Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 189 (всего у книги 331 страниц)

Чарли почувствовал себя неуверенно и смутился. Но его смущение вмиг развеялось, когда в зал вошёл человек и с порога поздоровался со всеми. Зал разразился аплодисментами, люди встали с мест, а те что были в проходе расступились пропуская вошедшего.

Человек, здороваясь со всеми, прошёл к трибуне и повернувшись в зал поднял руку прося тишины.

Зал затих.

– Прошу, товарищи, присаживайтесь, – негромко начал человек, – я очень рад вас всех видеть и ещё больше рад тому, что могу передать вам всем привет от наших русских товарищей. Я только что прибыл из Праги с партийной конференции, и спешу всем сообщить, что русские рабочие объединились в единую партию – Российскую Социал-Демократическую Рабочую Партию (большевиков)! Пора и нам, товарищи, объединяться, чтобы мы, как и наши русские братья, наконец стали единой силой! Нам необходима наша, единая коммунистическая партия – Коммунистическая Партия Великобритании!

Зал снова разразился аплодисментами и криками «Правильно!»

– Кто это? – шепнул на ухо, сидевшему рядом Джеку, Чарли.

– Это руководитель местного комитета социалистической партии, – ответил Джек, – потом я тебя с ним познакомлю.

– Завтра первый день Рождества, товарищи, – продолжал человек, – завтра, вероятно единственный праздник, когда все наши семьи просто обязаны собраться вместе. Так того требует традиция. Мы просто обязаны дарить подарки своим самым дорогим людям. Завтра день, праздник, сам смысл которого – подарить близким счастье! Не правда ли, товарищи? И хотя мы, коммунисты, всегда говорили и будем говорить, что богов и религии мы выдумали сами, но разве мы имеем право отобрать единственный в году светлый день и веру в счастье у наших детей? Я хочу спросить у вас, товарищи! Чьи дети завтра будут беззаботны и счастливы? Чьи жёны завтра не будут плакать от того, что не смогут накрыть праздничный стол и повести вечером детей на народные гулянья? Чьи матери завтра не будут до глубокой ночи ждать своих сыновей из стен этого завода, чтобы разделить всей семьёй рождественский ужин? И я отвечу! Тут таких нет!

– Правильно! Верно! – выкрикнул кто-то из зала и зал взорвался одобряющими оратора криками людей.

Человек поднял руку вверх и снова наступила тишина.

– И даже больше! – продолжал он, – лишив вас законного выходного дня в Рождественский Сочельник, владельцы завода намерены вызвать ваши стихийные волнения, чтобы обвинить католиков в беспорядках на Рождество! Они намерены стравить между собой простых людей. И малограмотные церковные кликуши завтра, в угоду владельцам завода, опять начнут подстрекать одних людей против других людей! Здесь, в Фулеме, нам нужна кровь? Нет! Нам нужна кровь в Англии? Нет! Нам нужна кровь на наших улицах и площадях? Нет! Правительство и сам король активно используют ваши религиозные убеждения, религиозные убеждения ваших соседей и друзей, ваших врагов и неприятелей, лишь ради того чтобы как можно сильнее держать вас всех в страхе и зависимости от себя, в узде! Когда нет единства среди трудового народа – никогда трудовой народ не добьется ни справедливости, ни достойной жизни, и с ним никогда не будут считаться! Что может быть страшнее религиозного фанатизма в этом случае? Национализм! Дикий, людоедский, средневековый национализм! Плюс к религиозному противостоянию они пытаются подбросить в умы рабочих мысли о том, что чья-то культура выше, чей-то народ лучше, а чей-то хуже! Это неправда, товарищи! Мы все одинаковы! Мы одинаковы в своих кандалах и в своей заработной плате! Мы одинаковы перед своими матерями, жёнами и детьми, когда приносим домой жалкие гроши и когда нам стыдно смотреть им в глаза за то, что мы, кормильцы, не можем прокормить свои семьи! Кто может гордиться своим происхождением, своей кровью, в такие минуты? Только человек без чести и без совести! Рассказывающим о национальном и религиозном превосходстве одной части народа перед другой, лицемерным толстосумам с гладкой кожей, чьи руки никогда не держали молота, на самом деле наплевать на любую религию, любой народ, любого человека! Им не место в нашем обществе! Мы должны понимать, что любой шовинизм – позор для любой нации! Я знаю, что многие из вас искренние прихожане своих церквей и готовы возмутиться и швырять камни в окна заводоуправления. Но, я призываю вас, товарищи рабочие! Завтра, в положенное время явиться на рабочие места, но явиться лишь для того, чтобы принять участие во всеобщей стачке рабочих Британии! Не дадим им дневной прибыли! Мы потеряем по одному шиллингу. Но они потеряют – миллионы из своих кошельков! Это будет наш ответ, наш подарок им на Рождество! Они лишили наши семьи праздника в наших домах – мы лишим их миллионов фунтов в их сейфах! Пусть знают, благодаря кому они купаются в роскоши!

