Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"

Автор книги: Стив Берри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 266 (всего у книги 307 страниц)

Его рука скользнула по ее обнаженному бедру.

– Пожалуй, да. Но я умею не только это.

Его самоуверенность не знала границ. Как будто его ничто не волновало. Ни утренние слушания перед всеми этими неприступными прелатами, ни перспектива лишения сана. Не это ли бесстрашие и привлекло ее в Кили? Но в то же время она начала терять интерес к нему. «Он когда-нибудь дорожил своим саном?» – подумала она вдруг. У Мишнера было одно прекрасное качество – его искренняя приверженность вере. А чувства Кили были сиюминутны. Хотя кто она такая, чтобы судить?

Она сошлась с ним из эгоистических побуждений, и он, разумеется, это понял и пользовался этим. Но теперь все будет иначе. Она только что говорила с государственным секретарем Святого престола. Он дал ей поручение, открывавшее перед ней огромные возможности. И действительно, как и сказал Валендреа, к ней снова проявят интерес те издательства, которые отказались от ее услуг прежде.

Она ощутила странную дрожь во всем теле.

Все неожиданные события этого вечера подействовали на нее возбуждающе. В голове проносились мечты о блестящем будущем. И поэтому только что пережитая близость показалась ей чем-то гораздо большим, чем простое физическое удовлетворение, – теперь она жаждала пережить нечто более захватывающее.

Глава X

Италия, Турин

9 ноября, четверг

10.30

Мишнер вглядывался сквозь иллюминатор вертолета в лежащий под ним город. Турин был как будто покрыт легкой дымкой, а яркое утреннее солнце пыталось прогнать туман. Дальше простирался Пьемонт, уголок Италии, уютно устроившийся рядом с Францией и Швейцарией, плодородная равнина, окруженная альпийскими вершинами, глетчерами^[213] и морем.

Рядом с ним сидел Климент, напротив – двое охранников. Папа приехал на север, чтобы благословить Святую Туринскую плащаницу, прежде чем эту реликвию снова заключат в запасники. В этот раз ее открыли для обозрения после Пасхи, и Климент должен был присутствовать на открытии. Но пришлось совершать заранее запланированный официальный визит в Испанию. Поэтому было решено, что Папа прибудет на закрытие реликвии, чтобы засвидетельствовать свое преклонение перед ней, как веками делали все папы.

Вертолет накренился влево и начал медленно снижаться. Внизу пролегала виа Рома, показалась площадь Сан-Карло, где, как всегда по утрам, уже образовалась огромная пробка. Турин – типичный европейский промышленный город, в основном здесь производят автомобили, и он похож на многие города, которые Мишнер помнил еще с детства, проведенного в Джорджии, хотя там ведущие позиции в экономике занимала бумажно-целлюлозная промышленность.

В тумане начали вырисовываться высокие шпили Duomo San Giovanni, собора Сан-Джованни. Этот собор, воздвигнутый в честь Иоанна Крестителя, закончили строить в пятнадцатом веке. Но только два века спустя сюда передали на хранение священную плащаницу.

Шасси вертолета мягко коснулись влажной мостовой.

Пока пропеллер замедлял вращение, Мишнер отстегнул ремень безопасности. Только после того, как лопасти прекратили вращаться, телохранители открыли дверь салона.

– Выходим? – спросил Климент.

За все время пути из Рима Папа почти ничего не говорил. В дороге Климент всегда был немногословен, и Мишнер уже успел привыкнуть к причудам старика.

Мишнер спустился на площадь, Климент следом за ним. По периметру площади собиралась огромная толпа. Несмотря на утреннюю свежесть, Климент не стал надевать плащ. В своей белой сутане с большим крестом на груди он выглядел торжественно. Фотограф из его свиты яростно щелкал аппаратом, делал снимки, которые уже к вечеру появятся в газетах. Папа помахал рукой толпе встречающих, люди восторженным гулом приветствовали его в ответ.

– Не стоит задерживаться, – вполголоса сказал Мишнер.

