Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"

Автор книги: Стив Берри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 90 (всего у книги 307 страниц)

– В этом аргументе сильно нарушена логика.

– Вы всегда так скептически настроены?

– Я понял, что это сохраняет мне здоровье, когда я в любой момент могу лишиться головы.

– В одной из своих кандидатских диссертаций я изучала средневековые карты и узнала об одной интересной дихотомии. Карты того времени, изображавшие земную поверхность, были грубыми и неточными: Италия соединялась с Испанией, Англия вообще была непонятной формы, горы изображались не там, где они были, про реки вообще говорить не стоит. А вот с морскими картами была совсем другая история. Их называли портоланами, что значит «от порта к порту». И они были невероятно точны.

– И вы думаете, что здесь приложили руку те самые картографы?

– Я изучила много портоланов. На карте «Дульсет Голуэй» 1339 года с высокой точностью изображена Россия. Другая турецкая карта, 1559 года, изображает мир с северной проекции, как если бы картограф парил над Северным полюсом. Как такое было возможно? Карта Антарктиды, изданная в 1737 году, показывает, что континент разделен на два острова, что, как мы сейчас знаем, является правдой. Карта 1531 года, именно ее я тщательно проверяла, показывала Антарктиду безо льда, на ней были изображены реки и даже горы, все сейчас похоронено подо льдом. По нашему мнению, эта информация была полностью недоступна тем, кто создавал эти карты. Но они замечательно точны, их погрешность составляет всего полградуса долготы. Это просто невероятно, особенно учитывая тот факт, что составители карт предположительно даже не имели общего представления об окружающем мире.

– Но Святые знали, что такое долгота?

– Они должны были изучить навигацию по звездам или ориентироваться по широте и долготе, чтобы плавать по Мировому океану. В своем исследовании я заметила сходство между портоланами. Все это никак нельзя объяснить простым совпадением. Итак, если много лет назад существовало общество мореплавателей, составивших карты всего мира за столетия до того, как случилась великая геологическая и метеорологическая катастрофа, произошедшая примерно за десять тысяч лет до нашей эры, логично предположить, что эта информация сохранилась и преобразилась в географические карты.

Малоун был все еще скептически настроен, но после экскурсии по капелле и ознакомления с завещанием Эйнхарда он все же начал сомневаться в своих выводах.

Коттон подошел к двери и прислушался. Все было тихо. Он прислонился к двери и вопросительно взглянул на Кристл.

– Есть еще кое-что, – сказала она.

Он внимательно ее слушал.

– Нулевой меридиан. Фактически он определялся самостоятельно каждой страной, чьи корабли выходили в море. Должна была существовать точка, от которой считали долготу. Наконец, в 1884 году представители основных мировых государств встретились в Вашингтоне и определили меридиан, проходящий через Гринвич, как долготу нулевого градуса. С тех самых пор мы ею и пользуемся. Но портоланы рассказывают совсем другую историю. Удивительно, но кажется, что все они в качестве нулевого меридиана используют точку с координатами 31 градус 8 минут западной долготы.

Малоун не понял значения этих координат. Он знал только, что это восточнее Гринвича, где-то за Грецией.

– Этот меридиан проходит точно через великие пирамиды в Гизе, – объяснила она. – На той самой конференции в 1884 году в Вашингтоне было предложено определять нулевой меридиан по данной точке. Но от этого предложения отказались.

Малоун не понимал, в чем смысл.

– Все портоланы, обнаруженные мной, использовали понятие долготы. Не поймите меня неправильно, на этих древних картах не было линий широты и долготы, какими мы их знаем сейчас. В них использовался более простой метод: выбиралась центральная точка, затем вокруг нее рисовался круг, который затем разделялся. Они продолжали рисовать его и вне карты, пытаясь создать измерительный прибор. На каждом из портоланов был такой центр. Эта точка располагалась в Египте, рядом с современным Каиром, там, где находятся пирамиды Гизы.

Малоун должен был признать, что это совпадение заслуживает внимания.

