Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 123 (всего у книги 331 страниц)

«Да уж… И кто тут после этого герой?» – подумал Салливан, переводя дух.

Даже не взглянув в сторону отца, Поппи пробежала мимо Хейзелтона и упала на колени, обняв младших девочек.

Салливан обернулся на цокот копыт и увидел пони, запряженного в тележку, со стуком катившуюся по дорожке. Он глядел то на мужчину, растянувшегося на ступеньках, то на графа, лежавшего на спине в траве, то на старушку, которая вышла из дома с младенцем на руках, и раздумывал, с кого же из них начнет доктор.

Глава семнадцатая

Риддлсдаун-Корт

Гарри Хейзелтон

Солнце садилось за дубами, окрашивая небо розовыми и пурпурными лентами. Ласточка пронеслась почти над самой головой, а пара горлиц на голубятне меланхолично обменивалась пожеланиями доброй ночи. В голове Гарри на короткий миг всплыли воспоминания о благоухающих жасмином садах Индии, но это сравнение больше не имело значения. Целый год он блуждал в плену боли и воспоминаний, но события этого дня окончательно разогнали призраков прошлого.

Салливан подошел и встал рядом.

– А я-то думал, куда ты запропастился.

– Там настоящий бедлам, – ответил Гарри. – И не мне говорить им, что делать.

Салливан протянул ему стакан.

– У старого графа в кладовой нашелся приличный скотч. Ему выпивка некоторое время не понадобится, поэтому я решил себе не отказывать.

Гарри позволил алкоголю чуть задержаться на языке и лишь потом проглотил.

– Все уехали?

– Не все, – ответил Салливан. – Остались две младшие сестренки, старая няня и, конечно, Поппи. Мать с младенцем отвезли в больницу, а доктор останется с графом, пока не приедет скорая, чтобы увезти его в больницу в Винчестер.

– А что со стрелком?

Салливан сделал основательный глоток графского скотча, прежде чем ответить.

– Парня зовут Элвин Тоусон, профессиональный игрок. Дейзи стащила кое-что нужное ему, – он рассмеялся. – Я видел, как она это сделала. Просто схватила со стола и бросилась к шлюпкам.

– Где сейчас леди Дейзи?

– Сбежала, – ответил Салливан. – Поппи говорит, она не вернется.

Гарри, к собственному удивлению, поправил Салливана.

– Она не Поппи, – сказал он. – Она – леди Пенелопа.

Внезапный приступ ревности сделал его голос напряженным и холодным.

Салливан громко рассмеялся.

– Беда с вами, островитянами! Хорошо. Леди Пенелопа говорит, что ее сестра смотала удочки, забрав все деньги, но настоящее сокровище оставила дома. Тоусона не заботили деньги – он искал очень редкий алмаз, который вез курьер из России. Дейзи не знала его ценности. Поппи – леди Пенелопа – показала мне этот камень. На вид он невзрачный, но Тоусон говорит, что он – единственный в своем роде. Это алмаз, заключенный внутри другого алмаза. В жизни не видел ничего более необычного. Если его потрясти, он стучит. Похоже, ему нет цены.

– Что с этим алмазом будет дальше?

– Полагаю, его сначала вернут тем людям в России, что нашли его. Если бы леди Дейзи знала его настоящую ценность, то наверняка забрала бы с собой.

Салливан подошел к невысокой кирпичной ограде, окружавшей террасу, и постоял с минуту, глядя на обширные лужайки и озеро за ними.

– Вот, значит, зачем все это, – произнес он.

– Что ты имеешь в виду?

Шрам Салливана не позволял распознать выражение его лица, но в словах, произнесенных с обычным небрежным австралийским акцентом, не было злости.

– Все, что вы, островитяне, делаете, вся эта чертова империя – только ради того, чтобы сохранить вот это.

– Пожалуй, да, – в конце концов ответил Гарри и обернулся к старому дому, окидывая взглядом осыпающиеся дымовые трубы и пустые глазницы чердачных окон, лишенных стекол. – Не думаю, что нам и дальше удастся это сохранять.

– Думаешь, Поппи попробует? – спросил Салливан.

Гарри на мгновение прикрыл глаза. Какой смысл в том, чтобы отчитывать Салливана за то, что он снова назвал ее Поппи? Очевидно, его отношения с этой девушкой дошли до той стадии, когда титулы теряют значение.