– Да здравствует стачка! – снова взорвался зал, но человек опять попросил тишины.

– Завтра с утра, наши агитаторы, в сопровождении рабочих дружин должны выйти в город и пресекать любые попытки религиозного насилия, – произнёс он, – владельцы заводов активно использовали против нас религиозных фанатиков! Завтра мы должны выступить перед прихожанами обоих церквей и разъяснить народу смысл нашей борьбы! Дать понять, что среди нас есть и католики, и протестанты, и евреи, и даже те кто не ходит ни в одну из церквей! Эта всеобщая стачка должна объединить всех простых британцев в борьбе за свои права, и стать началом массового рабочего движения, началом нашего единства и первым шагом в борьбе за светлое будущее грядущих поколений, товарищи! И мы не позволим завтра, обнаглевшим барыгам, гордо именующих себя бизнесменами, просто так взять и лишить наши семьи праздника, и вынудим их понести убытки…

Человек выступал, люди, время от времени одобряли его криками и возгласами, а когда он закончил и сошёл с трибуны его моментально обступили рабочие задавая вопросы на которые он тихо и размеренно отвечал.

– Идём, идём, – потянул за собой Чарли Джек.

Они протиснулись сквозь плотно обступивших оратора людей. Джек вытолкал Чарли вперёд.

– Товарищ Томпсон! – увидел Джека оратор и попросил, чтобы его пропустили.

– Здравствуйте, товарищ Галлахер, – пожал Джек руку оратору.

– Очень рад, Томпсон, увидеть тебя, – обнял Галлахер Джека и посмотрел на Чарли.

– Ну, а с Вами, молодой человек, как я понимаю, я просто обязан познакомиться? – Галлахер протянул Чарли руку, – Уильям Галлахер.

– Очень рад, мистер Галлахер, – растерявшись, пожал руку Чарли, – меня зовут Чарльз Гудвин… Вы говорили… вы говорили прям как я думаю!

– Мы все тут так думаем, – рассмеялся Галлахер, – и сколько же тебе лет, парень?

– Уже четырнадцать, мистер Галлахер, – неуверенно произнёс Чарли.

– Четырнадцать, – покачал головой Галлахер, – а почему ты не в школе, а тут, на заводе? Почему ты пошёл работать, а не учиться?

– Я учился, – опустил голову Чарли, – я очень хочу учиться. Но мы не можем ходить в школу, потому что нам не дают этого делать. В школу ходит только один из моих братьев. Он может за себя постоять, а вот младший нет.

– Прискорбно, – ответил Галлахер, – ну а сам? Хочешь угадаю?

Чарли посмотрел на него.

– У вас большая семья, – сказал Галлахер, – мама не может найти работу, потому что ходит не в ту церковь, отец еле справляется, а ты решил помочь им и пошёл на завод? Верно?

– Верно, – кивнул Чарли, – откуда вы знаете про церковь?

– Ты правильно сделал, хотя дети на заводах и в шахтах это чудовищно. У всех детей на фабриках и заводах одинаковая судьба, – ответил Галлахер, – я пришёл на завод когда мне было десять. Чего тут угадывать, если все мы повторяем путь друг друга?

– А я могу вступить к вам в партию? – спросил Чарли, – я услышал то, что сам давно говорю отцу и матери. Отец согласен со мной, но мне кажется, что он боится.

– Он осторожный и боится за тебя и твоих братьев и сестёр, – ответил Галлахер, – а коммунистом ты стал давно, едва только начал думать и действовать как твои товарищи по заводу.

– Разве? – удивился Чарли.

– Не думаю, что тебе прям сразу нужен партийный билет, – усмехнулся Галлахер, – их нет и у половины членов нашей партии. А если тебя сюда пригласили, то можешь считать, что тебя приняли в местную организацию. А значит сочли достойным. И это значит, что ты уже коммунист.

Чарли улыбнулся.

Галлахер достал из внутреннего кармана куртки книжку и протянул её Чарли.

– Эта книга называется «Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения». Её написал наш товарищ из России, с которым я очень дружен уже несколько лет. Его зовут Владимир Ульянов. Но он известен под другой фамилией, Ленин. Прочти её, а потом с тобой обсудим его мысли.

