Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

– Не понимаю я таких родителей, – вздохнул Белкин. – Разве им не надлежит прыгать до потолка, если дети нашли свои половины?

– Ты слишком мало живешь на свете, чтобы рассуждать на такие серьезные темы, – поморщился Антон. – Родители, в особенности матери, часто бывают большими собственниками: они не в силах выпустить детей из-под своего крыла! Тут и родительский эгоизм, и страх, что без гиперопеки с дитем случится какой-нибудь ужас-ужас, и тоска, и страх остаться одному – не знаю, чего больше… Не суть. Короче, Уразаева решила, что Лида обрадуется возможности получать приличный дополнительный доход и съехать от матери, чтобы обрести наконец самостоятельность.

– Так Уразаева не имела намерения убивать Лиду? – не унимался Белкин.

– Я бы так не сказал, ведь на случай, если Лида окажется чересчур принципиальной, Уразаева заготовила план «Б»! Она была в курсе того, что Лида лечилась от депрессии и страдала расстройством сна. Чего она не знала, так это названия препаратов, которые принимала коллега!

– И решила воспользоваться феназепамом?

– Ну да, как часто назначаемым… Это была ошибка, которую вы заметили, Алла Гурьевна!

– Получается, Уразаевой не удалось уболтать Ямщикову?

– Нет. Она попыталась прощупать почву насчет привлечения Лиды к своей деятельности, сочтя, что помощь ей не помешает, однако быстро сообразила, что Ямщикова не настроена сотрудничать. Тогда она сменила тактику – принялась рыдать и говорить, что ее убьют, если она не исправит ситуацию.

– Уразаева пожаловалась Лиде? – уточнила Алла.

– Ну да, – кивнул Шеин. – Сказала, что давно хочет «вырваться из порочного круга», но ей, понимаешь, не позволят это сделать – только вперед ногами!

– И Лида поверила?

– Похоже, да. Она сказала, что у ее матери есть знакомый в Следственном комитете, и предложила Уразаевой вместе обратиться к этому человеку. Ямщикова пообещала замолвить за коллегу словечко, и та сделала вид, что согласилась. Уразаева притащила с собой бутылку дорогого вина. Оно пригодилось бы и для плана «А», и для плана «Б»: в первом случае они бы выпили за успешное будущее сотрудничество, а во втором – за новую, честную жизнь. Настроение у Лиды было подавленное, ведь накануне она поругалась с Павлом, к которому, несмотря ни на что, все еще питала теплые чувства. Поэтому она не отказалась от бокальчика. Уразаева улучила момент и подсыпала визави в вино растертый в порошок феназепам, лошадиную дозу. Когда Лида заснула, она вытащила ее на лоджию и попыталась спихнуть вниз…

– Но девушка неожиданно пришла в себя, – пробормотала Алла. – Стала отбиваться, но…

– Но шансов у нее не было, – вздохнул Дамир. – Она ведь была такая щуплая, маленькая, а Уразаева – баба крупная…

– Прежде чем сбросить Лиду, Уразаева подчистила за собой. Она убрала свой бокал, прихватив его с собой, стерла отпечатки со стола и с бутылки и подложила лекарство в шкафчик для медикаментов. Уразаевой повезло неимоверно: она думала, что сразу же свалит из квартиры, пока никто не заметил труп на асфальте…

– Но Лида упала не на асфальт, а на козырек, расположенный над магазином на первом этаже! – воскликнул Белкин.

– Точно! Именно поэтому никто ничего не заметил до утра, и Уразаева спокойно удалилась. Только она не учла, что ее увидят выходящей из квартиры жертвы. С другой стороны, капюшон она надвинула так низко, что лица было разглядеть невозможно… Кстати, это ведь мы с вами знаем, что Уразаеву видела любовница Токменева, но она предусмотрительно не рассказала о казусе Иордану, понадеявшись, что ее невозможно разглядеть даже при желании, а спешившая на работу девица такого желания вовсе не имела.

– За что Иордан убил Уразаеву? – спросил Белкин. – Они ведь состояли в любовной связи, как же так?

