Текст книги "Цикл романов "Все секреты мира" (СИ)"

Автор книги: Стив Берри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 111 (всего у книги 307 страниц)

– Густав! – В одном из них корсиканец узнал друга. – Как ты здесь очутился?

– Самнер привез, – угрюмо отозвался тот.

– Ты меня продал!

Густав пожал плечами.

– Ты бы сделал то же самое.

Корсиканец рассмеялся.

– Верно. Тем не менее мы оба разбогатели. Приятели разговаривали на корсиканском наречии.

Англичанин прервал их диалог.

– Извините за доставленные неудобства, – обратился он к ним на их родном языке. – Дело щекотливое, свидетели не нужны. Скажите только, был ли клад?

Пленник заглянул в пустую яму.

– Сами видите, лорд Эшби: ни ящиков, ни золота. Как вы и опасались.

– Ничего удивительного, – усмехнулся он. – Сокровище увезли вы.

– Неправда! – возмущенно воскликнул корсиканец. – Бред какой-то…

Спектакль пора заканчивать, решил Эшби.

– Три года я гонялся за золотом Роммеля, убив кучу времени и денег. Полгода назад я отыскал семью пятого, уцелевшего, немца. Он прожил долго, умер в Баварии. Со дня его смерти прошло всего десять лет. Вдова позволила мне осмотреть дом. За достойную плату, конечно. Среди вещей покойного я нашел записку с римскими цифрами.

– Лорд Эшби, – вновь заговорил корсиканец, – мы вас не обманывали.

– Самнер, будьте добры, расскажите джентльменам, что вы отыскали.

Черная тень указала фонарем на Густава.

– Во дворе у этого урода были закопаны шесть ящиков. – Голос на секунду умолк. – Битком набиты золотыми слитками со свастикой.

Вот оно! Эшби мысленно смаковал услышанное. До сего момента содержимое ящиков оставалось для него тайной за семью печатями. Пока он на борту «Архимеда» потчевал ромом пленника, Самнер Марри с сыновьями отыскали в пригороде Бастии Густава и заодно проверили, не лгут ли корсиканцы. Усадив Густава в машину, Марри помчались на север, параллельно с яхтой. Затем на берег сошел мистер Гилдхолл, и они вместе раскопали древнюю могилу.

– Я добросовестно заключил с вами сделку, – сказал обманщикам Эшби. – Я обещал вам выплатить процент – и сдержал бы свое слово. Однако вы решили обвести меня вокруг пальца, поэтому я вам ничего не должен. Я забираю два миллиона евро.

Он читал о знаменитой корсиканской вендетте. По количеству жертв родовая вражда иногда не уступала потерям гражданской войны. Начинается все с банальной защиты чести, а потом еще десятки лет идут кровопролитные драки. Да Джентилес и да Марес бились друг с другом несколько веков. Сколько жертв их междоусобицы сгнили на этом кладбище! Официально кровная месть давно канула в Лету, но в корсиканской политике влияние древнего обычая чувствовалось до сих пор. Убийства и насилие по-прежнему были в ходу. Эту политическую тактику окрестили «Сравнивание счета».

Вот и теперь самое время сравнять счет.

– В любом ином случае я отправил бы к вам своего адвоката… – начал Эшби.

– Вы хотите подать на нас в суд? – растерялся корсиканец.

– Придет же такое в голову! Разумеется, нет.

Тот хохотнул.

– А я-то уже призадумался! Может, попробуем договориться? В конце концов, частично на ваш вопрос мы ответили. Оставьте нам деньги. По рукам?

– Тогда выходит, я прощаю обман?

– Натура у меня такая, – вздохнул корсиканец. – Не могу удержаться! Ну хоть половину денег оставьте! За пережитые неприятности.

Гилдхолл медленно отступил назад. Марри с сыновьями давно отошли в сторонку, догадываясь, чем закончится дело.

– Половина, по-моему, многовато, – задумчиво произнес Эшби. – Как насчет…

В ночной тиши грянули два выстрела. Гилдхолл стрелял в головы. Обманщики-корсиканцы, пошатнувшись, обмякли и свалились в разрытую могилу.

