Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

– Да, знакомы, – уклончиво ответила я. – Ладно, держи меня в курсе ее состояния!

Что ж, вот и еще одна тайна Лицкявичуса. Я уже свыклась с мыслью, что, скорее всего, никогда не разгадаю этого человека, а значит, пора успокоиться и не пытаться объять необъятное. Тем не менее непонятно почему, но меня интересовало и волновало абсолютно все, что касается главы ОМР.

Этот день был сравнительно легким – всего три операции на хирургии, причем несложные, и я сумела выбрать время для звонка Вике.

– Ну, как там анализы Агеевых? – выпалила я, лишь только девушка сняла трубку.

– Вообще ничего общего! – торжествующе воскликнула Вика. – Сергей Агеев никак не может быть отцом Владика! Сама собиралась вам позвонить, да вот замоталась.

– Очень интересно, – пробормотала я. – Как бы заставить Елену сделать то же самое? Думаю, нужно сказать ей, что Сергей – не отец.

– Считаете, она не в курсе?

– Уверена, что нет!

– Но почему же тогда она так сопротивлялась анализу ДНК? – удивилась Вика. – Разве это не говорит о том, что она...

– Да ни о чем это не говорит! – прервала ее я. – Елена верит, что Владик – ее сын, и не желает, чтобы кто-то заставил ее в этом сомневаться, понимаешь?

– Но, послушайте, Агния, это все совершенно непонятно! Если, как сказал Сергей Агеев, Елене было сделано ЭКО, то почему же ДНК не совпадает? Насколько я понимаю, при рождении ребенок получает половину ДНК от отца, а вторую половину – от матери. Как могло получиться, что даже следы ДНК Сергея Агеева у мальчика полностью отсутствуют?

– Это, Викуля, вопрос не ко мне, – ответила я задумчиво. – Но Елене нужно срочно сказать о результатах ее бывшего мужа. Во-первых, надеюсь, она испытает облегчение: Сергей ясно дал понять, что не станет добиваться определения места жительства ребенка с ним, если выяснится, что Владик не его биологический сын. Во-вторых... Боюсь, я окончательно испортила с Еленой отношения из-за того, что у Владика взяли пробы ДНК. Карпухин добился этого с большим трудом, но Сергей, к счастью, имел на это такие же права, как и его бывшая жена.

– Но вы-то тут при чем, Агния? – возразила Вика. – Идет расследование, в конце концов! Слушайте, а что, если свести Елену с Тамарой Решетиловой?

– Зачем это? – удивилась я.

– Ну, припугнуть ее хорошенько – тем, что Владика могут снова похитить.

– Так нельзя, Вика, это жестоко! – возмутилась я.

– А как еще вы предлагаете выяснить всю правду до конца? Или пусть она и дальше прячет голову в песок, а мы будем продолжать нарезать вокруг нее круги, не имея возможности сдвинуться с мертвой точки?

– Я не стану с ней разговаривать на эту тему! – упрямо сказала я сквозь зубы.

– Вот и прекрасно – натравим Андрея Эдуардовича, он прекрасно умеет скручивать людей в бараний рог!

Не уверена, что мне бы этого хотелось: Елена не заслуживала такого жесткого обращения. Тем не менее я решила временно отстраниться и не вмешиваться, ведь Лицкявичус, в конце концов, главный, вот пусть он и принимает основной удар на себя и собственную совесть. Однако, вспомнив о Ларисе, все еще находившейся в реанимации, я сказала:

– Вик, возможно, Андрею Эдуардовичу сейчас не до этого? Может, Павел...

– Почему, не до этого? – не поняла девушка. – Я чего-то не знаю?

Я прикусила язык. Вот уж не думала, что такая новость пройдет мимо Вики! Неужели Лицкявичус скрыл этот факт от всех и только я знаю правду? Да и то лишь малую ее часть.

– Н-нет, Вика, – промямлила я, – ничего такого... Тогда, значит, ты сама скажешь об этом Андрею Эдуардовичу?

