Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"

Автор книги: Стив Берри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 114 (всего у книги 307 страниц)

Значит, выбора все равно что нет…

– Тогда уйду.

– Это правильно. – Наставник понимающе кивнул.

– Вы не подумайте, будто я вам не благодарен. – Он замялся. – Мне просто жутко хочется уйти. Надоели…

– Правила.

– Верно. Надоели правила.

Сэм знал, что большую часть учителей и административных работников детского дома составляли бывшие воспитанники. Только правила предписывали им об этом умалчивать.

Напоследок – все равно ведь уходить – он решился задать Норструму вопрос:

– А у вас был выбор?

– Был. Но я принял другое решение.

Сэм чуть не охнул от удивления. Значит, и Норструм сирота?!

– Хочу попросить тебя кое о чем, – сказал вдруг наставник.

Они стояли в парке среди двухсотлетних корпусов. Сэм знал тут каждый уголок, потому что с остальными детьми помогал ухаживать за территорией кампуса и поддерживать порядок в зданиях – так полагалось по уставу. Очередное ненавистное правило…

– Пожалуйста, будь осторожен. Думай, прежде чем что-то сделать. Мир не столь… мягок, как мы.

– Вот как вы это называете? – изумился Сэм. – Мягкостью?

– Мы искренне о тебе заботились. – Норструм на миг умолк. – Я искренне заботился о тебе.

Ни разу за восемнадцать лет жизни здесь Коллинз не замечал за наставником привычки к сентиментальностям.

– Ты очень свободолюбив и независим, Сэм. Ничего плохого в этом нет. Но будь осторожен.

Норструм говорил от души.

– Возможно, правила большого мира покажутся тебе проще. Тут ты намучился.

– Наверное, плохая наследственность, – сказал Сэм как можно беспечнее – и вдруг вспомнил, что нет у него ни родителей, ни наследия. Вся его жизнь – здесь, в этом кампусе. И единственный неравнодушный к нему человек – тоже вот он, рядом. В знак уважения он протянул Норструму руку, тот вежливо ее пожал.

– Я все же надеялся, что ты останешься, – тихо сказал наставник. В его глазах светилась грусть. – Всего тебе хорошего, Сэм. Помогай другим, старайся приносить пользу.

И он старался.

Окончил с отличием колледж. Поступил на работу в Секретную службу. Интересно, жив ли еще Норструм… Четырнадцать лет прошло со дня их последнего разговора. Сэм ни разу не пытался отыскать наставника – боялся его еще больше разочаровать.

В сознании вдруг всплыли его слова: «Я все же надеялся, что ты останешься».

Ну не мог он остаться!

С бульвара Сен-Жермен они с Малоуном свернули в переулок и, поднявшись вверх, очутились на перекрестке. По правую сторону вновь тянулся железный забор. Ориентируясь на шум шагов, они дошли до следующего угла и еще раз повернули. Забор сменила высокая парапетная стена с цветной вывеской: «Национальный музей Средневековья – термы и особняк Клюни».

За стеной виднелся готический особняк, увенчанный темно-серой крышей со множеством слуховых окон. Фоддрелл нырнул во двор, а за ним и его преследователи.

Малоун не отставал ни на шаг.

– А мы куда? – удивился Коллинз.

– Импровизировать.

Малоун сразу догадался, куда они направляются. Когда-то на месте музея стоял римский дворец с термами, руины которых теперь составляли часть экспозиции. В XV веке аббат-бенедиктинец возвел над развалинами особняк. В XIX веке при национализации в здании обнаружили ценные средневековые артефакты – так особняк и термы Клюни стали парижской достопримечательностью, отмеченной во всех путеводителях. Малоун пару раз сюда заглядывал, поэтому хорошо представлял внутреннюю планировку. Два этажа, два смежных выставочных зала – вход-выход через одну дверь. Сурово. Незаметно не проскочишь.

Быстрым шагом они вошли в ворота музея – преследователи Фоддрелла поднимались к дверям особняка. По двору бродили увешанные камерами туристы, человек тридцать.

Немного помедлив, Малоун решительно направился к входу. Сэм поспешил следом.