Служба безопасности Ватикана предупредила, что на площади нельзя будет обеспечить подобающую охрану. Мероприятие должно проходить и в помещении, и на открытом пространстве, говоря языком служебных инструкций отдела безопасности, а осмотреть на наличие взрывчатки удалось лишь сам собор и часовню, и со вчерашнего дня они находились под оцеплением. О визите Папы было объявлено задолго, это событие широко освещалось в прессе. Поэтому чем меньше времени он проведет на открытом месте, тем лучше.

– Одну минуту, – сказал Климент, продолжая приветствовать собравшихся, – люди пришли увидеть Папу – пусть увидят.

Папы всегда свободно путешествовали по Апеннинскому полуострову. Итальянцы чаще других людей могут видеть понтифика. Эта привилегия дарована им в знак признательности за то, что их земля почти две тысячи лет служит домом матери-церкви. Поэтому Климент решил задержаться еще на минуту и еще раз благословить верующих.

Наконец Папа направился под своды собора. Мишнер специально держался на некотором расстоянии, чтобы не лишать местных священников возможности сфотографироваться со Святым Отцом.

Кардинал Густав Бартоло, ехидный старец с седой шевелюрой и густой бородой, встречал их внутри собора. На нем была алая шелковая мантия и такой же пояс, говорящие о его верховном статусе в коллегии кардиналов. Многим было интересно, специально ли кардинал пытался своей внешностью подражать библейскому пророку, поскольку Бартоло не слыл ни выдающимся интеллектуалом, ни подвижником веры, а скорее исполнительным мальчиком на побегушках. Назначение на пост епископа Турина он получил от предшественника Климента, а затем добился места в священной коллегии и должности хранителя священной плащаницы.

Климент не стал отменять встречу, хотя Бартоло был одним из ближайших приспешников Альберто Валендреа. За кого он будет голосовать на конклаве, предельно ясно. Папа направился прямо к кардиналу и протянул ему руку тыльной стороной ладони вверх. Бартоло отлично знал, чего требует протокол, и у него не осталось другого выбора, кроме как на глазах у всех священников и монахинь, преклонив колени, поцеловать перстень Папы. Как правило, Климент не требовал соблюдения этой формальности. Обычно в таких ситуациях – за закрытыми дверями и без посторонних – достаточно было простого рукопожатия. Потребовав точного выполнения протокола, он ясно дал понять кардиналу свои намерения. От присутствующих на церемонии не ускользнуло мимолетное раздражение на лице кардинала.

Климент, похоже, не обратил ни малейшего внимания на недовольство Бартоло, он обменивался приветствиями с остальными. После короткого разговора на общие темы Климент благословил два десятка окружавших его клириков.

Мишнер задержался снаружи. Его обязанность находиться всегда рядом с Папой не требовала тем не менее участия в обряде. К Мишнеру приблизился невысокий, начинающий лысеть священник, личный помощник кардинала Бартоло.

– Святой Отец отобедает с нами? – спросил он по-итальянски.

Мишнеру очень не понравился его бесцеремонный тон. Сквозь почтительность в нем проскальзывали нотки развязности. Было ясно, что и этот священник был не на стороне стареющего Папы. Он даже не считал нужным скрывать свою враждебность от монсеньора-американца, который, разумеется, лишится своего поста сразу после смерти нынешнего наместника Христа. Священника больше занимало, что даст ему его покровитель. Два десятилетия назад Мишнер так же ждал поддержки от немецкого епископа, обратившего внимание на него, тогда юного и робкого семинариста.

– Папа останется на обед, если не будет нарушена программа визита. Пока мы даже немного опережаем график. Вы получили пожелания по меню?

Легкий кивок головы в ответ.

– Все сделано как положено.

Климент не любил итальянской кухни, а Ватикан изо всех сил старался не афишировать этого. Считалось, что предпочтения в еде – это личное дело Папы, не имеющее отношения к его служебным обязанностям.

– Зайдем внутрь? – спросил Мишнер.