Прекрасно, одной проблемой меньше.

– Заметите следы так, чтобы никто ничего не заподозрил.

Он знал: на Марри можно положиться.

– Сколько потребуется времени, чтобы перевезти золото? – спросил Эшби у Гилдхолла.

– Мы его уже привезли. Оно в грузовике.

– Замечательно. Переправьте на яхту. Пора отчаливать. Завтра мне нужно быть по делам в другом месте.

ГЛАВА 15

Дания

Торвальдсен с Малоуном перешли в главный холл Кристиангаде и, поднявшись по лестнице на второй этаж, попали в широкий коридор, украшенный датскими произведениями искусства и антиквариатом. Они направлялись в закрытую ныне комнату Кая, просторную спальню с высокими потолками и светлыми стенами.

Первое, что бросилось Коттону в глаза, – кровать под балдахином в английском стиле.

– Кай называл свою комнату «мыслительной», – сказал Хенрик, зажигая лампы. – Мы не раз делали здесь ремонт. Сначала для малыша. Потом для мальчика-школьника. Затем переоборудовали спальню под вкусы молодого парня и наконец для взрослого мужчины. Лизетта любила все менять.

Покойную жену Торвальдсена они никогда не обсуждали, тема по умолчании считалась запретной. За два года Хенрик лишь раз вскользь упомянул Лизетту. Тем не менее внизу висел ее портрет, и в разных уголках особняка стояли фотографии – словно священную память о ней дозволялось хранить только в зрительных образах.

Полки в спальне Кая тоже буквально ломились от фотографий.

– Я часто сюда прихожу, – признался датчанин.

– Думаешь, это благотворно на тебя влияет? – не удержался Малоун.

– Вряд ли. Но мне нужно за что-то цепляться. У меня ничего нет, кроме этой комнаты.

Малоун молча ждал, что будет дальше, всем видом выражая готовность выслушать исповедь друга. Будто растворившись в своем горе, Торвальдсен склонился над комодом, заставленным семейными фотографиями.

– Коттон, его убили. Убили в расцвете лет. И, что показательно, всего лишь в назидание другим.

– Есть доказательства?

– Кабрал нанял четверых бандитов. Трое пришли на площадь…

– И я их убил. – Горячность друга его не на шутку встревожила.

Датчанин обернулся.

– Верно. Я отыскал четвертого, и он рассказал мне, что случилось. Он должен был прикрывать третьего, – который тебя ранил, – но убежал, когда ты подстрелил двух его сообщников. Затем, опасаясь гнева Кабрала, решил залечь на дно.

– Почему ты не занялся Кабралом?

– В этом нет необходимости. Он мертв.

Тут Малоуна осенило.

– Кабрал в одном из мешков?

Хенрик кивнул.

– Явился собственной персоной. Решил лично меня прикончить.

– Расскажи все…

– Я не хотел говорить при Сэме. Парень рвется в бой. Пожалуй, даже чересчур. Он уверен в своей правоте и жаждет реабилитации. Точнее, официального признания. Страшно подумать, что его могли убить или ранить…

Торвальдсен вновь перевел взгляд на комод с фотографиями, в его душе бушевала буря.

– Что ты отыскал? – тихо спросил Малоун.

– Ты не поверишь.

Пока Джеспер привязывал к корме нос второй лодки, Сэм Коллинз проворно забрался в первую. Лицо обжигал ледяной скандинавский ветер. Во вторую лодку они уложили тела (без мешков) и потянули ее на буксире в пролив. Течения тут сильные, объяснил Джеспер, так что к рассвету трупы унесет в сторону Швеции.

Утомительная выдалась ночка! Столько событий…

Торвальдсен еще три дня назад предсказывал, что обстановка накалится. Так и вышло.

– Вы готовы на многое ради Хенрика! – прокричал Коллинз сквозь шум волн и ветра.

– Герр Торвальдсен сделал многое для меня.

– Но убивать людей – несколько чересчур, не находите?

– Не нахожу. Если они этого заслуживают.

От порывов северного ветра море ходило ходуном. Слава богу, в особняке нашлись лишнее шерстяное пальто, перчатки и шарф.

