Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 230 (всего у книги 331 страниц)

Бросив эти слова, я пересекаю стапель-палубу. Джейми провожает меня до двери в надстройке с табличкой «Только для первого и второго классов». Где-то там сундук миссис Слоан, до которого я должна добраться прежде, чем он отправится в багажное отделение. К тому же я начинаю мерзнуть, но просить пальто у моего осла-братца не стану.

– Ты не можешь пойти туда, – шипит Джейми за моей спиной.

– Смотри сам. – Гнев придает мне сил, и я тянусь к дверной ручке.

По другую сторону двери возникает матрос, предупреждающе выставивший руку. Очередное препятствие на моем пути.

– Вход только для пассажиров высших классов.

Взгляд Джейми жжет мой затылок. Но вместо того чтобы подарить мне чувство безопасности, чертов взгляд подталкивает меня вперед.

6

Я вспоминаю приказной тон миссис Слоан, чувствуя, как бешено стучит кровь в висках.

– А я и есть пассажир первого класса, только, судя по всему, я заблудилась. Как пройти на палубу B? – Я задерживаю дыхание, надеясь, что мой обман сработает, хотя бы для того, чтобы добраться до сундука миссис Слоан.

Лицо матроса оттаивает.

– О, прошу прощения, мадам. – Позволяя мне пройти, он закрывает дверь перед Джейми, отрезая его от моего взгляда. Затем вытягивает руку, указывая в сторону библиотеки. – Идите в эту дверь, а потом далее, пока не увидите огромную лестницу. Палуба B этажом выше.

– Спасибо.

Дверь ведет в безупречный коридор с выложенным восьмиугольной плиткой полом. Неужели мне и впрямь удастся просто влететь в первый класс? Каждая жилка в моем теле кричит «остановись», но ноги продолжают идти вперед. Пятна света от позолоченных выпуклых светильников ложатся на меня. Мои шаги эхом отражаются от отделанных панелями стен, двери в которых встречаются в два раза реже, чем в третьем классе.

Восторг, испытанный мной при встрече с Джейми, уступает место давящему ощущению в висках, от которого кажется, будто мой мозг сжался до размера ореха. Хорошо, что я здесь. Проводя целый день в трюме корабля, легко спутать черное с белым. Что ж, я заставлю его увидеть все в верном свете.

Спустя приблизительно сорок шагов я замечаю, что коридор расширяется, превращаясь в открытое помещение с похожей на приливную волну лестницей, опоясанной деревянными перилами, на мой взгляд, излишне резными, чтобы быть надежной опорой. У подножия лестницы лукавый херувим, похоже, насмехается надо мной, словно говоря: Я вижу, кто под вуалью, ты, фальшивка.

Я проскальзываю мимо него. Рыбак рыбака, чертенок.

Люди глазеют на меня, и я понимаю, что первый класс так же не умеет сдерживать любопытство, как и третий. На самом деле здесь на меня глазеют пристальнее, словно имеют на это право.

Уровнем выше лестница переходит в людное фойе, где хорошо одетые господа и дамы прогуливаются среди изысканной мебели, как стайки экзотических рыб в коралловых рифах в сопровождении обычной рыбы, в ливреях серого и черного цветов. Некая дама сбрасывает меховое манто на тоненькую горничную, которая от неожиданности чуть не роняет из рук бокалы с вином. Помню ли я те дни, когда и сама была чем-то средним между вешалкой и кофейным столиком?

Люди здесь двигаются неспешно, словно в их распоряжении все время мира, в отличие от третьего класса, где привыкли ничего не тратить попусту, особенно время. Даже стюарды в своих коротких черных форменных куртках передвигаются тихо, как облака, проливая драгоценную влагу в хрустальные бокалы. Многие люди спускаются по лестнице-волне с палубы А. Квадратные часы на лестничной площадке показывают 2:25 пополудни.

Две распашные, обтянутые сукном двери, как бильярдные столы, окружают лестницу. Я выбираю ту, что по левому борту, поскольку четные номера на этой стороне. Миссис Слоан специально заказала каюту B-42, поскольку родилась в 1842 году и с легкостью могла вспомнить это число. Каюты первого класса, наверное, запираются на ключ, поскольку там-то есть что воровать, но я все же надеюсь на обратное.