Их глазам предстал каменный вестибюль, полностью переоборудованный для приема туристов: в углу располагался гардероб, лестница вниз вела к туалетам. «Два пальто» купили у кассира билеты и, поднявшись по ступеням, исчезли в узком дверном проеме, ведущем в выставочные залы. Малоун с Сэмом тоже купили билеты, прошли наверх – и очутились в набитой посетителями сувенирной лавке. Долговязого тут не было. Пасущие его «друзья» свернули в низкий проход слева. Малоун взял со стенда бесплатную брошюру на английском с описанием музея и быстро изучил планировку.

– Хенрик говорил, у вас фотографическая память, – заметил Сэм. – Это правда?

– Эйдетическая, – поправил его Малоун. – Просто хорошо запоминаю детали.

– Вы всегда так педантичны?

Коттон сунул брошюру в карман.

– Почти никогда.

Выставочный зал озаряли яркие лучи солнца, струящиеся сквозь многостворчатое окно. Экспонаты – средневековый фарфор, стекло, алебастровые статуэтки – были дополнительно подсвечены электрическими лампами.

Не увидев здесь ни Фоддрелла, ни его «хвостов», Малоун с Коллинзом пробились через толпу в следующий зал с обширной экспозицией керамики. «Два пальто» спешили к выходу в дальнем конце комнаты. Как и в прежнем зале, тут бродили говорливые, непрестанно щелкающие фотоаппаратами туристы. Дальше, согласно брошюре, располагались римские термы.

Через узкий голубой коридор, декорированный алебастровой лепниной, они перебрались в величественный каменный зал. Отсюда можно было спуститься в фригидарий[117], однако там, как гласило объявление, шел ремонт. Вход на лестницу перекрывала пластиковая цепочка. По правую сторону за изысканной аркой в готическом стиле виднелся ярко освещенный зал с остатками статуй. Перед помостом и кафедрой стояли складные металлические стулья. Очевидно, в бывшем наружном дворике теперь проводили презентации.

«Пальто» повернули налево, в глубь музея.

Малоун и Сэм осторожно заглянули в дверной проем. Следующий зал, озаренный через потолок естественным светом, высился на два этажа: стены из грубо вытесанных камней поднимались на сорок футов. Видимо, тоже перекрытый дворик между зданиями. Здесь стояли изделия из слоновой кости, фрагменты капителей и скульптуры.

Фоддрелл как сквозь землю провалился. «Пальто» устремились по каменной лестнице наверх в очередной выставочный зал.

И тут безмолвие разорвал пронзительный вопль:

– Эти двое меня преследуют!

Малоун запрокинул голову.

У балюстрады на верхнем этаже соседнего здания стояла коротко стриженная шатенка, возрастом чуть за тридцать, в голубой униформе сотрудников музея.

– Они гонятся за мной! – снова крикнула она, указывая на «пальто». – Они меня убьют!

ГЛАВА 27

Долина Луары

Ларок повела гостя в глубь замка. Под каменными опорами фундамента тихо струился Шер. Накануне приезда Торвальдсен изучил историю поместья. Архитектурный стиль, в котором был выстроен замок, зародился в начале XVI века, во времена Франциска I, эпоху галантности и изысканного вкуса. Дизайн разрабатывала женщина, что чувствовалось в каждой мелочи. Никаких попыток утвердить свое превосходство грандиозным размером или мощной оградой с контрфорсами – неподражаемое изящество постройки наводило лишь на мысль о состоятельности владельцев.

– Замок принадлежит моей семье триста лет, – сказала Элиза. – Основное здание, где мы сидели, и мост через реку построил один хозяин. А галерею над мостом уже другой.

Ларок двинулась дальше.

Датчанин медленно оглядел зал, пронизанный косыми потоками солнечных лучей. Метров шестьдесят, а то и больше, в длину. На полу – выложенная в шахматном порядке черно-белая плитка. Под потолком тяжелые дубовые балки. Длинные симметричные ряды окон по обеим сторонам.

– Во время войны поместье заняли немцы, – продолжала хозяйка. – Причем южная дверь относилась к свободной зоне, а северная – к оккупированной. Представляете, сколько проблем это создавало?

– Ненавижу немцев, – откровенно сказал Торвальдсен.

Элиза окинула его оценивающим взглядом.