– Она ведь теперь наследница, разве нет? – сказал Салливан. – Я перекинулся парой слов с доктором, и…

Гарри не хотелось этого слышать. Пока он был на террасе, восхищаясь лесами, лужайками и многовековой историей тюдоровского особняка, Салливан был с Поппи, несомненно держал ее за руку, пока доктор объяснял… А что он объяснял?

– Старику больше детей не видать, – сказал Салливан. – Неизвестно, куда целился Тоусон, зато точно известно, куда он попал, – Салливан расплылся в такой широкой улыбке, что даже шрам не мог ее сдержать. – Врагу такого не пожелаешь.

– Значит, сына и наследника не будет, – произнес Гарри.

Он попытался представить себе, что это будет означать для Поппи. Она всю свою жизнь прожила в тени так и не рожденного брата, а теперь эта тень исчезла. Теперь Поппи точно знала свое будущее. Она станет графиней Риддлсдаун.

– Как она приняла новость? – спросил Гарри.

Ему не нравилось полагаться на информацию от Салливана, но другого выхода у него не было. Он не мог вломиться в дом и расспросить Поппи о ее чувствах. Очевидно, она предпочла делиться ими с Салливаном.

– Сложно сказать, – ответил Салливан. – Поначалу она не могла понять, что имеет в виду доктор. Старикан ходил вокруг да около. Мне пришлось сказать ей об этом самому. Нет смысла церемониться. В этом доме родилось достаточно детей – она наверняка знает, откуда они берутся.

– Что она ответила?

– Поблагодарила за информацию и сообщила, что пошлет кого-нибудь пригнать машину Тиллета, – ответил Салливан. – А пока мы приглашены переночевать в доме.

Гарри окинул взглядом темнеющие окрестности. В дубраве ухала сова, над голубятней темным облаком взмыла в небо стайка летучих мышей. Вдали слышался долгий и одинокий брачный зов лисицы. Каждый дюйм в этих местах дышал историей: друиды, римляне, завоеватели-норманны и король, убивавший своих жен, и все это достанется теперь Поппи.

Резкая вспышка света вернула его к реальности. Кто-то зажег газовые светильники в столовой. Пора было идти в дом.

Вокзал Виктория

Лондон

Дейзи Мелвилл

Дейзи вслушивалась в гул голосов пассажиров, садившихся в поезд. В нем различалась и французская речь. Неудивительно – ведь здесь много людей, направляющихся в Париж. Но французский ее не впечатлял. Он был слишком обыденным. Ей хотелось услышать другие, более экзотические языки. Поезд, отправление которого было рассчитано так, чтобы доставить пассажиров в Дувр к ночному парому, был всего лишь первым этапом долгого путешествия, которое могло привести ее… Она и сама не знала куда. Путешествие могло завершиться там, где она сама захочет. Ее ожидала Европа, а если и Европа наскучит, можно сесть в «Восточный экспресс» и отправиться в Стамбул и дальше в Азию.

Она показала билет кондуктору, который с подозрением взглянул на нее, указывая на вагон первого класса. Она понимала, что выглядит неряшливо, да и то, что при ней не было багажа, лишь усиливало подозрения, но решить эти вопросы она не успела. Джекки привез ее на вокзал в Винчестере к самому лондонскому поезду, а в Лондоне у нее не было времени ходить по магазинам. Она еще недостаточно далеко уехала от Поппи, епископа, отца и прочих людей, которые пытались обуздать ее нрав все эти годы. Чтобы освободиться от них, ей нужно было покинуть Англию немедленно не только потому, что при ней были краденые деньги, но и потому, что она могла дать слабину и передумать.

Она убеждала себя, что не будет скучать по Поппи с ее вечными указаниями быть осторожной и вести себя как подобает леди. Наверняка они еще увидятся. Дейзи всегда будет знать, где искать сестру. Скорее всего, теперь, когда ее некому подгонять, она и носа не высунет из Риддлсдауна. Будет цепляться за старый дом и ждать, пока умрет граф. Их отец, вероятно, выдаст ее замуж за какого-нибудь скучного местного землевладельца, чьи неловкие усилия в спальне несомненно произведут на свет кучу детей. Хотя Поппи наверняка станет хорошей матерью. Другой мамы Дейзи в своей жизни не знала. Она с удивлением ощутила, как по щеке катится слеза, и раздраженно утерла ее. Это было неподходящее время с теплом вспоминать кого-то из оставшихся в Риддлсдауне. Нужно убедить себя, что она избавилась от них навсегда.

