Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"
Автор книги: Стив Берри
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 176 (всего у книги 307 страниц)
Между тем сейчас цель Блейка размеренно двигалась метрах в двадцати впереди.
В глубине души он паниковал.
Кто-то уже приступил к операции «Ложь короля», но не с этой, а, похоже, совсем с другой стороны.
Блейк внимательно огляделся.
В нескольких стах метров слева несла свои воды Темза, впереди всего в нескольких кварталах находилось здание Королевского суда. Это был Сити – автономный район, город в городе, с тринадцатого столетия живущий по своим законам и под обособленным управлением. Кто-то называл его «квадратной милей», с первого еще века оккупированной римлянами. Здесь в эпоху Средневековья были основаны великие ремесленные гильдии, преобразовавшиеся со временем в мировые торговые компании. Для британских финансов и торговли Сити был и оставался наиважнейшим, сущностным средоточием; оставалось лишь гадать, с кем мог быть косвенно связан тот убийца – с первыми или со вторыми.
Человек повернул налево.
Пришлось ускорить шаг. Чувствуя на лице щекочущие дождевые струйки, Блейк смотрел, как он через знаменитые каменные ворота прошел во двор «Судебных иннов».
Это место Блейк знал.
Когда-то это место было резиденцией рыцарей-тамплиеров и оставалось им до начала XIV века. Но через два столетия Генрих VIII распустил все духовные ордена и отдал рыцарскую резиденцию своим законникам – это и дало начало «Судебным иннам». В конце концов король Яков I своим рескриптом окончательно закрепил это место за судебными властями. Мальчишкой Блейк часто бродил по лабиринту этих древних строений и их внутренних двориков. Помнились платаны, разноцветие люпинов, зелень лужаек, спускающихся к набережной. Те закоулки с арочными сводами были поистине легендарны. Одни названия чего стоят: переулок Королевской скамьи, галерея Мидл-Темпл…
Через пространство входа Блейк заметил, как тот человек заспешил вниз по узкой, мощенной булыжником улочке. Мимо Антрима в ворота прошли четверо, и он присоединился к ним, чуть отставая и используя их как прикрытие. Свет шел от нескольких окон и стенных фонарей, освещающих входы в здания.
Преследуемый вновь повернул направо.
Здесь Блейк спешно обогнул идущих впереди и обнаружил крытую аркаду, которую образовывали два сводчатых прохода. На другой стороне открывался внутренний двор, а на нем – тот человек, который как раз сейчас входил в Храмовную церковь.
Блейк замешкался. Там внутри он раньше уже бывал. Церковка маленькая, укрыться особо негде.
Зачем туда? Что ему там надо?
Выяснить есть только один способ.
Выйдя обратно под дождь, Блейк мелкими шагами подбежал к боковой двери в церковь. Слабый свет внутри пролегал лишь тусклыми разрозненными пятнами. Стояла сумеречная глушь, что действовало на нервы. Под круглым куполом лежали мраморные изваяния усопших крестоносцев в полном боевом облачении. Взгляд вбирал в себя мраморные колонны, кружевные арки, прилежную работу зодчих. Шесть окон и шесть же столпов располагались здесь по кругу. Справа на прямоугольных хорах, еще за тремя арками, медноватым светом неярко освещался алтарь. Объекта преследования на виду нигде не было; не было вообще никого.
Ох, что-то здесь не так…
Блейк повернулся уходить.
– Вы уже отбываете, мистер Антрим?
Легкая надтреснутость голоса указывала: говорит пожилой.
Блейк резко обернулся.
Из глубоких затенений меж напольными изваяниями в круг выступили шестеро. Лиц не видно, только очертания. Мужчины, одеты в костюмы. Стоят – ноги на ширине плеч, руки в боки; эдакие стражи тьмы. Горгульи.
– Нам необходимо поговорить, – произнес тот же голос.
Слева метрах в трех выступила еще одна фигура; лицо также в тени, хотя можно различить, что этот направляет на Блейка оружие.
– Прошу вас, выйдите в центр, – сказал он.
Иного не оставалось.
Блейк сделал, как ему сказали, и теперь стоял в круге, который образовывали лежачие истуканы в доспехах и люди.
