ним, время от времени настраивать и как минимум уметь играть! Оказалось, что свои функции рояль все-таки выполняет. За ним сидел не кто иной, как печально известный пациент Шлыков. Он легко перебирал клавиши, и нежные звуки Рапсодии на тему Паганини Рахманинова постепенно наполняли помещение. Играл Шлыков как любитель (Неля могла судить об этом достаточно профессионально), но вполне сносно – в особенности с учетом того, что в больничных стенах Неля вряд ли могла ожидать услышать классику, исполняемую «вживую»!
Случайно бросив взгляд в сторону Незнанова, Неля заметила, что его руки, безвольно лежавшие на подлокотниках, внезапно пришли в движение. Длинные пальцы зашевелились, будто перебирая то ли невидимые клавиши, то ли… струны? Почему ей пришло в голову, что это могли быть струны? Сейчас лицо Незнанова было обращено в профиль, и его широкий лоб, прямой нос и четко очерченная линия губ ярко контрастировали с темнотой ноябрьского вечера за окном. Музыка и лицо пациента наложились друг на друга, как отдельные части детской головоломки, и тут словно молния пронзила мозг Нели. Мысль казалась невероятной, и в то же время она проливала свет на ощущение, которое мучило девушку с тех самых пор, как она впервые увидела Незнанова.
* * *
– Ты? – удивилась мама, открывая дверь. – А чего не позвонила? Я бы пирожков…
– Ма, ну куда мне пирожки? – рассмеялась она, чмокая женщину в щеку. – Хочешь, чтобы я в дверь не влезла?
– По-моему, тебе это не грозит, – отозвалась мать, критически разглядывая стройную фигуру дочери. Неля пошла в отца. В то время как Нина Игнатьевна была невысокой и пухленькой, Неля вымахала почти до ста восьмидесяти сантиметров, да и лицом походила на покойного батюшку. Только глаза у нее материнские, темно-карие, с ярко выраженным желтым ободком. «Тигриные» глаза, как говаривал Аркадий.
– Ты чего прискакала-то, ночь-полночь? – поинтересовалась Нина Игнатьевна, понимая, что в такой час дочь просто так не заявилась бы.
– Ты не рада меня видеть? – притворно обиделась девушка.
– Я всегда рада, но ты ведь вроде в будни на работе?
Лицо матери приняло озабоченное выражение.
– Ма, ничего не случилось, – поспешила заверить Неля. – Ты еще хранишь старые вещи – те, что раньше в папином шкафу лежали?
На самом деле «папиным» шкаф являлся лишь номинально – отцу принадлежало от силы две полки. Как же мало осталось от человека, который был хозяином квартиры! Кабинет у него имелся только на даче, да и то маленький и тесный, а здесь папа обычно проводил время на кухне, откуда беспрерывно доносился стук печатной машинки (он не признавал компьютера).
– Ну, вспомнила! – всплеснула руками мать. – Это ведь твой папа, как Плюшкин из «Мертвых душ» Гоголя, ничего не выбрасывал, а я как раз недавно в его шкафу прибирала, да все и повыбрасывала!
Отец умер четыре года назад, а мама только сейчас решилась притронуться к его вещам. Раньше Неля порадовалась бы этому обстоятельству, но теперь ее постигло глубокое разочарование – она надеялась, что пришла не напрасно!
– А чего ты хотела-то? – поинтересовалась Нина Игнатьевна, входя в гостиную вслед за дочерью.
– Да программки старые…
– Так тебе программки театральные нужны? – перебила мать. – Они еще там. А зачем?
– Долго рассказывать, – бросила Неля, сбрасывая тапки и залезая на кресло, стоящее рядом со шкафом: если мать ничего не переставляла, то коробка с программками должна стоять на верхней полке.
– Но ты все-таки расскажи, – потребовала Нина Игнатьевна, присаживаясь на подлокотник другого кресла и с любопытством глядя на дочь, стоящую на одной ноге, поджав другую, словно большая цапля. – Странно, что ты заинтересовалась этим старьем!
– Расскажу, расскажу… – пробормотала Неля, нашаривая рукой то, что нужно. Коробка из-под фена стояла на том же месте, где она и надеялась ее обнаружить.
Спустившись, она аккуратно поставила коробку на пол. Мать взяла первое, что лежало сверху, и прочла вслух:
– «БДТ», «Зинкина квартира»… Надо же, почти двадцать лет назад!
– Да, давненько, – согласилась Неля. – Знаешь, с тех пор, как выросла, я, наверное, в театре всего-то пару раз была! С другой стороны, весь репертуар мы тогда с тобой пересмотрели, а новые спектакли не так уж и хороши.
– Не скажи! – покачала головой Нина Игнатьевна. Она до сих пор не пропускала ни одной премьеры – после смерти супруга театр остался ее единственной отдушиной. – Тебе что-то конкретное нужно?
– Помнишь, ты потащила меня в филармонию на концерт скрипача-вундеркинда?
– А-а, что-то припоминаю… Это когда мы с отцом пытались заставить тебя не бросать уроки фортепьяно?
– Так ты сделала это, чтобы я продолжала занятия?!
Мать тихо рассмеялась.
– Ну, получилось же? Ты закончила-таки музыкальную школу!
– Только вот великой пианистки из меня не вышло, – ухмыльнулась Неля. – Что ни говори, а помимо чугунного зада, необходима хотя бы искра таланта, которого у меня, увы, не было и в помине!
– Ты с тех пор хоть раз за рояль садилась?
– Пару раз.
– Между прочим, у тебя неплохо получалось!
– Ключевое слово – «неплохо», ма. В своем деле надо быть лучшим или хотя бы одним из лучших.
– Так тебе та самая программка нужна? – уточнила мать, роясь в бумагах. – Она вроде даже подписана: ты тогда подошла к тому мальчику и попросила автограф.
– Думаю, я была не первой, кто это сделал: дети «индиго» рано привыкают к славе.
– Ну, не скажи – он так на тебя смотрел…
– Мам, ему тогда сколько, лет двенадцать было?
– Наверное. А ты была чуть постарше… Господи, неужели помнишь? Это ведь сколько лет!
– Нашла! – взвизгнула между тем Неля, сжимая в руках заветную программку. – Вот, Максим Рощин, скрипач… Фото нет, какая жалость!
– Да зачем тебе фото? С тех пор двадцать лет прошло. Даже если бы ты встретила этого парнишку, все равно не узнала бы!
– Не факт, не факт, – едва слышно проговорила Неля, вертя в руках программку. Действительно, узнать во взрослом мужчине мальчика практически невозможно, но Неля была уверена, что не ошиблась. Она отлично помнила тот вечер, когда подошла к сцене с букетиком чахлых гвоздик и, запинаясь на каждом слове, попросила у юного гения автограф. Издали он казался серьезным и очень важным, потому что музыканты из оркестра вели себя с ним как с равным. Однако, едва высокая, нескладная девочка пролепетала свою просьбу, лицо мальчика осветила широкая улыбка, и он, спросив ее имя, размашистым почерком накорябал: «Неле от Максима на добрую память!» Неля обратила внимание на его глаза – темно-зеленые, как болотная вода. Редкий цвет, но не его, а выражение этих глаз она запомнила. Они смотрели сосредоточенно и в то же время мечтательно, словно их обладатель еще не вышел из образа и растерялся, неожиданно обнаружив, что находится в окружении восхищенных слушателей.
– Я все-таки не пойму, зачем тебе понадобилась старая программка, – сказала Нина Игнатьевна. – Что за таинственность?
– Да какая таинственность, мам, – передернула плечами девушка. – Кстати, ты не в курсе, этот Максим Рощин еще концертирует? Или вырос и забросил свою скрипку?
– Не знаю. Частенько вундеркинды, вырастая, обнаруживают, что интерес к ним падает. Вот, к примеру, Робертино Лоретти, помнишь такого?
– Это который «Джамайку» пел?
– Он самый.
Неля поднялась на ноги и отряхнула джинсы. Сделала она это скорее машинально, нежели по необходимости: на полу в их старой квартире, как и в детстве, не было ни пылинки.
– Ну я, пожалуй, пойду, – сказала она. – Завтра рано вставать!
– Уже уходишь? – расстроилась Нина Игнатьевна. – Но ты так и не объяснила…
– Да нечего пока объяснять, мам, – тряхнула головой Неля. – Сначала мне надо кое-что выяснить. А потом, обещаю, ты станешь первой, кому я расскажу… Если, конечно, будет, что рассказывать!
Дома, едва сбросив пальто и сапоги, она бросилась к компьютеру и набрала в «поиске» имя: «Максим Рощин». Первая же выскочившая статья кричала: «Знаменитый солист погибает в автомобильной аварии!»
– Не может быть! – прошептала Неля и стала смотреть дальше. Еще одна заметка говорила о том, что скрипач внезапно исчез с музыкального олимпа на пике славы. Писали, что он попал в аварию и потерял способность двигаться. Также муссировались слухи о том, что он якобы покончил с собой. Неля до конца не дочитала: ее внимание привлекла фотография, вставленная в одну статью. Глядя на светловолосого мужчину в джинсах и рваной футболке, с прижатой к подбородку скрипкой и широкой улыбкой на узком, удлиненном лице, она поняла, что была права: пациент доктора Ракитина являлся не кем иным, как Максимом Рощиным, когда-то вундеркиндом, а всего пару лет назад – взрослым, известным музыкантом.
– Что же с тобой случилось, Максим Рощин? – пробормотала Неля, откидываясь назад в компьютерном кресле, не отводя глаз от экрана. – Как ты попал в «Синюю Горку»?
* * *
Неля оказалась в оранжерее впервые. Ее привела сюда необходимость получить ключи от одного из подсобных помещений. Неле нечасто приходилось сталкиваться с дядей Борей. Тот постоянно был занят: сгребая с дорожек опавшую листву, подрезая кусты и деревья, подметая «площадку для выгула», как с легкой руки тети Клепы все называли небольшое пространство перед фасадом главного здания. Оранжерея поглощала все остальное время дяди Бори. Он занимался ею не по требованию администрации, а по собственному почину, для души. Неля знала, что, когда сорок лет назад дядя Боря пришел сюда, оранжерея представляла собой жалкое зрелище. Стеклянный купол был разбит и зиял черными дырами, пол раздолбали вандалы, внутреннюю кирпичную кладку растащили аборигены из близлежащего поселка. Единственным, что осталось нетронутым, были деревянные кадки для крупных растений (сами растения давно засохли или погибли от зимних холодов.) Дядя Боря не просто восстановил оранжерею в ее первоначальной красоте – он внес изменения, которые и не снились бывшим хозяевам усадьбы. Руки у него росли откуда надо, да и с выдумкой было все в порядке. Дядя Боря читал с трудом, но в книгах по садоводству много картинок, и он легко ориентировался по ним, день за днем кропотливо работая над своим детищем, иногда прося кого-то из сотрудником объяснить ему, что написано на той или иной странице. Результат стоил усилий: вряд ли где-то еще, за исключением ботанических садов, произрастало такое разнообразие растительности.
– А вы, значит, новая докторша? – уточнил дядя Боря, с интересом глядя на Нелю снизу вверх.
Неля кивнула, с не меньшим интересом разглядывая то, что ее окружало.
– Красиво у вас тут, – заметила она. Это был не просто комплимент – она действительно так думала. Дяде Боре польстила искренняя оценка его труда.
– Вот, жду, когда созреют ананасы, – сказал он, показывая рукой то ли на высокую траву, то ли на низкий куст.
– А будут ананасы – правда? – широко раскрыла глаза Неля.
– Точно будут, – ухмыльнулся дядя Боря почти беззубым ртом. – Я все по книжке сделал!
Несмотря на явное дружелюбие по отношению к гостье, садовник не приглашал ее внутрь, держа в дверях. Неля сообщила о цели визита, и он удалился в подсобку, одновременно являвшуюся котельной. Перед дверью старик оглянулся, словно боясь, не покинула ли Неля место, на котором топталась. Когда дядя Боря скрылся за дверью, она пошла между кадками с цитрусовыми и споткнулась о большое ведро. Оно перевернулось, и часть содержимого высыпалась на дорожку. Выскочивший на звук дядя Боря выглядел взволнованным. Подбежав, он ловко поставил ведро на место, с укоризной глядя на Нелю.
– Извините, – пробормотала она, хоть и не понимала, чем могла вызвать недовольство хозяина – подумаешь, ведро!
– Бывает, – сквозь зубы проговорил старик.
Неля отряхнула брюки.
– Что это? – спросила она, разглядывая испачканные чем-то серым пальцы. – Пепел как будто?
– Зола, – буркнул дядя Боря. – Нету лучше удобрения! Вот ключи. – Весь вид дяди Бори говорил о том, что присутствие Нели в оранжерее более нежелательно.
Выйдя на улицу, она обернулась и увидела через стекло, как старик пересыпает золу из ведра в мешок. Интересно, с чего это он так всполошился? Совершенно очевидно, ему не хотелось, чтобы кто-то бродил по оранжерее – неужели считает ее только своей собственностью?
* * *
Тетя Римма, давняя мамина приятельница, проработала на центральном питерском канале больше тридцати лет и была единственным человеком, у кого Неля могла надеяться получить интересующие ее сведения.
– Неля? – удивилась тетя Римма. – Давненько тебя не слышала! Наверное, с похорон отца не виделись?
– Да, теть Рим, так и есть. Я вообще-то по делу…
– Да я уж поняла: разве вы, молодежь, просто так позвоните стариков проведать?
– Ладно, теть Рим – какая вы старуха-то?!
– Ну, говори, что тебе от меня понадобилось? Хорошо, что я еще могу быть кому-то полезной!
– Вы случайно не помните такого Макса Рощина?
– Ты скрипача Рощина имеешь в виду, что ли?
– Да-да, его! – обрадовалась Неля.
– Так он же вроде умер?
– Вы уверены?
– Ну, я точно не знаю… Рощин куда-то пропал, ходили слухи, что он то ли повесился, то ли вены порезал.
– Теть Рим, а вы не знаете кого-то, с кем я могла бы поговорить о Рощине?
– Он и его группа несколько раз давали интервью на нашем канале, и где-то должны сохраниться их телефоны. А с чего тебе вдруг приспичило?
– Пока не могу сказать, – виноватым голосом ответила девушка. – Но мне очень, очень нужно, правда!
– Хорошо, поищу, – пообещала тетя Римма.
Дело шло к вечеру, и обязанности Нели на сегодня были закончены. Проходя мимо комнаты отдыха, она притормозила. Девушка заметила обоих сыновей Дианы Вишневской и порадовалась тому, что они не оставляют мать в тяжелой ситуации. Диана выглядела спокойной и даже веселой, и Неля подумала, что, возможно, ей удастся убедить женщину регулярно принимать лекарства, если подобрать более или менее щадящие медикаменты.
Но Неля остановилась у комнаты отдыха не потому, что увидела Диану с сыновьями. Ее внимание привлекла другая женщина – крупная блондинка с модной стрижкой. И привлекла она Нелю потому, что сидела на корточках рядом с креслом Александра Незнанова. Или все-таки Макса Рощина? Она все еще сомневалась. Несколько человек сказали ей, что Рощин умер, так почему же она отказывается верить? В конце концов, она даже не знакома со скрипачом – разве можно считать знакомством единственную встречу много лет назад? Ну и что, что при звуках музыки у него возникли самопроизвольные движения пальцев, напоминающие игру на скрипке – сокращения мышц могли вызвать принимаемые им препараты, а Неля отчего-то вдруг решила, что узнала в пациенте знаменитость!
Блондинка держала Незнанова за руку. Он, как обычно, не реагировал, тупо глядя в одну точку. Кто эта женщина – жена? Вряд ли, слишком очевидна разница в возрасте. Но не достаточная для того, чтобы она могла быть его матерью. Стоящая рядом с коляской тетя Клепа что-то рассказывала незнакомке, а та внимательно слушала. Внезапно блондинка поднялась на ноги, и Неля увидела, что она очень высокого роста – особенно это бросалось в глаза рядом с тетей Клепой. Запустив руку в сумочку, женщина извлекла оттуда белый конверт и сунула в руку санитарки. Та ловко опустила подношение в карман халата одной рукой, другой одновременно успокаивающе похлопывая блондинку по локтю. Бросив последний взгляд на неподвижно сидящего пациента, незнакомка быстро пошла к выходу, едва не столкнувшись с Нелей.
