355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Стив Берри » Цикл романов "Все секреты мира" (СИ) » Текст книги (страница 278)
Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)
  • Текст добавлен: 16 апреля 2020, 18:32

Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"


Автор книги: Стив Берри



сообщить о нарушении

Текущая страница: 278 (всего у книги 307 страниц)

– Одно нажатие на кнопку, и сюда ворвутся швейцарские гвардейцы. – Валендреа улыбался. – Нападение на Папу – это серьезное преступление, не забывайте об этом.

Мишнер остановился и с трудом сдержал дрожь.

– Вы не первый, кого одурачила женщина. Она умна, – говорил Валендреа, приблизившись вплотную к Мишнеру. – Но я хочу вас предупредить. Не доверяйтесь всем подряд, Мишнер. На кону очень многое. Возможно, вы этого не понимаете, но, как знать, может быть, когда все это закончится, я останусь вашим единственным другом?

Глава LIX

Ватикан

30 ноября, четверг

13.50

Мишнер почти бегом покинул библиотеку. Амбрози ждал его за дверями, но не последовал за Мишнером в приемную, сказав лишь, что автомобиль ждет и водитель отвезет его, куда он захочет.

Катерина сидела на позолоченном канапе.

В голове у Мишнера крутилось одно: что заставило ее пойти на обман? Конечно, он и раньше недоумевал, как ей удалось найти его в Бухаресте и потом в Риме. Ему хотелось верить, что все происшедшее между ними было настоящим, искренним, но не мог отогнать от себя мысль, что она просто притворялась, рассчитывая подчинить себе его чувства и обезоружить его.

Он подозревал в предательстве кого-то из сотрудников или предполагал, что где-то в здании установлены жучки. А оказалось, что сообщницей его врага стала та единственная, которой он доверял!

В Турине Климент предупреждал его.

«Ты не представляешь себе, что скрывается внутри таких людей, как Альберто Валендреа. Он не слуга Господа. Думаешь, ты справишься с Валендреа? Нет, Колин. Он тебе не по зубам. Ты слишком порядочен. И слишком доверчив».

Подойдя к Катерине, он почувствовал, что у него пересохло горло. Наверное, его напряженное лицо выдавало его.

– Он сказал тебе обо мне? – грустно проговорила она.

– Откуда ты знаешь?

– Амбрози хотел сделать это вчера. Я поняла, что сегодня Валендреа точно все расскажет. Ведь я им больше не нужна.

Его снова захлестнули эмоции. Он молчал.

– Колин, они ничего не получили от меня. Совершенно ничего, поверь! – В ее голосе зазвучала мольба. – Я взяла у Валендреа деньги и поехала в Румынию, а потом в Боснию. Это правда. Но я сделала этого потому, что я сама хотела, а не потому, что так хотели они. Они использовали меня, а я их.

Все это очень убедительно, но Мишнеру не стало легче. Он спокойно спросил:

– А слово «правда» для тебя пустой звук?

Она прикусила губу, и рука ее задрожала. Но раздражения, с которым она обычно реагировала на подобный неприятный разговор, Мишнер не увидел. Не дождавшись ответа, он сказал:

– Кейт, я доверял тебе. Я говорил тебе то, что никогда не сказал бы другому.

– Но я не злоупотребляла твоим доверием.

– Как я могу верить тебе?

Как ему хотелось ей верить!

– Что наговорил тебе Валендреа?

– Достаточно, чтобы мы сейчас начали этот разговор.

Мишнер ощущал, как его охватывает оцепенение. Он потерял родителей, потом Якоба Фолкнера. Теперь его предала Катерина. Он впервые в жизни остался совсем один, и вдруг на него навалилась вся тяжесть его жизненного пути. Он снова осознал себя нежеланным ребенком, рожденным в приюте и отнятым у матери.

Он остался один, и идти ему некуда. После смерти Климента ему казалось, что его будущее – в этой женщине, которая сейчас стоит перед ним. Он был готов зачеркнуть четверть века своей жизни, чтобы любить ее и быть любимым ею.

Но разве это возможно теперь?

На несколько секунд между ними повисло напряженное молчание. Неловкое и тяжелое.

