Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"
Автор книги: Стив Берри
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 248 (всего у книги 307 страниц)
– Под «полной поддержкой» я подразумеваю все, что может потребоваться для обеспечения контроля над общественным мнением. Средства массовой информации должны оставаться свободными, по крайней мере формально, народу будет позволено высказывать недовольство – в разумных пределах. Суть возвращения монархии – в полном разрыве с репрессивным прошлым. И церкви предстоит оказать неоценимое содействие в установлении стабильного, прочного правящего режима.
– На самом деле вы хотите сказать, что кое-кто из тех, кто сейчас объединился с вами, не хочет настраивать церковь против себя. Генерал, не думайте, что я пребываю в полном неведении. Мне известно, что в вашу группу входят представители мафии. Не говоря про пиявок из правительства, которые ничем не лучше. Вы, генерал, – это одно. Они – совершенно другое.
Хейес понимал, что старик прав. Правительство было куплено с потрохами – или мафией, или «новыми русскими». Взятки стали неотъемлемой составляющей любого бизнеса. Поэтому Хейес спросил:
– Вы бы предпочли коммунистов?
– Что может понимать в этом американец?
– На протяжении трех десятилетий моя работа заключалась в том, чтобы понять вашу страну. Я представляю множество американских и западноевропейских инвесторов. Компании, которые поставили на карту миллиарды. И эти компании могут оказать весомую помощь вашим приходам.
На бородатом старческом лице появилась хитрая усмешка.
– Американцы уверены в том, что за деньги можно купить все.
– А разве это не так?
Шагнув к гробнице, Адриан скрестил руки на груди и повернулся спиной к гостям.
– Четвертый Рим.
– Прошу прощения? – переспросил Ленин.
– Четвертый Рим. Вот что вы предлагаете. Во времена Ивана Великого Рим, где сидели первые папы, уже пал. Затем пал Константинополь, где сидели православные патриархи. И тогда Иван провозгласил Москву третьим Римом. Единственным местом, где церковь и государство слились в единое политическое образование – под его началом, разумеется. И он предсказал, что четвертому Риму не бывать.
Патриарх развернулся к ним лицом.
– Иван Великий женился на последней византийской принцессе и осязаемо наполнил Россию византийским наследием. После того как в тысяча четыреста пятьдесят третьем году Константинополь пал под натиском турок, Иван Великий провозгласил Москву центром всего христианского мира. На самом деле это был очень мудрый поступок. Он позволил Ивану Великому объявить себя главой вечного союза церкви и государства, возложить на себя священную власть единого священника-монарха, именем Господа упрочить свое могущество. Начиная с Ивана Великого все цари считались носителями божественной власти, и от христиан требовалось беспрекословное подчинение им. Союз теократии и автократии, сращение церкви и династии в имперский костяк. Такой подход исправно действовал четыре с половиной столетия, до Николая Второго, когда коммунисты убили царя и разрушили союз церкви и государства. И вот сейчас, возможно, нам предстоит увидеть его возрождение.
Ленин усмехнулся.
– Однако на этот раз, ваше святейшество, союз будет всеобъемлющим. Мы предлагаем объединение всех сил, в том числе церкви. Только вместе мы сможем выжить. Как вы правильно заметили, это будет четвертый Рим.
– Вы имеете в виду и мафию?
– У нас нет выбора. Преступность проникла повсюду. Быть может, со временем мафия преобразится в часть нормального общества.
– Эти желания несбыточны. Мафия обескровливает народ. Нынешним безысходным положением мы во многом обязаны ее алчности.
– Я все понимаю, ваше святейшество. Но, повторяю, у нас нет выбора. К счастью, мафия, по крайней мере пока, готова сотрудничать с нами.
Хейес решил ухватиться за предоставленную возможность.
– Мы поможем вам решить проблему связи с обществом.
Патриарх удивленно изогнул брови.
– А я и не подозревал, что у церкви есть такая проблема.
