Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"

Автор книги: Стив Берри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 270 (всего у книги 307 страниц)

Катерина перечитала письмо еще раз. На бумаге отец Тибор высказывался столь же туманно, как и во время их личного разговора накануне, и опять говорил загадками.

Она снова сложила письмо и положила его в белый конверт, который нашла у себя заранее. Он был немного больше, чем настоящий, но, к счастью, разница была не очень заметна.

Катерина засунула письмо обратно в карман куртки Мишнера и тихо вышла из номера.

Проходя мимо душевой, она услышала, что шум воды прекратился. Она представила себе, как он вытирается, не подозревая ее в очередном обмане. Она лишь на секунду остановилась, потом, не оборачиваясь, побежала вниз по лестнице, презирая себя еще сильнее.

Глава XXIII

Ватикан

11 ноября, суббота

7.15

Валендреа отодвинул завтрак. Аппетита не было. Ему плохо спалось, и он до сих пор не мог прогнать из головы сегодняшний сон.

Ему снилась собственная коронация, как будто его вносят в базилику Святого Петра на царственном sedia gestatoria.^[218] Он наблюдал за происходящим словно со стороны. Восемь монсеньоров держали над его старинным позолоченным троном шелковый балдахин. Его окружала папская свита, и все придворные были разодеты со всем величием, на которое было способно искусство портных. С трех сторон его обмахивали опахалами из страусиных перьев, подчеркивая тем самым его особое положение наместника Христа на земле. Звучали хоровые песнопения, тысячи верующих приветствовали его, а миллионы наблюдали церемонию по телевидению.

Но почему-то он был без одежды.

Ни мантии. Ни тиары. Абсолютно голый, хотя никто, кроме самого Валендреа, как будто не замечал этого. Преодолевая мучительное чувство неловкости, он продолжал приветствовать толпу. Почему же они ничего не замечают? Он хотел прикрыться, но страх удержал его на троне. Если бы он поднялся, все бы сразу увидели. Наверное, стали бы смеяться? Хохотать над ним? И вдруг его взгляд остановился на одном из сотен тысяч лиц.

Якоб Фолкнер.

На немце было полное папское облачение. Мантия, митра, накидка – все то, во что должен быть одет Валендреа. Среди приветственных возгласов, торжественной музыки и хорового пения он отчетливо различал каждое слово Фолкнера, как будто тот стоял рядом с ним.

«Я рад, что это вы, Альберто».

«Почему?»

«Увидите».

Он проснулся в холодном поту и через некоторое время заснул снова, но к нему опять вернулся тот же сон. Наконец он успокоил нервы, заставив себя принять обжигающе горячий душ. Бреясь, он дважды порезался и чуть не поскользнулся на мокром полу в ванной. Ему было неприятно, что он так разнервничался. Обычно он умел контролировать свои эмоции.

«Альберто, вы должны знать, что вас ожидает».

Вчера этот проклятый немец держался так самоуверенно!

И теперь Валендреа понял почему.

Якоб Фолкнер точно знал, что произошло в 1978 году.

* * *

Валендреа вернулся в хранилище. Павел распорядился открыть для него сейф и оставить в одиночестве.

Валендреа вытащил из ящика деревянный футляр. С собой он принес кусок воска, зажигалку и личную печать Павла VI. Как прежде печать Иоанна XXIII, теперь печать Павла будет хранить неприкосновенность футляра, открыть который можно только по особому распоряжению Папы.

Он откинул крышку футляра и убедился, что оба конверта с четырьмя сложенными листами бумаги все еще там. Валендреа помнил, как изменилось лицо Павла VI, когда он читал письмо, лежавшее сверху. Он был потрясен, что случалось с Павлом VI нечасто. На его лице всего за одно мгновение отразилась гамма чувств, среди которых было одно – главное, и Валендреа успел заметить его.

Испуг.

Он заглянул в футляр. Оба конверта с третьим Фатимским откровением были на месте. Сверху лежал конверт, содержимое которого так потрясло Папу.

Открыв его, он отложил в сторону португальский подлинник и пробежал глазами итальянский перевод.