– Ладно, Колин, – наконец медленно произнесла она. – Я все поняла. Я ухожу.

Она повернулась к дверям.

По мрамору застучали ее каблуки. Мишнер хотел остановить ее.

Не уходи, останься.

Но он не мог заставить себя произнести эти слова.

Он направился в другую сторону, к лестнице на первый этаж. Он не собирался пользоваться машиной, предоставленной Амбрози. Он хотел, чтобы все здесь оставили его в покое.

Мишнер шел по Ватикану без пропуска и без сопровождения, но его лицо было так хорошо знакомо, что ни один из охранников ни о чем его не спросил. Он добрался до конца длинного коридора, украшенного изображениями планисфер и глобусов. Перед ним стоял Маурис Нгови.

– Я слышал, что вы здесь, – сказал Нгови вместо приветствия. – И знаю, что произошло в Боснии. Как ваше самочувствие?

Мишнер кивнул:

– Я собирался позвонить вам позже.

– Нам надо поговорить.

– Где?

Нгови понял, дал Мишнеру знак следовать за ним. Они молча проследовали в архив. В читальных залах опять было полно исследователей, историков и журналистов. За одним из столов Мишнер увидел кардинала-архивариуса.

Нгови подошел к старику и коснулся его плеча. Тот вскинул голову, вскочил, вытянулся. Все трое направились в одну из комнат. Заперев дверь изнутри, Нгови сказал:

– Думаю, здесь нас никто не слышит.

Мишнер повернулся к архивариусу:

– Я думал, вас уже сняли с должности.

– Я работаю до конца этой недели. Послезавтра последний день.

Мишнер знал, что значит эта работа для старика.

– Жаль. Но думаю, так будет лучше.

– Чего хотел от вас Папа? – спросил Нгови.

Мишнер тяжело опустился в одно из кресел.

– Он думает, что у меня документ, пропавший из хранилища. Письмо отца Тибора Клименту, касающееся третьего откровения Фатимы. Факсимиле перевода. Я понятия не имею, о чем он говорит.

Нгови как-то странно посмотрел на архивариуса.

– В чем дело? – спросил Мишнер.

Нгови быстро передал Мишнеру информацию о вчерашнем посещении архива Валендреа.

– Он вел себя как безумец, – вставил архивариус. – Все время твердил, что что-то пропало из футляра. Я просто испугался его. Боже, спаси церковь! – Он истово перекрестился.

– Валендреа что-нибудь объяснил? – спросил Нгови.

Мишнер в свою очередь рассказал, что именно говорил Папа.

– В ту пятницу, – кардинал-архивариус потер старческий лоб, – когда Климент и Валендреа посещали хранилище, они что-то сожгли. Мы потом нашли на полу пепел.

– Климент рассказывал об этом? – спросил Мишнер.

Архивариус покачал головой:

– Ни слова.

Многое сходилось, но ясно было не все.

– Здесь много непонятного. В двухтысячном году сестра Люсия сама подтвердила подлинность третьего откровения, прежде чем Иоанн Павел раскрыл его верующим.

Нгови кивнул:

– Я был там. Подлинник записи привезли в футляре из хранилища в Португалию, и она подтвердила, что это тот же документ, который она составила в тысяча девятьсот сорок четвертом году. Но, Колин, в футляре было только два листа бумаги! Я лично присутствовал при том, когда его открывали! Там был подлинный текст и итальянский перевод. И все.

– Если там был не весь текст, разве она не сказала бы об этом? – не смог сдержать удивления Мишнер.

– Она была уже в преклонном возрасте и очень слаба, – ответил Нгови. – Я помню, она просто бегло взглянула на страницу и кивнула. Говорили, что у нее слабое зрение, а слышать она вообще не могла.

– Маурис попросил меня проверить, – поспешно добавил архивариус. – Валендреа и Павел Шестой вместе вошли в хранилище восемнадцатого мая тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Час спустя Валендреа по распоряжению Павла вернулся, но один и оставался внутри около пятнадцати минут.

Нгови согласно кивнул.

– Похоже, что письмо отца Тибора Клименту приоткрыло дверь, которую Валендреа давно считал закрытой.