– Ваше святейшество, будем откровенны. Если бы не эта проблема, нас бы сейчас не было здесь, в подземелье под самым священным собором Русской православной церкви, где нам приходится думать, как использовать в своих интересах восстановление монархии.
– Продолжайте, господин Хейес.
Хейес понял, что Адриан нравится ему все больше и больше. Патриарх производил впечатление сугубо практичного человека.
– Посещаемость церковных служб падает. Все меньше и меньше русских хотят, чтобы их дети стали священнослужителями, пожертвования уменьшаются. Финансовые потоки высохли до критического уровня. Кроме того, вам грозит гражданская война. Я слышал, многие епископы и рядовые священники ратуют за то, чтобы православие стало государственной религией за счет вытеснения всех остальных вероисповеданий. Ельцин не пошел на это, наложив вето на соответствующий законопроект, и в итоге приняли очень мягкий закон. Но у него не было выбора. Соединенные Штаты резко ограничили бы финансовую помощь России, если бы начались преследования на религиозной почве. Без помощи со стороны государства ваша церковь может запросто пойти ко дну.
– Не стану отрицать, что зреет раскол между ультратрадиционалистами и радикалами.
Хейес не терял момент.
– Ваш фундамент подтачивают зарубежные миссионеры. Из Америки в Россию в поисках новообращенных стекаются проповедники всех мастей. Теологическое многообразие создает серьезные проблемы. Очень непросто поддерживать преданность паствы, когда вокруг проповедуют столько других учений.
– К несчастью, мы, русские, не умеем делать правильный выбор.
– Какими были первые народные демократические выборы? – заговорил Ленин. – Господь Бог сотворил Адама и Еву, а затем сказал Адаму: «А теперь выбирай себе жену».
Патриарх усмехнулся.
– Ваше святейшество, – продолжал Хейес, – вам нужна государственная поддержка, но без государственных репрессий. Вы хотите иметь православие, но не желаете терять над ним контроль. И мы предлагаем вам эту роскошь.
– Будьте добры, выражайтесь конкретнее.
– Вы как патриарх останетесь главой церкви, – сказал Ленин. – Новый царь назовет главой церкви себя, однако он не будет вмешиваться во внутренние церковные дела. Больше того, царь будет открыто призывать народ поддерживать православие. Все Романовы поддерживали церковь, и в особенности Николай Второй. И эта поддержка будет соответствовать духу новой русской национальной философии, которую предложит царь. Взамен вы позаботитесь, чтобы церковь заняла промонархическую позицию и поддерживала все начинания правительства. Священники должны стать нашими союзниками. И тогда церковь и государство объединятся, но широкие массы ничего не узнают. Четвертый Рим, видоизмененный под новые реалии.
Старик молчал, обдумывая предложение.
– Ну хорошо, господа, – наконец сказал он. – Можете считать, Русская православная церковь в вашем полном распоряжении.
– Быстро же вы приняли решение, – заметил Хейес.
– Ни в коем случае. Я думал над этим с тех самых пор, когда вы впервые связались со мной. Мне лишь хотелось побеседовать с вами лицом к лицу, оценить тех, с кем предстоит заключить союз. Я остался доволен.
Хейес и Ленин приняли комплимент.
– Но я прошу, чтобы вы в этом вопросе имели дело только со мной.
Ленин все понял.
– Не хотите ли, чтобы ваш представитель принимал участие в наших встречах? Мы готовы предложить такую возможность.
Адриан кивнул.
– Я назначу священника. Только он и я будем знать о нашем соглашении. Я назову имя в самое ближайшее время.
ГЛАВА 20
Москва
17 часов 40 минут
Дождь прекратился как раз в тот момент, когда Лорд вышел из метро. Цветной бульвар блестел сыростью, воздух стал заметно холоднее, на город опустился промозглый туман. Лорд, по-прежнему без пальто, в одном пиджаке, выделялся в толпе укутанных в шерсть и меха. Начинало темнеть. Лорд порадовался – в тумане и сумерках легче оставаться незамеченным.