– Этот меридиан, проходящий через Гизу, уходит на юг в Антарктиду, ровно туда, где нацисты в 1938 проводили исследования, в Новую Швабию. – Она сделала паузу. – И дед, и отец все знали. Я же впервые узнала об этом только тогда, когда прочитала их записи.

– Я думал, что ваш дед был тяжело болен.

– Еще до болезни он оставил несколько исторических заметок. Не так уж и много. И отец тоже. Мое единственное желание, чтобы об их исследованиях узнало как можно больше людей.

– Это безумие, – сказал Малоун.

– Сколько существующих научных истин начинали с подобной характеристики? Это не безумие. Это реальный факт. Что-то в этом есть, и это что-то ждет, когда его обнаружат.

Из-за этих поисков, возможно, и погиб его отец.

Малоун посмотрел на часы.

– Наверное, мы уже можем спуститься вниз. Мне нужно кое-что проверить.

Он опустился на одно колено и только собрался лечь на пол, как она остановила его, положив руку на плечо, и медленно произнесла:

– Я ценю все, что вы делаете.

– Я ничего не сделал.

– Вы здесь.

– Как вы и объясняли, то, что случилось с моим отцом, связано с этой тайной.

Она приблизилась и поцеловала его, достаточно долго, так что он понял, что ей это нравилось.

– Вы всегда целуетесь на первом свидании? – спросил он ее.

– Только с теми мужчинами, которые мне нравятся.

И Коттон решил, что она не сумасшедшая.

Глава 42

Бавария

Доротея застыла в шоке. Мертвые глаза Стерлинга Вилкерсона смотрели прямо на нее.

– Ты убил его? – прошептала она.

Вернер покачал головой.

– Не я. Но я был там, когда это случилось.

Он закрыл багажник, повернулся к ней и сказал:

– Я совсем не знал твоего отца, но мне сказали, что я очень на него похож. Мы позволяем нашим женам поступать так, как им хочется, при условии, что нам доступна та же роскошь.

В ее голове возник рой спутанных мыслей: «Откуда тебе что-то известно о моем отце?»

– Я сказала ему, – ответил новый голос.

Доротея подпрыгнула от неожиданности и испуга.

В дверях церкви стояла мать. Позади нее, как всегда, маячил Ульрих Хенн. Теперь Доротея все поняла.

– Ульрих убил Стерлинга, – сказала Изабель, стиснув кулаки.

Вернер прикоснулся к Доротее, пытаясь успокоить жену.

– Так и есть. И полагаю, что он убьет нас всех, если мы не будем послушными.

* * *

Малоун открыл дверь и повернул к верхним галереям октагона. Он чуть помедлил у бронзовых перил – каролингских, так назвала их Кристл, они были сделаны во времена Карла Великого – и посмотрел вниз. Ветер продолжал свою зимнюю работу, а рождественская ярмарка, кажется, закрывалась. Через открытое пространство Малоун смотрел на трон первого из королей. Сзади него располагались готические окна, через них лился холодный голубоватый свет. Коттон рассмотрел латинскую мозаику, располагавшуюся внизу. Заковыристая задачка Эйнхарда в этом месте казалась не такой уж и сложной.

Огромное спасибо путеводителям и умным образованным женщинам.

Малоун посмотрел на Кристл:

– Это же кафедра?

Она кивнула:

– В хоре. Амвон. Достаточно нетипичный для XI века.

Малоун внутренне улыбнулся:

– Как всегда, урок истории.

Кристл пожала плечами:

– Это то, что я знаю.

Коттон по кругу обошел верхнюю галерею, миновал трон и спустился обратно вниз по круговой лестнице. Интересно, почему железную решетку оставили открытой на ночь? На первом этаже он пересек капеллу и снова вошел на хоры. Напротив южной стены, над входом в боковую галерею, размещалась позолоченная медная кафедра, украшенная неповторимым орнаментом. Небольшая лестница вела наверх. Коттон перепрыгнул через бархатный витой шнур и взобрался по деревянным ступеням. К счастью, здесь было то, что он искал. Библия.