– Может, это и стоило Тибору жизни. – Мишнер сопоставил факты, разрозненные кусочки мозаики постепенно складывались между собой. – Валендреа говорил, что пропал перевод Тибора. Перевод чего?

– Колин, – тихо и четко произнес Нгови, – третье Фатимское откровение гораздо важнее, чем мы думаем.

– А Валендреа считает, что оно у меня.

– А на самом деле? – спросил Нгови.

Мишнер покачал головой:

– Если бы оно было у меня, я бы отдал эту несчастную бумажку ему. Мне все это надоело, и я хочу покончить со всем этим.

– А что мог сделать Климент с текстом Тибора?

Об этом Мишнер не думал.

– Не знаю. Клименту не пристало воровать.

Совершать самоубийство тоже, хотелось ему добавить, но Мишнер не стал говорить об этом. Архивариус ничего не знал. Но по выражению лица Нгови он понял, что кениец подумал об этом же.

– А что в Боснии? – спросил Нгови.

– Еще хуже, чем в Румынии.

Мишнер достал письмо Ясны. Валендреа он отдал копию, а подлинник оставил у себя.

– Этим словам вряд ли стоит доверять, – произнес Нгови, ознакомившись с текстом. – Меджугорье не религиозная святыня, а балаган. Десятое откровение могло ей просто пригрезиться. Учитывая его содержание, я серьезно подозреваю, что это так.

– Я тоже предполагал такое, – ответил Мишнер. – Ясна убедила себя, что это происходит с ней на самом деле, и теперь не может вернуться к реальности. Но когда Валендреа прочел послание, он был потрясен. Он просто набросился на меня!

– Так же он вел себя и в хранилище, – сказал старик-архивариус. – Как сумасшедший.

Мишнер испытующе посмотрел на Нгови:

– Маурис, что все это значит?

– Я в растерянности, – признался африканец. – Много лет назад, еще будучи епископом, я вместе с другими по распоряжению Иоанна Павла изучал третье Фатимское откровение. Оно так непохоже на два первых. Первые два очень подробные, точные, а третье больше напоминает иносказание. Его Святейшество решил, что для его интерпретации нужна помощь церкви. И я согласился с ним. Но нам никогда и в голову не приходило, что текст неполон!

Нгови указал на громоздкий тяжелый том, лежащий на столе. Очень старая рукопись, ее страницы почернели от времени. На обложке – латинское заглавие в окружении цветных рисунков, изображающих пап и кардиналов. Слова Lignum Vitae, написанные когда-то малиновыми чернилами, теперь выцвели и еле различались. Сев в кресло, Нгови спросил Мишнера:

– Что вам известно о святом Малахии?

– Достаточно, чтобы сомневаться в его подлинности, – усмехнулся тот.

– Уверяю вас, его пророчества подлинны. Этот фолиант был опубликован в тысяча пятьсот девяносто пятом году в Венеции историком-доминиканцем Арнольдом Вийоном, в нем подробно пересказано то, что писал сам святой Малахия о своих видениях.

– Маурис, эти видения произошли в середине двенадцатого века. Прежде чем Вийон записал их, прошло четыреста лет! Слышал я все эти сказки. Кто знает, что говорил сам Малахия, ведь именно его слова до нас не дошли.

– Но в тысяча пятьсот девяносто пятом году записи Малахии хранились здесь, – подал голос архивариус. – Это указано в наших описях. И Вийон мог получить доступ к ним.

– Но если сохранилась книга Вийона, почему не сохранился текст Малахии?

Нгови опять указал на книгу:

– Даже если книга Вийона – подлог и все, что в ней, – его слова, а не слова Малахии, они все равно достойны внимания из-за их точности. А учитывая события последних дней – тем более.

Нгови протянул ему три листа машинописного текста. Просмотрев страницы, Мишнер увидел, что это краткое изложение всей истории.

Малахия О'Моргор родился в Ирландии в 1094 году. В двадцать пять лет он стал священником, в тридцать – епископом. В 1139 году он уехал из Ирландии в Рим, чтобы передать Папе Иннокентию II отчет о деятельности своей епархии.