Шум из фойе отдаляется, стоит дверям закрыться. Этот коридор на вид еще лучше того, откуда я пришла. Здесь тише и хорошо, дорого пахнет, чем-то вроде роз и корицы. Интересно, мистер Альберт Энкни Стюарт в этой секции? Нужно будет найти список гостей.

Я смотрю на номера кают, золочеными цифрами и буквами значащиеся на дверях: B-86, B-84.

Появляется стюард.

– Добрый день, мадам.

– Добрый, – коротко отвечаю я, проходя мимо. Сердце стучит, как кулак пьяницы по барной стойке.

Еще один стюард, пятясь, отступает из каюты передо мной.

– Нет, сир. Прошу прощения, сир. – Он ирландец, и все «э» у него звучат как «и».

– Это не первосортные сигары, – рявкает обитатель каюты. – Ты что, не знаешь, какие у тебя есть сигары?

– Знаю, сир. Я работал на сигарной фабрике и смею вас заверить, что эти маркированы тремя А…

– Молчать. На своем корабле я рассчитывал на достойное обслуживание. Найди мне сигары получше, или я пожалуюсь на тебя.

Стюард кланяется. Один край воротника рубашки у него задрался, а галстук выбился из-под застегнутой на все пуговицы форменной куртки.

– Еще раз приношу свои извинения, мистер Исмей.

При звуках этого имени я замираю. Должно быть, это мистер Дж. Брюс Исмей, председатель правления «Уайт Стар Лайн». Само собой, что этот корабельный магнат отправился в первое плавание «Титаника», чтобы собрать свою долю поздравлений и восхвалений. Если его каюта здесь, значит, это точно секция для очень важных персон.

Дверь захлопывается прямо перед носом стюарда, чуть не выбивая из его рук поднос. Поднос он удерживает, но тут пол внезапно качается, и мужчина падает. Содержимое его подноса – серебряная ваза с сигарами и такая же с орешками – разлетается повсюду.

Я закусываю губу, злясь на мистера Исмея, кинувшего очередной камень мне под ноги именно тогда, когда мне срочно нужно найти укрытие на его корабле. Затем начинаю быстро собирать сигары и орешки. Чем скорее я помогу этому человеку все убрать, тем раньше смогу отправиться по своим делам.

– Нет, мадам, прошу вас, вы не должны.

Он что, издевается надо мной? Пухлые щеки стюарда, украшенные курчавыми седовато-каштановыми бакенбардами, вспыхивают алым. Конечно, не издевается. Он не может знать, кто я. Я изображаю привычную для Слоанов манеру речи.

– Меня это не затруднит.

Помогая ему собирать орешки, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы запихать пару за щеку про запас, как белка.

– По крайней мере, это не горячий чай в вашем лучшем фарфоре.

Стюард улыбается.

– Точно подмечено, мадам.

Мы кладем последние орешки в вазу, и я встаю на ноги, собираясь как можно скорее двинуться дальше.

– Вам помочь найти вашу каюту?

Я сомневаюсь. Если B-42 заперта, он мог бы помочь мне открыть ее.

– B-42.

– B-42? Такого не может быть. Я только что проводил одного джентльмена в сорок вторую. Как ваше имя?

Вот и приплыли. Вопрос эхом отдается от стен коридора, рождая звон в моих ушах.

– Я… я справлюсь сама. Полагаю, я просто ошиблась этажом.

– С этим я вам тоже могу помочь. Я настаиваю. Это меньшее, что я могу для вас сделать.

Его глаза цвета листьев клевера горят надеждой.

Может, рискнуть? Теперь мой отказ будет выглядеть очень подозрительно. К тому же как еще я смогу найти сундук миссис Слоан? Мне все равно придется спрашивать у кого-то, а этот стюард, похоже, человек неплохой, а я еще и оказала ему услугу.

Его прямые брови удивленно изгибаются.

– Мисс?..

– Миссис… Слоан. Эмберли Слоан.

Строгий офицер забрал у меня билет до прибытия миссис Слоан. Что ж, вот она и прибыла.

Он передает свой поднос другому стюарду, проходящему мимо, а затем вытаскивает из кармана листок. Его палец скользит по списку, в то время как по моей спине скатывается капелька пота.

– А-а. Вот оно. – Услужливое выражение на его лице сменяется озадаченным. – Вы не прошли регистрацию, поэтому мы не стали оставлять за вами каюту. Решили, что вы не приедете.

