Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 326 (всего у книги 331 страниц)

Обнаженная женщина на корточках бесстыже раздвинула ноги. Карандашный рисунок Дали куплен на «Sotheby's» за полтора миллиона долларов.

– Было от чего сходить с ума!

Изысканного шарма Гала Долли не понимала. Но рисунок нравился.

По крайней мере она нашла ему подобающее место, хотя оценить этот шаг по-настоящему смогли единицы. Куда больше было воплей про очередной эпатаж, пренебрежение общественным мнением. И моралью.

Боже правый!

Самые мерзкие скоты на свете более всего любят рассуждать о морали. Грязные пакостники. Похотливые животные. Как они смакуют это идиотское словечко! Пробуют на зубок, катают погаными языками в вонючих ртах.

Мораль!

Плевать она хотела на их мораль.

«Вот моя мораль!» – подумала Долли, обнимая унитаз, и, несмотря на мерзкое состояние души и тела, засмеялась.

Шутки шутками, но началось все именно с унитаза.

Было время, когда Долли не очень-то любила об этом вспоминать. Однако ж ей напоминали. Постоянно.

С подлым, злорадным упрямством глянцевые журналы публиковали фотографию двадцатитрехлетней давности – хрупкая обнаженная девочка, очаровательная и невинная, на… унитазе.

Она же – в спальне, на узкой, почти детской кроватке, неумело мастурбирует.

Она же с подругой-ровесницей – первые пугливые ласки.

Впечатление было такое, будто негодяй-фотограф каждый раз караулил, заставал врасплох и снимал девочку против ее воли. Но это только добавило перца.

Альбом, состоящий из трех десятков черно-белых снимков, стал сенсацией.

Шел 1977 год.

Америка проветривала закоулки, избавляясь от духа бунтарской вольницы, сживалась с образом респектабельной, благочестивой и почти пуританской страны. Но! Скандальную книгу смели с прилавков.

И – понеслось!

Съемки для «Playboy», мужских журналов – классом пониже, реклама белья и туалетных принадлежностей, бесконечные эротические – так утверждали продюсеры, остальным неизменно приходило на ум менее благозвучное «порнографические» – фильмы-однодневки.

Теперь До-До холодела при мысли, что в этом болоте могла увязнуть ее карьера.

К счастью, Мартин держал нос по ветру. Это он, двадцатипятилетний, не слишком удачливый папарацци, предложил ей сняться на унитазе. Они познакомились в «Тгоpicano», грязном клубе на задворках Голливуда. Здесь много пили, курили марихуану и развлекались, наблюдая за жестокими схватками борцов на заплеванном ринге, залитом пивом и кровью.

– Я сниму тебя так, что у всех самцов в этом паршивом, загаженном раю потекут слюнки.

– Что для этого нужно?

– Двадцать долларов, детка. Нужно купить, а потом проявить пленки. И напечатать фото. За работу я не возьму ни цента.

– Okay!

Долли согласилась легко.

В отличие от большинства искателей киношного счастья денег у нее было достаточно – многочисленное и очень богатое семейство в Техасе выбор младшей дочери, разумеется, шокировал, но не настолько, чтобы лишить ее содержания.

Позже благочестивая родня не раз пожалеет об этом. А пока Долли благополучно подвизалась в Лос-Анджелесе третий месяц. Мартин – больше года.

Голливуд обманул обоих.

Впрочем, с Долли он вел себя довольно сносно. Агентов пленила ее хрупкая красота. К тому же девочка была неглупа, ухоженна, прилично одета. Ее охотно брали на пробы. А после… вежливо указывали на дверь. Красивых – и даже очень красивых – девушек в барах на Santa Monica хватало. Требовались способные.

Мартину было сложнее.

Люди обожают разглядывать в журналах пикантные фото знаменитостей, при этом мало кто симпатизирует папарацци. Надо ли говорить, что сами знаменитости их ненавидят. Иногда боятся. Но от этого ненавидят еще сильнее. И часто дают волю чувствам. Или рукам.

Голливуд – средоточие звезд.

Здесь они дома, на своей территории, в окружении себе подобных – и, значит, папарацци следует вести себя осмотрительно.

Мартину не везло.

