Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"

Автор книги: Стив Берри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 109 (всего у книги 307 страниц)

– А я не спешу, – пожал плечами Малоун.

– Напрасно. – Коллинз нахмурился. – Торвальдсен довел ситуацию до точки кипения, еще немного – и будет взрыв. Ему нужна помощь.

– Вы говорите как агент – или как любитель заговоров?

На прямом отрезке дороги Малоун выжал полный газ. Справа глянцево чернело море, на горизонте мерцали огни далекой Швеции.

– Как друг, – коротко ответил молодой человек.

– Похоже, вы не знаете Хенрика. Он ничего не боится.

– Каждый человек чего-то боится.

– И чего боитесь вы?

Сколько раз за последние несколько месяцев Коллинз задавал себе тот же вопрос!.. Немного подумав, он честно сказал:

– Человека, за которым наблюдает Торвальдсен.

– Имя назвать не хотите?

– Лорд Грэм Эшби.

ГЛАВА 6

Корсика

Подплыв к «Архимеду», Грэм Эшби перепрыгнул из шлюпки на корму. За ним последовал корсиканец – после разговора в башне воплощенное внимание, сосредоточенность и покорность. От нелепой сутаны они избавились.

– Проводи его в главный салон, – велел Эшби Гилдхоллу, – и размести со всеми удобствами.

Тот повел пленника вверх по тиковым ступеням к подсвеченному бассейну. В руках Гилдхолл по-прежнему держал книгу о Наполеоне.

Навстречу прибывшим вышел капитан яхты.

– Вдоль побережья на север, – приказал Эшби. – Полный ход.

Капитан кивнул и растворился в темноте.

Длина сверкающего черного корпуса яхты составляла семьдесят метров. На спаренных дизелях «Архимед» развивал скорость до двадцати пяти узлов и мог совершить трансатлантический переход. На шести палубах располагались три каюты, апартаменты владельца, кабинет, кухня, сауна, тренажерный зал и так далее – словом, обычная роскошная яхта.

Внизу зарокотали двигатели.

Эшби опять вспомнил о сентябрьских событиях 1943 года. В ту ясную тихую ночь (в чем сходились авторы всех свидетельств), когда местные рыболовные суда стояли в гавани на якоре, гладь морских вод рассекал одинокий моторный катер с четырьмя немецкими солдатами на борту. Согласно одним источникам, направлялся он на север, в сторону мыса Южного и реки Голо, к основанию мыса Корсика – пальцеобразного гористого выступа, направленного на Италию. Согласно другим, он двигался вдоль северо-восточного побережья в противоположную сторону. Внезапно налетевшие американские истребители – два «Р-39» – открыли по палубе огонь, а затем сбросили бомбу, но та упала мимо. К счастью, добивать судно американцы не стали, и немцам удалось выполнить свою задачу – спрятать шесть деревянных ящиков то ли на самом острове, то ли поблизости. Сбежать с Корсики четырем солдатам помог ожидавший их на берегу пятый.

Яхта медленно заскользила по волнам.

Менее чем через полчаса им следует быть на месте.

Англичанин поднялся палубой выше в большой уютный салон, обставленный в современном стиле. Это в фамильном английском особняке шестнадцатого века царила старина, а здесь радовали глаз белая кожа, сверкающая сталь и кремовый берберский ковер.

На одном из диванов, нервно сжимая в руке стакан, сидел корсиканец.

– Ром? – уточнил Эшби.

Пленник лишь кивнул. Он явно еще не оправился от пережитого.

– Мой любимый напиток.

Разрезая носом воду, яхта быстро набирала скорость.

Англичанин бросил книгу о Наполеоне на диван рядом с гостем.

– После нашего последнего разговора я сразу занялся делом. Не стану утомлять вас подробностями, скажу сразу: мне известно, что из Италии золото Роммеля привезли четыре солдата. Пятый ждал их на Корсике. Те четверо спрятали сокровище, но никому не рассказали, где именно, и тогда гестапо расстреляло их за нарушение служебного долга. Пятый, к сожалению, ничего о местонахождении тайника не знал. И тогда корсиканцы вроде вас бросились искать информацию о событиях той ночи, породив немало ложных слухов. Бесчисленные версии о том, как и где был захоронен клад, только усложнили дело. Потому вы мне и солгали. – Он помолчал. – Потому и Густав солгал.