В потоке людей Лорд направился к цирку на противоположной стороне улицы. Он знал, что Московский цирк, один из лучших в мире, привлекает иностранных туристов. Сам он бывал здесь несколько лет назад и восторгался танцующими медведями и учеными собачками.
До начала представления еще двадцать минут. В антракте он попытается передать за кулисы записку Акулине Петровой. Если не получится, он отыщет ее после представления. Может быть, она сумеет связаться с американским посольством. Возможно, ей удастся зайти в «Метрополь» и встретиться с Тейлором Хейесом. Конечно же, у нее есть квартира, где Лорд сможет на время укрыться.
Лорд собирался пойти в билетные кассы, когда у него за спиной прозвучал властный оклик:
– Стой!
Лорд продолжал проталкиваться вперед.
Голос повторил:
– Стой!
Оглянувшись через плечо, Лорд увидел милиционера. Тот протискивался сквозь толчею, подняв руку. Ускорив шаг, Лорд быстро пересек запруженную машинами улицу и растворился в бурлящем людском море. Как раз в этот момент туристический автобус высаживал пассажиров, и Лорд влился в непрерывный поток японцев, направляющихся к ярко освещенному зданию. Он оглянулся еще раз, но милиционера больше не увидел.
Быть может, ему просто показалось, что тот обращался к нему.
Опустив голову, Лорд следовал за шумной толпой. Купив в кассе билет за десять рублей, он поспешил в цирк, надеясь найти Акулину Петрову.
Акулина надела костюм. В общей гримерной царило обычное оживление, артисты вбегали и выбегали. Роскошь иметь отдельную гримерную не была доступна никому. Такое Акулина видела только в американских фильмах, где цирковая жизнь изображалась в романтических красках.
Не выспавшись ночью, она чувствовала себя усталой. Дорога из Петербурга в Москву оказалась интересной, если не сказать больше, весь день Акулина думала о Майлзе Лорде. Она сказала ему правду. Он действительно был первым чернокожим, которого она встретила в этом поезде. И она действительно нисколько его не испугалась. Возможно, ее разоружил его собственный страх.
Лорд не соответствовал тем примерам, какие Акулина помнила с детства. Учителя в государственных школах рассказывали об ужасах негроидной расы. Они рассуждали о том, что у негров недостаточно развит головной мозг, слабая иммунная система и они совершенно не способны держать себя в руках. В прошлом американцы превратили их в рабов – этот момент особенно вдалбливала коммунистическая пропаганда, подчеркивая недостатки капитализма. Акулина на всю жизнь запомнила фотографии линчевания, на которых были изображены люди в зловещих белых балахонах и остроконечных капюшонах, истязающие негров.
Майлз Лорд не имел со всем этим ничего общего. Кожа у него была цвета ржавой воды, как в реке Война, протекавшей в деревне, где маленькая Акулина гостила летом у бабушки. Его волосы были аккуратно подстрижены. Держался он строго, но дружелюбно, а его грудной голос сразу же врезался Акулине в память. Похоже, Лорд искренне удивился приглашению провести ночь у нее в купе – наверное, не привык к подобной открытости в женщинах. Акулине хотелось верить, что за привлекательной внешностью скрывается необычное содержание: она вынуждена была признаться самой себе, что Лорд ее заинтересовал.
Акулина обратила внимание, что трое мужчин, которые охотились на Лорда, вышли с вокзала вместе и сели в темно-синий «вольво», ждавший на площади. Она спрятала чемоданчик Лорда в свою сумку и оставила его там, как и обещала, в надежде, что хозяин когда-нибудь за ним придет.
Весь день Акулина гадала, как у Лорда дела. Последние годы мужчины не играли в ее жизни значительной роли. Ей приходилось выступать почти каждый вечер, а летом по два раза в день. Труппа много гастролировала. Акулина успела объездить всю Россию и большую часть Европы; она даже побывала в Нью-Йорке, на знаменитой сцене «Мэдисон-сквер-гарден». У нее не было времени на серьезные отношения, если не считать редких ужинов вдвоем и разговоров во время долгих перелетов и путешествий на поезде.