– Теперь он убьет Кабрала и Эшби? – спросил Сэм.

– Сеньор Кабрал мертв.

– Как?! Когда же он погиб?

Домоправитель невозмутимо кивнул в сторону покачивающейся сзади лодки.

– Он недооценил герра Торвальдсена.

Сэм, обернувшись, уставился на темную посудину, где лежали два трупа. Ему сразу не понравилось, что его под благовидным предлогом выпроводили из дома, и теперь он еще сильнее мучился от любопытства: о чем же совещаются Торвальдсен и Малоун? На вопрос о будущей участи Эшби верный слуга не ответил – и отвечать, похоже, не собирался, свято блюдя интересы хозяина.

Впрочем, Коллинз и без слов все понял.

– Эшби разыскивает сокровище, – медленно проговорил датчанин, – которое за долгие годы никто не сумел найти.

– Ну и что?

– На самом деле это очень важно. Пока не знаю, почему, но важно.

Малоун терпеливо ждал объяснений.

– Сэм прав в своих подозрениях. Тайное сообщество существует. Мои детективы подтвердили, что в Париже в последнее время регулярно встречаются пять человек. Но Сэму я ничего не говорил.

– Тот самый Парижский клуб?

Торвальдсен пожал плечами. Его лоб слегка блестел от проступившего пота, хотя в комнате было прохладно.

– Каждый имеет право встречаться с кем хочет, – заметил Малоун.

– Эти люди – другое дело. Они ставят эксперименты. В прошлом году они внесли дисбаланс в банковскую систему России. В Аргентине искусственно сбили цены акций, скупили по дешевке, затем провели обратную операцию – и продали с бешеной прибылью. Примерно то же они провернули в Индонезии и Колумбии. Действуют пока осторожно, будто прощупывают почву.

– И сильно они могут навредить? У государств крепкая защита финансовых систем.

– Не такая уж крепкая, Коттон, – возразил датчанин. – В основном это громкие слова, подкрепить которые большинству нечем. Особенно если преступники будут действовать целенаправленно. Обратите внимание, какие страны попали под удар – страны с жестким режимом правления, централизованной властью и ограниченными гражданскими правами. Где демократия либо в зачаточном состоянии, либо отсутствует вообще.

– По-твоему, это имеет значение?

– Имеет. Финансисты-заговорщики прекрасно разбираются в своем деле. Я проверял. У них все отлично организовано. – В голосе Торвальдсена звучала насмешка. – Элена Рамирес Рико собирала материал на Кабрала и Эшби. Я многое узнал об англичанине. Он убрал бы Элену более… изящно. Однако его компаньон устроил расправу на свой манер. Полагаю, Эшби не обрадовала бойня на площади, но… что сделано, то сделано. Главное – цель достигнута.

У Малоуна противно засосало под ложечкой.

– Ты собираешься его убить? Как Кабрала?

Друг молча смотрел на фотографии.

– Эшби неизвестно о сегодняшней вылазке сообщника, – наконец проронил он. – Иначе наш лорд понял бы, что выдан. Чтобы сохранить свой промах в тайне, Кабрал явился на дело сам.

Датчанин говорил машинально, словно все уже решил, однако за его словами чувствовалась недосказанность.

– Хенрик, объясни, что происходит на самом деле?

– История непростая, Коттон. И началась она в тот день, когда умер Наполеон Бонапарт…

ГЛАВА 16

Эшби ликовал. Наконец-то золото Роммеля на борту «Архимеда»! По первым прикидкам сокровище тянуло миллионов на шестьдесят-семьдесят евро, а то и все сто. Обманщик-корсиканец не ошибся. Слитки лучше поместить в ирландский банк, куда британским ревизорам не добраться. Обращать золото в наличку пока без надобности: цены на драгоценный металл растут и, согласно прогнозам, будут расти еще. Да, золото – отличное вложение. Если теперь ему срочно понадобится крупная сумма, ущемлять себя не придется, резервов достаточно.

Превосходный вечер!