В последнее время папский прелат все меньше склонен иронизировать по поводу внутрицерковных интриг. Он видел, как его влияние в церкви уменьшается по мере того, как слабеет здоровье Климента.

Он прошел внутрь собора, и неприятный священник безмолвно последовал за ним. Видимо, сегодня он весь день будет играть роль его ангела-хранителя. Климент стоял в центральном нефе собора, над его головой к потолку был подвешен прямоугольный стеклянный футляр. В нем находился освещенный скудными лучами света сероватый выцветший кусок холста около четырнадцати футов в длину. На нем – блеклое изображение лежащего человека, передняя и задняя половины которого соединяются у головы, как будто тело положили на холст, а затем им же накрыли сверху. На лице его борода, спутанные волосы спускаются ниже плеч, а руки скромно вытянуты вдоль бедер. На голове и запястьях зияют раны. На груди виднеются глубокие порезы, а спина исполосована ударами бича.

Образ ли это Христа, каждый верующий решает для себя исключительно сам. У Мишнера всегда были сомнения в том, что кусок домотканого холста мог сохраниться в течение двух тысяч лет, и считал эту реликвию чем-то сродни явлениям Девы Марии, о которых он так много читал в последние два месяца. Он тщательно изучил рассказы всех предполагаемых свидетелей Ее сошествий с небес. В большинстве случаев папские дознаватели доказывали несостоятельность таких свидетельств, которые оказывались либо галлюцинациями, либо следствием психических заболеваний. Но примерно в двух десятках случаев, несмотря на все усилия дознавателей, опровергнуть свидетельства не удалось. Единственное, что оставалось, – допустить возможность сошествия Богоматери на землю. Тогда сообщения о таких явлениях признавали достойными доверия. Так было и с Фатимой.

Но это признание, как и подлинность висевшей перед ним плащаницы, можно принимать или не принимать на веру.

Климент десять минут молился перед плащаницей. Мишнер про себя заметил, что они начинают отставать от графика, но не было в мире силы, способной прервать молитву Папы. Все молча и терпеливо ждали. Наконец Папа поднялся, осенил себя крестным знамением и проследовал за кардиналом Бартоло в часовню, отделанную черным мрамором. Кардинал-префект с гордостью показывал роскошный интерьер.

На осмотр часовни ушло почти полчаса. Климент задавал много вопросов и пожелал лично поздороваться с каждым из служителей собора. Время начинало поджимать, и Мишнер успокоился, только когда Климент наконец повел всю процессию в соседнее помещение на обед.

Перед входом в трапезную Папа остановился и обернулся к Бартоло:

– Где я могу перекинуться парой слов с моим помощником?

Кардинал провел их в каморку без окон, которая, очевидно, служила здесь гардеробной. Закрыв дверь, Климент вынул из-под сутаны голубоватый конверт. Такие конверты он использовал для личной переписки. Мишнер помнил, что сам купил в Риме этот набор конвертов и писчей бумаги в подарок Клименту на прошлое Рождество.

– Доставь это письмо в Румынию. Если отец Тибор не сможет или не захочет выполнить мою просьбу, уничтожь письмо и возвращайся в Рим.

Мишнер взял конверт.

– Я понял, Святой Отец.

– Кардинал Бартоло очень гостеприимен, не правда ли? – с улыбкой спросил Папа.

– Сомневаюсь, что, поцеловав перстень Папы, он заслужил триста индульгенций.

Издавна повелась традиция, что тот, кто искренне поцеловал папский перстень, получает право отпускать грехи. Мишнер не раз думал, что было важнее для средневековых пап, установивших этот обычай, – христианское отпущение грехов кающимся или обеспечение должного поклонения собственной персоне.

Климент усмехнулся:

– Мне кажется, этому кардиналу нужно замолить больше трехсот собственных грехов. Он один из ближайших сторонников Валендреа. Пожалуй, он даже может сменить его на посту государственного секретаря, если тосканец и впрямь станет Папой. Страшно даже представить себе. Бартоло и с обязанностями здешнего епископа справляется с трудом.