Через год ей должно стукнуть тридцать, и она начинала задумываться, суждено ли ей вообще выйти замуж. Отец Акулины до конца жизни надеялся, что она перестанет выступать, остепенится, заведет семью. Но она видела, что происходит с ее подругами, вышедшими замуж. Работать весь день на заводе или в магазине, только чтобы каждый вечер возвращаться к домашним делам, и так до бесконечности. Ни о каком равноправии не было и речи, хотя коммунистическая пропаганда гордо провозглашала советских женщин самыми свободными в мире. И брак приносил мало утешения. Как правило, мужья и жены работали отдельно друг от друга, в разное время и даже отпуск не могли провести вместе, поскольку редко случалось так, чтобы их одновременно отпускали с работы. Вот почему большинство супружеских пар ограничивалось одним ребенком. Ни на что не хватало ни времени, ни денег. Такая жизнь не привлекала Акулину. Как любила говорить ее бабушка: «Для того чтобы узнать человека, нужно съесть с ним пуд соли».
Усевшись перед зеркалом, Акулина брызнула водой на волосы и туго затянула мокрые пряди в узел. На арене она обходилась почти без грима, нанося его, лишь чтобы компенсировать безжалостный бело-голубой свет прожекторов. Бледную кожу, светлые волосы и голубые глаза Акулина унаследовала от матери. Талант же достался ей от отца. Он несколько десятилетий выступал в цирке воздушным гимнастом. Благодаря его способностям они получили более просторную квартиру, имели более щедрые продовольственные пайки и снабжение хорошей одеждой. Слава богу, искусство всегда являлось важным элементом коммунистической пропаганды. Цирк, опера и балет десятками лет экспортировались за пределы Советского Союза в попытке показать всему миру, что Голливуд не обладал монополией на индустрию развлечений.
Теперь же цирковая труппа превратилась в выгодный бизнес. Московский цирк перешел в руки одного консорциума, который продолжал гонять его с гастролями по всему миру, но сейчас главной задачей была не пропаганда, а прибыль. Надо признать, для постсоветской России Акулина получала очень даже неплохую зарплату. Но в тот самый день, когда она больше не сможет зачаровывать публику своим мастерством под куполом цирка, ей, скорее всего, придется присоединиться к многомиллионной армии безработных. Вот почему Акулина поддерживала тело в великолепной форме, тщательно следила за диетой и строго соблюдала распорядок дня. Прошлая ночь оказалась первой за большой промежуток времени, когда она не проспала положенные восемь часов.
Акулина снова подумала о Майлзе Лорде.
Днем, у себя дома, она открыла его чемоданчик. Акулина вспомнила, что Лорд забрал из него какие-то документы, но все же она рассчитывала найти хоть что-нибудь, что могло бы пролить свет на человека, который пробудил в ней такое любопытство. Но в чемоданчике не оказалось ничего, кроме пустого блокнота, трех шариковых ручек, карточки постояльца гостиницы «Метрополь» и билета на вчерашний рейс «Аэрофлота» из Москвы в Петербург.
Майлз Лорд. Американский юрист, работающий в Царской комиссии.
Быть может, они еще встретятся снова.
Лорд терпеливо просидел всю первую часть представления. Он не видел рядом ни одного милиционера – по крайней мере, в форме; и ему хотелось надеяться, что переодетых милиционеров тоже нет. Цирк впечатлял: закрытый амфитеатр поднимался полукругом перед красочной ареной. На обтянутых красным бархатом скамьях разместилось, по оценкам Лорда, около двух тысяч зрителей, в основном иностранных туристов и детей; все сидели тесно, разделяя радостные чувства. Обстановка граничила с сюрреализмом. Выступления акробатов, дрессированных собачек, эквилибристов, клоунов и жонглеров на время отвлекли Лорда от той ситуации, в которой он оказался.
Наступил антракт, и Лорд решил оставаться на месте. Чем меньше передвигаться, тем лучше. Он сидел внизу, откуда хорошо было видно арену. Может быть, Акулина Петрова, когда начнется ее выступление, тоже его увидит.