Он положил книгу на позолоченный аналой и открыл Откровение Иоанна Богослова, главу 21.

Кристл стояла внизу и смотрела на него, пока он громко читал.

…И вознес меня в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога. Он имеет славу Божию. Светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному. Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов; на воротах написаны имена двенадцати колен сынов Израилевых: с востока трое ворот, с севера трое ворот, с юга трое ворот, с запада трое ворот. Стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати Апостолов Агнца. Говоривший со мною имел золотую трость для измерения города и ворот его и стены его. Город расположен четвероугольником, и длина его такая же, как и широта. И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий; длина и широта и высота его равны. И стену его измерил во сто сорок четыре локтя, мерою человеческою, какова мера и Ангела. Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу. Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое яспис, второе сапфир, третье халкидон, четвертое смарагд, пятое сардоникс, шестое сердолик, седьмое хризолит, восьмое вирилл, девятое топаз, десятое хризопраз, одиннадцатое гиацинт, двенадцатое аметист. А двенадцать ворот – двенадцать жемчужин… [97]

– Откровение Иоанна Богослова имеет огромное значение для этого места. На канделябре, подаренном императором Барбароссой, есть цитаты из этого текста. Он же лежит в основе мозаики на куполе. Карл Великий не просто так назвал это место новым Иерусалимом. И это не тайна, я читал об этом во всех путеводителях. Один каролингский фут равнялся примерно одной трети метра, что чуть больше, чем современный фут. Внешний шестнадцатисторонний многоугольник имеет в длину 36 каролингских футов, что равняется 144 современным футам. Внешний периметр восьмигранника такой же по величине, то есть 36 каролингских футов, что равняется 140 современным футам. Высота тоже важна. Изначально она составляла 84 современных фута, без учета шлемовидного купола, он появился спустя столетия. Вся капелла представляет собой множители чисел семь и двенадцать, а ее ширина и высота равны. – Малоун указал на Библию. – Они просто перенесли размеры нового Иерусалима, божественного города из Откровения, на это здание.

– Это изучалось веками, – сказала Кристл. – Какое это отношение имеет к тому, чем мы занимаемся?

– Вспомни, что написал Эйнхард: «Откровения, полученные там, станут понятными, как только будет разгадан секрет этого удивительного места». Он умно использовал это слово. Понятно не только Откровение, – Коттон показал на Библию. – Но и другие откровения тоже важны.

* * *

Впервые за долгие годы Доротея почувствовала растерянность. Она даже и представить не могла, что все так повернется. И сейчас, отступая в глубь церкви, смотря в лицо матери и мужу, глядя на покорного Ульриха Хенна, находившегося чуть в стороне, она отчаянно пыталась сохранить свое привычное хладнокровие.

– Не оплакивай потерю этого американца, – сказала Изабель. – Он был жалким карьеристом и приспособленцем.

Доротея посмотрела на Вернера.

– А ты не такой?

– Я твой муж.

– Чисто номинально.

– Это ты сделала такой выбор, – сказала Изабель, повысив голос, и, сделав паузу, добавила: – Я понимаю и уважаю ваши чувства в отношении Георга. – Взгляд пожилой женщины обратился к часовне. – Я тоже скучаю по нему. Но он умер, и никто из нас ничего не может изменить.

Доротея всегда презирала то, как ее мать справлялась с горем. Она не помнила ни одной ее слезинки, когда исчез их отец. Казалось, ничто не может вывести ее из себя. Всегда подтянута, холодна и высокомерна. А Доротею все еще трясло от безжизненного взгляда Вилкерсона. Верно, он был приспособленцем, но она думала, что их отношения действительно могли перерасти во что-то более прочное.

– Почему ты убила его? – спросила она мать.

– Он мог принести нашей семье очень большие проблемы. Да и американцы в конечном счете убили бы его.