Поскольку зашел откровенный разговор, Мишнер решился заметить:

– Чтобы этого не случилось, вам надо обеспечить на следующем конклаве большинство ваших сторонников.

Климент с полуслова понял его.

– Ты тоже хочешь надеть алую кардинальскую шапочку?

– Да, и вы это знаете.

Папа указал на конверт:

– Сначала сделай для меня это.

У Мишнера промелькнула мысль: эта поездка в Румынию может быть связана с его назначением на пост кардинала, но он сразу отказался от такого предположения. Это было так не похоже на Якоба Фолкнера! Однако Папа снова уклонился от ответа, как это происходило уже не в первый раз.

– Вы так и не скажете мне, что вас беспокоит?

Климент придвинулся ближе к висящим на вешалках церковным облачениям.

– Поверь, Колин, тебе не нужно этого знать.

– Может, я смогу помочь.

– Ты, кстати, так и не рассказал мне о встрече с Катериной Лью. Как у нее дела?

Снова он меняет тему разговора!

– Мы мало говорили. Да и то не так, как я хотел.

Климент удивленно изогнул бровь:

– Как же ты это допустил?

– Она очень упряма. Ее мнение о церкви не изменилось.

– Но ее не в чем упрекнуть, Колин. Она любила тебя, но ничего не смогла добиться. Если бы ты предпочел ей другую женщину – это одно, но ты предпочел Бога… С этим ей трудно смириться. Несложившаяся любовь всегда причиняет боль.

Он не знал, почему Климент так интересуется его личной жизнью.

– Сейчас это не важно. У нее своя жизнь, у меня своя, – немного нетерпеливо ответил Мишнер.

– Но вы можете быть друзьями. Делить друг с другом мысли и чувства. Испытать родство душ, на которое способны лишь подлинно близкие люди. Это удовольствие церковь не запрещает.

Одиночество – профессиональная болезнь священников. Но Мишнеру повезло – когда из-за Катерины он оступился в жизни, с ним рядом оказался Фолкнер, который выслушал его и даровал ему отпущение грехов. По иронии судьбы то же самое сделал Том Кили, и за это ему грозило отлучение. Не поэтому ли Климент симпатизировал Кили?

Папа подошел к одной из вешалок и провел пальцами по яркому шелку облачений.

– В детстве в Бамберге я служил министрантом.^[214] Мне приятно вспоминать о тех временах. Только что закончилась война, и все вокруг восстанавливалось. К счастью, собор уцелел во время бомбардировок. Я всегда считал это символичным. Среди всего, что творили люди, церковь устояла.

Мишнер промолчал. Все это говорилось ему неспроста. Если бы беседу можно было отложить, Климент не стал бы заставлять всех ждать.

– Мне понравился собор, – сказал Климент, – он напомнил мне молодость. Я до сих пор слышу пение хора. Это возвышает. Я бы хотел, чтобы меня похоронили здесь. Но это ведь невозможно? Все папы должны быть погребены в соборе Святого Петра. Интересно, кто это решил?

Голос Климента звучал как будто издалека. Мишнер и вправду не понимал, к кому он обращается. Он подошел ближе.

– Якоб, объясни, в чем дело.

Климент выпустил из рук шелк и сложил руки перед собой, переплетя дрожащие пальцы.

– Колин, ты наивен. Ты просто не понимаешь. И не можешь понять.

Он выговаривал сквозь зубы, почти не раскрывая рта. Голос звучал ровно, не выражая никаких эмоций.

– Неужели ты веришь, что мы можем хоть на секунду почувствовать себя в безопасности? Ты что, не представляешь всей амбициозности Валендреа? Этот тосканец знает каждый наш шаг, слышит каждое наше слово. Ты хочешь стать кардиналом? Для этого ты должен постичь всю глубину ответственности. Как я могу назначить тебя на такой пост, когда ты не видишь даже очевидного?