– Спасибо, сэр, я буду осторожен с ней, – ответил Чарли аккуратно взяв книжку…

Фредерик молча сидел в спальне закрыв двери, низко опустив голову и подперев её руками. Возле него лежал раскрытый конверт и письмо Святому Николаю от детей…

Вошла Августа и присела рядом.

– Фрэд? – спросила Августа, потормошив муже и перевела взгляд на письмо.

– Да? – посмотрел Фредерик на жену.

– Что случилось? – спросила Августа.

Фредерик молча подал ей лист исписанный каракулями Уильяма.

«Дорогой Святой Николай! – прочла Августа, – Пишут тебе Гарольд, Джесси и Уильям из города Фулема. Ты знаешь где это и думаем, что ты знаешь, что мы Гудвины и раньше жили в Мелкшаме, но почему-то очень быстро уехали оттуда.

Мы не хотим просить у тебя подарков. Нам сейчас трудно, потому что мы уехали из Мелкшама и наша мама не может найти себе работу из-за того, что она католичка, а папе пришлось бросить свою мастерскую и начинать всё с начала на новом месте. Маму сильно обидели и не взяли на работу. Ты знаешь, что она всегда работала учительницей. Мама думает, что мы этого не знаем, но мы знаем всё. Ты можешь сделать так, чтобы наша мама опять работала учительницей? Если да, то сделай.

Папа постоянно грустный, хотя делает вид, что он весёлый. Ему не нравится чинить машины и он давно не занимался наукой, хотя он учёный. Мы думаем, что ты мог бы папе помочь открыть новую лабораторию, чтобы он опять занимался наукой, а не чинил машины для богатых и не ходил по вызовам как простой электрик.

В Мелкшаме нам было хорошо и ещё потому, что в Мелкшаме никто не обижал Гарри и Гарри учился в школе. Гарри хочет ходить в школу, но ему не дают. Его сильно побили протестанты за то что он католик, и сейчас Гарри боится ходить даже на улицу.

А Джесси не может учиться, потому что её не возьмут в протестантскую школу для девочек, а самая ближайшая католическая аж в Лондоне. Просим тебя, Святой Николай, сделай так чтобы мы ходили в школу все вместе, как это было в Мелкшаме!

А вчера нас прогнали от городской ёлки на площади, где играли другие дети. Нам сказали, что католикам нельзя там появляться. Почему, Святой Николай? В чём мы провинились, что нам нельзя посмотреть на красивую ёлку? Сделай так, чтобы все дети могли праздновать Рождество вместе! И чтобы никто никого не прогонял!

Лилли теперь почти не бывает дома. Она ухаживает за одной старой леди, вместо того чтобы готовиться к поступлению в университет. И хотя ей пришло письмо из Лондонской медицинской школы, что её готовы допустить к экзаменам, мама сказала, что теперь придётся потерпеть с поступлением. Лилли плакала.

И ещё, мы не хотим чтобы Чарли работал на заводе. Пусть он снова пойдёт в школу!

На это Рождество у нас не будет разных вкусных угощений, потому что у нас просто нет денег. А те что есть, это мама с папой откладывают на новый переезд. Но мы их начали проедать. А вдруг заболеет Сидней? Ты не подумал, Святой Николай, чтобы сделать так, чтобы Сидней не болел? Он часто простуживается и тогда мы переживаем за него. Мы хотим, чтобы он вырос и стал знаменитым! Он и сейчас знаменитый на всю улицу потому что много и громко плачет!

В общем, просим тебя, Святой Николай не про подарки, а про то, чтобы мы жили так как в Мелкшаме, где мы были счастливы!

Джесси, Гарри и их брат Уилл!

От себя: мне ничего не надо. Исполни желания младших!

Уильям Гудвин!

23 декабря 1911 года»

– Ну что сказать? – вздохнула Августа отложив письмо детей, – можно было бы улыбнуться, чтобы не заплакать…

…Тед Холли был огромным и толстым, и сказать что он был просто здоровый телом во всех отношениях, это не сказать ничего. Постоянно бривший голову, Тед казался всем страшным. Здоровенное тело казалось каменной глыбой, движущейся медленно но уверенно, не замечающей ничего и никого на пути. Но на самом деле это было не так. В этом огромном теле билось доброе и чуткое сердце, отзывчивое и даже нежное. Стоило только заговорить с этим человеком, как можно было понять насколько обманчива бывает внешность.

Когда-то он служил в полиции, был детективом, а лет десять назад, может больше, Тед Джон Холли вдруг для себя понял, что служить больше не может. Тогда он попытался перевестись на службу более мирную и спокойную, но спокойствия не было в его душе. И сейчас нашёл себя в роли адвоката. Надо сказать, что это был единственный адвокат защищавший рабочих практически безвозмездно, то есть даром. Он был единственным на весь Фулем кто осмеливался защищать и католиков, и бедноту, и не боялся говорить то о чём другие предпочитали молчать.