Чтобы все понять, потребовалось одно мгновение. Он понял, что надо сделать. Может быть, для этого Павел и послал его сюда? Вдруг он знал, что Валендреа прочтет текст и совершит то, чего не мог совершить сам Папа?

Он спрятал под сутану итальянский перевод, а вслед за ним и подлинник письма сестры Люсии. Потом он открыл второй конверт и прочел его содержимое.

Ничего существенного.

Он снова аккуратно сложил оставшиеся две страницы и, убрав их в футляр, запечатал его.

* * *

Валендреа запер двери своих апартаментов. Затем он вернулся в спальню и вынул из бюро небольшую бронзовую шкатулку. Это был подарок его отца на семнадцатилетие. С тех пор он хранил в ней все самое ценное: фотографии родителей, акты о праве на собственность, сертификаты на акции, свой первый молитвенник и четки, подаренные ему Иоанном Павлом II.

Валендреа достал из-под сутаны висевший на шее ключ, открыл шкатулку и пересмотрел все хранившиеся там документы. Два сложенных листка бумаги, похищенные им из хранилища в далеком 1978 году, лежали на месте. Один на португальском, другой на итальянском. Вторая половина Фатимского откровения. Он взял оба листа.

Он не находил в себе сил снова прочесть написанное. Хватило и одного раза. Пройдя в уборную и встав над унитазом, он разорвал оба листка на мелкие кусочки и разжал ладони.

Потом спустил воду.

Все.

Наконец-то.

Оставалось вернуться в хранилище и уничтожить последнюю рукопись Тибора. Но с этим придется подождать до смерти Климента. Кроме того, нужно поговорить с отцом Амбрози. Валендреа пытался дозвониться ему час назад, но безуспешно. Он взял с туалетной полочки телефонную трубку и снова набрал номер.

Амбрози ответил.

– Что случилось? – спросил Валендреа своего помощника.

– Вчера я разговаривал с нашей красоткой. Пока толку мало. Может, сегодня она нам больше расскажет.

– Бросьте. Наш первоначальный план уже неактуален. Сейчас мне нужно другое.

Приходилось осторожно подбирать слова, поскольку мобильная связь не гарантирует конфиденциальности.

– Слушайте, – начал он.

Глава XXIV

Бухарест

11 ноября, суббота

6.45

Мишнер оделся и быстро уложил в сумку туалетные принадлежности. Ему хотелось вернуться в Златну и остаться с приютскими детьми. Зима не за горами, а отец Тибор говорил, сколько усилий им приходится прикладывать, чтобы обеспечить работу котельных. Прошлой зимой у них на два месяца замерзли трубы, и приходилось топить самодельные печи хворостом, который удавалось собрать в лесу. Старик надеялся, что этой зимой все обойдется, потому что все лето волонтеры из благотворительных организаций ремонтировали ветхое оборудование.

Тибор говорил, что его самое сокровенное желание – чтобы за эти три месяца никто из детей не умер. В прошлом году умерло трое, похоронили их на кладбище сразу за стеной приюта. Мишнер не мог понять, для чего им посылаются такие страдания. Ему самому повезло. Все-таки эти центры деторождения в Ирландии подыскивали для детей новые семьи, хоть и ужасно представлять, что матери навсегда лишались детей. Он часто пытался представить себе ватиканского чиновника, выдумавшего такие нелепые правила, совершенно не считаясь с болью женщин.

Католическая церковь – это по сути бездушная политическая машина. Две тысячи лет ее шестерни непрерывно вращаются, несмотря ни на протестантскую реформацию, ни на расцвет всевозможных сект, грозящих разорвать ее на части, ни на мародерство наполеоновских армий. Так почему же эта церковь боится слов простой деревенской девочки из Фатимы? Что в них?

А церковь боялась.

Он закинул сумку на плечо и спустился в номер Катерины. Они договорились вместе позавтракать до его отъезда в аэропорт. Но в дверях он увидел записку.

«Колин!

Нам лучше не встречаться сегодня. Давай расстанемся, сохранив вчерашние чувства. Мы старые друзья, и наша встреча была приятна. Желаю успеха в Риме. Ты его достоин.

Всегда твой друг Кейт».

Ему почему-то стало легче. Он не знал, что сказать ей на прощание. В Риме их отношения не могли продолжаться. Малейший повод заподозрить его в нарушении строгих моральных норм погубил бы его карьеру. Хорошо, что они расстались так – по-дружески. Возможно, со временем они бы окончательно помирились. По крайней мере, он надеялся на это.

Он разорвал записку и, спустившись в холл, выбросил обрывки в урну. Странно, что пришлось это делать. Но нельзя было оставлять даже обрывков ее письма. Ничего не должно связывать их. Все нужно выжечь каленым железом.

Почему?

Все ясно. Протокол и репутация.

Но никто не знал, что и то и другое начинали значить для него все меньше.

Глава XXV

Ватикан

11 ноября, суббота

12.20

Мишнер открыл дверь своих апартаментов на четвертом этаже Апостольского дворца. Издавна папские секретари жили рядом с папами. Три года назад, переезжая сюда, он наивно полагал, что им будет руководить дух его предшественников. Скоро он понял, что никакого духа предшественников не существует и полагаться можно только на свои силы.

В аэропорту он не стал вызывать служебную машину, а взял такси, Климент просил сохранить его поездку в тайне. На территорию Ватикана он вошел через площадь Святого Петра в обычной одежде, джинсах и свитере, неотличимый от тысяч туристов.

В субботу в Курии малолюдно. Почти все отделы, за исключением Государственного департамента, закрыты. Мишнер добрался до своего кабинета и тогда узнал, что Климент улетел в Кастель-Гандольфо. Вернется не раньше понедельника.

Эта усадьба в восемнадцати милях к югу от Рима служит местом отдыха пап уже четыреста лет. В наши дни понтифики часто уезжали туда на выходные, чтобы отдохнуть от несносной римской жары, обычно добираясь туда и обратно на вертолете.

Мишнер знал, что Климент любит эту усадьбу, но его беспокоило, что еще накануне Папа не собирался туда. Все, что смог объяснить один из его помощников, – это что Папа неожиданно решил отдохнуть пару дней за городом, для этого пришлось изменить всю программу. В пресс-службу поступило несколько запросов о здоровье понтифика. Так бывает всегда при изменении графика, и секретари немедленно дали шаблонный ответ:

«Святой Отец пребывает в добром здравии, и мы желаем ему долгих лет жизни».

Мишнер продолжал волноваться и позвонил помощнику, сопровождающему Климента.

– Чем он занимается? – спросил Мишнер.

– Любуется озером и гуляет по саду.

В трубке что-то щелкало и трещало.

– Он не спрашивал обо мне?

– Нет.

– Скажите ему, что я вернулся.

Через час в кабинете Мишнера зазвонил телефон.

– Святой Отец желает вас видеть. Он сказал, что прокатиться по сельской местности всегда приятно. Вы поняли?

Мишнер улыбнулся и посмотрел на часы. Двадцать минут четвертого.

– Скажите, что я буду к вечеру.

Видимо, Климент не хотел, чтобы Мишнер летел на вертолете, хотя швейцарские гвардейцы предпочитали передвигаться по воздуху. Он позвонил в гараж и попросил подготовить ему машину без опознавательных знаков Ватикана.

Глава XXVI

Кастель-Гандольфо, Италия

11 ноября, суббота

20.35

Мишнер ехал на юго-восток мимо оливковых садов, разбросанных по склонам Альбанских холмов. Папская резиденция в Кастель-Гандольфо состояла из виллы Барбернини, виллы Сайбо и огромного сада на берегу озера Альбано. В этом тихом месте можно отдохнуть от бесконечного римского шума – островок уединения среди непрерывной суеты церковных дел.

Климент ждал на открытой террасе. Мишнер снова предстал перед ним в роли папского секретаря – черная сутана с белым воротником, затянутая фиолетовым поясом. Сидя в деревянном шезлонге, Папа любовался оранжереей. Осеннее солнце бросало лучи на высокие стеклянные панели – внешнюю стену сада. В теплом воздухе пахло цветами.

– Колин, принеси стул.

Папа был рад увидеть его.

Мишнер повиновался.

– Вы хорошо выглядите.

Климент усмехнулся:

– Значит, раньше я выглядел плохо?

– Вы знаете, о чем я.

– Я прекрасно себя чувствую. И кстати, сегодня я превосходно позавтракал и пообедал. А теперь расскажи мне о Румынии. Буквально все.

Мишнер рассказал о поездке, умолчав только о встрече с Катериной. Потом он передал Клименту конверт, и Папа прочел письмо отца Тибора.

– Что именно сказал Тибор? – спросил Климент.

Мишнер описал все в деталях, стараясь не упустить ничего, и добавил:

– Он говорил загадками. Что-то скрывал, но, по-моему, он критически настроен к церкви.

– Это я понял, – пробормотал Климент, в задумчивости постукивая костяшками пальцев по деревянному подлокотнику.

– Ему не нравится, как Святой престол поступил с третьим откровением. Он считает, что послание Девы умышленно скрывают. Несколько раз повторил, что вы должны выполнить Ее волю. Не рассуждая и не откладывая.

Старик посмотрел на него долгим взглядом:

– Он говорил об Иоанне Двадцать третьем?

Мишнер молча кивнул.

– Расскажи.

Рассказ произвел на Климента сильное впечатление, Мишнер понял это по долгому молчанию собеседника.

– Отец Тибор – единственный из бывших тогда в хранилище, кто дожил до наших дней, – наконец вымолвил Папа, выслушав Мишнера.

– Что ты о нем думаешь?

Климент вспомнил о приюте:

– Он искренний человек. Но в то же время упрямый.

Как и вы, Святой Отец, хотел добавить Мишнер, но сдержался:

– Якоб, что, в конце концов, происходит?

– Тебе придется совершить еще одну поездку.

– Еще одну?

Климент кивнул:

– На этот раз в Меджугорье.

– В Боснию? – Мишнер не поверил собственным ушам.

– Ты поговоришь с одним из видевших Деву.

Мишнер слышал о событиях в Меджугорье. 24 июня 1981 года на юго-западе Югославии двое детей видели над горами прекрасную женщину с младенцем на руках. На следующий день дети привели на это место еще четверых своих приятелей, и всем шестерым явилось то же самое видение. После этого видения продолжались каждый день, и всякий раз шестеро детей получали новые откровения.

Коммунистические власти посчитали, что это контрреволюционный заговор, и пытались не допускать никого к месту событий, но верующие стали приезжать отовсюду. Несколько месяцев говорили о происходящих там чудесных исцелениях и о том, что простые четки паломников становились золотыми. Видения продолжались даже во время гражданской войны в Боснии, и паломничество не прекращалось.

Сейчас дети уже выросли, страна стала называться Босния и Герцеговина, и пятеро из шести перестали созерцать видения. Как и в Фатиме, здесь тоже были загадки. Пятерым детям Дева передала десять посланий. Шестому – лишь девять. Эти девять были опубликованы, но последнее, десятое, держалось в тайне.

– Святой Отец, мне обязательно надо туда ехать?

Мишнеру не очень хотелось скитаться по разоренной войной Боснии. Там до сих пор стояли миротворческие войска США и НАТО.

– Я должен знать десятый секрет Меджугорья, – сказал Климент не допускающим возражений тоном. – Подготовь распоряжение Папы. Человек, видевший Деву, должен передать тебе Ее откровение. Никому больше. Только тебе.

Мишнер хотел возразить, но он слишком устал от перелета и вчерашнего напряженного дня, чтобы затевать бесполезный спор. Поэтому он просто спросил:

– Когда, Святой Отец?

Его старый друг почувствовал, что Мишнер утомлен.

– Через несколько дней. Тогда эта поездка не привлечет слишком много внимания. Но, повторяю, пусть это останется между нами.

Глава XXVII

Бухарест, Румыния

11 ноября, суббота

21.40

Снижаясь в вечерних сумерках, легкий самолет «Гольфстрим» коснулся посадочной полосы аэропорта Отопени, и Валендреа отстегнул ремень. Самолет принадлежал одной итальянской корпорации, находившейся в Тоскане и тесно связанной с кланом Валендреа. Кардинал часто пользовался им, когда ему нужно было быстро покинуть Рим.

Отец Амбрози в повседневной одежде ждал его на взлетной полосе. Его тщедушную фигуру скрывало черное пальто.

– Добро пожаловать, ваше преосвященство, – как всегда почтительно сказал Амбрози.

К вечеру похолодало. Валендреа тоже кутался в теплое шерстяное пальто, которое предусмотрительно взял с собой. Он, как и Амбрози, был одет в обычную одежду. Визит был неофициальным. По понятным соображениям ему не хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Приехав сюда лично, он рисковал, но риск, похоже, будет оправдан – Валендреа очень на это надеялся.

– Что с таможней? – спросил он.

– Все в порядке. Ватиканский паспорт здесь кое-что значит.

Они уселись в машину. За рулем сидел Амбрози, а Валендреа устроился сзади. Выехав из Бухареста, машина покатила на север, в сторону гор по покрытым выбоинами дорогам.

Валендреа впервые оказался в Румынии. Он знал, что Климент хочет совершить сюда официальный визит, но пока Папой не станет сам Валендреа, придется отложить любые папские миссии в такие неспокойные страны.

– Каждую субботу он ездит сюда на молитву, – сказал Амбрози, не оборачиваясь, – в холод, в жару, ему все равно. И так уже много лет.

Валендреа одобрительно кивнул. Амбрози, как всегда, дотошно собирал информацию.

Почти час они ехали молча. Поднимались все выше над уровнем моря и наконец добрались до крутого поросшего лесом склона. У самого обрыва Амбрози сбросил скорость, остановил машину у неровной обочины и заглушил двигатель.

– Это здесь, по тропинке, – сказал помощник, указывая через тонированные стекла на темную узкую аллею, бегущую между деревьями.

В свете фар Валендреа увидел еще одну припаркованную впереди машину.

– Зачем он приезжает?

– Мне говорили, он считает это место святым. В Средние века в этой церкви молились здешние крестьяне. Когда пришли турки, они прямо в ней сожгли заживо всех жителей. Теперь воспоминания об их мученической смерти придают ему силы.

– Послушайте, Амбрози, – сказал Валендреа. Тот неподвижно сидел на переднем сиденье, спина его не шелохнулась. – Сейчас – очень скоро – мы преступим черту, но у нас нет выбора. Слишком многое стоит на кону. Я не стал бы просить вас об этом, не будь это так важно для церкви.

– Не надо ничего объяснять, – тихо и твердо ответил Амбрози, – достаточно вашего слова.

– Твоя вера глубока. Но ты воин Господа, а воин должен знать, за что сражается. Так что слушай, что я тебе расскажу.

* * *

Они вышли из машины. Амбрози шел впереди. На сиреневом небе царило почти полнолуние, и тропа внизу была хорошо видна. Метров через пятьдесят в сени деревьев показалась неосвещенная церковь. Приблизившись, Валендреа разглядел старинные круглые окна и звонницу, сложенную из камней. Света внутри не было.

– Отец Тибор? – позвал Валендреа по-английски.

В дверях показался темный силуэт.

– Кто здесь?

– Кардинал Альберто Валендреа. Я приехал из Рима поговорить с вами.

Тибор отделился от церкви.

– Сначала личный секретарь Папы. Теперь государственный секретарь. Такое внимание к простому священнику.

Валендреа не понял, было в его тоне больше сарказма или искренней скромности. Он протянул ему руку ладонью вниз, и Тибор, опустившись на колени, поцеловал перстень кардинала, который тот носил со дня его посвящения в сан Иоанном Павлом II. Почтительность Тибора понравилась Валендреа.

– Встаньте, отец. Нам надо поговорить.

Тибор поднялся.

– Климент получил мое письмо?

– Да, и Папа очень признателен вам. Но он прислал меня, чтобы вы сказали остальное.

– Ваше преосвященство, боюсь, что я не смогу сказать больше, чем уже сказал. Я и так нарушил обет молчания, данный мной Иоанну Двадцать третьему.

