Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"
Автор книги: Стив Берри
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 280 (всего у книги 307 страниц)
– И ваша любовь так и осталась платонической?
На несколько секунд она задержала на нем взгляд, затем на губах появилась легкая улыбка.
– Да, Колин. Якоб не нарушил своих церковных обетов. Это было бы немыслимо и для него, и для меня. – Она посмотрела на Катерину. – Судить себя надо по законам своего времени. Мы с Якобом – люди из другого века. Наша любовь сама по себе уже была грехом. Заходить еще дальше было просто невозможно.
Мишнер вспомнил слова Климента в Турине: «Несложившаяся любовь всегда причиняет боль».
* * *
– Так вы все это время жили здесь одна?
– У меня есть семья, свое дело, друзья и Бог. Я знала любовь мужчины, полностью посвятившего себя мне. Не физически, но во всем остальном. Мало кто может этим похвастаться.
– И вас никогда не смущало, что вы не можете быть вместе? – спросила Катерина. – Я не имею в виду секс. Я имею в виду – быть просто физически рядом друг с другом. Ведь это, должно быть, нелегко.
– Я бы предпочла, чтобы все случилось по-другому. Но это зависело не от меня. Якоб уже в молодости захотел стать священником. Я знала и не стала ему мешать. Я так сильно любила его, что была готова разделить его… даже с Богом.
Во вращающуюся дверь вошла женщина средних лет и сказала Ирме несколько слов. Что-то о рынке и покупке продуктов, догадался Мишнер. За окном по серой воде реки проплыла еще одна баржа. На стекла упало несколько снежинок.
– Кто-нибудь знает о ваших отношениях с Якобом? – спросил Мишнер, когда женщина ушла.
Ирма покачала головой:
– Никто из нас не рассказывал об этом. Но в городе многие знают, что мы с Якобом дружили в детстве.
– Вы, наверное, тяжело пережили его смерть, – осторожно произнесла Катерина.
Ирма вздохнула:
– Вы даже представить себе не можете. Я видела, что он сдает. Он выступал по телевизору. Я понимала, что это просто вопрос времени. Мы оба старели. Но все равно – это произошло так внезапно! Так… Я до сих пор жду от него писем, ведь я столько их получала. – Она говорила тихим дрожащим голосом. – Но моего Якоба больше нет, и вы первые, с кем я открыто говорю о нем. Он просил доверять вам. И сказал, что я обрету мир с вашей помощью. И он был прав. Вот я поговорила с вами, и мне уже стало легче.
Мишнер подумал, что бы сказала эта кроткая женщина, если бы узнала, что Климент ушел из жизни добровольно? Имеет ли она право знать? Она открыла им свое сердце, а он уже так устал лгать. Она ведь никому не выдаст тайну Климента.
– Он совершил самоубийство.
Ирма надолго замолчала.
Катерина странно посмотрела на него и переспросила:
– Папа совершил самоубийство?
Он кивнул:
– Снотворное. Он сказал, что ему велела лишить себя жизни Дева Мария. В наказание за непослушание. Он сказал, что он слишком долго игнорировал волю Неба. И что теперь пора ее исполнить.
Ирма молчала. Она смотрела на него взволнованным взглядом.
– Вы знали? – спросил он.
Она кивнула.
– Он приходил ко мне… во сне. И сказал, что все в порядке. Его простили. Тем более что он и так скоро должен был предстать перед Богом. Я тогда не поняла, что он хотел сказать.
– А вам приходилось переживать видения наяву? – спросил Мишнер.
Она покачала головой:
– Только во сне. – Ее голос звучал как будто издалека. – Скоро я буду с ним. Только этим я и живу. Мы с Якобом будем вместе целую вечность. Так он сказал мне во сне. – Она снова взглянула на Катерину. – Вы спрашивали, как я переносила разлуку с ним. Все эти годы разлуки – ничто по сравнению с вечностью. Может, у меня нет особых достоинств, но я терпелива.
Мишнер решил перейти к делу.
– Ирма, где то, что вам прислал Якоб?
Она посмотрела в свой бокал с пивом.
– Якоб просил передать вам конверт.
– Дайте мне его, – попросил он.
Ирма встала из-за стола.