– Они уничтожили мою семью, мою страну и пытались уничтожить мою религию, – пояснил датчанин. – Никогда им этого не прощу.

Пусть знает, что он еврей. Согласно наведенным справкам, Ларок евреев недолюбливала. Просто, без причины, врожденная неприязнь. Такое часто встречается. Кроме того, проверка выявила еще один пунктик Элизы…

Надежды Торвальдсена на то, что хозяйка покажет ему весь замок, оправдались. Впереди, рядом с увенчанными фронтоном дверями, висел портрет, подсвеченный двумя крошечными галогенными лампами.

Все верно…

Датчанин пристально рассматривал нарисованное лицо. Уродливый длинный нос. Глубоко посаженные косые глазки, хитро глядящие в сторону. Мощная челюсть. Выпирающий подбородок. Почти лысую голову венчала коническая шляпа, что придавало изображенному мужчине сходство не то с Папой, не то с кардиналом. Впрочем, он носил более высокий титул.

– Людовик Одиннадцатый, – указывая на портрет, сказал Торвальдсен.

Ларок его замечание удивило, и она резко остановилась.

– Вы почитатель?

– Народ его любил, феодалы ненавидели, враги боялись, Европа уважала. Истинный король. Так о нем говорили.

– Подлинник это или нет, неизвестно. Но качество необычное, правда?

По мнению Торвальдсена, ажиотаж вокруг Людовика XI, правившего с 1461 по 1483 год, отдавал театральщиной. Король сам раздул легенду о своем величии, хотя на самом деле славился беспринципностью, подозрительностью и жестокостью. Он участвовал в восстании против отца и грубо обращался с женой. Мечтая восстановить Францию после разрушительной Столетней войны, он без устали строил планы, плел интриги и занимался подкупом.

Зато ему удалось вернуть короне потерянные земли, чем он и обеспечил себе почетное место во французской истории.

– Людовик одним из первых понял силу денег, – проговорил датчанин. – Он не сражался с врагами, он их покупал.

– Да вы знаток! – с уважительным восхищением заметила Элиза. – Это правда. Именно Людовик догадался использовать торговлю как политический рычаг. Он же заложил основы современного национального государства, где экономика становится важнее армии.

Следующий зал был обит кожей; на окнах, ниспадая складками, висели тяжелые шторы винного цвета. Особенно Торвальдсена впечатлил камин эпохи Возрождения. Убранство комнаты составляли лишь несколько мягких кресел да деревянные столики. В центре, совершенно не вписываясь в классический интерьер, высилась витрина из нержавеющей стали и стекла.

– Египетская кампания Наполеона – это военное и политическое фиаско, – сказала гостю Ларок. – Французская Республика дала своему величайшему полководцу задание – и он с ним справился. Он покорил Египет, однако управлять им не смог. Спору нет, его поход – событие эпохальное. Загадочная позабытая цивилизация впервые предстала миру во всем великолепии. Появилась новая наука – египтология. Ученые Наполеона в прямом смысле слова открыли фараонский Египет, выкопали его из-под тысячелетних песков. Так, громко протрубив о малой толике успеха, Наполеон попытался скрыть свой провал. Очень в его духе.

– Вы говорите как истинный потомок Поццо ди Борго, – усмехнулся датчанин.

Элиза пожала плечами.

– Он-то лежит в Доме Инвалидов. Ему – слава, а мой предок забыт, хотя ему Европа обязана спасением.

Тема, похоже, была для нее больная, поэтому Торвальдсен ничего отвечать не стал.

– И все-таки Наполеон обнаружил в Египте кое-что бесценное. – Элиза подошла к витрине в центре комнаты. – Случайно в руки ему попали четыре папируса. Их нашли у египтянина-убийцы, которого солдаты застрелили по дороге. Если бы не Поццо ди Борго, Наполеон благодаря находке приумножил бы свою силу, подмял бы под себя большую часть Европы и спокойно правил бы огромной территорией. К счастью, такой возможности ему не представилось.

Об этом пунктике Элизы Ларок детективы ему не рассказывали. Он не пожалел денег, чтобы вызнать всю подноготную жизни Эшби, но Элизой занимался еще серьезнее. Неужели где-то недоработал?