Высокий рост и крупные черты лица обращали на себя внимание и хорошо запоминались. Его дважды жестоко били в «Helena» [279]279
  Модный ночной клуб в Голливуде.


[Закрыть], хотя оба раза он был без аппаратуры.

Но главное – «золотой» кадр, на котором можно было бы прославиться и заработать, упорно не давался в руки.

Мартин Вэнн, без сомнения, обладал талантом, но это был талант художника, готового часами искать удачный ракурс, играть бликами света и штрихами теней.

Шальной азарт гончих псов ничуть не беспокоил его душу.

Вдобавок Мартин не любил рисковать. А рисковать приходилось постоянно.

Долли снова затошнило. Ощущение было такое, будто какая-то нечисть корежится в желудке, выворачивая его наизнанку. Молот в голове орудовал с дьявольской силой, норовя проломить череп изнутри. До-До застонала. Сжала виски руками.

Что-то маленькое, но тяжелое выпало из-под ладони, скользнуло по корсажу, звякнуло, булькнуло – и пропало.

– Дерьмо!

Бриллиантовая сережка стоимостью в миллион долларов исчезла в стоке.

Долли отодвинулась от унитаза.

Сняла вторую серьгу, повозилась, расстегивая колье на шее. Украшения на сумму двадцать миллионов долларов были взяты напрокат у Рона Уинстона.

Это была своего рода традиция Голливуда. Причем давняя. С той лишь разницей, что звезды прошлых лет арендовали драгоценности у старого Гарри Уинстона.

Теперь ими распоряжался сын.

Роскошное платье от дома Scherrer и горностаевая пелерина принадлежали, разумеется, ей.

Долли усмехнулась. Старый поганец Бэкуэлл из года в год включал ее в черный список самых безвкусных женщин планеты, но До-До не обижалась. Напротив. С той самой минуты, как Мартин усадил ее на грязный, покрытый трещинами и ржавыми потеками унитаз в своей крохотной квартирке в Бронсоне, главным козырем Долли, ее визитной карточкой, фирменным стилем стал эпатаж.

И стало быть, одеваться нужно было соответственно. Черная облегающая кожа – шорты, топы, бюстье – с откровенным «садо»-оттенком. Корсеты на шнуровке, пышные нижние юбки, черные чулки в сеточку, подвязки – из арсенала парижской кокотки, гадкой девчонки из «Moulin Rouge» [280]280
  Знаменитое парижское кабаре.


[Закрыть].

Новое амплуа заставило ее пойти еще дальше.

Но в том же направлении.

И все же фортуна улыбнулась До-До по-настоящему, можно сказать – заключила ее в свои объятия, когда на горизонте появился Ален Луковски.

Странный малый, рожденный в скучном промышленном Детройте. Родители, как предписывалось традицией тамошних мест, работали на корпорацию Форда. Туда же намеревалось отправиться после школы большинство одноклассников. Ален, вне всякого сомнения, был белой вороной – он с детства грезил Голливудом.

Маленький рост, щуплое тело, невыразительное лицо, нездоровая кожа, близорукие глаза, плохая дикция и еще целая дюжина мелких недостатков не оставляли никакой надежды на актерскую карьеру.

Панический страх перед большим скоплением людей, неумение – и нежелание – кем-либо управлять, командовать, вести за собой – исключали возможность прославиться на режиссерском поприще. Но Ален не унывал. Он-то знал, какие фантазии иногда посещают его по ночам, во время бесконечных школьных занятий, одиноких прогулок на пустыре возле дома и особенно – в церкви, где мрачные, многозначительные проповеди отца Станислава – семья была католической – неизменно вызывали меланхолию и тоску.

В семнадцать лет Ален начал писать сценарии. Разумеется, для Голливуда. В двадцать один он наконец добрался до Калифорнии. И… с ужасом понял, что людей, способных оценить его творчество по достоинству, здесь нет.

Или – почти нет.

Крохотный островок надежды, малозначащее «почти» робко забрезжило во тьме, когда судьба, неожиданно расщедрившись, свела их с Мартином Вэнном, мужем и продюсером восходящей звезды До-До.

Большие маслянистые глаза Мартина вспыхнули, едва пробежав по первой странице потрепанной книжицы – сорок листов дешевой бумаги, скрепленных степлером.

Только и всего.

