Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"

Автор книги: Стив Берри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 307 страниц)

– Что ты знаешь? – спросила Стефани.

– Я знаю только то, что мне сказал магистр.

– Что он сказал тебе о моем отце? – Марка охватил гнев. Стефани не могла вспомнить, чтобы он так злился на кого-то, кроме нее.

– Что у вас будет возможность узнать. Больше ничего. – Жоффруа говорил тихо и примирительно. – Магистр велел мне быть терпимым к вашим чувствам. Он сказал, что вы мой начальник и я должен относиться к вам только с почтением.

– Но кажется, только у тебя есть ответы, – заметила Стефани.

– Нет, мадам. Я знаю только метки. Ответы, как сказал магистр, должны найти вы все вместе.

ГЛАВА XLVIII

Малоун последовал за Кассиопией в просторное помещение с потолком, укрепленным балками, и обшитыми панелями стенами, завешенными гобеленами, на которых были изображены кирасы, мечи, копья, каски и щиты. В длинной комнате, освещенной сверкающими канделябрами, возвышался черный мраморный камин. Из обеденной комнаты сюда пришли остальные, и он заметил необыкновенную серьезность на их лицах. Около окон стоял стол из красного дерева, на котором были разложены книги, документы и фотографии.

– Пришло время увидеть, к каким выводам мы можем прийти, – провозгласила Кассиопия. – На этом столе собрано все, что я смогла найти на интересующую нас тему.

Малоун рассказал остальным о дневнике Ларса и о том, что часть информации в нем фальшива.

– Включает ли это его слова о себе самом? – спросила Стефани. – Этот молодой человек, – она указала на Жоффруа, – прислал мне страницы из дневника, страницы, вырезанные его магистром. Там шла речь обо мне.

– Только вы можете знать, правду ли он сказал или нет, – ответила Кассиопия.

– Она права, – добавил Торвальдсен. – Дневник по большей части подделка. Ларс создал его как ловушку для тамплиеров.

– Еще одна вещь, которую вы удачно забыли упомянуть в Копенгагене, – едко сказала Стефани.

Торвальдсен не поддался на провокацию.

– Важно то, что де Рокфор считает дневник подлинным.

Спина Стефани выпрямилась.

– Вы сукин сын, нас могли убить, когда мы пытались вернуть его.

– Но не убили же. Кассиопия присматривала за вами.

– Думаете, это вас оправдывает?

– Стефани, неужели вы ни разу не утаивали информацию от ваших агентов?

Она придержала язык.

– Он прав, – заметил Малоун.

Она резко повернулась и уставилась на него.

– Сколько раз ты давала мне только часть картины? – продолжил он. – И сколько раз я потом жаловался, что нехватка информации могла меня убить? И что ты мне отвечала? «Привыкай». Тут то же самое, Стефани. Мне нравится это не больше, чем тебе, но я привык.

– Почему бы нам не перестать ссориться и не заняться делом? – предложила Кассиопия.

– И с чего нам начать? – спросил Марк.

– Я бы предложила начать с надгробия Мари д’Отпул де Бланшфор, тем более что у нас есть книга Штиблейна, которую Хенрик приобрел на аукционе. – Она указала на стол. – Вот она, открыта на странице с эскизом.

Они подошли ближе и начали рассматривать рисунок.

– В Авиньоне Кларидон объяснял нам это, – сказал Малоун и поведал им о неверной дате смерти – 1681 год вместо 1781, римской цифре MDCOLXXXI, в которую включен нуль, и о второй римской цифре – LIXLIXL, выгравированной в нижнем правом углу.

Марк взял карандаш со стола и записал на листке 59,59,50.

– Вот эти цифры в обратном порядке. Я опустил нуль в тысяча шестьсот восемьдесят первом. Кларидон прав, в римских цифрах не было нуля.

Малоун указал на греческие буквы на левом камне.

– Кларидон сказал, что это латинские слова, записанные греческими буквами. Он переписал их по-латыни, и получилось «Et in arcadia ego». «И в Аркадии я». Он полагал, что это может быть анаграмма, поскольку в самом предложении мало смысла.

Марк внимательно изучил слова, потом попросил Жоффруа передать ему рюкзак, откуда вытащил пакет, завернутый в полотенце. Он бережно развернул сверток и извлек маленький томик – кодекс. Его листы были сложены, затем сшиты и переплетены – пергамент, если Малоун не ошибался. Он никогда не видел подобную книгу так близко.

– Я взял это в архивах тамплиеров. Я обнаружил его несколько лет назад, вскоре после того как стал сенешалем. Он был написан в тысяча пятьсот сорок втором году одним из писцов аббатства. Это великолепная копия рукописи четырнадцатого века, в которой идет речь о том, как тамплиеры реформировались после чистки. Там также повествуется о времени с шестого декабря тысяча триста шестого до мая тысяча триста седьмого года, когда Жак де Моле был во Франции, но о его конкретном местопребывании было мало известно.

Марк бережно открыл древнюю книгу и осторожно пролистал ее, пока не нашел то, что надо. Латинская скоропись, состоящая из петель и завитушек, в которой слова соединяются в предложения без пробелов.

– Послушайте. «Наш Великий магистр, досточтимый и уважаемый Жак де Моле, встретил папского легата шестого июня тысяча триста шестого года с пышностью и обходительностью, предназначенной только для самых знатных. Послание гласило, что его святейшество Папа Клемент Пятый призывает магистра де Моле во Францию. Наш магистр намеревался подчиниться приказу и сделал все приготовления, но перед отбытием с острова Кипр, где находилась штаб-квартира ордена, узнал, что глава госпитальеров также был призван, но отказался, ссылаясь на необходимость быть со своим орденом во время конфликта. Это вызвало большие подозрения у нашего магистра, и он собрал капитул. Его святейшество также приказал, чтобы наш магистр отправился в путь инкогнито и с маленькой свитой. Это вызвало еще больше вопросов, поскольку было непонятно, почему его святейшество волнует, как наш магистр будет путешествовать. Затем нашему магистру прислали любопытный документ под названием „De Recuperatione Terrae Sanctae“ – „О возрождении Святой земли“. Эта рукопись была написана одним из законников Филиппа Четвертого и представляла собой план нового великого Крестового похода, который возглавит король-воин, чтобы отнять Святую землю у неверных. Это предложение противоречило планам нашего ордена и поставило под сомнение визит нашего магистра к королевскому двору. Наш магистр дал понять, что весьма не доверяет французскому монарху, хотя было бы глупо и недальновидно выражать свое недоверие за пределами Храма. Подозревая неладное, будучи осторожным человеком и памятуя о предательстве Фридриха Второго, наш магистр сделал все, чтобы обезопасить наше богатство и знание. Он молился, чтобы его подозрения оказались ошибочными, но считал нужным подготовиться. Он призвал брата Жильбера де Бланшфора и приказал ему унести сокровище Храма и скрыть его. Магистр поведал де Бланшфору: „Мы, вожди ордена, можем быть в опасности. Поэтому никто из нас не должен знать то, что ведомо тебе, и ты должен обеспечить, чтобы информация передавалась от тебя другим должным образом“. Брат де Бланшфор, будучи ученым человеком, приступил к выполнению своей миссии и втайне спрятал все, чем владел орден. Его помощниками были четверо братьев, и они использовали четыре слова, по одному для каждого из них, в качестве сигнала. ЕТ IN ARCADIA EGO. Но эти слова лишь прикрытие для подлинного послания. Перестановка букв открывает их настоящее задание. I TEGO ARCANA DEI». «Я скрываю тайны Бога», – произнес Марк, переводя последнюю строчку. – В четырнадцатом веке анаграммы были обычным делом.

– Значит, де Моле был подготовлен? – спросил Малоун.

Марк кивнул.

– Он прибыл во Францию с шестьюдесятью рыцарями, имея при себе сто пятьдесят тысяч золотых флоринов и двенадцать лошадей, навьюченных тюками с чеканным серебром. Он знал, что грядут неприятности. Деньги предназначались для того, чтобы выкупить себе путь из Франции. Но было еще кое-что, малоизвестное. Командором тамплиеров Лангедока был сеньор де Гот. Папа Клемент Пятый, вызвавший де Моле, в миру носил имя Бертран де Гот. Его матерью была Ида де Бланшфор, родственница Жильбера де Бланшфора. Так что де Моле был хорошо информирован.

– Это всегда помогает, – заметил Малоун.

– Де Моле также знал кое-что о Клементе Пятом. Перед тем как его избрали Папой Римским, Клемент встречался с Филиппом Четвертым. Король обладал властью сделать Папой того, кого пожелает. Перед тем как сделать Папой Клемента, он выдвинул шесть условий. Большинство из них касались самого Филиппа, который хотел гарантировать себе вседозволенность, но шестое относилось к тамплиерам. Филипп хотел уничтожить орден, и Клемент согласился.

– Интересное дело, – сказала Стефани. – Но сейчас мне кажется более важным то, что знал аббат Бигу. Он был тем человеком, который заказал надгробие Мари. Он мог знать о связи между семейной тайной де Бланшфоров и тамплиерами.

– Без сомнения, – отозвался Торвальдсен. – Мари д’Отпул де Бланшфор сама открыла ему этот секрет. Ее муж был прямым потомком Жильбера де Бланшфора. С тех пор как орден был подвергнут гонениям и тамплиеров стали сжигать на кострах, Жильбер де Бланшфор хранил тайну о местонахождении Великого Завещания. Так что этот семейный секрет наверняка связан с тамплиерами. Что еще это может быть?

Марк кивнул:

– Хроники рассказывают о повозках, которые двигались по Франции в сторону Пиренеев, сопровождаемые вооруженными людьми, переодетыми в крестьянскую одежду. Все, кроме трех, добрались до пункта назначения. К сожалению, нигде не упоминается о том, куда же они направлялись. Один-единственный ключ во всех Хрониках. Где лучше всего спрятать камень?

– Среди других камней, – ответил Малоун.

– Магистр тоже так говорил, – задумчиво сказал Марк. – Для разума четырнадцатого века самое очевидное укрытие было самым надежным.

Малоун рассматривал изображение надгробия.

– Значит, Бигу заказал эту могильную плиту с надписями, которые зашифрованно сообщают, что он скрывает тайны Бога, и разместил ее на глазах у всех. Где логика? Или мы что-то упустили?

Марк сунул руку в рюкзак и достал вторую книгу.

– Это доклад маршала ордена, написанный в тысяча восемьсот девяносто седьмом году. Он интересовался Соньером и в соседней деревне наткнулся на другого священника, аббата Жели, нашедшего криптограмму в своей церкви.

– Как и Соньер, – заметила Стефани.

– Верно. Жели расшифровал криптограмму и хотел, чтобы епископ узнал о том, что ему известно. Маршал выдал себя за посланца епископа и скопировал криптограмму, но ее разгадку оставил при себе.

Марк показал криптограмму, и Малоун внимательно рассмотрел ряды букв и символов.

– Для расшифровки нужен какой-то цифровой ключ?

Марк кивнул:

– Без ключа невозможно разгадать. Существуют миллионы возможных комбинаций.

– Такая же была в дневнике твоего отца, – сказал Малоун.

– Я знаю. Папа нашел ее в неопубликованной рукописи Ноэля Корбу.

– Кларидон нам рассказывал о ней.

– Это значит, что у де Рокфора эта криптограмма тоже есть, – сделала вывод Стефани. – Но это часть вымысла в дневнике Ларса?

– Все, о чем говорил Корбу, подозрительно, – объяснил Торвальдсен. – Он разукрасил историю Соньера, чтобы разрекламировать свой постоялый двор.

– Но как же рукопись, которую он написал? – заметил Марк. – Папа всегда считал, что там была правда. Корбу был близок с возлюбленной Соньера до самой ее смерти в тысяча девятьсот тридцать третьем году. Многие верили, что она ему кое-что рассказала. Вот почему Корбу никогда не напечатал свою рукопись. Она противоречила его художественной версии произошедшего.

– Но наверняка криптограмма в дневнике фальшивая? – произнес Торвальдсен. – Видимо, де Рокфор стремился заполучить дневник именно из-за нее?

– Мы можем только предполагать, – отозвался Малоун, заметив копию «Читающего устав Каридад» на столе. Он поднял репродукцию размером с открытку и стал рассматривать надпись под маленьким человечком в монашеской сутане, взгромоздившимся на стул и поднесшим палец к губам, призывая к молчанию.

АСАВОСЕ А° DE 1681.

Что-то было не так, и он тут же вспомнил, что дата на литографии в Авиньоне – 1687 год.

Он сказал им то, что вспомнил.

– Я провела утро, добывая информацию об этой картине, – начала рассказывать Кассиопия. – В конце тысяча девятьсот пятидесятых годов она погибла от огня, но перед этим полотно было очищено и подготовлено для выставки. Во время реставрационных работ было обнаружено, что тысяча шестьсот восемьдесят седьмой год на самом деле был тысяча шестьсот восемьдесят первым. Да, разумеется, литография в дворцовых архивах была сделана тогда, когда дата была неясной.

Стефани покачала головой:

– Это головоломка без ответа. Каждую минуту что-то меняется.

– Вы делаете именно то, что хотел магистр, – внезапно вмешался Жоффруа.

Все уставились на него.

– Он сказал, что, когда вы все соберетесь вместе, все будет раскрыто.

Малоун был в замешательстве.

– Но твой магистр специально предупреждал, чтобы мы опасались инженера.

Жоффруа указал на Кассиопию.

– Возможно, вам следует опасаться ее.

– Что это значит? – поинтересовался Торвальдсен.

– Ее народ сражался с тамплиерами два столетия.

– На самом деле мусульмане побили братьев и заставили их собрать пожитки и покинуть Святую землю, – заявила Кассиопия. – А испанские мусульмане заботились о том, чтобы орден оставался в пределах Лангедока, в то время как тамплиеры стремились расширить свою сферу влияния на юге за Пиренеи. Так что ваш магистр был прав. Опасайтесь инженера.

– Что бы вы сделали, если бы нашли Великое Завещание? – спросил Жоффруа.

– Зависит от того, что оно собой представляет.

– Какое это имеет значение? В любом случае Завещание вам не принадлежит.

– Ты слишком нахален для простого члена ордена.

– Здесь многое поставлено на кон, и наименее важное – это ваши честолюбивые стремления доказать, что христианство – это ложь.

– Я не припоминаю, чтобы я говорила, что это мое честолюбивое стремление.

– Магистр знал.

Кассиопия раздраженно поморщилась – Малоун впервые видел, чтобы она была так взволнована.

– Твой магистр ничего не знал о моих мотивах.

– Скрывая их, – заявил Жоффруа, – вы только подтверждаете его подозрения.

Кассиопия взглянула на Хенрика:

– Этот молодой человек может стать проблемой.

– Его послал магистр, – пожал плечами Торвальдсен. – Ничего не поделаешь.

– Он вносит беспокойство, – решительно сказала Кассиопия.

– Может быть, – вмешался Малоун. – Но он часть происходящего, так что придется терпеть.

Она сохраняла спокойствие и безмятежность.

– Вы ему доверяете?

– Это не имеет значения, – ответил Марк. – Хенрик прав. Ему доверял магистр, и это единственное, что имеет значение. Даже если добрый брат иногда раздражает.

Кассиопия не стала продолжать эту тему, но было очевидно, что она это так не оставит. И Малоун не то чтобы был совсем не согласен с ней.

Он снова обратил свое внимание на стол и стал перебирать снимки, сделанные в церкви Марии Магдалины. Он заметил сад со статуей Девы и слова «Миссия 1891» и «Смирение, смирение», выгравированные на лицевой стороне перевернутой вверх ногами вестготской колонны. Пролистал крупные планы стадий распятия, задержавшись подольше на стадии десятой, где римский солдат играл в кости на плаще Христа, на гранях костей четко виднелись цифры три, четыре и пять. Потом он остановился на стадии четырнадцать, на которой двое мужчин несли тело Христа под покровом ночи.

Он припомнил, что Марк говорил ему в церкви, и задумался. Они несли его в гробницу или из нее?

Он покачал головой.

Что происходит, черт возьми?

ГЛАВА XLIX

Раймон де Рокфор нашел место раскопок в Живоре, которое было четко изображено на карте Мишлена, и приблизился к нему с осторожностью. Он не хотел информировать о своем присутствии. Даже если Малоуна и компании тут нет, Кассиопия Витт знает его. На лугу, служившем автостоянкой, они нашли «пежо» нужной модели и цвета, со стикером на стекле, обозначавшим, что машина арендована.

– Они здесь, – сказал он. – Паркуйся.

Водитель повиновался.

– Я пойду посмотрю, что здесь происходит, – сказал он остальным двум братьям и Кларидону. – Ждите здесь и не показывайтесь на глаза.

Де Рокфор выбрался из машины. Приближался вечер, кровавый круг солнца медленно опускался за окружающие стены из известняка. Он глубоко втянул в себя воздух и посмаковал его прохладу, напомнившую ему аббатство. Они довольно высоко поднялись в горы.

Быстрый осмотр позволил ему обнаружить укрытую деревьями тропинку, и он решил, что надо идти в ту сторону, но по самой тропинке не пошел, прокладывая путь мимо высоких деревьев, по цветам и вереску, ковром покрывавшими землю. Окружающая земля некогда была владениями тамплиеров. На возвышавшемся неподалеку холме находилось одно из самых больших командорств в Пиренеях. Здесь была мастерская, одна из нескольких, где братья трудились день и ночь, создавая оружие для ордена. Де Рокфор знал, что требовалось огромное мастерство, чтобы создать из дерева, кожи и металла щиты, которые было непросто пробить. Но подлинным другом брата-рыцаря был меч. Бароны часто любили свои мечи больше, чем собственных жен, и стремились сохранить один меч на всю жизнь. У братьев была такая же страсть, которую устав поощрял. Мечи тамплиеров тем не менее были не похожи на мечи баронов. Эфесы не были украшены золотом и жемчугами, без традиционных набалдашников, где в хрустале содержались святые мощи. У братьев-рыцарей не было нужды в подобных талисманах, потому что их сила происходила из преданности Богу и повиновения уставу. Их соратниками всегда были лошади, всегда умные и быстрые. Каждому рыцарю было дозволено иметь трех лошадей, за которыми надо было ежедневно ухаживать – кормить, поить и тренировать. Лошади были повсюду, где процветал орден, и рысаки, верховые и особенно боевые кони платили братьям-рыцарям за ласку и заботу необыкновенной преданностью. Он читал о том, как один брат вернулся домой из Крестового похода и даже родной отец не признал его, но верный жеребец узнал своего хозяина.

Тамплиеры садились только на жеребцов.

Ездить верхом на кобыле было немыслимо. Как выразился один рыцарь? «Женщина к женщине…»

Де Рокфор продолжал идти. Запах мускуса, доносившийся до него, тревожил воображение, и он почти слышал стук тяжелых копыт, приминавших нежный мох и цветы. Он попытался прислушаться, но мешал стрекот кузнечиков. Он предполагал, что тут могут быть камеры, но пока не заметил ни одной и двигался мимо высоких сосен, все дальше и дальше отходя от тропинки в глубь леса. Ему было жарко, глаза заливал пот. Где-то высоко наверху в расщелинах гор стонал ветер.

Монахи-воины, вот кем стали братья.

Ему нравилось это название.

Святой Бернар из Клерво оправдывал существование тамплиеров священной целью убивать нехристиан. «Ни причинение смерти, ни гибель во имя Христа не содержат в себе ничего преступного, а скорее приносят блистательную награду. Воин Христа убивает без угрызений, совести и умирает со славой. Он обнажает меч из-за святого дела. Он – орудие Бога для наказания злодеев и для защиты справедливости. Когда он убивает злодеев, это не человекоубийство, а кара виновного, и он считается законным палачом Христа».

Он хорошо знал эти слова. Их цитировали каждому посвященному. Он повторял их в уме, когда наблюдал за тем, как умирали Ларс Нелл, Эрнст Сковилль и Петер Хансен. Все они были еретиками. Людьми, стоявшими на пути ордена. Теперь в этот список следовало включить еще несколько имен. Тех мужчин и женщин в замке, который вырос перед его взглядом в уединенной лощине, обрамленной гребнями гор.

