Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 331 страниц)

Часть 3
Оборванные нити
1922–1928

Глава 75

После отъезда Родди прошло несколько месяцев. Селеста, погрузившаяся в глубокую депрессию, была безутешна. Мэй опасалась, как бы ее подруга не попала в психиатрическую лечебницу, как в свое время она сама. Мир оказался перевернутым с ног на голову. Теперь все хозяйственные вопросы в доме вела Мэй – решала, что и как делать, составляла списки, отдавала распоряжения. От Селесты осталась только тень; ее не интересовало ничего, кроме новостей из Акрона. А новости – те, которые соизволяла сообщать свекровь, – не приносили радости.

У Родди все хорошо. Он ходит в школу, у него есть велосипед и собственная лошадь. Ему нравится изучать окрестности с друзьями, так что прекрати изводить его мольбами вернуться. Он этого не желает. Зря ты думаешь, что письма твоего адвоката помогут чего-то добиться от Гровера. Мой сын выбрасывает их, не распечатывая. Не трать зря деньги на гонорары юристам. Родерик приехал сюда, чтобы жить. Он будет тебе писать.

Зря ты сбежала из Америки, позабыв о своем долге. Все имеет свою цену, дорогая, за все надо платить…

– Какое право они имеют прятать моего сына? Они настроили его против меня! Мое место – там, я должна убедить его внять здравому смыслу, – рыдала Селеста, в отчаянии заламывая руки.

– Не спеши, еще рано, – пытался урезонить ее Селвин.

– Я с ума здесь сойду!

– Тогда найди себе занятие, чтобы было ради чего вставать с постели, – сказал Селвин сестре точно так же, как много лет назад посоветовал Мэй.

Он тоже встал в строй: вернулся к адвокатской практике в Бирмингеме. Теперь Селвин защищал ветеранов войны, которые нуждались в жилье и лечении. Драма, развернувшаяся вокруг Родди, пробудила Селвина от летаргического сна, дурманившего его разум, и Мэй впервые за долгое время видела, что он полностью за себя отвечает. Даже пить Селвин стал меньше. Теперь он приезжал домой, только чтобы повозиться в сарае. Иногда Мэй брала с собой какой-нибудь прохладительный напиток, садилась на скамейку и смотрела, как он стучит молотком. Они почти не разговаривали, им было хорошо вместе и без слов.

С Селестой, напротив, приходилось тяжело. Ее кидало из одной крайности в другую. По счастью, друг Селесты, мистер Макадам, регулярно брал Селесту на прогулку и приводил обратно в более спокойном состоянии. Мэй тоже мечтала о таком человеке, который заботился бы о ней, проявлял внимание. Джо всегда был нежен и щедр на комплименты. Иногда Мэй спрашивала себя, замечает ли Селвин хоть иногда, как она принарядилась или расстаралась ради него, и сама себе отвечала, что Селвин удостаивает взглядом только железки – ржавые или поломанные.

При всей своей любви к подруге Мэй в буквальном смысле стала спотыкаться о нее и в доме, и в саду. Селеста повсюду разбрасывала свои вещи и тут же про них забывала. Мэй хватало и неаккуратной дочки, а уж две неряхи сразу, за которыми постоянно приходилось убирать, всерьез действовали ей на нервы.

Однажды утром, взяв в руки номер «Таймс», брошенный Селестой, Мэй увидела, что та обвела ручкой объявление лондонского агентства по найму сотрудников. Неужели?.. Впервые за последние месяцы в сердце Мэй затеплилась надежда. Она вырезала объявление и положила его на письменный стол Селесты.

Улучив момент, когда Селеста, сгорбив спину, сидела над чашкой какао, Мэй пошла в атаку.

– Ну, и почему ты им не напишешь? – потребовала ответа она, сунув объявление под нос Селесте. – Не помешало бы узнать, что они предлагают. Ты слишком много времени тратишь на пустые размышления, а это ни к чему хорошему не приведет, по себе знаю.

Селеста подняла глаза, тряхнула волосами и улыбнулась.

– Да, я уже видела это объявление. По-моему, довольно интересное. Куда это я задевала свое резюме? Господь поступил мудро, послав тебя в мою жизнь, в этом нет сомнений.