В их откровенных разговорах редко звучали резкости, но сейчас Папа не скрывал своего раздражения против него. Но за что?

– Мы всего лишь люди, Колин. Не более того. Я не более непогрешим, чем ты. А мы объявляем себя князьями церкви. Истинные священники служат одному Богу, а мы лишь тешим сами себя. Возьми к примеру этого глупца Бартоло, который сейчас ждет за дверью. Он думает лишь о том, когда я умру. Тогда его судьба резко изменится. И твоя тоже.

– Надеюсь, вы ни с кем другим так не говорите, – с чувством вырвалось у помощника.

Климент сжал в руке крест, висящий на его груди. Этот жест успокаивал его.

– Я беспокоюсь о тебе, Колин. Ты как дельфин из океанариума. Всю жизнь тебе меняли воду, следили за питанием. А теперь тебя выпускают в океан. Ты сможешь выжить?

Ему было неприятно, что Климент недооценивает его.

– Я знаю больше, чем вы думаете.

– Ты не представляешь себе, что скрывается внутри таких людей, как Альберто Валендреа. Он не слуга Господа. И таких пап было немало – жадных, тщеславных, ограниченных, считающих, что власть дает ответы на все вопросы. Я думал, они остались в прошлом. Но я ошибался. Думаешь, ты справишься с Валендреа?

Климент покачал головой.

– Нет, Колин. Он тебе не по зубам. Ты слишком порядочен. И слишком доверчив.

– Зачем вы мне это говорите?

– Я должен тебе это сказать. – Климент приблизился к нему. Теперь они стояли почти вплотную. – Альберто Валендреа погубит эту церковь – если ее уже не погубили я и мои предшественники. Ты постоянно спрашиваешь, что меня беспокоит. Твоя задача не ломать голову о том, что меня беспокоит, а выполнять то, что я поручаю. Ты понял?

Резкость Климента сильно задела его. Монсеньору было сорок семь. Он был папским секретарем. Верным помощником. Почему его старый друг сомневается в его преданности и его способностях? Но он решил не спорить.

– Я понял, Святой Отец.

– Моя самая надежная опора – Маурис Нгови. Не забывай об этом.

Климент отступил назад и вдруг резко поменял тему разговора:

– Когда ты едешь в Румынию?

– Утром.

Климент кивнул и вынул из-под сутаны еще один голубой конверт.

– Прекрасно. Пожалуйста, отправь вот это.

Письмо было адресовано Ирме Ран. Климент знал ее с детства. Она до сих пор жила в Бамберге, и они уже много лет переписывались.

– Хорошо, я отправлю.

– Отсюда.

– Простите?

– Отправь письмо отсюда. Из Турина. И пожалуйста, отправь сам. Не поручай кому-то другому.

Он всегда отправлял письма Папы лично и раньше обходился без таких напоминаний. Но и здесь он решил не возражать.

– Конечно, Святой Отец. Я отправлю его отсюда. Лично.

Глава XI

Ватикан

9 ноября, четверг

13.15

Валендреа направился прямо в кабинет архивариуса Римской католической церкви. Кардинал, ведающий секретным архивом Ватикана, не был в числе его сторонников, но обладал достаточной дальновидностью, чтобы не портить отношения с возможным преемником Папы. Со смертью Папы полномочия всех высокопоставленных служащих Ватикана прекращались. Дальнейшая карьера зависела от воли следующего наместника Христа, а Валендреа хорошо знал, что архивариус хочет остаться на своем посту.

Он застал архивариуса у письменного стола за работой. Неторопливой походкой прошествовав в просторный кабинет, он закрыл за собой бронзовые двери.

Кардинал поднял глаза, но ничего не сказал. Ему было под семьдесят, у него были обвисшие щеки и высокий покатый лоб. Уроженец Испании, он прослужил в Риме всю свою жизнь.