И в Риме ему вдруг открылось будущее, и он увидел длинный список людей, которым суждено однажды встать во главе церкви. Он записал свое видение на пергаменте и передал рукопись Иннокентию. Прочитав список, Папа велел запечатать его и убрать в архив, где он благополучно пролежал до 1595 года. Арнольд Вийон переписал список понтификов, который привиделся пророку. Малахия указал имена, данные всем папам, начиная с Целестина II в 1143 году и заканчивая – через сто одиннадцать имен – именем понтифика, который, как предполагалось, станет последним.

– Нет никаких доказательств, что Малахию посетило видение, – сказал Мишнер. – Насколько я помню, все это вставили в рассказ в девятнадцатом веке на основе сомнительных источников.

– Прочитайте прозвища пап, – спокойно ответил Нгови.

Мишнер снова всмотрелся в список. Согласно пророчеству, восемьдесят первым Папой должны были стать Лилия и Роза.

Урбан VIII, возглавлявший церковь в те годы, был родом из Флоренции, символом которой была красная лилия. Кроме того, он являлся епископом Сполетто, который символизировала роза. Предсказывалось, что девяносто четвертый Папа будет Розой Умбрии.

Перед тем как стать Папой, Климент XIII был правителем Умбрии. Апостольский Скиталец – так назывался в предсказании девяносто шести Папа. Пий VI закончил свои дни беженцем, скрываясь от преследования французских революционеров.

Сто вторым Папой был Лев XIII. Его предсказание называло Свет в Небе. В правление Льва XIII видели огромную комету.

Иоанна XXIII называли Пастырем и Мореходом. И это оказалось верным предсказанием, поскольку он сам называл свое правление правлением пастыря, а на эмблеме Второго Ватиканского собора, созванного им, изображались крест и корабль. Кроме того, до своего избрания Иоанн служил патриархом Венеции, старинной морской столицы.

Мишнер поднял глаза:

– Занятная информация, но что все это доказывает?

– Климент был сто одиннадцатым Папой. Малахия назвал его «Исходящим из оливковой рощи». Помните, что сказано у Матфея в главе двадцать четвертой о признаках конца времен?

Мишнер помнил. Иисус покинул храм и шел прочь, когда Его ученики начали восхищаться красотой здания.

«Истинно говорю вам, сказал Он.

Не останется здесь камня на камне: все будет разрушено».

В оливковой роще ученики стали умолять Его сказать, когда это случится и каковы признаки приближающегося конца времен.

– В этом фрагменте Христос предсказывает второе пришествие. Но Маурис, неужели вы действительно верите, что наступает конец света?

– Может быть, нечто менее катастрофическое, но очевидно, что все должно закончиться и начаться снова. – Нгови и не думал шутить. – Было предсказано, что Климент станет предвестником этого. И вот еще. Последний из всех ста двенадцати пап, предсказанных Малахией начиная с тысяча сто сорок третьего года, – это нынешний Папа. В тысяча сто тридцать восьмом году Малахия предсказал, что его будут звать Petrus Romanus.

Петр Римлянин.

– Но это заблуждение! – воскликнул Мишнер. – Многие считают, что Малахия никогда не предсказывал появление Папы по имени Петр. К тому же это было вписано в публикации, сделанной в девятнадцатом веке.

– Все не так просто. – Нгови надел тонкие перчатки и аккуратно открыл огромный том. Древний пергамент захрустел. – Прочтите-ка это.

Мишнер вгляделся в написанные по-латыни слова.

«В заключение всех гонений на Святую римскую церковь на престол взойдет Петр Римлянин.

Он проведет паству через множество лишений, после которых в городе на семи холмах беспощадный судья начнет судить всех людей».

– Валендреа, – тем временем продолжал Нгови, – выбрал имя Петр по собственной воле. Теперь вы видите, почему я так уверен в этом? Это слова Вийона, а возможно, и самого Малахии, написанные много веков назад. Кто мы такие, чтобы сомневаться в них? Может быть, Климент был прав? Мы задаем слишком много вопросов и делаем то, что нам хочется, а не то, что мы должны делать.