Прозвенел звонок, объявили, что до второй части представления – пять минут. Лорд снова обвел взглядом зрительный зал.
С краю сидел мужчина, одетый в черную кожаную куртку и джинсы. Это был тот самый человек, которого Лорд видел вчера днем в петербургском архиве и ночью в поезде, только тогда он был в мешковатом бежевом костюме. Мужчина устроился за группой туристов, которые оживленно щелкали фотоаппаратами, торопясь сделать последние снимки до окончания антракта.
У Лорда бешено заколотилось сердце. Внутри образовалась щемящая пустота.
Затем он увидел Прищуренного.
Войдя в зрительный зал со стороны левого прохода, демон оказался между Лордом и человеком в кожаной куртке. Черные волосы, блестящие от бриолина, были забраны в тугой хвостик. Прищуренный был одет в коричневый свитер и черный костюм.
Как только погас свет и заиграла музыка, открывающая второе действие, Лорд поднялся с места, собираясь уйти. Однако в правом проходе, меньше чем в пятидесяти шагах от него, стоял Кроманьонец со злорадной усмешкой на изрытом оспой лице.
Лорд сел. Бежать некуда.
Второе действие открывала Акулина Петрова. В блестящем голубом трико, она босиком выбежала на арену, двигаясь в такт бодрой музыке, быстро взобралась на брус и под бурные аплодисменты начала свой номер.
У Лорда в груди поднималась волна паники. Кроманьонец по-прежнему стоял в проходе наверху, Прищуренный уселся в середине зала. Его угольно-черные глаза – цыганские, заключил Лорд, – не отрываясь смотрели на него, и их выражение означало, что охоте пришел конец. Правая рука Прищуренного оставалась под полой пиджака – когда он чуть приподнял ее, открылась рукоятка пистолета.
Лорд снова повернулся к сцене.
Акулина Петрова с поразительной грациозностью быстро перемещалась по брусу. Музыка стала более плавной, и молодая акробатка подстроилась под мягкий ритм. Лорд пристально уставился на нее, усилием воли призывая ее посмотреть на него.
И Акулина посмотрела.
На мгновение их взгляды встретились, и Лорд понял, что она его узнала. Но в ее глазах он увидел что-то еще. Страх? Неужели Акулина тоже узнала преследователей? Или она просто прочитала в его взгляде безотчетный ужас? Как бы там ни было, Акулина не позволила себе отвлечься от выступления. Она продолжала медленный атлетический танец на четырехдюймовом дубовом брусе.
Выполнив последний пируэт, Акулина легко соскочила вниз. Восхищенные зрители зааплодировали, и в этот момент на арену выкатили на крохотных велосипедах клоуны. Рабочие сцены повезли за кулисы тяжелый брус, и Лорд решил, что у него нет выбора. Он выпрыгнул на арену, как раз когда мимо проезжал клоун, гудя клаксоном. Публика взорвалась хохотом, решив, что его появление является частью номера. Оглянувшись, Лорд увидел, что Прищуренный и человек из Петербурга тоже поднялись с мест. Скользнув за кулисы, он наткнулся прямо на Акулину Петрову.
– Мне нужно бежать отсюда, – по-русски сказал Лорд.
Схватив за руку, Акулина потащила его дальше за сцену, мимо двух клеток с белыми пуделями.
– Я видела этих людей. Похоже, ваши неприятности еще не закончились, Майлз Лорд.
– А то я сам не знаю.
Они прошли мимо артистов, готовящихся к выступлению. Никто не обращал на них внимания.
– Мне нужно где-нибудь спрятаться, – сказал Лорд. – Не можем же мы бесконечно бегать.
Акулина провела его по коридору, завешанному старыми афишами, приколотыми кнопками к грязной стене. В воздухе чувствовался легкий запах мочи и влажной шерсти. Вдоль стен тянулись двери.
Акулина нажала ручку одной из них.
– Сюда.
Это была кладовка, в которой хранились швабры и половые тряпки, но места оказалось достаточно, чтобы Лорд втиснулся в комнатку.