* * *

Я ожидала чего угодно, но только не того, что Елена сама позвонит мне и попросит о встрече. Естественно, я не смогла ей отказать, даже несмотря на договоренность с Олегом поужинать в вегетарианском ресторане, который с недавних пор стал и моим излюбленным местом. Шилов выглядел недовольным, но не стал спорить: может, он понимал, как важна для меня работа в ОМР, или, что ближе к истине, осознавал, насколько это бесполезно!

Мы с Еленой договорились встретиться в большом торгово-развлекательном комплексе «Родео-драйв», так как нам обеим было удобно добираться туда от работы. Когда я влетела в зал на третьем этаже, где располагалось огромное количество кафе и ресторанчиков, Елена уже ждала меня, сидя в уголке за столиком на двоих. В этот вечерний час народу вокруг было немало, и почти все места оказались заняты. Я подумала, что, пожалуй, мы не совсем правильно выбрали место для встречи наедине, потому что как раз приватности-то здесь и не хватало.

– Я беседовала с вашим начальником, – сказала Елена сразу же, как я приземлилась на стул напротив нее. – Он наговорил мне столько всего... В общем, я просто не знаю, что и думать!

– Андрей Эдуардович рассказал вам о Тамаре Решетиловой?

– Не только рассказал – мы встречались, – кивнула Елена. – И она, признаюсь, меня здорово напугала! Тем не менее, Агния, я не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне и моему сыну?

– Но, Лена, вам же сказали о результатах анализа ДНК? – уточнила я. – Допустим, в лаборатории могли ошибиться в первый раз, когда проверяли на совместимость ваш спинной мозг и кровь, но вторично?!

– Вы проверяли только Сергея! – упрямо возразила Елена. – Уверена, что моя ДНК совпадет с Владиком!

– Уверены? – переспросила я. – А на чем, собственно, зиждется ваша уверенность? Сергей сказал, что вы долго лечились, у вас были большие проблемы...

– У меня?! – чуть ли не взвизгнула Елена. – Это у меня были проблемы?

– Ну, так сказал ваш бывший.

– Да уж, он наговорит! На самом деле я, конечно, не скажу, что у меня все шло совершенно гладко, но мои проблемы легко устранялись медикаментозно. Все дело было именно в Сергее – что-то со сперматозоидами: они не доходили до яйцеклетки живыми, и именно это мешало зачатию. Мы обошли множество клиник. Представляете, никто ни разу не сказал, что ничего не получится, везде брались за лечение. На деле это было всего лишь банальным выкачиванием денег: мы оба поглотили огромное количество медикаментов – в основном, конечно, я, так как Сергей упрямо отказывался верить в существование у него каких-то физиологических проблем! А уж сколько анализов нам пришлось пройти... Результат все время оказывался нулевым. Мы уже были согласны на ЭКО, и несколько раз процедуру провели, но безуспешно – вы представляете себе, что значит пройти все эти круги ада и оказаться там же, где начинали?!

Я прекрасно представляла себе, как это, должно быть, ужасно, когда женщина безумно хочет стать матерью, но никак не может добиться желаемого результата. Женька впервые всколыхнула во мне мысль об этом, и теперь вот Елена снова возвращала меня к ней. Я родила Дэна, когда мне едва стукнуло девятнадцать. Разумеется, мы со Славкой ничего не планировали – в таком возрасте это кажется смешным. Более того, я училась в Первом меде, хотела сделать карьеру, и ребенок являлся препятствием на пути к этой цели. Однако у меня ни на минуту не возникало мысли об аборте. Ну, возможно, только в первый момент. А потом в игру вступила моя мама, и пути назад уже не было: я решила рожать, несмотря ни на что. Теперь я благословляю это решение, хотя моя жизнь в то время не отличалась благополучием, да и впоследствии не стала легче. Может, Женька права? Что, если Олег тоже хотел бы ребенка – своего ребенка, но просто боится сказать мне об этом? Допустим, я бы согласилась – сумела бы я зачать ребенка сейчас, когда мне почти сорок? А, смоги я, удалось бы его выносить?