– И о чем говорится в папирусах? – как можно небрежнее осведомился датчанин.

– О целях и как их добиться. Потому и создан Парижский клуб.

– Кто писал текст?

Ларок пожала плечами.

– Неизвестно. Наполеон считал, что это остатки сокровищ Александрийской библиотеки.

Возможно… Когда-то и ему встречался подобный артефакт. Не все содержимое легендарной библиотеки, вопреки распространенному мнению, погибло.

– Уж очень вы верите в неведомый документ, – произнес Торвальдсен. – Бог весть кто его писал.

– То же самое можно сказать и о Библии, – возразила Элиза. – По сути, никто не знает, откуда она взялась, и тем не менее миллионы людей пытаются по ней жить.

– Отличный пример! – Он рассмеялся.

В ее глазах светилась уверенность поистине бесхитростной души.

– Я показала вам то, что мне очень дорого. Теперь ваша очередь. Какие у вас доказательства по Эшби?

ГЛАВА 28

Париж

Двое мужчин в мятых синих блейзерах и галстуках побежали в выставочный зал на помощь кричавшей женщине. На шеях у обоих болтались бейджики музейных работников. Один из преследователей Фоддрелла, крепкий парень с взъерошенными волосами, стукнул первого «блейзера» в скулу. Его напарник, отличавшийся мелкими, почти плоскими чертами лица, ударом ноги опрокинул на пол второго «блейзера».

В тот же миг они выхватили пистолеты.

Виновница начавшейся заварухи тем временем скрылась.

При виде оружия туристы с громкими криками бросились к главному выходу.

На другой стороне зала появились еще два сотрудника музея.

С оглушительностью взрыва грянули выстрелы – звук многократно усилили каменные стены, стеклянный потолок и плиточный пол.

Один из «блейзеров» упал как подкошенный, другой скрылся из поля зрения.

Люди продолжали бежать.

Крепыш и плосколицый исчезли где-то в недрах особняка.

Малоун вспомнил планировку этажа.

– Я иду обратно. Выход из здания только один. Отрежу им путь к отступлению. А ты жди здесь.

– И что мне делать?

– Старайся не попасть под пулю.

И Малоун помчался в вестибюль. Наверняка музейная охрана перекроет все ходы, а там и полиция подтянется. Его задача – отвлечь стрелков.

Времени на размышления у Сэма не было. События развивались чересчур быстро. Сидеть без дела он точно не собирался, что бы там ни велел Малоун. Он рванул в залитый солнцем зал-колодец, где лицом вниз в луже крови неподвижно лежал сотрудник музея.

Опустившись на колени, Сэм повернул голову раненого. На него, не мигая, отрешенно смотрели стекленеющие глаза. Раненых он еще никогда не видел. Мертвых – видел. Вчера ночью. А этот человек еще дышал.

Сэм внимательно огляделся: капители… статуи… запертая на железный засов дверь… арочный переход, ведущий в зал без окон… гобелен на дальней стене… уходящая вверх лестница…

Посетители разбежались, музей наполнила тревожная тишина. Интересно, где все? Есть же охрана, сотрудники. Да и полицию наверняка вызвали.

Внезапно с той стороны, куда ушел Малоун, загрохотали шаги. Кто-то сюда бежал.

«А вдруг меня арестуют?» – забеспокоился Коллинз.

Ну, уж нет! Ему до смерти хотелось поучаствовать в выпавшем на его долю приключении.

– Помощь на подходе, – тихо сказал он раненому и вскочил на ноги.

Куда бежать? Взгляд уперся в лестницу. Сэм ринулся в соседний зал и, перепрыгивая через ступеньку, поспешил на второй этаж.

Возбужденно галдя – каждый на своем наречии, – туристы пытались протиснуться через узкий проход сувенирной лавки в вестибюль, а точнее, к парадным дверям.

Хорошенько поработав локтями, Малоун пробился сквозь толпу в соседнюю комнату, обозначенную в брошюре как место для личных вещей. Там же находилась деревянная лестница, через которую посетители спускались к выходу. Крепыш и плосколицый наверняка двигаются в эту сторону, значит, их можно перехватить на втором этаже.