Эшби вошел в большой салон. На столике между диванами стоял бокал с остатками рома – напоминание о госте. Пить из той же посуды, из которой пил гнусный мошенник?.. Эшби передернуло. Быстро схватив бокал, он вышел на палубу и выбросил его за борт. Чертов бюрократ хотел оставить себе золото да еще прикарманить миллион евро! Вел игру до последнего, невзирая на неминуемое разоблачение!

– Сэр!

Он обернулся. Перед ним стоял Гилдхолл.

– Вам звонят. Она…

Наконец-то! Телефон находился в смежной уютной комнате, отделанной полированным деревом, легкими тканями и мозаикой-маркетри. Опустившись в клубное кресло, Эшби взял трубку.

– Добрый вечер, Грэм, – сказала Элиза Ларок.

– Ты в воздухе? – спросил он по-французски.

– Да, еще летим. Синьор Мастроянни согласился подписать договор. Сейчас он внесет гарантийный депозит. Жди перевод.

– Интуиция тебя не подвела!

– Он чудесно впишется в нашу компанию. Мы только что славно побеседовали.

Да уж, убеждать Элиза Ларок умела. Три дня она расписывала Эшби в его поместье, какие сказочные перед ними откроются возможности. Он навел об «искусительнице» справки. Оказалось, что она из старинного богатого рода. Во время Французской революции ее корсиканские предки (мятежники, впоследствии ставшие аристократией) благоразумно покинули страну, но потом, выждав подходящий момент, вернулись. Он выяснил, что ее страсть – экономика. Что она защитила диссертации в трех европейских университетах. Что возглавляет семейные концерны, предпочитая активный стиль управления. Что занимает лидирующие позиции в сфере беспроводных связей, нефтехимической промышленности и торговле недвижимостью. Ее состояние, согласно оценкам «Форбс», составляло двадцать миллиардов. Эшби цифра казалась завышенной, однако сама Ларок никогда не опровергала заявлений журналистов. Жила она то в Париже, то на юге Франции в семейном поместье в долине Луары. Замуж, как ни странно, ни разу не выходила. Признавалась, что без ума от классического искусства и современной музыки. Довольно необычное сочетание…

Если же говорить о недостатках… Ларок скора на расправу. Убийство для нее – универсальное решение всех проблем.

Не то чтобы Эшби выступал против насилия, но к радикальным мерам прибегал только в крайних случаях. Например, как сегодня ночью.

– Хорошо провел выходные? – поинтересовалась Элиза.

– На любимой яхте. Наслаждался прогулкой по Средиземному морю. Нечасто мне выпадает такое удовольствие.

– Ох, Грэм, лодки для меня уж больно неторопливы.

У каждого из них имелись любимые игрушки. Ларок сходила с ума по самолетам. Эшби слышал о ее последнем приобретении.

– Приедешь на встречу в понедельник? – спросила она.

– Мы сейчас направляемся в Марсель. Оттуда и вылечу.

– Значит, скоро увидимся.

Он повесил трубку.

Они с Ларок по-настоящему сработались. В сообщество Эшби вступил четыре года назад, заплатив вступительный взнос в двадцать миллионов евро. К сожалению, с тех пор его финансовый портфель сильно потрепало, даже пришлось глубоко запустить руку в фамильный карман. За столь дурацкий рискованный поступок дед его высек бы. А отец сказал бы: «Ну и что? Бери больше!» Эта дихотомия во многом и стала причиной шаткости его нынешнего финансового положения. Оба почтенных джентльмена давно умерли, а он все пытался им угодить.

После разоблачения «Охотников за утраченными артефактами» он отдал все, что мог, – лишь бы Европол оставил его в покое. К счастью, не хватило улик, да и политические связи выручили. До тайной коллекции произведений искусства полиция не добралась. Жаль, драгоценное собрание нельзя внести в статью доходов.

Зато теперь у него солидный запас золота.

Проблема решена.

По крайней мере, на обозримое будущее.

На кресле рядом с ним лежала книга убитого корсиканца. «Наполеон. От Тюильри до острова Святой Елены». Стюард принес ее из салона вместе с портфелем, набитым евро.

Эшби взял книгу в руки.