Я фыркаю, заставляя страх превратиться в возмущение.

– Я занималась… – тут я поправляю вуаль, сбившуюся на бок, – …эм, приготовлениями к похоронам.

– О! Мои соболезнования. – У мужчины такая тонкая кожа, что цвет лица меняется при малейшем волнении.

– Итак, куда же отнесли мой багаж?

– Не могу сказать точно, но сейчас же выясню, мадам. Я стюард Энди Латимер, и я старший над здешними стюардами. – Он возвращает на место галстук и поправляет воротничок рубашки. Еще один человек, на этот раз в простой белой куртке и черных брюках, выходит из каюты. – Портье Бакстер! Найдите багаж миссис Эмберли Слоан. Доставьте его в B-64.

– Будет сделано.

Портье Бакстер, который вряд ли старше меня, отвешивает короткий поклон и спешит прочь.

– Тем временем я отведу вас в превосходную каюту. Она даже лучше, чем B-42.

– О-отведете? То есть, надеюсь, так и есть.

Его добродушная улыбка рассеивает мое мрачное настроение.

– Следуйте за мной.

7

Стюард Латимер, быстро повернув дверную ручку, открывает дверь с номером B-64.

У меня вырывается вздох. Панели, затянутые насыщенно-алым шелком с узором в форме бриллиантов, украшают стены короткого коридора. Слева от нас расположена еще одна дверь, которую он тут же открывает.

– Личная ванная.

Умывальня с мраморной стойкой соседствует с блестящей эмалированной ванной, которая размерами в два раза превосходит старомодную ванну на ножках, стоявшую у миссис Слоан. Кусок мыла, пахнущий бергамотом, лежит отдельно в специальном блюдце.

– Горячая и холодная вода. – Он указывает на один из кранов. – Дайте знать, если вам понадобится приготовить ванну.

Затем он открывает очередную дверь.

– Уборная.

Персональный унитаз стоит навытяжку, готовый к службе. Обитатель каюты может использовать его в любой момент, как позовет нужда. Мы всегда делили уборные – иногда даже уличные – с другими жильцами съемных квартир.

В спальне поверх коврового покрытия от стены до стены лежит персидский ковер. Комната такая просторная, что я легко могла бы сделать здесь колесо и кувырок подряд, если бы не центральный стол. Две кровати – одна двуспальная, с балдахином, другая односпальная – застелены кремовым бельем и покрыты пушистыми пледами, похожими на облака. Вдоль стены расположилась кушетка, видимо, на случай, если гостю захочется отдохнуть на пути от кровати до окна. Здесь есть даже два зеркала – одно венчает туалетный столик, а еще одно висит над второй раковиной. Я понимаю, что подобная каюта подошла бы и королю, и оттого, что я вижу всю эту роскошь вокруг себя, мной овладевает невероятная легкость.

Ба, я все-таки приземлилась на Капустной Грядке.

Он когда-то мечтал поселиться в самом богатом районе Лондона, который называл Капустной Грядкой, с самой плодородной почвой. Мама эту мечту не разделяла. Она и зеркала считала грехом. Но я не стану терять время, пялясь на себя в зеркало, хотя могу немного отдохнуть, валяясь на этой кровати.

О чем я вообще думаю? Изобразить миссис Слоан на несколько минут, чтобы забрать часть вещей из ее сундука, – это одно. Но разыгрывать представление до конца путешествия? Едва ли это значит «не высовываться».

Стюард Латимер сводит ладони вместе.

– Искренне надеюсь, что здесь вам будет удобно.

– Вполне приемлемо.

Однако пока я остаюсь в этой каюте, никто ни о чем не догадается. Пассажиры первого класса могут целыми днями валяться на своих кушетках, поедая конфеты. Это идеальное укрытие. Мама воспитывала во мне нелюбовь ко лжи, но будь здесь Ба, он бы хихикал от восторга. Если и было на свете то, что он любил больше, чем получать что-то бесплатно, так это получать что-то бесплатно от того, кто сделал ему гадость. «Уайт Стар Лайн» не пустила меня на борт, после всех моих трат и проблем заставив рисковать здоровьем и самой жизнью. С моей точки зрения, они передо мной в долгу.

Стюард Латимер распахивает кружевные занавески.

– Эту каюту еще не проветривали. Я открою окно.

Легкий морской бриз проникает в каюту. Вероятно, даже бризы здесь лучше воспитанны, чем в третьем классе.