Эшби налил себе порцию рома, уселся напротив старика и, взяв с дивана книгу, положил ее на стоящий между ними деревянный столик со стеклянной столешницей.

– Окажите любезность, помогите мне решить головоломку.

– Если бы я мог ее разгадать, то давно разгадал бы.

Англичанин усмехнулся.

– Недавно я прочитал, что, взойдя на трон, Наполеон убрал корсиканцев с административных постов острова. Якобы им нельзя доверять.

– Наполеон и сам был корсиканцем.

– Истинная правда. Но вы… Вы, сэр, лжец. Вы знаете, как решить головоломку, так что уж будьте добры.

Пленник осушил стакан до дна.

– Зря я с вами связался.

Эшби пожал плечами:

– Вам по душе мои деньги. Я, между прочим, тоже зря с вами связался.

– В башне вы меня чуть не прикончили!

Англичанин рассмеялся.

– Я всего лишь хотел привлечь ваше внимание.

Его слова корсиканца не впечатлили.

– Вы явились ко мне, потому что я мог ответить на ваши вопросы.

– Вот и настало время на них ответить.

Последние два года Эшби искал зацепки, хватался за каждую ниточку, опрашивал доживших до настоящего времени свидетелей (непрямых, конечно, – главные участники дела давно умерли)… В результате выяснилось, что никто не знает, существовало ли золото Роммеля вообще. Откуда оно взялось, как прибыло из Африки в Германию – все объяснения выглядели детской сказочкой. Самой правдоподобной казалась «тунисская» версия: вроде бы с евреев города Габес, где обосновался штаб Африканского корпуса, в обмен на жизнь потребовали «три тонны золота». Спустя сорок восемь часов (столько времени дали на сбор выкупа) добычу сложили в шесть деревянных ящиков и отправили в Италию. В Италии груз перешел под контроль гестапо, которое поручило четырем солдатам перевезти ценности на Корсику. Содержимое ящиков так и осталось тайной за семью печатями. Известно лишь, что еврейская община Габеса, как и прочие еврейские общины, была очень богата, а в местной, популярной среди паломников, синагоге хранилось множество драгоценных артефактов.

Действительно ли в ящиках золото?

Кто бы знал…

Тем не менее утерянное сокровище, один из крупнейших кладов Второй мировой войны, называли «золотом Роммеля».

Корсиканец протянул Эшби пустой стакан, и тот налил ему еще на три четверти рому – оказал гостю любезность.

Старик с удовольствием сделал большой глоток.

– Я знаю о шифре, – проговорил англичанин. – Он довольно оригинален. Хитроумный код. Если не ошибаюсь, называется «Мавританский узел».

Это название придумал в восемнадцатом веке Паскаль Паоли, борец за свободу Корсики, ныне национальный герой. Для поддержания надежной тайной связи с союзниками он приспособил метод ближневосточных пиратов – как-никак те веками совершали набеги на средиземноморское побережье.

– Здесь нужны две одинаковые книги, – начал объяснять Эшби. – Одна книга должна быть у вас, другая – у вашего адресата. Чтобы составить сообщение, вы просто выбираете из текста нужные слова, а затем отправляете адресату ряд цифр: номера страниц, строк и слов в строках. Если книги у вас нет, толку от цифр никакого.

Он отставил стакан с ромом и, выудив из кармана свернутый листок бумаги, расправил его на стеклянной поверхности стола.

– Вот что я вам дал во время нашей последней беседы.

Корсиканец склонился над запиской.

– Эти цифры ни о чем мне не говорят, – наконец проронил он.

Англичанин недоверчиво покачал головой:

– Заканчивайте свои игры. Вы прекрасно знаете, что здесь зашифровано местонахождение золота Роммеля.

– Лорд Эшби, сегодня вы обошлись со мной в высшей степени неуважительно. Во-первых, свесили вниз головой за парапет башни. Во-вторых, обозвали лжецом. В-третьих, обвинили во лжи Густава. Да, это моя книга, но цифры не имеют к ней никакого отношения. Куда мы плывем? Непонятно! Вы даже не соизволили назвать мне пункт назначения. Ром у вас вкусный, спасибо, судно великолепное… Объяснитесь же наконец!