– Дело в том, что Уразаева сильно переживала из-за того, что пришлось убить Ямщикову. Не из-за угрызений совести: она боялась, что ее вычислят. Поначалу ей казалось, что все идет по плану, ведь смерть Ямщиковой признали самоубийством на почве глубокой депрессии. А потом в дело вмешались мы, и она забеспокоилась. Начала готовить пути к отступлению, выставила квартиры на продажу. Еще до всего происшедшего Уразаева приобрела домик в Швеции и надеялась, что там ее никто не потревожит.

– У Швеции нет с Россией договора об экстрадиции преступников, – кивнула Алла. – Отличный план: успей Уразаева его осуществить, нам бы ни за что ее оттуда не выцарапать!

– Время поджимало, а покупателей на жилплощадь найти не так-то просто, особенно если заламываешь чересчур высокую цену. Уразаевой требовались деньги, много денег, чтобы вести безбедную жизнь в очень дорогой европейской стране, и «живых» бабок у нее было мало, ведь она все вкладывала в недвижимость!

– И она решила пошантажировать Говоркова! – догадалась Алла.

– Именно! Она вела записи, способные уничтожить не только Иордана и Говоркова, но и всех тех, кто пользовался их услугами – как в России, так и за границей, и она предложила чиновнику выкупить их у нее. Только вот Говорков не был склонен вестись на шантаж, потому и поручил Иордану убрать Уразаеву, точно так же, как до этого заставил ее избавиться от Ямщиковой.

– Убить собственную любовницу! – возмутился Белкин.

– Уразаева действительно была его любовницей, но Иордан, как мне кажется, не способен испытывать любовь ни к кому, кроме себя. Гораздо более важным ему представлялся тот факт, что она может выдать его и Говоркова. Без Уразаевой работать стало бы сложнее, но Иордан не сомневался, что хозяину удастся найти еще какую-нибудь бабу в опеке, не довольную своим положением и зарплатой, ведь «клиентская база» – самое главное, а остальное, как говорится, приложится. Он выманил Уразаеву под предлогом того, что Говорков согласился на ее условия, и назначил место встречи на трассе. Там он задушил ее и прикопал в лесочке, после чего отогнал ее авто подальше и бросил с ключами в зажигании. Иордан правильно рассчитал, что долго дорогая тачка не простоит бесхозной: ее приметили и угнали. Не знаю, как машина оказалась в поселке: скорее всего, бензин закончился и ее бросили.

– Да, – согласилась Алла, – видимо, угонщики не были профессионалами!

– Однако между местом, где Иордан избавился от тела, и тем, где обнаружили автомобиль Уразаевой, больше ста двадцати километров, поэтому без признания Иордана мы ни за что не нашли бы труп. А так, Иордан уже показал нужное место, и Уразаеву доставили в морг.

– Не думаю, что патологоанатом и эксперты добавят что-то новое к обстоятельствам ее убийства, – сказала Алла.

– Согласен, – сказал Антон. – Иордан вряд ли что-то скрыл – какой смысл?

Верно, смысла не было.

Алла сходила с докладом к Деду, а потом до позднего вечера сидела в кабинете с бумагами. Ей хотелось как можно скорее закончить это грязное дело, но предстояло сделать еще очень много. Допросить свидетелей и подозреваемых, связаться с полицией Норвегии, Швеции и Финляндии и поделиться именами граждан этих стран, вовлеченных в преступную схему, а также убедиться в том, что все дети возвращены в надлежащие условия.

Строго говоря, последнее не входило в ее обязанности, но Алла понимала, что не успокоится до тех пор, пока не узнает, что пострадавшим больше ничто не угрожает, – включая собственных родственников или представителей органов опеки.

Выйдя на воздух, она с удивлением поняла, что погода… отличная! Никакого тебе дождя, и хоть температура далека еще от весенней, ветерок дул легкий и теплый, приятно освежающий кожу.

Алла сняла перчатки, которые натянула еще в помещении: за целый день она не удосужилась взглянуть в окно и понять, что погода изменилась. А вот ее настроение было хуже некуда: несмотря на успешно раскрытое дело, она чувствовала себя опустошенной. Как, как можно рожать детей, приводя их в мир, где им грозит столько опасностей?!