– Не болтай чепухи! Друзья для того и нужны, чтобы поддерживать друг друга в трудную минуту. Я делаю то же, что ты в свое время сделала для меня. Помнишь, ты говорила: «Если я занята, мне некогда думать»? Все будет хорошо, обещаю, а пока почему бы тебе не попробовать заняться чем-то новым для себя – вдруг да поможет?

Глава 76

Родди стоял на бывшей бечевой дороге Портидж-Пас. Он пришел сюда посмотреть на деревянную статую «Большого вождя», индейца с каноэ, и устремил взор к западу, где в старину начиналась граница Соединенных Штатов, отделяющая их от индейских земель. Родди обвел взглядом деревянные ребра каноэ, пытаясь представить прежние времена, однако его сердце не лежало к этому краю. Он тосковал по равнине Трент-Вэлли, по старому кирпичному зданию школы, городку, в центре которого стоит собор, по суматошной, но такой милой жизни в Ред-хаусе, а больше всего – по маме.

Прочитав письмо из дома, где говорилось, что дедушка Форестер умер в тот самый день, когда его внук отплыл в Нью-Йорк, Родди не находил себе места. Он сильно переживал, что не может почтить память деда и утешить мать. Должно быть, мама осталась с разбитым сердцем, в один день потеряв и отца, и сына.

Родди посмотрел на высокие деревья вдоль тропы, спускавшейся в долину реки Кайахога, что змеей вилась вдоль городских окраин. Теперь в Портидж-Пас все застроено домами. Город все больше посягает на территории индейцев, все больше оттесняет коренных жителей.

Хотя в этих местах Родди появился на свет, он не чувствовал к ним привязанности. Он уже понял, что совершил ошибку, расставшись со старой семьей. Впрочем, что сделано, то сделано: путей отступления Родди не видит.

Мысли вернулись к обвинительному письму Эллы, в котором она называла его предателем и неблагодарной свиньей. И что же он мог ей ответить? Элла, не выбирая слов, в прямых выражениях дала ему понять, каким ударом стал для мамы его побег и как плохо она себя чувствует все это время. «Она винит себя в том, что не поехала с тобой в Лондон, а когда никто не видит, она плачет, так что давай скорей сюда, если хочешь вернуть ее улыбку».

Родди удрученно перечитывал злые строчки. Со дня своего переезда он почти не писал домой, лишь выразил соболезнования маме и дяде Селвину да коротко упомянул про новую школу и бабушку Хэрриет, но ничего не сказал о том, что у папы есть близкая приятельница, мисс Луэлла Ламонт, которая иногда вместе с ними посещает церковь Святого Иоанна и приходит на чай. Она довольно симпатичная и носит красивые платья, хотя голос у нее – как иерихонская труба.

Папин дом стоит высоко на холме, в районе Вест-Хилл. Стены украшены узорами из цветного кирпича, в саду много статуй, есть выгон для лошадей и фруктовые деревья. Разумеется, их особняк скромнее, чем у Зайберлингов, и поменьше, чем Элм-Корт, где живет семья Маркс, только в Личфилде Родди таких огромных домов не видел.

У него теперь свои комнаты, так же, как у бабушки Хэрриет в дальнем крыле дома. Папа работает круглыми сутками и, когда задерживается на работе, домой приходит злой. Помнится, на «Олимпике» он обещал Родди, что вместе они будут делать и то, и это – как отец и сын, но давно позабыл о своих обещаниях, и о совместном времяпрепровождении даже речи не идет.

Все здесь совсем не так, как ожидал Родди, зато в школе он подружился с мальчиком по имени Уилл Морган. Остальные ребята никогда не были за границей и совершенно не интересовались, как он жил раньше, до переезда в Акрон. Все, что их занимало, – это положение акронской команды в таблице Национальной футбольной лиги. Они усердно зубрили уроки – ради хороших отметок, с которыми большинство из них позже отправится на побережье – в Гарвард или Йель. Родди так далеко наперед не думал. В свои юные годы он и без того пережил много перемен.

Он сделал только одну ужасную вещь – доверился отцу, причем до сих пор не понимал, каким образом попал из лондонского театра в Саутгемптон, на борт «Олимпика», – между этими событиями в памяти почему-то был провал. Так или иначе, теперь он здесь, и его присутствие вызывает у папы невероятную гордость, пусть даже отец редко бывает дома и ему некогда куда-то выезжать с сыном.

Конечно, Родди и так не скучает. Он учится ездить верхом, берет уроки вождения у шофера новенького автомобиля, который стоит перед домом, дополнительно занимается физикой и химией, чтобы в будущем, когда придет время, войти в компанию «Даймонд раббер». Складывается впечатление, что вся его жизнь расписана и распланирована, а он просто переходит с клетки на клетку, точно лунатик.

Стоя у одинокой статуи индейского вождя, закинувшего на спину свое каноэ, Родди думал о длинных пеших переходах через леса, которые приходилось совершать индейцам, чтобы добраться от одной реки до другой, от Кайахоги до Таскароваса. Порой ему казалось, что он тоже бредет долгой дорогой, сгибаясь под тяжестью груза на плечах.

Бабушка все время велит ему распрямить спину и не сутулиться, иначе вырастет горб. Для бабушки Хэрриет очень важно, что подумают люди. Парксы принадлежат к высшему обществу Акрона, поддерживают связи с богатыми «резиновыми баронами» и их семьями. Когда Парксы давали прием и Родди был вынужден вести светскую беседу с целой толпой старых куриц, он, как ни странно, порадовался маминым урокам этикета. Теперь они ему очень пригодились. «Помните, гостям нужно задавать вопросы, проявлять к ним интерес, создавать непринужденную обстановку». Слова мамы зазвучали у него в голове, напомнив о прежних днях в Вашингтоне, отчего Родди стало грустно. Ну, хотя бы в части хороших манер он ее не подведет. Родди старался сохранять в речи английский акцент, но это до крайности раздражало отца. «Ты – янки, так что нечего мяукать!» – ругался он. Прочим, однако, акцент нравился, особенно девушкам в церкви и пожилым дамам. Они заставляли Родди по многу раз повторять одни и те же фразы, пока он не начинал чувствовать себя говорящим попугаем.

Все, что только можно пожелать, у него есть: красивый дом, собственная лошадь с коляской, хорошее образование, живописные окрестности. Почему же он так несчастен? Среди множества заманчивых ловушек богатства и успеха чего-то отчаянно недоставало, и Родди никак не мог понять, чего именно. В душе зияла огромная дыра.

Глава 77

– Миссис Форестер, возьмете на себя клиентов, которые желают посетить Стрэтфорд? – по телефону осведомилась Сафара Форт.

– С удовольствием, – ответила Селеста старшей сотруднице агентства «Универсальные тетушки». – Откуда эти американцы? – поинтересовалась она, втайне надеясь, что они приехали из Огайо.

Селеста сидела у подножия лестницы, прижимая к уху телефонную трубку, и улыбалась. Работа в «Универсальных тетушках» послужила для нее спасательным кругом.

Эта новая организация, расположенная в Лондоне, предлагала услуги компаньонок и дуэний, помощь в выборе товаров для дома, присмотр за детьми, разного рода изыскания и выполнение иных пожеланий клиентов, вплоть до самых необычных. Работа преподносила массу неожиданностей. Порой задание было рутинным – например, отвезти болонку состоятельной дамы к ветеринару на стрижку когтей или помочь молодой жене выбрать посуду и предметы интерьера в универмагах «Рэкхемз» или «Биттиз». Заказы на сопровождение туристов в Стрэтфорд-на-Эйвоне, в дом-музей Энн Хэтэуэй поступали в агентство регулярно. Город Шекспира изобиловал прелестными постоялыми дворами эпохи Тюдоров, где можно было найти кровати под балдахинами и дубовые балки, которые пользовались особой любовью американских туристов, и все это за приличную английскую цену.

– Откуда-то с Великих озер, кажется, из Анн-Арбор. Обожают мистера Шекспира, поэтому заказали полный тур. Хороший отель, гид-проводник – в общем, все как обычно, на два-три дня. Еще они хотят осмотреть соборы в Эдинбурге и Йорке. Далее – Париж… Ну а поскольку вы раньше жили в Америке…

– Можете на меня положиться, мисс Форт, – ответила Селеста. – Я все забронирую по телефону и просчитаю маршрут так, чтобы путешествие оказалось им по карману.

– Деньги Стимпсонов не волнуют; им нужно самое лучшее. Насколько мне известно, у мистера Стимпсона крупный бизнес по производству кукурузных хлопьев. Я рада, что вы обо всем позаботитесь, Селестина. Вы для нас настоящая находка. Я еще на собеседовании поняла, что у вас много разнообразных талантов. Вы – просто сокровище. Как говорится, много званых да мало избранных[20]20
  Мф, 20:16


[Закрыть]. Знаете, сколько претенденток у нас отсеивается? Мы очень тщательно подбираем персонал. Ну а вы справляетесь безупречно, и в отчетах говорится, что дети просят приглашать именно вас.

– Благодарю вас, мисс Форт, – сверкнула улыбкой Селеста.

Работа ей нравится. Когда она занята, нет времени особо задумываться, как там Родди уживается с отцом. Тем не менее она постоянно помнит о сыне.

– Не буду вас задерживать. С нетерпением ожидаю отчета.

Собираясь на собеседование в агентство «Универсальные тетушки», что располагалось недалеко от Слоан-сквер, Селеста надела свой лучший твидовый костюм. Ей задавали вопросы, касавшиеся биографии и предыдущего опыта работы, но когда услышали, что Селеста – одна из выживших в катастрофе «Титаника», член «Комитета спасенных» и подруга Маргарет Браун, интервью моментально закончилось.

– Мы почтем за честь иметь такую сотрудницу.

На счету Селесты десятки детей из Бирмингема, Вулверхэмптона и Стаффорда, которых она сопровождала к новому месту учебы, по пути развеивая их страхи, или, наоборот, отвозила из школы-интерната домой. Она заботилась о них так же, как прежде о собственном сыне: собирала гостинцы, следила, чтобы в дороге у ребятишек было чем перекусить, что почитать и во что поиграть, дабы отвлечься от грустных мыслей.

Чтобы ее имя значилось в реестре агентства, Селесте приходилось ежеквартально вносить сумму в полкроны, однако эта плата прекрасно окупалась. Благодаря работе Селеста не сидела дома и общалась с людьми, незнакомыми с ее жизненными обстоятельствами. И все же в каждом ребенке она видела что-то от Родди.

Ей с трудом верилось, что с того черного дня, когда Родди уехал с отцом, минул уже почти год – год вежливой переписки с Хэрриет. Селеста больше никогда не напишет Гроверу после его чудовищного поступка. Она не может поручиться, что не даст воли гневу, а это только ухудшит сложившуюся ситуацию.

Письма от Родди были короткими и сдержанными. Селеста чувствовала, что мальчик пытается привыкнуть к американскому укладу, а по фотографиям, на которых худые длинные ноги торчали из коротких штанишек, видела, как быстро он растет. Она мечтала встретиться с сыном, однако боялась нарушить шаткое перемирие с Гровером. Надо действовать осторожно, не торопиться и не злить мужа. Плохая из нее вышла мать… Должно быть, сын решил так же, раз предпочел ей того самого человека, от которого она его много лет защищала. Или… у Родди просто не осталось выбора, как только он очутился в лапах отца? Ну почему, почему она не поехала с ним в Лондон!

Все эти месяцы Мэй была рядом с ней – верная подруга, проявлявшая неизменную поддержку и понимание. Как и Арчи… но их отношения должны оставаться тайной.

Арчи – холостяк, преподаватель теологического колледжа, где стандарты морали высоки, а она все еще замужняя женщина, хоть и живет отдельно. Он считается другом Селвина, так что его частые визиты в Ред-хаус не вызывают кривотолков, однако всем известно, что молодой Макадам в нее влюблен. Восхищение, которое Селеста читает в глазах Арчи, придает ей сил, когда боль от разлуки с Родди становится совсем нестерпимой.