– Он у меня в комнате. Я сейчас принесу.
Женщина вышла из ресторана.
– Почему ты не рассказал мне о Клименте? – спросила Катерина, когда дверь за ней закрылась. Ее холодный тон соответствовал погоде за окном.
– Думаю, ты сама знаешь ответ.
– А кто знает об этом?
– Очень немногие.
Она поднялась из-за стола.
– Все как всегда. Ватикан полон секретов. – Она накинула пальто и направилась к двери. – Похоже, ты любишь недоговаривать.
– Как и ты. – Мишнер знал, что этого не надо было говорить.
Она остановилась.
– Хорошо, пусть я заслужила эти слова. Но ты почему молчал?
Он не ответил, и она повернулась, чтобы уйти.
– Ты куда?
– Пойду погуляю. Тем более тебе есть о чем поговорить с возлюбленной Климента и без меня.
Глава LXVIII
Бамберг, Германия
1 декабря, пятница
13.20
Катерина не могла прийти в себя. Мишнер скрыл от нее самоубийство Климента XV! Валендреа, безусловно, знал об этом – иначе Амбрози велел бы ей разузнать подробности смерти Климента. Так что же происходит?
Пропадают документы. Очевидцы разговаривают с Девой. Папа совершает самоубийство, до этого шесть десятилетий скрывая от мира свою любовь к женщине. Никто просто не поверит в это!
Она вышла из гостиницы, застегнула пальто и решила вернуться на Максплац и прогуляться, чтобы снять напряжение. Со всех сторон колокола били полдень. Она стряхнула с волос снег. Воздух был холодным и сухим, как и ее настроение.
Ирма Ран раскрыла ей глаза. Если она сама много лет назад заставляла Мишнера сделать выбор, пыталась отвоевать его, причиняя боль им обоим, Ирма поступила не так эгоистично и выбрала любовь, а не обладание. Может быть, эта пожилая женщина права? Дело не в физической близости, а в родстве душ.
Катерина пыталась представить себе, могли ли сложиться такие же отношения у нее с Мишнером. Вряд ли. Сейчас другие времена. И все же вот она снова рядом с тем же мужчиной идет по тому же тернистому пути – потеря любви, обретение ее, ее испытание и… вот и вопрос. Что потом?
Она продолжала идти в сторону главной площади, перешла канал и залюбовалась похожими на луковицы куполами церкви Святого Гандольфа.
Почему в этой жизни все так непросто?
Она не могла отогнать страшное воспоминание: над Мишнером завис человек с ножом в руке. Господи, ведь это было только вчера! Она напала на него без колебаний. Она предлагала обратиться в полицию, но Мишнер отклонил эту идею. Теперь она понимала почему.
Он не мог рисковать тайной смерти Папы. Якоб Фолкнер так много для него значил. Может быть, даже слишком много. И только сейчас она знала, почему он отправился в Боснию: он искал ответы на вопросы, оставленные его старым другом. Эта Глава в его жизни еще не закончилась, ее концовку еще предстояло написать.
Катерина не была уверена, что она вообще когда-нибудь закончится.
Она и не заметила, как снова подошла к дверям церкви Святого Гандольфа. Она ощутила теплое дуновение изнутри и вошла. Ворота боковой часовни, где они увидели Ирму, оставались открытыми.
Она остановилась у другой часовни. Статуя Девы Марии с младенцем Христом на руках устремила на нее полный любви взгляд гордой матери. Конечно, это была женщина Средневековья – белая и англо-саксонского происхождения, – но мир привык поклоняться этому образу. Мария жила в Израиле, где лучи солнца обжигали и огрубляли кожу. У Нее должна быть арабская внешность, темные волосы и плотное телосложение. Но католики в Европе никогда не приняли бы этот образ. И тогда появилась всем знакомая фигура женщины – та, которую с тех пор прославляет церковь.
Но неужели она была девой? И действительно сыном в Ее чреве Она обязана Святому Духу? Даже если это так, это наверняка было Ее решение. Только Она сама могла согласиться вынашивать ребенка. Так почему же церковь занимает такую непримиримую позицию в отношении абортов? Кто отнял у женщины право решать, хочет ли она рожать? Разве Мария не дала это право? А если бы Она отказалась? Или Она была обязана вынашивать этого божественного младенца?
Катерина устала от всех этих головоломок. Слишком много вопросов без ответов. Она обернулась, чтобы выйти.
В трех футах позади нее стоял Паоло Амбрози.
Увидев его, она вздрогнула.
Рванувшись к Катерине, он резко развернул ее и втолкнул в глубь церкви. Там он прижал ее к каменной стене и заломил левую руку за спину. Другой рукой он сдавил ей шею. Шероховатые камни царапали лицо Катерины.
– Я все думал, как же разлучить вас с Мишнером. Но вы сами помогли мне.
Он сильнее сжал ее руку. Она пыталась закричать.
– Не надо. Тем более что здесь вас никто не услышит.
Катерина попробовала вырваться, ударив его ногой.
– Стойте спокойно. Иначе моему терпению придет конец.
В ответ она еще раз попыталась освободиться. Амбрози оттащил ее от стены, он сильно сжимал ее горло.
Она отчаянно боролась, впившись ногтями в его кожу, но из-за нехватки кислорода у нее начало кружиться перед глазами. Часовня пошатнулась и стала крениться набок.
Катерина снова попыталась закричать, стальные пальцы обхватили шею с новой силой. Она попыталась вдохнуть воздух, но сумела выдавить из себя лишь слабый хрип.
Глаза ее закатились. Последнее, что она увидела, было скорбное лицо Марии, которая ничем не могла ей помочь.
Глава LXIX
Бамберг, Германия
1 декабря, пятница
14.00
Мишнер смотрел, как Ирма любуется рекой, протекающей за окном. Она вернулась сразу после ухода Катерины и принесла знакомый голубоватый конверт, который теперь лежал на столике.
– Мой Якоб совершил самоубийство, – шептала она. – Так жаль. – Она повернулась к нему. – Но ведь его похоронили в соборе Святого Петра. В освященной земле.
– Мы не могли открыть всем, что с ним произошло.
– Как раз это ему и не нравилось в церкви. Никогда нельзя сказать правду. Забавно, что теперь все, что после него осталось, построено на лжи.
Но в этом нет ничего странного. И у Мишнера, как и у Якоба Фолкнера, вся карьера основана на обмане. Интересно, как похоже у них все сложилось. Как похоже.
– Он всегда любил вас?
– Вы хотите сказать, любил ли он еще кого-то? Нет, Колин. Только меня.
– А может, вам обоим стоило найти что-то новое? Разве вам не хотелось иметь мужа, детей?
– Детей, да. Это единственное, о чем я жалею. Но я с самого начала знала, что я хочу принадлежать только Якобу, и он хотел того же. Я думаю, вы всегда ощущали себя его сыном.
При мысли об этом его глаза стали влажными.
– Я читала, что это вы первым обнаружили его тело. Это, должно быть, ужасно.
Мишнер не хотел вспоминать Климента, недвижимо лежащего на кровати, пустой пузырек на столе и монахинь, готовящих тело к погребению.
– Он был замечательным человеком. Но сейчас у меня такое чувство, будто я его совсем не знал.
– Не надо так думать. Просто эта часть его жизни принадлежала только ему. К тому же наверняка и он не все знал о вас.
Вот это верно.
Ирма указала на конверт:
– Я не смогла прочесть, что он написал.
– Вы пробовали?
Она кивнула.
– Я открывала конверт. Мне было интересно. Но только после смерти Климента. Написано на иностранном языке.
– На итальянском.
– Расскажите мне, что там.
Мишнер стал переводить, и она увлеченно слушала. Но пришлось сказать, что из оставшихся в живых только Альберто Валендреа знает, какое значение имеет документ, лежащий в конверте.
– Я знаю, что Якоба что-то беспокоило. В последние месяцы его письма были мрачными, даже циничными. Это непохоже на него. И он ничего не объяснял мне.
– Я тоже его спрашивал, но он не говорил ни слова.
– Он умел хранить секреты.
Мишнер услышал, как хлопнула входная дверь. Послышались звуки шагов по дощатому полу. Ресторан находился в дальнем конце зала, за маленьким вестибюлем и лестницей, ведущей наверх. Наверно, вернулась Катерина.
– Чем могу служить? – спросила Ирма.
Мишнер отвернулся от окна, за которым открывался вид на реку, и увидел перед собой Паоло Амбрози. На итальянце были широкие черные джинсы и темная наглухо застегнутая рубашка. Серое пальто доходило ему до колен, вокруг шеи повязан бордовый шарф.
Мишнер поднялся.
– Где Катерина?
Амбрози не ответил. Лишь смотрел на него, засунув руки в карманы пальто.
Мишнеру не понравился самодовольный вид Амбрози. Он бросился было к нему, но тот спокойно достал из кармана пистолет. Мишнер замер.
– Кто это? – спросила Ирма.
– Наша неприятность.
– Меня зовут отец Паоло Амбрози, – перебил его тот. – А вы, должно быть, Ирма Ран.
– Откуда вам известно мое имя?
Мишнер стоял между ними, надеясь, что Амбрози не заметит лежащий на столе конверт.
– Он читал ваши письма. Я не успел забрать все письма с собой, когда уезжал из Рима.
Она закрыла лицо руками и не смогла подавить невольный вздох.
– И Папа все знает?
Мишнер кивнул в сторону незваного гостя:
– Если знает этот сукин сын, знает и Валендреа.
Ирма перекрестилась.
Мишнер посмотрел на Амбрози и все понял.
– Где Катерина?
Вместо ответа Амбрози направил на него пистолет.
– Пока ей ничего не грозит. Но вы знаете, чего я хочу.
– А откуда вы знаете, что это у меня?
– Или у вас, или у этой женщины.
– Валендреа сказал, что поиск – мое дело.
Мишнер надеялся, что Ирма будет молчать.
– Все, что вы найдете, достанется кардиналу Нгови, – процедил сквозь зубы Амбрози.
– Я и сам не знаю, что мне делать.
– Теперь знаете.
Мишнер хотел сбить спесь с этого наглеца, но не забывал о пистолете. Что с Катериной?
– Катерина в опасности? – спросила Ирма.
– Ей ничего не грозит, – ответил Амбрози.
– Знаете, Амбрози, сами разбирайтесь с ней, – внезапно равнодушно произнес Мишнер. – Она была вашей шпионкой. Мне нет дела до нее.
– Уверен, что ей неприятно было бы это услышать.
Мишнер пожал плечами:
– Она сама полезла во все это, пусть сама и выкарабкивается.
Он не знал, не подвергает ли он опасности Катерину, говоря так, но показать слабость сейчас нельзя ни в коем случае.
– Мне нужен перевод Тибора, – выдохнул Амбрози.
– У меня его нет.
– Но Климент послал его сюда, верно?
– Я не знаю… пока не знаю. – Мишнер хотел выиграть время. – Но я могу это узнать. И вот еще что. – Он указал на Ирму. – Когда я найду его, я хочу, чтобы вы оставили в покое эту женщину. Ее это не касается.
– Климент, а не я втянул ее в это.
– Если вам нужен перевод, то это мое условие. Иначе я опубликую его.
Неприступный Амбрози начал колебаться. Как ни тревожно ему сейчас было, Мишнер с трудом сдержал улыбку. Он все рассчитал верно. Валендреа послал своего приспешника уничтожить текст, а не доставить его хозяину.
– Будем считать, что она ни при чем, – сказал Амбрози, – при условии, что она не читала текста.
– Она не знает итальянского.
– Зато вы читаете. Так что не забывайте о моем предостережении. Если вы не послушаете меня, вы не оставите мне выбора.
– Амбрози, как вы узнаете, прочел ли я текст?
– Я думаю, это трудно будет скрыть. Даже папы дрожали, читая его. Ладно, Мишнер. Пусть это вас не касается.
– Для дела, которое меня не касается, я оказался как-то слишком сильно в центре событий. Чего стоят хотя бы ваши вчерашние визитеры!
– Я не знаю ни о каких визитерах.
– На вашем месте я сказал бы то же самое.
– А Климент? – с мольбой в голосе спросила Ирма.
Она все еще думала о своих письмах.
Амбрози пожал плечами:
– Память о нем в ваших руках. Я не хочу посвящать в это прессу. Но если это случится, мы можем организовать утечку информации, которая, скажем так, запятнает его репутацию… и вашу.
– Вы расскажете всем об обстоятельствах его смерти? – спросила она.
Амбрози посмотрел на Мишнера:
– Она знает?
Он кивнул:
– Как и вы.
– Хорошо. Тем проще. Да, мы могли бы это сделать, но не напрямую. Слухи действуют гораздо сильнее. Люди до сих пор подозревают, что святого Иоанна Павла Первого убили. Представьте себе, что такой слух пройдет о Клименте, не говоря уже о ваших с ним отношениях. Тех писем, что у нас есть, вполне хватит. Если вам дорога память о нем – а я полагаю, что так оно и есть, – то помогайте нам во всем, и никто ничего не узнает.
Ирма не ответила, по ее щекам текли прозрачные слезы.
– Не плачьте, – сказал Амбрози. – Отец Мишнер поступит правильно. Он всегда поступает правильно. – Амбрози сделал шаг в сторону дверей, но опять остановился. – Я слышал, что сегодня начинаются знаменитые празднования в Бамберге. Во всех церквях рождественские украшения. В соборе будет месса, придет много народа. Начало в восемь. Давайте тоже не останемся в стороне от праздника и обменяемся тем, что нам нужно. В семь. В соборе. – Он указал на здание на вершине холма на другом берегу реки. – Место людное, нам всем будет спокойнее. Или, если хотите, можем совершить обмен прямо сейчас.
– В семь в соборе. А сейчас убирайтесь.
– Помните, что я сказал, Мишнер. Не распечатывайте конверт. Сделайте себе, мисс Лью и мисс Ран приятное.
И Амбрози ушел.
Ирма молча плакала. Наконец она сказала:
– Этот человек – дьявол.
– Как и новый Папа.
– Он связан с Петром?
– Это его секретарь.
– Что творится, Колин?
– Чтобы понять это, я должен прочесть содержимое конверта. – Но надо сперва обезопасить ее. – Уйдите. Я не хочу, чтобы вы что-то знали.
– Зачем вы хотите открыть его?
Мишнер взял конверт со стола.
– Раз это так важно, я должен знать это.
– Этот человек сказал, чтобы вы этого не делали.
– Да пошел он к черту. – Он сам удивился своему резкому тону.
Ирма поколебалась, затем сказала:
– Я прослежу, чтобы вам не мешали. Она вышла, закрыв за собой дверь. Раздался скрип петель, такой же тихий, как тогда, месяц назад дождливым утром в архиве, когда кто-то выслеживал его. Наверняка это был Паоло Амбрози.
Мишнер замер. Вдали послышались приглушенные звуки рожков. За рекой колокола пробили час.
В конверте было два листа бумаги, голубой и рыжевато-коричневый. Мишнер сначала прочел голубой, написанный рукой Климента.
«Колин, теперь ты знаешь, что Дева сказала кое-что еще. Сейчас я доверяю тебе Ее слова. Ты знаешь, как ими распорядиться».
Дрожащими руками Мишнер отложил голубой лист. Климент знал, что он в конце концов окажется в Бамберге и прочтет содержимое конверта.
Он развернул рыжевато-коричневый лист.
Светло-голубые чернила, новая хрустящая бумага. Мишнер пробежал глазами итальянский текст, воспринимая лишь общее содержание письма. Прочитав внимательнее второй раз, он уже понял больше. И только в последний раз он полностью понял, что написала в 1944 году сестра Люсия – оставшуюся часть третьего откровения Девы Марии, переведенную отцом Тибором в тот далекий день 1960 года.