Зазвонил телефон, и Алла увидела на экране имя Негойды.

– Привет, – поздоровался он, – едешь домой?

Алла намеревалась немного побродить по городу, но раз уж Дмитрий позвонил…

– Да, только что вышла с работы, – ответила она.

– А я вот отчаливаю – работка подвернулась денька на три-четыре.

– Куда едешь?

– В Екатеринбург!

– Ого, как далеко! – протянула Алла, ощущая странный душевный подъем.

– Ну, ничего, время быстро пролетит, – бодро отозвался сыщик. – Да, я там белье в корзину покидал, а постирать руки не дошли…

– Ничего, я постираю! – прощебетала она. – Береги себя!

Повесив трубку, Алла попыталась проанализировать свою реакцию на сообщение Негойды. Казалось бы, она должна расстроиться, ведь любовник улетает в дальнюю даль, а она остается в одиночестве.

Вместо этого Алле казалось, что она внезапно глотнула свежего воздуха! Несколько блаженных дней она будет одна лежать в собственной постели, читать любимые книги и смотреть по телевизору те программы, которые нравятся ей! Она сможет, как раньше, молча глазеть в окно на Невский проспект, не отвечая на вопросы Дмитрия, не слушая его рассказов и не думая о том, что надо приготовить обед или ужин, постирать белье или прибраться в квартире!

Потом Алла вдруг испугалась: что, если она становится похожей на старых дев, самым приятным занятием в жизни которых является общение с котом?

Негойда был мил в общении, непритязателен в быту и хорош в постели, но не пора ли признаться, хотя бы самой себе, что Аллу тяготило проживание с ним на одной жилплощади?

Почему – она отвыкла от близкого общения с мужчиной и полюбила одиночество? Или дело не в этом, а в том, что ей хотелось видеть рядом одного-единственного мужчину… И этот мужчина, к сожалению, не Дмитрий Негойда.

* * *

Мономах в очередной раз бросил Жуку палку. Вернее, не палку, а практически целое дерево, и пес, оценив масштаб добычи, с радостным лаем кинулся в чащу кустов, плотными рядами высаженных по берегу озера.

Вопреки обыкновению, вечер был тих и безоблачен, воздух – чист и свеж, и только на душе у Мономаха царили мрак и безысходность.

Дело, в которое он, по чистой случайности, оказался втянут, оказалось на редкость мерзким и почти стерло из его памяти «случай с мелиоидозом», как теперь аккуратно называли между собой его коллеги происшедшее с Протасенко.

Какое счастье, что Тема давно вырос и стал большим дяденькой!

Когда сын был маленьким, ни Мономаху, ни матери Артема и в голову не приходило беспокоиться о том, что мальчик окажется в сетях воротил секс-индустрии – о таком обычные люди даже не слышали! Конечно, они с детства учили сына никуда не ходить с незнакомцами, но у них и мысли не возникало, что эти самые незнакомцы могут заявиться прямо в их дом и забрать любимое чадо!

Единственным положительным моментом во всей этой истории Мономах считал то, что случилось в больнице сегодня утром. Не успел он войти в отделение, как чья-то щуплая фигурка кинулась к нему и повисла на шее. От неожиданности он не сразу сообразил, что фигурка принадлежит Оле Карпенко.

– Дядя Володя, спасибо! – выпалила она ему в ухо! – Такое вам большое-большое, огромное спасибо – вы просто не представляете!

– За что спасибо-то? – не сразу врубился Мономах.

Мамаша выписалась несколько дней назад, и с тех пор он никого из семьи не видел – что, в принципе, совершенно нормально.

– За братьев спасибо, разумеется! – ответила Оля, сияя, как начищенная пуговица. – Они вернулись домой!

– Неужели?

Суркова держит слово: обещала, что сделает все для возвращения детей, и сделала! Только вот он, Мономах, не имел к этому отношения, что и попытался втолковать восторженной девочке. Но Оля ничего не желала слушать.