Сделав это, стюард обходит каюту, указывая на мебель.

– Там выключатели, тут обогреватель – просто нажмите эту кнопку; свежие полотенца в этом шкафчике. Среди дополнительных удобств – турецкие бани, убранство которых просто праздник для глаз: аквамариновая плитка на полу, бронзовые лампы с Ближнего Востока. У нас есть бассейн, корт для сквоша и гимнастический зал.

Я замечаю, что он пытается заглянуть под мою вуаль.

– Похоже на то, что мне нужны упражнения? – говорю я чуть резче, чем необходимо.

– Конечно нет. – Он кидает взгляд на столик для писем. – Ужин подают в шесть в обеденном зале на палубе D. Мы не знали, что вы присоединитесь к нам, иначе оставили бы меню на день, но я отмечу себе немедленно это исправить. Сегодня у нас устрицы, консоме «Ольга», лосось под соусом «Муслин», цыпленок по-лионски, жареная утка, запеченный картофель, фуа-гра с сельдереем, пудинг «Вальдорф» и ванильные эклеры. Вы услышите, когда корабельный горнист пройдет по палубам, объявляя о начале трапезы.

Мой желудок урчит, как аллигатор, пусть даже я не понимаю половины сказанного. Кроме пары молочных печений, у меня во рту крошки с утра не было. Но безбилетнику нельзя общаться с пассажирами первого класса, даже если этот самый безбилетник никогда не пробовал фуа-гра. Даже Ба не был бы настолько безрассудным.

– Уверена, еда здесь превосходная. Но, боюсь, я сейчас не слишком расположена к общению. Есть у вас что-нибудь более, эм, уединенное?

– Ресторан «А-ля карт» и кафе «Паризьен» предоставляют возможность перекусить целый день. Вы также можете заказать выпечку и чай в каюту. Оплатите счет у казначея по прибытии.

Передо мной возникает очередной соблазн согрешить. Открытый доступ к булочкам в кредит.

Раздается стук в дверь, и появляется юный портье Бакстер с багажом миссис Слоан – крепким дубовым сундуком, обитым железом по углам. Смотреть на него – все равно что чувствовать дружеское похлопывание по плечу.

Стюард Латимер забирает у портье сундук.

– Доставь миссис Слоан приветственное угощение.

– Да, сэр.

Бакстер торопливо уходит.

Стюард подтаскивает сундук к деревянной стойке и одним движением ставит его туда. Но тут сундук со щелчком раскрывается, и его содержимое вываливается наружу.

Расписанная «перегородчатым» узором ваза, наполненная нюхательным табаком, который миссис Слоан купила в подарок брату, падает на ковер и катится по комнате. При укладке вещей я обмотала вазу шпагатом, чтобы крышка не открывалась.

Стюард Латимер кидается вперед, чтобы не позволить ей укатиться дальше.

– О боже, боже. Мы, должно быть, произвели на вас ужасное впечатление.

Для стюарда первого класса он слишком неловок. Но в нем есть что-то искреннее, вроде той прядки волос, что упрямо не желает укладываться помадой. Он протягивает мне вазу, и на лице его выражение чистейшего ужаса.

– Это же?..

Мне требуется время, чтобы понять.

– Да, именно. Поставьте Персиваля сюда. Ему всегда нравился хороший вид из окна.

Стюард Латимер ставит вазу и тут же отступает.

– Моей жены и дочери не стало в один год, тринадцать лет назад, а до сих пор кажется, будто вчера.

– О… Мне жаль.

Угрызения совести грузом ложатся мне на плечи, ведь мой обман уже не такой невинный.

Он кивает, и его адамово яблоко дергается.

Я собираю одежду миссис Слоан, думая о родителях.

– Когда близкие уходят так рано, невольно чувствуешь себя обманутым.

Его глаза вспыхивают.

– Именно так. – Он снова ставит сундук на стойку. – Не найди я мою Дженни, тоже бы до сих пор прятался за траурной вуалью.

– Я не прячусь, – отвечаю я излишне резко.

Бедняга снова вспыхивает.

– К-конечно нет. Я лишь хотел сказать, что понимаю ваши чувства.