Дейзи заняла свое место и стала наблюдать за людьми на платформе, опасаясь, что в последний момент кто-нибудь появится и вытащит ее из поезда. Она ведь воровка. Тот факт, что она обокрала мертвецов, для полиции не будет иметь значения. Она не удивилась бы, если бы на нее донесла Поппи или, например, капитан Хейзелтон. Он вообще очень строгий и чопорный и наверняка не одобрит ограбление людей, которые обречены на смерть. Салливан был единственным, кто понял бы, что она сделала и почему.

Она обиженно поджала губы. Жаль, что Салливан отказал ей. Возможно ли, что на самом деле ему больше понравилась Поппи? Для нее эта мысль оказалась новой и неприятной, и на мгновение она утратила уверенность в себе. Ей по-прежнему было трудно принять, что какой-нибудь мужчина может найти спокойный самоконтроль Поппи более привлекательным, чем огонь и страсть Дейзи, но в этот момент дверь открылась, и в купе вошел мужчина. Когда он сел напротив, Дейзи отметила, что он довольно привлекателен, а взгляд его темных глаз завораживает. Он окинул девушку оценивающим взглядом, а потом развернул французскую газету и притворился, что читает.

Газета оставалась открытой до тех пор, пока поезд не отошел от станции. Больше никто не вошел в купе.

Он сложил газету.

– Мадам, – поприветствовал он ее.

– Месье.

– Почему вы не в дамском вагоне?

– Месье, – захлопала ресницами Дейзи. – Вы хотите сказать, что мне небезопасно ехать… с вами?

Риддлсдаун-Корт

Поппи Мелвилл

Поппи проснулась и оделась еще до того, как рассветный птичий хор возвестил о наступлении нового дня. Она заглянула на кухню, чтобы увидеть, как две женщины из деревни готовят завтрак для гостей. Ужин накануне получился совсем никудышный – времени приготовить его не было, а в кладовой почти не оказалось продуктов. Утром все должно было получиться иначе. Женщины принесли с собой новые припасы: хлеб из деревенской пекарни, бекон от деревенского мясника и кофе, который дала жена доктора.

Сын садовника сидел на ступеньках заднего крыльца, его пальцы позеленели от полирующего состава, которым он начищал давно не бывший в употреблении кофейный сервиз. Нянюшка Кэтчпоул сосредоточенно грела утюг на кухонной плите и энергично гладила скатерть и льняные салфетки. Она подняла голову и посмотрела на Поппи.

– Твое первое утро как хозяйки Риддлсдауна, – произнесла она.

– Хозяйка Риддлсдауна – леди Риддлсдаун, – покачала головой Поппи.

– Но леди Риддлсдаун здесь нет, и твоего отца тоже, – ответила старушка. – Поэтому все в твоих руках, малышка.

– На самом деле – в твоих, – поправила ее Поппи.

– Не уверена, что ты помнишь, как все было в прежние времена, – ответила няня и плюнула на утюг, чтобы проверить его температуру. – Во времена твоей мамы все было совсем иначе, – она продолжила гладить. – В те дни, когда твой отец еще не стал… в общем, неважно, кем он стал. В те дни у нас бывали гости к завтраку, к обеду и к ужину, и, конечно же, у твоего отца был камердинер.

Поппи, к собственному удивлению, смутно припомнила прямого как палка мрачноватого человека, служившего у ее отца камердинером. Его уволили вскоре после рождения Дейзи. С тех пор граф одевался сам, чем и объяснялся его неряшливый вид.

Она не знала, как бы он отнесся к суете на кухне или к трате семейных денег на наем деревенских женщин и обильный завтрак. Что ж, на сей раз его мнение ничего не значило. Его не было дома. Скорая увезла его, одурманенного морфином, еще в середине ночи.

Поппи все еще не могла свыкнуться с известием о состоянии отца. Доктор сказал ей, что ранение серьезное и что… в общем… больше детей в их семье не будет.

– Это из-за состояния леди Риддлсдаун?

– Нет-нет, – покачал головой доктор. – Из-за вашего отца.

– Вы хотите сказать, что он не желает снова подвергать леди Риддлсдаун такому испытанию.

– Нет. Ранение вашего отца… э… деликатное… и…

Салливан выбрал этот момент, чтобы отодвинуть доктора в сторону и сказать Поппи правду. Детей больше не будет, потому что пуля попала ее отцу в «корешок».