– Ждите здесь, пока я не вернусь, – сказала Акулина.
Дверь закрылась.
В полной темноте Лорд постарался перевести дыхание. В коридоре звучали шаги. Лорд не мог поверить, что это происходит с ним на самом деле. Судя по всему, милиционер на улице, заметивший его, предупредил Феликса Орлегова. Прищуренный, Кроманьонец и Орлегов связаны между собой. В этом нет сомнений. Что ему делать? Задача любого хорошего юриста наполовину заключается в том, чтобы объяснять клиенту, как глупо тот поступает. Ему следовало послушаться собственного совета. Он должен был убраться ко всем чертям из России.
Дверь распахнулась.
В тусклом свете Лорд разглядел лица троих мужчин.
Первого он не узнал, но тот крепко прижал длинное серебристое лезвие к горлу Прищуренного. Третьим был вчерашний незнакомец из Петербурга. Он направил дуло револьвера Лорду в грудь.
Только потом Лорд увидел Акулину Петрову.
Она невозмутимо стояла позади человека с револьвером.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 21
– Кто вы такие? – спросил Лорд.
– Господин Лорд, у нас нет времени на объяснения, – сказал мужчина, стоявший рядом с Акулиной. – Нужно как можно быстрее убраться отсюда.
Его слова не убедили Лорда.
– Неизвестно, сколько их здесь еще, – продолжал мужчина. – Мы вам не враги, господин Лорд. Вот кто ваш враг.
Он кивнул на Прищуренного.
– Трудно в это поверить, когда вы направили на меня револьвер.
Мужчина опустил оружие.
– Совершенно верно. А теперь мы должны идти. Мой товарищ разберется с этим человеком и даст нам возможность спокойно уйти.
– Ты с ними? – спросил Лорд Акулину.
Та покачала головой.
– Господин Лорд, нужно идти, – повторил мужчина.
Всем своим видом Лорд спросил у Акулины: «Подчиниться?»
– Думаю, да, – вслух ответила она.
Лорд решил довериться ее интуиции. Его собственная в последнее время работала из рук вон плохо.
– Хорошо.
Незнакомец из Петербурга повернулся к своему товарищу и быстро сказал ему что-то на наречии, которое Лорд не понял. Тот силой увел Прищуренного к двери в конце коридора.
– Сюда, – сказал мужчина.
– А разве она тоже должна идти с нами? – спросил Лорд, указывая на Акулину. – Она не имеет ко мне никакого отношения.
– Я получил распоряжение привезти и ее.
– От кого?
– Об этом мы поговорим по дороге. А сейчас нам нужно поскорее уйти отсюда.
Лорд решил больше не спорить.
Они с Акулиной вышли следом за мужчиной в холодную ночь, задержавшись только для того, чтобы Акулина надела сапоги и пальто. Служебный вход вывел их в переулок за цирком. Прищуренного запихнули на заднее сиденье черного «форда». Провожатый прошел к светлому «мерседесу», открыл заднюю дверь и пригласил Лорда и Акулину садиться. Сам он устроился спереди. Еще один мужчина сидел за рулем, двигатель тихо работал на холостых оборотах. Когда машина отъезжала от здания цирка, начал моросить мелкий дождик.
– Кто вы такой? – снова спросил Лорд.
Незнакомец не ответил, только протянул ему визитную карточку.
ПАШЕНКО СЕМЕН АЛЕКСАНДРОВИЧ
Профессор истории
Московский государственный университет
Лорд потихоньку начинал что-то понимать.
– Значит, наша встреча не была случайной?
– Едва ли. Профессор Пашенко понял, какая огромная опасность угрожает вам обоим, и приказал наблюдать за вами. Именно этим я и занимался в Петербурге. Судя по всему, со своей задачей я не справился.
– А я полагал, вы заодно с теми.
– Я все понимаю, – кивнул мужчина, – но профессор приказал мне установить с вами личный контакт только в случае крайней необходимости. Полагаю, то, что должно было произойти в цирке, под это определение подходит.