Возвращается Бакстер с серебряным блюдом. На нем, словно драгоценности, мерцают глазированные фрукты. Здесь же стоит тарелочка с мягким сыром и корзинка с рогаликами, такими воздушными на вид, что кажется, подбрось их в воздух – и они будут фланировать как перышко. Бакстер ставит поднос на стол и снова выскальзывает из каюты.

– Если вы желаете еще чего-нибудь, пожалуйста, не стесняйтесь звонить в обслуживание номеров.

Стюард Латимер указывает на позолоченную кнопку в изголовье кровати. Наконец он одаряет меня доброй улыбкой и возвращается в коридор.

– Я непременно поставлю в известность руководство о том, что ваше прибытие пропустили и каюту отдали другому пассажиру.

– Пожалуйста, не утруждайтесь. Все хорошо, что хорошо кончается.

– О, но это моя обязанность. Поверьте, полетят головы.

Я кривлюсь. Пусть только моей головы среди них не будет.

8

Закрыв дверь и заперев ее, я срываю шляпку и неверяще оглядываю королевство, которое получила в свое распоряжение. Пробую золотой кружок апельсина, вишни, мерцающие как рубины, а затем кусочек серебристой груши.

Ритмичный шелест волн смутно напоминает цоканье языка. Вот только ты не начинай.

Сметя с блюда все, включая хлеб и сыр, и запив это водой с лимоном, я жалею, что не могу все это повторить, но на этот раз медленнее.

На дне сундука я нахожу свои пожитки: два простых платья, которые я носила, будучи горничной, фланелевую ночную рубашку, вязаную шапку, шерстяные носки и мамину Библию.

Я не была в церкви с тех пор, как умер Ба и преподобный Пригг заявил, что Богу угодно, чтобы я ушла в монастырь, пока не ступила на путь Иезавели[202]202
  Иезавель – жена израильского царя Ахава (IX век до нашей эры), мать царей Охозии и Иорама, а также, согласно популярной литературе, иудейской царицы-консорта Гофолии. Имя Иезавели стало нарицательным для порочных женщин – гордых, властолюбивых и тщеславных, богоотступниц.


[Закрыть]. Я ответила, что, если Бог настолько обделен воображением, тогда мне нет дела до его религии.

Открыв на книге Руфи, которую мама читала особенно часто, потому что Руфь нашла мужа не в своем племени, я вытаскиваю единственную фотографию родителей, которая у меня есть. Ба в свадебном костюме сидит на стуле, и его улыбка похожа на молодой месяц. Мама, с уложенными вокруг лба локонами, спокойно стоит рядом с ним, опустив руку ему на плечо. Ее огромные глаза, всегда отражавшие эмоции, сегодня кажутся мне встревоженными.

– Я знаю, мам, что ты этого не одобряешь. Но мне нужно где-то остановиться, и ты наверняка не хотела бы, чтобы я спала в одной каюте с друзьями Джейми, правда? Так что я с таким же успехом могу побыть здесь, где – разреши они мне подняться на борт – и оказалась бы в любом случае. Я буду осторожной, как если бы ходила по паутинке. И сохраню то, что осталось от нашей семьи, обещаю.

Скрыв тяжелыми парчовыми шторами лучи послеобеденного солнца, я раздеваюсь до нижнего белья. Затем ложусь на большую из двух кроватей. Помня о сегодняшней остановке в Шербурге и завтрашней – в Квинстауне, я обещала Джейми не высовываться и собираюсь именно так и поступить. К тому же, возможно, немного времени на то, чтобы переварить мое появление, поможет ему заодно поумнеть.

На случай, если я задремлю, включаю лампу для чтения рядом с позолоченной кнопкой вызова.

Темнота – мой старый враг. Меня это не слишком беспокоит, когда рядом есть кто-то, например кухарка Слоанов, которая делила со мной комнату. Но когда я одна, темнота подстерегает меня как зверь, и я не собираюсь дать ей ни шанса.

Затем погружаюсь в толстую пуховую перину и понимаю, что именно так я себе представляла сон на облаке. Выходит, что богачи и спят выше нас. Вскоре мои веки тяжелеют.

* * *

Ба прижимается к стволу живого дуба, размахивая руками. Пчелы роятся вокруг него, их так много, что они вполне могут облепить его жужжащим доспехом. Они выползают из-под его рубашки и направляются к его узкому темному лицу. Покрывают его редеющие волосы шевелящейся, гудящей массой.

Джейми восседает высоко на ветке, болтая ногами. Он всегда где-то вверху, погруженный в свой собственный мир.