«Прежде нем уйти, Дева сказала, что есть и последнее откровение, которое Господь пожелал сообщить только Гиацинте и мне. Она сказала нам, что Она Матерь Божия и велела поведать это откровение миру в нужный момент. Нам будут мешать сделать это. Слушайте и запоминайте, велела Она. Люди должны исправиться. Они много грешили и растоптали данный им дар. Дочь моя, сказала Она, брак есть благословенное состояние. Любовь не знает границ. То, что человек ощущает сердцем, то правильно, независимо от того, к кому и почему он испытывает эти чувства. Бог не положил предела людям, желающим создать союз. Знайте, что лишь счастьем измеряется любовь. Еще знайте, что женщины, как и мужчины, принадлежат Божьей церкви. Не только мужчины могут быть призваны на службу Богу. Священникам Господа нельзя запрещать любить и иметь привязанности, а также познавать радость отцовства. Служение Богу не мешает следовать зову своего сердца. Священники должны быть щедрыми во всем. И знайте, сказала Она, что ваше тело принадлежит вам. Как Бог передал Мне Своего Сына, так Он передает вам и всем женщинам их будущих детей. Вам самим решать, что лучше. Ступайте, мои малютки, и донесите до людей эти слова. Чтобы помочь вам, Я всегда буду рядом с вами».
Руки Мишнера дрожали. Это были не дерзкие слова сестры Люсии. Это было нечто совсем другое.
Он вынул из кармана письмо, написанное Ясной два дня назад. Слова, которые сказала ей Дева в Боснии на горной вершине. Десятое откровение Меджугорья. Он развернул лист и еще раз перечитал послание.
«Не бойтесь, ибо Я, Матерь Божия, говорю с вами и прошу вас донести это послание до всего мира. Вам будут мешать сделать это. Внимательно слушайте и запоминайте, что Я скажу вам. Люди должны исправиться. Они должны смиренно просить прощения за уже совершенные грехи и за те, которые они еще совершат в будущем. Говорите же от Моего имени, что человечеству придется понести суровое наказание, не сегодня и не завтра, но уже скоро, если люди не поверят Моим словам. Я уже открыла это благословенным детям из Ля-Саллет и Фатимы, а сегодня повторяю вам, ибо люди грешили и растоптали ниспосланный им свыше дар. Если люди не обратятся к Господу, наступит время времен и предел пределов; а если все останется как сейчас или станет еще хуже, то погибнут и сильные и могущественные, и робкие и слабые.
Запомните эти слова. Зачем преследовать мужчину или женщину, которые любят иначе, чем все? Такое преследование не угодно Господу. Знайте, что брак будет доступен всем без ограничений. Все, что противоречит этому, – людские предрассудки, а не слово Божие. Женщины высоко стоят в глазах Бога. Слишком долго их служба была запрещена, и это угнетение неугодно Богу. Священники церкви должны быть счастливы и щедры. Их нельзя лишать радости любить и иметь детей, и Святой Отец должен понять это. Судьбу ребенка вправе решать Женщина, а мужчина не должен вмешиваться в это решение. Ступайте, донесите это послание до людей и говорите им о милости Божией, но помните, что Я всегда буду рядом с вами».
Мишнер упал на колени. Все было понятно. Два откровения. Одно записано португальской монахиней в 1944 году – необразованной женщиной, не очень хорошо владеющей языком, – и переведено священником в 1960 году, и говорит оно о том, что было поведано 13 июля 1917 года, когда детям явилась Дева Мария.
Другое записано женщиной два дня назад – очевидицей, видевшей сотни явлений Девы, – и это рассказ о том, что она услышала в грозовую ночь на горной вершине, когда Дева явилась ей в последний раз.
Оба события разделяет почти сто лет.
Первое послание хранилось запечатанным в Ватикане, его читали только папы и болгарин-переводчик, причем никто из них никогда не встречался с носительницей второго послания. А она никак не могла знать содержания первого. И все же оба откровения говорят об одном и том же. И в обоих случаях – один и тот же посланник. Мария, Матерь Божия.
Две тысячи лет сомневающиеся хотели получить доказательства существования Бога. В этом было что-то совершенно осязаемое. Бог – живое существо, знающее, что происходит в мире и имеющее прямую связь с людьми. Это не метафора и не иносказание. Это Царь Небесный, покровитель людей, Глава Творения. В мозгу Мишнера еще раз пронеслось его собственное видение.
«В чем мое предназначение, Якоб? – спросил он».
«Ты станешь знаком для всего мира. Маяком, зовущим к покаянию. Посланцем, возвещающим, что Бог существует».
Тогда он решил, что это галлюцинация. Теперь он знал, что это не так.
