Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 331 страниц)

Глава 65

Мэй как будто бы сползла на самое дно глубокой ямы и теперь, после того первого свидания с Эллой, когда они смотрели друг на друга через стекло, медленно начала выбираться из трясины черной депрессии. Каждое утро она направлялась в рабочую комнату, где ей выдавали нитки для несложного рукоделия. Стеклянный столик на колесиках, на котором развозили лекарства, никуда не делся, и Мэй, как ребенок, открывала рот, получая свою дозу серы и патоки. Может, если она будет послушной, ее быстрее отсюда выпустят? Иногда, перебирая коклюшками и сосредоточенно выплетая узор, она испытывала удовольствие: из-под ее рук выходило настоящее кружево, простенькое, но красивое.

Все чаще во время прогулок по больничному саду ноги уже не казались такими тяжелыми, а свежий воздух обжигал грудь. К ней начали возвращаться ощущения, но вместе с маленькими радостями вернулась и боль – боль потерь, которая навсегда поселилась в сердце. Джо и Элен мертвы, зато есть Элла. Беспокойство, тревога за девочку в окне, которая в одиночку нашла дорогу к лечебнице и привезла ей свои рисунки, ускорили процесс выздоровления. Однажды ночью Мэй вдруг осознала, что, наверное, все-таки совершила в жизни что-то хорошее, раз заслужила любовь этого ребенка, и неважно, что она не настоящая мать.

Цвета постепенно становились ярче: зеленела молодая листва, блестели на солнце красные кирпичные стены лечебницы. Темное облако апатии и тяжелой усталости уже не давило на лоб Мэй, и она знала, что надежда вернуться домой есть, только для ее осуществления нужно держать язык за зубами.

– Почему вы утверждаете, что Элла – не ваша дочь? – в очередной раз спросил доктор Спенс, вглядываясь в лицо Мэй.

Продолжать утаивать истину нелегко, однако у Мэй хватает здравого смысла понимать, что ее поступок на шлюпке может быть приравнен к преступлению и тогда ей грозит тюрьма. Все, что случилось с ней, не имеет значения, а Эллу никак нельзя оставлять одну. Любой ценой нужно сдержаться – прикусить губу, проглотить язык, но не выдать правду.

– Я смотрю на нее и не узнаю в ней себя, – осторожно ответила Мэй. – Я была не в себе, когда говорила это.

– Пожалуйста, поподробнее. – Доктор Спенс подался вперед, ожидая объяснений.

– Когда я смотрю на Эллу, то вижу ее отца, вижу, как он тонет. Я не могла приблизиться к нему, вода была очень холодная, вокруг плавали льдины, обломки корабля… Мы плыли к новой жизни… Всей семьей, понимаете? Меня и ребенка спасли, а тело Джо так и не нашли. Было так холодно…

Последовала долгая пауза.

– Это правда? – наконец спросил доктор.

Мэй подняла глаза.

– Мое лечение оплачивает «Фонд спасенных с «Титаника».

– Вы были пассажиркой «Титаника»? Боже правый, отчего же вы все это время молчали?

– После того как мой муж у меня на глазах скрылся под водой, об этом не слишком хочется кричать на каждом углу, – ответила Мэй, от напряжения смяв носовой платок в тугой шар.

Теперь все внимание доктора приковано к ней. Она не просто бедная миссис Смит, она – выжившая с «Титаника», особая пациентка с необычной историей.

– Так вы говорите, Элла напоминает вам вашего погибшего супруга?

Мэй кивнула.

– У него тоже были темные волосы. Я думаю о нем и жалею, что Бог спас меня, а не его. Он был хорошим человеком и не заслужил такой смерти. Ужасные мысли, понимаю. До сих пор не могу забыть того зрелища. Я не хотела жить дальше без него, думала, лучше бы мы все умерли.

– Тем не менее вы остались в живых, миссис Смит, создали новый дом и новую жизнь. Вы должны гордиться собой. Однако любые перемены при таких трагических обстоятельствах – это потрясение. Вы перенесли тяжелое испытание, неудивительно, что оно так сильно сказалось на вашем душевном здоровье. Но почему нам так долго пришлось вытаскивать из вас правду?

– Ребенок нуждается во мне. Я слишком задержалась здесь.

– Как сообщил нам представитель благотворительного учреждения, вы сделали разумные распоряжения насчет дочери.

– Она сейчас у моей приятельницы, которая тоже спаслась с «Титаника». За эти годы мы сдружились, ее семья подыскала мне работу, и Элла будет оставаться у них, пока я не поправлюсь.

Доктор Спенс покачал головой и улыбнулся.

– А-а, грозная Селеста Форестер и ее отец, наши баламуты… Они проявляли о вас большую заботу и были очень настойчивы. Однако не будем ускорять события, миссис Смит. Восстановление после душевной травмы, подобной вашей, занимает годы. Последствия не могут исчезнуть за день или за неделю. Ваше желание вернуться домой – добрый знак. Сильное нервное истощение повлияло на состояние организма в целом. Посмотрите, как вы исхудали. Вам придется следить за собой, хорошо питаться. Устройтесь на новую работу, если в этом есть необходимость, но не спешите с нагрузками. Принимайте любую помощь, какую вам только предложат. Надо же, пассажирка «Титаника»!.. Из-за войны, которая заслонила собой все остальное, мы не вспоминали об этой трагедии уже несколько лет. Я очень рад, что все наконец выяснилось. Теперь нам ясны причины помутнения вашего рассудка. Попробуем вверить вас попечению родных, точнее, друзей, и посмотрим, как подействует на вас недолгий визит домой. Пожалуй, можно подумать о вашем возвращении в социум. Разумеется, прежде вы пройдете медицинское освидетельствование, однако то, что вы мне рассказали, в значительной степени повлияет на решение комиссии, так сказать, качнет весы в вашу пользу.

Мэй открыла не всю правду, а лишь ее крупицы. Ей придется хранить страшную тайну до конца дней, такова цена, которую она должна заплатить за свое преступление. Возможно, мысль о совершенном грехе будет медленно подтачивать ее изнутри, но сейчас это неважно. Она хочет быть с Эллой, хочет вернуться к жизни. Мэй обязана сделать все возможное, чтобы жизнь Эллы была счастливой. Мать, заключенная в сумасшедшем доме, – не самая лучшая рекомендация. Чем скорее она покинет лечебницу, тем лучше.

Глава 66

В следующий раз, когда Селеста пришла в больницу, она увидела перед собой совсем другую женщину. Мэй, занятая плетением кружев, встретила ее улыбкой.

– Мне разрешили сходить домой, правда, пока всего на один день. Прямо не знаю, как я это переживу после стольких месяцев в больнице. Как Элла, как ее учеба? Селеста – ты замечательная подруга. Прости, что я вела себя так гадко. Представляю, что ты обо мне думаешь.

Селеста улыбнулась и стиснула пальцы Мэй.

– Я вспоминаю все письма, которые мы друг другу написали, секреты, которые мы делили, и твою бесконечную доброту. Ты пошла на поправку. Мы все с нетерпением ждем тебя дома. Вы с Эллой будете ходить на долгие прогулки. Не волнуйся, с ней все хорошо. Она и Родди потихоньку сближаются. Селвин поможет тебе освоиться, он очень переживает… Господи, как я рада, что у тебя опять заблестели глаза! Нам столько нужно наверстать…

Селеста села в машину Селвина и, притормозив на обочине, залюбовалась пейзажем. Брат учил ее вождению, но у Селесты получалось гораздо лучше в одиночку, когда тот не кричал и не ругался, что она вот-вот сломает рычаг переключения передач. Теперь она постепенно набиралась опыта, колеся по извилистым сельским дорогам, учась подавать знаки рукой. Внезапно Селесту охватило чувство, будто отдельные ниточки ее жизни наконец-то стали складываться в единый узор.

Элла придет в восторг, узнав, что ее мать переедет в Ред-хаус на то время, пока полностью не окрепнет. Селеста и Элла уже забрали из квартиры рядом с Ломбард-Гарденс все вещи, чтобы перевезти их на хранение. Хозяева намеревались сдать жилье другим квартирантам и потому хотели, чтобы комнаты поскорее освободили.

Что я здесь обрела? Этот вопрос Селеста продолжала задавать себе после возвращения в Личфилд. У нее началась новая жизнь, причем такая, которую она совсем не планировала. Отец по-прежнему отказывается переезжать; Родди ходит в школу для певчих при соборе; она ведет хозяйство у Селвина – без крепких женских рук дом превратится в пыльный, прокуренный сарай; Элла стала для нее совсем родной. По настоянию Селесты девочка берет дополнительные уроки рисования в местной художественной школе на Дэм-стрит. Такой талант, как у Эллы, нельзя зарывать в землю. Вполне возможно, обучение в старших классах она сможет оплачивать за счет стипендии. Селеста надеется, что Мэй не сочтет ее планы чересчур амбициозными.

Иногда Селесте казалось, что она, как капитан Смит, ведет корабль новых членов своей семьи сквозь бурные воды. Только бы не столкнуться с коварным айсбергом в этом неспокойном жизненном море, – мысленно молилась она. Элла уговорила Селесту сходить в Музейный сад, чтобы посмотреть на памятник. Статуя капитана действительно имела большое сходство с реальным человеком.

– Это он спас твою жизнь, – сообщила Селеста девочке.

Та удивленно воззрилась на нее.

– Мы с твоей мамой были в одной спасательной шлюпке, там и познакомились. Она тебе не говорила?

На лице Эллы опять отразилось недоумение.

– Нет, мама говорила только, что мой папа погиб в кораблекрушении, когда плыл в Америку.

Новость ее совершенно не заинтересовала, и она ускакала прочь по тропинке.

Выходит, Элла ничего не знает. Селеста, однако, не вправе рассказывать ей всю историю. Отчего Мэй держит их спасение в тайне? Что плохого, если девочка узнает, каким образом выжила в катастрофе, известной на весь мир? И все же Селеста не судья своей подруге. Она сама пока что не открыла Родди правды, поскольку для нее это связано с возвращением в Акрон, к Гроверу.

Родди начал задавать вопросы о своем отце. Он часто доставал из дедушкиного шкафа свадебную фотографию родителей и с интересом ее разглядывал.

– Папа должен узнать, что мы здесь. Зачем ты заставляешь меня врать, что у меня нет отца? Он ведь жив, так? Если ты ему не напишешь, я сам напишу. Дядя Селвин даст мне папин адрес!

В глазах мальчика сверкнули злость и решительность, слишком хорошо знакомые Селесте.

Вне себя от гнева, она ринулась в гараж Селвина.

– Что ты наговорил Родди про Гровера?

– Сколько можно делать из этого секрет? Бегство, чужие имена… У мальчугана в голове полная каша. Он имеет право знать о Гровере. До сих пор не понимаю, с чего вдруг ты бросила богатого мужа и прекрасный дом и потащила ребенка на другой конец света, выдрав его из привычной обстановки, – резко ответил Селвин.

– Ах, не понимаешь? Так позволь сказать тебе, что жизнь с богатым мужем в прекрасном доме была для меня адом! Если твоя сестра задерживалась хоть на минуту, ее оскорбляли и били; если она хотела спать, то подвергалась унижениям того сорта, о которых пишут в газетах. Летом, в жару, я была вынуждена носить платья с длинными рукавами, чтобы прятать синяки. По-твоему, я хотела, чтобы мой сын смотрел на все это и считал, что мужчина так и должен обращаться с женщиной? Ты даже не представляешь, сколько всего мне пришлось вытерпеть, так что больше не поднимай эту тему!

Селеста в слезах выбежала во двор, но Селвин догнал ее и обнял за плечи.

– Если я когда-нибудь доберусь до Гровера Паркса, ему не поздоровится, – тихо проговорил он, побледнев от ярости. – Прости, сестренка, я и не догадывался… Пожалуйста, прости меня.

– Теперь тебе ясно, почему я не хочу иметь с ним ничего общего. Только, прошу, пусть это останется между нами, ладно?

После признания сестры Селвин вновь ушел в себя. Он закрылся в гараже и исступленно стучал молотком, починяя разный хлам. Перемены в брате поражали Селесту. Рубцы от ожогов на его лице были неглубокими, однако шрамы от войны, невидимые глазу, проходили через всю душу Селвина. Тем не менее после этого объяснения разговоры о том, что на Рождество дядя даст Родди адрес отца, прекратились.

Селеста энергично занималась уборкой в доме Эллы. У Мэй оказалось так мало вещей, что Селесте стало стыдно за горы добра, скопившегося за долгие годы в Ред-хаусе: письменные столики, шкафы, комоды, часы, картины, столовое и постельное белье… В сравнении со Смитами, которые потеряли все, что имели, Форестеры – просто барахольщики.

Элла помогала как могла: собрала все игрушки в коробку и аккуратно уложила в чемодан одежду Мэй. На дне комода из сосны, под верхней одеждой нашелся саквояж, пропахший нафталином.

Элла открыла его и оттуда выпала стопка крохотных одежек. Селеста моментально их узнала.

– Погляди, какая прелесть! – радостно воскликнула она. – Это все твое.

Внутри чепчика была спрятана вязаная пинетка с подошвой из мягкой кожи и красивой кружевной отделкой.

– Ты была такая маленькая, – растрогалась Селеста. – Смотри, какое чудесное кружево на рубашечке. Наверное, твоя мама сохранила эти вещи на память.

Эллу находка ничуть не заинтересовала.

– Похоже на старые кукольные одежки.

– Не хочешь забрать и показать маме? Это что-то совершенно особенное.

Прикосновение к миниатюрным вещичкам всколыхнуло в душе Селесты воспоминания: вот она спешит в прачечную, старается сделать все, чтобы Мэй и ее малышка не замерзли. Ну как могла Мэй не рассказать дочери о «Титанике»?

– А вдруг она опять расстроится? – с опаской спросила Элла.

Для своего возраста она видела слишком много такого, чего не понимала, да и не должна была понимать.

– Лучше их убрать, – предложила девочка.

– С мамой все будет хорошо, но если тебя они расстраивают, я найду для них место. Твою историю ты должна услышать от матери, а не от меня. Я и так уже слишком много наговорила.

– О чем?

– Давай-ка лучше проверим, все ли мы собрали, – сменила тему Селеста, чувствуя, что вновь ступила на опасную дорожку.

Селеста в последний раз заперла дверь на ключ. Элла смотрела вдаль, любуясь пейзажем.

– Мне нравится этот дом, к тому же он совсем близко от города, – со вздохом произнесла девочка, но, поймав взгляд Селесты и будучи смышленой не по годам, прибавила: – Ред-хаус мне тоже очень нравится, у меня ведь там будет своя комната под крышей! Я люблю ездить на автобусе, а машина дяди Селвина так громко бабахает, что люди аж подпрыгивают!

Элла с ее потрясающе выразительными глазами и темными кудрями вырастет красавицей, подумалось Селесте. Она пока не видела ничего, кроме этого городка, не догадывается о своем прошлом, о «Титанике». Обоим детям пора узнать, что именно произошло в ту ночь, если только это опять не повергнет ее подругу в пучину депрессии. Наверняка у Мэй есть свои причины молчать, как и у Селесты, ведь она тоже не хочет рассказывать Родди о Гровере.

Да, Селеста и Мэй – два сапога пара. Их нежелание говорить – следствие кошмара, перенесенного на «Титанике»? Уцелевшие не слишком любят распространяться на эту тему. Все, что с большим опозданием стало известно о злополучном корабле, до сих пор вызывало в людских душах бессильный гнев. Публичное расследование, проведенное много лет назад, выявило массу грубых нарушений элементарной техники безопасности. По крайней мере, теперь каждое судно оснащается достаточным количеством шлюпок, а экипаж проводит спасательные учения. Какие еще подробности катастрофы «Титаника» замяли или подали в более приглядном виде? Это уже никого не интересует, особенно после войны. Трагедия стала частью забытой истории.

Возможно, пережитый ужас затронул рассудок не только Мэй, но и других людей, уцелевших в кораблекрушении. Неудивительно, что все тщательно хранят свои секреты, ведь в ту ночь вместе с судном на океанское дно ушло столько невинных душ, надежд и чаяний. Глубину, на которой они упокоились, нельзя измерить, да теперь и не время. Все, что сейчас нужно, – это обустроить дом для семьи Смит и вернуть улыбку на уста ребенка.

Глава 67

Автомобиль ехал по извилистой Кросс-Ин-Хэнд-лейн.

– Люблю эту дорогу в город, она такая спокойная. Ждете встречи с домом? – поинтересовался Селвин, не поворачивая головы.

Мэй ненадолго задумалась, стиснув ручки сумочки.

– Даже не знаю, я не была дома несколько месяцев. И как отнесется к этому Элла? Мне очень стыдно, ведь меня теперь будут считать вроде как слабоумной…

– Не говорите чепухи! Вы были нездоровы, и только. Рассудок ничем не отличается от тела и точно так же может заболеть. Видели бы вы меня, когда я пришел с войны. Нужно найти для себя что-то такое, ради чего просыпаться по утрам, нужно занимать мозги. Селеста вам поможет.

– У меня пока нет желания с кем-либо разговаривать. Я просто хотела бы убедиться, что у Эллы все в порядке. Я должна как-то возместить свое долгое отсутствие.

– Это всего лишь однодневный визит, так сказать, пробный камень. Не ожидайте слишком многого, тогда не будете разочарованы – уж поверьте, по себе знаю. Понимаю, вам не хочется задерживаться в больнице ни на один лишний день, но это свой, отдельный мир, и изменить его правила нелегко. У вас все будет замечательно.

Если бы Мэй была в этом уверена… Она не смела признаться, что испытывает мучительный страх перед встречей с ребенком после того, как произнесла те чудовищные слова. Как только у нее язык повернулся заявить Элле, что та ей не дочь? Захочет ли Элла ее видеть? По словам Форестеров, девочке у них хорошо. Внезапно Мэй сделалось дурно.

Элла встречала ее у порога Ред-хауса.

– Ура, ты приехала, приехала! Идем скорее, мы испекли булочки с джемом, и я накрыла стол в столовой. Идем же!

В коридоре стоял мальчик, по виду – настоящий школяр. Мэй заметила, что он явно робеет.

– Это Родди.

Элла чуть подтолкнула мать навстречу ему. Мальчик смущенно глядел на нее и в конце концов протянул ладонь.

– Рада познакомиться, – еле слышно произнесла Мэй, мечтая, чтобы их с Эллой оставили наедине.

Селеста словно прочитала ее мысли и быстренько всех выпроводила.

– Ну, не будем мешать. Мы поставим чайник, а Мэй и Элла пусть пока поговорят в гостиной.

Мэй еще не доводилось сидеть в такой большой комнате. Гостиная казалась холодной и неуютной; мать и дочь чувствовали себя в ней чужими.

– Я бы лучше вышла на воздух, – сказала Мэй. – Давай пройдемся вдоль канала, как в старые времена. И по саду я тоже не прочь прогуляться. Как тут все сейчас?

– За ним особо никто не ухаживает. Это наше с Родди тайное убежище. Хочешь, покажу, где дрозды свили гнездо?

Элла протянула руку, и Мэй охотно взялась за нее, стараясь не стискивать пальцы девочки слишком сильно из-за волнения.

– Похоже, ты права, здесь все заросло. А что, садовника больше нет? – спросила Мэй и сама вспомнила, что старый садовник умер, а его сына убили на войне.

Стоял теплый летний день. При виде ясного синего неба на душе у Мэй повеселело. Элла без умолку болтала про школу и Хейзел, про то, как она и Родди все время спорили из-за Бентли и Уистона, старых лошадей Селвина, – кто на какой будет кататься, – и как потом Селвин вышел из сарая и прогнал их, заявив, что лошадкам уже много лет и ездить на них нельзя.

Мэй с удовольствием слушала нехитрые детские новости. Она по-прежнему моя Элла, а я – ее мать. Тем не менее последние слова Эллы заставили Мэй всполошиться.

– В нашей квартире живут другие люди. Мне пришлось забрать все вещи, они стоят упакованные наверху. А где мы будем жить?

Упоминала ли Селеста об этом переезде? Наверняка что-то говорила, но память у Мэй сейчас дырявая, как решето. Ее охватила паника.

Мать и дочь вернулись в столовую на чай. Угощение не лезло в рот Мэй, она смогла съесть совсем чуть-чуть, хотя усиленно старалась изображать удовольствие. Элла, придвинув стул к столу, щебетала как птичка, одновременно расправляясь с булочками. Селвин куда-то исчез. Мэй не сводила глаз с настенных часов, но, когда подошло время уезжать, обнаружила, что ей вовсе не хочется надевать плащ и шляпку.

– Что скажешь про сад? – поинтересовалась Селеста. – Из меня огородница никудышная. Я донимаю Селвина, да только он еще хуже меня.

– Тогда подайте объявление, что вам нужен садовник, – предложила Мэй. – Участок довольно большой.

– Я тут подумала, если бы ты согласилась научить меня, как что делается, и помогала бы мне…

– Гм… Мне ведь придется искать работу, когда я выйду из… – замялась Мэй.

– Я это и имела в виду, Мэй. В доме для всех хватит места. Элла уже живет у нас. Не хотела бы ты тоже перебраться сюда и помогать по хозяйству и в саду?

Мэй вдруг ощетинилась, словно еж.

– Ты и так очень много для меня сделала. Не хочу повиснуть у тебя на шее, как тот самый альбатрос из поэмы[19]19
  Имеется в виду альбатрос из стихотворения С.Т. Кольриджа «Поэма о старом моряке».


[Закрыть]. Спасибо за предложение, Селеста, это очень любезно с твоей стороны, но я должна самостоятельно стоять на ногах.

– И чем же плохо жить здесь и «самостоятельно стоять на ногах» на знакомой земле? Нам эта идея очень даже нравится, правда, Элла?

– Значит, вы обо всем сговорились за моей спиной? А мое мнение насчет воспитания дочери кого-нибудь интересует? Вижу, она тут уже прижилась. – Мэй встала из-за стола. – Мне пора ехать.

– Мэй, я совсем не хотела тебя обидеть. Просто решила, что всем нам не помешало бы проводить вместе больше времени, дать детям возможность подружиться… Пожалуйста, не расстраивайся.

Мэй видела, что Селеста искренне огорчена ее резкими словами. Она вывела Эллу в коридор и закрыла за ней дверь.

– То, что я нахожусь в дурдоме, не дает никому права считать, будто у меня нет гордости, – сказала она Селесте.

– То, что ты была больна, не дает тебе права отказываться от моего предложения, даже не обдумав его как следует. Когда-то ты назвала себя затворницей. Я знаю по письмам, как тебе пришлось воевать с Флорри Джессоп и прочими. Нам многое известно друг о друге. Насколько я поняла, Элла не догадывается, что была в числе пассажиров «Титаника», хотя зачем делать из этого страшный секрет, понятно тебе одной.

– Да, ты знаешь обо мне все, а я о тебе – ничего, за исключением того факта, что ты сбежала от мужа. У друзей нет секретов друг от друга.

– Тогда, пожалуй, самое время открыться тебе, как я открылась Селвину. Я сбежала от мужа, потому что он был грубым скотом. После моего возвращения из Нью-Йорка на пять дней позже веленого он избил меня до полусмерти. У каждого свои проблемы и печали, Мэй. Не всем так везет с супругом, как тебе повезло с Джо, пусть даже твой брак продлился недолго. Видишь, тайны есть не только у тебя.

Селеста посмотрела Мэй в глаза, и обе залились слезами, крепко обнявшись.

– Ты помогла мне осуществить побег. Я в вечном долгу перед тобой, подруга, так что прекращай упрямиться и задирать нос. Идем, я отвезу тебя в больницу, а по пути мы раз и навсегда избавимся от всех недомолвок.

Прощаясь, Элла прильнула к матери и хотела ехать с ней, однако Селвин удержал девочку.

– Твоей маме есть о чем поговорить с Селестой. Не переживай, скоро она вернется домой насовсем. Давай лучше спокойно посидим в саду.