– А как вы объясните, – вдруг спросил кардинал-архивариус, – что этой книге почти пятьсот лет и все эти папские прозвища появились много лет назад? Если бы совпало десять или двадцать, это могла бы быть случайность. Но девяносто процентов – это уже значит многое, а здесь именно так и произошло. Только около десяти процентов прозвищ не поддаются объяснению. Подавляющее их большинство соответствует истине. А последнее – Петр – приходится как раз сто двенадцатым! Когда Валендреа выбрал это имя, я содрогнулся.

Слишком многое обрушилось на Мишнера за такое короткое время. Сначала он узнал о предательстве Катерины. А теперь еще выясняется, что не за горами конец света.

«В городе на семи холмах беспощадный судья начнет судить всех людей».

Рим издавна называли городом на семи холмах. Мишнер посмотрел на Нгови. На лице немолодого прелата читалась тревога.

– Колин, вы должны найти перевод отца Тибора. Если Валендреа считает этот документ таким важным, то и мы имеем все основания предполагать то же самое. Вы знали Якоба лучше, чем любой из нас. Найдите его тайник. – Нгови закрыл рукопись. – Сегодняшний день может стать последним, когда мы имеем доступ в этот архив. Начинается осадное положение. Валендреа устроит грандиозную чистку. Я хотел, чтобы вы увидели эти пророчества в первоисточнике и осознали всю их важность. То, что было записано в Меджугорье, вызывает сомнения, но записи сестры Люсии и перевод отца Тибора – это гораздо серьезнее.

– Я понятия не имею, где может быть этот документ. Я даже не могу представить себе, как Якоб вывез его из Ватикана.

– Код сейфа знал только я, – сказал архивариус. – Но я открывал его только Клименту.

При воспоминании о предательстве Катерины Мишнер ощутил бездонную пустоту. Больно. Если бы удалось сосредоточиться на чем-то другом, это хоть ненадолго отвлекло бы его.

– Маурис, я постараюсь что-нибудь сделать. Но я даже не представляю, с чего начать.

Лицо Нгови осталось серьезным.

– Колин, я не хочу драматизировать события. Но вполне может быть, что в ваших руках судьба церкви.

Глава LX

Ватикан

30 ноября, четверг

15.30

Валендреа извинился перед многочисленными представителями религиозных общин, собравшихся, чтобы поздравить его с избранием, и покинул аудиенц-зал. Группа прибыла из Флоренции, и, прежде чем уйти, Валендреа заверил гостей, что свой первый же официальный визит он нанесет в Тоскану.

Амбрози ждал его на четвертом этаже. Папский секретарь вышел из зала полчаса назад, и Валендреа не терпелось узнать зачем.

– Святой Отец, – с ходу начал Амбрози. – После вас Мишнер встретился с Нгови и кардиналом-архивариусом.

Валендреа сразу понял всю важность услышанного.

– О чем они говорили?

– Они общались в одном из читальных залов, дверь была заперта. Мой человек в архиве не смог ничего услышать, но сказал, что они взяли старинный фолиант, один из тех, которые может брать только архивариус.

– Какой?

– Lignum Vitae.

– Пророчества Малахии? Вы шутите? Это же глупо. Хотя жаль, что мы не знаем, о чем они говорили.

– Я буду снова ставить жучки. Но на это уйдет время.

– Когда уезжает Нгови?

– Он уже освободил кабинет. Мне говорили, он на днях собирается в Африку. Но сейчас он все еще в своих апартаментах.

И все еще кардинал-камерленго! Валендреа пока не подобрал ему замену, никак не мог выбрать из трех кардиналов, доказавших ему свою преданность на конклаве.

– Я все думаю о личных вещах Климента. Факсимиле Тибора может быть только там. Но Климент знал, что распоряжаться ими будет только Мишнер.

– Что вы хотите сказать, Святой Отец?

– Я думаю, от Мишнера мы ничего не добьемся. Он нас презирает. Скорее он отдаст документ Нгови. А этого допустить нельзя.

Он ждал от Амбрози реакции, и его верный помощник и здесь не подвел его.

– Вы хотите нанести удар первым? – догадался секретарь.

– Надо показать Мишнеру, что мы не шутим. Но на этот раз, Паоло, ваши услуги не понадобятся. Позвоните нашим друзьям и попросите их помочь нам.