– И вот, – продолжала между тем Елена, – один врач нам посоветовал обратиться в клинику «Шаг в будущее». Он сказал, что они творят настоящие чудеса, и, если там не помогут, значит, наше дело вообще гиблое и стоит подумать об усыновлении. Я уже согласилась бы и на такое, но вот Сергей и слышать не хотел о приемном ребенке...

– Погодите-ка! – перебила я, когда до меня дошло, что она только что сказала. – Как называлась клиника?

– «Шаг в будущее», – повторила Елена. – А что такое?

– Да нет, ничего, – пробормотала я. Разве не эту клинику упоминала Женька, когда рассказывала о благополучном решении своей проблемы? – Продолжайте!

– Ну вот, мы туда пошли. Честно говоря, в положительный результат уже не верилось. Сергей сильно сопротивлялся, говорил, что если уж суждено нам жить без детей, то пусть так и будет, ведь многие пары живут себе и так. Но я знала, что ему нужно подтверждение того, что он настоящий мужчина. Хотя Сергею и удобно все сваливать на «мои» проблемы со здоровьем, в глубине души он знал, в чем дело, и это начинало сказываться на наших отношениях. Думаю, именно тогда я допустила ошибку, позволив мужу во всем обвинять меня. Я чувствовала себя виноватой, и он это видел. Я так боялась оскорбить его чувства, а вот ему, как оказалось, на мои совершенно наплевать! Глупые мы существа, женщины, да? Так вот, как я уже сказала, мне не верилось, что нам помогут, но я, к счастью, ошиблась. Нас приняли превосходно. Клинике тогда исполнился всего год с небольшим, и клиентов у них еще было мало. Сначала мне показалось, что нас снова пытаются надуть, чтобы затащить к себе всеми правдами и неправдами. Я решила, что если меня начнут уверять, что проблем нет, что все будет просто прекрасно, то мы сразу же уходим. Однако я ошиблась. Взяли анализы, и результат оказался неутешительным. Тем не менее наш доктор, Дмитрий Немов, посоветовал надежды не терять. Он сказал, что попытается помочь, что в его клинике разработан совершенно новый метод, при помощи которого, как он выразился, «и камень забеременеет». Я сначала не поверила, но он начал лечение и подготовку к ЭКО. Проблема заключалась в том, что сперма Сергея была нежизнеспособна. Страшно вспомнить, на какие ухищрения мне пришлось идти, чтобы убедить мужа продолжать лечение. Первая процедура ЭКО оказалась безуспешной, и мы совсем упали духом. Тем не менее доктор Немов не отчаивался. Вторую процедуру он сделал совершенно бесплатно, и результат поразил даже его: я зачала ребенка! На самом деле их было трое, но доктор сказал, что необходимо изъять остальных зародышей во избежание проблем. Он опасался, что, во-первых, я не смогу выносить троих, во-вторых, они могут оказаться нежизнеспособными, и тогда возникнет угроза потерять всех. Остался только Владик.

Елена замолчала, а я задумалась. И Сергей, и Елена были правы: ЭКО означает лишь то, что зачатие происходит искусственным путем, при этом сперма все равно принадлежит отцу, а яйцеклетка – матери. Тем не менее ДНК Сергея Агеева абсолютно не совпадает с ДНК Владика – как могло так получиться?

– Вы согласитесь сделать анализ? – спросила я, подняв глаза на Елену.

Она тяжело вздохнула и провела рукой по волосам. Я заметила, как она изменилась с тех пор, как произошло несчастье с Владиком. Раньше это была моложавая женщина, ухоженная и любящая наряжаться. Ее ногти всегда находились в полном порядке, а волосы она красила и стригла каждый месяц. Теперь же контраст казался разительным: обкусанные ногти, сильно отросшие корни волос выглядели неопрятно, а оделась женщина, кажется, в то, что первым попалось под руку.

– Хорошо, – со вздохом произнесла она, крепко сжав ладонями предплечья. – Я сдам анализ – хотя бы для того, чтобы пресечь любые попытки Сергея отобрать у меня сына. Хотя, думаю, теперь ему станет на Владика наплевать – и ничего, что сын вырос на его глазах...

– А у вас случайно не осталось результатов анализов Сергея? – задала я внезапно пришедший мне в голову вопрос. – Может, хоть что-то сохранилось?

– Не представляю, зачем это вам, – пожала плечами Елена. – Но, полагаю, да – все медицинские бумаги я сохранила, и они должны быть у меня дома. Если они вам нужны, я принесу. Я все сделаю, что скажете, если вы гарантируете мне, что с Владиком не случится того, что едва не произошло с сыном Тамары.

* * *

– Ну, как там Тамара с Ромой? – спросила я первым делом, как увидела Никиту.

– Обживаются на новом месте, – улыбнулся Никита. – Им, конечно, будет плохо без отца, ведь он не может оставить работу, но будем надеяться на то, что эта ситуация долго не продлится.

Я подумала о том, что ОМР, должно быть, сильно превышает свои полномочия, решив заняться охраной Решетиловых, и, что, скорее всего, милиция ни за что не предприняла бы таких шагов. С другой стороны, кто-то же должен помочь семье, если они попали в безвыходную ситуацию, а одними добрыми словами тут не справиться.

– За вами никто не следил? – поинтересовался Лицкявичус.

В его устах этот вопрос прозвучал естественно и буднично, но мне вдруг показалось, что передо мной разворачивается действие какого-то шпионского триллера со слежками, погонями и явочными квартирами.

– Я ничего такого не заметил, – покачал головой Никита, отвечая на вопрос Лицкявичуса. – Может, они отвяжутся, поняв, что Решетиловы теперь не одни?

– Хорошо бы, – пробормотал глава ОМР.

Я заметила, что он плохо выглядит: глаза воспаленные и красные, словно он не спал пару ночей, на подбородке щетина, чего он никогда раньше себе не позволял, и на лице появилось несколько морщин, которых раньше я не замечала.

– А теперь давайте поговорим об Агеевых. Агния, вам слово.

Я быстро изложила результаты нашей с Еленой беседы.

– Отлично! – обрадовался Никита. – Этим займется Леонид? Значит, скоро можно будет разобраться и с остальными пострадавшими.

– А я вот, честно говоря, особых причин для радости не наблюдаю, – скептически заметил Павел. – Что, собственно, даст нам этот анализ? Что, если Елена – не биологическая мать? А если все же мать, то почему Сергей – не отец?

– Думаю, – медленно произнес Лицкявичус, – в их случае могла иметь место подмена спермы. Это хорошо, Агния, что вы попросили у Елены справки о проблемах ее бывшего мужа. Диагноз, а он являлся неизменным от андролога к андрологу, независимо от клиники, где Сергей Агеев проходил обследование, малая подвижность его сперматозоидов. Кроме того, существовала еще и другая проблема – иммунологическая несовместимость. Диагноз поставлен всего один раз и, возможно, явился результатом длительного лечения этой пары различными гормональными препаратами. Такой диагноз ставится в очень редких случаях: организм женщины по тем или иным причинам отторгает сперму данного мужчины посредством выработки специфических антител.

– То есть, вы хотите сказать, – проговорил Никита, потирая переносицу, – что Агеевы в любом случае не могли бы получить ребенка – даже посредством ЭКО?

– Трудно сказать, – покачал головой Лицкявичус. – Но очевидно одно: при оплодотворении яйцеклетки Елены Агеевой использовалась сперма другого мужчины, а не ее мужа, и, похоже, сама она этого не знала.

– Ты полагаешь, – сказал Павел, – что врачи этого... «Шага в будущее» хотели любым способом заполучить клиентов, поэтому взялись за заранее провальное дело и, чтобы получить результат, всучили, пардон, Агеевой чужую сперму? Тогда как минимум мы имеет дело с мошенничеством! Нужно прижучить этого доктора, как его там?..

– Немов, – подсказала я. – Доктор Немов.

– Во-во, – кивнул Павел. – Надо сказать Карпухину.

– И что? – Лицкявичус приподнял бровь. – Чего мы этим добьемся? Этот Немов сделает большие глаза и скажет, что, мол, ошибся – с кем не бывает? Это невозможно было бы доказать, даже если бы дело происходило прямо сейчас, а уж по прошествии, прости, девяти лет... Нет, пока рано что-либо предпринимать. Кроме того, наша задача – не с мошенниками разбираться, а выяснить, кто детей похищает. Если мы начнем отклоняться в сторону, то увязнем по самые уши!

– Между прочим, – сказала я, – где-то я уже встречала эту фамилию...

– Немова? – уточнил Никита.

– Да. Вот только никак не могу вспомнить, где?

– Сейчас везде полно рекламы, – пожал плечами Кобзев. – Наверное, в какой-нибудь газете?

– Возможно... Да, наверное, так оно и есть!

Однако вполне резонное предположение Павла не принесло мне желаемого облегчения. Господи, ну что у меня за идиотский характер – стоит какой-то мысли зацепиться в моем мозгу, как я уже не могу думать ни о чем другом! Поэтому дальнейшая часть встречи практически прошла мимо меня. Когда мы стали расходиться, я увидела, что Лицкявичус остановил Никиту, придержав его за рукав. Он говорил тихо, но у меня прекрасный слух:

– Будь осторожен, ты меня понял? Нам не нужны искалеченные герои, нужны живые сотрудники в рабочем состоянии!

– Да ладно вам, дядя Андрей! – так же тихо ответил Никита и добродушно улыбнулся. – Что может случиться-то?

Действительно, что имел в виду глава ОМР? Или я чего-то не знаю? Возможно, все мы чего-то не знаем?

* * *

После встречи с группой я поехала в Первый мед. У меня было запланировано две лекции. Естественно, во время занятий мне не приходится думать ни о чем, кроме непосредственно предмета, но, стоило мне закончить и выпроводить всех студентов, которым, как всегда, было много что мне сказать после лекций, я снова вернулась мыслями к нашему делу.

Домой идти не хотелось, и я решила пройтись. Погода радовала: несмотря на то, что осень окончательно наступила, сегодня было неожиданно тепло. Выйдя из дому в плаще, сейчас я сняла его, так как солнце пригревало не на шутку, а желтые листья приятно шуршали под ногами. Я шла по парку. На скамеечках сидели влюбленные парочки: конечно же, как раз в это время заканчиваются университетские занятия, и молодежь, воспользовавшись отличной погодой, выползла на природу. Народ гулял по аллеям с собаками, играл в бадминтон – словом, создавалось впечатление, что лето ненадолго вернулось в город. Происходящее вокруг выглядело таким мирным и жизнерадостным, что я на мгновение забыла о своих проблемах. В самом деле, как в этом солнечном мире могут происходить такие ужасные вещи? Одни люди считают возможным красть органы у детей, другие – заниматься откровенным мошенничеством, за большие деньги обманывая несчастных пациентов, пользуясь тем, что в большинстве случаев любые действия врача остаются для больного загадкой! Наверное, ОМР и в самом деле появился вовремя, вот только мне порой кажется, что лучше бы расследованиями занимался кто-нибудь другой – тот, для кого это является призванием, кто точно знает, что делает, кто легко распутал бы любые узлы, оказывающиеся не под силу нам, непрофессионалам.

Хождение на высоких каблуках имеет свои плюсы и минусы. В больнице я обычно ношу туфли на плоской подошве – беготня по лестницам целыми днями не позволяет мне роскоши ношения шпилек. Тем не менее, глядя на молоденьких сестричек, легко порхающих по этажам в такой обуви, меня неизменно душит зависть. Высокий каблук обладает уникальнейшей способностью, секрет которой по сей день остается для меня загадкой: он делает женскую ножку почти бесконечной, придавая ей прямо-таки скульптурные формы. Я надеваю такие туфли только на лекции и семинары в меде, когда могу сидеть или стоять, а не носиться, как зебра, по просторам больницы. Кроме того, студентам, как я успела заметить, гораздо приятнее видеть хорошо и модно одетую преподавательницу, нежели синий чулок с кичкой и в прорезиненных ботах.