Одолевая зараз по две ступени, Малоун поднялся в пустынный зал. На стене висел гобелен, изображающий сцену охоты. В запертых на ключ витринах тускло поблескивали доспехи, кинжалы, мечи. Оружием обзавестись не помешало бы… Ничего, администрация музея должна отнестись с пониманием.

Малоун ударил в стекло металлической ножкой стула. На пол со звоном брызнули осколки. Отшвырнув стул, он схватил с полки короткий, остро заточенный – видимо, для большей эффектности – меч XVI века (так было написано на карточке) и щит той же эпохи. Оба экспоната оказались в отличном состоянии.

Малоун чувствовал себя гладиатором, ожидающим выхода на арену. Впрочем, это лучше, чем ничего.

Скользя ладонью по гладкому медному поручню, Сэм рысью мчался наверх. На площадке остановился, прислушался. Тишина.

Даже снизу не доносилось ни звука.

Придерживаясь за перила, он начал медленно подниматься по ступеням последнего пролета. Что же делать? Оружия нет. Страшно до чертиков… А вдруг Малоуну нужна помощь, как тогда, в магазине? Настоящие агенты друг друга выручают.

Вот и площадка последнего этажа. Слева за широкой аркой виднелся зал с высоким потолком и кроваво-красными стенами, прямо располагалась экспозиция «Дама с единорогом».

Прижавшись к косяку, Сэм аккуратно заглянул в красную комнату.

Грохнули три выстрела. Пули выбили в стене каменную крошку всего в нескольких дюймах от его лица.

Ошибочка вышла.

Сэм нырнул обратно в укрытие.

Снова просвистела пуля. Оконные стекла над лестничной площадкой разлетелись вдребезги.

– Эй… – едва слышно прошептал чей-то голос.

В нише, обрамляющей вход в зал с «Дамой с единорогом», стояла та самая женщина, из-за отчаянного вопля которой и разгорелся сыр-бор. Ее короткие волосы были отброшены назад, глаза настороженно блестели. В раскрытых ладонях у женщины лежал пистолет. В тот же миг она швырнула его Коллинзу.

Ловко поймав оружие, он сжал левой рукой рукоять и положил палец на спусковой крючок. Когда же ему доводилось последний раз стрелять? Кажется, четыре месяца назад, на полигоне Секретной службы… И все-таки с пистолетом веселее.

Женщина не сводила с него напряженного взгляда. Наконец она нетерпеливо махнула рукой: стреляй же!

Вдохнув поглубже, Сэм быстро развернул дуло в арку и спустил курок.

Зазвенело стекло.

Он выстрелил еще раз.

– Ты бы хоть попытался кого-то достать, – укоризненно прошептала она из укрытия.

– Сама достань, раз такая ловкая! – огрызнулся Коллинз.

– И достану. Давай пистолет!

ГЛАВА 29

Долина Луары

Элиза целиком ушла в думы о свалившихся как снег на голову проблемах. Торвальдсен уехал в Париж. Разговор они продолжат завтра.

Не помешал бы мудрый совет…

В камине эпохи Возрождения весело плясали языки пламени, подсвечивая девиз, вырезанный кем-то из предков на каминной доске: «ЗАмок не вечен, но вечно мое имя».

Элиза сидела в мягком кресле слева от витрины с четырьмя папирусами. Тишину салона нарушал только треск горящих поленьев. На вечер обещали снегопад. Прекраснейшее время года зима! Особенно в деревне, где все, что тебе дорого, рядом.

Осталось всего два дня…

Эшби сейчас в Англии. Готовится. Несколько месяцев назад, полагаясь на его компетентность, она дала ему ряд заданий. Неужели он не оправдал доверия? А ведь от его действий зависит успех затеи.

На вопросы Торвальдсена Элиза не ответила – вывернулась. И прочитать папирусы не дала. Не заслужил он такой чести. Впрочем, как и члены клуба. Эти тексты были священны для семьи. Раздобыл их Поццо ди Борго через подручных – те выкрали документы из личных вещей Наполеона, подготовленных к отправке на остров Святой Елены. Опальный император, заметив пропажу, официально заявил протест, но вину за все промахи и недостачи возложили на тюремщиков-англичан.

В общем-то, его жалобы никого не интересовали.