Члены священной коллегии делятся на три категории. Кардиналы-епископы, возглавляющие римские епархии, кардиналы-пресвитеры, стоящие во главе епархий, находящихся за пределами Рима, и кардиналы-дьяконы, постоянные служащие Курии. Архивариус – старший из кардиналов-дьяконов. Именно ему доверена честь объявлять с балкона собора Святого Петра имя вновь избранного Папы. Валендреа не придавал значения этой ничтожной привилегии. Гораздо важнее то, что этот старик имеет влияние на горстку кардиналов-дьяконов, которые все еще не определились, кого поддерживать во время конклава.

Он подошел к письменному столу и отметил про себя, что хозяин кабинета не встал, чтобы поприветствовать его.

– Все не так уж плохо, – сказал он в ответ на его вопросительный взгляд.

– Не уверен. Насколько мне известно, понтифик все еще в Турине?

– Иначе зачем бы я пришел сюда?

Архивариус громко вздохнул.

– Мне нужно, чтобы вы открыли хранилище и сейф, – сказал Валендреа.

Старик наконец поднялся, он не смотрел на Валендреа.

– Я вынужден вам отказать.

– Это глупо.

Валендреа надеялся, что архивариус поймет намек.

– Ваши угрозы не отменяют прямого указания Папы. Войти в хранилище может только Папа. Больше никто. Даже вы.

– Никто не узнает. Я ненадолго.

– Клятва, которую я дал церкви, вступая на эту должность, значит для меня больше, чем вы думаете.

– Послушай, старик. Я выполняю исключительно важную для церкви миссию. Она требует решительных действий.

Это было неправдой, но звучало убедительно.

– Тогда пусть Святой Отец даст вам разрешение на доступ в архив. Я могу позвонить в Турин.

Валендреа, поколебавшись мгновение, произнес после паузы:

– У меня есть данное под присягой признание вашей племянницы. Она дала его с готовностью. Она клянется перед лицом Всевышнего, что вы отпустили ее дочери грех, когда та сделала аборт. Как такое возможно? Это же ересь.

– Я знаю об этом документе. – Голос старика предательски дрожал. – Ваш отец Амбрози тогда сильно надавил на семью моей сестры, чтобы добыть его. Я отпустил грех своей племяннице, потому что она была при смерти и боялась провести вечность в преисподней. Я Божьей милостью утешил ее, как и подобает священнику.

– Мой Бог и ваш Бог не прощает аборты. Это убийство. Вы не имели права отпускать ей грех. Думаю, Святой Отец будет вынужден согласиться с этим.

Он увидел, что перед лицом непростого выбора старик держался стойко, но заметил, как подрагивает его левый глаз – теперь только это выдавало испуг.

Валендреа не смутила бравада кардинала-архивариуса. Всю жизнь тот перекладывал бумаги из одной папки в другую, руководствуясь бессмысленными правилами и вставая на пути каждого, кто осмеливался бросить вызов Святому престолу. Он был одним из множества писарей, посвятивших жизнь уходу за папскими архивами. Стоило им усесться в черное кресло, как само их присутствие в архиве давало понять, что разрешение на вход сюда еще не дает права рыться в любых документах. Как при археологических раскопках, чтобы докопаться до разгадки какой-нибудь тайны, хранящейся на этих полках, приходилось совершать долгое и дотошное погружение в дебри старинных фолиантов. А это требовало времени, которого у служащих церкви было в избытке только в прошлые десятилетия. Валендреа видел, что единственной задачей таких архивистов было защищать мать-церковь от ее же князей.

– Делайте, что считаете нужным, Альберто. Можете рассказать всем о моем поступке. Но в хранилище я вас не пущу. Чтобы войти туда, надо сначала стать Папой. Пока это не так.

Видимо, он недооценил этого бумажного червя. Он оказался тверже, чем можно было подумать. Валендреа решил отступить. По крайней мере, пока. Ему еще понадобится этот гнусный старикашка.

Закусив губу, он направился к двойным дверям.

– Когда я стану Папой, мы вернемся к этому разговору.

На пороге он обернулся:

– Тогда посмотрим, так ли вы будете служить мне, как служите другим.