Эшби разыскивал клады всю сознательную жизнь. Охота за сокровищами увлекала потомка финансистов куда сильнее, чем обычное приумножение капиталов. Иногда приходилось немало попотеть, чтобы отыскать нужный ответ. Иногда информацию продавали сведущие люди. А иногда решение загадки находилось случайно. Как сейчас.

– Что ж, с радостью вам все объясню.

ГЛАВА 7

Дания

1.50

Хенрик Торвальдсен проверил обойму. Вроде всё в порядке. Он аккуратно положил винтовку на длинный стол. Дубовые балки, доспехи, картины – всё в большом зале фамильного особняка дышало благородной стариной. На протяжении четырех веков за этим столом сидели предки Торвальдсена.

До Рождества меньше трех дней.

Ровно тридцать лет назад на старый стол взобрался Кай…

– Кай, немедленно спускайся, – строго сказала жена. – Быстро!

Мальчик резво несся вдоль длинной столешницы, скользя растопыренными пальцами по высоким спинкам стульев. Торвальдсен с улыбкой наблюдал за сыном. Обогнув позолоченную вазу в центре, тот с разбегу прыгнул в протянутые руки отца.

– Вы просто невыносимы! Оба, – проворчала жена. – Оба невыносимы.

– Лизетта, канун Рождества! Пусть мальчик поиграет. – Он посадил сына себе на колени. – Ему семь лет, а столу… целая вечность.

– Па, ниссе в этом году придет?

Кай обожал ниссе – обитателя старых чердаков, озорного шутника-эльфа в сером шерстяном наряде, колпачке, красных гольфах и белых башмаках (по крайней мере, так его описывали в сказках).

– А чтобы не случилось ничего плохого, нам понадобится каша, – добавил мальчик.

Торвальдсен улыбнулся. И ему мать когда-то рассказывала, что выставленная в канун Рождества кастрюля с кашей не даст ниссе слишком расшалиться. Разумеется, было это давно, еще до того, как нацисты вырезали почти всех Торвальдсенов, включая отца Хенрика.

– Будет, будет тебе каша, – сказала Лизетта. – И запеченный гусь, и капуста, и жареный картофель, и рисовый пудинг с корицей.

– И волшебный миндаль? – с радостным любопытством спросил Кай.

Мать взъерошила ладонью каштановые волосики сына.

– Ну конечно, радость моя! И волшебный миндаль. Если отыщешь его, получишь подарок.

Кай непременно находил миндаль – уж они с Лизеттой не оставляли это дело на волю случая. Сам Торвальдсен был евреем, но Рождество всегда отмечал, так как и жена, и отец исповедовали христианство. Каждый год они украшали ароматную елку самодельными деревянными и соломенными игрушками. Взглянуть на их творение сыну дозволялось только после праздничного ужина, когда они все вместе пели рождественские гимны.

До чего же он любил Рождество!

Пока не умерла Лизетта.

Два года назад после гибели Кая праздник совсем утратил смысл. Нет, хуже – превратился в пытку. Вот уже третий год сидит он в торце стола, терзаясь одной лишь мыслью: почему жизнь так жестока?

Впрочем, в этот раз все по-другому…

Хенрик ласково погладил черный стальной ствол винтовки. В Дании запрещалось владеть таким оружием, но законы его не волновали. Он жаждал правосудия.

В особняке стояла мертвая тишина. Ни огонька не горело в сорок одной комнате Кристиангаде. Вот бы свет навсегда исчез… Везде. Тогда никто не замечал бы его изуродованную спину, не видел бы жесткое выражение его лица. Не пришлось бы подстригать густые серебристые волосы и щетинистые брови. В темноте важны лишь чувства.

А его чувства обострились до предела.

Всматриваясь в черноту гостиной, Торвальдсен вспоминал прошлое.