Машина петляла в плотном потоке вечернего часа пик, щетки стеклоочистителя с лихорадочным стуком метались из стороны в сторону, но без особого результата. Они ехали на юг, мимо Кремля, на другой берег реки и дальше в сторону парка Горького. Заметив, как внимательно водитель следил за автомобилями вокруг, Лорд предположил, что многочисленные резкие повороты имели целью выявить «хвост».
– Вы думаете, сейчас нам ничего не угрожает? – шепотом спросила Акулина.
– Надеюсь.
– Вы знаете этого Пашенко?
Лорд кивнул.
– Но это еще ничего не значит. В вашей стране ни на кого нельзя положиться.
Помолчав, он грустно улыбнулся.
– Разумеется, к присутствующим это не относится.
Дорога вела мимо кварталов безликих многоэтажных жилых зданий – в крохотных квартирах вечно было шумно и многолюдно. Но не все жили в таких условиях. Они свернули с оживленного бульвара на тихую неприметную улочку, обсаженную деревьями. Эта улица вела на север, обратно к Кремлю, соединяя Садовое и Бульварное кольцо.
«Мерседес» остановился на освещенной заасфальтированной стоянке. За въездом на нее следил охранник в стеклянной будке. Необычное для Москвы трехэтажное здание было построено не из железобетонных плит, а из светло-оранжевого кирпича, уложенного качественно и ровно – большая редкость для русских каменщиков. Все машины на разлинованной стоянке были иностранного производства, дорогие. Мужчина из Петербурга приказал охраннику поднять ворота. Водитель загнал «мерседес» в гараж, и ворота снова опустились.
Гостей провели в просторный холл. Сияла хрустальная люстра, в воздухе стоял приятный запах свежей сосновой хвои, а не ужасный смрад грязи и мочи, которым пропитаны подъезды большинства многоквартирных жилых домов, – «кошачья вонь», по меткому выражению одного московского журналиста. Застеленная ковровой дорожкой лестница вела к квартире на третьем этаже.
Ответив на легкий стук в белую деревянную дверь, Семен Пашенко пригласил всех в дом.
Лорд быстро окинул оценивающим взглядом паркетный пол, восточные ковры, кирпичный камин и финскую мебель. Неслыханная роскошь как для Советского Союза, так и для новой России. На выкрашенных в мягкий бежевый цвет стенах через равные промежутки висели гравюры в изящных рамках, изображающие природу Сибири. Пахло вареной капустой и картошкой.
– А вы хорошо живете, профессор.
– Эта квартира – подарок моего отца. К сожалению, он был преданным коммунистом и принимал все привилегии, полагающиеся его рангу. Все эти удовольствия достались мне в наследство, а когда государство начало приватизацию, я выкупил их в собственность. К счастью, деньги у меня были.
– Насколько я понимаю, мы должны благодарить вас за спасение.
Пашенко поднял руки.
– Не стоит. На самом деле это мы должны сказать вам спасибо.
Лорд удивленно промолчал.
– Давайте сядем, – Пашенко указал на мягкие кресла. – На кухне подогревается ужин. Может быть, немного вина?
Он вопросительно посмотрел на Акулину, но та покачала головой.
– Нет, спасибо.
Обратив внимание на ее наряд, Пашенко попросил одного из своих людей принести ей халат. Они уселись перед камином, и Лорд снял пиджак.
– Я колю дрова на своей даче к северу от Москвы, – объяснил Пашенко. – Мне очень нравится настоящий огонь, хотя квартира подключена к центральному отоплению.
Лорд в очередной раз отметил, что для России это редкость. Он обратил внимание и на то, что водитель «мерседеса» занял место у окна и время от времени выглядывает на улицу сквозь задвинутые шторы. Под мышкой у него обнаружился пистолет в кобуре.
– Кто вы такой, профессор Пашенко? – спросил Лорд.
– Я русский, который радуется грядущему.
– Нельзя ли обойтись без загадок? Я устал, последние три дня выдались очень напряженными.