Так вот, прогулки в солнечный погожий день – это прекрасно, если на тебе удобная обувь, в которой чувствуешь себя, как в домашних тапочках. Каблуки же могут превратить такое дефиле в настоящую пытку, поэтому я довольно скоро принялась искать, где можно было бы присесть, выпить чашечку кофе и дать отдых усталым конечностям. К счастью, владельцы кафе, пользуясь хорошей погодой, снова выставили на улицы убранные было зонтики и столики, поэтому я довольно быстро обнаружила симпатичное местечко в тени. Сделав заказ, я достала блокнот и ручку, намереваясь поразмышлять и записать самые неотложные дела, которые необходимо сделать в связи с заданием ОМР. Кроме того, я хотела попытаться систематизировать все, что мне известно на данный момент, – возможно, я замечу то, чего не видела раньше? Обычно это удается мне плохо – я не мастак по части упорядочения информации, и все, что у меня получается, на самом деле выходит совершенно спонтанно. Тем не менее я расчертила листок и внесла в таблицу всю информацию в отношении Елены и Владика, а также то, что знала о Лавровских и Решетиловых. Прихлебывая довольно недурственный капучино, я тупо разглядывала плоды своих трудов. Ну почему я не могу генерировать идеи, как, например, Кобзев или Лицкявичус? Иногда мне кажется, что я единственный бесполезный член ОМР!

Я осмотрелась вокруг. За соседним столиком сидела семья из пяти человек – азербайджанцы по виду. Мать держала на коленях маленькую девочку и пыталась напоить ее из бутылочки молоком, тогда как двое старших детей, близнецы, устроили шутливое сражение на пластиковых ложках в ожидании заказа. Детишки выглядели ухоженными и симпатичными. Они были так похожи, что различались лишь цветом курточек: на одном мальчике – синяя, а на втором...

И в этот момент меня пронзила неожиданная мысль. Трясущимися руками, боясь поверить самой себе, я вытащила мобильный и набрала номер Кобзева. Он ответил почти сразу, и я выпалила в трубку:

– Павел, у вас под рукой личные дела пострадавших в нашем деле?

Он ответил утвердительно.

– Вы думаете, Агния, мы что-то упустили?

– Пока не уверена, но мне нужно кое-что знать. Мы все время говорили только о тех детях, что пострадали в результате похищений, а что нам известно о других детях в этих семьях?

– Вы о чем? – не понял Павел.

– Ну, есть у них другие дети, кроме этих? Братья, сестры?

– Гм... Этот вопрос нас даже не интересовал, Агния, ведь речь идет только о тех, кого похищали. Но, если вам это кажется важным, я могу выяснить. Дайте мне минут сорок, идет?

Повесив трубку, я начала лихорадочно размышлять. Если Павел выяснит, что у остальных пострадавших есть другие дети, значит, я ошиблась. Лицкявичус отмахнулся от результатов ЭКО, считая их неважными в нашем деле, и хотел сосредоточиться именно на похищениях. Тем не менее одна мысль не давала мне покоя. Я убеждена в том, что все в нашей жизни происходит не случайно, все имеет свою причину, но мы не всегда достаточно внимательны, чтобы ее разглядеть за завесой из ничего не значащих событий и фактов.

Я успела выдуть еще две чашки капучино и одну – американо, когда позвонил Павел.

– Значит, так, Агния, смотрите: у Агеевых, Решетиловых и Лавровских нет других детей. Так же обстоит ситуация и с Ремизовыми, Энтиными, Ильясовыми и Жуковыми. У остальных есть другие дети, точнее – еще по одному ребенку.

– А эти дети, – замирая от мысли, что могу оказаться права в своих предположениях, – случайно не родились в те же годы, что и похищенные?

– Близнецы? Сейчас посмотрим... Так, две тысячи второй... Две тысячи пятый... Как странно! Интересно, Агния, откуда вы могли об этом узнать?

– Потом расскажу! – крикнула я в трубку. – Мне нужно срочно поговорить с Лицкявичусом!

– А что...