– Вы убили моего человека только затем, чтобы заманить меня сюда?
– Убили мы его, чтобы подчеркнуть тем самым важность происходящего.
От тяжелой тени подбородок говорящего казался массивным, как пластина доспеха.
Как там сказал перед смертью Даймонд? «Не должно было случиться»?
– Откуда вы знали, что я буду в соборе Святого Павла?
– Наше выживание всегда зависело от оперативности и четкой проработки разведданных. За вашими действиями в нашей стране мы наблюдаем уже много месяцев.
– Кто вы? – спросил Блейк с неподдельным интересом.
– Наш основатель именовал нас «Обществом Дедала». Вам известна история о Дедале?
– Мифы меня никогда не интересовали.
– Это вас-то, искателя тайн? Ну-ну… Мифологию следует рассматривать как весьма серьезный предмет.
Снисходительный тон Блейку претил, но куда деваться. Он смолчал.
– Имя Дедал означает «хитрый ваятель», – сказал его собеседник.
– Так кто же вы? Какой-то клуб?
Остальные пять теней не шелохнулись, не проронили ни слова.
– Мы хранители секретов. Защитники королей и королев. Одному богу известно, как они нуждались в защите, причем в основном от самих себя. Мы возникли в тысяча шестьсот пятом году, из-за некоего секрета, до которого вы сейчас доискиваетесь.
А вот это интересно.
– Вы в самом деле так полагаете?
– Зачем вы ведете свои поиски? – спросила еще одна из теней, и снова тем надтреснутым, с сипотцой голосом, выдающим возраст.
– Скажите нам, – произнес еще один. – Зачем вы вмешиваетесь в наши дела?
– Это что, допрос? – переспросил Блейк.
– Вовсе нет, – усмехнулся первый. – Просто любопытно. Агент американской разведки роется в дебрях британской истории, высматривает, вынюхивает, выискивает что-то, о существовании чего в современном мире догадываются лишь считаные единицы… У своего агента в соборе Святого Павла вы, кажется, спрашивали, что случилось с Фэрроу Керри? Так вот, мы его просто убили. В надежде, что вы прекратите свои копания. Но этого не произошло. И сегодня вечером мы устранили еще одного из ваших людей. Нам что, теперь еще и третьего убрать?
Блейк знал, о ком идет речь, но не кривя душой заметил:
– У меня работа, и ее необходимо делать.
– Так ведь и нам тоже, – сказала одна из теней.
– У вас ничего не получится, – вставила реплику та, что по соседству.
– Мы вас остановим, – добавила третья.
Первый поднял руку, властно осекая остальных.
– Мистер Антрим, пока успех вам, можно сказать, не сопутствует. У меня ощущение, что когда вы потерпите окончательную неудачу, ваше руководство навсегда откажется от этой своей затеи. Нам надо лишь убедиться, что так оно и будет.
– Ну так что ж, флаг вам в руки.
– Наш союзник – секретность, – сказал первый голос. – Рамками закона мы не стеснены. За нами никто не присматривает. Это мы решаем, какое действие избрать, какая мера окажется эффективней. – Он сделал паузу. – И нам нет никакого дела до политики.
Блейк нервно сглотнул и сказал:
– Того ливийского убийцу мы не отпустим. Без должных последствий.
– Повторяю еще раз, мистер Антрим: политика нас совершенно не интересует. Вы в самом деле думаете, что предмет вашего поиска это остановит?
Пронзившее ощущение собственной беспомощности было Блейку ненавистно.
– Вы убили американского агента разведки. Это никому не сойдет с рук.
– И вы этим рассчитываете нас напугать? – развеселился пожилой. – Уверяю вас, мы сталкивались с угрозами куда бо́льшими, из куда более серьезных источников. Кромвель с его пуританами обезглавили Карла I. Мы пытались этому помешать, но не смогли. Однако в конце концов мы устроили ниспровержение Кромвеля, а вслед за тем возвращение Карла II. Мы стояли у трона, когда на него всходили Вильгельм и Мария. И это мы, чтобы предотвратить бунты, спровадили Георга III, наслав на него безумие. Сколь много пришло и минуло королей и королев, из которых каждый был саморазрушительней предыдущего… Но мы были там, на месте, чтобы следить и охранять. Соединенные Американские Штаты нам не страшны. Мы с вами прекрасно отдаем себе отчет, что если ваши дознания всплывут на поверхность, никто ни по ту, ни по эту сторону Атлантики ответственности на себя не возьмет. Вас дезавуируют. Затрут. Забудут. Со всеми вашими злокозненными делишками.
Блейк молчал. Потому что сукин сын был прав: таково непреложное условие операции. Цепляться за все, что только попадется. Задействовать все средства, двигаться вперед. Но если схватят, ты оказываешься наедине с самим собой. Блейк, случалось, и раньше работал в похожих ситуациях, только прежде еще не попадался.
– Чего вы хотите? – севшим голосом спросил он.
– Мы могли бы вас убить, но это лишь вызовет дальнейшее любопытство и привлечет новых агентов. Поэтому мы просим вас просто оставить это занятие. И вы это сделаете.
– Почему вы так считаете?
– Потому что вы боитесь. Я это вижу по вашему лицу, читаю в ваших глазах. Страх парализует, не правда ли?
– Я шел за вашим человеком.
– Это так. Но будем честны друг с другом: ваше прошлое особым героизмом не отличается. Послужной список у вас основан больше на осторожности и взвешенных действиях. Мы многое о вас узнали, мистер Антрим, и должен сказать, ничто нас особо не впечатлило.
– Ваши оскорбления меня не задевают.
– Мы вам заплатим, – сказала одна из теней. – Пять миллионов фунтов, на любой указанный вами счет. Просто скажите своему начальству, что искать оказалось нечего.
Блейк прикинул. Семь миллионов долларов. Чистоганом, в карман. Просто за то, что он уйдет?
– Мы знали, что это предложение вас заинтересует, – гнул свое первый голос. – Со средствами у вас негусто, накоплений нет. В какой-то момент, если не уже, ваша полезность работодателям перестанет себя оправдывать, и что тогда? Куда податься?
В чахлом свете, среди сумрачно молчащих надгробий Блейк почувствовал себя побежденным, раздавленным. И это всё? Вся глубина замысла?
Снаружи продолжал шуршать дождь.
Что и говорить, эти люди рассчитали все досконально, и надо признать, предложение действительно соблазнительно. Сейчас ему пятьдесят два, и мысли о том, как проводить остаток жизни, посещают все чаще. Обычно оперативники уходят в отставку в пятьдесят пять, и что? Житье на жалкую государственную пенсию выглядело совсем непривлекательно.
Семь миллионов долларов. Звучит-то как… Зазывно.
Но беспокоит то, что эти люди знают его слабости.
– Подумайте об этом, мистер Антрим, – посоветовал первый голос. – Взвесьте как следует.
– Всех агентов американского правительства вам все равно не перебить, – сказать это Блейк счел себя обязанным.
– Это правда. Но, откупаясь от вас, мы получаем уверенность, что операция «Ложь короля» потерпит фиаско, а это значит, что агентов сюда больше направлять не будут. Вы доложите о провале и возьмете всю вину на себя. Мы считаем, это проще и эффективней, чем сила. И хорошо, что во главе операции стоит сговорчивый человек вроде вас. Это для нас большая удача.
Еще одно оскорбление, которое Блейк пропустил мимо ушей.
– Мы хотим, чтобы все это закончилось. А с вашей помощью так оно и будет.
Правая рука у тени поднялась, а затем опустилась.
Вперед метнулся человек с оружием.
Тело Блейка Антрима словно сковало; он не мог пошевелиться.
Тихий хлопок. Что-то пронзило грудь – острое, жалящее.
А затем удар – такой, что мышцы свела железная судорога. Ноги подкосились. И он рухнул на пол посреди мертвых рыцарей.
10
Кэтлин припарковала машину на Тюдор-стрит, непосредственно перед воротами. На выданной шефом визитке значилось «зал Мидл-Темпла». Он находился в пределах старого Темпла (или «храма»), то есть являлся частью «Судебных иннов», где четыреста лет кряду процветали и вершили свои дела лондонские законники. В частности, здесь была цитадель двух без преувеличения великих законотворческих обществ, существование которых восходит к временам Генриха VIII. «Срединным храмовником» – членом Мидл-Темпла – был когда-то сам Диккенс. Примечательно то, что он написал о жизни в стенах этих иннов: «Кто попадает сюда, шум оставляет снаружи».
Память все еще будоражил вид запыленных монарших костей. Вот уж не думала, не гадала, что когда-нибудь придется лицезреть такой интим… Кто, интересно, вломился в королевскую усыпальницу? В смелости этим отморозкам безусловно не откажешь: секьюрити на территории Виндзорского замка такая, что мышь не проскочит. Но главное, зачем? Что они рассчитывали там найти? Все эти вопросы неотступно вертелись в уме, пока Кэтлин ехала обратно в Лондон в нетерпеливом предвкушении того, что ее ждет в зале Мидл-Темпла.
Дождь шел неравномерно, налетая хлещущими косыми порывами; короткие каштановые волосы Кэтлин, в помещении уже было высохшие, на обратном пути к машине снова успели намокнуть. У шлагбаума никто не дежурил, на ведомственную стоянку въезжай не хочу. Времени почти половина восьмого, да еще и пятница: в «Судебных иннах» рабочие будни определенно закончились.
А для Кэтлин, похоже, только начинаются.
Пройдя через переулок Королевской скамьи и миновав согнездие краснокирпичных зданий с темными незрячими окнами, она вошла во внутренний двор перед знаменитой Храмовной церковью. Сюда она добралась с обратного конца, перейдя через еще один мощеный проулок и таким образом разыскав зал Мидл-Темпла. Знак на двери возвещал, что вход посетителям закрыт, но Кэтлин его проигнорировала и открыла двери.
Освещенное пространство внутри тянулось на тридцать метров в длину и пятнадцать в ширину под стропилами, дубовые балки которых насчитывали девять веков. Похожие на рыцарские щиты окна по обеим сторонам были украшены изображениями рыцарских доспехов и геральдикой, воздающей честь и хвалу бывшим Срединным Храмовникам. Наряду с Диккенсом в их числе некогда состояли сэр Уолтер Райли, Уильям Блэкстон, Эдмунд Бёрк и Джон Марстон. Из конца в конец тянулись четыре длинных ряда дубовых столов. А на дальнем конце под пятью массивными, писанными маслом картинами тянулся стол старейшин, за которым начиная с XVI века восседали за трапезой лишь самые знатные барристеры. Последние два века портреты над ними не менялись: Карл I, Яков II, Вильгельм III, Карл II, королева Анна, а слева – неразличимая от входа Елизавета I.
На дальнем конце зала показался человек – невысокий, на седьмом десятке; лицо в щербинках, круглое, как старая луна. Косматые строгие брови. Седины уложены так безупречно, что сама собой напрашивается озорная мысль: а что, если их взъерошить? Вблизи становилось видно, что толстые очки в стальной оправе не только скрывают его глаза, но и нивелируют легкую асимметрию неброских черт. На нем был стильный темный костюм-тройка, а из жилетного кармана свисала серебряная цепочка часов. Шел он с тростью, приволакивая негнущуюся правую ногу. Этого человека Кэтлин видела впервые, но уже знала, кто это.
Сэр Томас Мэтьюз.
Глава Секретной разведывательной службы.
В этом ведомстве, отвечающем за деятельность всей внешней разведки, с начала XX века сменились всего шестнадцать руководителей. Американцы, и не только они, называли ее МИ-6 – ярлык, приставший в период Второй мировой войны.
Кэтлин стояла на дубовом дощатом полу, не зная толком, что говорить и что делать.
– Я так понимаю, у вас в Мидл-Темпл членство? – низким сипловатым голосом спросил ветеран разведки.
В произношении угадывался диалект кокни. Кэтлин кивнула:
– После учебы на юридическом в Лондоне мне было предоставлено членство. Так что в этом зале я не раз обедала.
– А затем вы решили, что утверждать закон – занятие более интригующее, чем его трактовать?
– Что-то вроде этого. Мне моя работа нравится. Очень.
– Лично я, – он уставил в нее свой тонкий палец, – наслышан о том случае с рыбками, что был у вас пару лет назад.
Кэтлин вспомнилось про партию тропических рыб, импортированных из Колумбии и Коста-Рики для продажи в британских зоомагазинах. Контрабандисты тогда придумали оригинальный ход: растворять кокаин в пластиковых пакетиках, незаметных в воде, и перевозить вместе с рыбками.
Хитрость наркомафии Кэтлин тогда раскусила.
– Очень умно с вашей стороны разгадать такую уловку, – похвалил Мэтьюз. – И от этого тем более жаль, что ваша карьера сейчас находится в опасности.
Кэтлин промолчала.
– Честно говоря, я вашему начальству сочувствую. Агенты, жертвующие благоразумием, рано или поздно подставляют себя или кого-то другого под удар. Ножом или пулей.
– Прошу прощения, но колкостей в свой адрес я за этот вечер наслушалась предостаточно.
– Вы всегда так прямолинейны?
– Как вы сейчас предположили, работа моя, вероятно, тю-тю. Так чего мне молчать ягненком? Чего я этим добьюсь?
– Может статься, моей поддержки в спасении вашей карьеры.
Вот как. Неожиданно. И тогда Кэтлин спросила:
– Тогда, быть может, вы мне расскажете, чего бы вы хотели?
Мэтьюз обвел помещение тростью:
– Вы вообще когда последний раз здесь были?
Кэтлин призадумалась. С год назад, наверное. Прием в саду: один из сокурсников дослужился до звания бенчера[146], одного из немногих избранных в руководство Мидл-Темпла.
– Да уже давненько, – сказала она вслух.
– Мне неизменно нравится сюда приходить, – поделился Мэтьюз. – Это здание повидало столько истории. Само стало ее частью. Представить только: эти стены, потолок, весь этот интерьер в таком же вот виде лицезрели елизаветинскую эпоху. Елизавета Первая самолично его посещала, стояла на этом вот месте. Здесь прошла премьера шекспировской «Двенадцатой ночи». Меня это несказанно впечатляет. А вас?
– Зависит от того, оставите ли вы за мной работу.
– Мисс Ричардс, происходит нечто экстраординарное, – улыбнулся Мэтьюз и при виде непроницаемости лица Кэтрин произнес: – Позвольте рассказать вам одну историю…
***
Принц Генри вошел в залу частных аудиенций Ричмонд-палас. Из Вестминстера его сюда вызвал отец, король Генрих VII, велев явиться тотчас. Учитывая, какие непростые отношения сложились у них за семь лет, истекших после смерти брата Артура, а сам Генри стал наследником престола, просьба отца звучала, можно сказать, заурядно. Вызовы во дворец следовали один за другим – в основном для нравоучений, а иной раз и для внушения розгами (через мальчиков для битья). Отец жаждал убедиться, что королевству в руках его второго сына уготована благая участь.
Король возлежал на ало-золотом ложе среди всевозможных малых и больших валиков и подушек. С трех сторон ложе с балдахином окружали почтительно склонившие тонзуры клирики, лекари и придворные. Вид был откровенно прискорбный. О прежних отцовых недугах сын знал. Сначала воспаление горла, затем ревматическая лихорадка, хроническая усталость, потеря аппетита – и флегма, переходящая в приступы черной меланхолии. Но об этой последней напасти Генри не поставили в известность, а она, судя по всему, была самой губительной.
У витых столбиков ложа, в изножье, стоял исповедник, который в данную минуту совершал соборование: умащивал босые стопы короля елеем. К устам отца поднесено было распятие, которое тот равнодушно облобызал, а затем послышался зловещий шелест его голоса, столько раз пыткой звучавший в его мозгу:
– Взываю к Господу нашему, во всей его силе и могуществе, о смерти милостивой.
Генри недвижно смотрел на коварного, расчетливого лукавца, что правил Англией двадцать три года. Свою корону Генрих VII не унаследовал; он ее захватил, сразив презренного Ричарда III в битве на Босвортском поле, и, разом покончив тогда с Йорками и Ланкастерами, основал новую династию. Тюдоров.
Вялым взмахом кисти отец велел сыну приблизиться.
– Смерть – враг, от которого не откупиться ни золотом, ни посулами. Деньги и людская изворотливость пред ним есть пустой звук. И вот он наконец явился ко мне на порог…
Что сказать, Генри не знал. Опыт подсказывал: лучше молчать. Он был вторым сыном, герцогом Йоркским, и на трон претендовать никоим образом не мог. Эта обязанность отводилась его старшему брату Артуру, уже само звучное имя которого служило укреплению претензий Тюдоров на английский трон. Все привилегии и прерогативы давались Артуру, включая женитьбу на великолепной Екатерине Арагонской – часть договора с Испанией об укреплении крепнущих позиций Англии в Европе. Но Артур, которому на тот момент едва исполнилось шестнадцать, внезапно скончался, не прожив в браке и пяти месяцев. А за истекшие с той поры семь лет многое, ох многое изменилось…
Умер папа Александр Борджиа. Пий III на престоле Святого Петра продержался всего двадцать шесть дней. Наместником Сына Божьего был избран Юлий II, похвалявшийся, что Священной коллегией кардиналов владеет как своими пятью пальцами. Этот человек прислушался к доводам рассудка и наутро после Рождества 1503 года, по просьбе Генриха VII, издал буллу, допускающую кровосмесительный по сути брак Екатерины Арагонской с братом своего почившего супруга.
Так сын Генриха VII и Екатерина Арагонская оказались помолвлены, а затем и обручены.
Но брак не заладился.
Между тем английский король, лежащий сейчас на смертном одре, использовал его как возможность лишний раз поторговаться с Испанией и Священной Римской империей: вдруг получится урвать еще что-нибудь.
– Нам надо поговорить, – натужно просипел отец. – Твоя мать, с которой я скоро увижусь, тебя чтила.
О, кто бы знал, как принц Генри благоговел перед Елизаветой Йоркской! Поскольку из сыновей он был вторым (и в силу этого как бы второстепенным), он рос фактически при ней. От нее он учился читать, писать, думать. Утонченная нежная красавица, Елизавета умерла шесть лет назад, не протянув и года после кончины своего старшего, Артура. Генри частенько размышлял, есть ли на свете еще хоть одна женщина, которая не то что сравнится, а хотя бы приблизится к ней по совершенству.
– Я любил твою мать больше всех на этом свете, – скрипел голос отца. – Многие этому не поверят. Но это правда.
Генри всегда держал ухо востро. Он прислушивался ко всему, что происходило и произносилось вокруг, и понимал, что отец его – черствый, несгибаемый, болезненно подозрительный, жестокосердный, с тяжелой рукой – не пользуется любовью ни у знати, ни у простонародья. Англию он считал своей, поскольку один захватил ее на поле битвы. Подданные были ему должны. Он обложил страну налогами и податями, стяжал колоссальные доходы со своих доменов и угодий. Многое прирастил и от маноров тех, кто на первых порах ему противостоял. Толк в вымогательстве Генрих VII знал; знал и выгоду, которую можно извлечь, даруя те или иные привилегии и послабления некоторым из своих приближенных (они знали, кому и чем обязаны).
– Мы христиане, сын мой, и совесть наша должна быть чиста не менее, чем у самого Отца Небесного. Помни это.
Опять наставления? Генри было восемнадцать, и смотрелся он уже мужчиной по всем статьям – высокий, крепко сложенный, плечист и широк в груди – сколько уж можно его поучать, тем более прилюдно? Он приобщен был к наукам, слагал стихи, музицировал. Знал, кого избрать себе в наперсники и как их использовать, и окружали его сплошь люди недюжинного ума. Не чурался он и удовольствий, но обязанности свои ставил превыше всего. И, что крайне важно, не боялся ошибок и промахов.
Когда-то он думал стать священником.
Теперь же ему уготовано стать королем. И только им.
По дворцу последние дни витал скорбный дух покаяния – смерть всегда вызывает подобные чувства, а сейчас скорая кончина монарха была уже очевидна. С кого-то теперь снимут цепи и выпустят из тюрем, по углам пойдут тревожные перешептывания, будут заказываться заупокойные мессы. Церковники снова наживутся. Законники тоже: в Вестминстере какое-то время будет тесно от жертвователей и дарителей с жалованными грамотами. В знак памяти. Пора всепрощения и посмертных монарших милостей…
– А ну-ка ты, неблагодарное отродье, – внезапно озлился отец. – Ты меня слышишь?
Сыновнее сердце привычно екнуло от страха, который вызывала ярость отца.
– Я слышу. – Генри моментально направил свое внимание на ложе.
– Теперь все вон, – проскрежетал король.
Не прошло и минуты, как в покое уже никого не осталось. Только отец и сын.
– У меня есть тайна, о которой тебе надлежит знать, – собравшись с силами, заговорил Генрих VII. – Прежде я тебе о ней не сказывал.
Глаза его смотрели непривычно отрешенно.
– Королевство от меня ты наследуешь в богатстве и процветании. Между тем я давно постиг: никогда не проникайся доверием, никогда и ни к кому. Так надлежит поступать и тебе. Пусть другие считают, что ты им веришь, но верь только себе. За годы правления я скопил отдельное богатство, по праву принадлежащее лишь крови Тюдоров…
Да неужто? Вот это да!
– Его я припрятал подальше от глаз, в месте, издавна известном храмовникам.
Тамплиерам? Название этого ордена уже долгое время не на слуху. Когда-то в Англии тамплиеры чувствовали себя весьма свободно, но это было двести лет назад. Теперь от них остались лишь церкви и разбросанные по всей стране остатки крепостей. В некоторых из них Генри бывал. Так в какой же находится тот тайник?
Вот бы знать…
Генри всем своим видом выразил почтительную, благоговейную покорность (дай-то бог, чтоб в последний раз).
– Твой долг, – произнес отец, – оберегать это наше богатство и передать его в наследство своему сыну. Я бился и с оружием в руках возвел наше семейство на трон, и теперь твой долг, чтобы мы, волею Божьею, на нем удержались.
Здесь с ним спорить не приходилось.
– Тебе то место придется по нраву. Оно хорошо мне послужило и теперь послужит тебе…
***
– Это все правда? – было первое, что Кэтлин, пристально глядя, спросила у Мэтьюза.
– Насколько мне известно, – ответил он с улыбкой, – запись об этом содержится в архивах, недоступных широкой огласке.
– Но этой информации пятьсот лет. Полтысячелетия.
– И она, как ни удивительно, крайне актуальна сегодня. А значит, мы должны уделять ей внимание.
Как такое возможно? Впрочем, Кэтлин предпочла промолчать.
– Сэр Томас Райотсли письменно изложил, что происходило в тот день, двадцатого апреля тысяча пятьсот девятого года. Назавтра Генрих VII умер. К сожалению, отчет лорд-канцлера не зафиксировал того, что отец дословно сказал сыну. Известно лишь, что сведения об этом тайнике Генрих VIII передал затем своей шестой жене Екатерине Парр, непосредственно перед своей смертью в тысяча пятьсот сорок седьмом году. Мы также знаем, что стоимость богатств Генриха VIII на момент его кончины составляла примерно четыре с половиной миллиона фунтов. По сегодняшним деньгам сумма просто неизмеримая, учитывая, что клад состоял преимущественно из драгметаллов, количество и качество которых сложно определить. Но что речь идет о миллиардах фунтов в сегодняшнем исчислении, это как минимум.
Затем Мэтьюз поведал о разговоре, что имел место у смертного одра Генриха VIII в январе 1547 года. Диалог между мужем и женой, во многом сходный с диалогом тридцативосьмилетней давности между отцом и сыном.
– В отношении женщин Генрих VIII вел себя на редкость неразумно, – сказал Мэтьюз. – Он доверился Екатерине Парр, которая своего мужа терпеть не могла. И передавать услышанное Эдуарду VI она собиралась менее всего… – Старый разведчик на минуту примолк. – Вам вообще многое известно о Екатерине Парр?
Кэтлин покачала головой.
Мэтьюз пояснил, что она родилась от одной из первых куртизанок Генриха и была названа в честь его любимой жены Екатерины Арагонской. Высокообразованная, она, помимо родного английского, свободно изъяснялась на французском, испанском и итальянском. На Екатерине Парр Генрих VIII женился в 1543 году. На момент его смерти в 1547-м ей было всего тридцать шесть. Вскоре она вышла замуж в четвертый раз, за Томаса Сеймура, и наконец забеременела. Далее был переезд в глостерширский замок Садли, где она в августе 1548-го разродилась дочерью, но сама через шесть дней умерла. Сеймур пережил ее примерно на полгода: в марте 1549-го он был схвачен и казнен за измену. После этого следы Екатерины Парр, Томаса Сеймура и их дочери Мэри теряются.
– Только история, по всей видимости, уже совсем не о том, – заключил Мэтьюз.
Что-то серьезное здесь происходит. Во всяком случае, так сказал Кэтлин шеф в Виндзоре. Все эти разговоры об окончании ее полицейской карьеры, а также неожиданное возвращение к родным пенатам всколыхнуло воспоминания о сидении за трапезой вот за этими самыми столами, вместе с другими барристерами и студентами – традиция, соблюдать которую вменяется всем членам Мидл-Темпла и всем остальным. Когда-то, столетия назад, за полчаса до трапезы на ступенях зала гудел рог. Но его зов не доносился до тех, кто на том берегу Темзы охотился на зайцев, и рог постепенно сошел в подвальное хранилище.
Кэтлин часто пыталась представить, как текла здесь жизнь столетия назад – как студенты обучались, штудировали юриспруденцию… Может, она в скором времени сама сюда вернется как агент, теперь уже бывший…
Кэтлин решила пойти в контратаку.
– Скажите мне откровенно: зачем я здесь?
Хотя шеф объяснял: они запрашивали именно ее.
– Блейк Антрим. Это имя вам ни о чем не говорит?
Как же. Только она его давно уже не слышала. А произнесенное здесь, в зале Мидл-Темпла, это имя лишь усилило ее удивление.
– Вы намекаете на то, что мы с этим человеком были когда-то близки?
– Мы надеялись, что хоть один человек хотя бы в одном из наших агентств с ним знаком. Компьютерный поиск выявил довольно лестную рекомендацию, прикрепленную мистером Антримом к вашему заявлению на службу в АБОП.
– Последние десять лет мы с этим человеком не виделись и даже не разговаривали.
Более того: и желания такого нет.
– В Мидл-Темпле состоял ваш отец, – сказал Мэтьюз. – А до него – ваши дед и прадед. Каждый из них барристер. Прадед был еще и бенчером. От вас ожидалось, что вы пойдете по их стопам. А вы взяли и из юристов подались в инспекторы… Но тем не менее по сей день сохраняете свое членство в Темпле и не уклоняетесь ни от каких связанных с этим обязанностей. С чего бы, спрашивается?
Ого. Оказывается, ее досье по АБОП досконально прошерстили. Кое-чего из упомянутого нет даже в ее личном деле.
– Вы о причине моего ухода из юриспруденции? Это к делу не относится.
– Позвольте с вами не согласиться. Может статься, это вообще та самая правда, которую никому из нас нельзя обойти.
Кэтлин ничего не сказала, и Мэтьюз как будто уловил ее нерешительность.
Своей тростью из красного дерева он вновь обвел зал. Кэтлин только сейчас заметила ее набалдашник: земной шарик из слоновой кости, на полированной глади которого черным высечены континенты.
– Это здание стоит пятьсот лет. Мидл-Темпл – одно из последних строений эпохи Тюдоров, что высится здесь до сих пор. Предположительно, тут начиналась война Роз – где-то совсем недалеко снаружи, в саду. В тысяча четыреста тридцатом году стороны определились с выбором цветка. Сторонники Ланкастеров сорвали красную розу, Йорки – белую, и начались пятьдесят пять лет гражданской войны. – Мэтьюз сделал паузу. – Дворы и стены этих Темплов видели столь многое из истории нашей страны. Более того – выстояли среди всего этого и с каждым годом обретают все новую, более актуальную значимость.