Интересно, как ничем не примечательный ребенок из скромной корсиканской семьи сумел достичь таких высот? В период наивысшего расцвета в состав Французской империи входили сто тридцать департаментов, где проживали семьдесят миллионов подданных, армия насчитывала шестьсот тысяч человек, причем внушительное количество войск было размещено на территории Германии, Италии, Испании, Пруссии и Австрии. В результате победоносных походов Наполеон насобирал по завоеванным странам столько богатств, сколько за всю историю человечества никому собрать не удавалось: золото, серебро, картины, скульптуры, драгоценные камни, королевские регалии, гобелены, монеты – все конфисковывалось во славу Франции.

Правда, после битвы под Ватерлоо большую часть сокровищ пришлось вернуть.

Большую. Но не всё.

Об оставшихся у императора ценностях впоследствии сложили легенды.

Эшби открыл книгу на недавно прочитанной странице. Получив часть обещанного миллиона евро, Густав с удовольствием отдал ему свой экземпляр. Автор книги Луи Этьен Сен-Дени, служивший с 1806 по 1821 год у Наполеона камердинером, по доброй воле отправился с ним в ссылку – сначала на Эльбу, потом на остров Святой Елены. Он заботился о библиотеке, а также записывал все, что диктовал ему император: с годами почерк у Наполеона стал ужасным, поэтому почти все бумаги последних лет написаны рукой камердинера. Эшби не мог оторваться от записей Сен-Дени, особенно его заинтересовала одна из глав… Он перелистал страницы.

Крутой утес под названием остров Святой Елены вздымался над морем в тысячах километрах от западного берега Африки. Его Величество ненавидел этот крошечный, терзаемый ветрами и ливнями кусочек Британии. В 1815 году, впервые увидев свою тюрьму, император воскликнул: «Какой позор! Не самое веселое место… Лучше бы я остался в Египте». До самой смерти его мнение об острове Святой Елены не изменилось.

Однако, несмотря на бессчетные тяготы, Наполеона грело воспоминание о былом могуществе. «Все победы, – говорил он, – я посвятил своему народу, чтобы он стал величайшим во вселенной, превзойдя персов, греков, римлян и в военном деле, и в науке, и в искусстве. Таков был мой честолюбивый замысел. Красотой и плодородием Франция уже всех превосходила – кому же повелевать миром, как не ей? Поистине достойная замена Древнему Риму! И я дошел бы до конца, если бы мне не вставляли палки в колеса вредители, заговорщики, банкиры и безнравственные люди. Покорить огромную часть Европы и подчинить ее принципу единства права – тоже немалое достижение. Страны, управляемые просвещенным, справедливым, мудрым правительством, со временем поглотили бы другие государства и стали бы одной семьей. Я бы создал общество, где правит закон, а не произвол властей. Исчезли бы касты привилегированных, и каждый получал бы сообразно заслугам. Однако королям долговых расписок, наживающимся на жадности и глупости ближних своих, такое общество не понравилось. Я хотел избавить Францию от долгов, а они – ввергнуть ее еще глубже в пропасть. Займы не предназначены для текущих расходов, гражданских или военных. Стоит лишь немного задуматься, чтобы осознать, чем это чревато. И потому я боролся с порочной практикой. Деньги не должны влиять на решения правительства. В противном случае страну контролируют банкиры, а не глава государства, ибо рука дающего всегда выше руки берущего. У денег нет отчизны, а у финансистов – патриотизма и чести. Их единственная цель – нажива».

Эшби не догадывался, что у Наполеона такое предубеждение против займов. И до него, и после французские монархи легко поддавались соблазну набрать долгов, что лишь ускоряло их крах. Наполеон перед искушением устоял – и, вероятно, по той же причине звезда его славы сияла недолго. Вот такая ирония…

Он перелистнул пожелтевшие страницы и отыскал во введении занятную ссылку, добавленную в 1922 году профессором Сорбонны.

В 1856 году после смерти Сен-Дени личные вещи Наполеона, которые тот хранил в память о хозяине, по завещанию перешли в собственность города Санса. Два тома Флери де Шабулона с пометками императора на полях; два атласа с его карандашными записями; книга об итальянских кампаниях; «Королевства Меровингов. 450–751 гг. н. э.»; личные реликвии; мундир; кокарда; кусочек гроба святой Елены; ветка ивы, выросшей на могиле Наполеона. Последние слова камердинера были своеобразны: «Да не забудут дочери мои, что император облагодетельствовал их отца, а значит, их тоже. Большею частью того, что у меня есть, я обязан его доброте».

Часть даров Сен-Дени давно покинула Санс. Оба тома Флери де Шабулона. Оба атласа. Книга об итальянских кампаниях. А вот о «Королевствах Меровингов» Эшби ничего не слышал…

Может, в этой книге и скрыт ответ на его вопрос?

ГЛАВА 17

Дания

В комнату сына Торвальдсен пришел собраться с силами. Пора действовать. Он долго обдумывал каждый шаг, каждую мелочь, прикидывал возможные варианты развития событий – и вот все готово. Осталось лишь заручиться поддержкой Коттона Малоуна. Он даже хотел позвать свою старую приятельницу Кассиопею Витт, но в последний момент отказался от этой мысли. Она принялась бы его отговаривать, предлагать другие пути решения… В отличие от Малоуна. Тот поймет. Особенно после того, что пережил за последние две недели.

– Наполеон тихо умер в седьмом часу вечера пятого мая тысяча восемьсот двадцать первого года, – начал датчанин. – Как заметил один журналист, император угас, будто огонек лампы. Сперва его похоронили на острове Святой Елены, но в тысяча восемьсот сороковом году перевезли в Париж. Теперь он покоится в Доме Инвалидов. Некоторые считают, что Наполеона отравили, понемногу подсыпая в пищу яд. Некоторые уверены, что он умер своей смертью. Впрочем, наверняка никто не знает. Да это и неважно.

Его взгляд упал на полку, на свернутый хвост воздушного змея, которого они с Каем запускали много лет назад солнечным летним деньком. На душе вдруг потеплело… Давно он такого не испытывал. Чудесное, непривычное чувство.

Собравшись с мыслями, Хенрик продолжил рассказ:

– Награбил Наполеон столько, что в голове не укладывается. По пути в Египет он захватил Мальту, откуда вывез монеты, предметы искусства, серебряную посуду, драгоценности, а у мальтийских рыцарей забрал золота на пять миллионов франков. Говорят, все трофеи утонули во время Абукирского морского сражения. Правда, странно, что мы даем битвам названия, будто эпическим трагедиям? В августе тысяча семьсот девяносто восьмого года, когда англичане разгромили французский флот, погибли тысяча семьсот моряков! И мы «озаглавливаем» битву, словно какую-то книжку.

Он горько усмехнулся и на время умолк.

– Считается, что мальтийские сокровища ушли на дно с одним из кораблей, но точно никто не знает. И таких историй полно. Французская армия потрошила дома, замки, казну завоеванного государства… Даже Ватикан не миновал этой участи. Никому, кроме Наполеона, не удавалось так успешно присваивать церковные богатства. Часть добычи официально переправлялась во Францию, часть пропадала неизвестно где. Инвентаризации тогда толком не проводили. Ватикан утверждает, что некоторые ценности до сих пор не найдены.

Торвальдсен говорил, говорил, а сам мысленно боролся с призраками, населявшими священное для него место. Сколько радости могла бы принести жизнь, но все пошло прахом. Как он мечтал, чтобы Кай унаследовал положенное ему по рождению! Однако сын предпочел для начала поработать на государственной службе. Юношеский пыл… Торвальдсен в молодости и сам вдоволь попутешествовал по свету. Тогда мир казался другим… Беспечно обедающих посетителей кафе тогда не убивали…

– Перед смертью Наполеон составил длинное завещание с подробным раскладом, кому что причитается. Общая сумма завещанного составила около трех миллионов франков. Большую часть так и не выплатили – не было денег. Помимо личных вещей, которые несчастный изгнанник взял с собой на остров Святой Елены, у него почти ничего не оставалось. Однако, если почитать завещание, можно подумать, будто опальный император – человек состоятельный. Заметь, живым его с острова никогда не выпустили бы!

– Не понимаю, почему англичане его просто не убили, – сказал Малоун. – Человек он был опасный. Вспомни, какую кашу он заварил в Европе, когда сбежал с Эльбы.

– Верно. Многие удивились, когда император сдался в плен англичанам. Вообще он хотел уехать в Америку, его почти отпустили, однако в последний момент передумали. Ты прав, он был опасен, а людям надоели войны. Но если бы Наполеона убили, то возникли бы другие проблемы. Например, его записали бы в мученики. Даже после разгрома при Ватерлоо у императора оставались поклонники и в Англии, и во Франции. Впрочем, есть и другая причина…

В зеркале над комодом Хенрик мельком увидел отражение своего лица: в кои-то веки его глаза лучились энергией.

– Говорят, англичане надеялись выведать у него один секрет. О пропавших сокровищах. Англия сильно нуждалась в деньгах, слишком дорого ей обошлись наполеоновские войны. Потому императора оставили в живых.

– Хотели заключить с ним сделку?

Датчанин пожал плечами.

– Скорее надеялись, что Наполеон случайно выдаст тайник.

– Я читал о его жизни на острове Святой Елены, – вспомнил Малоун. – О борьбе между опальным императором и генералом Хадсоном Лоу. Борьбе характеров. Спорили даже об обращении: англичанин упрямо называл его «генерал», в то время как остальные обращались к Наполеону «Ваше Величество». После смерти узника Лоу потребовал, чтобы французы выбили на могильном камне не «Наполеон», а политически нейтральное «Наполеон Бонапарт». В результате могила осталась безымянной.

– Да, Наполеон – фигура неоднозначная, – проговорил Торвальдсен. – Его завещание, написанное за три недели до смерти, составлено очень тщательно. Своему камердинеру Сен-Дени он завещал сто тысяч франков, а кроме того, велел тщательно хранить том «Королевства Меровингов. 450–751 гг. н. э.» и еще четыреста любимых книг из личной библиотеки, пока Наполеону-младшему не исполнится шестнадцать. Сын императора жил в Австрии практически в заточении, поэтому отцовских книг так и не увидел. В двадцать один год он умер.

В голосе Хенрика звучал гнев. Согласно свидетельствам, при всех своих недостатках Наполеон горячо любил сына. Ради возможности иметь законного наследника он развелся с бесплодной Жозефиной и женился на Марии-Луизе Австрийской. Мальчику исполнилось всего четыре, когда отца сослали на остров Святой Елены.

– Считается, что в книгах содержится ключ к тайнику с бесценными сокровищами, которые Наполеон приберег для себя. Якобы прятал он их лично. – Торвальдсен выдержал паузу. – Коттон, у императора был план. Он явно на что-то надеялся. Ты прав, во время заточения между ним и Лоу шла борьба, но победу не одержал ни тот, ни другой. Я уверен, что самое важное Наполеон завещал преданному камердинеру Сен-Дени.

– Мне неясно одно: какое отношение Наполеон имеет к Грэму Эшби?

– Эшби ищет тайник.

– С чего ты взял? – недоверчиво взглянул на друга Малоун.

– Просто знаю. Верь мне на слово. Эшби нужен наполеоновский клад. Точнее, Парижскому клубу и его основательнице Элизе Ларок. Именно она предоставила англичанину информацию, необходимую для поиска сокровищ.

Датчанин перевел взгляд с комода на кровать. Когда-то здесь спал Кай…

– А это обязательно? – спросил Малоун. – Может… ну его?

– А разыскивать твоего отца было обязательно?

– Тут другое дело. Я не собирался никого убивать.

– Но ты ведь хотел его найти?

– Хенрик, прошло много времени. Пора поставить точку. – В голосе Малоуна сквозила печаль.

– В тот день, когда хоронили Кая, я поклялся, что выясню о его гибели все!

– Я еду в Мексику! – с радостно горящими глазами объявил Кай. – Меня назначили заместителем консула.

Несмотря на явный восторг сына, Торвальдсен все-таки спросил:

– И когда вернешься? Не забывай о семейных предприятиях, я должен передать тебе дела.

– Можно подумать, ты дашь мне право голоса.