– Именно ты привлекла к этому делу американцев. Ты захотела получить отчет по субмарине отца. Это я устроила, с помощью Вилкерсона. Ты хотела, чтобы я не только достала отчет, но и вошла в контакт с Малоуном и продолжала бы ему всячески мешать. Ты хотела, чтобы я выкрала бумаги отца и камни из монастыря. Я всегда делаю только то, что требуешь ты.

– А я тебе говорила убивать ту женщину? Нет. Это была идея твоего любовничка. Отравленные сигареты… Смехотворно. А что с нашим охотничьим домиком? Он теперь лежит в руинах. Внутри – два мертвых тела. Я знаю, что этих людей отправили американцы. Кого из них убила ты?

– Это нужно было сделать.

Ее мать вышагивала по мраморному полу, как командир на плацу.

– Ты всегда была очень практичной. Это нужно было сделать. Это верно и в отношении твоего американца. Если бы он продолжил участвовать в деле, это могло привести к разрушительным последствиям. Это не его дело, оно его абсолютно не касалось, поэтому я и вывела его из игры.

Мать подошла ближе к Доротее.

– Они послали его, чтобы шпионить за нами. Я всего лишь подсказала, что нужно сыграть на его слабости. Но ты зашла слишком далеко. Однако должна признаться, что я недооценила интерес американцев к нашей семье…

Доротея показала на Вернера:

– Зачем ты вовлекла его во все это?

– Тебе нужна помощь. Он тебе ее окажет.

– Мне ничего не нужно от него, – сказала Доротея, а после паузы добавила: – Или от тебя, старуха.

Рука матери поднялась и ударила Доротею по лицу.

– Никогда не смей меня так называть.

Ни один мускул не дрогнул на лице Доротеи. Она знала, что если со своей пожилой матерью она справится, то вот Ульрих Хенн – совсем другое дело. И вместо того чтобы что-то предпринять, она провела языком по внутренней стороне щеки. У матери всегда была тяжелая рука.

– Я приехала сюда сегодня вечером, – сказала Изабель, – чтобы внести ясность. Вернер теперь тоже часть моего плана. Я привлекла его. Я выбрала именно это место. Если ты не хочешь принять эти правила, тогда все будет кончено прямо сейчас и твоя сестра получит контроль над всем.

Доротея с детства знала, что мать никогда не бросается пустыми угрозами. И поэтому ей оставалось только слушать.

– Ты этого хочешь, Доротея. Я же знаю, что это так. Ты больше похожа на меня. Я наблюдала. Ты усердно трудишься в семейном бизнесе, все всегда делаешь превосходно. Ты застрелила мужчину в охотничьем домике. У тебя есть храбрость, которой иногда так недостает Кристл. Но у нее есть интуиция, а ты просто не обладаешь этим качеством. Жаль, что лучшие черты каждой из вас нельзя объединить в одном человеке. Много лет назад каким-то образом внутри меня все перемешалось, и, к сожалению, пострадали вы обе.

Доротея смотрела на Вернера. Она, может, и не любила его, но – проклятье – иногда нуждалась в нем, в том особом смысле, понять который могут только те пары, что пережили своих детей. Это были особые узы, их связало вместе страшное горе. Нелепая смерть Георга воздвигла между ними непреодолимые барьеры. Они, не любя друг друга, не стремились их сломать, а лишь научились уважать интересы друг друга. Мать же Доротеи никогда не уважала ее интересы. И сейчас, когда их отношения были в глубоком кризисе, жизнь Доротеи расцвела. Мать была права: бизнес был ее страстью. Карьера и деньги – вот могущественный наркотик, смягчивший потерю сына.

Вернер сцепил руки за спиной и стоял абсолютно прямо и с совершенно непроницаемым лицом.

– Возможно, прежде чем мы умрем, мы должны сполна насладиться оставшимися нам годами, – произнес он.

– Никогда не знала, что у тебя было желание умереть. Ты достаточно здоров и можешь прожить еще много лет, – парировала Доротея.

– Нет, дорогая, я могу дышать еще много лет. Жизнь – это нечто совершенно другое.

– Чего же ты хочешь, Вернер?

Он опустил голову и приблизился к одному из темных окон.

– Доротея, мы на перепутье. Может, ты обретешь новый смысл в ближайшие пару дней?

– Может? Какая уверенность.

Уголки его губ опустились.

– Я не хотел проявить неуважение. Несмотря на то что мы расходимся во мнениях по многим позициям, я не враг тебе.

– А кто же мой враг?

Его взгляд ожесточился, глаза стали похожи на серый лед.

– Вообще-то ты в них не нуждаешься. Твой самый опасный враг – ты сама.

* * *

Малоун спустился с кафедры.

– Откровение – последняя книга Нового Завета, в ней Иоанн Богослов описывает свое видение новых небес, новой земли, новой реальности. – Он показал на восьмигранник: – Здание символизирует это видение. Они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их.[98] Вот что говорится в Откровении. Карл Великий построил все это и жил здесь. Решающими были две вещи. Длина, высота и ширина должны быть одинаковыми, а стены должны были измеряться в сто сорок четыре локтя. Двенадцать раз по двенадцать.

– Ты неплохо в этом разбираешься, – похвалила его Кристл.

– Восемь тоже было важным числом. Мир был создан за шесть дней, а на седьмой день Бог отдыхал. Восьмой день, когда все было создано, представляет Иисуса Христа, его воскресение, начало его блаженного царствования с Отцом вплоть до Судного дня. Вот почему здесь восьмигранник, опоясанный шестисторонним многоугольником. Затем архитекторы этой капеллы сделали следующий шаг. Пролей свет на эти поиски, применив ангельское совершенство к святости Господа. Это говорит Эйнхард. Откровение рассказывает об ангелах и о том, что они делали для формирования нового Иерусалима. Двенадцать ворот, двенадцать ангелов, двенадцать колен Израилевых, двенадцать оснований, двенадцать апостолов, двенадцать тысяч фарлонгов, двенадцать драгоценных камней, а двенадцать врат были двенадцатью жемчужинами. – Он помедлил. – Число двенадцать означает «ангельское совершенство».

Коттон спустился с хоров, снова вошел в восьмигранник и указал на опоясывающую его ленту мозаики.

– Ты можешь это перевести? Я неплохо знаю латынь, но ты – явно лучше.

Звук тяжелого удара эхом отразился от стен. Похоже, кто-то решил пойти на приступ. И снова этот звук.

Коттон определил направление. Со стороны одного из боковых приделов, видимо Святого Михаила, там был еще один выход из капеллы.

Он побежал туда и придвинул тяжелые скамьи к толстой деревянной двери, плотно закрытой на железный засов.

– Они ломают дверь.

– А кто это они?

Коттон достал пистолет.

– Еще одна проблема.

Глава 43

Доротее как можно скорее хотелось убежать из часовни, но выхода у нее не было. Она в руках у своей матери и мужа, не говоря уже об Ульрихе. Хенн работал на семью уже больше десяти лет, уверяя, что якобы следит за Рейхсхоффеном. Но она всегда подозревала, что круг его обязанностей гораздо шире. Теперь она была в этом уверена. Этот человек – убийца.

– Доротея, – сказала ее мать. – Твой муж хочет изменений. Он хочет, чтобы ты стала прежней. Очевидно, что у вас все еще есть чувства, иначе ты давно бы подписала документы о разводе.

– Я осталась его женой только из-за нашего сына.

– Ваш сын мертв.

– Но не память о нем.

– Нет, это не так. Но сейчас ты участвуешь в сражении за свое наследство. Подумай. Прими то, что предлагают.

Доротея хотела знать, почему ее мать так озабочена сохранением этого брака. Изабель внимательно посмотрела на дочь, покачала головой и произнесла:

– Твоя сестра ищет славы, и не только для себя, а для всей семьи, что привлечет внимание общественности. Ты и я, мы никогда этого не хотели. Ты должна предотвратить огласку, это твой долг.

– Почему это стало моим долгом?

Ее мать была явно недовольна и даже не пыталась этого скрыть.

– Вы обе так похожи на своего отца. Есть ли в тебе хоть частичка меня? Послушай меня, дитя. Дорога, выбранная тобой, не приведет ни к чему полезному. Я просто пытаюсь помочь.

Доротею сильно задело отсутствие доверия и излишняя опека матери.

– Я узнала отличную вещь, когда прочитала те журналы и записи Аненербе. Дед написал отчет о том, что он узнал в Антарктиде.

– Херманн был мечтателем, романтиком, а лучше сказать, настоящим сказочником.

– Он говорит о местах, где снег дал дорогу горам. Где жидкие озера существуют там, где не должны существовать. Он рассказывает о полых горах и ледяных пещерах.

– И что же мы должны понять из этих красивых, хоть и пустых записей? Ответь мне, Доротея. Приблизились ли мы к тому, чтобы найти хоть что-нибудь?

– У нас лежит труп в багажнике припаркованной снаружи машины.

Ее мать лишь вздохнула:

– Ты безнадежна.

Но терпение Доротеи тоже было на нуле.

– Ты установила правила этого задания. Ты хотела узнать, что случилось с отцом. Ты хотела, чтобы мы с Кристл работали вместе. Ты дала каждой из нас часть головоломки. Если ты так чертовски умна, почему все делаем мы?

– Позволь рассказать тебе кое-что. Я услышала это от твоего отца много лет назад…

Карл Великий благоговейно слушал Эйнхарда. Они были в безопасности внутри дворцовой капеллы, в комнате, расположенной в верхней галерее восьмигранника. Наконец наступила летняя ночь, окна потемнели, в капелле наступила тишина. Эйнхард только вчера возвратился из своего очередного долгого путешествия. Король восхищался им. Крошечный человечек, но как пчела, что делает прекрасный мед, или занятой муравей, способный на поступки гораздо больше его самого. Эйнхард был очень похож на Бецалеля из Исхода в Библии. Карл называл его так, подчеркивая его непревзойденное мастерство. Никого другого он бы и не отправил по столь важному заданию, и сейчас он слушал Эйнхарда, рассказывавшего о тяжелом морском путешествии к месту, где стояли стены снега столь ослепительного, что солнечный свет окрашивал их вершины в оттенки голубой и нефритовой зелени. На одной из горных вершин начинался водопад, чье течение напоминало серебро, и Карл Великий вспомнил горы с зазубренными вершинами на юге и на востоке. «Было холодно так, что дыхание замерзало на губах коркой льда, – рассказывал Эйнхард, а одна его рука задрожала при воспоминании об этом. – Ветер дул столь сильно, что даже эта капелла, где мы находимся, могла бы не выстоять под его напором». Карл Великий засомневался в достоверности этих слов, но не стал спорить. Эйнхард сказал, что здесь люди живут в землянках без окон; только в крыше есть отверстие, через которое выходит дым. Кроватями пользуются только люди привилегированные, а в качестве одежды используется плохо обработанная кожа. Там все было совсем иначе. Дома сделаны из камня, в них есть мебель и очаги. Одежда теплая и мастерски сделанная. Никакого социального разделения, никакого богатства, никакой власти. Земля равных, где ночи нет конца, а вода всегда спокойна, как смерть, и так же прекрасна…

– Это то, что написал Эйнхард, – сказала Изабель. – Твой отец рассказал мне это, как его отец – ему. Это из книги из гробницы Карла Великого, именно ее я дала тебе. Херманн научился понимать ее язык. А теперь наступила наша очередь. Вот почему я дала такое задание. Я хочу, чтобы ты и твоя сестра нашли ответы.

Доротея знала, что книга, которую ей вручила мать, была исписана тарабарщиной и наполнена фантасмагоричными литографиями непонятных предметов.

– Вспомни слова из завещания Эйнхарда, – сказала Изабель. – Полное понимание мудрости небес, ждущей вместе с королем Карлом, начинается в новом Иерусалиме. Твоя сестра прямо сейчас находится там, в новом Иерусалиме, она на много шагов опередила тебя.

Доротея не могла поверить тому, что слышала.

– Это не выдумка. И не все записки отца и деда – красивые сказки. Слово «небеса» во времена Карла Великого имело отличное от современного значение. Каролинги произносили его как «ха шемин», что значит «высокие горы». Мы сейчас говорим не о религии или Боге, а о людях, живших очень далеко, в гористой стране снега, льда и бесконечных ночей. Место, где был Эйнхард. Место, где умер твой отец. Ты не хочешь узнать почему?

Доротея хотела. Будь она проклята, но она хотела это знать.

– Твой муж здесь, чтобы помочь тебе, – продолжила Изабель, сделав вид, что не заметила смятения дочери. – Я устранила возможную проблему с господином Вилкерсоном. Теперь это задание может быть без помех продолжено. Я прослежу, чтобы американцы нашли его тело.

– Не было необходимости убивать его. – Доротея все еще пыталась сопротивляться.

– Разве? Вчера в наш дом вторгся мужчина и пытался убить господина Малоуна. Он принял твою сестру за тебя и пытался убить и ее. К счастью, Ульрих помешал этому случиться. Американцы не слишком тебе доверяют, Доротея.

Она нашла взглядом Хенна, и тот коротко кивнул, подтверждая правдивость слов Изабель.

– После этого я поняла, что нужно что-то делать. Поскольку ты раба привычек, я нашла тебя в Мюнхене на следующий день после твоего приезда. Представь, если уж я смогла найти тебя так легко, сколько времени это заняло бы у американцев?

Доротея вспомнила панику Вилкерсона, выплеснувшуюся даже в телефонную трубку.

– Я сделала то, что должно было быть сделано. А теперь ты, дитя, сделай то же самое.

Но Доротея была в замешательстве.

– Что я должна сделать? Ты сказала, что я зря потратила время?

Ее мать отрицательно покачала головой.

– Уверена, что знания, полученные из архива Аненербе, будут тебе полезными. Материалы в Мюнхене?

Доротея кивнула.

– Я отправлю Ульриха забрать их. Твоя сестра на правильном пути. Тебе необходимо как можно быстрее присоединиться к ней. Ее нужно усмирить. Наши семейные секреты должны оставаться внутри семьи.

– Что делает моя сестра? – снова спросила Доротея.

– Пытается сделать то же, что и ты.

Доротея ждала продолжения.

– Пытается довериться американцу.

Глава 44

Ахен

Малоун схватил Кристл за руку и побежал из придела Святого Михаила обратно. Затем повернул к воротам и главному выходу.

Из придела уже доносились звуки выстрелов.

Коттон нашел двери главного выхода, надеясь, что сможет их открыть, и вдруг услышал шум. Кто-то пытался отпереть их снаружи. Видимо, их преследователь все же работал не один.

– Что происходит? – спросила Кристл.

– Наши заклятые друзья нашли нас. Они следили за нами весь день.

– И ты только сейчас об этом говоришь?

Коттон не пошел к выходу, а вернулся в центр капеллы. Взглядом он обшаривал стены, ища укрытие. Видимо, пора перейти с Кристл Фальк на «ты».

– Я посчитал, что не стоит утомлять тебя такими деталями.

– Деталями?

Коттон услышал, что дверь придела Святого Михаила поддалась. Раздавшийся позади него скрип древних петель подтверждал, что и двери главного входа теперь открыты. Он нашел лестницу, и они взбежали по круговым ступенькам, не задумываясь о шуме; главное – скорость.

Малоун услышал голоса внизу и знаком показал спутнице вести себя тихо. Ему нужно было, чтобы Кристл очутилась в безопасном месте. Это давало им шанс. Поэтому они совершенно точно не могли позволить себе свободно разгуливать по верхней галерее.

Прямо перед ним стоял императорский трон. Под мраморным креслом был темный проход, там когда-то давно проходили пилигримы. Это, как он припоминал, говорил либо гид, либо Кристл. Пустое пространство под могилой и шесть каменных ступеней. Под алтарем, выступающим сзади, было еще одно отверстие, его скрывала деревянная дверь с железными замками. Малоун показал жестом, что Кристл надо спрятаться под троном. Она ответила ему озадаченным взглядом. Коттон был не в настроении что-то ей объяснять, поэтому просто толкнул ее к железной цепи и показал ей, что надо вползти внутрь.

– Ни звука, – прошептал он одними губами.

Шаги уже раздавались со стороны винтовой лестницы. У преследуемых была пара секунд, не больше. Кажется, Кристл осознала, в какое затруднительное положение они попали, и сдалась, исчезая под троном.

Малоуну нужно было увести их отсюда. Чуть раньше, при осмотре верхней галереи, он заметил узкий выступ, украшенный профилем. Тот располагался над нижними арками, отмечая разделительную линию между этажами, и был достаточно широк, чтобы там поместился человек. Коттон прокрался мимо трона, обогнул гроб и перемахнул в прыжке через бронзовые решетки высотой по пояс. Он восстановил равновесие, прислонившись к колонне верхнего уровня, поддерживающие восемь арок внутреннего восьмигранника. Слава богу, что колонны были соединены планками, шириной пара футов каждая. Это означало, что у него есть четыре фута мраморного прикрытия.

И тут же Коттон услышал скрип резиновых подошв по мраморному полу. Они уже на верхней галерее.

Малоун начал составлять новый план. Он стоит на выступе шириной десять дюймов, сжимая в руке пистолет, в обойме всего лишь пять патронов, а до пола будет добрых двадцать футов. Он рискнул выглянуть из своего убежища и увидел две фигуры на дальней стороне галереи. Один мужчина расположился за гробом, другой занял позицию на другой стороне. Один работает, второй прикрывает. Умная тактика. Стало быть, опытные бойцы.

Коттон снова прижался к мрамору и посмотрел вперед. Свет из окон падал на сияющие колонны дальней стороны, а императорский трон в этом неверном свете был похож на ступенчатую пирамиду. И прямо за ним Малоун увидел человека, завернувшего за угол; тот был лишь в паре шагов от него. Пришла пора действовать.

Но для этого нужно, чтобы человек подошел еще ближе.

Осторожно Коттон опустил руку в карман и обнаружил монетку в один евро – видимо, сдача из ресторана. Он достал ее, опустил руку, а затем мягко бросил ее перед бронзовой решеткой, на выступ, где поднимался следующий набор колонн. Монета звякнула, а затем упала на мраморный пол. Звенящее эхо нарушило тишину. Малоун надеялся, что стрелок подумает, будто он прячется именно там, пойдет вперед и будет наблюдать за правой стороной – там, где лежала монета. Коттон же нанесет удар с противоположной стороны.

Правда, этот план совсем не принимал в расчет, что будут делать другие нападавшие.

Тень с его стороны трона увеличилась в размерах. У Малоуна совсем не было времени, чтобы что-то поменять в плане. Он переложил пистолет из правой руки в левую.

Тень приблизилась к решетке. Появился пистолет. Малоун повернулся, схватил мужчину за пальто и перекинул его через перила. Тело полетело вниз, прямо в центр восьмигранника.

Малоун перекатился через перила, и тут же прозвучал выстрел; пуля отскочила от мрамора. Он услышал, как тело с треском упало двадцатью футами ниже, с грохотом разметав стулья в разные стороны. Коттон выстрелил один раз в направлении трона, а затем приступил ко второму пункту плана. Он должен был подняться на ноги и опять спрятаться за мраморной колонной, только на этот раз в галерее, а не на выступе.

Но его правая нога подвернулась, и он больно стукнулся коленом об пол. Боль срикошетила в позвоночник. Малоун попытался восстановить дыхание, но эта ошибка лишила его преимущества.

– Nein, Herr Malone,[99] – услышал он.