Он узнал кое-что о замке из информации, которую приказал добыть раньше, до того как покинул аббатство. Некогда, в XVI веке, это была королевская резиденция, один из многих домов Екатерины Медичи. Во время Революции он избежал разрушения благодаря своей изоляции. Так он и остался памятником Ренессансу – живописное скопление башенок, шпилей и отвесных крыш. Кассиопия Витт – женщина со средствами. Здания вроде этого требовали больших средств, чтобы купить их и содержать, и он сомневался, что она проводила экскурсии для того, чтобы заработать денег. Нет, это была частная резиденция надменной души, трижды вмешавшейся в его дела. Женщина, с которой следовало разобраться.

Но ему также были необходимы две книги, которыми завладел Марк Нелл.

Поэтому нельзя было действовать опрометчиво.

День подходил к концу, длинные густые тени падали на замок. Де Рокфор лихорадочно обдумывал, что делать.

Ему надо убедиться, что они все внутри. Его теперешняя позиция была слишком близко. Но он заметил в двухстах метрах отсюда густые буки, которые дадут ему отличный вид на центральный вход и при этом скроют от посторонних глаз.

Следует иметь в виду – они могут ожидать его появления. Они знают, что Кларидон работает на него. Но они, возможно, не ждут его так скоро. И это хорошо. Ему надо было вернуться в аббатство. Капитул ждет его. Созван совет, который требует его присутствия.

Де Рокфор решил оставить двоих братьев для наблюдения. Пока этого будет достаточно.

Но он вернется.

ГЛАВА L

20.00

Стефани не могла припомнить, когда они с Марком последний раз просто сидели и разговаривали. Возможно, когда он был подростком. Вот как глубока была пропасть между ними.

Сейчас они уединились в комнате, расположенной в одной из башен замка. Марк распахнул четыре окна, ведущие на крошечные балкончики, впуская свежий вечерний воздух.

– Ты можешь верить или не верить этому, но я думаю о тебе и твоем отце каждый день. Я любила твоего отца. Но реннская история отдалила его от меня. Она захватила его с головой. Со временем я начала злиться из-за этого.

– Я понимаю тебя. Правда понимаю. Чего я не понимаю, так это почему ты заставила его выбирать между тобой и делом его жизни.

Резкий тон Марка злил Стефани, но она заставляла себя сохранять спокойствие.

– В тот день, когда мы его похоронили, я осознала, насколько была не права. Но я не могла вернуть его.

– Я ненавидел тебя в тот день.

– Я знаю.

– Ты покинула Францию и просто уехала домой.

– Я думала, что ты этого хотел.

– Так и было. Но за последние пять лет у меня было много времени для размышлений. Магистр защищал тебя, хотя я только теперь понимаю, что он имел в виду. В Евангелии от Фомы Иисус говорит: «Тот, кто не возненавидел своего отца и свою мать, как я, не может быть моим [учеником], и тот, кто [не] возлюбил своего [отца и] свою мать, как я, не может быть моим [учеником]. Ибо моя мать… но поистине она дала мне жизнь».[29] Я начинаю понимать эти противоречивые высказывания. Я ненавидел тебя, мама.

– Но ты и любишь меня тоже?

Повисло молчание, раздиравшее ее сердце.

Наконец он нарушил тишину:

– Ты моя мать.

– Это не ответ.

– Другого ты не получишь.

На его лице, так похожем на Ларса, отражались противоречивые эмоции. Она горько усмехнулась. Возможность требовать что-то была для нее давно утрачена.

– Ты все еще глава Magellan Billet? – поинтересовался Марк.

Стефани с благодарностью поддержала перемену темы.

– Да, но последние несколько дней я вела себя весьма опрометчиво. Мы с Коттоном привлекли слишком много внимания.

– Кажется, он хороший человек.

– Да. Я не хотела вовлекать его в это дело, но он настоял. Он долго работал на меня.

– Хорошо иметь таких друзей.

– У тебя такой тоже есть.

– Жоффруа? Он скорее мой оракул, чем друг. Магистр заставил его поклясться в преданности мне. Зачем? Не знаю.