– Джейми, – кричу я, – спускайся и помоги мне! – Но Джейми лишь задирает нос к небесам.

Звук горна вырывает меня из забытья.

Я сажусь, пытаясь вспомнить конец сна. Но мне не удается. Я знаю только, что ключ к разгадке у Джейми.

Поворачиваю выключатель, и лампы на потолке разгораются, как четыре сияющих глаза. Я распахиваю занавеси, позволяя вечеру заглянуть в мою каюту. Определенно, крошечные огни гавани становятся все меньше, потому что мы покидаем Шербург. Один порт позади, один впереди.

Мой желудок урчит, и после сыра ужасно хочется пить. Джейми, наверное, отлично поужинал в компании своих друзей. Я не знаю, чему завидую больше – тому, что у него есть ужин, или тому, что у него есть друзья.

Одиночество, словно птенец, вернувшийся в пустое гнездо, прокрадывается в мою душу. Алые стены теперь кажутся мне очень яркими, а мебель – слишком изысканной. Роскошь как хорошие новости: ею трудно наслаждаться, если не с кем поделиться.

Ну а как же мне не быть одинокой после всех этих лет, проведенных одной? Долгие дни работы, когда рядом нет никого, с кем можно поделиться чувствами, только тоскующий отец, который после смерти матери почти перестал замечать мое присутствие. Но я прошла через все это, не так ли? И все это время я старалась поддерживать себя в форме ради тех дней, когда мы с Джейми снова будем летать.

Я вытираю мокрые глаза, чувствуя, что мой гнев иссяк. Мы никогда не могли долго злиться друг на друга. Мама не позволяла нам. Не стоит слишком часто оглядываться назад, иначе пропустишь то, что впереди, – слышу, как она говорит, цокая языком.

Несмотря на обещание не высовываться, я решаю еще раз навестить Джейми. Я надеваю одно из скучных коричневых платьев миссис Слоан и повязываю шляпку.

Раздается стук в дверь. Я подкрадываюсь к двери, почти не дыша.

– Эй? Есть кто-нибудь? Это Эйприл Харт. Не бойтесь. Я бы хотела поговорить с вами.

Это та американка, что прикрыла мою Мадам Сижу на стапель-палубе. В голове звенит тревожный звоночек. Я ни за что не стану отвечать на стук.

– Вы – Валора Лак, не так ли?

Я съеживаюсь от испуга. Должно быть, она запомнила мое имя еще на трапе. С таким же успехом она могла бы начать бить в латунный колокол, висящий на марсовой площадке. Особенно учитывая соседство с мистером Исмеем.

– Вы там, мисс Лак?

Пока она не назвала моего имени в третий раз, я рывком распахиваю дверь.

– Миссис Слоан. Чем могу помочь?

Шелк оттенка лайма облегает стройную фигуру мисс Харт, подчеркнутую ярко-синим поясом, сидящим низко на бедрах. Головная повязка с единственным павлиньим пером удерживает на месте ее короткие локоны. Какое простое и в то же время дерзкое украшение для волос. В руках она держит саквояж из кожи какой-то рептилии, вероятно, одного из тех монстров-аллигаторов, живущих в Америке.

С невозмутимым выражением благородного лица она протягивает руку и поднимает мою вуаль.

Я отшатываюсь.

– Как вы смеете!

– О, я много чего смею.

Она улыбается. Глаза ее мерцают, как два кусочка янтаря, ловящих тем больше света, чем дольше в них вглядываешься. Она проходит в каюту со своим саквояжем с таким видом, словно садится в поезд. Следом вплывает запах ее сигарет и чего-то мускусного. Она осматривается.

– Мило. Весьма по-имперски. Однако сама я предпочитаю более современный стиль. Собирает меньше пыли. Очевидно, ни одна женщина не приложила здесь свою руку.

Я закрываю дверь и поспешно следую за ней.

Она скользит по каюте, как лиса, выдвигая ящики комода, заглядывая в гардероб.

– Вы весьма умело лазаете. Как ваши конечности приобрели такую гибкость?

– Я могу чем-нибудь вам помочь, мисс Харт? – спрашиваю я, пытаясь быть вежливой, несмотря на то что мое лицо все еще горит от разоблачения. Она знает мой секрет. Она легко может уничтожить меня. Неужели лиса пришла добить слабую дичь?

Она смотрит, как я обмахиваю шляпкой пылающее лицо.

– Валора, пожалуйста. Не волнуйтесь. Я сохраню ваш секрет. Но взамен хочу попросить вас о маленькой услуге. – Отставив в сторону саквояж, она поднимает вазу с табаком и принюхивается. – Неплохо. Но, на мой взгляд, слишком много смолы.

Я прислоняюсь к туалетному столику, провожая ее одним только взглядом. Чего она может хотеть от нищей вроде меня?

– У вас прекрасная фигура.

Она отрывает взгляд от содержимого сундука миссис Слоан, чтобы подмигнуть мне.

– М-моя фигура?

– О, да. Пропорциональное сложение, сильные конечности, хорошая осанка. Идеально для «Дома Июля».

Я тут же вскидываюсь.

– Я не из таких девушек.

Она смеется, и этот теплый звук напоминает аплодисменты.

– А это и не такой дом. «Дом Июля» – это мой дом моды от-кутюр. – Она достает одно из самых унылых платьев миссис Слоан, оливково-зеленое с пышными оборками, и ее лицо искажает гримаса.

– От чего у вас мода?

– От? А, вы про высокую[203]203
  Haute (фр.) – высокая.


[Закрыть]. – Очередной всплеск аплодисментов. – Haute couture означает «высокая мода» на французском.

Меня начинает немного утомлять эта женщина, которая идет куда угодно и берет то, что хочет.

– Я бы хотела, чтобы вы носили платья моего дома. – Она проводит руками по лифу своего платья и поворачивается. – Будет весело.

Я фыркаю.

– Я тут стараюсь не высовываться.

Вместо обиды на ее лице вспыхивает насмешливая ухмылка.

– В такой-то вуали? Вы притягиваете взгляды, хотите этого или нет. С таким же успехом можете предстать перед людьми.

– Я не планировала расхаживать туда-сюда. В конце концов, я скорбящая вдова.

Эйприл проводит рукой по кушетке, а затем растягивается на ней.

– Миссис Слоан наверняка женщина состоятельная, раз уж получила такую каюту, а вы, я полагаю, ее горничная. Но почему здесь нет ее самой? – Ее глаза округляются. – Вы убили ее?

– Конечно нет. Она… скончалась, если вас так это интересует. Чуть больше недели назад.

– Ага. Так вы, стало быть, воровка.

– Нет! То есть не намеренно. Мы уже отправили багаж.

– Хм-м. А брата вы нашли?

– Да, – отвечаю я с гримасой.

Она вздергивает бровь.

– Надеюсь, он оценил ваше желание встретиться с ним.

Я резко откашливаюсь. Она определенно слишком дерзкая. Но и слушать умеет тоже. Почему я все это ей рассказываю? Я не хочу быть частью интриг этой женщины. Мне и без того хватает проблем.

– Признаюсь, нет. А теперь, если не возражаете, мне пора идти.

– Значит, вы все-таки будете расхаживать.

– Не так, как вам бы этого хотелось.

– Я не прошу многого. Просто надевайте мои наряды всякий раз, когда собираетесь на выход. – Подтянув к себе саквояж, она устраивает его на кушетке и щелкает застежкой. – Это вкуснятина, как любите выражаться вы, британцы. Греховно роскошные и элегантные. Они заставят вас почувствовать себя королевой.

– Я собираюсь проводить в каюте девяносто девять процентов времени.

– Весьма в этом сомневаюсь. Девушка, взбирающаяся по цепи крана так же легко, как натягивает чулки, вряд ли сможет долго просидеть взаперти.

Она поднимает жемчужно-белое платье из крепдешина. Англичане любят все китайское – шелк, чай, фарфор, – кроме самих китайцев. Передняя вставка на платье вручную расписана журавлями и расшита крошечными бусинами, отражающими свет. У меня рот открывается, словно у рыбы, выброшенной на берег. Это самое волшебное платье из всех, что я когда-либо видела.

– Вы сами сделали это?

– Сама. Журавли на удачу. Это ваш дневной наряд на завтра. Потрогайте.

Осторожно, словно журавль может улететь, я прикасаюсь пальцем ко вставке на платье. Отличная ткань кажется прохладной и гладкой под моим горячим пальцем.

– Я придумала идеальное платье для вашей встречи с капитаном.

Я отдергиваю палец.

– Что за встреча?

– У всех есть возможность встретиться с капитаном. Для вас это будет важный момент. Все будут смотреть. Не беспокойтесь, вам пришлют приглашение.

Как будто именно это меня и беспокоило.

– Н-но почему вы сами не можете демонстрировать собственные наряды?

– Лучший способ продавать творения – позволить другим делать это за тебя. Я пытаюсь создать шумиху вокруг своей линейки, но в одиночку мне это не под силу. Это выглядело бы странно.

Она хмурится, видя мои черные ботинки, сшитые на мужчину с маленьким размером ноги и явно нуждающиеся в хорошей чистке. Разложив платье с журавлями на кровати, она достает из своего саквояжа пару изысканных коричневых лодочек с ремешками, за которые и подвешивает их на пальце.

– Никто не воспринимает американских дизайнеров всерьез. – Она закрывает саквояж, пристраивая туфли сверху. – Все, что им нужно, – это Люсиль, и неважно, что ее излишне вычурные «творения» больше всего похожи на клоунские наряды. Эти ее шляпки «Веселая вдова», сверх меры загроможденные садовыми обрезками, были просто чудовищны, резали глаз и мучили шею.

Должно быть, она говорит о леди Люси Дафф-Гордон, чьи наряды сейчас на пике моды. Я вспоминаю, как глаза миссис Слоан превратились в два блюдца, когда я сказала ей, что шотландский барон сэр Космо Дафф-Гордон и его жена будут среди пассажиров «Титаника».

– Скажем, вы могли бы стать Веселой Вдовой, как в той оперетте. Вы загадочная женщина в трауре, но даже скорбь не заставила ваше очарование потускнеть.

Она прикладывает одну руку к сердцу, а вторую поднимает к потолку, словно стоит на сцене.

– В театре это, может, и работает, но в настоящей жизни вдовы не могут выставлять себя напоказ.

– Кто это сказал? Траурный наряд – это так старомодно.

– Я бы очень хотела помочь вам…

– Мне кажется, что мы могли бы помочь друг другу. В вашей ситуации необходим союзник, раз уж вы решились прятаться в первом классе в одиночку. Никогда не знаешь, когда может потребоваться помощь друга. – Она скользит ко мне и касается моего носа, словно хочет показать, что может. Я вжимаюсь в туалетный столик, и она отступает. – Кроме того, я мастер собирать слухи. Как иначе мне удалось бы выяснить, где вы остановились?

Художники, может быть, и не продают собственные шедевры, но она отлично умеет торговаться.

– Вы знакомы с мистером Альбертом Энкни Стюартом из цирка братьев Ринглинг?

Она поднимает глаза к потолку.

– Нет. Но я могла бы что-нибудь разузнать.

Учитывая ее упорство, я ни капли не сомневаюсь, что, прячься мистер Стюарт хоть за последним котлом на самой нижней палубе, она его разыщет. Но как именно я могу одновременно не высовываться и создать шумиху? Я вздыхаю.

– Я буду носить вашу одежду, но не стану предлагать покупать ее.

– Конечно нет. Будьте как можно более загадочной. – Она понижает голос, словно мы тут обсуждаем ограбление банка. – А я тем временем буду рассыпать приманку у вас в фарватере.

Она протягивает руку и, несмотря на то что все внутри меня протестует, я принимаю ее. В отличие от вялого, как дохлая рыба, рукопожатия большинства состоятельных дам, у нее крепкая хватка человека, способного открыть перед собой любые двери.

– Я вернусь завтра вечером в девять. Если вам что-нибудь понадобится, я в каюте В-47, прямо рядом с лифтами. Приятно иметь с вами дело.

* * *

В черном пальто миссис Слоан, похожая на безмолвную тень, я направляюсь в носовую часть, изо всех сил стараясь не выделяться. Мужчины и женщины одаряют меня кивками и улыбками, но держатся на расстоянии, что меня более чем устраивает.

Каюты, расположенные на Капустной Грядке, заканчиваются людным фойе, украшенным еще одной лестницей-волной. В отличие от ее кормовой близняшки, позади этой в отделанном дубом фойе располагаются три жужжащих лифта. Пока жду, я успеваю разглядеть каюты сбоку от лифтов, среди которых и В-47, принадлежащая Эйприл Харт. Один из лифтов останавливается на нашем уровне, и лифтер раздвигает кованую решетку двери.