Ему мерещился Кай. И Лизетта. У него было все: несметные богатства, власть, влияние. Он мог обращаться с просьбами к главам государств и представителям королевских семей; отказывали ему немногие. Репутация семьи Торвальдсенов ценилась высоко. Так же как и производимый ими фарфор. Торвальдсен не отличался особой религиозностью, но с Израилем поддерживал теплые дружеские отношения, а год назад, рискуя чем только можно, спас благословенное государство от фанатика, мечтавшего его уничтожить. Семейные миллионы евро он щедро тратил на благотворительность – разумеется, этого не афишируя.

Прямых потомков Торвальдсенов, кроме Хенрика, не осталось. Дальних родственников было… раз-два и обчелся. Древний род, существовавший не одно столетие, угасал.

Но прежде свершится правосудие.

Тихо скрипнула дверь, по черному залу разнеслось гулкое эхо шагов.

Где-то вдалеке пробили часы. Ровно два ночи.

Шаги затихли в нескольких метрах от кресла Торвальдсена.

– Сработали датчики, – произнес из темноты голос домоправителя.

Долгие годы Джеспер искренне (Хенрик знал это) разделял с семьей Торвальдсенов и горе, и радости.

– Где? – спросил он.

– В юго-восточном квадранте, на побережье. Двое. Направляются сюда.

– Тебе не нужно ввязываться, – сказал ему Торвальдсен.

– Пора подготовиться к встрече.

Хенрик улыбнулся. Хорошо, что старый друг его не видит. Последние два года он боролся с приступами горя и апатии. Придумывал себе задания, занимался благотворительностью, чтобы хоть на время забыть о своих вечных спутницах: боли, муке, печали.

– Что там с Сэмом? – поинтересовался Торвальдсен.

– Не знаю. После того звонка на связь он больше не выходил. Зато два раза звонил Малоун. Согласно вашему распоряжению, я не ответил.

Значит, Малоун выполнил то, что требовалось.

Эту ловушку он расставлял с величайшей осторожностью. Теперь, с той же осторожностью, следовало ее захлопнуть.

Торвальдсен потянулся к винтовке.

– Пора принимать дорогих гостей.

ГЛАВА 8

Элиза подалась вперед. Надо обязательно заинтересовать Роберта Мастроянни.

– С тысяча шестьсот восемьдесят девятого года по тысяча восемьсот пятнадцатый Англия воевала в общей сложности шестьдесят три года. Грубо говоря, год воевала, другой готовилась к новым битвам. Представляете, в какую сумму это обходилось? Обычное дело для того времени, войны шли по всей Европе.

– И многие, как вы утверждаете, на войне наживались? – уточнил итальянец.

– Безусловно. Победа значения не имела, – усмехнулась Ларок. – Государственные долги росли, финансисты получали все больше привилегий. То же самое сейчас в фармацевтических компаниях, которые лечат не сами болезни, а их симптомы. Словом, тянут из пациентов деньги.

Мастроянни съел последний кусочек десерта.

– У меня акции трех фармацевтических концернов.

– Ну, тогда вы понимаете, что я говорю правду.

Она твердо, сверху вниз, посмотрела ему в глаза. Он ответил таким же твердым взглядом, но потом, видимо, решил в поединок не ввязываться.

– Чудесный десерт, – заметил итальянец. – Я и вправду обожаю сладости.

– У меня есть еще. – Элиза вкрадчиво улыбнулась.

– Вы пытаетесь меня подкупить!

– Я хочу, чтобы вы приняли участие в нашем деле.

– Почему? – невозмутимо осведомился Мастроянни.

– Мужчины вроде вас – редкость. И тем ценнее. Вы богаты, могущественны, влиятельны. Умны. Склонны к новаторству. Вам наверняка тоже надоело делиться плодами своих трудов с жадными, бесталанными чиновниками у власти.

– Элиза, так что намечается? Откройте же наконец свою страшную тайну!

Она задумалась. Нет, карты показывать еще рано.

– Я расскажу вам кое-что о Наполеоне. Там и будет ответ на ваш вопрос. Вы многое знаете об императоре?

– Знаю, что он был коротышкой. Носил смешную шляпу. Всегда засовывал руку под мундир.

– Вам известно, что ни об одной исторической личности не написано столько книг, сколько о Наполеоне? – спросила Элиза. – Разве только об Иисусе Христе.

– Вот уж никогда не думал, что вы так сведущи в истории!

– Вот уж никогда не думала, что вы так упрямы.