Глава XII

Рим

9 ноября, четверг

16.00

Катерина ждала в отеле с обеда. Кардинал Валендреа обещал позвонить в два, но не сдержал слово. Наверное, он считал, что десяти тысяч евро достаточно, чтобы она дождалась его звонка. Или думал, что такой сильный стимул, как ее прошлая связь с Колином Мишнером, может заставить ее выполнить его просьбу. В любом случае ей было неприятно, что она дала кардиналу повод гордиться своей проницательностью, поскольку он смог увидеть ее насквозь.

Действительно, деньги, заработанные в Соединенных Штатах, уже кончались, к тому же ей надоело жить за счет Тома Кили, которому нравилось наблюдать ее зависимость от него. Три его книги хорошо продавались, а перспективы были еще радужнее. Он мог стать самым модным религиозным лидером Америки. Том привык находиться в центре внимания, и в какой-то степени его можно понять, но ей известны такие стороны его характера, о которых его последователи и не догадывались.

Чувства человека нельзя разместить на веб-сайте или оформить в виде программного заявления. Истинно одаренные люди могут выразить их словами, но Кили – весьма посредственный писатель. Все его книги были написаны за него другими – об этом знают лишь она и его издатель. По понятным причинам Кили не хочет это афишировать. Писатель Кили всего лишь иллюзия, в которую поверили несколько миллионов человек, и он сам в их числе. Не то что Мишнер.

Катерине было не по себе от того, что накануне она вспылила в разговоре с ним. Еще до приезда в Рим она обещала себе: если их пути снова пересекутся, не давать воли словам. Ведь прошло много времени – они оба изменились. Но, увидев его на заседании трибунала, она поняла, что выполнить обещание будет очень непросто. Мишнер оставил неизгладимый след в ее душе. Катерина не хотела признаваться себе в этом, и чувство обиды нарастало в ней со скоростью ядерной реакции.

Лежа вчера ночью рядом с Кили, она пыталась понять: неужели это все, к чему привела ее непостоянная судьба, так непросто складывающаяся последние десять лет? Ее карьера не сложилась, личная жизнь катится под уклон, а сейчас она ждет звонка от второго по влиянию человека в Католической церкви, который поручил ей обманывать того, кого она до сих пор любит.

До этого она расспрашивала итальянских журналистов и выяснила, что Валендреа – неоднозначная фигура. Он родился в богатой аристократической итальянской семье. В его роду были по крайней мере два папы и пять кардиналов, а его многочисленные дядюшки и братья занимались или политикой, или международным бизнесом. Кроме того, клан Валендреа занимает крепкие позиции среди ценителей европейского искусства. Им принадлежат многие дворцы и поместья. Семья очень осмотрительно вела себя в правление Муссолини и была еще осторожнее при всех последующих режимах, сменяющих друг друга в послевоенной Италии. В руках клана сосредоточились значительные денежные средства и крупные промышленные предприятия, и его члены очень разборчивы в оказании кому-то поддержки.

Annuario Pontifico, официальный ежегодный справочник Ватикана, сообщал, что Валендреа шестьдесят, что у него есть дипломы Флорентийского университета, католического университета Святого Сердца и Гаагской академии международного права. Он написал четырнадцать научных трактатов. При его образе жизни ему не хватает трех тысяч евро в месяц, которые платит церковь своим князьям. И хотя Ватикан не одобряет кардиналов, занимающихся мирской деятельностью, все знают, что Валендреа является акционером нескольких итальянских конгломератов и даже входит в совет директоров.

Его относительная молодость, как и его врожденная политическая гибкость и незаурядные личные качества, дают ему в глазах окружающих огромные преимущества. Он извлекает максимум пользы из положения государственного секретаря и приобретает известность у западных журналистов. Валендреа признает удобства современных средств связи и понимает необходимость поддержания своего привлекательного имиджа. В то же время в вопросах богословия он не признает компромиссов, открыто выступает против решений Второго Ватиканского собора. Он ярко продемонстрировал свою позицию во время трибунала по делу Кили. Валендреа – один из самых непреклонных традиционалистов, считающих, что лучше всего служить церкви так, как служили всегда.