Глава LXI

Рим

30 ноября, четверг

19.10

Мишнер вошел в квартиру, где он жил с момента смерти Климента. Последние пару часов он просто бесцельно бродил по римским улицам. С полчаса назад у него сильно заболела голова, еще в Боснии врач предупреждал его, что головные боли будут преследовать его какое-то время.

Мишнер прошагал прямо в ванную и принял две таблетки аспирина. Еще врач велел ему по возвращении в Рим пройти полное медицинское обследование, но сейчас на это нет времени.

Расстегнув сутану, Мишнер бросил ее на кровать. На часах, стоящих на ночном столике, стрелки показывали полседьмого. Мишнер как будто до сих пор ощущал хватку Валендреа.

Боже, помоги Католической церкви. Лидер, не знающий страха, может принести ей немало бед. Валендреа будет метаться от одних отчаянных мер к другим, а абсолютная власть даст ему практически неограниченные возможности. А затем произойдет то, что и предсказывал святой Малахия. Мишнер знал, что нельзя верить этим глупым вымыслам, но независимо от его воли в нем нарастало чувство тревоги и ужаса. Церковь ждут серьезные испытания. Он был уверен в этом.

Мишнер переоделся в рубашку и джинсы, устало упал на диван. Он специально не стал включать свет.

Неужели несколько десятилетий назад Валендреа действительно выкрал что-то из хранилища? Неужели то же самое сделал Климент? Что происходит? Как будто все встало с ног на голову. Все и вся вокруг него прогнило. И в довершение всего оказывается, что еще девятьсот лет назад ирландский епископ предсказал, что за восшествием на престол Папы по имени Петр случится конец света!

Мишнер потер виски, пытаясь унять боль. Аспирин не помогал. Снаружи в комнату пробивались слабые лучи уличного света. У подоконника лежал дубовый сундучок Якоба Фолкнера. Мишнер вспомнил, что не смог открыть его, когда забирал вещи из Ватикана. Климент вполне мог хранить в нем что-то важное. Никто не осмелился бы заглянуть внутрь.

Мишнер медленно дотянулся до сундучка.

Взяв его в руки, он включил лампу и осмотрел замок. Ему не хотелось его портить, ломать, и он стал думать.

Рядом стояла картонная коробка с вещами Климента, которую он вывез из его апартаментов на следующий день после смерти Папы. Мишнер придвинул к себе коробку и принялся рассматривать различные предметы. Когда-то эти вещи украшали жилище его старого друга, Климента. Многие из них пробуждали в нем приятные воспоминая – часы в стиле Black Forest, сувенирные перья, фотография родителей Климента в простой рамке.

В пакете из серой бумаги лежала личная Библия Климента. В день похорон ее прислали из Кастель-Гандольфо. Мишнер не стал тогда ее доставать, просто принес домой и положил вместе с остальными вещами.

Сейчас он залюбовался ее белым кожаным переплетом с золотым обрезом, потемневшим от времени. Он благоговейно раскрыл ее. На ней было по-немецки написано: «От любящих родителей по случаю принятия сана священника».

Климент много рассказывал о своих родителях. Во времена Людвига I Фолкнеры принадлежали к баварской аристократии, при Гитлере занимали антифашистскую позицию – даже в период пика национал-социалистических настроений накануне войны. Однако они не афишировали свои взгляды, а просто втайне пытались, как могли, помогать евреям из Бамберга. Отец Фолкнера принял на хранение сбережения двух еврейских семей и хранил их состояние до конца войны. Но вскоре оказалось, что деньги возвращать уже некому. Тогда он передал всю сумму до последней марки еврейской общине. Дар из прошлого в надежде на будущее.

Мишнер вспомнил вчерашнее видение.

Лицо Якоба Фолкнера.

«Больше не пренебрегай волей небес. Исполни мою просьбу. Помни, верному слуге можно сказать многое».

«В чем мое предназначение, Якоб?»

Но ответил отец Тибор:

«Ты станешь знаком для всего мира. Маяком, зовущим к покаянию. Посланцем, возвещающим, что Бог существует».

Что все это значит? Было ли это на самом деле? Или просто привиделось от удара молнии?

Мишнер не спеша перелистывал Библию. Ее страницы на ощупь были тонкими и мягкими, как ткань. Некоторые места подчеркнуты. Кое-где сохранились записи на полях. Мишнер начал перечитывать отмеченные места.

«Деяния святых апостолов, 5:29.

Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам.

Послание Иакова, 1:27.

Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцом есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира.

От Матфея, 15:3–6.

Зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего? Таким образом вы устранили заповедь Божию преданием вашим.

От Матфея, 5:19.

Кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном.

Книга пророка Даниила, 4:23.

Царство твое останется при тебе, когда ты познаешь власть небесную.

От Иоанна, 8:28.

Я ничего не делаю от себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю».

Интересный выбор. Очередные подсказки впавшего в депрессию Папы? Или просто случайно отобранные стихи?

К корешку книги снизу прикреплены четыре яркие шелковые закладки, переплетенные между собой. Мишнер принялся расплетать их, собираясь заложить отмеченные страницы. Пальцы на что-то натолкнулись.

Между шелковыми ленточками был спрятан маленький серебряный ключик.

Неужели Климент сделал это нарочно? Эта Библия хранилась тогда в Кастель-Гандольфо и всегда лежала на ночном столике Климента. Папа знал, что книга не достанется никому, кроме Мишнера.

Он аккуратно отвязал ключ, уже зная, что ему предстоит.

Мишнер вставил ключ в замок. Замок подался, и Мишнер открыл крышку.

Внутри лежали конверты. Около ста, может, больше, все – надписанные женским почерком и адресованные Клименту. Адрес получателя везде разный. Мюнхен, Кёльн, Дублин, Каир, Кейптаун, Варшава, Рим. Все города, где когда-то служил Климент. Обратный адрес на всех конвертах – один.

Мишнер знал, от кого эти письма, ведь он четверть века помогал Клименту вести корреспонденцию. Ее звали Ирма Рам, его подруга детства. Мишнер никогда не расспрашивал о ней, а Климент говорил как-то, что они вместе росли в Бамберге.

Климент постоянно переписывался с несколькими самыми близкими друзьями. Но в сундучке хранились лишь письма Рам. Зачем Климент оставил такое наследство? Почему не уничтожил письма? Ведь их могли истолковать превратно, особенно недоброжелатели вроде Валендреа. Но, видимо, Климент решил пойти на риск. Для чего?

Поскольку теперь все письма принадлежали Мишнеру, он, поколебавшись, открыл один из конвертов, вынул письмо и погрузился в чтение.

Глава LXII

Рим

30 ноября, четверг

20.00

«Якоб!

Когда я узнала о событиях в Варшаве, у меня заболело сердце. Я видела твое имя в списке участников беспорядков. Коммунистам было бы только на руку, если бы среди жертв оказались ты и другие епископы. Твое письмо принесло мне облегчение, я так рада, что ты не пострадал. Надеюсь, что Его Святейшество переведет тебя в Рим, где ты будешь в безопасности. Я знаю, что ты никогда не станешь просить его об этом, но молю Господа, чтобы это произошло. Надеюсь, ты сможешь приехать домой на Рождество. Хотелось бы провести праздник вместе. Если это возможно, сообщи мне заранее. Как всегда, буду ждать твоего письма. Не забывай, милый Якоб, люблю тебя».

«Якоб!

Сегодня я была на могиле твоих родителей. Подстригла траву и помыла памятник. Как жаль, что они так и не увидели, кем ты стал! Ты уже архиепископ, а когда-нибудь, возможно, станешь даже кардиналом. Твои успехи станут им лучшим памятником. Нашим родителям пришлось столько вынести! Я каждый день молюсь об освобождении Германии. Может быть, благодаря хорошим людям, таким как ты, нас ждет хорошее будущее. Надеюсь, ты здоров. Я тоже здорова. Бог благословил меня крепким здоровьем. Наверное, следующие три недели я проведу в Мюнхене. Если получится приехать, я позвоню. Мое сердце снова стремится к тебе. Твои бесценные слова из последнего письма до сих пор согревают меня. Береги себя, Якоб. С искренней любовью».

«Якоб!

Его преосвященство. Ты заслуживаешь этого титула. Бог наградит Иоанна Павла за твое долгожданное назначение. Еще раз спасибо, что пригласил меня в консисторию. Разумеется, никто не узнал, кто я такая. Я сидела в стороне и ничем себя не выдавала. Там же был твой Колин Мишнер, и он так гордился! Ты был прав, он очень приятный молодой человек. Сделай его своим сыном, ведь он всегда хотел этого. Поддержи его, как твой отец поддержал тебя. Якоб, пусть он продолжит начатое тобой. В этом нет ничего плохого, твои обеты церкви и Господу не запрещают этого. У меня до сих пор встают слезы в глазах, когда я вспоминаю, как Папа надел на тебя алую кардинальскую шапочку! Я испытывала гордость, которой никогда не знала раньше. Якоб, я люблю тебя и надеюсь, что связывающие нас узы придадут нам сил. Береги себя, милый, и не забывай писать».

«Якоб!

Несколько дней назад умер Карл Хайгл. На его похоронах вспоминала о нашем детстве, когда мы втроем в теплый летний день играли на берегу реки. Он был так добродетелен, и я, наверное, могла бы полюбить его, если бы не полюбила тебя. Но ты и сам догадываешься об этом. Несколько лет назад он овдовел и в последнее время жил один. Его дети оказались неблагодарными и эгоистичными. Что случилось с нашей молодежью? Разве им есть дело до собственных корней? Я много раз носила ему ужин, и мы подолгу разговаривали. Он так восхищался тобой! Маленький, хилый Якоб стал кардиналом Католической церкви. А теперь и государственным секретарем. До папского престола остался один шаг. Он бы очень хотел еще раз увидеть тебя. Как жаль, что не довелось! Бамберг не забыл своего епископа, и, я уверена, его епископ не забыл город своей юности. Последние дни я усердно молюсь о тебе, Якоб. Папа нездоров. Скоро выборы нового. Я просила Господа помочь тебе. Может быть, он услышит молитвы женщины, глубоко любящей и своего Бога, и своего кардинала. Береги себя».

«Якоб!

Я видела по телевизору твое выступление с балкона собора Святого Петра. Трудно описать восхищение и гордость, переполнившие меня. Мой Якоб стал Климентом! Какой удачный выбор имени! Я вспомнила, как мы вместе ходили в собор и навещали могилу. Я вспомнила, как ты говорил о Клименте II. Немец, сумевший стать Папой. Даже тогда ты как будто предвидел свою судьбу. Он так много для тебя значил. Теперь ты – Папа Климент XV. Милый Якоб, будь благоразумен, но тверд. Ты сможешь или упрочить, или погубить церковь. Пусть о Клименте XV вспоминают с гордостью. Как было бы хорошо, если бы ты совершил визит в Бамберг. Попробуй найти для этого время. Я так давно тебя не видела. Мне было бы достаточно увидеть тебя хоть на несколько минут, даже в официальной обстановке. Но пусть наши отношения согревают тебя и утешают твою душу. Будь сильным и достойным пастырем и не забывай, что мое сердце принадлежит тебе».

Глава LXIII

Рим

30 ноября, четверг

21.00

Катерина подошла к дому, где жил Мишнер. На темных улицах было безлюдно, вдоль тротуаров жались припаркованные автомобили. Через открытые окна доносились обрывки разговоров, звонкие голоса детей и звуки музыки. В пятидесяти ярдах позади нее шумел город.

В квартире Мишнера загорелся свет, и она успела спрятаться в парадной на противоположной стороне улицы, где ее не было видно, и смотрела оттуда на его окна.

Им нужно поговорить. Он должен все понять. Она не предавала его. Она ничего не сказала Валендреа. И все же она обманула его доверие. Вопреки ее ожиданиям он не разозлился, скорее, ему было больно, и так еще хуже. Когда она наконец поумнеет? Почему она снова и снова совершала одну и ту же ошибку? Неужели нельзя хоть однажды поступить правильно? Она ведь способна на лучшее, но ее всегда что-то удерживает.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю