Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 331 страниц)

Глава 68

Анджело пригрозил, что вообще никуда не пойдет, если услышит еще хоть слово о первом причастии Фрэнки. Кэтлин накупила сыну кучу обновок, видимо собираясь поразить всю публику.

– Чем плох старый костюм? – сердито буркнул Анджело.

– А чем хорош? – огрызнулась в ответ Кэтлин. – Ребенку нужны ботинки, чулки и белый воротник. Все остальные тоже должны выглядеть прилично, ты в том числе.

– Ты ограбила банк? Где мы все это возьмем? – возмутился Анджело. – Я, знаешь ли, не печатаю деньги.

– Зато пропиваешь изрядное их количество. Я кое-что откладывала на праздничный обед и подарки. Хочу показать семье, что мы не скряги какие-нибудь и у нас все как полагается. Для Фрэнки этот день – особенный.

И почему только женщины обожают стоять на коленях в старом соборе, где воздух тяжел от ладана, священники облачены в белое, а свечи мерцают в темных углах, отбрасывая блики на статуи? Когда Анджело слышит латынь, его пробирает мороз по коже. Это совсем другой язык, отличный от итальянского – живого, горячего, страстного, такого, который прорывается через всю улицу, когда скандалят соседи.

Анджело посмотрел на своих детей: Фрэнки, аккуратный тихоня, начал читать слова на афишных тумбах еще до того, как пошел в школу, а Джеки, его братишка, уродился неугомонным сорванцом. Младшенькая, Патти, без устали цокала железными подметками на старых башмаках и сводила всех с ума своими проказами, пока Анджело пытался слушать Карузо на древнем граммофоне, взятом в кредит.

Кэтлин подняла из-за граммофона страшный шум.

– Анджело, мы не можем позволить себе такие вещи! Нам еще платить за костюм Фрэнки к первому причастию.

– Мог бы обойтись сорочкой и брюками. Я не желаю, чтобы мой сын часами торчал в церкви. Мальчишке нужен свежий воздух и уличные драки, а ты хочешь вырастить из него жеманную девицу. Как только ирландские попы доберутся до его безгрешной души…

– Чем тебе не угодил отец Рейген?

– А чем угодил? Хочет, чтобы Фрэнки в этом-то возрасте пел в церковном хоре! В прежние времена нас, итальянцев, едва пускали на порог старого собора Святого Патрика, а теперь гляди-ка, мой сын будет стоять на хорах с ирландцами!

– Между прочим, он наполовину ирландец!

В гневе Кэтлин могла наповал сразить мужа одним словом, поэтому Анджело поспешил прочь, сыпля ругательствами себе под нос. Их ссоры с Кэтлин напоминают летнюю грозу: только что сверкала молния и гремел гром, а в следующую минуту уже льет теплый ливень.

Кое-какие денежки из тех, что приносила подпольная винокурня, Анджело оставлял себе, но всякий раз ноги отчего-то несли его в питейное заведение, насквозь пропитанное сигаретным дымом, где он играл в карты и опрокидывал стопку за стопкой. Правда, это развлечение дорого ему стоило: дома приходилось выворачивать карманы. Если Анджело приносил много денег, вечер продолжался мирно, если же карманы были пусты, жена с ним не разговаривала.

В воскресенье Кэтлин увела детей в церковь на мессу.

Теперь еще придется изображать рьяную веру, – с досадой думал Анджело о предстоящей церемонии, – восторгаться детскими нарядами и новыми четками, за которые большинство семей не расплатится до конца года.

Сам он ходит в церковь только на Рождество и Пасху, хотя отец Бернардо часто справляется о нем и вздыхает. Зато Анджело до сих пор чтит пятнадцатое апреля и рассказал детям все о «Титанике». Он и Кэтлин возили детей к Мемориальному маяку, сооруженному в память жертв катастрофы. Черный шар, установленный на верхушке маяка, каждый день ровно в тринадцать ноль-ноль падает вниз, отмечая точное время гибели печально известного лайнера. Фрэнки, Джек и Патриция знают про Марию, маленькую Алессию и мамину сестру, тетю Лу, – знают, что они погибли, так как спасательных шлюпок на всех не хватило.

Каждый год Анджело достает маленькую пинетку, обшитую кружевом: он до сих пор считает, что это башмачок его дочки. С годами все труднее верить, что Алессия жива, но порой, думая о ней, Анджело проливает скупую мужскую слезу, и это всегда злит Кэтлин.

Нередко он чувствует полный упадок сил. В лавке приходится таскать тяжелые ящики, с Анджело ручьем льется пот и ломит спину. Чтобы облегчить боль, он прикладывается к бутылке. В последнее время они экономят каждый цент, живут буквально на одном супе. Анджело в шутку называет жену «Суповой королевой Нижнего Манхэттена». Никто, кроме нее, не способен превратить ложку мясного бульона в большую кастрюлю наваристого супа, и все же дети едва ли ложатся спать сытыми.

Иногда они ходят гулять в Батарейный парк, где смотрят на огромные пароходы, которые покидают Нью-Йоркскую гавань, проплывая мимо статуи Свободы.

– Теперь вы – americani, – повторял Анджело сыновьям, наставив на них палец. – Эта большая страна работает на вас. Не обращайте внимания, если кто-то будет вас обзывать. Вы родились настоящими американцами. Играйте в футбол, бейсбол, делайте что угодно, только держитесь подальше от ирландских попов. Церковь – это cosa femminile. Слышишь меня, Франческо? Церковь – для женщин.

В день конфирмации Фрэнки проснулся в четыре часа утра. Ему велели поститься с полуночи, ничего не есть и не пить, пока святые дары не коснутся его уст. Анджело пришел в ярость. Ребенок еще слишком мал, нельзя лишать его даже воды!

– Сегодня у меня особенный день, папа, я его очень долго ждал. А я почувствую, когда на меня снизойдет Господняя благодать? – Фрэнки, аккуратно разложивший одежду на постели, поднял глаза.

Анджело устыдился своего маловерия.

– В этом костюме ты похож на принца. Что это? – Он взял в руки широкий воротник тончайшего кружева. – Откуда это у тебя?

– Из Италии. Тетя Анна сохранила его для своих сыновей. А раньше он принадлежал дяде Сальви. Мама его выстирала.

Анджело провел рукой по воротнику, внимательно разглядывая изящную кружевную вязь. В детстве у него тоже была похожая вещь, однако не воспоминание заставило его глаза наполниться слезами, а узор – такой же, как на кружевной манжете крохотной пинетки. Нет сомнений, и то и другое сплетено в его родной деревне. Только-только начал он забывать о своем горе, как получил новое напоминание. Может быть, это знак?

Глава 69

От усталости Мэй валилась с ног. Стоял теплый денек, на рынке шла бойкая торговля, а Селвин с самого утра был не в духе. Он сидел на кухне и занимался починкой мотоциклета.

– Уберите со стола эту промасленную тряпку, мистер Форестер, тут вам не гараж, – не выдержала Мэй, глядя на испачканный пол.

– Не тарахти, женщина! – отрезал Селвин. – Не дом, а базарная площадь какая-то, ни минуты покоя.

Для Мэй Селвин – точно раскрытая книга. Сегодня у него выдался один из «черных» дней. Стоит ему выпить пинту-другую пива, как он начинает на чем свет ругать правительство: жилья для героев войны не хватает, страну довели до крайности и так далее. Чем больше Селвин пил, тем агрессивнее и убедительнее становился. От Мэй требовалось все ее мужество, чтобы в одиночку заходить в пивную и сообщать Селвину о том, что ему пора отрывать зад от стула. Она ненавидела грязные заплеванные забегаловки, где воняло табачным дымом и прокисшим пивом, как ненавидела и этот пустой, остекленелый взгляд печальных глаз Селвина.

В душе, однако, Мэй не злилась, интуитивно чувствуя его горе и боль, отчасти представляя потерянный Селвином мир. После войны он так и не вернулся на работу в юридическую контору в Бирмингеме. Мэй часто заставала Селвина неподвижно застывшим и смотрящим в поле, где паслись его старые лошади.

– Вот и меня списали со счетов, как бесполезную дряхлую клячу, – бормотал он.

– Как тебе тот парень, что обедал у нас в воскресенье, Макадам? – спросил он у Мэй в то жаркое утро. – По-моему, неплохой человек и явно положил глаз на мою сестру. Правда, в мужчинах она не больно-то разбирается.

Молодой Макадам нравился Мэй. Он прекрасно ладил с детьми. Родди, который стал учеником Денстонской приготовительной школы и всю неделю, кроме выходных, проводил в интернате, ловил каждое его слово. Селеста переписывалась с Арчи Макадамом и уже рассказала Мэй об их знакомстве на борту парохода, шедшего в Ливерпуль.

– А ты, значит, так и не рискнул взять себе жену? – как-то спросила Мэй Селвина, зная, что во время приступов депрессии этот человек невыносим, хотя по-своему симпатичен, особенно сейчас, когда шрамы от ожогов на лице зажили.

– Кому я нужен? Я даже на работе удержаться не могу. Да и к чему плодить детей в этом гнусном мире?

– Что уж тогда говорить обо мне, – усмехнулась Мэй, скрестив руки на груди.

Селвин посмотрел на нее и расхохотался.

– Вот что мне в тебе нравится: крепкая северная злость. Родди и Элла – отличные ребятки, можешь гордиться дочерью. Да ты и сама вполне еще хороша, если, конечно, кому-то нравятся такие вздорные бабенки.

– Мне принять эти слова как комплимент? – подначила Мэй.

– Как пожелаешь, только не приставай ко мне, дай спокойно похандрить.

Между ними установилась странная дружба: Мэй и Селвин то и дело подтрунивали друг над другом, отпускали шутки и остроты. Иногда эти отношения вызывали у Мэй смутную тревогу, заставляли желать большего.

С тех пор как Мэй переехала в Ред-хаус, минуло больше года, а она еще толком не изучила характер Селвина. То он выглядел отчужденным и замкнутым, а то вдруг делался разговорчивым и, казалось, был готов поделиться с ней всеми секретами. Война изломала столько жизней… Если бы Джо остался в Англии, он бы одним из первых записался в добровольцы. Возможно, сейчас от него осталась бы только медная табличка с фамилией на памятнике.

Селвин уцелел в пекле войны, и часть его натуры протестовала против этого. Он никогда не говорил ничего такого – как можно? – однако его чувства были слишком хорошо знакомы Мэй, и это придавало ей терпения и храбрости. Закончив с покупками, она отважно заходила в пивную и требовала, чтобы он шел за ней. Даже мертвецки пьяный, Селвин, приподняв шляпу, как настоящий джентльмен, послушно брел к выходу на заплетающихся ногах. «Моя вер-рная подруга, на войне со мною ря-адом, без нее мне никуда-а!» – затягивал он песню.

Мэй старалась сдержать улыбку, но не могла не признать, что тягаться с Селвином ей не под силу: он умен, образован и наделен отличным чувством юмора.

Селвин не просто отвозил Мэй домой с рынка – машину он вел так, будто выпускал пулю из винтовки: яростно взметал пыль, мчась вверх по холму, затем сворачивал налево и гнал по Бертон-роуд к Стритэю. Во время таких поездок Мэй молилась, чтобы на дороге не было телег и встречных автомобилей. Дома Селвин приносил все покупки на кухню, а она готовила ему чашку кофейного напитка из цикория. Порой их общение этим и ограничивалось до следующей недели.

Мэй наливала себе чай и относила поднос в свою комнату, которая прежде служила утренней столовой. По утрам в ней было много солнечного света, по ночам царили тепло и уют, и Мэй без опаски оставляла на столике начатое кружево и все инструменты, зная, что здесь их никто не тронет.

Селеста постоянно была в разъездах – подыскивала себе работу. «Теперь, когда Родди устроен, мне пора найти занятие вне дома, – сказала она Мэй. – Вверяю дом и сад в твои умелые руки, а черную работу можешь оставить миссис Аллен. Моя же обязанность – поддерживать корабль на плаву». Ее слова звучали весьма загадочно.

Мэй признавала, что роль хозяйки ей нравится. Она привела сад в порядок, восстановила цветочные бордюры и обустроила тенистую беседку, где с удовольствием отдыхала с книгой в жару. Казалось, тот нервный срыв случился с ней давным-давно, однако все еще бывали ночи, когда Мэй мучилась бессонницей и прежние страхи теснили грудь.

Элла быстро росла, черты ее лица становились все более изящными, а грива черных кудрей – все гуще и непокорней. У нее было много подруг, она участвовала во всех школьных затеях, а в сарае стояла целая коллекция ее эскизов и картин. Откуда в ней творческая жилка? Мэй понимала, что уже никогда не узнает этого, хотя в предрассветные часы терзалась размышлениями. Сколько можно лгать ей, отделываться полуправдами? Сколько нужно, – отвечала она самой себе. – Успокойся и спи, если не хочешь опять очутиться в сумасшедшем доме. Прекрати изводиться по поводу того, чего все равно не изменить. Уже поздно открывать правду. Кто теперь поверит в твою историю?

Глава 70

Ежегодный летний прием на лужайке теологического колледжа всегда был главным событием для обитателей Соборного двора. На этот раз Селеста появилась перед публикой в новом кремовом платье из хлопка, с кружевным лифом и манжетами. В такой чудесный денек грех не надеть обновку и не продемонстрировать гостям последнюю моду на чуть более укороченный подол.

На этом приеме Селеста сопровождала отца. Каноник Форестер с удовольствием угощался послеобеденным чаем, наблюдал за состязаниями по теннису и кеглям и отдыхал на скамеечке в компании других священников, вышедших на покой.

Селеста улыбнулась. Сколько таких же приемов ей пришлось вытерпеть в юности! Как все это знакомо, как по-английски, словно и не было ужасной войны. Многих уже нет, многие студенты погибли, и от них остались лишь имена на мемориальной табличке. Но сегодня для всех праздничный день, когда полагается нежиться на солнышке. Дамы прячут лица под зонтиками или широкополыми шляпами, чтобы сохранить благородную бледность или – как, например, она, – чтобы не темнели веснушки.

Родди предпочел остаться дома с Мэй и Эллой и теперь наверняка пристает к Селвину. Брат вообще никуда не выходит, за исключением пивной. К большому огорчению отца, он не посещает службы в соборе, однако его тоже можно понять. У одних людей война укрепила веру, у других – разрушила.

После бегства Селесты на родину прошло почти два года. Как быстро летит время! Она до сих пор боится любой бумаги с американским штемпелем. От адвокатов Гровера ничего не слышно; впрочем, это вовсе не означает, что однажды ее муж не явится на порог как снег на голову. Что тогда будет, даже думать не хочется.

Какая-то часть ее души жаждет продолжить дело, за которое она боролась, будучи сторонницей движения суфражисток. В Англии введено частичное право голоса для женщин, но только тех, кто старше тридцати пяти лет и владеет собственностью. Боевой дух движения угас. Многие женщины двинулись своим курсом, поступили в университет или устроились на работу, однако Селесте такие варианты не подходят. По правде говоря, теперь, когда Мэй полностью взяла хозяйство в свои руки и отлично справляется с помощью миссис Аллен, приходящей прислуги, Селесте дома и делать нечего.

Она наткнулась в «Таймс» на одно весьма интересное объявление и даже подготовила резюме, но тут же решила, что из этой затеи все равно ничего не выйдет, и забыла отнести письмо на почту. Еще совсем недавно все силы мятежной души Селесты были направлены на то, чтобы избавиться от тирании Гровера и обеспечить безопасность сына. Сейчас Родди проводит в школе всю неделю, хотя находится недалеко, в нескольких часах езды. Селеста охотно держала бы его при себе в Личфилде, однако все мужчины семьи Форестер испокон века обучались в приготовительной школе в Денстоне. Отец и брат настаивали, что там Родди получит прекрасное образование, которое поможет ему найти хорошую работу и устроиться в жизни. Селеста, в свою очередь, в этом так не уверена: у мальчика очень переменчивая натура.

Селеста с наслаждением ощущала тепло солнечных лучей, прохладную хрусткость накрахмаленного кружева, сладкий аромат роз из сада, спускавшегося по склону к самому пруду, где солнечный свет разбивался на миллионы зеркальных осколков. Селеста чувствовала, что возвращается к жизни, к вкусам и запахам, что вновь способна слышать звон бокалов, искренний смех, шумные поздравления победителю теннисного турнира. Взор Селесты радовали белоснежные скатерти, которыми были накрыты столы, ломившиеся от сэндвичей, кексов, сдобных булочек и чайных чашек с золотыми и малиновыми ободками. Впервые за долгие годы она испытывала покой на сердце. Наконец-то ее отпустил страх, бесконечный страх обронить лишнее слово, подвергнуться осуждению и критике. Здесь для всех она – просто овдовевшая дочь каноника…

Селеста собралась перейти в тень парусинового навеса и вдруг поймала на себе чей-то взгляд. Молодой широкоплечий мужчина в спортивном пиджаке смотрел на нее, улыбаясь от уха до уха. У Селесты екнуло сердце. Не может быть! Тут, на лужайке Богословского колледжа… Арчи Макадам?

Он приподнял соломенное канотье в шутливом поклоне.

– Добрый день, миссис Форестер. Я надеялся вас найти.

Селеста застыла с раскрытым ртом, чувствуя, как к щекам прилила кровь.

– Каким ветром вас сюда занесло?

– Я приехал с другом, Тимом Безуиком, прогуляться по окрестностям.

– Мы ведь много раз показывали вам собор.

– В предыдущие визиты мне так и не удалось посмотреть Личфилд.

В эту минуту к ним приблизился каноник Форестер под руку с директором колледжа, Лоуренсом Филипсом.

– Вот молодой человек, о котором я тебе говорил, Бертрам. Макадам – отставной морской офицер, выпускник Оксфорда, специалист по классической филологии. Он намерен присоединиться к нам. Не забывай, количество студентов растет, нам нужны преподаватели.

Возникла небольшая пауза, пока до Селесты дошел смысл его слов.

– Вижу, вы уже знакомы, – произнес пребендарий Филипс с лукавым прищуром.

– Мы с мистером Макадамом встретились на пароходе, который плыл в Англию. Мистер Макадам обучает Родди игре в шахматы… по переписке, – пролепетала Селеста, с головой выдав свое смущение.

– В самом деле? Что ж, не будем мешать вашей встрече, – заявил директор и повел каноника Форестера к гостям, решив принять эстафету у супруги, которая как раз удалилась в противоположную сторону.

– Скажите что-нибудь, Селеста, – попросил Макадам. – Кажется, мои новости пришлись вам не по душе.

– Для меня довольно неожиданно, что вы решили принять духовный сан, – резко выпалила она.

Арчи расхохотался.

– Нет-нет, я вовсе не собираюсь становиться священником. Буду учить студентов греческому и латыни, вот и все.

– Не знала, что вы преподаете, – пробормотала Селеста.

– Тогда скажу кое-что еще, чего вы обо мне не знаете. Я только что прошел курсы переподготовки. Всегда хотел вернуться к преподаванию.

– До войны вы преподавали?

Макадам кивнул.

– Не удивляйтесь. Думаю, тот факт, что в Оксфорде я выступал за университетскую команду по теннису и крикету, помог решить вопрос в мою пользу. Я войду в преподавательский состав уже в осеннем семестре. Мы с вами будем практически соседями.

Самоуверенность Арчи почему-то возмутила Селесту. Стереть бы с его лица эту противную улыбку, а то еще вообразит себе бог знает что!

– Нет, не будем. В скором времени я получу работу, – брякнула она первое, что пришло на ум.

Лицо Арчи вытянулось, целых пять секунд он удрученно смотрел на нее.

– Надеюсь, вы не уедете далеко, ведь здесь ваш отец и Родди. Успокойтесь, я не намерен вам надоедать. Я сразу вижу, когда для кого-то я нежеланный гость.

– Дело не в этом… Я была потрясена, увидев вас… решила, что мне показалось. – Селеста мучительно старалась скрыть охватившее ее смятение. – Спасибо, что пишете Родди в школу, это очень любезно с вашей стороны.

– По себе знаю, как одиноко бывает мальчишке на первом году в новой школе. Судя по всему, он вполне освоился. Я не получал от него писем уже несколько недель, ведь сейчас каникулы. Я надеялся, вы тоже мне обрадуетесь.

– Приятно встретить в толпе знакомое лицо.

– Очень дипломатичный уход от вопроса. Я всегда хотел познакомиться с вами поближе. Представилась возможность, вот я и воспользовался ею… по чистой случайности. – Помолчав, Макадам добавил: – Хотя нет, не совсем.

– Мне нужно время подумать. Все так сложно…

Пора сказать ему, что она никакая не вдова и у нее есть муж, прояснить все раз и навсегда.

– В чем же сложность? Мужчина знакомится с женщиной и ее сыном на пароходе, они долго переписываются, потом мужчина приезжает с визитом. Что в этом дурного?

– Извините, со мной хочет поговорить супруга директора, – пискнула Селеста и улизнула.

– Трусишка! – крикнул Арчи ей вслед, приподняв шляпу. – До скорой встречи!

Черта с два! – мысленно выругалась Селеста.

Селеста поспешно приблизилась к миссис Филипс и под каким-то легкомысленным предлогом завела с ней беседу. Нужно как можно скорее отделаться от Арчи, от его улыбки, лучащейся уверенностью, выбросить из головы его фигуру, серо-зеленые глаза, избавиться от ощущения бабочек, порхающих в животе, которое она испытала при встрече с ним. Селеста только-только все устроила, и вот он является в Личфилд и сбивает все планы!

Селеста инстинктивно чувствовала, что этот молодой человек способен создать в ее жизни массу новых трудностей. Как ни крути, остается только одно: нужно найти резюме, которое она составила, и поскорее его отправить его. Надо покинуть город.