– Корешок? Что такое корешок?

Она все еще не могла поверить, что Салливан счел уместным так подробно рассказать ей о ранении отца и о том, как это повлияет на возможности рождения новых детей. Он совершенно спокойно произносил слова, которые она прежде могла слышать только тайком в разговорах фермеров о животных. Тем не менее, когда он закончил и она наконец поняла, почему у ее отца больше не будет других наследников, она почувствовала невероятное облегчение. Наконец-то все закончилось.

«Все эти годы он говорил мне, что Риддлсдаун никогда мне не достанется, а теперь он больше ничего не может с этим поделать. Он мой. Риддлсдаун мой».

– Если хочешь помочь, – сказала няня, – можешь сходить на птичник и посмотреть, не снесли ли нам курочки сегодня чего-нибудь.

Радуясь тому, что ей дали задание, Поппи взяла ивовую корзину для яиц и отправилась через огород к курятнику. Повсюду вокруг просыпалась жизнь. Задрав голову, пел дрозд, другой пролетел над головой с червячком в клюве, вдали блеяли овцы, а вдоль забора первоцветы раскрывали бутоны, подставляя лепестки солнечному свету.

Она уже почти подошла к дверям курятника, когда заметила, что один из ее гостей уже проснулся и вышел на улицу. Гарри Хейзелтон стоял, опираясь на ограду конюшенного загона, и гладил морду пегого коня по имени Добби. Ей стало интересно, о чем они разговаривают, потому что было очевидно, что они говорят что-то друг другу, пусть и без слов.

Добби тихонько заржал, вытянул шею и положил голову на плечо капитану, и Поппи осознала, что наблюдает момент полнейшего умиротворения – момент, который ей вдруг выпало разделить. Последние несколько недель ей казалось, что ледяной холод Атлантики останется с ней навсегда и она больше никогда не согреется, никогда не почувствует себя по-настоящему в безопасности. Теперь, видя, как утренний свет медленно прокрадывается в загон, заливая золотистым сиянием человека и коня, она наконец смогла ощутить тепло и покой.

Она уронила корзинку и отошла от дверей курятника. Хотя она шла медленно, словно во сне, те двое услышали ее. Добби поднял голову с плеча человека, а Гарри обернулся к ней. Этим утром капитан выглядел иначе. Он не побрился, и на его подбородке и щеках лежала темная тень. Его волосы с первыми седыми прядями были не расчесаны, и на лоб падали мятежные кудри. Его карие глаза были широко открыты и лишены обычной настороженности.

Поппи заглянула в глубину своего сердца и не нашла в нем ни малейшего сомнения, ни даже слабого проблеска неопределенности. «Я хочу этого. Я хочу быть с ним».

Когда капитан заговорил, ей показалось, что она все еще спит. Наверняка он не стал бы так говорить с ней в реальном мире. Он запустил пальцы в гриву Добби, словно набираясь сил, и заговорил хриплым голосом.

– Когда-то я знал одну женщину, – начал он.

Поппи ждала. Ей казалось, что в этом сне наяву Хейзелтон прочитал ее мысли.

Гарри выпустил гриву Добби и положил ладонь на ограду.

– Генерал привез в Индию свою жену. Она была очень молода, а он – нет, – он на мгновение поднял глаза к небу, словно в поисках иного мира. – Индия – плохое место для английской леди, к тому же у жены генерала не может быть подруг. Это было жестоко, но генерал хотел ребенка.

Сына, подумала Поппи. Генерал хотел сына.

Взгляд Гарри все еще был устремлен в тот иной мир, который Поппи не могла себе представить. Жара? Пыль? Опасность?

– Ее звали Элоиза, и для меня она была сама Англия, – продолжал Гарри.

– И вы?..

– Нет!

– Простите. Я не…

– Ребенок родился раньше срока, – рассказывал Гарри. – Генерала не было в расположении. Полковой врач пришел ко мне и спросил, что делать. Я сказал ему привести индийскую повитуху, – Гарри по-прежнему не смотрел на нее, все еще погруженный в воспоминания. – Повитуха спасла младенца. Но не смогла спасти Элоизу. Эта утрата преследовала меня.

Взгляд Гарри снова обрел ясность. Он посмотрел на свою ногу и хлопнул по ней.

– А потом случилось вот это.

– Пуля? – спросила Поппи.