К тому времени Наполеон утратил силу. Европейские монархи мечтали, чтобы некогда могущественный император как можно скорее умер. Естественной смертью. Казнь или убийство добавили бы ему ореол мученика, а вот заточение на отдаленном острове в Атлантическом океане – самое то.

Их ожидания оправдались. Всего за пять лет Наполеон угас.

Элиза подошла к надежно защищенным витриной древним посланиям. Перевели их давным-давно. Она помнила наизусть каждое слово. Поццо ди Борго сразу догадался о скрытом в текстах потенциале. Увы! После свержения Наполеона Францию лихорадило: монархии уже не доверяли, для демократии еще не настало время.

Пользы от папирусов тогда было немного.

Авторство текстов действительно установить не удалось. Она лишь знала, что написанное – правда.

Элиза выдвинула расположенный под витриной ящик, где хранились переводы с коптского на французский. Через два дня к тайному знанию приобщатся и члены Парижского клуба. Она перебирала распечатанные страницы. Сколько здесь мудрости! Сколько удивительной простоты! Можно перечитывать без устали.

Война – мать прогресса. Свободомыслие и новаторство – лишь два из многих ее детищ. Война – движущая сила общества, надежный рычаг, обеспечивающий стабильность. Угроза войны – прочнейший фундамент власти: чем серьезнее угроза, тем он крепче. Пообещай народу защиту от врага, и он охотно тебе подчинится. Если угроза войны исчезнет или обещание защитить звучит неубедительно, власти конец. Война – это безграничная преданность народа. Без войны власть нежизнеспособна: она существует до тех пор, пока правитель способен развязать войну. Агрессия общества – это позитивная сила, которая обеспечивает верность народа, и лучший способ борьбы с инакомыслием. Война направляет агрессию общества в одно русло. Однако вечная война, как и длительный мир, невыгодна. Самое лучшее – только угроза войны, создающая осязаемую, гнетущую атмосферу тревоги, без которой власти долго не продержаться. Подготовка общества к войне обеспечивает длительную стабильность.

Поразительно, что античный ум посещали настолько современные мысли!

Для сохранения власти необходима ужасная опасность, надвигающаяся извне, правдоподобная и достаточно серьезная, чтобы посеять во всех прослойках общества абсолютный страх. Без такого страха власть рухнет. Переводя общество в состояние мира, для отвода агрессии нужно заполнить образовавшуюся социологическую и политическую пустоту суррогатами войны. Они должны быть реальны и неодолимы – иначе переход не удастся.

Элиза положила перевод на стекло.

В эпоху Поццо ди Борго, в середине XIX века подходящих заменителей войны не было – война господствовала повсюду. Сначала региональные конфликты. Потом два раза полыхнуло по всему миру.

Теперь ситуация изменилась. Суррогатов – на любой вкус. Даже слишком много. Тот ли она выбрала?

Кто бы знал!

Элиза вернулась в кресло. Еще один вопрос не давал ей покоя…

Она почтительно раскрыла заветную книжечку, которую достала из сумки сразу после ухода Торвальдсена. Несколько раз глубоко вдохнув, выбрала вопрос: «Предатель или верный союзник мой друг, на которого я так полагаюсь?» – и громко зачитала его полыхающему в камине огню. Только слова «мой друг» заменила словом «Торвальдсен».

Сосредоточившись, с закрытыми глазами она начертила пять рядов палочек, затем пересчитала их и составила комбинацию точек.

Узор отправил ее на страницу «Н». «Друг, словно щит, прикроет тебя от опасности».

Элиза устало сомкнула веки.

Она так доверяла Грэму Эшби, посвятила его в свою тайну… Что она о нем, собственно, знала? Что он аристократ и профессиональный кладоискатель. И тем не менее Ларок передала ему уникальную информацию – ключ к потерянным сокровищам Наполеона. Зацепки, которые, начиная с Поццо ди Борго, переходили в ее семье по наследству, от родителей к детям.

Проведя последние двадцать лет жизни в бесплодной погоне за кладом, Поццо ди Борго в конце концов сошел с ума. Потомкам достались его записи – те самые, что теперь в руках у Грэма Эшби.

Безрассудство?

Элиза вспомнила ответ на вопрос о Торвальдсене.