Страница была грязной – десятки небрежных рук оставили на ней отпечатки. Многие легко угадывались невооруженным глазом. Позже это казалось даже символичным.

Пройдет совсем немного времени, и фильм, снятый по этому сценарию, назовут самой грязной и вызывающей лентой Голливуда. И едва ли не самой кассовой одновременно.

Немолодой католический священник – брат-близнец хмурого отца Станислава – давно обуздал тело целомудренным воздержанием.

Душа, напротив, бунтует яростно и неистово – в мечтах святого отца рождается и живет страстная, необузданная блудница. Образ ее становится все более ярким, зримым и наконец – не без помощи преисподней – обретает плоть. Призрак врывается в реальный мир и, осмелев, замахивается на мир небесный. Совращены благопристойные отцы семейств, глубокие старцы, скромные домохозяйки, мальчики из церковного хора, девочки из монашеского приюта. Остановиться бесноватая красавица не может – и не хочет!

Сила темной страсти оживляет изображения на старинных фресках в соборе. Грехопадение святых угодников отвратительно и ужасно. Сатанинский – вне всякого сомнения – фильм был снят мастерски. Отталкивающие кадры завораживали. Отражались в подсознании, будили в нем что-то глубинное, темное, страшное, будоражили воображение.

Ватикан потребовал запретить ленту, и несколько европейских правительств вняли призыву.

Но деньги – тонкие ручейки и полноводные реки звонких монет и шелестящих купюр – стремительно прибывали на банковские счета прокатчиков.

Остановить дьявольскую фантасмагорию было невозможно.

Родня в Техасе всерьез подумывала о перемене места жительства и благодарила создателя за то, что блудная – воистину! – дочь соизволила взять псевдоним.

Потом Ален написал еще десять сценариев, а Мартин благополучно их поставил.

Потом Алена не стало. Однажды он просто не рассчитал дозу.

Людям по-прежнему интересны были его фантазии, но каждый раз – новые, к тому же они постоянно требовали добавить перца. Исправно поставляя толпе наркотик, он и сам испытал нужду в сильном допинге. И немного ошибся.

Мартин и Долли взгрустнули по старому другу, но быстро развеялись, закатившись на пару недель в Биарриц.

Скандал в роскошном «Hotel du Palais», сопровождаемый битьем наполеоновских ваз, окончательно вернул звездной паре вкус к жизни.

К тому же за пятнадцать лет их триумфального сотрудничества сотни подражателей научились писать «под Алена Луковски».

Мартин без особого труда отобрал троих.

Все пошло своим чередом.

Долли наконец собралась встать с пола.

Осторожно – в голове по-прежнему гулко ухало, да и в желудке пока не было покоя – поднялась на ноги. Сделала несколько неуверенных шагов. Без неприятностей, разумеется, не обошлось. По дороге в спальню зацепила громоздким кринолином тяжелую позолоченную вешалку для халатов.

С трудом удержалась на ногах.

Вешалка обрушилась на розовый мрамор со страшным грохотом – его-то и услышала притаившаяся внизу прислуга.

Сначала – грохот, потом – долгое витиеватое ругательство.

Секундой позже зазвонил телефон.

– Жива, алкоголичка?

– Пошел к дьяволу! Клянусь, Марти, когда-нибудь я откручу твоим доносчикам яйца.

– Не обольщайся, дорогая, столько яиц не под силу открутить даже тебе. Вчерашнее шоу в «Fagade» [281]281
  Шикарная дискотека в Лос-Анджелесе.


[Закрыть] наблюдало слишком много народа. Говорят, ты пыталась поиметь ди-джея прямо на пульте.

– Неужели? И что же, интересно знать, помешало мне сделать это?

Про «Facade» Долли не помнила ничего.

Хотя начиналось все в высшей степени респектабельно. Роскошный банкет в «Beverly Hilton». Разряженная – в пух и прах – публика. Натянутые улыбки, ревнивые взгляды, обмен колкими любезностями и любезными колкостями. Потом, как водится, лед начал таять – к тому времени До-До уже изрядно набралась.

Потом, видимо, был «Facade».

Ну и черт с ним!

Подробности она узнает уже очень скоро – из газет.

Долли отшвырнула трубку.

Рухнула на кровать.

И заплакала.

5 апреля 2002 года

11 часов 03 минуты

Зрелище было комичным.