– Кабан, – покачал головой Гарри. – Я сам виноват. Был невнимателен, – он снова поднял руку и вцепился в гриву Добби. – Меня преследовали воспоминания о женщине, которую я едва знал, – он пристально посмотрел на Поппи. – Вы прогнали эти воспоминания.

Поппи вдруг ощутила прилив собственных нежелательных воспоминаний: мужчины и женщины на «Титанике», уходящем под воду. Они ничем не заслужили такую судьбу, но такова жизнь. Она может оборваться в любой момент. Поппи ощутила всю важность того, что происходит прямо сейчас. Если Хейзелтон не подойдет к ней, ей придется шагнуть к нему самой.

И она сделала этот шаг.

Хейзелтон отпустил гриву Добби. На мгновение она поняла, какое будущее ее ждет, и тут мужской голос разбил в дребезги молчание, напряженное, словно пружина часов.

Она обернулась и увидела Салливана, размашистым шагом шедшего к конюшне и размахивавшего газетой.

– Вы это видели? – крикнул он.

Поппи отвернулась от Гарри и больше не оборачивалась к нему, пока Салливан шел к ним. Она понимала, что едва не произошло только что, и от одной этой мысли залилась румянцем. Она отошла в сторону и наклонилась, чтобы поднять с земли корзинку.

– А до завтрака это подождать не могло? – раздраженно спросил Гарри.

– Нет, не могло.

Гарри Хейзелтон

Опершись о нагретый солнцем столбик ограды, Гарри изучал газету. Конь заглядывал ему через плечо. Гарри чуть повернул газету, чтобы дыхание коня не трепало страницы.

– Колонка Интеррогантума, – раздраженно бросил Салливан. – Прочитай.

Гарри снова поднял голову и увидел Поппи, шедшую через огород. Она удалялась от него и от того, что едва не случилось.

Салливан вырвал газету из его рук и начал читать вслух.

– Был ли на «Титанике» пожар перед его гибелью? Была ли нанята специальная команда, чтобы потушить пожар в угольном бункере? Где они теперь? Неужели их тайна погибла вместе с ними?

Гарри взял у него газету и перечитал.

– Не понимаю. Вчера утром ты говорил об этом Клайву Бигему без посторонних. Откуда Интеррогантум мог узнать о твоих словах?

– Понятия не имею, – ответил Салливан. – Но как-то получил.

Гарри снова поднял голову и краем глаза заметил, как Поппи открыла кухонную дверь и вошла в дом.

– Какой во всем этом смысл? – спросил Салливан. – Этот парень задает вопросы, на которые не может быть ответа, и будоражит всех. Теперь репортеры начнут рыскать в поисках «черной команды», но меня они не найдут. С меня хватит.

Гарри прогнал мысли о Поппи и сосредоточился на проблеме. Решение было столь же невероятным, сколь и очевидным.

– Вчера мы разговаривали с Бигемом и более ни с кем. А сегодня эти вопросы напечатаны в утренней газете. О чем это тебе говорит?

Салливан уставился на него.

– Ни черта себе! Ты хочешь сказать, что Бигем…

Гарри ощутил холодную ярость. Бигем ему нравился. Они оба были офицерами, и все же было очевидно, что тот держал его за дурака.

– Да, – произнес Гарри. – Именно это я и говорю. Клайв Бигем передает информацию Интеррогантуму. Возможно, он сам и есть Интеррогантум. Вчера утром я видел одного репортера с очень живым воображением, входившего в его кабинет. Нужно было сообразить, что к чему.

– Не вижу смысла, – покачал головой Салливан. – Ты предполагаешь, что ему не нужна правда?

– Правда не нужна никому.

– Почему ты так думаешь?

Гарри ткнул пальцем в газету.

– Это можно было сразу понять. Слушания тянутся день за днем, юристы все время прощупывают друг друга, и день за днем этот проклятущий Интеррогантум сыплет вопросами, ставящими под сомнение каждое произнесенное слово. На эти вопросы никогда не будет ответа. Они начнут жить собственной жизнью на веки вечные, и люди будут верить слухам и фальшивкам.

– Но зачем?

Гарри знал ответ, хотя и пришел к нему с неохотой, как и к осознанию, что его использовали, как патриотичного болвана. Бигем поставил ему задачу, и он, как дисциплинированный солдат, делал то, что приказано.