– Он будет защищать тебя ценой жизни. Это очевидно.

– Я не привык к тому, чтобы люди жертвовали ради меня жизнями.

Она вспомнила, что магистр написал ей в письме, о том, что Марку недостает решимости доводить свои битвы до конца. Она сказала об этом Марку. Он молча слушал ее.

– Что бы ты делал, если бы стал магистром? – полюбопытствовала она.

– Какая-то часть меня радовалась, когда я проиграл.

Она была удивлена:

– Почему?

– Я преподаватель, а не вождь.

– Ты человек, оказавшийся в центре важного конфликта. Другие люди ждут, когда этот конфликт разрешится.

– Магистр был прав насчет меня.

Она воззрилась на него с неприкрытым смятением.

– Твоему отцу было бы стыдно слышать это. – Она ожидала гневного возражения, но Марк сидел молча.

Некоторое время тишину нарушало только жужжание насекомых снаружи.

– Кажется, я убил человека сегодня, – прошептал Марк. – Что бы сказал папа?

Стефани подождала продолжения. Он ничего не рассказывал о том, что произошло, с тех пор как они покинули Ренн-ле-Шато.

– Коттон рассказал мне. У тебя не было выбора. Тому человеку был дан шанс, но он предпочел бросить тебе вызов.

– Я наблюдал, как его тело катится вниз. Странное чувство охватывает, когда ты знаешь, что только что отнял жизнь.

Она ждала, когда он объяснит.

– Я рад, что нажал на курок, потому что благодаря этому выжил. Но часть меня была в ужасе, потому что тот человек не выстрелил.

– Жизнь – это постоянный выбор. Он выбрал неправильный путь.

– Ты занимаешься этим все время? Принимаешь подобные решения?

– Я делаю свою работу, Марк. Тот человек сам выбрал свою судьбу.

– Нет. Ее выбрал де Рокфор. Он послал его на этот утес, зная, что будет стычка. Он сделал выбор за него.

– В этом и заключается проблема вашего ордена, Марк. Безусловная преданность – не самая хорошая вещь. Ни одна страна, ни одна армия, ни один вождь, требовавшие такую глупость, не выживали. Мои агенты делают выбор сами.

Опять воцарилось напряженное молчание.

– Ты права, – в конце концов пробормотал он. – Папа стыдился бы меня.

Стефани решила рискнуть:

– Марк, твоего отца больше нет. Он умер. Для меня и ты был мертв пять лет. Но теперь ты здесь. Есть ли в твоем сердце место прощению? – В ее голосе звучала мольба.

Он встал из кресла:

– Нет, мама. Нет.

И вышел из комнаты.

Малоун нашел убежище снаружи замка, в затененной арке, увитой зеленью. Тишину и покой нарушал только стрекот кузнечиков. Он наблюдал за темнеющим небом. Некоторое время назад Стефани отвела его в сторону и сказала, что делала запрос в Атланту насчет Кассиопии Витт и что ее имя не упомянуто ни в одной базе данных на террористов, имеющейся у правительства Соединенных Штатов. Она владеет трансконтинентальной корпорацией со штаб-квартирой в Париже, включающей в себя широкий ряд предприятий стоимостью в миллиарды евро. Ее отец основал эту корпорацию, и она унаследовала контрольный пакет акций, хотя мало занималась текущей работой. Она также была председателем датского фонда, тесно сотрудничавшего с ООН по программе помощи больным СПИДом и голодающим, в частности в Африке. Ни одно иностранное правительство не расценивало ее как угрозу своей безопасности.

Малоун задумался.

Новые угрозы появлялись ежедневно и из самых неожиданных мест.

– Какая глубокая задумчивость.

Он поднял глаза и увидел Кассиопию, стоявшую около беседки. Она была одета в облегающий черный костюм для верховой езды, который ей необыкновенно шел.

– На самом деле я думал о вас.

– Я польщена.

Он кивнул на ее наряд:

– Я ломал голову, куда вы подевались.

– Я стараюсь ездить верхом каждый вечер. Это помогает мне думать.

Она вошла в его укрытие:

– Я построила это несколько лет назад в память о матери. Она любила проводить время вне замка.