С Мастроянни они общались несколько лет – не дружески, скорее как деловые партнеры. Итальянец владел крупнейшим в мире алюминиевым заводом, серьезно занимался автомобилестроением, авиаремонтом и, как он сам упомянул, фармацевтическим бизнесом.

– Мне надоело хождение вокруг да около. – Итальянец устало вздохнул. – Вы чего-то хотите, а чего именно, объяснить не желаете.

– Мне нравится одна фраза у Флобера, – пропустив его слова мимо ушей, сказала Элиза. – История – это пророчество, обращенное к прошлому.

Мастроянни засмеялся.

– Типично французский взгляд. Меня всегда раздражала манера французов забираться в дебри прошлого, чтобы разобраться с проблемами. Можно подумать, решение кроется в былых победах!

– Корсиканскую часть моей души это тоже раздражает, – согласилась Ларок. – Хотя иногда прошлое бывает поучительным.

– Хорошо, Элиза, рассказывайте о вашем Наполеоне, – снисходительно обронил Мастроянни.

Терпела она это лишь потому, что нахальный итальянец идеально вписывался в команду. Нельзя из-за глупой гордости срывать тщательно разработанный план.

– Он создал империю, сравнимую разве что с Римской. Ему повиновались семьдесят миллионов человек. Он одинаково свободно чувствовал себя и среди солдат, и среди ученых. Фактически он сам провозгласил себя императором. Представляете? Всего в тридцать пять лет, презрев мнение Папы, он надевает императорскую корону. – Элиза сделала паузу, чтобы Мастроянни обдумал ее слова. – Однако, несмотря на непомерное самомнение, лично для себя Наполеон построил всего два небольших театра. К настоящему времени от них ничего не осталось.

– А какие здания и памятники он воздвиг?

– В его честь ничего не построено, и его именем ничего не названо. Многие проекты Наполеона были завершены спустя длительное время после его смерти. Он запретил переименовывать площадь Согласия в площадь Наполеона.

Итальянец явно ничего о деятельности императора не знал. Тем лучше.

– Он приказал расчистить римский Форум и Палатин, приказал отреставрировать Пантеон – и даже не повесил уведомляющие об этом таблички. Он ввел много полезных новшеств в городах по всей Европе, но теперь никто не вспоминает – да и не знает – о его благодеяниях. Правда, удивительно?

Мастроянни запил шоколадный десерт водой.

– Это еще не все, – продолжала Элиза. – Наполеон отказывался брать кредиты. Он презирал финансистов и винил их в долгах Французской Республики. Он смотрел сквозь пальцы на конфискацию, вымогательство, даже допускал хранение денег в банках – но занимать ненавидел. И тем отличался от своих предшественников и последователей.

– Недурная политика, – пробормотал итальянец. – Банкиры – настоящие пиявки.

– Вы бы не отказались от них избавиться?

Перспектива гостю, очевидно, понравилась, но он промолчал.

– Наполеон мыслил так же, как вы. Вместо того чтобы купить у американцев Новый Орлеан, он продал им всю Луизиану, а на вырученные миллионы организовал армию. Любой другой монарх предпочел бы сохранить земли и занять деньги у пиявок.

– Наполеон умер очень давно. Мир изменился, – заметил Мастроянни. – Нынешняя экономика – сплошной кредит.

– Неправда. – Ларок откинулась на спинку кресла. – Видите ли, Роберт, из папируса Наполеон узнал кое-что любопытное… Информация актуальна до сих пор.

Чем больше она рассказывала, тем заинтересованнее слушал итальянец.

– Но тайну папируса вы мне откроете, лишь когда я приму ваше предложение? – полуутвердительно спросил он.

Контроль над ситуацией постепенно переходил в руки Элизы.

– Я могу поделиться с вами еще кое-чем. Возможно, тогда вы решитесь.

– Пусть вы мне и не нравитесь, отказать у меня язык не повернется. Я с таким комфортом лечу домой в вашем самолете, ем чудесную говядину, пью изумительное шампанское, не говоря уже о шоколадном десерте… – Мастроянни насмешливо улыбнулся.

– Признайтесь, Роберт, почему вы здесь, если я вам неприятна?