В разных концах огромного кабинета, обставленного классическим «Chippendale» [282]282
  Стиль английской мебели середины XVIII века.


[Закрыть], два респектабельных господина говорили по телефону. Вернее – по телефонам. Каждый – по двум одновременно, к тому же – на двух языках.

Энтони Джулиан занял позицию у окна – со своими собеседниками он общался соответственно по-французски и по-гречески.

Сергей Потапов – у противоположной стены, в глубоком, как раковина, кожаном кресле – перемежал русскую и английскую речь.

Стоило ли удивляться тому обстоятельству, что в кабинете было довольно шумно?

– Мне кажется, Полли, они неплохо обходятся без нас.

– Осталось пять дней.

– Я помню. И что?

– Ничего, просто интересно, что будет твориться непосредственно перед отплытием? Смогут они говорить сразу по трем телефонам?

– Тогда уж – по шести.

– Почему именно по шести?

– Арифметическая прогрессия. Если каждый день будет прибавляться по телефону – в момент отплытия им придется говорить одновременно по шести.

– Потянут?

– Слабо.

Энтони Джулиан, придержав одну из трубок плечом, освободил руку. Исключительно для того, чтобы энергично погрозить кулаком. Жест, без сомнения, адресован был Стиву.

– А вы говорите, слабо. Он умудрился вас услышать. Еще и вас.

– Цезарь. Гай Юлий. Слышишь, Энтони, с кем я тебя сравнил?

Джулиан изобразил на лице умиление.

– Слышит.

– А я – нет. О чем толкуете? И почему на пороге? Потапов закончил переговоры первым.

– Не хотим вам мешать. Ты уверен, что не собираешься поговорить с кем-нибудь еще?

– Совсем не уверен. Но разговор с вами, друзья мои, важнее прочих.

Лукавый чертенок, не таясь, резвился в глазах отставного полковника Мура.

– Похоже, мы теперь в цене. А, Полли? Самое время просить прибавки к жалованью.

– А мне говорили, что у вас проблемы.

– Тогда уж у нас, Сергей. У нас проблемы.

– Ясное дело. За тем и звали.

– За тем и пришли.

Шутки закончились. Разговор зашел о вещах в высшей степени серьезных.

– Неплохая работа, ребята. Но хотелось бы все же, чтобы вы довели ее до конца.

– Почему – мы? Габриэль Лавертен занимается Скотленд-Ярд по запросу швейцарцев. Не думаю, что им понадобится наша помощь.

– Но она до сих пор на свободе?

– Да. Полиция не слишком усердствует, полагая, что дама в любом случае не опоздает к отплытию.

– Вот именно! Они намерены устроить шоу на причале или – того хуже! – у нас на борту. При большом стечении народа, перед объективами камер. Sorry! Это не входит в наши планы. Никак не входит.

– Допускаю. Но каким образом мы можем повлиять на ситуацию, мистер Джулиан?

– Энтони, Полина! Эн-то-ни. А еще лучше – Тони.

– Ему будет намного приятнее, если вы станете называть его сэром Энтони, Полли.

– Наглая, беспардонная ложь! Никогда не цеплялся за титулы. Взгляни на мою визитку, поганец!

– Легко объяснимо. Все вместе они просто не помещаются. А вычеркнуть пару у тебя не поднимается рука. Но вы не ответили на вопрос, сэр Энтони. Прикажете оставить боевое дежурство и броситься на поиски старушки Габи?

– Даже не мечтай. Вы уже слетали в Париж.

– Вот-вот. Благодаря этому…

– Оставьте, Стив. Сэр Энтони не в духе. И потому, как говорится, каждое лыко… Впрочем, русские поговорки – ваш конек. Возвращаюсь к теме. Никто не спорит – сработано блестяще. Но, сдается мне, следует продолжить работу в этом направлении.

– То есть, Сергей?

– То есть вы блестяще вычислили предсказательницу, продолжайте в том же духе – рассчитайте, где она теперь. Лорд Джулиан прав: скандал в день отплытия нам ни к чему.

– А после можете поехать на бал.

– Что такое, Поленька?

– Это из «Золушки».

– Значит, придется поработать Золушкой.

– Нет проблем, сэр. Золушкой так Золушкой.

– Приятно слышать. У нас еще один фигурант?