Он неизменно чувствует, когда ей плохо, и ободряюще сжимает ее руку. Арчи похоронил жену и перенес бесчисленные испытания во время войны. Он – ее «вечная твердыня»[21]21
  «Уповайте на Господа вовеки, ибо Господь Бог есть твердыня вечная». (Ис 26:3,4)


[Закрыть]. Однако у них нет будущего, если только Гровер не отпустит Селесту, либо же она сама не решится подать на развод. Правда, в этом случае она рискует потерять последние контакты с сыном, а в них заключается ее единственное счастье. Когда-нибудь Родди вернется к ней, и кошмар закончится. Пока же Селеста будет помогать родителям, которые отправляют детей в дорогу. Ни один ребенок не потеряется, если она рядом. Она будет делать для своих юных подопечных то, чего не смогла сделать для Родди. Кроме того, Селеста питает надежду, что однажды мисс Форт поручит ей сопровождать клиента в поездке за океан, в Америку, и тогда она воспользуется шансом. А до той поры следует довольствоваться тем, что есть, и усердно выполнять свою работу.

Глава 78

Элле нравилось наблюдать за работой каменщиков. Рабочие из компании «Бриджман и сыновья» в Квонианс-Ярд восстанавливали кирпичную кладку и каменный орнамент, ажурный рельеф церковных куполов. Они отреставрировали фасад Личфилдского собора, вернули жизнь старинным скульптурам и резным изображениям. Глядя на выставленные во дворе прекрасные образцы, ожидающие упаковки и отправки в самые разные концы страны и даже за ее пределы, Элла ощущала, что в этой мастерской заключены знания и умения целых поколений.

Порой, отправляясь за покупками, она нарочно задерживалась, только чтобы одним глазком поглядеть, как готовят камень, как его обрабатывают при помощи инструментов, использовавшихся еще в древности. Ей тоже отчаянно хотелось создать что-нибудь столь же осязаемое.

Девочки в школе посмеивались над ее коллекцией фотографий и вырезок из газет, журналов и афиш, которые она наклеивала в альбомы. Став владелицей простенькой фотокамеры, Элла получила возможность снимать все, что привлекало ее внимание. Она побывала во всех окрестных церквях, накупила открыток в Бирмингемской галерее живописи, где изучала жизнеописания женщин-художниц и скульпторов, включая каменщицу Викторианской эпохи, которая помогала вырезать статуи у западной стены собора. О памятнике капитану Смиту работы Кэтлин Скотт Элла писала так много и долго, что Хейзел уже надоело ходить к монументу в Музейный сад.

Хейзел – по-прежнему ее лучшая подружка, они вместе перешли в старшую школу. Правда, Хейзел делает упор на физику и биологию и совсем не понимает искусства. «У тебя от этого ваяния руки станут как у боксера», – предупреждала она, разглядывая фигуру Эллы. «Ну и что», – отвечала та, ведь она твердо решила стать скульптором. Сперва, конечно, нужно побольше узнать о великих мастерах прошлого, а также о современниках, чьи работы иногда выставляют в галереях. Кроме того, необходимо в совершенстве изучить человеческую анатомию – строение черепа, мускулатуру и прочее. Пока все это для нее сплошная загадка, которую ей не терпится разгадать. Интересно, получится ли когда-нибудь съездить в Рим, Флоренцию или Париж, чтобы воочию увидеть творения Родена?

Элла мечтала поскорее окончить школу и выйти в реальный мир, где люди живут искусством и вольны экспериментировать, как им угодно. Ее собственные попытки творчества – все, что скопилось в сарайчике в глубине сада, – слабы и нелепы, Элла давно разбила бы эти убогие слепки, если бы не дороговизна материалов, – мама очень не любит лишние траты.

Элла обожает человеческие лица, магию морщин, скул, крючковатых носов – всех тех отличительных черт, которые превращают некрасивое лицо в прекрасное и наоборот. На ее взгляд, это настоящее волшебство, когда кусок глины или гипса становится шедевром на многие века.

Живопись она тоже любит, особенно портреты. На день рождения Элла хотела в подарок человеческий череп, но пришлось удовольствоваться овечьим. Очень важно чувствовать форму головы, соединение костей черепа, начинать созидательный процесс как бы изнутри.

Элла так сильно мечтает изучать искусство и создавать его своими руками, что ей самой страшно. Хватит ли у нее физической силы работать с отливками из бронзы и ваять более масштабные скульптуры? От природы она стройная и жилистая, хоть и не высокая. Наверное, ее фигура скорее подходит танцовщице, чем скульптору или резчице по дереву.

Больше всего Элла хотела бы бросить школу и поступить в художественный колледж, только мама и слышать об этом не желает.

– На твое образование потрачена уйма времени и денег, – говорит она, – ты обязана доучиться до конца и получить аттестат. Если настанут трудные времена, у тебя должна быть хорошая профессия – учительницы, секретаря или оператора счетной машины.

– Но я не хочу работать в конторе.

– Тогда, может быть, станешь медсестрой?

– Ни за что. Я поубиваю всех пациентов.

– Не шути со мной, юная леди! Делай, что говорят, и точка. В этом доме и без тебя достаточно таких, которые не понимали, как им повезло, – фыркала мама, бросая взгляд на каминную полку, где стояла фотокарточка.

В Ред-хаусе Родди никогда не упоминали по имени. Он играл роль безмолвного призрака, чье невидимое присутствие все ощущают. Он ослушался мать и разбил ей сердце. Намек ясен: не вздумай поступить так же, Элла!

Дом теперь полностью в ведении мамы и дяди Селвина – странный союз, если можно его так назвать. Тетя Селеста часто в разъездах, а эти двое либо препираются, либо сидят за ужином, как старые супруги. Дядя Селвин вроде бы вышел из своей скорлупы, но по-прежнему любит возиться с железяками в сарае. В один из дней, когда Элла наблюдала за ним, ей в голову и пришла блестящая мысль создавать картины из обрезков железа. Если бы только она могла придавать им нужную форму!

Когда Элла попросила Селвина обучить ее основам работы с металлом, он сперва отказался, потом не выдержал девичьего напора и уступил. Дядя Селвин велел Элле надеть защитные очки и держаться на безопасном расстоянии от летящих искр. Отливка заготовок из расплавленного металла – тяжелая, изнурительная работа, однако, если в будущем Элла собирается посвятить себя монументальной скульптуре, это отличная практика.

А потом мама вошла в гараж с кружкой чая и, увидев, чем они заняты, раскричалась на дядю Селвина. Тот, в свою очередь, рассердился, что она им помешала.

– Ради всего святого, женщина, разве ты не понимаешь, что в ребенке есть божья искра? У нее прекрасное воображение и полно творческих идей. Ничего страшного, если пару раз обожжется! Пусть узнает, что любое мало-мальски стоящее произведение дается потом и кровью. Не будь глупой, не ограничивай ее горизонты!

– Не называй меня глупой, Селвин Форестер! Я без тебя знаю, что красоты, ума и таланта у нее больше, чем у нас обоих, вместе взятых. Ты не имеешь права подвергать ее опасности. Эта работа не для девушки.

– В войну было иначе. Или ты забыла женщин, которые варили сталь и трудились на военных заводах? Мы тогда полностью от них зависели!

Элла ушла, предоставив этим двоим выяснять отношения в гараже. Хуже нет, когда мама и дядя Селвин ссорятся из-за нее. Родди сейчас отвел бы ее в сад и рассмешил. Элла по нему скучает…

Решительным шагом она направилась в свою мастерскую, нашла последний чистый лист бумаги и, пылая яростью, изобразила картину, которая возникла в голове: Селвин с искаженной физиономией склонился над паяльником, а возбужденная Элла смотрит на него из-под защитного козырька. Перед ее мысленным взором разворачивался странный образ: две фигуры, чьи руки вскинуты в отчаянии, а между ними – третья, которая отталкивает их друг от друга. Карандаш порхал в руке Эллы, пока она не выплеснула эмоции на бумагу.

Если она решит поступать в художественный колледж, приемная комиссия захочет посмотреть ее работы. Надо же когда-то начинать, так почему не прямо сейчас?

Голова Эллы пухла от идей, но перемены происходили также и с телом: оно вытягивалось, формы округлялись и приобретали изящество. Когда каждое утро Элла в числе других старшеклассниц шла по улице, юнцы, проезжавшие мимо на велосипедах в мужскую школу короля Эдуарда, свистели и подмигивали ей. Элла краснела, понимая, что они восхищаются ее фигурой и черными волосами, заплетенными в тугую косу.

Хейзел оглядывалась и хихикала.

– Ты ему понравилась, – констатировала она.

– Прекрати, – обрывала ее Элла, стараясь не выглядеть довольной, хотя личфилдские мальчишки все как один казались ей заурядными – сплошные ноги, веснушки да торчащие вихры, – ни малейшего сходства с прекрасными скульптурами Микеланджело или портретами рыцарей Круглого стола кисти Берн-Джонса. Элла задирала вверх носик, притворяясь, что не слышит свиста.

– Ты их только дразнишь, – упрекала ее подруга. – Ах, если бы Бен Гаррат хоть разочек посмотрел на меня так, как смотрит на тебя.

– Мне некогда создавать себе сложности. Я намерена стать художником. Чувства надо изливать в работе, а не растрачивать их понапрасну на прыщавых шестиклассников, – смеялась Элла.

– Что ты такое говоришь, Элла Смит! Знаю я, какую жизнь ведут художники! Взять хотя бы мисс Гарман, которая читала нам лекцию. Мама сказала, она живет в Лондоне с женатым мужчиной. Просто позор!

Хейзел такая смешная, когда строит из себя пуританку, улыбнулась Элла. В такие моменты у нее нос дергается, как у кролика.

– А, ты имеешь в виду ее любовника, скульптора Джейкоба Эпштейна.

– Она даже родила от него ребенка!

– Ну и что? У творческих людей все по-другому.

– Его скульптуры – сплошное уродство. Ты ведь не хочешь походить на него? – На личике Хейзел отразился ужас.

– Я пока не знаю, в каком жанре буду работать, – призналась Элла.

– Потише говори, если не хочешь, чтобы мисс Ходж тебя отчитала.

– Ничего страшного. Вот если бы моя мама сейчас нас слышала!.. – расхохоталась Элла. – Меня тянет заниматься искусством, а не корпеть над скучными учебниками.

– Образование никогда не помешает, как говорит мой отчим.

Мать Хейзел недавно вышла замуж за Джорджа-солдата.

– Чтобы стать художником, тоже нужно учиться, и не два часа в неделю, а все время.

– Тогда иди в художественный колледж. Кстати, там учится брат Синтии, – мечтательно вздохнула Хейзел. – Такой красавчик…

– В какой именно? Меня не отпускают из дома.

Хейзел озвучила собственные мысли Эллы.

– Ну, есть Уолсолл, Бирмингем, куча мест. Будешь ездить туда поездом.

– За обучение в колледже надо платить, а у нас дома со средствами всегда было туговато. Правда, после того как мы переехали в Ред-хаус, стало проще. Ну, и есть «корабельные» деньги.

– Что за «корабельные» деньги? – Хейзел была заинтригована.

– Чеки, что присылает социальный фонд за папу. Я однажды видела этот чек, с корабликом в углу бланка. Я бы спросила у мамы, да только не хочется лишний раз напоминать ей про отца. Я тогда была совсем маленькая, и у нас об этом не говорят, чтобы не расстраивать маму. С тех пор прошло много лет, а потом еще война и все прочее… А за твоего отца ничего не платят?

– Раньше маме выплачивали пенсию как вдове, но когда она вышла замуж за Джорджа, по-моему, платить перестали. Я буду скучать, если ты уедешь. – Хейзел схватила Эллу за руку, словно хотела удержать.

– Мы все равно останемся подругами. Будем видеться по выходным. Хотя сомневаюсь, что мне разрешат бросить школу. Надо будет поставить в известность даму из социального фонда. Она следит за всеми нашими делами, проверяет, не нарушили ли мы условия. А ты, между прочим, подала мне хорошую мысль.

– Это не ради тебя, – хихикнула Хейзел. – Если ты уедешь из Личфилда, то расчистишь мне поле – я имею в виду Бена Гаррата. Ну и, как я уже говорила, образование никогда не бывает лишним.