Он твердо взглянул ей в глаза.

– Сами знаете. Потому что я заинтригован. Да, мне хотелось бы избавиться от банкиров и правительств.

Поднявшись, Ларок прошла в хвост самолета, взяла с кожаного дивана сумку «Луи Виттон» и достала маленькую книгу в кожаном переплете. Первое издание, 1822 год. «Книга судеб, которой пользовался Наполеон».

– Книга досталась мне от бабушки-корсиканки, а ей – от ее бабушки. – Она положила тонкий томик на стол. – Вы верите оракулам?

– Скорее нет, – недоуменно отозвался итальянец.

– Тут случай исключительный. Этого оракула ученый из свиты Наполеона обнаружил в Долине Царей, под Луксором. Текст был написан иероглифами, но коптский священник устно перевел его секретарю, а тот для конспирации записал пересказ по-немецки. В таком виде его и передали Наполеону. – Элиза помолчала. – Конечно, ни слова правды.

Мастроянни негромко рассмеялся.

– Еще бы!

– Настоящий манускрипт действительно найден в Египте. И совсем не так, как папирус, о котором я рассказывала чуть раньше…

– Но так и недорассказали, – быстро добавил итальянец.

– Это накладывает обязательства. – Она многозначительно на него посмотрела.

Он улыбнулся.

– Сколько таинственности вокруг вашего Парижского клуба!

– Приходится осторожничать… Оригинал был написан по-гречески. Вероятно, наследие Александрийской библиотеки, полностью уничтоженной к пятому веку нашей эры. Когда-то там хранились сотни тысяч подобных свитков. Текст Наполеону действительно перевели, только не на немецкий – император его не знал, да и вообще с иностранными языками не дружил, – а на корсиканский. Оракула он возил с собой в деревянном ларце. В тысяча восемьсот тринадцатом году, после разгрома под Лейпцигом, положившего начало крушению империи, от ларца пришлось избавиться. Говорят, Наполеон с риском для жизни пытался его отыскать. В конце концов ларец нашел прусский офицер и продал плененному французскому генералу: он видел деревянный ящичек среди вещей императора и захотел его ему вернуть. Увы! Наполеона к тому времени выслали на остров Святой Елены, и ларец достался Марии-Луизе. В тысяча восемьсот двадцать первом году, после смерти Наполеона, некий Киршенхоффер объявил, что императрица передала ему манускрипт для публикации.

Элиза открыла книгу и осторожно провела пальцем по страницам.

– Обратите внимание на посвящение. «Ее императорскому высочеству, экс-императрице Франции».

Мастроянни оракул не очень заинтересовал.

– Не хотите полистать? – предложила она.

– И что я увижу?

– Свое будущее.

ГЛАВА 9

Возраст Сэма Коллинза Малоун определил по голосу верно: тому действительно оказалось чуть за тридцать. Встревоженное лицо молодого человека сочетало простоту и решительность. Редкие, коротко стриженные рыжеватые волосы напоминали смятые перья. Говорил он с австралийским – а может, новозеландским – акцентом, но произношение и синтаксис соответствовали нормам американского варианта английского языка. Нетерпеливый, самоуверенный, как многие в тридцать лет – когда-то и Малоун был таким, – он желал, чтобы с ним обращались точно с пятидесятилетним.

Только ошибок дополнительных двадцати лет все эти тридцатилетние еще не успели совершить.

Увольнение, похоже, ничуть не огорчало Сэма Коллинза. И напрасно. Если карьера не удалась в одном подразделении Секретной службы, другой филиал вряд ли распахнет двери перед экс-сотрудником первого.

«Мазда» легко вписалась в очередной крутой поворот – прибрежное шоссе свернуло в сумрачный лес. С этого места начинались угодья Хенрика Торвальдсена – несколько миль земли между морем и дорогой. Четырьмя акрами здесь владел Малоун: друг-датчанин недавно сделал ему неожиданный подарок.

– Не скажете, каким ветром вас занесло в Данию? – осведомился Коттон.

– Может, сначала разберемся с Торвальдсеном? Он сам ответит на ваши вопросы.

– Действуете согласно распоряжениям Хенрика?

Немного замявшись, Коллинз произнес:

– Да. Так он велел ответить… если спросите.