Кассиопия села на скамейку напротив него. Малоун догадывался, что она пришла не просто так.

– Я заметила, что вы сомневаетесь в том, что услышали. Это из-за того, что вы не хотите подвергать сомнению вашу христианскую Библию?

На самом деле он не хотел говорить об этом, но она выглядела очень заинтересованной.

– Вовсе нет. Это потому, что вы хотите подвергнуть сомнению Библию. Похоже, каждый, кто вовлечен в это дело, имеет собственный интерес. Вы, де Рокфор, Марк, Соньер, Ларс, Стефани. Даже Жоффруа, который отличается от всех наличием четкого плана действий.

– Позвольте, я вам кое-что расскажу, и, может быть, вы поймете, что это не личное. По крайней мере, что касается меня.

Он усомнился в ее словах, но хотел выслушать доводы.

– Вы знаете, что за всю письменную историю в Святой земле был обнаружен только один скелет распятого человека?

Малоун покачал головой.

– Распятие было чуждым для иудеев наказанием. Они забрасывали камнями, сжигали, обезглавливали или удушали – вот какие виды смертной казни они использовали. Закон Моисея позволял повесить на дереве уже казненного преступника, как дополнительную кару.

– «…Ибо проклят пред Богом [всякий] повешенный [на дереве]»,[30] – сказал он.

– А ты знаешь Ветхий Завет.

– Да, нас кое-чему учили там, в Джорджии.

Она улыбнулась:

– Но распятие было обычной формой смертной казни в Риме. В четвертом году до нашей эры Варрус распял больше двух тысяч человек. В шестьдесят шестом году нашей эры Флорус убил почти четыре тысячи. В семидесятом году Тит казнил пятьсот человек за один день. И при этом обнаружили только один распятый скелет. Это было в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, к северу от Иерусалима. Кости были датированы первым веком, что взволновало многие умы. Но это был не Иисус. Его звали Иоханан, он был ростом пять с половиной футов и возрастом от двадцати четырех до двадцати восьми лет. Мы узнали это из надписей на его урне. Он был привязан к кресту, а не прибит, и его ноги не были сломаны. Вы понимаете значение этой детали?

Он понимал.

– На кресте умирали от удушья. Голова в конце концов падала вперед, и наступало кислородное голодание. Распятие было публичным унижением. Жертвы не должны были умирать слишком быстро. Поэтому для того чтобы оттянуть смерть, приделывали кусок дерева сзади – чтобы можно было присесть, или под ноги, чтобы можно было стоять на нем. Таким образом приговоренный мог поддерживать себя и дышать. Через несколько дней, если жертва еще не лишалась сил, солдаты перебивали ему ноги. Так он больше не мог поддерживать себя, и смерть приходила быстро.

Он вспомнил Евангелия.

– Распятые не должны были осквернить субботу. Иудеи хотели, чтобы тела Иисуса и двух разбойников, казненных вместе с Ним, сняли до наступления ночи. Поэтому Пилат приказал сломать ноги двум разбойникам.

Она кивнула.

– «Но, пришедши к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней…»[31] Так сказано у Иоанна. Я всегда удивлялась, почему Христос умер так быстро. Он висел на кресте лишь несколько часов. Обычно распятые умирали несколько дней. И почему римские солдаты не сломали Ему ноги, как минимум, чтобы удостовериться, что он умер? Вместо этого, как написал Иоанн, Его бок пронзили копьем, и из раны хлынули кровь и вода. Но Матфей, Марк и Лука не упомянули об этом эпизоде.

– И что вы думаете?

– Из десятков тысяч казненных на кресте был обнаружен только один скелет. Причина проста. Во времена Иисуса похороны считались честью. Не было большего позора, чем оставить тело на съедение зверям. Все виды римской смертной казни – сжечь заживо, отдать на растерзание зверям или распять – имели одну общую черту. Не сохранялось тела, которое можно было похоронить. Жертвы распятия продолжали висеть, пока птицы не объедали их до костей, а то, что оставалось, хоронили в общей могиле. Тем не менее все четыре Евангелия сходятся на том, что Христос умер в три часа дня, потом был снят с креста и погребен.