«Друг, словно щит, прикроет тебя от опасности».

Возможно, не такое уж безрассудство…

ГЛАВА 30

Париж

Наверху прогремели выстрелы – не то пять, не то шесть. Зазвенело посыпавшееся стекло.

Малоун быстрым шагом шел через залы, не обращая внимания на экспонаты, отражающие тысячелетнюю историю Франции: изысканные предметы искусства, цветные алтарные картины, замысловатые металлические изделия, гобелены… Выход из третьего зала вел в коридор длиной примерно в двадцать футов, с паркетным полом и кессонным потолком. В правой стене светились две витрины с письменными принадлежностями и медными инструментами, а между ними открывался проход в следующий зал. По левую сторону располагалась арка и балюстрада – отсюда женщина и звала на помощь.

В дальнем конце коридора, пятясь задом, появился крепыш.

Его явно интересовала другая мишень, пока он не оглянулся и не заметил вооруженного мечом и щитом Малоуна. Молниеносно развернув пистолет, крепыш выстрелил.

Коттон выставил щит и пригнулся. По металлу клацнула пуля. Он отбросил тяжелую железку в сторону, перекатился по полу в соседний зал и быстро вскочил на ноги.

Судя по стуку шагов, Крепыш направлялся сюда же. Малоун торопливо огляделся. Выбора нет. Вокруг одни витрины да алтарные изображения. Обратно путь отрезан.

И он ринулся в следующую комнату.

Женщина ловко поймала в маленькие ладони брошенный Сэмом пистолет и осторожно шагнула вперед. Двери обоих залов располагались перпендикулярно друг другу, что давало ей прикрытие от засевших в красной комнате преследователей. Слегка высунувшись из-за угла, она прицелилась. Грохнули два выстрела.

Зазвенело стекло очередной разбитой витрины.

Коллинз рискнул выглянуть. Один из бандитов метнулся на другой край комнаты и, пока он бежал к другой витрине, женщина снова попыталась его подстрелить.

Происходящее напоминало Сэму сон.

Где же охрана?

Где полиция?

Неожиданно Малоун вспомнил планировку музея – и похолодел. Вот это он влип! Впереди ведь тупик – крохотная молельня с одной-единственной дверью!

Он забежал в пустую комнатку размером двадцать на тридцать футов. Черт! Даже спрятаться негде. По центру высилась колонна, упирающаяся в нервюрный свод, ребра которого расходились в стороны, точно пальмовые листья. Однако Малоуну было не до красот «пламенеющего» готического стиля.

В руках он сжимал меч. Только что им сделаешь против пистолета?

Думай же, думай!

Действий женщины Коллинз не понимал. Она начала драку сама – и закончить ее намеревалась, видимо, тоже сама.

Своды музея огласили еще два выстрела, однако стреляли не в Сэма и его подругу по несчастью.

Коллинз рискнул выглянуть: один из бандитов палил из-за целой витрины в противоположную сторону, явно отбиваясь от кого-то еще.

Женщина тоже это заметила.

Их противник попал под перекрестный огонь, но опасность сзади беспокоила его куда больше, чем прячущаяся на лестнице пара. Выждав удобный момент, женщина снова выстрелила.

Бандит кинулся в укрытие, но добежать до него не успел: следующая пуля попала ему в грудь. Вскрикнув от боли, он странно пошатнулся, дернулся – и рухнул на пол.

Малоун подобрался. По спине от страха бежали мурашки. Оставалось только надеяться, что преследователь подбирается к молельне осторожно, не торопясь: ему ведь неизвестно, что внутри, а вход открытый. При некотором везении меч позволил бы выгадать несколько секунд, но в целом ситуация складывалась ужасная – обычное, в общем-то, дело, если замешан Торвальдсен.

– Стоять! – крикнул снаружи мужской голос.

Тишина.

– Я сказал, стоять!

Прогрохотал выстрел.

Следом послышался глухой стук ударившегося о пол тела. Неужели подтянулась полиция? Или, может, зашевелилась музейная охрана?

– Мистер Малоун, я его уложил! Путь свободен.

Ну уж нет, не так все просто… Бесшумно подобравшись к дверному проему, Малоун осторожно выглянул в коридор. На полу вниз лицом лежал крепыш, под ним расплывалась кровавая лужа. Чуть поодаль стоял, расставив ноги, мужчина в темном костюме, в руках у него чернел полуавтоматический пистолет «ЗИГ-Зауэр» калибра.357. Коттон отметил короткую стрижку, жесткий взгляд, спортивное телосложение и чистый, по-южному слегка гнусавый выговор.

Только пистолет его выдавал. Модель «Р-229». Стандартное оружие агентов Секретной службы.

Дуло качнулось вверх прямо Малоуну в грудь.

– Бросайте меч.

Сэм облегченно вздохнул. Кажется, опасность миновала.

– Малоун! – крикнул он, полагая, что с другой стороны стрелял именно Коттон.

Зов Коллинза долетел до молельни. Малоун сжал в руке меч, но человек в темном костюме по-прежнему держал его на мушке.

– Не откликайтесь, – тихо сказал агент. – И бросьте ваш чертов меч.

Не дождавшись ответа, Сэм обернулся к женщине. В лицо ему смотрело дуло пистолета.

– Пора уходить, – сказала незнакомка.

ГЛАВА 31

Так, под прицелом, Малоун и шел через пустынные залы. Посетители давно разбежались, музей, очевидно, закрыли. Куда же подевалась охрана и почему не приехала полиция? Странно. При такой-то стрельбе!

– А что здесь делает Секретная служба? – Риторический, конечно, вопрос. – Вы, случайно, не видели своего сотрудника? Симпатичный парень. Молодой. Горячий. Зовут Сэм Коллинз.

Молчание.

В темно-красном выставочном зале с алтарными картинами три витрины были разбиты. Администрация придет в бешенство…

На полу в луже крови лежал плосколицый.

Они вышли на площадку. По правую сторону вниз сбегала лестница. По левую открывался двойной дверной проем в очередной зал. Вывеска гласила, что здесь хранятся гобелены «Дама с единорогом».

Малоун указал на вход.

– Сюда?

Агент кивнул и, опустив оружие, ретировался в красную галерею. Его недоверчивость Коттона позабавила.

Он переступил порог сумрачного зала. На стенах, озаренные мягким светом, висели шесть шпалер. При других обстоятельствах Малоун с удовольствием полюбовался бы самым знаменитым экспонатом музея – гобеленами XV века, – но в центре комнаты на одной из трех скамеек сидела одинокая фигура. Все вдруг стало на свои места.

– Ты разгромил очередную национальную сокровищницу, – сказала, поднимаясь, Стефани Нелл, его бывшая начальница.

– На сей раз не я.

– А кто разбил витрину ножкой стула, чтобы забрать щит и меч?

– Ты за мной наблюдала?

– Французским властям не терпится с тобой потолковать, – прямо сказала она.

– Получается, я твой должник. – Малоун запнулся. – То есть должник президента Дэниелса. Верно?

– Он сразу же вмешался, как только я сообщила ему, что тут настоящее светопреставление.

– Что с раненым сотрудником музея?

– На пути в больницу. Выкарабкается.

– А тот парень, что меня провожал, – из Секретной службы?

Она кивнула.

– Мы его позаимствовали.

Малоун целых двенадцать лет проработал под началом Стефани в Министерстве юстиции в группе «Магеллан». Чего им только не довелось пережить! Особенно за последние два года, когда он, как считалось, ушел в отставку.

– Прими мои соболезнования. За отца, – негромко сказала она.

О последних двух неделях Малоун не вспоминал уже несколько часов.

– Спасибо за помощь.

– Я сделала то, что должна была сделать.

– Почему ты приехала?

– Из-за Сэма Коллинза. Я так понимаю, вы встретились?

Малоун опустился на скамью и принялся рассматривать знаменитые шпалеры, изображающие в аллегорической форме пять органов чувств. На каждом гобелене присутствовали благородная леди с единорогом и лев, менялся только сюжет. Действие происходило на округлом темно-синем острове, утопающем в цветах и буйной растительности. Насыщенные оттенки фона варьировались от темно-красного до ярко-розового. Настоящая волшебная сказка. Изысканные послания из далекого прошлого… Немало посланий из прошлого получил он в последнее время.