Отец восхищался Каем. Видный парень! Широкие плечи, прекрасная осанка, гибкое, как у спортсмена, тело. Прозрачно-голубые глаза сын унаследовал от него: взгляд сначала кажется мальчишеским, потом присмотришься – нет, взрослый взгляд зрелого мужчины. А сколько в сыне от Лизетты!.. Порой Торвальдсену чудилось, будто он вновь говорит с женой.

– Разумеется, дам. Я не прочь уйти на покой, – признался он.

Кай рассмеялся.

– Па, ты никогда не уйдешь на покой.

Когда-то Хенрик объяснил сыну то, что объяснил ему в свое время отец: разобраться в человеке можно, узнав, чего он хочет от жизни. А Кай знал его как свои пять пальцев.

– Ладно, еще год на государственной службе, а потом – домой, – предложил он. – Договорились?

Боже, как он теперь раскаивался!

«Еще год…»

Датчанин поднял глаза на Малоуна.

– Коттон, Амандо Кабрал убил мое единственное дитя. Кай мертв. Грэм Эшби тоже ответит за его смерть.

– Так убей англичанина – и дело с концом.

– Нет, этого мало. Для начала я отниму у него самое дорогое. Унижу. Опозорю. Пусть страдает. Страдает изо дня в день, как страдаю я. – Он умолк, а потом добавил: – Но без тебя мне не обойтись.

– Я с тобой. – В знак поддержки Малоун сжал плечо Торвальдсена. – Кстати, что там с Сэмом и его Парижским клубом?

– Клубом мы тоже займемся. Пропустить такое нельзя. Мне любопытно, что они затевают. О клубе Сэму известно в основном от своего парижского приятеля. Навестите-ка этого парня и выясните, что удастся.

– А потом? Ты хочешь убить всех участников?

– Нет. Я хочу вступить в клуб.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 18

Париж, Франция

13.23

Париж… Переменчивый, оживленный. Восхитительное сочетание старины и современности.

За это Малоун и обожал французскую столицу. Его не раз отправляли сюда по работе от группы «Магеллан», так что средневековые улочки были ему хорошо знакомы. Однако нынешнее задание его не радовало.

В первой половине дня они с Коллинзом вылетели из Копенгагена в Париж, а из аэропорта имени Шарля де Голля отправились на такси в Пятый округ, в шумный Латинский квартал. Район так окрестили несколько веков назад, когда на прилегающей к университету территории разрешалось говорить только на латыни. Отменил это правило в числе прочих нововведений Наполеон, но название осталось. Остался и прежний дух: по сей день здесь собираются творческие люди, мыслители, по булыжным мостовым спешат толпы студентов… А туристов влекут сюда атмосфера и обширный выбор магазинов, кафе, галерей, книжных киосков, ночных клубов.

– Как ты познакомился с тем парнем? – спросил Малоун Сэма.

– Пересеклись в Интернете. – И Коллинз принялся рассказывать о Джимми Фоддрелле.

В Париж американец Джимми приехал изучать экономику, да так после учебы и остался. Три года назад создал сайт GreedWatch.net, который вскоре стал популярен среди сторонников мистических течений и поклонников теории заговора. Не так давно в поле его пристального внимания попал Парижский клуб.

«Никогда не знаешь, куда тебя выведет, – сказал другу накануне Торвальдсен. – Откуда-то же Фоддрелл черпает информацию. Возможно, найдется что-нибудь для нас интересное».

Возразить было нечего, пришлось ехать во Францию.

– Фоддрелл защитил в Сорбонне диссертацию по экономической теории глобализации, – объяснил Сэм.

– А потом чем занялся?

Они стояли у приземистого – как считалось, старейшего в Париже – храма, церкви Сен-Жюльен-ле-Повр. По правую сторону улицы Галанд тянулся ряд живописных старинных домов, один из самых чудесных пейзажей Левого берега. Слева, по другую сторону оживленного бульвара и невозмутимых вод Сены, высился собор Парижской Богоматери, у подножия которого толпились приехавшие на Рождественские праздники туристы.

– Не знаю, – ответил Коллинз. – По-моему, Джимми целиком поглощен своим сайтом и всемирным экономическим заговором.