Пашенко склонил голову, признавая свою вину.
– Должен полностью с вами согласиться. Перестрелка на Красной площади попала во все выпуски новостей. Странно, что в официальном отчете о вас не было ни слова, но Виталий, – профессор кивнул на человека из Петербурга, – видел все. Милиция подоспела вовремя.
– Ваш человек был там?
– Он отправился в Петербург проконтролировать, чтобы ваша поездка прошла без приключений. Но в поезде на обратном пути вмешались те два господина, с которыми вы к настоящему времени уже очень близко знакомы.
– Как он меня нашел?
– Виталий увидел вас вместе с госпожой Петровой и проследил, как вы спрыгнули с поезда. Его товарищ последовал вашему примеру, проехав чуть дальше, и разыскал вас в продуктовом магазине, как раз когда вы разговаривали по телефону.
– А что насчет моего телохранителя?
– У нас были подозрения, что он работает на мафию. Теперь мы в этом уверены.
– Можно спросить, каким образом я оказалась впутана в эту историю? – подала голос Акулина.
Пашенко смерил ее взглядом.
– Дорогая, вы сами в нее впутались.
– Я ни во что не впутывалась. Господин Лорд случайно оказался вчера ночью в моем купе. Только и всего.
Пашенко выпрямился в кресле.
– Меня тоже заинтересовало ваше участие. Поэтому я позволил себе сегодня навести о вас кое-какие справки. У нас хорошие связи с государственными структурами.
Акулина заметно напряглась.
– Мне не нравится, когда вторгаются в мою личную жизнь.
– Нам, русским, эта концепция практически неизвестна, – рассмеялся Пашенко. – Так, давайте-ка посмотрим. Вы родились здесь, в Москве. Ваши родители развелись, когда вам было двенадцать лет. Поскольку ни одному из них так и не удалось получить у советских властей новую квартиру, они были вынуждены продолжать жить вместе. Надо признать, ваша квартира была немного получше того, чем приходилось довольствоваться большинству советских людей, благодаря той пользе, которую ваш отец приносил государству, выступая в цирке, но все-таки подобная ситуация приводила к постоянным ссорам. Кстати, я несколько раз видел вашего отца на арене. Он был замечательным акробатом.
Акулина ответила на комплимент едва заметным кивком.
– Потом ваш отец познакомился с румынской артисткой, тоже выступавшей в цирке. У них была любовная связь, румынка забеременела и вынуждена была вернуться с ребенком к себе на родину. Ваш отец пытался получить выездную визу, но власти отказали ему. Коммунистам не очень-то нравилось, когда их артисты уезжают за границу. Тогда ваш отец попытался покинуть Советский Союз без разрешения, его задержали и отправили в лагеря. Ваша мать вышла замуж второй раз, но брак вскоре завершился разводом. Поскольку после второго развода ей негде было жить – я хорошо помню, что квартир всегда не хватало, – она вынуждена была снова поселиться вместе с вашим отцом. К тому времени власти решили выпустить его на свободу. И вот оба мучились в крохотной квартире, каждый в отдельной комнате, до самой своей преждевременной смерти. Это как нельзя лучше показывает истинную сущность нашей «народной республики», вы не находите?
Акулина промолчала, но от Лорда не укрылась боль в ее глазах.
– Я жила с бабушкой в деревне, – сказала она, – поэтому не видела мучений родителей. Я даже не встречалась с ними последние три года их жизни. Они умерли озлобленные и одинокие.
– Вы присутствовали при том, как коммунисты забирали вашу бабушку? – спросил Пашенко.
Акулина покачала головой.
– Тогда я уже училась в интернате циркового искусства. Мне сказали, что бабушка умерла от старости. Правду я узнала гораздо позже.
– Вам как никому другому нужно стать катализатором перемен. Все, что угодно, будет лучше того, что у нас было.
Лорд проникся симпатией к сидящей рядом женщине. Ему хотелось заверить ее, что такое больше никогда не повторится. Но это была бы неправда. Вместо этого он спросил: