Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"
Автор книги: Стив Берри
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 307 страниц)
– Не знаю, – промямлил Дейли, – я мог забыть. Со мной такое бывает.
– Почему бы мне все же не осмотреть дом? Так, на всякий случай?
– Потому что у меня нет времени на твои игры в войну, а от этого пистолета у тебя в руке меня в жар бросает. Ты с ним выглядишь еще более сексуально.
– Ах ты льстец! Так вот каким образом ты всегда добиваешься своего!
Последовало несколько секунд тишины, а затем – протестующий звук и приглушенный стон.
– Аккуратнее! Больно же!
Послышался звук расстегиваемой «молнии».
– Убери пистолет, – сказал Дейли.
Стефани услышала звук шагов вверх по лестнице.
– Не могу в это поверить! – проговорила она, повернувшись к Кассиопее.
– По крайней мере нам теперь известно, где они находятся.
Верное замечание, но после него Стефани почему-то не почувствовала себя более уютно.
– Надо проверить, – сказала она.
– Да оставь ты их в покое, – проговорила Кассиопея, крепко взяв ее за запястье.
В отличие от последних двенадцати часов, когда Стефани принимала, мягко говоря, сомнительные решения, сейчас она мыслила четко и ясно. Звуки, которые она слышала – воркующие голоса, смех, скрип половиц, – не оставляли сомнений в том, для чего эта парочка заявилась в дом.
– Но что, черт возьми, все это означает? – вслух спросила она.
– А разве твое расследование не выявило, что они любовники? – осведомилась Кассиопея.
Стефани отрицательно мотнула головой.
– Нет. Должно быть, они сошлись недавно.
Кассиопея вышла в вестибюль. Стефани замешкалась и, наверное, только благодаря этому заметила пистолет, который совсем недавно Хизер Диксон тыкала ей в ребра. Он лежал на стуле. Стефани взяла его и затем покинула логово Ларри Дейли.
Малоун еще раз взглянул на окно-розу, а затем посмотрел на часы. Без двадцати пять. Осень, значит, солнце пойдет к горизонту примерно через полтора часа.
– Это здание выстроено по оси запад – восток, – сказал он, обращаясь к Пэм, – и лучи вечернего солнца должны попадать в это окно. Нам нужно подняться к нему.
Еще раньше Малоун заметил дверцу со знаком в виде стрелки, указывающей путь на верхний клирос. Подойдя к ней и открыв ее, он увидел широкую каменную лестницу, ведущую вверх, к изогнутому, как поверхность бочки, потолку, что делало ее похожей на тоннель.
Они поднялись и оказались на верхнем клиросе. Тут стояли два ряда деревянных скамей с высокими спинками, обращенные друг к другу. На них был орнамент из фестонов и арабесок. Над скамьями были расположены фрески с изображениями апостолов. Проход между рядами скамей вел к западной стене церкви, на которой, на высоте примерно в тридцать футов, виднелось окно-роза.
Малоун поднял голову.
В ярких солнечных лучах плавали пылинки. Он повернулся и посмотрел на крест, возвышающийся на краю клироса. А затем они с Пэм подошли к балюстраде и стали рассматривать вырезанную на нем трагичную фигуру Христа. На табличке у основания креста было написано на двух языках:
CRISTO NA CRUZ
ИИСУС НА КРЕСТЕ
С. 1550
ESCULTURA ЕМ MADEIRA POLICROMA
ОКРАШЕННАЯ СКУЛЬПТУРА ИЗ ДЕРЕВА
– «Где заходящая звезда находит розу, пронзает деревянный крест», – проговорила Пэм. Малоун согласно кивнул, но думал он о продолжении этой фразы: «…И превращает серебро в золото».
Он снова посмотрел на сияющее окно-розу и проследил взглядом пыльные солнечные лучи, падавшие на крест, а дальше – в неф. Внизу, на полу из черных и белых мраморных квадратов, выложенных в шахматном порядке, лучи образовывали светлую дорожку, ведущую к центральному проходу между скамьями для прихожан. Люди, слонявшиеся внизу, не замечали этого. Светлая дорожка тянулась к востоку, к алтарю, и бежала по устилающему его красному ковру.
Из-под нижнего клироса появился Макколэм и пошел по проходу к передней части церкви.
– Сейчас он будет ломать голову, куда мы подевались.
– Сколько бы он ни ломал голову, сам он ни до чего не додумается. Без нас ему не обойтись.
Макколэм остановился возле последней из шести колонн, покрутил головой, а затем повернулся и увидел их. Малоун поднял руку и знаком велел ему ждать их там, где он находится, а затем показал указательный палец, давая понять, что они спустятся через одну минуту.
Малоун сказал Макколэму правду: он был действительно хорош в разгадывании всевозможных загадок. Эта шарада на первый взгляд показалась очень сложной, но теперь, глядя вниз на обилие деревянной резьбы, изящные стропила и арки, гармонию линий, Малоун понял, что знает решение.
Он снова проследил взглядом лучи заходящего солнца, что тянулись к алтарной части храма, рассекая высокий алтарь на две части, и увидел серебряную дарохранительницу.
Она светилась золотом.
Находясь внизу, совсем рядом с дарохранительницей, он не заметил этого феномена. А может, в тот момент солнце еще не успело занять нужную позицию и лучи падали не под тем углом, но сейчас это превращение было налицо.
Серебро – в золото. Пэм тоже заметила это.
– Удивительно! Какие только чудеса не способен творить свет!
Окно-роза было расположено таким образом, чтобы лучи заходящего солнца хотя бы в течение несколько минут падали на дарохранительницу. Было очевидно и то, что и сам серебряный сосуд был установлен с тщательным расчетом – таким образом, что симметрия шести окружавших его фресок, которой, по-видимому, крайне дорожили средневековые строители, оказалась нарушенной.
Малоун задумался о последней части ребуса.
«Найди место, которое образует адрес несуществующего места, указывающий на то, где находится другое место».
И он направился к ступеням.
Оказавшись внизу, Малоун подошел к бархатным канатам, которыми было огорожено алтарное пространство. Он обратил внимание на сочетание черного, красного и белого мрамора, создававшее атмосферу величия – вполне подходящую в данном случае, поскольку здесь находились захоронения царственных особ.
Дарохранительница располагалась в пятидесяти футах от него. Туристов к ней не подпускали.
Священник сообщил в микрофон о том, что церковь и монастырь закрываются через пять минут. Многие экскурсанты уже направлялись к выходу.
Еще раньше Малоун заметил какое-то изображение, вытравленное на дверце дарохранительницы, за которой когда-то находились Святые Дары. Возможно, там до сих пор хранились тело и кровь Христовы. Несмотря на то, что церковь была внесена в список всемирного наследия и превратилась в туристический объект, по большим праздникам здесь, как и в соборе Святого Павла и Вестминстерском аббатстве, все же проводились религиозные церемонии со всеми сопутствующими обрядами, включая причастие. И это объясняло тот факт, что досужих посетителей не подпускали к месту, без сомнения являвшемуся центральным в храме.
Макколэм подошел ближе.
– Я купил билеты, – сказал он.
Малоун указал на дарохранительницу.
– Мне необходимо тщательно осмотреть этот предмет, причем без свидетелей.
– Это будет непросто. Через несколько минут отсюда всех выгонят.
– Вы не производите впечатление человека, который испытывает чересчур большое уважение к закону.
– Вы – тоже.
Он подумал об Авиньоне и о том, что сделали они там со Стефани дождливой январской ночью.
– Тогда давайте искать место, где можно укрыться до тех пор, пока все остальные не покинут церковь.
Ступая на цыпочках, Стефани вернулась в нишу. Прежде чем хозяин дома и ее бывшая израильская подруга перестанут совокупляться на втором этаже, ей было необходимо найти тайник Дейли. Она надеялась, что любовники не станут торопиться.
Кассиопея уже производила бесшумный обыск.
– Мой агент сообщала, что Дейли использовал флэш-карты со своим ноутбуком, но никогда не оставлял их в письменном столе и не выносил из дома. Обычно он отправлял ее в спальню и говорил, что скоро придет.
Ее слова звучали почти бесшумно, как дыхание.
– Мы здорово рискуем, оставаясь здесь.
Стефани замерла, прислушалась, а затем сказала:
– Судя по звукам, они все еще заняты.
Кассиопея умело вскрыла ящики письменного стола и принялась исследовать их, ища возможные потайные отделения, но Стефани сомневалась в том, что ей удастся что-нибудь найти. Это было бы слишком просто. Она скользнула глазами по книжным полкам, и ее взгляд остановился на одном из политологических сочинений – сравнительно тонкой темно-серой книжке с синими буквами на корешке.
«Жесткая подача» Криса Мэттьюза.
Ей вспомнилась фраза Дейли, которую тот произнес, рассказывая Грину историю, произошедшую с автором этой книги на банкете, и хвастаясь своим назначением на пост главы группы «Магеллан». Он тогда сказал: «Власть – это то, что ты держишь в руках».
Стефани сняла книгу с полки, открыла ее и обнаружила, что последняя треть страниц склеена, в них вырезано углубление примерно в дюйм глубиной, а в нем угнездились пять флэш-карт, помеченные римскими цифрами.
– Как ты догадалась? – шепотом спросила Кассиопея.
– Меня саму это пугает. Я начинаю мыслить, как этот идиот.
Кассиопея двинулась в глубь дома, в сторону задней двери, но Стефани схватила ее за руку и указала в противоположную сторону. На лице мулатки появилось удивленное выражение. Она словно хотела спросить: «Зачем напрашиваться на неприятности?»
Они вышли в гостиную, а оттуда – в вестибюль. Зеленый огонек на панели сигнализации указывал на то, что охранная система все еще выключена. Стефани держала в руке пистолет Диксон.
– Ларри! – громко позвала Стефани.
Ответом была тишина.
– Ларри! Можно тебя на минутку?
На втором этаже послышалось шлепанье босых ног, и из спальни появился Дейли – без рубашки, но в штанах.
– У тебя новая прическа, Стефани? И одежда… Решила сменить имидж? Мне нравится. Класс.
– Специально для тебя старалась.
– Что ты здесь делаешь?
Она помахала в воздухе книгой.
– Пришла покопаться в твоих закромах.
Мальчишеское лицо Дейли исказилось от страха.
– Вот-вот, – продолжала Стефани, – пришла твоя очередь попотеть. А Диксон? – Она возвысила голос. – Я разочарована твоим выбором любовниц.
Из спальни вышла Диксон – совершенно голая, но без малейших признаков стеснения.
– Тебе конец, – сказала она.
Стефани передернула плечами.
– Это мы еще посмотрим. По крайней мере сейчас твой пистолет у меня.
Она продемонстрировала оружие.
– Что ты намерена делать? – спросил Дейли.
– Еще не решила. Кстати, у вас это давно?
– Не твое дело, – огрызнулась Диксон.
– Просто любопытно. Я прервала ваши игры лишь для того, чтобы сообщить: теперь игра заключается не только в том, что я должна от вас прятаться.
– Ты, я вижу, неплохо осведомлена, – сказал Дейли. – Кто твоя подруга?
– Кассиопея Витт, – вместо Стефани ответила Диксон.
– Я польщена тем, что вы меня знаете.
– Я обязана тебе дротиком, угодившим мне в шею.
– Не стоит благодарности.
– Возвращайтесь в постель, вы двое, – велела Стефани.
– У меня другой план, – сказала Диксон и стала спускаться по лестнице, но Стефани направила на израильтянку ее же пистолет.
– Не испытывай меня, Хизер. Я недавно стала безработной, меня пытаются арестовать, так что мне терять нечего.
Диксон остановилась, возможно, почувствовав, что теперь действительно не самый подходящий момент для того, чтобы лезть на рожон.
– В спальню, – приказала Стефани.
Диксон колебалась.
– Сейчас же!
Диксон вернулась на верхнюю ступеньку лестницы. Стефани сгребла всю одежду израильтянки, включая ее туфли.
– Ты не рискнешь преследовать нас, опасаясь публичного скандала, – сказала она, обращаясь к Дейли, – а вот она может. Это по крайней мере задержит ее.
И они ушли.
49
Вена, 18.40
Торвальдсен накинул на плечи пурпурную мантию. В дни ассамблеи это традиционное облачение были обязаны носить все члены ордена. Первое заседание было назначено на семь часов, но Торвальдсен не ожидал от него ничего интересного. Обычно в начале ассамблеи было много разговоров и мало дела. Ему не нужны были союзники для выполнения своих целей, но нравилось дружеское общение, черед которого наступал по завершении официальной части.
Гари сидел на одном из обтянутых кожей кресел с высокими спинками.
– Как я выгляжу? – шутливым тоном спросил он.
– Как король.
Парадная мантия на Торвальдсене была до колен, сшита из бархата, богато украшена золотым шитьем и девизом ордена: «Я дерзнул». Этот антураж оставался неизменным с пятнадцатого века, когда был учрежден орден Золотого Руна.
Торвальдсен надел на шею знак ордена – золотое руно, висящее на цепи из 28 звеньев-кремней, из которых вырывались языки красного пламени.
– Это наш символ, – пояснил он. – Его выдают каждому новому члену ордена.
– Похоже, дорогая вещица.
– Да уж не из дешевых.
– Для вас все это действительно важно?
Датчанин пожал плечами.
– Мне это нравится. Но это совсем не то, что религия.
– Папа говорил мне, что вы еврей.
Торвальдсен кивнул.
– Я про евреев почти ничего не знаю. За исключением того, что миллионы их были убиты во время Второй мировой войны. И вот этого я действительно не понимаю.
– В этом ты не одинок, Гари. Гои пытались уничтожить нас на протяжении веков.
– Почему другие люди ненавидят евреев?
Торвальдсен задумывался над этим вопросом множество раз, как и те философы, теологи и политики, которые столетиями рассуждали на эту тему.
– Для нас все это началось с Авраама, точнее говоря, с того, что называют Авраамовым заветом. В возрасте девяноста девяти лет ему явился Бог и заключил с ним завет – или, иными словами, договор, – сделав его народ богоизбранным, тем, который унаследует земли Ханаанские. Но, увы, вместе с такой честью на нас была возложена и большая ответственность.
Он видел, что мальчик заинтересовался.
– Ты когда-нибудь читал Библию?
Гари отрицательно мотнул головой.
– Обязательно почитай. Это великая книга. С одной стороны, Бог благословил евреев, сделал их избранным народом. Но именно их ответ на это благословение определил их последующую судьбу.
– Что вы имеете в виду?
– Они взбунтовались, стали курить фимиам идолам и благодарить их за свое благополучие, стали жить не по заветам Божьим, а руководствуясь собственными страстями и желаниями. И тогда Бог покарал их, рассеяв среди неевреев.
– Именно поэтому их не любят?
Торвальдсен закончил застегивать свою мантию.
– Трудно сказать. Но с тех пор евреи непрерывно подвергались преследованиям.
– У Бога, видно, крутой нрав.
– Бог Ветхого Завета – совсем не такой, каким Он предстает в Новом.
– Боюсь, Он мне не очень по душе.
– И не тебе одному. – Торвальдсен помолчал. – Евреи первыми в мире стали утверждать, что человек несет ответственность за свои поступки. Не боги виноваты в том, что жизнь пошла не так. В этом виноват ты сам. И это сделало нас другими. Христиане пошли еще дальше. Человек был изгнан из Эдема по собственной вине, но Бог, любя человека, искупил наши грехи кровью Своего Сына. Еврейский Бог – жесток и вершит правосудие, Бог христиан – воплощение милосердия. Огромная разница!
– Но ведь Бог должен быть добрым, разве не так?
Датчанин хитро улыбнулся и обвел взглядом изысканную комнату. Пора переходить от теологии к более насущным вещам.
– Скажи, что ты думаешь о произошедшем в беседке?
– Не знаю, что и думать, но мистеру Херманну явно не понравится то, что вы похитили его дочь.
– Так же как твоим родителям не понравилось то, что случилось с тобой. Разница лишь в том, что она взрослая женщина, а ты подросток.
– Почему все это происходит?
– Думаю, мы скоро это узнаем.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался Альфред Херманн. Он тоже был облачен в мантию, только у него она была украшена синим шелком.
– Ты похитил мою дочь? – спросил Херманн, трясясь от ярости.
Торвальдсен стоял неподвижно как статуя.
– Абсолютно верно, – ответил он.
– И ты наверняка знал, что комната прослушивается?
– Для этого большого ума не требуется.
Напряжение нарастало. Херманн неожиданно для себя оказался в совершенно непривычной для него ситуации.
– Хенрик, я этого не потерплю!
– А что ты сделаешь? Вызовешь Когти Орла, чтобы он разобрался со мной?
Херманн колебался, не зная, что сказать. Наконец он спросил:
– Это именно то, чего ты добиваешься?
Торвальдсен подошел ближе.
– Ты переступил черту, когда похитил этого молодого человека, – проговорил он, указав на Гари.
– Где Маргарет?
– В надежном месте.
– Ты не осмелишься причинить ей вред!
– Я осмелюсь на все, что будет необходимым. Ты достаточно хорошо меня знаешь.
Пронзительный взгляд Херманна впился в него, словно гарпун. Глядя на австрийца, Торвальдсен в который раз подумал о том, что это костлявое лицо больше подошло бы фермеру, нежели аристократу.
– Я думал, мы друзья.
– Я тоже так думал. Но все это пошло прахом после того, как ты отобрал этого юношу у его матери и уничтожил книжный магазин его отца.
Заседание ассамблеи должно было вот-вот начаться. Торвальдсен тщательно рассчитал время для того, чтобы вызвать Херманна на поединок. Будучи Синим Креслом, тот был обязан являть собой образец дисциплины и уверенности. Никто из членов ордена не должен был знать о каких-либо проблемах в его личной жизни.
И еще он не имел права опаздывать.
– Нам нужно идти, – сказал наконец Херманн. – Но это еще не конец, Хенрик.
– Согласен. Для тебя это только начало.
50
Вашингтон, округ Колумбия, 13.30
– Ты понимаешь, что довела Дейли до белого каления? – спросил Грин, обращаясь к Стефани.
Они и Кассиопея ехали в лимузине Грина. От водителя их отделял звуконепроницаемый щит из плексигласа. Грин подобрал женщин в центре города после того, как они покинули дом Дейли.
– Да, ну и что с того! Он не посмеет преследовать нас. Диксон, наверное, могла бы влезть в его одежду, но не в его ботинки. Вряд ли она погонится за нами босой и без оружия.
Эти доводы не убедили Грина.
– Я полагаю, ты позволила Дейли узнать о том, что вы были в его доме, не без определенной цели?
– Мне бы тоже хотелось услышать ответ на этот вопрос, – вставила Кассиопея. – Мы могли бы уйти незаметно, он даже не узнал бы, что мы там были.
– И я по-прежнему находилась бы в перекрестье прицелов. Теперь ему придется быть осторожнее. У меня есть то, что ему нужно позарез, а Дейли – прирожденный торгаш.
– Что там такого важного? – спросил Грин, указав кивком головы на томик «Жесткой подачи».
Стефани взяла ноутбук, который по ее просьбе захватил с собой Грин, сунула одну из флэш-карт в слот USB и, когда на экране возникло окошко с запросом пароля, ввела: «ТЕТУШКА B'S».
– Боже милостивый! – ахнула Кассиопея. – Ты и это знаешь?
Стефани кивнула.
– Дешевый ресторанчик в Мэриленде. Дейли часто ездит туда по выходным. Там подают еду в деревенском стиле. Одно из его любимых мест. Узнав об этом, я была поражена, поскольку полагала, что он должен быть знатоком и ценителем самых дорогих и изысканных ресторанов.
На мониторе высветился список файлов, название каждого из которых состояло только из одного слова.
– Конгресс, – сообщила Стефани и, легонько стукнув кончиком указательного пальца по сенсорной панели, открыла один из файлов. – Я выяснила, что Дейли – очень педантичный человек, причем его педантизм – вполне определенного рода. Беря в оборот того или иного члена конгресса, чтобы тот проголосовал «правильно», он имеет исчерпывающую информацию о том, когда и где ему передавались деньги. Это странно, поскольку он никогда не передает деньги напрямую. Грязную работу делают за него лоббисты, которым льстит мысль о том, что они оказывают услугу Белому дому. Это навело меня на мысль о том, что у него должны храниться записи, ведь человеческая память просто не способна вместить и удержать все это. И вот вам наглядный пример, – сказала она, указав на экран. – За шесть с небольшим месяцев этому парню было сделано четырнадцать платежей на общую сумму в сто восемьдесят семь тысяч долларов. Вот – даты, время и места передачи денег. – Стефани покачала головой. – Ничто так не пугает политиков, как детали.
– Речь идет о взятках? – спросил Грин.
Стефани кивнула.
– Деньги выплачиваются наличными, небольшими частями. Это не привлекает постороннего внимания, зато выход на того или иного конгрессмена постоянно остается открытым. Просто и элегантно, но именно этим способом Дейли накапливает политический капитал. Тот самый капитал, который используется Белым домом. Таким образом им удалось протолкнуть через конгресс весьма полезные для них законодательные акты.
Грин смотрел на экран.
– Тут, наверное, сотня или больше конгрессменов.
– Дейли умеет работать, в этом ему отказать нельзя. Он швыряет деньги во все стороны, как сеятель.
Она открыла другую папку, в которой содержались данные на сенаторов. Их там было около тридцати.
– У него также имеются компрометирующие записи на федеральных судей. У них, как и у любых других людей, случаются финансовые затруднения, а у Дейли всегда имеются наготове те, кто может им помочь. Я нашла одного такого судью в Мичигане, и он согласился говорить. Он находился на грани банкротства, как вдруг нежданно-негаданно рядом возник один из его друзей с деньгами. Со временем этот судья вновь обрел совесть, особенно после того, как Дейли потребовал от него вынести неправедный приговор. Как потом выяснилось, один из юристов, участвовавший в судебном процессе, жертвовал крупные суммы в фонд президентской партии и для реализации своих политических амбиций позарез нуждался в победе в процессе.
– Я тысячу раз говорил: федеральные суды – настоящие рассадники коррупции, – пробурчал Грин. – Назначьте человека на должность пожизненно – и получите проблему. Слишком много власти и слишком мало контроля.
Стефани взяла другую флэш-карту.
– Вот здесь достаточно данных, чтобы осудить с десяток этих канюков.[50]
– Весьма точное сравнение, – заметил Грин.
– В своих черных мантиях они очень похожи на этих птиц, сидящих на ветке и ждущих подходящего момента, чтобы до костей ободрать труп сдохшего животного.
– Не очень-то уважительно ты относишься к нашей судебной системе! – с усмешкой проговорил Грин.
– Уважение надо заслужить.
– Позвольте мне кое-что предложить, – вмешалась в разговор Кассиопея. – Почему бы нам не предать всю эту информацию огласке, не довести ее до сведения общественности? Я обычно так не поступаю, но в данном случае это, по-моему, могло бы сработать.
Грин покачал головой.
– Как вы, должно быть, заметили, мне мало что известно об израильтянах. А вам ничего не известно о том, как функционирует механизм воздействия на общественное мнение, который использует администрация. Эти ребята – мастера подтасовки фактов. Они поставят все с ног на голову, напустят такого тумана, что за ним скроется и Дейли, и предатель.
– Он прав, – сказала Стефани. – Так у нас ничего не получится. С этим делом должны разобраться мы сами.
Лимузин остановился в автомобильной пробке, и в тот же момент коротко пропищал сотовый телефон Грина. Вытащив его из кармана пиджака, генеральный прокурор открыл крышку и посмотрел на жидкокристаллический дисплей.
– А вот это уже интересно, – сказал он, а затем нажал на две клавиши и, включив громкую связь, проговорил в трубку: – Я ожидал твоего звонка.
– Не сомневаюсь, – проскрипел Дейли на другом конце линии.
– Похоже, я все-таки не окажусь в Вермонте, в обещанной тобой деревянной коробке, закопанной на шесть футов под землей.
– Тут как в шахматах, Брент. Каждый ход – новое приключение. Что ж, отдаю тебе должное, твой последний ход был хорош.
– Отдай должное не мне, а Стефани.
– Я уверен, что она рядом с тобой, так что поздравляю, Стефани, отлично сработано!
– Всегда к твоим услугам, Ларри.
– Однако это мало что меняет, – продолжал Дейли. – Все те события, о которых я говорил, идут своим чередом.
– Тебе придется остановить их, Дейли, – сказала Стефани.
– Хочешь обсудить это? – спросил Дейли.
Она хотела ответить, но Грин сжал ее руку.
– А что ей это даст? – осведомился он.
– Возможно, очень многое. Поскольку на кон поставлено тоже очень много.
– Больше, чем твоя задница? – не удержалась Стефани.
– Гораздо больше.
– Ты ведь соврал, сказав мне, что ничего не знаешь про Александрийское Звено, не так ли? – спросил Грин.
– «Врать» – это очень грубое слово, Брент. Я скорее утаил некоторые факты в интересах национальной безопасности. И за это я должен платить такую цену?
– Учитывая сложившиеся обстоятельства, цена вполне разумная.
Дейли прекрасно понимает, что они могут предать его тайны огласке в любую минуту, думала Стефани. И у нее, и у Грина было предостаточно знакомых журналистов, которые с радостью выплеснули бы ушат грязи на администрацию президента.
– Ладно, – со скорбным вздохом произнес Дейли. – Где мы встретимся?
Стефани заранее приготовила ответ:
– В людном месте. Там, где толпа людей.
– Не самая лучшая мысль.
– Либо так, либо никак.
Некоторое время трубка молчала, а затем Дейли произнес:
– Говори, где и когда.
51
Лиссабон, 19.40
Проснувшись, Малоун обнаружил, что сидит на полу, прислонившись спиной к грубой поверхности каменной стены.
– Уже половина восьмого, – прошептала ему на ухо Пэм.
– Долго я был в отключке?
– Примерно час.
Он не видел ее лица. Их окружала непроницаемая тьма. Он вдруг вспомнил, где находится, вспомнил и все последние события.
– Снаружи все спокойно? – шепотом спросил он Макколэма.
– Тихо и мило.
Они покинули церковь почти в пять часов. Через верхний клирос, где находилась дверь, ведущая в клуатр – прямоугольный двор, окруженный с четырех сторон крытыми арочными галереями. Посетители расходились медленно, наслаждаясь теплыми лучами закатного солнца и фотографируя напоследок богатые украшения в мавританском стиле.
На верхней галерее укрыться было негде, но, спустившись вниз, они обнаружили одиннадцать деревянных дверей. Табличка, предназначенная для туристов, поясняла, что раньше эти тесные помещения использовались как исповедальни.
Первые десять дверей оказались запертыми наглухо, а вот последнюю Макколэму удалось открыть благодаря круглому отверстию, высверленному под внутренним засовом. По-видимому, замок был сломан, и служащие проникали внутрь именно таким способом: просовывали в отверстие какой-нибудь металлический стержень, отодвигали с его помощью засов, и дверь отворялась. Макколэм использовал тот же нехитрый прием, пустив в ход появившийся из его кармана нож внушительных размеров.
Малоун не знал, что его новый спутник вооружен. Разумеется, Макколэм не мог провезти нож в салоне самолета, но в лондонском аэропорту он сдал в багаж небольшую сумку, которую затем оставил в камере хранения аэропорта Лиссабона. Там, очевидно, и находился нож. Малоун тоже оставил в одной из ячеек камеры хранения одну важную вещь, а именно ранец Хаддада. То, что Макколэм умолчал о том, что он вооружен, только усилило подозрения Малоуна.
Дальше располагалась еще одна темная каморка, в которую из церкви мог зайти для исповеди кающийся грешник. Вся эта клеть была разделена на две части сетчатым металлическим экраном.
Малоун воспитывался католиком и помнил примерно похожие, хотя и более простые конструкции в своей церкви. Он никогда не понимал, почему не должен видеть священника, отпускающего ему грехи. Когда он спросил об этом обучавших его монахинь, они просто ответили, что «так надо». Впоследствии Малоун понял: католическая церковь четко знает, что делает, но не любит объяснять зачем. Отчасти из-за этого со временем он перестал исповедоваться и соблюдать другие религиозные обряды. Малоун взглянул на светящийся в темноте циферблат часов на запястье Пэм. Они показывали почти восемь. Рановато, но церковь уже три часа должна быть закрыта.
– Снаружи не было слышно никакого движения? – все так же шепотом спросил он Макколэма.
– Ни звука.
– Тогда начнем. Торчать здесь дальше не имеет смысла.
Малоун услышал, как щелкнуло открывшееся лезвие ножа Макколэма, затем послышался скрежет металла о металл, и дверь исповедальни со скрипом распахнулась. Он встал на ноги, но ему пришлось пригнуться, поскольку потолок каморки был очень низким.
Они вышли на нижнюю галерею, наслаждаясь прохладным вечерним воздухом после трех часов, проведенных в тесной и душной конуре. В открытом дворе неярко горели слабые лампы, и их свет, перемежаясь с густыми тенями, образовывал причудливые узоры, тянущиеся от арки к арке. Малоун прошел под ближайшей к нему аркой и посмотрел в ночное небо. В сочетании с беззвездной ночью темнота, царящая в сумрачном дворе, казалась еще более непроницаемой.
Он направился прямиком к лестнице, ведущей на верхний клирос, уповая на то, что дверь, через которую они вышли из нефа три часа назад, осталась незапертой. К счастью для них, так и оказалось.
В нефе царила кладбищенская тишина.
Сквозь мозаичные окна пробивался свет внешних прожекторов, омывавших наружные стены монастыря, а в самой церкви горели лишь несколько тусклых голых лампочек.
– Ночью это место выглядит совсем иначе, – заметила Пэм.
Малоун согласился и приказал себе держать ухо востро.
Он приблизился к алтарной части и перепрыгнул через бархатные канаты, а затем поднялся по пяти ступеням алтаря и оказался перед дарохранительницей. Затем он повернулся и посмотрел на верхний клирос. Оттуда на него смотрел темно-серый глаз окна-розы, лишившийся жизни после того, как солнце покинуло его.
Макколэм, словно заранее зная, что может понадобиться, принес свечу и спички.
– Прихватил возле ящика для пожертвований, что стоит около купели для крещений, – без особой надобности пояснил он, зажигая фитиль. – Я их еще раньше заприметил.
Малоун взял свечу, поднес крохотный язычок пламени к дарохранительнице и принялся рассматривать изображение, выгравированное на ее дверце. Сидящая Мария с младенцем на руках, позади нее – Иосиф, над головой каждого – нимб. Трое поклоняющихся младенцу бородатых мужчин, один из которых преклонил колена. Эту сцену наблюдают трое других мужчин, причем на одном из них – странный головной убор, напоминающий солдатскую каску. А над всем этим сквозь разошедшиеся в стороны облака – пятиконечная звезда.
– Это Рождество Христово, – послышался за спиной Малоуна голос Пэм.
– Видимо, да, – согласно кивнул Малоун. – Трое волхвов, следуя за Вифлеемской звездой, пришли поклониться только что родившемуся Царю.
Он припомнил текст Квеста героя и их очередную задачу: «Найди место, которое образует адрес несуществующего места, указывающий на то, где находится другое место».
Та еще задачка!
– Мы должны выбираться отсюда, но нам необходимо иметь при себе это изображение. Поскольку ни у кого из нас нет с собой фотоаппарата, какие будут предложения?
– Купив билеты, я поднялся наверх, – заговорил Макколэм. – Там есть сувенирная лавка, до отказа набитая брошюрами и открытками. Возможно, там найдется и нужная нам картинка.
– Отличная мысль! – Малоун выпрямился. – Показывайте дорогу.