Он перекрестился и впервые за последнее время начал молиться, точно зная, что Бог слышит его. Он просил прощения для церкви и для неразумных людей, и в первую очередь для себя самого. Если Климент был прав, а теперь уже не было причин сомневаться в этом, то в 1978 году Валендреа выкрал из архива ту самую часть откровения, которую он только что прочел.
Мишнер представил себе, что подумал Валендреа, когда впервые увидел эти слова. Неграмотная португальская девочка опрокидывает все двухтысячелетнее учение церкви! Женщины-священники? Священники могут жениться и иметь детей? Гомосексуализм не является грехом? Женщина может решить сделать аборт? Значит, вчера, когда Валендреа прочел откровение Меджугорья, он уже понял все то, что теперь знал и Мишнер.
И это все Слово Божие.
«Но не теряй веру, поскольку в конце концов у тебя останется только она».
Он закрыл глаза. Климент был прав. Люди глупы. Бог пытался направить людей по верному пути, но глупцы люди не пошли за ним. Мишнер подумал о пропавших посланиях из Ля-Саллет. Неужели столетие назад другой Папа совершил то, что не удалось Валендреа? Это объясняет то, что Дева появилась снова в Фатиме и Меджугорье. Она хотела попробовать еще раз. Но Валендреа сорвал попытку открыть людям откровение, уничтожив текст. А Климент пытался исполнить волю Девы.
«Но знай, что мне снова явилась Дева и сказала, что мое время пришло. С Ней был отец Тибор. Я ожидал, что Она заберет меня, но Она сказала, что я должен взять свою жизнь собственной рукой. Отец Тибор сказал, что это моя обязанность, мое покаяние за неповиновение и что я все узнаю потом. Я спросил, что станет с моей душой, но мне ответили, что Дева ждет меня. Я слишком долго игнорировал волю небес. Теперь я исполню ее».
Это был не бред сумасшедшего и даже не предсмертная записка помешанного самоубийцы. Теперь Мишнер понимал, почему Валендреа не мог допустить сравнения перевода отца Тибора с сообщением Ясны.
Их сходство погубило бы его.
«Не только мужчины могут быть призваны на службу Богу».
Церковь никогда и мысли не допускала о женщинах-священниках. Еще со времен Рима папы собирали соборы, вновь и вновь подтверждающие эту догму. Христос был мужчиной, значит, мужчинами должны быть и священники.
«Священникам Господа нельзя запрещать любить и иметь привязанности, а также познавать радость отцовства».
Безбрачие было придумано людьми. Христа принято считать безбрачным. Значит, такими же должны быть и Его священники.
«Зачем преследовать мужчину или женщину, которые любят иначе, чем все?»
В Книге Бытия говорилось о мужчине и женщине, соединившихся в одно тело, чтобы передать жизнь, и церковь учила, что союз, целью которого не является зарождение новой жизни, греховен.
«Как Бог передал Мне Своего Сына, так Он передает вам и всем женщинам их будущих детей. Вам самим решать, что лучше».
Церковь абсолютно не допускает контроля рождаемости в любой форме. Папы неоднократно постановляют, что даже у человеческого зародыша есть душа, что он – человеческое существо, имеющее право жить, и его жизнь надо сохранять даже ценой жизни матери.
Человеческое толкование Слова Божия сильно отличается от самого Слова. Хуже того, столетиями несгибаемая позиция церкви приравнивалась к Божьему посланию и скреплялась догматом о непогрешимости Папы, который оказался ложным, ведь папы не исполнили волю Божию. Как говорил Климент?
«Мы всего лишь люди, Колин. Не более того. Я не более непогрешим, чем ты. А мы объявляем себя князьями церкви. Истинные священники служат одному Богу, а мы лишь тешим сами себя».
И он был прав. Да благословит Господь его душу, он был прав.
Прочитав эти простые слова, записанные двумя благословенными женщинами, Мишнер ясно понимал: все это время, эти две тысячи лет церковь заблуждалась. Он снова начал молиться, благодаря Бога за Его терпение. Он просил Бога о прощении для всех людей и просил Климента, чтобы тот дал ему сил на предстоящую борьбу.
О том, чтобы отдать Амбрози перевод отца Тибора, не могло быть и речи. Дева сказала, что Мишнер должен стать знаком для всего мира. Для этого Мишнеру нужно было третье Фатимское откровение целиком. Пусть богословы прочтут текст и придут к единственно возможному заключению.
