Текст книги "Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Ирина Градова

– Женщину? – удивился майор.

– Ну, не то чтобы видел… Но по силуэту было ясно, что это, скорее всего, женщина.

– Как вы поняли, что они хотят вас похитить?

– Они следовали за мной от самой больницы. Возможно, если бы это случилось впервые…

– Значит, вы встречали их раньше?

– По крайней мере, видел автомобиль, – кивнул Извеков. – Пару раз он ехал за мной до самого дома. Сначала думал, показалось, но после получения того отвратительного письма… Ну, вы сами понимаете!

Карпухин действительно понимал, что анестезиологу только чудом удалось избежать смерти.

– Они выходили из машины? – спросил он.

Извеков покачал головой.

– Только мужчина – и лишь однажды. В последний раз, заметив слежку, я примерно минут сорок плутал по городу. Сначала они ехали за мной, но потом отстали. Я уже начал думать, что мне просто померещилось со страху, но, подъехав к дому, я увидел тот же самый автомобиль на парковке. Рядом стоял мужчина и курил, а женщина оставалась внутри.

– Понятно. Вы сможете его описать?

– Автомобиль?

– Да нет же, мужчину! Хотя… автомобиль, пожалуй, тоже пригодится.

– Темно-синяя «Хонда», модель не помню – уж извините! А мужчину… Знаете, эту физиономию я, наверное, умирать буду – не забуду!

– Отлично. Значит, будем составлять фоторобот…

* * *

Несмотря на то что я спихнула кропотливую работу на ребят Карпухина, я все же потрудилась на работе отксерить пару экземпляров листков, отданных мне Таней, в надежде, если появится время, что-то отыскать в этих списках. И вот у меня наконец выдался свободный вечер, и я решила заняться делом: от майора пока не поступало вестей, и я подумала, что могла бы проанализировать данные – вдруг что-то и в самом деле всплывет?

Я начала с того, что стала читать переписку участников форума. Каких только слов не было в посланиях людей, жалующихся на недобросовестную работу врачей, медсестер и санитаров, – просто уму непостижимо! Честно говоря, хотелось плакать или кричать во все горло что-то типа: «Я не такая! Не верьте, не все врачи и сестры вымогают взятки, уродуют и калечат людей, не все позволяют пациенту умереть из-за бездушия, алчности или халатности!!!» Но в то же время я понимала, что кричать и убеждать можно сколько угодно, но от этого мнение пострадавших не изменится: их боль не станет меньше, а злость на медиков не уляжется сама собой. Я вспомнила поговорку, которую любил повторять мой покойный папа, – кажется, ее приписывают Чехову, который и сам являлся врачом: «Строитель прячет свои огрехи под слоем раствора, повар – под соусом, а врач – под землей»! Как ни крути, а никто не сможет охарактеризовать работу профессионала так точно, как такой же профессионал.

Посвятив чтению около получаса, я сообразила, что почти все написанное можно рассортировать по нескольким основным группам – «жалобщики», «советчики», «просящие совета», «нерешительные» и «обозленные». «Жалобщики» были недовольны обращением врачей с пациентами, неправильно поставленными диагнозами и неудачно проведенными операциями. «Советчики» предлагали помощь «просящим совета» (воистину, нет врача лучше, нежели пациент, сам прошедший все этапы лечения!). «Нерешительных», как правило, интересовало два вопроса: к какому врачу обратиться по поводу того или иного заболевания и стоит ли идти в суд в надежде получить компенсацию за неудачное лечение? Самую интересную группу представляли собой «обозленные». Эти люди писали такие страшные слова, что у меня волосы на загривке вставали дыбом, как у Куси, когда она, обычно незлобивая и спокойная собака, встречалась с неожиданной и обидной агрессией со стороны других животных. Но всех переплюнул некий гражданин под именем «Nemesis». Он источал яд, словно аспид, и бросался такими словами, которые заставляли меня холодеть, когда я представляла, на что такой человек может пойти, если отбросит барьеры условностей. И, самое страшное, с Nemesis на форуме соглашались многие, если не сказать большинство!

Что-то коснулось моего плеча, и я, вздрогнув, повернула голову. Почему-то я подумала, что это, должно быть, Куся, и лишь спустя мгновение вспомнила, что Куся-то дома, у мамы с Дэном. Естественно, это оказался Шилов: в отсутствие собаки ему удавалось неслышно подкрасться ко мне незамеченным.

– Лазишь по «инету»? – поинтересовался он, с любопытством глядя на экран. – Что это за гадость?

Закрывать экран было поздно, и я объяснила Олегу, чем занимаюсь. Все время, пока я говорила, мой муж молчал, поджав губы.

– Ты с ума сошла! – сказал он, едва я закончила. – Карпухин совершенно прав, и никому из нас, а уж тем более тебе, не стоит влезать в это дело!

– Шилов, я не думаю…

– Вот в том-то и беда, что ты не думаешь, Агния! – воскликнул Шилов. – Я понимаю, что тебе любопытно – такая уж у тебя натура, и я, видит бог, не пытаюсь это исправить, но подумай о тех, кто тебя любит, в конце концов! Ну, ладно я, но ведь у тебя еще есть мать, сын… Я согласился на постоянное сопровождение человеком Карпухина, хотя и чувствую себя глупо, как какой-то свидетель по делу сицилийской мафии, потому что ты просила меня это сделать, а ты… Можешь ты выполнить хотя бы одну мою просьбу и не пытаться лезть не в свое дело?!

Я уже намеревалась повиниться перед Шиловым и признать свою вину, как вдруг он ткнул в листок бумаги, лежавший на столике перед компьютером – тот самый, что передала мне Татьяна.

– Это фамилии членов клуба… как ты его назвала?

– «Начни сначала», а что ты…

– Вот этот человек, – Шилов ткнул куда-то в середину листка, и я прочитала: «Емоленко А. Н.»

– Ну, и что с ним? – удивилась я. – Ты его знаешь?

– Не то чтобы… Понимаешь, фамилия уж больно странная!

– Это точно, – согласилась я после недолгого раздумья. – Хочется произнести «Ермоленко», но буква «р» отсутствует – видимо, когда-то один раз ошиблись в паспортном столе, и…

– Этот человек подписал акт Комиссии по этике, – прервал меня Шилов, и я непонимающе уставилась на него. – Мой акт, Агния.

– Погоди-ка, – пробормотала я, – твой акт подписывал Толмачев!

– Его подпись, как председателя комиссии, стояла первой, но бумагу подписали шесть человек. Подожди, я сейчас!

Он выскочил из комнаты быстрее, чем я успела открыть рот, и тут же появился вновь, держа в руках документ.

– Вот, – подсовывая его мне под нос, сказал Олег, – сама погляди!

Я пробежала глазами шесть подписей, стоявших внизу, у печати. Я увидела фамилию Толмачева и, как и говорил Шилов, двумя фамилиями ниже стояла эта – «Емоленко А.Н.»!

– Странное совпадение! – пробормотала я, переводя взгляд на мужа. – И инициалы те же…

– То-то и оно! Тебе не кажется, что это – слишком?

– Ты хочешь сказать, что этот Емоленко… Нет, Шилов, это просто невозможно: человек, занимающий официальный пост в комиссии… Да и вообще – ты представляешь, сколько однофамильцев, даже с одинаковыми именами и отчествами, живут в нашем большом городе?

– Да-а, – неохотно согласился Олег. – Ты, разумеется, права. И все-таки…

* * *

Леонид нарезал уже четвертый круг по парку. Обычно ему хватало двух, и бежавшие сзади собаки, умей они говорить, непременно выразили бы свое удивление по этому поводу. Леонид постоянно думал о Насте и о том, как получилось, что они вообще познакомились. Чтобы не думать, ему пришлось здорово увеличить физическую нагрузку, однако, выбежав на аллею, где обычно в это время никого не было, он убедился в том, что напрасно себя истязал: на одной из лавочек, расположенных вдоль дорожки, сидела Настя. Завидев его, она сразу же вскочила на ноги, и псы, эти предатели, рванули к ней, радостно виляя хвостами! Девушка рассеянно погладила их, но ее напряженный взгляд был устремлен на Леонида.

– Нужно поговорить, – сказала она.

Кадреску ненавидел эти слова, потому что они напоминали ему мыльные оперы: там часто героиня говорит герою эту фразу. Тем не менее сейчас у Леонида просто не было выхода, ведь Настя ловко подловила его в привычном для него месте.

– О чем нам говорить? – спросил он, тем не менее отступая на шаг.

– Я не понимаю, что происходит! – развела руками девушка. – Все было так хорошо… даже замечательно, но ты вдруг стал меня избегать. Потом мы неожиданно встречаемся у этого следователя!

– Случайно! – криво усмехнулся Леонид, вложив в это слово весь имеющийся у него в арсенале сарказм.

– Да в чем дело-то?!

Она чуть не плакала, и Кадреску на мгновение подумал, что, возможно, все немного не так, как он предполагает?

– Когда ты узнала, что я работаю в ОМР, – до или после нашего знакомства? – с нажимом спросил Леонид.

– Что еще за ОМР?

Светлые глаза Насти расширились до невероятных размеров, и Кадреску пришлось признать, что если она и в самом деле играла, то ее искусство достойно «Золотой пальмовой ветви».

– Отдел медицинских расследований, – жестко отчеканил он. – Какое отношение ты имеешь к Свиридину, умершему во время операции по замене сустава? Майор сказал, что ты его дочь, – это правда?

– Конечно, правда! – воскликнула девушка. – Ну и что из этого?

– Хочешь сказать, что тебя не приставляли ко мне с целью… ну, не знаю – узнать что-нибудь о расследовании Комиссии по этике, например?

Настя пару минут не знала что и сказать. Она открывала и закрывала рот, словно рыба, внезапно оказавшаяся на берегу. Наконец она пробормотала:

– Леня, чем угодно клянусь… Господи, да я понятия не имела, что ты… Я думала, ты врач…

– Патологоанатом, – поправил он.

Настя лишь махнула рукой:

– Да какая разница-то? Я не знала, что ты работаешь в этом… в общем, я не знаю, почему ты на меня так взъелся!

– Зачем ты приходила к Карпухину? – спросил Леонид, попутно замечая, что его голос стал на два тона ниже.

– Да это все мама и дядя Витя! – развела руками девушка. – Они почему-то не хотят верить, что папа умер в результате несчастного стечения обстоятельств.

– А ты?

– А я… смирилась, знаешь ли, – опустив плечи, вздохнула Настя. – Понимаешь, как-то легче становится, когда есть кого обвинить! Если это всего лишь нелепая случайность, то начинаешь жалеть себя, задавать вопросы типа: «Почему именно с нами?» Другое дело, если виноваты врачи: можно бороться с системой, требовать наказания… Ты меня понимаешь?

Леонид чувствовал, что его гнев на Настю постепенно улетучивается. Видя это, девушка быстро продолжала, словно боясь, что он может внезапно сорваться с места и сбежать:

– Для мамы смерть отца стала настоящим ударом: она в один день постарела лет на десять, хотя до этого была цветущей женщиной средних лет. Мама перестала ходить на работу – она вообще больше не выходит на улицу и не вылезает из домашнего халата… Ты не представляешь, Леня, как ужасно видеть ее в таком состоянии, ведь до папиной смерти она так любила наряжаться! Она почти ничего не ест и только спрашивает меня, как продвигается «дело о врачебной ошибке», а я никак не могу решиться сказать ей, что никакой ошибки не было и врачи ни в чем не виноваты!

Девушку, казалось, прорвало. Захлебываясь словами, она зачем-то начала рассказывать ему о том, как хорошо они жили до смерти ее отца, как их образцовой семье завидовали все друзья и соседи. Леониду было незнакомо это чувство: он привык находиться один и везде, даже в собственной семье, испытывал одиночество, которое, впрочем, нисколько его не тяготило. Он привык заботиться лишь о своих собаках, и это казалось Леониду вполне разумным и правильным, а человеческие проблемы… в общем, их слишком много, чтобы принимать каждую близко к сердцу.

И тем не менее он слушал Настю.

– Это твоя мать прислала тебя к Карпухину? – спросил он, как только в речи Насти наметилась пауза.

– Нет, дядя Витя: он знает, что Комиссия по этике сняла с врачей все обвинения. С ним бесполезно спорить. Понимаешь, папа – его младший брат, и дядя Витя воспитывал его с одиннадцати лет, потому что родители умерли слишком рано. Он не хочет верить в случайность… Более того, он отыскал «братьев по разуму» в Интернете, они часами переписываются, ездят на какие-то встречи…

– Твой дядя – член клуба «Начни сначала»? – прервал девушку Леонид.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Настя.

– Да так… Ты знакома с другими членами?

– Не особенно, но один раз он заставил меня съездить на встречу. Они ничего плохого не делают, просто разговаривают, ругают врачей и поддерживают друг друга – это ведь законом не запрещено?

– Нет, – покачал головой Леонид. – Законом запрещено только убивать врачей.

– Что?

– Ты слышала.

– Я не понимаю, Леня… Ты говоришь со мной так, словно в чем-то подозреваешь!

Леонид и в самом деле не знал, верит ли девушке. Почему-то ему хотелось ей верить, но обстоятельства, приходилось признать, складывались не в ее пользу.

* * *

– Честно говоря, думал, что ты уже свалил отсюда! Что, так плохо?

Майор сидел на неудобном стуле в палате главы ОМР, потягивая невкусный кофе из пластикового стаканчика. Лицкявичус лишь неопределенно хмыкнул. Карпухина беспокоил тот факт, что Андрей все еще здесь: если бы ситуация была не так уж серьезна, он и в самом деле ни за что не остался бы тут.

– Зачем приходил Толмачев? – задал следующий вопрос Карпухин, поняв, что Андрей не расположен обсуждать свое состояние. – Хотел позлорадствовать?

– Нет, боюсь, дело в другом, – покачал головой Лицкявичус. – Он хотел посмотреть…

Он не закончил, но майор все понял без слов.

– Ты думаешь, он все еще лелеет мечту о том, чтобы занять твое место?

Мысль показалась Карпухину кощунственной, но он просто обязан был ее высказать.

– Похоже на то, – кивнул между тем Андрей. – Вообще непонятно, как он узнал о том, что я здесь!

– Это верно, ведь даже вице-губернатор не в курсе! – согласился майор.

Строго говоря, Кропоткину необходимо было поставить в известность о том, что происходит во вверенной ее руководству организации, но и он, и остальные члены ОМР прекрасно понимали, что это могло поставить под угрозу всю их деятельность: нельзя допустить, чтобы пошли слухи типа: «Акела промахнулся! Акела слаб и больше не может вести стаю!»

– Чем его не устраивает должность председателя Комиссии по этике? – пробормотал майор недоуменно. – Она же вроде бы выше твоей, так? В случае необходимости Толмачев может подвергнуть сомнению квалификацию любого из членов ОМР и вызвать «на ковер»!

– Верно. Я и сам не до конца понимаю его мотивы, но мне кажется, что сама идея занять мое место помогла бы ему удовлетворить свои амбиции и доказать, что первоначальный выбор руководства был неправильным. А может, он считает, что у меня есть какая-то мифическая власть, которая ему и не снилась? Он до невозможности честолюбив, любит руководить и обожает, когда ему подчиняются – беспрекословно, не обсуждая.

– Но в ОМР все не так! – развел руками Карпухин.

– Вероятно, Толмачев считает иначе, – покачал головой Андрей. – Но мне кажется, дело не в том, что он на самом деле хочет сесть на мое место. Думаю, он считает, что теперь имеет достаточное влияние для того, чтобы контролировать процесс назначения на должность главы ОМР, если она вдруг станет вакантной. Толмачеву не может нравиться, что ее занимаю я, не только его идейный противник, но и личный враг.

– Погоди-погоди, ты это серьезно? – перебил Андрея Карпухин. – Насчет вакантной должности? Ты собираешься подать в отставку?

Но еще до того, как майор закончил, он понял, что ошибся в своих предположениях.

– Операция серьезная, да? – тихо сказал он, и это не был вопрос. – Серьезнее, чем все мы думаем?

– Ну, голова, знаешь ли, непростое устройство, – пробормотал в ответ Андрей, отводя взгляд.

Карпухин никогда не думал о такой возможности. Он знал о проблемах Андрея со здоровьем, о его приступах, порой довольно тяжелых. Майор также понимал, что рано или поздно осколки, в свое время оставленные в черепе Лицкявичуса, придется извлекать, но почему-то ему в голову не приходило, что это действительно может оказаться опасным – настолько опасным, что кто-то решит, что место главы ОМР, вероятно, скоро освободится.

– Прости, я тут болтаю… – начал он, но Андрей прервал его взмахом руки.

– Все в порядке, – сказал он. – Я, во всяком случае, умирать не собираюсь, а это, как у нас говорят, пятьдесят процентов успеха. Надеюсь, вторые пятьдесят обеспечит свекор Агнии!

– Когда он приезжает?

– После того как все анализы и результаты исследований перешлют в Кремлевку. Ему потребуется пара недель, но завтра я собираюсь отсюда уйти.

– Может, ты слишком торопишься? – неуверенно заметил Карпухин. – Полежал бы здесь, отдохнул…

– Ненавижу больницы, – покачал головой Андрей. – В смысле, когда сам являюсь пациентом. Кстати, как продвигается твое расследование?

Карпухин и в самом деле собирался поведать главе ОМР о том, что узнал, но теперь сомневался, стоит это делать: у того и своих проблем хватает.

– Так, кое-что… Пока ничего определенного, честно говоря.

– И все же что-то есть? – поднял светлую бровь глава ОМР.

– Ну, так… Я еще раз проверил участников группы «Начни сначала» на предмет возможной причастности к убийствам – во всяком случае, тех, кто был заинтересован в смерти врачей.

– И?

– У всех имеется неопровержимое, просто пуленепробиваемое алиби, представляешь?

– Это плохо?

– Нет, но невероятно удивительно, не находишь? Вот ты, например, можешь вспомнить, что делал три месяца назад в этот же самый день?

Андрей на мгновение задумался.

– Ну, если взгляну в ежедневник…

– Хорошо, допустим. А ты хранишь чеки из магазинов трехмесячной давности? Или билеты на концерты и в театр? Или…

– Ты думаешь, они оказались слишком хорошо готовы к допросу? – перебил Андрей.

– Может, я зря нагнетаю, – пожал плечами майор. – Тем не менее этот факт не может не настораживать! Все, кого так или иначе можно заподозрить в причастности к гибели наших жертв, с готовностью предъявляли мне билеты на поезд, на самолет, на концерт, на то самое время, когда, судя по экспертной оценке, погибли медики. Десятки людей согласны подтвердить, что во время убийства они находились совершенно в других местах! Подозрительно, да?

– Ты прав, – со вздохом кивнул Андрей. – И что же теперь?

Майор исподлобья изучал выражение лица главы ОМР. Лицкявичус выглядел сосредоточенным, и одновременно его мысли явно витали где-то далеко от этой палаты. Стоит ли продолжать?

– В бумагах, которые передала мне Агния, – решился он наконец, – одна фамилия показалась мне знакомой…

– Ты серьезно?

Недоверчивость Андрея можно было понять: мало ли в Питере однофамильцев? Поэтому майор решил не реагировать. Вместо этого он объяснил:

– Гражданина зовут Кот.

– Кот?

– Ну да, такая вот фамилия, понимаешь! Звали бы его Ивановым или Сидоровым, я бы и внимания не обратил. Видишь ли, мне сразу показалось, что я уже сталкивался с этой фамилией: ты же знаешь, что я таких вещей не забываю.

Андрей знал, что Карпухин не забывает ничего, что когда-либо видел или слышал.

– Так вот, мне этот факт никак не давал покоя, и я перерыл все документы, касающиеся расследования дел, связанных с моим. Я и в самом деле натолкнулся на имя некоего Евгения Игнатьевича Кота, когда проверял сводки ГИБДД о происшествиях на время смерти Анны Дуровой в районе, где нашли ее тело.

Судя по зажегшемуся во взгляде собеседника любопытству, Карпухин решил, что ему наконец-то удалось заинтересовать Андрея – что ж, это добрый знак.

– И все же я не понимаю, какое отношение этот Кот имеет к Дуровой?

– Верно, никакого отношения он к ней не имеет, – согласился майор, прежде чем Андрей успел закончить. – Но вот что странно: этот самый Евгений Игнатьевич Кот побывал в аварии в тот самый день, когда, предположительно, убили медсестру, и авария эта имела место не где-нибудь, а в двух-трех километрах от места убийства!

– И насколько серьезная авария? – поинтересовался Лицкявичус.

– Совсем несерьезная, – усмехнулся майор. – Всего лишь превысил скорость и врезался в заградительный столб, был оштрафован и лишен водительских прав на три месяца. И все же он находится в списке группы «Начни сначала»! Врач-педиатр Галина Просвирина приняла на лечение его дочку – пятимесячную девочку с предварительным диагнозом, – он сверился с блокнотом, который постоянно носил с собой, – острая респираторная вирусная инфекция, фарингит средней тяжести, гипертермический синдром, судорожный синдром и… нейротоксикоз.

– Серьезное дело, – заметил Андрей, сдвинув брови.

– Точно. Однако, судя по жалобе, поданной родственниками в Комитет здравоохранения, в нарушение требований должностной инструкции Просвирина не приняла мер по своевременному направлению ребенка в реанимационное отделение больницы. Спустя полтора часа девочка скончалась.

Лицкявичус, хмурясь, потер пальцами правый висок.

– Обвинение выдвигали? – спросил он.

– Нет. Сначала поговаривали о том, что педиатру можно вменить недооценку тяжести состояния пациента, связанную с неумением врача поставить диагноз по выявленным ею клиническим данным, но дело сдулось, как мыльный пузырь.

Они немного помолчали.

– Врач-педиатр, медсестра – какая связь? – недоуменно произнес Андрей, нарушая тишину. – С другой стороны, и этот Кот, и проходивший по делу Дуровой… как там его?

– Рамзан Аяшев, – подсказал Карпухин.

– Да, Аяшев… Они знакомы?

– По этому поводу у меня информации нет, но в списках Агнии фигурирует Роза Аяшева. Как ты понимаешь, это снова не совпадение фамилий: она доводится женой нашему Рамзану.

– А вот это уже что-то! – оживился Андрей. – Но, впрочем, ничего хорошего, – тут же добавил он. – Даже если они знакомы – что из этого?

– То-то и оно, – покачивая головой, вздохнул майор. – То-то и оно, Андрюша… Однако это пока единственная связь, которую мне удалось нащупать, единственная зацепка, можно сказать.

– Ты сказал, что у всех, так или иначе связанных с погибшими, имеется алиби, – медленно проговорил Лицкявичус, бессознательным жестом теребя подбородок. Карпухин заметил, что он снова начал растягивать слова, и в речи появился едва заметный прибалтийский акцент, который в обычное время отсутствовал: такое случалось, когда Андрей глубоко задумывался или же волновался. – Не может ли это означать, что убийца на самом деле не имеет отношения к жертвам лично, но…

– Ты хочешь сказать, что те, кто пострадал в результате действий недобросовестных врачей, могут быть в курсе происходящего? – закончил за него майор. – Мне это тоже приходило в голову, знаешь ли, только… Уж больно это невероятно звучит!

– Согласен с тобой, но другое предположить сложно. Кто-то решил отомстить за всех разом. Он не преминул поставить их в известность о своих планах, и они сделали все для того, чтобы обезопасить себя на случай подозрений со стороны следственных органов.

– И это означает, – продолжал майор, – что все они должны быть знакомы с каким-то одним человеком, который считает себя вправе выносить смертный приговор?

– Знаешь, откуда пошло выражение «круговая порука», Артем Иванович? – вместо ответа спросил Андрей. – Если не ошибаюсь, в Древнем Риме жил один сборщик податей, которого ненавидели все, кто когда-либо с ним сталкивался. Звали его, скажем, Люциус Кратий. Он никогда не давал отсрочек, не входил в положение.

– Ты это к чему? – не понял Карпухин.

– И вот однажды, – продолжал глава ОМР, – тело этого сборщика податей обнаружили в Тибре.

– Это река такая, что ли, в Риме?

Андрей лишь слегка улыбнулся в ответ.

– Когда начали искать убийц, выяснилось, что каждый житель беднейшего квартала, больше всего страдавшего от жестокости Кратия, оказался готов взять вину на себя – от женщин до детишек лет пяти-шести. Каждый из них убежденно говорил любому, кто соглашался слушать: «Я убил Люциуса Кратия!»

– И чем же дело кончилось? – заинтересованно спросил Карпухин.

– А ничем.

– Да ну?

– Вот так, Артем Иванович. Разумеется, все понимали, что это невозможно, но, если каждый признавался в убийстве, это одновременно означало, что никого на самом деле обвинить нельзя! Если я правильно помню, это происходило как раз во времена Цицерона, который, будучи известным политиком и оратором, давал свою оценку происходящему и настаивал на том, что смерть Кратия следует признать несчастным случаем, так как вина не может быть распределена между всеми жителями квартала в равной степени, раз ни один из них не говорит правду. Это, в свою очередь, означает, что, если виновны все, то не виновен никто.

– А кто же все-таки угрохал этого Люциуса?

– История об этом умалчивает, – усмехнулся Андрей. – Но пришедший на смену Кратию сборщик податей вел себя гораздо мягче с населением и, как говорят, дожил до глубокой старости.

* * *

– Итак, – сказал Карпухин, буравя посетителя орлиным взглядом своих небольших, глубоко посаженных глаз, – вы находились на сто девятнадцатом километре Киевского шоссе двадцать второго мая этого года. Все верно?

– Ну, если вы так говорите, – слегка пожав плечами, ответил Кот. Он не выказывал ни малейшего волнения, и именно это казалось майору странным. Обычно в подобных ситуациях люди нервничают, даже невиновные, ведь один бог знает, что может понадобиться от тебя милиции? Но Кот оставался спокоен и невозмутим. Этот человек пятидесяти с небольшим лет, одетый в темно-синий костюм с безупречной стрелкой на брюках и белоснежной рубашке, производил самое что ни на есть благоприятное впечатление. Судя по сведениям, собранным ребятами майора, он работает в банке, занимает должность старшего менеджера по работе с клиентами. Женат, имеет двух детей. Вернее, теперь уже одного ребенка, ведь его пятимесячная малышка умерла. Доходы выше среднего, загородный дом – такой человек просто не мог быть замешан в чем-то противозаконном, не говоря уже об убийстве!

Майор еще до конца не разобрался, идет ли речь о мстителе или о маньяке, и это постоянно путало ему все карты. Начальство давило не на шутку – как же, дело громкое, вот уже и в новостях кричат об «охотнике на врачей», и в городе того и гляди начнется настоящая паника. Врачи «Скорой помощи» и реанимобилей боятся выезжать на вызовы, диспетчеры долго и упорно пытают людей, вызывающих медиков на дом, – в общем, происходит именно то, что каждый следователь видит в своих самых кошмарных снах.

– Вы помните эту аварию? – продолжал Карпухин. – Хотя она произошла довольно давно?

– Я действительно хорошо ее помню, – невозмутимо кивнул Кот. – Потому что это – единственная авария за всю мою жизнь. Я очень осторожный водитель, видите ли, и никогда раньше ничего подобного не случалось. Теперь я вдвойне осторожен, если вам, конечно, интересно.

– А куда это вы так торопились? – поинтересовался майор, присаживаясь на краешек стола. – Вы, такой осторожный водитель?

– В тот день играл «Зенит». Важная игра, а я болельщик, вот и пришлось поднажать. Большая ошибка!

– Это точно!

Надо будет проверить, правда ли это – ну, насчет «Зенита».

– А каким ветром вас занесло в те места, Евгений Игнатьевич? – продолжал допрос Карпухин. – Ведь вы, насколько я понимаю, работаете в черте города?

– Я ездил к матери, – не моргнув глазом, сразу же ответил Кот. – Она живет в нескольких километрах от места, где произошла авария. Я могу дать вам ее телефон и адрес, если хотите, и вы легко сможете это проверить.

Дальнейший допрос Кота ничего не дал: на каждый вопрос у него имелся вполне вразумительный ответ. Перед тем, как подписать ему пропуск, майор внезапно поднял голову от стола и спросил:

– Вам что-нибудь известно о Немезиде?

Кот удивленно посмотрел на него.

– Насколько я знаю, – ответил он, – это древнегреческая богиня возмездия. А в чем, собственно, дело?

– Ни в чем. Вы свободны. Пока.

Последнее слово майор произнес едва слышно, и Кот, скорее всего, его уже не слышал.

* * *

Майору всегда нравилось у Агнии дома. Не то чтобы он частенько к ней захаживал, но когда все же доводилось, он чувствовал покой и умиротворение. Удивительно, как женщина, у которой так мало свободного времени, все же успевает поддерживать относительный порядок и уют в своем жилище. Агнии каким-то образом удалось сделать из типично холостяцкой квартиры Олега Шилова место, куда приятно приходить и оставаться, пока не прогонят. Вот и теперь он с удовольствием переступил порог дома Агнии. Она приняла его, как всегда, радушно, накормив борщом и вегетарианскими пиратами.

– А где Шилов? – поинтересовался майор, утолив первый голод. Конечно, следовало задать этот вопрос раньше, но уж больно аппетитные запахи доносились из кухни.

– На работе, – вздохнула Агния. – Сегодня выходной у нас обоих, мы уже столько планов настроили… Но вы же знаете, Артем Иванович, что с нашим главным ничего планировать наперед невозможно: вот он затеял внеочередное совещание, и Олегу пришлось тащиться туда, представляете? Это часа на три, никак не меньше!

– Сочувствую, – прогундел майор, снова набивая рот пирогом и с наслаждением орудуя челюстями. – Но, с другой стороны, это и к лучшему.

– Почему? – удивилась Агния.

И Карпухин рассказал ей все, что удалось выяснить на данный момент.

– Я нутром чую – ответ где-то очень близко: еще чуть-чуть, и я нащупаю этого подонка!

Они немного помолчали.

– Значит, вы пришли к выводу, что члены «Начни сначала» знают кого-то, кто… Это звучит совершенно невероятно!

– Сам знаю, – буркнул Карпухин. – Но по-другому, понимаете ли, не складывается. Думаю, пора брать за жабры эту тетку, руководительницу всей кодлы!

– Альбину? Но она вовсе не показалась мне опасной, Артем Иванович – просто несчастная женщина, потерявшая ребенка… Нет, не могу поверить, что Альбина в этом замешана!

– А я вот полагаю, – упрямо возразил майор, – что рыба всегда гниет с головы, Агния Кирилловна. Не может эта Альбина не знать, что делается у нее под самым носом!

Агния недоверчиво покачала головой, и от майора этот жест не укрылся.

– Хотите, я скажу, кто убийца? – спросил он.

Женщина насторожилась и выжидательно посмотрела на него.

– Есть один кадр по кличке Немезида, – продолжал он. – Кто бы она или он ни был, это самый агрессивный человек на форуме организации Альбины. Он такое пишет…

– Д-да, – задумчиво кивнула Агния. – Я помню этот ник, Nemesis: похоже, он здорово зол на всю систему. Такой человек вполне способен на убийство, хотя… Вам ли не знать, Артем Иванович, что говорить и делать – отнюдь не одно и то же?

Майор неохотно кивнул головой.

– А разве нельзя отследить компьютер, с которого эта Немезида выходит на форум?

– Думаете, я этого не сделал?

Карпухин выглядел оскорбленным.

– Ну, и каков результат?

– Да «никаков», представьте себе! Выход в Интернет под этим именем производился каждый раз с разных компьютеров, стоящих в различных интернет-клубах. В одном Немезиде не откажешь: она явно не дура! В «Начни сначала», по меньшей мере, девяносто четыре активных члена (это не считая тех, кто пользуется форумом, не регистрируясь и не вступая в клуб). Любой из них может оказаться Немезидой. На самом деле, Агния, я пришел не за тем, чтобы рассказывать вам о своих провалах, – хотел поговорить об Андрее, честно говоря.