Почти все, с кем она говорила, в один голос утверждали, что Валендреа – самый вероятный преемник Климента. И не потому, что он лучший кандидат, а потому, что у него нет равных по силе соперников. По общему мнению, он находится в прекрасной форме и готов к следующему конклаву.

Но и три года назад он считался фаворитом, однако проиграл.

Телефонный звонок прервал ее размышления. Она посмотрела на трубку и подавила в себе желание ответить сразу. Пусть Валендреа, если звонит он, понервничает. После шестого звонка она подняла трубку.

– Заставляете меня ждать? – спросил Валендреа.

– Я тоже ждала.

В трубке послышался смешок, она ясно представила, как собеседник улыбается.

– Вы мне нравитесь, мисс Лью. У вас есть характер. Итак, что вы решили?

– Как будто вы не знаете?

– Я не хотел показаться вам невежливым.

– Вы не производите впечатления человека, который обращает внимание на такие мелочи.

– Не сильно же вы уважаете кардинала Католической церкви.

– По утрам вы встаете и одеваетесь, как и все остальные смертные.

– Вы не очень религиозны.

Пришла ее очередь усмехнуться:

– Только не говорите мне, что в промежутках между политическими интригами вы спасаете заблудшие души.

– Я, кажется, не ошибся в вас. Мы хорошо поладим.

– А вы уверены, что я не записываю наш разговор?

– Тем самым лишая себя шанса, который бывает раз в жизни? Я думаю, нет. Не говоря уже о возможности снова увидеться с отцом Мишнером. Причем за мой счет. Вас что-то не устраивает?

Ее раздражение было почти таким же, как у Тома Кили. Интересно, подумала она, почему она всегда притягивает таких самоуверенных типов?

– Когда надо ехать?

– Секретарь Папы вылетает завтра утром и будет в Бухаресте к обеду. Я думаю, вам лучше вылететь сегодня вечером и опередить его.

– А куда мне ехать потом?

– Отец Мишнер должен встретиться со священником по имени Андрей Тибор. Он на пенсии, работает в приюте в деревушке Златна, что в сорока милях к северу от Бухареста. Вы не знаете это место?

– Слышала.

– Тогда вам не составит труда выяснить, что будет делать и о чем будет говорить Мишнер, пока будет там. Он везет с собой какое-то письмо Папы. Если бы вы узнали его содержание, я бы стал ценить вас еще выше.

– А вы не слишком многого хотите?

– Вы изобретательная женщина. Пустите в ход ваше обаяние, которое так нравится Тому Кили. Тогда ваша миссия увенчается полным успехом.

И в трубке раздались гудки.

Глава XIII

Ватикан

9 ноября, четверг

17.30

Валендреа стоял у окна своего кабинета на третьем этаже. В садах Ватикана продолжали ловить остатки летнего тепла высокие кедры, пинии и кипарисы. С тринадцатого века папы прогуливались по вымощенным дорожкам среди лавровых и миртовых деревьев, любуясь классическими скульптурами, бюстами и бронзовыми барельефами.

Он вспоминал, как ему раньше нравились эти сады. Тогда он только что закончил семинарию и получил назначение в единственный в мире город, отвечавший его амбициям. По всем аллеям Ватикана сновали молодые честолюбивые священники, стремящиеся сделать карьеру. В те годы первые роли в Курии играли итальянцы.

Но после Второго Ватиканского собора все изменилось, а теперь Климент пошел в своих нововведениях еще дальше. Каждый день с четвертого этажа поступали все новые и новые распоряжения, перетасовывающие священников, епископов и кардиналов. В Рим приглашали все больше и больше клириков из стран Европы, Африки и Азии. Сначала Валендреа пытался всячески затягивать с их назначением, надеясь, что Климент протянет недолго. Потом ему пришлось смириться с необходимостью выполнять указания Папы.