– Как это, не ваша заслуга? – изумилась она. – Да если бы не вы… Короче, дядя Володя, если я что-то когда-нибудь смогу для вас сделать – ну, там, выгулять собаку, помыть окна, отдать кровь или почку – обращайтесь!

Убедив девочку, что ему вполне хватает собственных двух почек, у собаки есть Сархат, и окна моет он же, Мономах с облегчением отпустил ее домой, заверив в том, что «если что», он всенепременно обратится не к кому-нибудь, а именно к Оле, которая прилетит на его зов быстрее собственного визга.

Мономах открыл калитку, и Жук, проскользнув мимо, рванул по дорожке в сторону дома.

– Придержи пса, Володя! – раздался панический вскрик, и тут он увидел Нелидову: похоже, она сидела на ступеньках и вскочила при виде гигантского волкодава.

Сархат, по-видимому, отказался впускать Анну в дом – интересно, как он это объяснил?

– Твой приживал сказал, что у него уборка и предложил подождать тебя здесь, – тут же нашелся ответ на этот вопрос.

– Ясно, – пробормотал Мономах и распахнул дверь, впуская грязного Жука в «храм чистоты». Как он и предполагал, Сархат просто вылил ведро воды на пол в коридоре, изображая бурную деятельность: ну, не любит он Анну, что тут поделаешь! – Чего пришла?

– Это так ты меня теперь встречаешь? – с обидой в голосе спросила Нелидова, и Мономах тут же почувствовал себя виноватым.

Ну да, он ее не звал, но ведь хоть и собирался, так и не поговорил с ней начистоту!

– Извини, – сказал он. – Проходи!

Когда они, под огненным взором Сархата, всем своим видом выражающего глубокое неодобрение, разместились в гостиной, Мономах предложил:

– Выпьешь чего-нибудь?

– На твой вкус, – пожала она плечами.

Разливая коньяк, он, помимо собственной воли, отметил, что Нелидова выглядит весьма мило в голубом кашемировом костюмчике. Юбка едва прикрывала колени, а стройные икры подчеркивал высокий каблук темно-синих полусапожек, которые она, прежде чем пройти в комнату, с преувеличенным тщанием вытерла о коврик в прихожей, не отрываясь глядя прямо в карие глаза Сархата под насупленными бровями.

– Так чем обязан визиту начальства? – снова спросил Мономах.

– Я пришла поблагодарить тебя за помощь, – ответила она. – Ну, в этом деле с мелиоидозом.

– Всегда пожалуйста, – пожал он плечами. – Только мне казалось, что тебя мое маленькое «расследование» не порадовало!

– Ну, не такое уж и «маленькое» – ты, дорогой, себя недооцениваешь: заведующий инфекционным отделением «десятки» звонил с выражениями благодарности за помощь в установлении диагноза пациенту, а Каморин – тот вообще готов пасть перед тобой ниц и провести в таком положении до получаса – он сам сказал! Рабочие, которые пренебрегли правилами гигиены уволены, аквариум вычищен до скрипа. В общем, все закончилось благополучно.

– А как же иск к больнице?

– Какой еще иск?

– Ну, от Протасенко-старшей – она же идет на поправку, верно?

– К счастью, да. Только вот никакого иска не будет.

– Как же так? Все ведь в курсе…

– Кто это – все? Тимощук, когда поправится, будет уволен за врачебную халатность, медсестра, его любовница, получила предупреждение, которое правильно истолковала, а Каморин, Горунов и ты не страдаете болтливостью! Я бы и девчонку уволила, но она все-таки помогла тебе, я правильно понимаю?

– Правильно: без нее мне бы и в голову не пришло разыскивать ординатора!

– Ну вот, видишь: я же не зверь какой, стараюсь поступать справедливо…

Ее рука легла на его локоть, но Мономах отстранился и встал – сейчас или никогда!

– Послушай, Анна, я не думаю, что наши отношения должны продолжаться, – сказал он, как ему показалось, достаточно твердо.

– У тебя кто-то появился? – ровным голосом поинтересовалась и.о. главврача, не меняясь в лице: его выражение оставалось таким же безмятежным, как и до начала беседы.

– Нет, не в этом дело, просто…

– Просто – что?

– Ходят слухи… Когда мы начинали, ты еще не была моей начальницей!

– Ах вот в чем дело!

– Людям рот не заткнешь, об этом уже говорят.

– О чем?

– Не делай вид, что не понимаешь: о том, что я твой любовник. Что бы мы ни сделали, ты или я, будет истолковано превратно, принимая во внимание нашу, гм… связь. Если я совершу ошибку, все будут считать, что ты меня покрываешь. Если, наоборот, ты меня поощришь, опять же, станут говорить, что ты сделала это из-за наших отношений.

Нелидова немного помолчала.

– Что ж, – произнесла она наконец, – это справедливо. Тогда давай останемся друзьями, идет? А на прощание…

Она грациозно поднялась с дивана, подошла к Мономаху и положила ладонь ему на грудь.

Приподнявшись на цыпочки, приблизила свое лицо к его щеке, как будто намеревалась легонько чмокнуть, но вместо этого вдруг поцеловала, уверенно разомкнув языком его плотно сжатые губы.

Мономах громко вздохнул и, ненавидя себя за то, что не способен справиться с такой простой задачей, как расставание с женщиной, обнял Нелидову за плечи и ответил на ее поцелуй.

В конце концов, почему он должен брать на себя инициативу? Нелидова – начальник, ей виднее… Но, когда Мономах, смежив веки, уже не сдерживая себя, ласкал ее податливое тело, на какое-то мгновение перед его мысленным взором возникло лицо другой женщины – с темными волосами и глазами цвета болотной тины.

Видение казалось таким реальным, что он распахнул глаза, но перед ним по-прежнему была Нелидова. Отбросив сомнения и тревоги, он привлек женщину поближе к себе и выбросил из головы посторонние мысли.

Сархат, наблюдая за происходящим из-за приоткрытой двери и оставаясь невидимым для любовников, скорчил возмущенную мину. На мгновение он воспрянул духом, решив, что Мономах даст этой бабе от ворот поворот, но тот смалодушничал!

Чертыхнувшись едва слышно, парень хлопнул себя по бедру, подзывая Жука, и вышел с псом на улицу, нарочито громко хлопнув дверью.

Ирина Градова
Клиническая ложь

Весна в Санкт-Петербурге похожа на мягкую европейскую зиму: снег уже сошел, на газонах вроде бы трава, но воздух почти не прогревается, солнце – все еще редкое явление, а с неба без конца капает, а то и откровенно льет дождь.

Если не жить в этом городе постоянно, трудно себе представить, что в нем случаются и погожие дни, и лишь аборигены, хладнокровно таскающие в сумках зонты в любой сезон, умеют радоваться коротким периодам действительно хорошей погоды, которые нет-нет да и сваливаются на Северную столицу.

Но в этот день, думала Алла, осторожно ступая в редкие места между лужами, стараясь не намочить обувь, несложно вообще позабыть о том, что на дворе, между прочим, апрель!

– Доброе утро, Алла Гурьевна! – услышала она неоправданно радостный голос, без сомнения принадлежавший Анне Яковлевне Сурдиной.

Доносился он из-за насыпи, за которой, судя по описанию Антона Шеина, располагалось место преступления.

– Зря вас не предупредили, что лучше надеть резиновые сапоги!

«Это точно!» – сквозь зубы процедила Алла, взбираясь на насыпь.

И как это судмедэксперт ее углядела? Ведь сама она ее не заметила, пока не оказалась наверху.

– Я услышала ваши шаги, – ответила Сурдина на ее невысказанный вопрос. – Знала, что вы должны подъехать, и потом, вы так громко шлепали по лужам, что…

Она осеклась и покраснела – удивительно, но некоторые люди сохраняют эту милую особенность до конца жизни, хотя у большинства способность заливаться краской с годами проходит.

Алла предпочла сделать вид, что ничего не заметила, но ее задели слова эксперта.

Ей начинало казаться, что диета и физические нагрузки дают результаты. Весы радовали почти что каждую неделю, диетолог Добрая одобрительно кивала при встречах и говорила, что желаемый результат похудения не за горами, Алла начала влезать в модную одежду…

А для людей комплекции Сурдиной, выходит, она по-прежнему оставалась женщиной-горой, слонихой, бегемотихой?!

Судмедэксперт тихо кашлянула и неловко дотронулась до ее руки.

– Алла Гурьевна, вы уж меня простите за бестактность! – проговорила она. – Я ничего такого не имела в виду, просто ваша обувь…

– Да ладно, мы же обе в курсе, что дело вовсе не в обуви! – махнула рукой Алла. – Очевидно, мне никогда не стать легкой, как пушинка… ну, как вы, Анна Яковлевна!

– Так это же хорошо, Алла Гурьевна!

– В смысле?

– Вы хотя бы представляете себе, каково иметь вес сорок четыре кило?

Разумеется, Алла не могла такого представить.

– Каково, когда в общественном транспорте тебя бесцеремонно хлопают по плечу и обращаются: «Эй, мальчик»? – продолжала между тем Сурдина. – Это притом что мне уже, пардон, шестой десяток! Или когда лифт отказывается ехать, потому что не «чувствует» человека внутри себя и упрямо стоит в ожидании пассажира с «нормальным» весом?! Когда обувь приходится заказывать за границей или покупать в детских магазинах… Ах, Алла Гурьевна, вы – счастливая женщина, хотела бы я быть на двадцать кило тяжелее и сантиметров на десять повыше!

Алла никогда не смотрела на эту проблему с точки зрения Сурдиной, а та, оказывается, тоже недовольна собственной внешностью? Ну да, судмедэксперт, мягко говоря, не красавица, но как же Алле хотелось выглядеть такой же хрупкой и изящной!

Она воспрянула духом и по-деловому поинтересовалась:

– Ну, так где наш труп?

– Так вон он, под елочкой! – махнула рукой Сурдина. – Пошли, только осторожненько, Алла Гурьевна, тут почва глинистая, мокрая, в любой момент обвалиться может!

Небольшое озерцо, в котором обнаружили тело девушки, располагалось сразу за насыпью. Алла увидела копошившихся возле трупа людей.

Она обладала стопроцентным зрением, а потому сразу же углядела капитана Шеина, старшего оперативника опергруппы, с которой работала Алла. Он стоял чуть в сторонке и жевал губами незажженную сигарету.

Алла знала, что капитан пытается бросить курить, но никак не может избавиться от привычки держать что-то во рту. Доброжелатели предлагали ему разнообразные решения проблемы – от спички и леденца до новомодных электронных сигарет.

Шеин злился, говоря, что ему не нужен суррогат, чтобы тренировать силу воли, и уверял всех, что непременно справится с собой, дайте только время.

– А, Алла Гурьевна! – коротко бросил он вместо приветствия. – Паршивая погодка!

– Да уж, не самый лучший день, чтобы умереть! – проговорил проходящий мимо помощник Сурдиной, немолодой и многоопытный Илья Шульц.

Он до такой степени походил на свою начальницу и размером, и внешностью, что Алла приняла бы его за родного брата судмедэксперта, не знай она, что у той нет родственников, кроме сыновей.

– Ну, положим, умерла она не сегодня, – строго нахмурившись, поправила помощника Сурдина.

– А когда? – тут же задала вопрос Алла, хоть и знала, как не любит судмедэксперт строить предположения до вскрытия.

– Ну, навскидку дня два-три, – ответила та, жуя нижнюю губу. – Судя по состоянию тела. Но точно сказать не могу, ведь тело пролежало в холодной воде, а температура воздуха в последнюю неделю менялась слишком часто.

– Ну а причина смерти? – не унималась Алла. – Утопление, видимо?

– Если то, что «видимо», то да, – кивнула Сурдина. – Ладно, не будем гадать: забираем девочку, Илюша!

По этой команде коллеги судмедэксперта, оттеснив оперативников, принялись упаковывать тело в пластиковый мешок (ее собратья не слишком заботились об эстетике, просто прикрывая носилки простынкой).

Алле нравилось, как работает Сурдина, нравилось, как вымуштрованы ее подчиненные, как беспрекословно они исполняют ее указания – вот бы обладать такой же способностью вызывать уважение!

Сурдина умудрялась, не повышая голоса, одним движением брови или уголка рта, дать понять, что ее что-то не устраивает, и подчиненные мгновенно считывали информацию с лица шефа и исправлялись.

Нет, у Аллы никогда так не получится: она чересчур эмоциональна! Итак, кто же эта неизвестная?

– Антон, при девочке что-нибудь нашли? – поинтересовалась она у Шеина.

– Ничегошеньки, Алла Гурьевна! Сейчас обыскивают все близлежащие кусты – вдруг что обнаружится. Похоже, придется водолазов вызвать!

– Придется – вызовем, – пробормотала Алла, глядя вслед удаляющимся спинам Сурдиной и ее коллег, несущих свой печальный груз на носилках. – Начните с установления личности, – добавила она, вновь поворачиваясь к оперу. – А еще, пусть мы пока и не знаем точно времени смерти, попробуйте поискать свидетелей, которые были поблизости пять или шесть дней назад и могли что-то видеть, хорошо?

– Будет сделано, Алла Гурьевна! Только вот я не пойму что-то, зачем мы здесь?

– В смысле?

– Работников Следственного комитета обычно не вызывают на самоубийства и несчастные случаи, так?

Алла подавила вздох: рано или поздно вопрос должен был возникнуть, но ей до смерти не хотелось объяснять что-то своим людям, пока она сама во всем не разберется.

Похоже, Антон прочел это нежелание на ее лице, поэтому тихо хмыкнул и, сунув руки в карманы джинсов, стал подниматься на насыпь.

Алла до сих пор не понимала, как ее команда относится к ней.

Формально начальником группы оперативников являлся Антон Шеин, но Алла была, если можно так выразиться, мозгом команды, посылающим распоряжения рукам и ногам, то есть Антону, Дамиру Ахметову и Александру Белкину, самому младшему члену следственной группы Аллы.

Ей иногда казалось, что мужчины относятся к ней снисходительно. Они знали обо всех ее слабостях, включая попытки похудеть, и даже о неудачном гражданском браке с человеком, который предпочел семи годам совместной жизни выгодный брак с женщиной, чей отец сумел обеспечить ему блестящую карьеру.

А что Алла знала о своих коллегах?

Ну, положим, о Белкине и знать-то особо нечего: парень слишком молод, чтобы в его биографии имелись хоть какие-то интересные факты. Алла знала, что у Александра есть старшая сестра, которая, как и его родители, живет в Выборге. Здесь парень снимал квартиру вместе с приятелем – вот, собственно, и вся информация. Девушки у него не было, поэтому большую часть свободного времени он проводил с многократно разведенным Антоном Шеиным.

Антон временно находился «в свободном полете», но Алла предполагала, что это ненадолго: старший опер слишком привлекателен, чтобы особи противоположного пола позволили ему долго оставаться бесхозным.

А вот Дамир Ахметов оставался для Аллы загадкой. Спокойный и уравновешенный, он никогда не выходил из себя и к любовным приключениям коллег относился с юмором, но без издевки. Она в курсе, что он женат, что у него есть дети, но ни разу не видела членов его семьи – даже на праздниках, которые устраивало начальство: если Шеин каждый раз являлся с новой пассией, то Ахметов всегда приходил один. Он что, стесняется своей жены? Или, наоборот, боится, что на нее будут устремлены взгляды других мужчин?

Может, дело в том, что Дамир мусульманин? Он не выпячивал данный факт, но Алла знала, что коллега посещает мечеть, хоть и не соблюдает всех обычаев ислама в полной мере.

Вот, собственно, и все – негусто, если разобраться! С другой стороны, это не мешает группе успешно раскрывать преступления, а значит, информации вполне хватает для плодотворной работы, а это – самое главное, в конце концов!

На голову упали первые капли дождя – ну вот, опять начинается!

Алла раскрыла зонтик и, укрывшись под его сенью, поспешила в ту сторону, куда только что удалились Сурдина и Антон.

* * *

Мономах собирался в столовую: следующая операция только через полтора часа – полно времени, чтобы пообедать.

Он уже закрывал дверь в кабинет, когда в кармане требовательно затрезвонил телефон.

Поборов искушение проигнорировать звонок, он вытащил его и увидел на экране номер Нелидовой, и.о. главврача больницы и по совместительству своей любовницы.

Звонок в середине дня не сулил ничего хорошего.

– Володя, тебя срочно требуют нейрохирурги! – без предисловий сообщила Анна.

– На консультацию? – спросил он, мысленно попрощавшись с приятным видением комплексного обеда.

– На операцию.

– Но у меня…

– Мейроян может оперировать вместо тебя – я посмотрела расписание, он свободен!

– А почему он не может вместо меня пойти к нейрохирургам?

– Потому что Суламифь хочет тебя, и не мне тебе объяснять, что Суламифь всегда получает желаемое!

Суламифи Моисеевне Кац действительно было трудно противостоять. Она работала в больнице без малого сорок лет и являлась одной из менее чем десятка женщин-нейрохирургов в Санкт-Петербурге. Когда она начинала, то была единственной!

Мономах знал, что ей в прошлом году исполнилось шестьдесят пять – юбилей отмечали с размахом.

В этом возрасте большинство хирургов переходят в консультанты, однако к Кац это не относится: кажется, время над ней не властно. Внешне она выглядит на свой возраст, да и красавицей никогда не слыла, а вот рука ее – главный инструмент любого представителя этой профессии – остается все такой же точной, а глаз – все таким же верным.

Характер Суламифи сложно описать словами: половина больницы ее обожает, в то время как вторая открыто ненавидит, и это о многом говорит. Средний медицинский персонал трясется, стоит Кац появиться в коридоре – и это притом что она уже пять лет как не завотделением!

Мономах понятия не имел, когда и как попал в любимчики к Суламифь, но она предпочитала работать именно с ним.

Честно признаться, и ему нравилась ее компания, хотя грубоватый, щедро приправленный матерком, но чертовски меткий юмор Кац мог сбить с ног самого стойкого мужика. Но почему именно сейчас он ей так понадобился?

– По скорой паренек поступил, – предвидя его вопрос, пояснила Нелидова. – Множественные переломы и черепно-мозговая. Ты же знаешь, как Суламифь к молодежи относится?

Кац старалась делать все, чтобы поставить на ноги молодых пациентов.

Она говорила так: «У стариков есть дети, они им и “утку” поднесут, и стакан водицы, а вот молодым помочь некому, надо работать, семью строить, так? Ну а как они все это сделают, если раньше времени в инвалидном кресле окажутся?!»

И ведь не поспоришь! Поэтому Мономах не стал даже пытаться и только спросил:

– В какую операционную?

* * *

– Итак, что нам известно о покойной? – спросила Алла, входя в кабинет судмедэксперта.

Она не любила посещать морг и старалась, по возможности, этого избегать, посылая вместо себя оперов.

По правде сказать, когда телом занималась Сурдина, Алла привыкла полностью полагаться на ее суждения: в конце концов, она уже видела труп и вряд ли сумеет интерпретировать результат вскрытия самостоятельно, даже если проглядит все глаза, пялясь на него!

В кабинете Алла чувствовала себя гораздо уютнее.

Сурдина любила порядок: об этом говорила стерильная чистота маленькой, но достаточно вместительной комнаты, в которой она была полноправной хозяйкой. В книжном шкафу из ослепительно-белого пластика выстроились аккуратные ряды медицинской литературы, документы не лежали валом на столе, а покоились в пластиковых и металлических органайзерах. Единственным предметом, отражающим характер владелицы, был дорогой письменный прибор из оникса. Каким бы отличным специалистом ни являлась Сурдина, она не могла себе позволить приобрести такую дорогостоящую, стильную вещь. Скорее всего, это подарок, вот только от кого?

С юных лет Алла развлекалась одной игрой, в которую играла сама с собой или с партнером, столь же наблюдательным, как и она сама, и умеющим делать выводы и строить умозаключения, имея на руках минимальный набор сведений. Она выбирала объект, казавшийся ей интересным, и пыталась «вычислить», что он из себя представляет – род занятий, семейное положение, сферу увлечений и так далее.