– Да. Но его в любом случае придется допустить на борт.

– Это еще почему?

– Вынужден напомнить, что ты сам пригласил его, Энтони.

– Я пригласил – я и дам пинка под зад. Очень логично.

– Без объяснений?

– Почему же без объяснений?! У нас есть пленка.

– А он скажет, что хотел проверить, как работает служба безопасности.

– А я скажу, что приглашал его не для этого.

– Нелогично, сэр Энтони. Он должен сообщать читателям правду, не так ли? Вопросы безопасности волнуют всех – вот он и решился на рискованный эксперимент.

Репортер меняет профессию, была когда-то такая модная рубрика.

– Верите в то, что говорите, Полина?

– Разумеется, нет. Но он, вероятнее всего, будет защищаться именно в таком духе. Формально наши упреки повиснут в воздухе. И кроме того, что, если у мистера Эллиота есть сообщник…

– …который в случае его провала начнет действовать самостоятельно. Согласно резервному плану?

– Об этом я не подумал.

– Зато мы подумали. Нет, Тони, как ни крути – брать Эллиота можно только с поличным. Но, разумеется, глаз с него не спускать.

– Кстати, о наблюдении. Есть какие-то результаты?

– Нет, мистер Потапов. Он ведет себя совершенным пай-мальчиком.

– Что ж, наблюдайте дальше. Другого выхода, судя по всему, действительно нет.

– Не нравится мне этот Эллиот. Причем с каждой минутой – все больше.

– Как сказать. Меня в данной персоне очень устраивает – и даже радует! – одно обстоятельство.

– Что за обстоятельство, Стив?

– Он мужчина.

– В самом деле?! Не замечал за тобой этого раньше, старина.

– Меня беспокоят исключительно женщины, милорд. И в частности, три женщины, предсказанные вашим Нострадамусом. Одна как минимум уже обозначила свое присутствие. Если, не дай Бог, вместо мистера Эллиота появилась миссис Эллкот, я бы всерьез задумался о третьей. Честное слово, дружище!

– Занятно, Стив, – я тоже думала об этом.

– Действительно занятно, Полли. Хотя – повторяю – пока у нас только одна опасная женщина, можем считать это совпадением.

– А что говорит Алекс? Его не видно последнее время.

– Действительно, он куда-то пропал.

– Корпит над своим Нострадамусом. С каким-то лихорадочным усердием, должен заметить.

– С чего бы это?

– Вбил в голову, что должен расшифровать оставшуюся часть до начала круиза.

– Вот как?! А почему, собственно? Не объясняет?

– Туманно. Скорее – сам не знает. Я в общем-то привык к их чудачествам. Алекс носится с Нострадамусом. Чарльз с «Титаником». Забавная парочка. Но в свете того, о чем мы сейчас говорили… Не слишком забавно, а, друзья мои?

Несколько секунд все молчали. Что можно было сказать? Четыре дня оставалось до отплытия. Всего лишь четыре.

5 апреля 2002 года

11 часов 10 минут

Звонок застал Боба Эллиота за бритьем.

Ночь прошла отвратительно – первую половину его изводила бессонница, вторую – терзали кошмары. Забыться удалось только под утро. В половине одиннадцатого он проснулся совершенно разбитым. Тупая боль медленно ворочалась в голове. Тело было холодным и липким.

Чертыхаясь, Боб поплелся в ванную – в зеркале отразилось бледное, осунувшееся лицо, покрытое редкой бурой щетиной. Глаза запали, веки припухли, густые темные тени залегли вокруг.

Лицо тяжелобольного человека. Безнадежного, угрюмого неудачника. Возможно – горького пьяницы.

Вечером он действительно порядком набрался. Пустые бутылочки из-под виски, коньяка, водки, джина, текилы валялись повсюду. Потом, очевидно, наступила очередь шампанского, вина и сладких ликеров. Мини-бар был опустошен.

Попытка принять контрастный душ кончилась неудачей, струи ледяной воды, ударившие сверху, нисколько не взбодрили, напротив – Боба начала бить крупная дрожь, справиться с которой не помогли даже потоки очень горячей воды.

Он завернулся в толстый махровый халат, высушил волосы феном – дрожь не унималась. Бриться поэтому пришлось с превеликой осторожностью.

Резкий, неожиданный звонок застал его врасплох.

Рука дрогнула особенно сильно – порез оказался глубоким. Алая капля покатилась по щеке, густой слой белоснежной пены медленно насыщался розовым.

Боб прижал к лицу полотенце.

– Вам нужна срочная химчистка, мистер Эллиот? Ударение было сделано на слове «срочная».

В том, что ему требуются услуги химчистки, на том конце провода, похоже, не сомневались.

– Мне? С чего, собственно…

– Горничная сказала, что вы пролили на себя какой-то соус, сэр. В итальянском ресторане.

– Соус?.. А… Да-да. Действительно, я пролил соус.

– Хотите, чтобы вещи были готовы сегодня?

– Пожалуй. Это возможно?

– Да, конечно. Только… Вы вроде бы собирались уходить? Прямо сейчас, верно?

– Я?.. Ну да, собираюсь. Это проблема?

– Никаких проблем, сэр. Повесьте пакет с вещами на ручку двери. Снаружи, разумеется.

Через полчаса Роберт Эллиот появился в холле.

Порез на щеке был небрежно залеплен пластырем.

Из лифта Боб вышел вместе с большой группой постояльцев. Все они были по-утреннему энергичны, подвижны, спешили по делам; минута-другая – и он остался в одиночестве. Некоторое время бесцельно топтался возле стойки консьержа. Потом переместился к витрине ювелирного магазина. Потом заглянул в бар, но почему-то там не остался. В конце концов довольно неуверенно направился к выходу из отеля.

Человек, позвонивший утром, был искусен в вопросах конспирации, но весьма категоричен. Предложение покинуть номер звучало недвусмысленно и достаточно жестко.

Боб подчинился.

Однако понятия не имел, куда следует идти, как долго отсутствовать, чем все это время заниматься.

В душе царило смятение, мысли путались.

Молодого человека, который немедленно последовал за ним, легко поднявшись из низкого кресла, Боб, разумеется, не заметил. Внешность преследователя была самой заурядной, к тому же, в лучших традициях жанра, тот искусно отгораживался от мира свежим номером «Times».

Несколькими минутами раньше он коротко поговорил с кем-то по мобильному телефону.

– Встречай друга.

– Как он?

– Без изменений.

– Контакты?

– Только химчистка. Он пролил соус на брюки.

– Понятно… И вдобавок порезался. Чертов неряха.

– Видишь его?

– Да. До связи.

.Потом Боб Эллиот бесцельно бродил в Hyde Park.

Молодой человек со свежим номером «Times» в кармане твидового пиджака следовал за ним неотступно и порядком устал. Однако мог с уверенностью заявить – все это время Боб Эллиот был один.

В половине пятого журналист вернулся в отель. Как выяснилось, совсем не ради традиционного five o'clock.

Поднявшись в номер, он немедленно заказал в room service бутылку «Red Label» и пил до глубокой ночи. В полном одиночестве, как и прежде. Судьбой его брюк, залитых итальянским соусом, никто отчего-то не заинтересовался.

И совершенно напрасно.

6 апреля 2002 года

13 часов 30 минут

– Who dares, wins! [283]283
  Кто рискует, побеждает! (англ.)


[Закрыть]

– Who dares, wins!

Это звучало как приветствие.

Наподобие давнего, советского еще, пионерского: «Будь готов! – Всегда готов!» Неожиданная ассоциация. Пионерское детство Полины Вронской, казалось, давно ею забыто. Однако легко объяснимая.

Они были немолоды и совершенно не похожи друг на друга – два джентльмена, приветствующие друг друга столь необычно. И тем не менее чем-то неуловимо напоминали озорных мальчишек из ее пионерского детства.

Стивен Мур – невысокий, подвижный американец, одетый с подчеркнутой, ковбойской небрежностью, и Джон Томсон – белокурый гигант, совершенный британец во всем – от безупречных ботинок до аккуратной, слегка напомаженной прически.

К тому же смысл загадочных слов был Полине известен.

– Вам доводилось слышать о SAS [284]284
  Special Air Services.


[Закрыть], Полли?

– Это авиакомпания?

– Куда более занимательная организация.

– В таком случае – нет. Не приходилось.

– Я так и думал. SAS – это специальное подразделение воздушных десантников доблестной армии ее величества, предназначенное исключительно для борьбы с терроризмом. Очень секретное.

– Не для вас, разумеется.

– Ошибаетесь, Полли. SAS и для меня тайна за семью печатями. Хотя один серьезный парень оттуда – мой старый приятель.

– Вроде мсье Клебера?

– О нет. Этот тип залетел намного выше. Мы с Клебером просто отставные шпионы.

– А он действующий?

– Формально – давно в отставке. Возглавляет частное охранное агентство «Saiadin Services».

– А на самом деле?

– На самом деле телефонов этой скромной организации не найти ни в одном справочнике. Клиентом ее не стать ни за какие деньги. Так-то, дорогая леди. И тем не менее сейчас мы отправимся именно туда.

– Зачем?

– Да просто так. Хочется, знаете ли, как в старые добрые времена гаркнуть: «Who dares, wins!» И в ответ услышать то же самое.

– Кто рискует, побеждает. Так, кажется?

– Совершенно верно.

– И что это такое?

– Девиз. Боевой клич британских командос.

– Выходит, ваш приятель все еще при исполнении?

– Тс-с, Полли! Вы доведете меня до монастыря.

– Подведете под монастырь.

– Какая разница! В монастыре или под монастырем я буду валяться с перерезанным горлом. Это свирепые ребята, можете мне поверить.

Вид у Джона Томсона был совсем не свирепым.

Он производил впечатление добродушного увальня. Аккуратиста и педанта. Впрочем, Полина ни секунды не сомневалась, что это всего лишь впечатление. На деле все обстоит иначе.

Охранное агентство «Saladin Services» занимало небольшой особняк в тихом зеленом Sloane Square.

Никакой вывески или просто таблички у входа. Плотные, но неброские жалюзи на окнах. Вежливые молодые люди в строгих костюмах предупредительны и даже любезны, но не оставляют гостей без присмотра.

Ни на секунду.

Передавая их, как эстафетную палочку, крепкие мальчики сменяют друг друга, сопровождая Стива с Полиной на третий этаж – в кабинет бригадного генерала Джона Томсона.

Отставного бригадного генерала.

О нынешнем положении мистера Томсона можно было только догадываться. Впрочем, почтение, с которым произносили его имя подчиненные, и большой кабинет, обставленный с изысканным аскетизмом, говорили сами за себя.

Знакомясь, он протянул Полине визитную карточку.

На белом прямоугольнике – только имя, набранное строгим шрифтом. Номер телефона Томсон вписал от руки.

«Интересно, сколько их у него?» Мысль промелькнула в сознании бледной, едва различимой тенью.

Пустая мысль.

Ибо телефонных номеров, адресов, имен, фамилий… и много еще всякой всячины, необходимой человеку его профессии, у генерала Томсона было предостаточно.

– Я не прошу тебя, Джо, задействовать агентуру SAS…

– Об этом не может быть и речи, Стив.

– Понимаю. Но пойми и ты, дама собирается отравить около тысячи человек. И – черт возьми! – это не самые последние люди в мире. В мире, Джо! Самые богатые и влиятельные на этой планете, в том числе – особы королевской крови, о звездах первой величины я даже не вспоминаю. Угробить их, всех разом, и даже некоторую часть такой публики, это ли не терроризм, Джон?! «Титаник», между прочим, плывет под британским флагом.

– Ты спекулируешь на патриотических чувствах, Стивен Мур. Это не по-джентльменски.

– Ну разумеется. Как истинный джентльмен, ты не можешь противостоять даме и потому позволишь извести несколько сотен ни в чем не повинных людей. Очень благородно!

– Вынужден огорчить тебя, старик, ты теряешь форму.

– Вот как?

– Прежде ты виртуозно водил собеседника за нос.

– Я не пытаюсь водить вас за нос, генерал. Мне до него попросту не дотянуться.

– И никогда не обижался на старых друзей.

– Это потому, что они были друзьями.

– Мы и теперь друзья, Стив.

– Рад это слышать.

– Раз так, почему бы тебе не сказать прямо: «Джо, я хочу избежать скандала. А он обязательно произойдет, когда ищейки Скотленд-Ярда набросятся на леди прямо у трапа. А они обязательно набросятся именно там или – того хуже! – уже на палубе моего расчудесного „Титаника“. И по-своему будут правы. К чему продираться сквозь бурелом, если наверняка известно, что лиса попадет в капкан? А я, старина Джо, должен сделать все. возможное,..»