– Ох, простите! – пробормотала женщина, мельком взглянув на ту, кого чуть не сбила с ног, и поспешила прочь.
Неля вошла в помещение. Тетя Клепа повернула голову и вздрогнула, словно застигнутый врасплох воришка. Неля решила воспользоваться ситуацией.
– Кто это только что вышел? – без обиняков спросила она у санитарки.
– Тетка, что ли? – словно бы нехотя уточнила тетя Клепа. – Так это сестрица нашего Сашка.
– Сестра, значит… – задумчиво пробормотала Неля. – И часто она приезжает?
– Не слишком, но иногда заявляется. Беспокоится.
Похоже, тетя Клепа тоже беспокоилась: это было заметно по ее внимательному взгляду, которым она как будто ощупывала лицо Нели в попытке понять, что та успела увидеть.
– Неужели? Почему же она беспокоится?
Тетя Клепа оглянулась, проверяя, не привлекли ли они внимания присутствующих. Напрасно она волновалась: никто даже не смотрел в их сторону. Неля была заинтригована.
– Я точно не знаю, – почти шепотом ответила на заданный вопрос тетя Клепа, убедившись, что никому до них дела нет, – но, кажись, с нашим Сашком какая-то нехорошая история приключилась… Прячет она его здесь, что ли, – я так понимаю.
– Прячет? От чего?
– Уж не знаю, от чего или от кого! Только главный за ним, как коршун, следит, чтобы, дескать, не случилось чего.
– Но что может случиться?
– Да мне-то откуда знать? – пожала плечами санитарка. – По мне, так Сашок – чистый ангелок, сидит себе в своей колясочке, никого не трогает!
Да уж, «ангелок»: любого накачай таким количеством психотропов, и он так же будет сидеть, пялясь в одну точку, распрощавшись с мозгами!
– Как вы думаете, Клеопатра Вадимовна, этот пациент опасен?
Неля намеренно назвала женщину полным именем, и санитарка, похоже, это оценила. Здесь мало кто использовал в обращении с ней имя-отчество.
– Опасен? Да бог с вами – в таком-то состоянии?!
– А если бы он не находился в таком состоянии?
– Ну, не знаю… Может, и опасен, но тогда, думаю, его бы к буйным перевели.
Либо она и в самом деле не в курсе, либо умело скрывает правду, подумала Неля.
– Так за что все-таки платит его сестра? – решила она сменить тему.
– Да так. За информацию…
– И какую же информацию ей можете сообщить вы, Клеопатра Вадимовна, что не в состоянии дать Ракитин?
Санитарка снова с опаской огляделась. Да что же это с ней такое, в самом деле?!
– Я рассказываю сестрице Сашка, как он себя ведет, как с ним обращается персонал и…
– И?
– И кто к нему приходит.
– А что, к нему еще и приходят?! – изумилась Неля, представив себе, как ничего не соображающий больной «принимает» посетителей «с воли».
– Недавно адвокат приходил, кажется.
– Зачем?
– Понятия не имею! Он с Ракитиным разговаривал, а я мимо проходила, вот и услыхала.
– А этот адвокат видел Незнанова?
– Не в курсах я – говорю же, просто мимо проходила! Я и сестре его так сказала, мол, не знаю… Не говорите главному, что мне сестра парнишки приплачивает: здесь он деньгами распоряжается и каждому дает столько, сколько сочтет нужным. Он еще, чего доброго, решит, что я за ним шпионю!
– Хорошо, Клеопатра Вадимовна, не скажу, – пообещала Неля, но тут же добавила: – При одном условии. Вернее, при двух.
Пожилая санитарка с подозрением уставилась на нее.
– Какие еще условия? – пробормотала она недовольно.
– Первое: теперь вы будете и мне рассказывать обо всех новостях, касающихся этого пациента. И второе: вы добудете мне его историю болезни.