Но, сберегая слова отца Тибора, он ставил под угрозу жизнь Катерины.
И теперь Мишнер молился, чтобы Бог научил его, как поступить.
Глава LXX
Бамберг, Германия
1 декабря, пятница
16.30
Катерина пыталась освободить руки и ноги, обмотанные прочным скотчем. Со связанными за спиной руками она лежала на жестком матрасе, на который было постелено грязное и пахнущее краской одеяло. Через единственное окно она видела, что уже начинает темнеть. Ее рот был тоже заклеен, и она с трудом заставила себя не паниковать и спокойно дышать носом.
Как она оказалась здесь? Она не знала. Она помнила, что Амбрози ударил ее и в глазах все потемнело. Она очнулась примерно два часа назад, за это время лишь иногда до нее с улицы доносились голоса случайных прохожих. Видимо, она была на одном из последних этажей какого-то из барочных зданий, которых было много на старинных улицах Бамберга вокруг церкви Святого Гандольфа. Амбрози не мог унести ее далеко. От холодного воздуха у нее пересохло в горле, и она подумала: хорошо, что Амбрози не снял с нее пальто.
Тогда в церкви она успела подумать, что это конец. Но вероятно, она была нужна Амбрози живой – он мог использовать ее в качестве приманки, чтобы получить от Мишнера то, что он хотел.
Том Кили был прав относительно Валендреа. Но ошибался, когда говорил, что она сумеет противостоять ему. Она не могла и представить себе, на что могут пойти эти люди. На трибунале Валендреа сказал, что Кили одержим дьяволом. Если это так, то и сам Валендреа входит в ту же компанию.
Катерина услышала, как хлопнула дверь. Послышались шаги. В комнату вошел Амбрози, на ходу сдергивая с рук перчатки.
– Вам удобно? – спросил он.
Она следила взглядом за его движениями. Он бросил плащ на спинку стула и сел на кровать.
– Думаю, в церкви вы уже попрощались с жизнью. А как хорошо жить, правда? Вы не можете ответить, но это ничего. Я могу и сам отвечать на свои вопросы.
Похоже, он был в отличном настроении.
– Жизнь – это бесценный дар, и я сохранил его вам. Я мог бы убить вас и избавить себя от всех неприятностей, которыми я вам обязан.
Она лежала неподвижно. Амбрози оценивающе посмотрел на нее.
– Думаю, вы доставили Мишнеру удовольствие, да? Должно быть, ему было приятно. Наверняка. Как там вы сказали в Риме? Вы мочитесь сидя и мне не должно иметь до вас дела? Вы думаете, я не могу испытывать страсть к женщине? Что я не знал бы, что с вами сделать? Потому что я священник? Или потому, что я не похож на остальных?
Катерина не знала, кому из них это больше на руку.
– Ваш любовник сказал, что ему нет дела до вас. – В его голосе звучало торжество. – Он назвал вас моей шпионкой. Сказал, что с вами должен разбираться я, а не он. Может, он и прав. В конце концов, я же вас нанял.
Она пыталась выглядеть спокойно – насколько это было возможно в ее положении.
– Вы думаете, это Его Святейшество решил использовать вас? Нет, это я узнал о ваших отношениях с Мишнером. Это я все просчитал. Если бы не я, Петр бы ничего не узнал.
Неожиданно он поднял ее и сорвал скотч с ее рта. Не дав ей произнести ни звука, он притянул ее к себе и прижался ртом к ее губам. Прикосновение его языка было отвратительно, и она пыталась высвободиться, но Амбрози не отпускал ее. Пригнув ее голову, он схватил ее за волосы. Катерина не могла дышать. От Амбрози пахло пивом и еще какой-то гадостью. Наконец она сумела укусить его за язык. Он отпрянул и сплюнул с губы кровь.
– Ах ты, сучка, – крикнул он, повалив ее на кровать. Она выплюнула изо рта его слюну, как будто это был яд.
Амбрози бросился к ней и ударил по лицу тыльной стороной ладони. После сильного удара она ощутила на губах вкус крови. Он ударил еще раз, и она упала, стукнувшись головой о стену над кроватью.