Текст книги ""Фантастика 2025-135". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"

Автор книги: Елена Звездная

Соавторы: Петр Танетов,Виктор Ананишнов,Сергей Шиленко,Евгений Нетт,Сергей Ткачёв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 126 (всего у книги 346 страниц)

И жду. А темный на меня смотрит, а я жду!

И тут из угла шепот Ядвиги:

– Левее!

У Херарда бровь, причем левая, начала медленно приподниматься. Я, кажется, покраснела, но ладонь пододвинула.

– Ниже, – добавила моя зловредная книга.

Представила себе со стороны картину Репина «Приплыли». В смысле дожились, темных соблазняем! Но ладонь моя соскользнула по плитам мышц, как и было велено. Теперь у некоторых и вторая бровь приподнялась, и уголки губ дрогнули, видимо, ржет, и едва сдерживается.

– Еще ниже и правее! – скомандовала Ядвига.

– А может, мне его всего облапать?! – психанула я.

– А он не против. – Фолианты магические психовать тоже умеют.

Темный же мелко затрясся, причем точно от смеха, и уже собирался мне что-то сказать, но я стремительно сдвинула ладонь соответственно указаниям Ядвиги, и вот тогда-то ураг Херард вздрогнул всем телом уже не от смеха. И так как моя рука все еще его касалась, я ощутила, как мгновенно похолодела смуглая кожа, как стремительно забилось не ощутимое до того момента сердце…

– Мне жаль, – тихо сказала я, убирая ладонь и отступая, – но вам действительно немного совести совсем не помешает.

Сказала, а на урага взглянуть было страшно. Впрочем, можно же было и не смотреть.

– Печенька, – позвала я, – перемести-ка его к границе темных, будь добра.

В следующую секунду передо мной было пусто.

И тишина. И только огонь в печи потрескивает.

– Ритусь, – позвала вдруг книга, – Рит, а давай мы вот про это все Сашеньке ну вот совсем ничего не скажем, а?

– Шредер штука страшная, – догадалась я.

– Да тут дело в чем, – протянула Ядвига, – я от огня заговорена, от воды заговорена, от зверя лихого, от вандала криворукого, а от шредера нету мне спасения, и уж как про то Сашенька прознал-то, и не ведаю. Чай магия?

– Взятка, – буркнула я.

И шагнула, подумав про избушку – вмиг там и очутилась. Стою посреди, о жизни думаю, а тут Серый Волк мне шепотом:

– Хозяйка, а с награбленным чего делать-то будем?

– С каким? – уточнила я и покосилась на люк в кладовую, что забита была под завязку всем нами у няшек уволоченным.

Волк молча развязал давешний втащенный в избу мешок.

– Ох ты ж копи царя Соломона! – выдохнула я.

Мешок вновь был торопливо завязан, и на меня посмотрели с надеждой и жаждой укромного местечка. А места не было. Нигде не было, кроме…

– Печка-печенька! – взмолилась я.

Моя волшебная русская система отопления, она же способ пищи приготовления тяжело вздохнула, и Волка засосало. Потом вернуло к нам назад, и вид у моего Серого очень довольный был. Я не врубилась с чего бы, да и все остальные тоже, и Кот спросил:

– Чего там?

– Ух, – Волк радостно ощерился, – там еще столько места!

Клептомания заразна.

– Так, – я выглянула в окошко. – Скатерть-самобранку достать нужно, у нас вон сколько гостей набралось.

– Обойдутся! – Колобок запрыгнул на стол. – Чай не трактир!

– И то дело говоришь, – добавил Кот Ученый. – Всякого Горыныча да богатыря кормить, так и кормов не напасешься!

– Так, доставайте скатерть-самобранку, а лучше – две, от вас не убудет! – прикрикнула я.

Курочка с Лисичкой к кладовой-то и метнулись, а Волк вдруг спросил:

– Хозяйка, а с Миславой что?

И Кот смотрит внимательно, и даже Мышка с передничком выглянула, и Колобок, тоже, и…

– Совестью Мислава стала, теперь воспитывать урага Херарда будет, – честно созналась я.

Зверье сказочное переглянулось, Волк хмыкнул:

– Это она может, – и успокоился как-то разом.

Распахнулась дверь!

На пороге стоял высокий статный мужчина, которому, чтобы заглянуть к нам, ссутулиться пришлось. Было это чудо в броне, глаза змеиные, волосы зеленые по плечи, обруч тоже зеленый их в узде держит, нос длинный, но странный. Голос низкий, глубокий, содрогательный.

– Уж не откажи, войти дозволь, хозяюшка, – произнес мужик.

Я дернулась, да Волку тихонечко:

– Кочергу подай.

– Окстись, Риточка, это ж сам Змей Горыныч сватом к тебе явился, – воскликнула Ядвига.

– Угу. – Страх испарился, и теперь вредность проснулась. – Тогда топорок!

Змей Горыныч улыбнулся, а оскал там – ух!

– Не гневись, не гони, дева красная, дозволь слово молвить, – произнес он и в избушку, главное, вошел сразу.

Ну я подумала, подумала да на скамью у стола указала. Горыныч прошел, сел… то ли землетрясение, то ли у избы моей от такой тяжести перенапряжение, что ноги задрожали.

– Садись, хозяюшка, разговор у нас будет, – продолжил Змей.

– Это какой?

И вот на это мне сказочный герой как выдаст:

– Я к вам с купцом, удалым молодцом, есть ли у вас живой товар, продайте?!

Я в окошко выглянула, там Стужев с богатырями стоит, у Саши улыбка довольная, Илюра грустный. В общем, кажется, мне сейчас мужа родного сватать будут.

– А хорош ли товар? – спрашиваю подозрительно.

– Хорош-то хорош, – Горыныч подбородок поскреб, – да характер поганый.

Так я и знала!

– Сильно поганый? – просто так уточняю, из любопытства.

– Поганей некуда, – развел руками Змей Горыныч. – Зато богатство имеется, собой пригож, целого царства наследник.

– Та-а-ак, – протянула я, присаживаясь за стол, и спросила прямо: – Это вы мне сейчас Кощея-младшего в женихи навязывать будете, да?

Улыбка у Горыныча все же брррр! Но мужик оказался мировой, кивнул мне согласно, да только ломать комедию далее мне не хотелось. Глянула еще раз в окно, потом на Змея, потом снова в окно на довольного Стужева, подскочила, выбежала на порог и вот прямо с порога во весь голос:

– Илюрочка, богатырь мой распрекрасный, соколик ты мой бородатый… в смысле ясный, уж не засылай сватов, и так согласная я!

И стало очень тихо. Совсем тихо. Оторопели богатыри, остолбенел Гад Змеевич и два брата его, побелел «соколик бородатый», зато некоторые улыбаться сразу перестали! И теперь стоят и смотрят, синими глазами сверкая – точно лед на морозе!

И тут из кустов тихое беличье:

– То-то же, будут знать, как над нашей ведьмой шутки шутить.

– За ведьму Мля! – поддержали ежики.

И над всем болотом пронеслось раскатистое и многоголосое «Мля-а-а-а!».

Стужев глаза сузил, взгляд такой нехороший стал, и выдал перекрытое ревом моей армии:

– Маргош, это от меня сват был!

– Ой, правда?! – Я руки на груди сложила и тоже злым голосом: – А я в курсе, что от тебя.

– Да неужели? – взбешенно-издевательски поинтересовались некоторые.

– А вот представь себе! – орем же друг на друга на глазах всей честной публики.

– Тогда какого черта, Маргош?! – вопросил Кощей-младший.

– Саш-ш-шенька, – прошипела злая я, – ты уж извини, но у меня после первой свадьбы осталась травма психологическая, так что избави боже от второй!

Стужев руки на груди сложил, прям как я, и тоже прошипел:

– Ритуссссь, не хотелось бы тебя расстраивать, но, видишь ли, на Терре наш брак фактически недействителен.

Моя великая армия выдала печальное:

– Мля-а-а…

Я была не так пессимистично настроена и, мило улыбаясь мужу, радостно воскликнула:

– Да здравствует свобода!

Некоторые нахмурились и добавили:

– Малыш, поверь – от второй свадьбы тебя ни Бог, ни бес, ни ангел не избавят.

Стало тихо. Очень. Как-то даже холодом повеяло.

Мне тоже нехорошо сделалось, стою смотрю на него испуганно. А Стужев, гад, убедившись, что смысл слов достиг адресата, мило улыбнулся и ласково так:

– Ритусь, поздно уже, разбирайся со своим зверьем фольклорным, я урага до утра вырублю, и мы спать.

– Хорошо, дорогой, – сказала я, развернулась и вошла в избушку.

Едва дверь закрыла, послышалось:

– Кочергу?

– Топорок?

– Скалку?

– Мечец-кладенец?

– Какие вы у меня добрые, – растрогалась я, – все в меня.

Ядвига хихикнула, но тут же снова книгой прикинулась, а все оттого, что дверь открылась и Саша вошел. Встал на пороге, оглядел нас, присутствующих, нахмурился и понеслось:

– Волк, остаешься за хозяина, кстати, коняку попастись проводи.

Я посмотрела на своего любимого и подумала: «Какой он у меня заботливый». Но тут Кощей-младший добавил:

– А то он на болотной траве траванется еще, потом копай ему яму подходящих размеров, копать, кстати, тебе, если что, придется. – Волк как-то весь напрягся, а Саша продолжил: – Буренку захватите. Впрочем, сам понимаешь, для этой тоже яма нехилая понадобится, гуся можешь не брать, я его с удовольствием сам закопаю.

Гусь, собственно, под столом сидевший, гулко сглотнул. Но едва я попыталась вмешаться, Кощей вновь начал распоряжаться:

– Кот, – Саша к нашему Ученому повернулся, – бери свою клептоманскую шайку, сгоняйте на восток, там земли боярина Севостьяна, у него сорт пшеницы особый, волшебный, «Золотой рой» называется. Захватите мешков шесть, волкодавов можешь взять.

– Так пшеница-то та заговорена, – дрожащим голосом вставил мой Котик.

– Саррэн ашас, – произнес Стужев. – Заклинание подчинения «Золотого роя». Собственно, после произнесения пшеница сама в мешки наберется, главное, тару с собой взять не забудьте. И да, как вернешься, Колобку, морде жмотинской, отдашь два мешка, остальное зверью травоядному. Учтите, без подпитки ваша курица общипанная скопытится раньше времени.

Курочка Ряба кудахнула, оскорбленная, видимо, до глубины курячьей души, но испугавшись угрозы преждевременной гибели, умолкла.

– Волчара, – не хотели некоторые быть повежливее, – я волкодавов на охоту отправил, вернутся с добычей – с тобой, Лисой и Котом поделятся. Коняке не давай, вредно ему это. Книженция, ты наказана, остаешься здесь, – а после мне ласково так: – Все, Ритусик, идем домой.

Откровенно говоря, после всего сказанного я на него была очень зла.

– Сашшшенька, – стараюсь не сорваться на ругань, – а можно вышесказанное повторить, но теперь более вежливо и не пытаясь оскорбить всех и вся, а?!

Кощей-младший, с чуть растрепанными волосами, злющими синими глазами и заметно помятый, подошел ко мне, склонился и выдохнул:

– Ритусь, не могу я. Не могу, ясно? Меня бесит необходимость проявлять заботу о ком-либо помимо тебя. И я бы забрал тебя и умотал до утра, но вот этот перьевой комок, – мне указали на Рябу, – на грани подыхания, у коровы – морда печальная, лебединая стая – унылая, книга – наглая, гусь достал, коняка твоя планирует либо сожрать кого, либо копыта отбросить. А я…

– Сволочь, но заботливая, – вставила книга. – Ритусь, забирай уже своего сказочного злодея, он уставший, голодный, вымотанный и невыспавшийся. Это ты у вампиров прикорнула, а Сашенька, он так и не прилег, вот и злой уже.

И Стужев, который явно хотел еще много чего сказать, весь как-то набрал воздуха, потом выдохнул и честно сказал:

– Очень устал, правда.

Ругаться я в тот же миг передумала, обняла его и сказала:

– Давай я нас перенесу.

– Не сможешь, – наклонился и нежно в кончик носа поцеловал. – Тебе Яга Руслана перекрыла любые перемещения вне Терры. Не переживай, справлюсь. Сейчас только урага…

– А заперт он, – торопливо вставила книга, – из печи-то никак не выбраться.

– Точно? – хмуро спросил Саша.

– Точно-точно, – беззастенчиво соврала Ядвига. – Доброй ноченьки вам, снов сладких, грез яр…

Расслышать, чего она там еще сказала, не удалось – яркий зеленый свет, рука Стужева, крепко обхватившая мою талию, и нас унесло. Домой.

* * *

– Я с Илюрой-воеводой переговорил, он поддержит. В принципе, они завтра до столицы дойдут, а мы сразу туда перенесемся.

Саша говорил быстро, отрывисто, так же быстро ел. В нашем доме было на редкость много… привидений. Они чинили ворота, поливали траву и сеяли новую, ремонтировали двери, вставляли выбитые окна. Генри и Иван сновали с кухни, в которой на скорую руку приготовили ужин, в спальню, где порядок наводили. А Саша ел, и глядя на то, как сидит, чуть ссутулившись, я сразу поняла, насколько он устал.

– Рит, – остановился, на меня внимательно посмотрел, – тебя сильно вся эта ситуация напрягает, да?

– Какая? – не поняла я.

– То что ты… в водовороте всех этих событий оказалась, что темные напали, а меня не было. – Он глаза отвел. – Ответственность эта с избушкой…

Сжал зубы, так, что желваки ходуном заходили.

– Саш, – я протянула руку, коснулась его напряженной ладони, – честно и откровенно, в данный момент я переживаю только из-за того, что ты уставший и, кажется, на пределе. А когда темные напали, я за тебя очень испугалась.

Недоверчивый взгляд, внимательный такой, напряженный, я спокойно посмотрела в ответ.

– И ругаться не будешь? – осторожно спросил он.

– Буду! – выдохнула я и затем тихо добавила: – Но завтра, а сейчас давай доедай – и спать.

Странное дело, стоило мне сказать последнее слово, как на лице Стужева заиграла такая предвкушающая улыбка. Очень предвкушающая и выразительная.

– Саш, ты устал, – напомнила некоторым.

– Ритусь, не настолько, – сообщила няшка озабоченная и добавила: – К тому же супружеский долг обязывает, опять же ты мне по всем кредитам должна, так что…

И мне улыбнулись. Провокационно очень.

Положив вилку на стол, рядом с ней уместила и нож, все равно я уже наелась, к тому же стейк быстрого приготовления – не та еда, которую хочется на ночь, точнее даже, на ее окончание, а у нас, как выяснилось, по местному времени уже пять утра. И, решительно поднявшись, решительно сказала:

– Я – спать. Выплаты по кредитам приостанавливаются вследствие форс-мажорных обстоятельств.

Глянув в мою тарелку, Саша встревоженно произнес:

– Ты почти ничего не съела.

– Я ела пирожки с молоком, меня печка кормила, – честно призналась. – И да, я в душ первая.

Просто мы с братом раньше постоянно за душ ссорились. Так что я решила сразу приоритеты расставить. А поднимаясь по лестнице, с трудом поборола желание позвонить маме. Позвонила бы, но пять утра – не то время, в которое ждут звонка.

– Леди Маргарита, вам помочь? – участливо спросил Генри.

– Нет, сама дойду, спасибо, – пробормотала я.

Дошла. В спальне уже было чисто, на окнах, правда, цветов не осталось, но это неудивительно, учитывая имевшую место оборону Кощеевого дома.

Скинув сарафан и рубашку, завернулась в полотенце, вошла в ванную и обнаружила засаду – душа не было. То есть вот огромное с мини-бассейн джакузи было, а душа не было! Это вообще как называется?!

– Ритусь, – снимающий майку Стужев обнаружился торопливо входящим в спальню, – я тут подумал, ты же у меня без зубной щетки даже.

Молча и выразительно смотрю на полочку, где сияет розовенькая щетка, на батарейках даже.

– И без шампуня и всякой мелочи, – продолжает муж, расстегивая брюки.

Так же молча изучаю взглядом три набора от разных разрекламированных фирм, причем новые и запакованные в подарочную упаковку. Саша вошел, без одежды весь, проследил за моим взглядом:

– А, Генри. Интересно, когда успел?

Из коридора донеслось:

– Хозяин, так пока вы жениться изволили, время было. Там есть все, что требуется леди Маргарите. Включая с крылышками, без крылышек… В общем, все. Но если что-то потребуется, я сохранил адреса всех круглосуточных…

Медленно, но основательно краснею.

– Спасибо, Генри, не требуется, – правильно понял мой пунцовый окрас Саша.

Послышался звук закрываемой двери.

Осторожно обняв за плечи. Князь тихо спросил:

– Что-то не так?

– Душа нет, – простонала я, не желая говорить об остальном.

С меня молча сняли полотенце, взяли на руки и утащили в джакузи. Там, отодвинув незаметную панель, Саша извлек ручную душевую лейку, включил воду и сделал мне предложение:

– Расслабься.

– Сашенька, давай я просто быстро помо…

– Расслабься, я сказал, – в голосе отчетливо прозвучал металл.

И не дожидаясь моего ответа, резко развернул спиной к себе и подтолкнул к стене, вынуждая упереться руками о кафель. В следующее мгновение на спину мне полилась теплая вода, но если бы моей кожи касалась только она – рука Стужева властно заскользила от плеча к плечу, затем вниз по спине… ниже.

– Сашенька, ты же на ногах едва стоишь, – заметила я.

– Ритусь, помнишь, когда ты оказалась здесь впервые, я признался, что ты меня безумно заводишь? Не солгал.

– В каком смысле «не солгал»? – переспросила я.

Он выключил воду, и я ощутила, как гель растекается по моей спине, а затем обе ладони Стужева начали массирующими движениями намыливать меня, совершенно бессовестным образом скользя по всей территории, включая укромные и выдающиеся места. И вдруг Саша прижался ко мне всем телом, сильно и властно, обнял и, касаясь губами виска, прошептал:

– Ты меня с ума сводишь, малыш. Я хочу тебя постоянно, безумно и в любом состоянии.

Его губы нежно коснулись уха, скользнули вниз, руки сжали сильнее, и Князь хрипло продолжил:

– Помнишь, – пальцы медленно от груди по животу, собирая пену, – я сказал, что ты влипла? Солгал, – усмешка, – тогда окончательно влип я. Ты была обнаженная, – его руки обрисовывают бедра по контуру, – в моей ванной, с перспективой провести ночь в моей постели, и от одной этой мысли в голове темнело.

– Да? – язвительно переспросила я. – Должна признать, держался ты вполне уверенно и падать в обморок не собирался.

– Маргош, – он рассмеялся, – я же после этого спать не мог.

И прижался, выразительно давая понять, в чем заключалась причина бессонницы.

– Почему не разбудил? – поинтересовалась я.

Улыбнулся. Я его улыбку кожей почувствовала и прошептал:

– Не хотел тревожить твой сладкий сон. – Губы соскользнули с шеи на плечо. – Был уверен, что ты меня ненавидишь. Я был абсолютно в этом уверен… до того момента, как ты ответила на мой поцелуй.

Его ладонь медленно спускалась ниже, позволяя забыть обо всем, отбросить тревоги прошедшего дня, расслабиться, раствориться, наслаждаться каждым мгновением рядом с Александром Стужевым.

* * *

Звонил телефон.

Настойчиво, резко, зло. А просыпаться не хотелось совсем, мне было так хорошо и уютно, и чье-то сердце билось рядом. И чья-то рука обнимала.

– С добрым утром, Маргошик, – прошептал Стужев, нежно целуя обнаженное плечо.

Потом потянулся, взял телефон с тумбочки, снова лег и сонно ответил:

– Слушаю.

Он лег на спину, подгреб меня к себе, и едва я уместила голову на его груди, начал осторожно гладить по волосам, а я поняла, что хочу еще спать. И меня даже поза устраивала, и вообще некоторые злодеи, оказывается, очень удобные в буквальном смысле.

– Вся группа исчезла и следов нет? – переспросил Князь, а его рука прошлась по моей спине. – Каким образом? Нет, мы ушли по приказу Руслана. Да, был четкий приказ. Мм-м… пересылайте факсом. Водяным займусь, по остальным пунктам нет. Да. До встречи.

И он прервал разговор.

Сонная я потянулась, отобрала у него телефон, села и, отчаянно зевая, позвонила маме. Уже окончательно проснувшийся Стужев поднял, перевернул и усадил на себя. А я без ничего вообще. Молча потянулась за одеялом, чтобы прикрыться. Так же молча одеяло у меня отняли, и теперь кое-кто просто лежал улыбался и нагло рассматривал.

– Але? – прозвучал встревоженный голос в трубке.

Запоздало вспомнила, что звоню с Сашиного телефона, и у мамы номер отображается как незнакомый.

– Мамочка, привет, – торопливо сказала, чтобы она не отключилась.

– Рита! – почти крик.

Чувствую себя последней сволочью. Нет, я еще не забыла мамины приливы депрессии, когда она приходила с работы и закрывалась в комнате, даже не здороваясь со мной, и все же.

– У меня все хорошо, – поспешила успокоить. – Жива, здорова и даже счастлива.

В трубке тишина.

– Мам, а как у вас дела?

– Все хорошо. – Голос стал злой. – Пытаемся с отцом понять, где были не правы. Ты мужа семье представишь?

Наверное, на моем лице отразились все эмоции, потому что Стужев протянул руку, забрал у меня телефон и с самым обаятельно-гадским видом промурлыкал:

– Доброе утро, Ольга Владимировна. Да, это я, ваш драгоценный и единственный зять. Докладываю новости с фронта – вы еще не бабушка, у нас все замечательно, а медовый месяц является существенным оправданием некоторой забывчивости, согласитесь? – Не знаю, что ответила ему мама, но улыбка у Саши стала какая-то ехидная, после чего он продолжил: – Нет, разводиться мы не собираемся. Нет, я не гей. Слишком стильно одеваюсь? Согласен, но все равно не гей. Мы обязательно еще пообщаемся с вами на эту тему. Всего доброго.

Нажав отбой, Князь зашвырнул трубку на тумбочку, попал даже, после чего весело подмигнул мне и поинтересовался:

– Сложные отношения с матерью?

Молча кивнула. Саша улыбнулся шире и признался:

– У меня тоже.

– У тебя же мама – Снегурочка! – выдохнула потрясенная я.

Сине-серые глаза сверкнули, на губах промелькнуло что-то горькое, и он тихо пояснил:

– Рита, я злодей, а мама у меня кто?

До меня начало медленно доходить.

– Знаешь, – он потянул, укладывая на себя фактически, и, гладя по спине, задумчиво произнес: – я думаю, правильные родители обязаны сделать две вещи – быть счастливыми и принимать своих детей такими, какие они есть. Видишь, твои несчастливы, и это отравляет жизнь не только им, но и тебе с братом, а мои… с самого детства дед требовал одного, отец другого, а мама… Мама хотела, чтобы я был добрым, увлекался поэзией и раздавал милостыню бедным.

Я вспомнила первую встречу со Снегурочкой, то, как Стужев не пожелал обнять маму и вообще мимо прошел. А еще мне вспомнилось ее: «Девочка, я мама скромная и тихая, но будешь обижать моего сына…».

– Саш, – приподнялась на нем осторожно, – а почему твоя мама решила, что я могу тебя обидеть, когда мы у тебя оказались, в смысле в доме твоего деда?

– Мм-м… – Взгляд у некоторых уже был плотоядно-мечтательный. – Понимаешь, Ритусь, до тебя единственной девушкой, которую я привел, была Яга Всеслава, вот. – Его ладони плавно переместились со спины на территорию пониже. – И вот она явилась с коварными планами на лишение некоторых и бессмертия, и посмертия заодно.

В шоке смотрю на Стужева, тот мило улыбается мне.

– Ты знал? – спросила недоверчиво.

– Естественно.

– А домой тогда зачем привел?!

– Старость нужно уважать, – весело ответил он. – Дед же тоже поразвлечься любит.

Ну и семейка.

– И? – потребовала я продолжения.

– И нам было весело, а Ёжки поняли, что открытые выступления против рода Кощеева не способствуют самосохранению и крепким нервам, на том и порешили – мы к ним не лезем, они к нам.

– А Снегурочка?

– Ну, мама, – Саша улыбнулся, – ее просто немного шокировал вид моей крови.

– А… – начала было я, но вдруг мир перевернулся, и я оказалась лежащей на кровати, а Стужев устраивающимся на мне.

– И вот знаешь, что реально досадно? – поинтересовался он, вторгаясь в мое личное пространство самым распространенным способом.

– Сашенька, а может…

– Так вот, самое обидное, – он мягко сделал первое движение, – что в итоге они победили.

И он поправил подушку, чтобы мне удобнее лежать было… в процессе.

– В смысле? – переспросила я, из-за любопытства раздумавшая возмущаться.

– В смысле… – Князь наклонился, властно поцеловал, затем нежнее и мягче, и добавил шепотом: – Теперь я целиком и полностью на их стороне. И было бы обидно, не окажись цена моего поражения столь, – он выразительно посмотрел на мои губы, – сладкой.

Это действительно было сладко – его прикосновения, полные нежности, его поцелуи, от которых мир становился туманным и розовым, а главное, на душе хорошо так, и его движения, от которых было сладко, жарко, волшебно. И звонок телефона сквозь сказочное ощущение уединенности в собственном мирке шелковых простыней и страстных объятий… Телефон умер. Рассыпался на осколки, встретившись со стеной, куда был запущен не пожелавшим отвлекаться Стужевым. Я тоже умерла. Рассыпалась на звенящие осколки удовольствия, вслушиваясь сквозь грохот собственного сердца в нежное хриплое «Рита», последовавшего за мной по реке удовольствия Князя.

Спустя несколько минут, перевернувшись и утянув меня за собой так, что теперь я на нем лежала, Стужев задумчиво спросил:

– А что там с Херардом?

– Мм-м? – Я устроилась поудобнее.

– Не «м», а к чему были вялые попытки твоей книги солгать на счет урага? – уточнил вопрос Кощей-младший, нежно обнимая мое тело, лишенное последних мозгов, сил на сопротивление и вообще морально не готовую к допросу меня.

– А обязательно сейчас об этом говорить? – недовольно поинтересовалась.

– Конечно, – невозмутимо ответил Саша. – Ритусь, к твоему сведению, все наиболее успешные и информативные допросы проводятся в постели после… хм… интима.

Устало приподняла голову, глянула в его синие наглые смеющиеся глаза, вновь улеглась и лениво ответила:

– Я попросила урага раздеться, а затем обратно на территории темных отправила.

Тишина.

И несколько потрясенное:

– Мда, как-то даже слишком информативно.

– Не задавай вопрос, коли не ведаешь, что делать с ответом, – выдала я народную мудрость, уткнувшись в плечо Стужева.

– Мда… – кто-то был заметно потрясен, – Рит, а ты ему это «попросила раздеться» вслух озвучила?

– Извини, дорогой, языком жестов не владею, – буркнула я.

– То есть вслух, – правильно понял Князь.

Молча кивнула.

– Вопрос, – кто-то подо мной ощутимо напрягся весь, – он разделся?

– Мм-м, знаешь, я как-то не сторонник допросов в семейной жизни, – осторожно заметила я и попыталась встать, добавив: – И мне бы в ванную…

Меня властно прижали, пресекая попытку бегства, и Стужев задал проникновенный вопрос:

– Идея была книжкина? – Я уже было рот открыла, но Князь мрачно добавил: – Хотя какой смысл в вопросе, и так ясно, что ты бы до этого не додумалась. Впрочем, – он сжал место пониже спины, – сомневаюсь, что ты согласилась бы, зайди речь о полной обнаженке. Значит, раздевание до груди… хм. Интересная область… – теперь напряглась я, а Саша невозмутимо поинтересовался: – И кого вы в него вселили?

Невероятно! Стужев вот так вот сходу и догадался, а темный так до конца и не понял!

– Совесть, – честно ответила я.

– Совесть – понятие призрачное и несуществующее. – Саша приподнял мою голову, придерживая подбородок, заглянул в глаза, улыбнулся и прямо спросил: – Миславу?

– Балдею от тебя, – выдохнула совершенно искренне.

– О, какое признание! – Он потянулся, нежно поцеловал. – Хорошее решение, опять же я так и знал, что на убийство ваша огненно-ведьминская порода не способна.

Теперь потянулась я, осторожно поцеловала и прошептала:

– Я думала, ты будешь злиться.

– Злиться? – переспросил Стужев. Усмехнулся и тоже вполне откровенно признался: – Я в ярости, Маргош.

Испуганно смотрю на него – расслабленный, чуть насмешливый и немного да, злой, Князь казался тигром на полянке перед водопоем. То есть точно знал, что звери сюда все равно придут и никуда от него не денутся.

– И-и? – поинтересовалась я.

– Что «и»? – улыбнулся, с каким-то восторженно-нежным чувством глядя на меня.

– И ты в ярости, и что дальше? – не могла не спросить.

– Ничего особенного. – И улыбается, гад, все шире. – Есть потрясающая китайская пословица: сядь на берегу ручья, и труп твоего врага вскоре проплывет мимо.

Я нахмурилась, недоуменно глядя на него. Князь поправил мои волосы, заправив пряди за ухо, и прошептал:

– Ты очень красивая.

Пропустив комплимент мимо ушей, я прямо спросила:

– Ты ведь не собираешься сидеть на берегу ручья?

– Естественно, нет, дел по горло, не до рыбалки, – загадочно улыбаясь, ответил Стужев.

– Это было образное выражение, – прошипела я.

– Маргош, не выражайся, – начал подтрунивать он.

Молча смотрю на него, он так же молча улыбается. А я смотрю. А он улыбается. А я смотрю и:

– Не надо засовывать Ядвигу в шредер!

Стужев улыбаться перестал.

– Ну, пожалуйста! – Я поднялась и села все так же на нем, потом взяла подушку и прикрылась. – Между прочим, она очень важный фолиант! Бесценный артефакт ягушенский и тебя любит!

– Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста, – попросил Князь и улыбнулся издевательски-коварно.

Задохнувшись от возмущения, я не выдержала:

– Вот гад же ты, а!

– Ритусь, – он плавно поднялся и обнял, прижимая к себе, – про книгу – подумаю. Два предупреждения у нее есть, жить захочет – учтет обстоятельства. Про урага – пока его терзает дух неупокоенной Миславы, наблюдать его мучения гораздо приятнее, чем, собственно, убивать из милосердия. Так что пусть живет… пока.

– Злодеюга ты кощеистая! – не сдержалась я.

– Да-а-а, – самодовольно протянул Стужев, – я такой, за что себя и люблю. И тебя тоже люблю. Что касается остальных, то они делятся по группам – «терплю» и «не терплю».

Обвив руками его шею, я некоторое время задумчиво смотрела в смеющиеся сине-серые глаза, потом прикоснулась к его губам и прошептала, целуя:

– А я тебя люблю, и семью люблю, и весь мир тоже люблю.

– Мм-м… – Саша нежно на поцелуй ответил, затем его губы скользнули по моей щеке, и он прошептал, касаясь уха: – Мне только очень грустно, что ты совсем не любишь себя, малыш. Слышала вашу религиозную мудрость: «Люби ближнего своего, как самого себя»? Так вот, Ритусь, начинать нужно с себя.

Князь поднялся, удерживая меня в положении «мартышка на дереве», и, направившись в ванную, весело поинтересовался:

– Грейпфрут, апельсин, зеленое яблоко, пачули с какой-то хренью?

– Это ты сейчас о чем? – спросила, чувствуя, как медленно краснею от смущения, и особенно оттого, что в нашем интимном междусобойчике все еще присутствует подушка.

– О геле для душа, – невозмутимо ответил Стужев. – Но ты сейчас так мило краснеешь, что кажется, мы купанием займемся несколько позже очень приятных вещей. Как думаешь, подушка переживет общение с ванной?

– Что?!

– Должок, Ритусь. – Он поставил одну ногу на край бортика джакузи, и теперь я фактически сидела на ней, пока кое-кто озабоченный включал воду. А включив, посмотрел на меня и весело добавил: – Я не настолько великодушен, чтобы прощать тебе выплаты по эротическим кредитам.

– А… а вот это утром, это что такое было?! – возмутилась я.

– Мм-м, я потом придумаю достойную формулировку. – У меня отобрали подушку и швырнули ее прямо в наполняющуюся водой ванну. – Извини, Маргош, в данный момент мозг отказывается работать, уступая общеизвестным инстинктам.

* * *

– Я знаю точно, невозможное возможно, ведь отравиться можно вдруг неосторожно, – напевал Стужев, помешивая что-то белое в турке для приготовления кофе.

Генри едва не грыз пальцы, в смысле кости, глядя на подобное надругательство над его столовым инвентарем.

– Но я слежу за общепитом днем и ночью, что разрешить, что запретить, я знаю точно, – продолжал издеваться над эстрадой и собственным скелетоном Кощей-младший.

Молча оглядела кухню – на столе имелся изрядно покоцанный кекс. Чуть в отдалении небрежно лежала открытая упаковка с такими же, но целыми, из которых никто пока не повыковыривал малиновый джем. А этот, покоцанный, несчастно возвышался в одиноком блюдце посреди стола. На краю того же стола имелась банка сыра «Маскарпоне», упаковка с сахарной пудрой, желтки яичные, перемешанные со скорлупой прямо в упаковке, ваниль в стручках и порошке, плитка черного шоколада.

– Я знаю, как ничем не отравиться, три раза воду вскипятить, чтоб раз… О, закипает!