Но я уже дала отбой. Это, наверное, показалось Павлу не слишком вежливым, и, возможно, я даже торопила события, но мне не терпелось выдать главе ОМР версию, которая вполне могла развернуть все расследование на сто восемьдесят градусов. Набрав его номер, я с раздражением услышала механический голос, предлагающий мне оставить сообщение. Где, черт подери, его носит: рабочий день даже в Центре реконструкционной хирургии уже давно закончился! Обычно я не теряю времени на беседы с машинами, но теперь, не видя другого выхода, наговорила несколько предложений с требованием перезвонить, как только Лицкявичус освободится. Не успела я отключиться, как он позвонил. Голос в трубке звучал непривычно тихо и устало.

– Ну, Агния, что у вас за пожар?

– Надо срочно встретиться: у меня, похоже, есть кое-какая информация! Вы еще на работе? Я могу подъехать...

– Не тарахтите так, – попросил Лицкявичус, прервав неудержимый поток моей речи. – Я в больнице. В вашей больнице, Агния.

– У... вашей дочери?

– Можете приехать туда? – вместо ответа спросил он.

Через полчаса я уже влетела в отделение реанимации, едва не столкнувшись с Охлопковой, моей заведующей. Она подивилась тому, что видит меня на работе в свободный день, но я, чтобы не вдаваться в подробности, пояснила, что навещаю знакомую пациентку.

– Какую именно? – подозрительно уточнила Охлопкова. – Надеюсь, не ту, что круглые сутки охраняли ребята в форме?

– Ага, ее, – покраснев, подтвердила я. – А почему в прошедшем времени?

– Ее перевели в хирургию.

– Уже?!

– Да, – кивнула она. – Состояние в норме. Кстати, слава богу, что ее отсюда убрали: невозможная ведь ситуация: каждый божий день натыкаться на милицию! И что это за девица, которая всех так интересует, – преступница? Если так, то ее нужно перевести в тюремную больницу. Не понимаю я, куда они смотрят?

И, покачивая головой, заведующая удалилась в сторону своего кабинета.

Выяснив у сестры в хирургии, в какой палате находится Лариса Лицкявичус, я быстрым шагом направилась в конец коридора. На самом деле я могла бы и не спрашивать: у дверей сорок седьмой палаты, как изваяние, сидел молодой человек в форме и читал роман Бушкова.

– Вы куда? – поинтересовался он, приподнимаясь.

Вот оно – преимущество белого халата: если бы я была на работе и в униформе, парень наверняка пропустил бы меня, а ведь я вполне могла бы оказаться террористкой, прячущей под одеждой бомбу или компактный «узи»!

– Она ко мне пришла, – услышала я голос Лицкявичуса. Он как раз открывал дверь изнутри, словно почувствовал мое присутствие. – Мы поговорим снаружи, если не возражаете, – эти слова уже были обращены ко мне.

– Как она? – спросила я, когда мы оказались в холле и устроились на диване у окна.

– Неплохо – с учетом обстоятельств.

Лицкявичус ответил неохотно, словно предпочел бы, чтобы я вообще не знала о том, что его дочь находится здесь.

– Так что у вас за срочность? – спросил он, как будто боясь, что я захочу продолжить тему Ларисы.

Как только он задал этот вопрос, мне вдруг стало страшно. Что, если все это ничего не значит? Что, если Лицкявичус посчитает, что я сошла с ума и зазря сорвала его с места, заняла время, предназначенное для дочери? Тем не менее я сказала:

– Кажется, я выяснила, что общего есть между всеми семьями, чьи дети стали жертвами похищений!

– Да ну?

Глава ОМР смотрел на меня недоверчиво, но в его прозрачных глазах зажегся огонек интереса, сменив выражение отрешенности и легкого раздражения, вызванного моим присутствием.

– И что же это? – снова спросил он, так как я не торопилась продолжать.

– В общем, так, – набрав в легкие побольше воздуха, снова заговорила я. – Я попросила Павла узнать, есть ли в семьях другие дети, кроме тех, кого украли и потом вернули родителям. Мне пришло в голову, что мы не обращали внимания на этот факт, и, возможно, напрасно. Елена, Лавровские, Решетиловы и еще некоторые имеют только одного ребенка, зато у остальных – близнецы!

– Близнецы? – непонимающе переспросил Лицкявичус.