Это тоже понравилось Валендреа.

– Значит, раньше вы никому об этом не рассказывали? Даже на исповеди?

– Нет, ваше преосвященство. Никому, кроме Климента, я ничего не рассказывал.

– Но ведь вчера вы говорили с секретарем Папы?

– Да. Но я говорил иносказательно. Он ничего не понял. Вы ведь читали мое письмо?

– Да, – солгал Валендреа.

– Значит, вы знаете, что и там я сказал не все.

– Что заставило вас сделать копию письма сестры Люсии?

– Трудно объяснить. Вернувшись от Папы, я увидел, что слова отпечатались на блокноте. Я помолился, и что-то подсказало мне, что надо обвести их и восстановить текст.

– И зачем вы столько лет хранили их?

– Я сам себе задавал этот вопрос. Не знаю зачем, но хранил.

– А почему вы решили написать Клименту?

– С третьим откровением обошлись плохо. Церковь нечестно ведет себя по отношению к верующим. Я не смог промолчать, что-то заставило меня высказаться.

Валендреа быстро глянул на Амбрози и заметил, что тот слегка склонил голову вправо. Туда.

– Давайте пройдемся немного, – сказал он, взяв Тибора под руку. – Расскажите, почему вы приезжаете в эту церковь.

– Я до сих пор не понимаю, как вы меня нашли, ваше преосвященство.

– Ваша любовь к уединенной молитве всем известна. Мой помощник навел справки, и ему рассказали о вашем еженедельном ритуале.

– Это святое место. Католики молятся здесь уже пятьсот лет. Здесь находишь утешение. – Тибор помолчал. – И еще я приезжаю сюда из-за Богоматери.

Они шли вслед за Амбрози по узкой тропинке.

– Объясните.

– Мадонна сказала детям из Фатимы, что в первую субботу месяца нужно проводить искупительную молитву. Я приезжаю раз в неделю, чтобы совершать свою искупительную молитву.

– О чем вы молитесь?

– О мире на земле, как наказала Дева.

– Я молюсь о том же. И Святой Отец тоже.

Тропинка оборвалась на краю пропасти. Перед ними раскрывалась панорама поросших густым лесом гор в серо-голубой дымке. Огней почти не было видно, лишь кое-где вдали горели костры. Свечение с южной стороны горизонта обозначало находившийся в сорока милях от них Бухарест.

– Какое величие, – сказал Валендреа. – Великолепный вид.

– Я часто прихожу сюда после молитвы, – сказал Тибор.

Они говорили вполголоса.

– Это помогает вам находить силы для работы в приюте?

Вопрос прозвучал как утверждение. Тибор кивнул:

– Да, здесь я нахожу покой.

– Это неудивительно.

Валендреа сделал знак Амбрози. Прелат выхватил откуда-то сбоку длинный клинок, сверкнула сталь, занес руку и полоснул по горлу Тибора. Глаза священника вылезли из орбит, он захрипел, захлебываясь кровью. Амбрози отбросил кинжал, обхватил тело старика сзади и сбросил с обрыва.

Взметнулась темная сутана в лунном мерцающем свете, и спустя мгновение тело священника исчезло в темноте.

Послышался глухой звук удара, потом еще один, затем наступила тишина.

Валендреа неподвижно стоял рядом с Амбрози. Он не отрывал взгляда от раскинувшейся перед ним пропасти.

– Там камни? – спокойно спросил он.

– Много камней и быстрое течение. Тело найдут через несколько дней.

– Трудно убивать? – Валендреа действительно хотел узнать это.

– Я должен был это сделать.

Кардинал посмотрел на своего преданного друга, но не смог разглядеть выражение его глаз, затем перекрестил его лоб, губы и сердце.

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа, прощаю тебя.

Амбрози благодарно поклонился.

– Любой религии нужны мученики. И мы только что лицезрели последнего мученика церкви.

Валендреа преклонил колени.

– Давай вместе помолимся о спасении души отца Тибора.

Глава XXVIII

Кастель-Гандольфо

12 ноября, воскресенье

12.00

Мишнер стоял за спиной Климента в выезжающем за ворота виллы и направляющемся в сторону города «папомобиле». Это был специально сделанный – на базе «мерседеса-бенц» – открытый фургон с местами для двух человек, закрытый прозрачным пуленепробиваемым стеклом. В этой машине Папа всегда проезжал через большое скопление людей.

Климент согласился на воскресный визит. В деревушке, граничившей с папской резиденцией, жило всего около трех тысяч жителей, и они были безмерно преданы понтифику. Такими визитами он выражал им свою признательность.

После вчерашнего разговора Мишнер не видел Папу до утра. Несмотря на свою врожденную отзывчивость и общительность, Климент XV оставался Якобом Фолкнером, одиноким человеком, ценившим неприкосновенность своего внутреннего мира. В том, что он провел весь вечер один, за молитвой и чтением и рано лег спать, не было ничего необычного.

Час назад Мишнер написал от имени Папы распоряжение одному из свидетелей, видевших Деву в Меджугорье, о том, чтобы тот рассказал о так называемом десятом откровении. Мишнер по-прежнему не горел желанием ехать в Боснию. Оставалось надеяться, что поездка будет недолгой.

Они домчались до городка за несколько минут. Центральная площадь была заполнена народом. Когда появился автомобиль Папы, воздух огласился радостными криками. Чтобы не казаться безжизненным экспонатом на витрине, Климент махал рукой, улыбался и, находя в толпе знакомые лица, кивал им.

– Как они любят Папу, – вполголоса сказал он по-немецки, продолжая смотреть на людей и вцепившись рукой в поручень из нержавеющей стали.

– Вы никогда не давали им повода разочароваться, – заметил Мишнер.

– Все носящие эту мантию должны стремиться к этому.

Фургон объехал вокруг площади.

– Попроси водителя остановиться, – сказал Папа.

Мишнер дважды стукнул по стеклу. Фургон встал, и Климент сам открыл стеклянную дверь. Он ступил на мостовую, и сейчас же четверо телохранителей, окружавших машину, пришли в состояние боевой готовности.

– Думаете, это разумно? – спросил Мишнер.

Климент обернулся к нему:

– Как раз это разумно.

Протокол не разрешал Папе выходить из фургона. Хотя об этом визите объявили только вчера, основания для беспокойства были.

Климент приближался к верующим, протянув навстречу им руки. К иссохшим ладоням старика потянулись маленькие дети, и он, приобняв, приблизил их к себе. Климент всегда жалел, что сам не может стать отцом.

Телохранители окружили Папу, но горожане, чтобы не провоцировать их, оставались на почтительном расстоянии от проходившего вдоль толпы Климента. Многие кричали Viva, Viva! – традиционное приветствие, которое папы слышали на протяжении столетий.

Мишнер наблюдал молча. Климент XV совершал то, что две тысячи лет совершали все папы.

«Ты Петр-камень, и на сем камне Я воздвигну церковь Мою, и врата Ада не одолеют ее. И дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах».^[219]

Двести шестьдесят семь человек поочередно избирались звеньями этой неразрывной цепи, начиная с Петра и заканчивая Климентом XV. Мишнер видел прекрасный пример пастыря во главе стада.

В его голове пронеслись слова третьего Фатимского откровения.

Прежде чем дойти до него, Святой Отец прошел через большой полуразрушенный город тяжелыми шагами, преисполненный боли и скорби. Он молился о душах умерших, тела которых он видел. И когда он был на самой вершине горы и преклонил колени у подножия высокого креста, его убили солдаты, выпускавшие в него пули и стрелы.

Может быть, именно из-за этого упоминания о грозящей опасности Иоанн XXIII и его преемники предпочли утаить послание? Но в 1981 году сумасшедший покушался на жизнь Иоанна Павла II. Многие годы спустя Иоанн Павел впервые явил миру третье откровение. Так почему же он ждал целых девятнадцать лет, прежде чем открыть людям слова Девы? Еще один из множества вопросов, не имеющих ответа. Мишнер решил не думать об этом. Он просто смотрел на Климента в толпе верующих, и все его страхи развеялись.

Он почему-то был уверен, что сегодня с его другом ничего не случится.

* * *

На виллу они вернулись в два часа. На террасе их ждал обед, и Климент пригласил Мишнера разделить с ним трапезу. Они ели молча, любуясь цветами и наслаждаясь прекрасным ноябрьским днем. В бассейне за стеклянной стеной никого не было. Бассейн был одним из немногих капризов Иоанна Павла II, который в ответ на возражения Курии по поводу его дороговизны сказал, что построить бассейн все равно дешевле, чем избрать нового Папу.

Обед состоял из любимого Климентом густого супа из говядины с овощами и черного хлеба. Мишнер любил этот сорт хлеба. Он напоминал ему о Катерине. Они часто ели такой же хлеб за обедом, запивая его кофе. Интересно, где она сейчас, подумал Мишнер, и почему она уехала из Бухареста не попрощавшись? Он надеялся однажды снова увидеть ее, может быть, после, закончив карьеру в Ватикане, где-нибудь, где нет людей вроде Альберто Валендреа и никому нет дела, кто он и чем занимается. Где он сможет следовать зову своего сердца.

– Расскажи о ней, – попросил Климент.

– Откуда вы знаете, что я думаю о ней?

– Это нетрудно.

В глубине души Мишнер хотел о ней поговорить.

– Она не похожа на остальных. Знакомая, но непонятная.

Климент отпил вина из бокала.

– Мне постоянно кажется, – сказал Мишнер, – что, если бы мне не нужно было подавлять свои чувства, я был бы лучше и как человек, и как священник.

Папа поставил бокал на стол.

– Я понимаю твое смятение. Безбрачие не нужно церкви.

Удивление было столь велико, что Мишнер перестал есть.

– Надеюсь, вы ни с кем не делились этим мнением.

– Если не доверять тебе, тогда кому же?

– Когда вы это решили?

– Со времени Трентского собора прошло много лет. А сейчас мы живем в двадцать первом веке и соблюдаем доктрины шестнадцатого.

– В этом вся суть католицизма.

– Трентский собор призвал к обсуждению протестантских реформаторов. Но мы проиграли, Колин. Протестантизм победил.

Он понял, что хотел сказать Климент. Трентский собор утвердил догмат о безбрачии обязательным, но с оговоркой, что он не имеет божественного происхождения. То есть церковь могла отменить его. Следующие после Трентского Первый и Второй Ватиканский соборы не стали трогать догмат. А сейчас верховный понтифик, единственный в мире человек, который может его изменить, критикует бездеятельность церкви.

– Что вы говорите, Якоб?

– Я просто болтаю со своим старым другом. Почему священники не могут жениться? Почему они должны всю жизнь оставаться целомудренными? Если другим можно, то почему нельзя священникам?

– Лично я согласен с вами. Но, боюсь, Курия придерживается других взглядов.

Подавшись вперед, Климент отодвинул пустую тарелку.

– В этом все дело. Курия никогда не поддержит никаких шагов, ставящих под угрозу ее существование. Знаешь, что сказал мне недавно один из них?

Мишнер покачал головой.

– Он сказал, что безбрачие нужно оставить, потому что иначе придется резко увеличить жалованье священникам. Надо будет направить десятки миллионов на денежное содержание клириков. Ведь тогда им придется содержать жен и детей. Как тебе это? Вот она – логика церкви.

Мишнер согласился, но не удержался от замечания:

– Стоит вам только заикнуться об отмене безбрачия, и вы дадите в руки Валендреа огромные козыри. Начнется мятеж кардиналов.

– Но в этом и преимущество Папы, – лукаво возразил Климент. – Мои суждения о вопросах догматики непогрешимы. Мое слово решающее. Мне не нужно ни у кого просить разрешения, и меня невозможно отстранить от должности.

– Но непогрешимость – это тоже догмат, созданный церковью, – напомнил Мишнер. – Следующий Папа может пересмотреть его.

Папа в волнении начал мять одной ладонью другую, суставы затрещали. Мишнеру была знакома эта его привычка.

– Колин, мне было видение.

Мишнер не сразу понял смысл его сказанных почти шепотом слов.

– Было что?

– Со мной говорила Богоматерь.