Вам следует начать с показаний экипажа. Там могут попасться слова, которых не следовало произносить вслух

Теперь ему было ясно все – от манежа, где слова свидетелей невозможно было четко расслышать дальше первого ряда, до допуска бесчисленных юристов, действовавших от имени профсоюзов, пассажиров и судоходных компаний и задававших друг другу не меньше вопросов, чем свидетелям.

Бигем даже сказал ему, что стоит на кону.

Если мы не проявим осторожность, гибель «Титаника» войдет в историю как пример полной бездарности… станет черным днем для британского судоходства… Мы потеряем трансатлантическую торговлю… Если дело дойдет до войны, эти суда понадобятся нам для переброски войск

Он посмотрел на Салливана.

– Бигем считает, что действует в интересах империи.

Серые глаза Салливана пристально посмотрели на Гарри.

– А это действительно так?

– Не знаю, – покачал головой Гарри. – Это ты мне скажи. Австралия – часть империи. Что вам нужно от нас?

Голос Салливана прозвучал резко и с такой злостью, что рабочий конь рысью отбежал на другой конец загона.

– Моя семья уже получила от родной страны более чем достаточно, – сказал Салливан. – Мы австралийцы, потому что моего деда увезли туда в цепях за преступление, которого он не совершал. Дочка мелкого местного сквайра обвинила его в том, что он был отцом ее ребенка. Полагаю, ей было безопаснее обвинить деда и назвать это изнасилованием, чем признаться, что она переусердствовала с кем-то из своего круга. Старик теперь один из богатейших людей в Австралии, но ему так и не дают покоя шрамы от кандалов. Меня растили, чтобы отомстить за него, поэтому не спрашивай, что я думаю об империи. Я был послан сюда, в самое сердце этой чертовой державы, чтобы найти людей, которые поступили с ним несправедливо.

– Ты нашел их? – спросил Гарри.

– Судья уже давно умер, а девушка, которая обвинила деда, уже старуха. Я последовал за ней на «Титанике».

– Она погибла?

– Нет. Я посадил ее в шлюпку, – ответил Салливан.

– Зачем?

Салливан пожал плечами.

– Я вовсе не хотел, чтобы она погибла. Я хотел, чтобы она жила с сознанием того, что я все еще ищу ее.

– А ты ее ищешь?

Салливан задумался и ответил не сразу.

– Что бы ни произошло, прав он или нет, но старик прожил в Австралии хорошую жизнь. Быть может, на первых порах было тяжело, но в конце концов эта жизнь лучше той, которую он прожил бы здесь. Я не могу изменить прошлое, – он покачал головой. – Теперь я увидел Англию и понимаю, что мой дед был не более важен, чем тот мальчишка, что принес мне эту газету. Если бы он остался здесь, то был бы никем. И я был бы никем. Нет, я не собираюсь ее искать. Я собираюсь жить собственной жизнью.

Прежде чем Гарри успел ответить, в огород прибежал сын садовника.

– Завтрак готов! И «Воксхолл» приехавши, сэр! Красивая машина, а?

– Да, красивая, – согласился Гарри.

Мальчишка убежал обратно. Гарри дождался, пока заговорит Салливан.

– В Лондон? – спросил Салливан.

– Боюсь, да, – кивнул Гарри. – Чем скорее, тем лучше. Ему это не должно сойти с рук.

– Жаль, без завтрака, – буркнул Салливан.

Гарри оглянулся и увидел Поппи, стоящую в дверях кухни. Ему ничего не хотелось так сильно, как остаться здесь. Что-то редкое и бесценное проскочило между ними. Они – две израненные души, обладавшие силой исцелить друг друга. Но с исцелением придется подождать.

Салливан пошел вперед и что-то сказал Поппи, проходя мимо нее. Она повернулась к Гарри и дождалась, когда он войдет в дом.

– Мистер Салливан говорит, что вы возвращаетесь в Лондон, – сказала она.

Он не нашел иного ответа, кроме слов, прозвучавших сухо, обыденно и формально.

– Мне очень жаль. Я бы очень хотел остаться на завтрак.

«Я очень хотел бы остаться навсегда».

Она вышла вместе с ним в выложенный плиткой холл. Он попытался объяснить, как мог:

– Это все из-за слушаний по «Титанику». Кое-что выяснилось.

«Я люблю вас, Поппи Мелвилл. Вы прогнали моих призраков».

Она шагнула в сторону, выпуская его через парадную дверь. Салливан уже сидел за рулем «Воксхолла». Гарри взял девушку за руку.

– Я обязательно вернусь.