Малоун не любил, когда им манипулировали. Впрочем, Хенрик всегда действовал подобным образом. Чтобы что-то выведать, надо принимать правила игры.

Притормозив у открытых ворот, он осторожно проехал между двумя белыми коттеджами – проходом в Кристиангаде. Особняк был построен четыреста лет назад, в XVII веке, когда предок Торвальдсена догадался превратить тонны ничего не стоившего торфа в топливо для обжига фарфора. В XIX веке завод «Адельгейт» стал официальным поставщиком стеклянных изделий для датского королевского двора – и сохранил за собой почетную обязанность до нынешнего времени. Стекло Торвальдсенов славилось на всю Европу.

По травяной дорожке, окаймленной темными голыми деревьями, Малоун проехал к дому. Усадьба являла собой типичный образец датского барокко: трехэтажное кирпичное здание, отделанное песчаником и увенчанное грациозно изогнутой крышей. Одно крыло дома тянулось в глубь материка, другое смотрело в сторону моря. В окнах не было ни огонька. Что ж, ничего странного, ночь как-никак. А вот приоткрытая парадная дверь – уже из области удивительного…

Припарковав машину, Малоун вышел наружу и с пистолетом в руке осторожно двинулся вперед. Коллинз шел следом.

В теплом холле витал неприятный запах вареных помидоров и потухшей сигары, к которому Малоун – частый гость в особняке – за два года привык.

– Хенрик! – громко позвал хозяина Сэм Коллинз.

Малоун метнул на спутника испепеляющий взгляд и прошипел:

– Совсем рехнулся?

– Нужно предупредить, что мы здесь.

– Кого?

– Дверь ведь была открыта… – растерянно произнес молодой человек.

– Вот именно, – едва слышно процедил Малоун. – Так что помалкивай и держись сзади.

Бесшумно ступая по глянцево отшлифованным плитам холла, они перешли в соседний коридор и, миновав просторный зал, зимний сад и бильярдную, попали в кабинет, озаренный робким светом зимней луны.

Малоун ловко лавировал среди мебели, пробираясь к деревянному оружейному шкафу, где хранились по меньшей мере дюжина охотничьих ружей, несколько пистолетов, арбалет и три винтовки. Надо бы проверить, все ли на месте…

Кленовая дверца (дорогим кленом была отделана вся комната) с витражным стеклом была отворена.

Не хватало одной винтовки и двух ружей. Малоун взял любимое оружие Торвальдсена – револьвер «уэбли», из вороненой стали. Эту модель перестали выпускать в 1945 году. В нос ударил резкий запах масла. Малоун открыл барабан: все шесть патронов на месте. Торвальдсен всегда держал оружие заряженным.

Протянув револьвер Коллинзу, он почти беззвучно спросил:

– Пользоваться умеешь?

Тот кивнул.

Они выскользнули из комнаты через ближайшую дверь.

Хорошо зная планировку дома, Малоун уверенно свернул в очередной переход. В конце концов они дошли до пересечения двух коридоров. По обе стороны тянулись двери, обрамленные изысканной лепниной. Судя по расстоянию между дверями, залы за ними скрывались более чем просторные.

Впереди виднелся украшенный фронтоном вход в хозяйскую спальню.

Торвальдсен терпеть не мог лестницы, поэтому давным-давно приспособил под свои нужды первый этаж особняка.

Приблизившись к спальне, Малоун медленно повернул ручку. Резная дверь бесшумно отворилась.

В полумраке были видны очертания массивной мебели, за незашторенным окном чернело ясное ночное небо. Под пуховыми одеялами на кровати лежал спящий человек.

Вроде бы…

Справа мелькнула тень.

В дверном проеме вырос темный безликий силуэт.

Вспыхнули лампы.

Малоун прикрыл лицо рукой, но успел краем глаза заметить Торвальдсена – тот целился в него из винтовки.

Из гардеробной с пистолетом в руках выскочил Джеспер.

На полу у дальнего края кровати валялись два бездыханных тела.

– Они явно считали меня тупицей, – усмехнулся Хенрик.

Роль мыши в мышеловке Малоуну не очень понравилась.

– И зачем я тут понадобился?

Хозяин опустил оружие.

– Тебя не было.

– Улаживал личные дела.

– Стефани рассказывала. Коттон, мне очень жаль… – сочувственно произнес Торвальдсен. – Представляю, какой ад ты пережил.

Участие друга его тронуло.

– Ничего, с этим покончено. Все уже забыто.

Опустившись на кровать, датчанин сдернул одеяла: «спали» под ними подушки.

– К несчастью, такое не забывается.

Малоун подошел ближе, чтобы рассмотреть убитых.

– Это они вломились в мой книжный?

Торвальдсен покачал головой, в усталых глазах плеснулась боль.

– Два года, Коттон, два года я искал убийц моего сына. И наконец нашел.

ГЛАВА 10

– Наполеон свято верил предсказаниям и предсказателям, – продолжала говорить Элиза. – Корсиканская кровь! Однажды его отец сказал, что судьба «записана на небесах». И был прав.

Мастроянни ее слова не очень впечатлили, но Ларок не смутилась.

– Первая жена Наполеона, креолка Жозефина, родилась на Мартинике, где процветал культ вуду и прочие виды колдовства. Еще в детстве ей нагадали раннее неудачное замужество, вдовство и высокий титул – выше, чем королева. – Она на миг умолкла. – Жозефина вышла замуж в пятнадцать лет. Счастья брак ей действительно не принес. Через некоторое время она овдовела, но потом жизнь ей улыбнулась – Жозефина стала императрицей Франции.

Итальянец пожал плечами.

– Вы снова типично по-французски ищете ответы в прошлом.

– Возможно. Но по оракулу жила моя мать. Когда-то я, как и вы, относилась к нему скептически. Теперь мое мнение изменилось.

Элиза перевернула страницы.

– Тут тридцать два вопроса, можно выбирать. Часть из них обычные. «Доживу ли я до старости? Оправится ли пациент от болезни? Есть ли у меня враги и много ли их? Достанется ли мне в наследство собственность?» Другие вопросы более узкие. Сначала надо подумать, решить, что именно хочешь узнать. Можно даже заменить в вопросе одно-два слова. – Она подтолкнула тонкий томик ближе к гостю. – Выбирайте. Спросите о том, что вам точно известно. Испытайте могущество книги.

От изумления он лишь пожал плечами и растерянно моргнул.

– Ну? Что вам нужно сделать? – спросила Ларок.

И Мастроянни сдался. Просмотрев список вопросов, ткнул в один из них пальцем:

– Вот этот. Кто у меня родится: мальчик или девочка?

В прошлом году итальянец женился. Супруга номер три. Наверное, лет на двадцать моложе. Кажется, марокканка, Элиза точно не помнила.

– О! Я и не знала. Ваша жена беременна?

– Пусть оракул ответит.

Мастроянни слегка вскинул брови, выдавая свой скептический настрой.

Она протянула ему блокнот.

– Нарисуйте карандашом ряд вертикальных черточек. Не меньше двенадцати. Когда нарисуете двенадцать, можете остановиться на любом числе.

Он метнул на Элизу недоуменный взгляд.

– Ну, так оно действует.

Итальянец послушно начал орудовать карандашом.

– А теперь нарисуйте еще четыре ряда, один под другим. Только не задумывайтесь, просто рисуйте.

– Не меньше двенадцати?

Элиза качнула головой:

– Нет. Сколько хотите.

Мастроянни снова взялся за дело.

– Теперь пересчитайте, сколько у вас получилось в каждом из пяти рядов. Если число четное, поставьте рядом две точки. Если нечетное, то одну.

Он посчитал черточки. У края страницы выросла колонка из пяти рядов точек.

Элиза взглянула на получившийся рисунок.

– Два нечетных, три четных. Достаточно произвольно для вас?

Итальянец кивнул.

Элиза открыла страницу с диаграммой.

– Вопрос номер тридцать два. – Она скользнула пальцем вниз страницы, к ряду номер тридцать два. – Вот, вверху указаны варианты сочетаний точек. Для вашего сочетания – две нечетных, три четных – на тридцать второй вопрос ответ «R».

Быстро пролистав книгу, Элиза остановилась на странице, озаглавленной прописной буквой «R».