– Можешь не продолжать, Джо, – я хочу избежать скандала. И… спасибо за науку, генерал.

– Итак, ты хочешь найти ее первым, Стив?

– Да. И прошу помощи. Что скажешь?

– Скажу: почему бы нет? К тому же «Титаник» действительно плывет под британским флагом.

– А ты действительно не изменился, Джо.

– Тогда – к делу. Есть полезная информация?

– Только аналитическая. Это по части госпожи Вронской.

– Очень по-американски! Янки вечно норовят взвалить на русских самую трудную работу. Результаты потом делят пополам. «Второй фронт», если мне не изменяет память, вы открыли только в сорок пятом?

– Мы открыли. Мы, Джо. Извини, что напоминаю, но тогда мы были союзниками. А вот «холодную войну» потом развязал ваш Черчилль.

– Кстати, знаете, почему он так и не стал герцогом Мальборо?

– Очередь, надо думать, не дошла. На ваших наследственных премудростях вообще можно помешаться.

– Потому, что был Уинстоном, умник! [285]285
  Игра слов: «Marlboro» и «Winston» – конкурирующие марки сигарет.


[Закрыть] Но мы отвлеклись.

– Порадуете нас, Полли?

– Боюсь, не слишком. Единственное, что я могу предугадать с определенной долей вероятности, – ее нынешнее место пребывания.

– Не так мало на самом деле. И где же она, по-вашему?

– Думаю, что Габриэль Лавертен сейчас в Лондоне.

– Аргументы?

– В Швейцарии оставаться опасно. Хотя концы надежно упрятаны в воду. В прямом и переносном смысле. Она не знает, конечно, и, полагаю, не допускает мысли о том, что груз, привязанный к ногам бедной баронессы, случайно соскользнул – и тело всплыло. Мы делаем все возможное, чтобы информация не просочилась в прессу. И – тьфу, тьфу, тьфу! – пока это удается.

– Мои поздравления.

– Но, несмотря на затворничество, жизнь Сюзанны де Грувель – открытая книга. О том, что она отправилась на острова вместе с подругой – мадам Лавертен, – писали даже газеты. Представьте, что произойдет, если Габи вдруг попадется кому-то на глаза в Женеве или Монтрё? Париж, по понятным причинам, тоже исключается. Логично было бы забраться в какую-нибудь глушь и там, в тишине и покое, дождаться заветного дня.

– Ей ведь нужно еще каким-то образом изменить внешность.

– Это самое простое из того, что ей предстоит. Видели фотографию баронессы?

– Взглянул перед вашим приходом.

– И что увидели?

– Почтенную леди.

– Классическую почтенную леди, не правда ли?

– Пожалуй.

– В том-то все и дело. Образ-штамп. Достаточно нескольких обязательных или просто ярких штрихов. Седого, в голубизну, перманента, например. Заметной шляпки, в которой однажды уже отметилась баронесса. Фамильной драгоценности, хорошо известной в узких кругах. И дело сделано! Никто не заметит подмены.

– Но на «Титанике» плывет тот самый узкий круг, который вы помянули. Что, если там окажутся люди, знакомые не только с драгоценностями баронессы, но и с ней самой?

– Во-первых, имена пассажиров давно всем известны. У Габриэль было достаточно времени для того, чтобы досконально разобраться с этим вопросом. Думаю, сейчас она точно знает, кого и чего следует опасаться. И эта опасность не кажется ей серьезной. Ну и, во-вторых, последние пятнадцать лет баронесса, как известно, избегала людей своего круга. За редкими исключениями. Ее, конечно, не забывают светские хроникеры. Поминают, что называется, всуе.

– Без фотографий? Не слишком похоже на светскую хронику.

– С фотографиями, разумеется. На всех баронессе де Грувель не больше тридцати. Эффектная красавица. Счастливая и совершенно беззаботная. Одета, правда, не совсем по моде. Но если не приглядываться…

– Понятно. И достаточно убедительно. Вернемся к месту ее пребывания. Тихое, Богом забытое местечко вы, как я понял, исключаете. Почему?