– Я, конечно, могу ошибаться, и это всего лишь предположение, но разве вы не видите, что я хочу сказать? Какова вероятность рождения близнецов, если только...

– Если только?.. – медленно проговорил глава ОМР, и лицо его, такое суровое всего секунду назад, стало понемногу проясняться.

– Боже мой, Агния, но вы-то как до этого додумались?

Мне этот вопрос показался до невозможности обидным. Я, конечно, догадывалась, что Лицкявичус считает меня не слишком сообразительной, но мне очень хотелось разрушить его представление обо мне как о недалеком и посредственном человеке. Наверное, это неразрешимая задача, и пора просто смириться с неизбежностью.

– Вы считаете, что все женщины, чьи дети подверглись изъятию органов, делали ЭКО? – продолжал Лицкявичус. – Насчет Елены – это несомненно, она и сама уже подтвердила, но остальные – почему?

– Видите ли, я встретила подругу... Это трудно объяснить, потому что идея пришла спонтанно, но ей тоже делали экстракорпоральное оплодотворение, так как она не смогла зачать естественным путем – между прочим, в той же клинике, что и Елена, но только совсем недавно. У Жени скоро родятся близнецы.

– При ЭКО это случается практически все время, – кивнул Лицкявичус. – Обычно «лишних» зародышей изымают, чтобы дать возможность правильно развиться более жизнеспособному. Значит, вы полагаете, что все матери, которые попали в поле нашего зрения, прошли через ЭКО? Большинство из них родили только по одному ребенку, но некоторым сохранили двух? А других детей у них просто не могло быть, так, Агния?

Я кивнула в знак подтверждения. Лицкявичус замолчал и не издавал ни звука в течение долгого времени – во всяком случае, так мне показалось. Наконец он сказал:

– Значит, нужно снова расспросить этих людей. Лучше всего поручить это тому журналисту, Олегу Гришаеву, как считаете?

Он спрашивает мое мнение – надо же, какой прогресс!

– Возможно, вы правы, – согласилась я. – Наши пострадавшие уже общались с ним и теперь вряд ли откажутся от очередной беседы.

– И нужно предупредить их всех – так, на всякий случай, о том, что похищение может повториться: хоть мы и не уверены наверняка, но Тамаре Решетиловой нужно им все рассказать. Думаю, пора нам свести всех этих людей вместе! А пока что дождемся результатов анализов Елены. Вы... вас кто-то подвозит? – неожиданно спросил Лицкявичус.

Я покачала головой. Олег еще на работе и освободится не раньше восьми вечера, поэтому я собиралась ехать на маршрутке.

– Я вас подвезу, – сказал глава ОМР. – Только заберу куртку из гардероба.

На улице неожиданно похолодало. Вот они капризы питерской погоды – не успеешь расслабиться на солнышке и размечтаться, что снова наступило лето среди осени, как холодный ветер с залива тут же возвращает тебя на землю, напоминая, что где-то совсем близко находится Гренландия. В машине я нерешительно посмотрела на Лицкявичуса. На языке у меня вертелся вопрос, но я все не знала, как бы поаккуратнее его задать.

– Ладно уж, Агния, – вздохнул мой начальник, поймав мой бегающий взгляд. – Что такое?

– Я про Ларису... Что с ней все-таки случилось?

Он неспешно закурил, и, несмотря на открытое окно, дым тут же заполнил салон автомобиля.

– У меня есть две версии, – ответил он наконец, сделав пару глубоких затяжек. – Одна – милицейская, вторая – Ларина. Ни одна из них не кажется мне достаточно правдоподобной – Лариса всегда имела склонность к вранью.

Последние слова Лицкявичус произнес с откровенной горечью.

– Я только знаю, что милиция давно за ней следила, – продолжал он. – Из-за ее сожителя.

– А кто ее сожитель?

– Они говорят – какой-то известный авторитет, крупный торговец дурью. Лара – мелкий преступник. Кажется, милиция застукала ее на чем-то – на чем именно, она говорить отказывается, – и с тех пор она подкидывала им кое-какую информацию.