Все знали и обратную сторону его жизни. И полиция, бывшие коллеги Теда Холли, и протестанты, и казалось сам король. Он, Тед Холли, командовал рабочими дружинами. В манифестациях он участвовал, но бывший детектив Тед Холли был вторым после Галлахера человеком в партии.

– Да, молодой человек? – посмотрел он Чарли едва мальчик открыл двери кабинета.

Холли сидел за длинным столом обложенный папками и бумагами.

– Здравствуйте, сэр, – поздоровался Чарли остановившись на пороге.

– Заходи, заходи, – с каким-то странным акцентом позвал его Холли, – чего тебе, дорогой?

Чарли прошёл и присел на стул возле стенки.

– Мне сказали, что Вы тут главный и я могу стать членом профсоюза, – проговорил Чарли глядя на Холли как на знаменитость.

– Профсоюза? – рассмеялся Холли, – ну конечно! Позволь угадать, что тебя привело, малец?

Чарли смутился. Его ещё никто не называл мальцом.

– Да, – кивнул он опустив глаза.

– Ой, только не надо плакать, юноша! – так же весело сказал ему Холли и Чарли вновь воспрянул духом.

– Давай так, дорогой, – положил на стол Холли бланк, – я знаю, что у вас очень большая семья и у тебя куча младших братьев и младшая сестра и ты не будешь чувствовать себя человеком, если они не получат подарки на Рождество! И тебе подсказал Томпсон, что подарки организует только профсоюз, но в него надо вступить! Верно?

– А как Вы угадали? – снова покраснел от стыда Чарли.

– Сейчас все с этим ко мне приходят, братишка, – ответил, успокаивая Чарли Холли, – ты мне напишешь сейчас вот эту бумагу, и поговорим, идёт?

– Идёт, – кивнул Чарли и подвинув стул к столу, взял бланк. Это была анкета.

В дверь постучали и в кабинет, в начале сунув голову и рассмотрев что тут происходит, вошёл аккуратный молодой человек в светлом пиджаке.

– Ну чего ещё!? – чуть вскрикнул Холли, – неужели непонятно, что я ответил уже этому негодяю Минду, что ноги его тут не будет и его сына тоже!

– Мистер Холли, здравствуйте, – прошёл молодой человек и присел за стол напротив Чарли, – Минд подал на нас в суд.

– Вот дурак! – рассмеялся Холли и посмотрел на Чарли, – представляешь, мы забрали у него этот дом за долги, а он ещё и в суд на нас подаёт? Будто это был его дом! Это помещение принадлежит профсоюзу рабочих нашего завода! А он тут частную лавочку развёл!

– Понимаю, сэр, – прервавшись кивнул Чарли, слегка улыбнувшись.

– Вот, – показал Холли бумагу, – дом был куплен у заводоуправления для нужд профсоюза! А Минд тут что делал? Собирал вечеринки и пропивал со своими дружками наши деньги! Рабочие, понимаешь, без помощи адвоката, без защиты своих прав, а Минд только взносы собирает. Мы у него ещё их отсудим и он нам за всё заплатит, мальчик! Вот скажи, у тебя большая семья?

– Да, сэр, – кивнул Чарли, – нас шестеро у родителей.

– Вот! – указал пальцем вверх Холли, глянув на молча сидевшего молодого человека, – шестеро! А у Минда один засранец и тот не работает, а привык жрать за чужие деньги в ресторанах! Сколько Минд нам должен ещё?

– Пятьдесят тысяч, – сказал человек, – фунтов.

У Чарли от услышанного перехватило дыхание. Он вновь глянул на Холли, потом на молодого человека.

– Понимаешь, сколько Минд у вас украл? – посмотрел Холли на Чарли и рассмеялся, – по пять сотен фунтов у каждого рабочего! Я этого Минда выпотрошу как мешок с капустой и он каждому из нас ещё судебные издержки заплатит, негодяй! Пятьсот фунтов у каждого украл, понимаешь?

– Да, сэр, – кивнул неуверенно Чарли и протянул Холли заполненный бланк, – вот, я всё правильно написал?

Холли бегло просмотрел бланк и улыбнувшись, не вставая с мечта подал Чарли руку.

– Поздравляю, сынок! Теперь ты член профсоюза! И не переживай. Скажешь братикам и сестрёнке, что встретил Святого Николая который покупал для них подарки!

– Спасибо, сэр! – обрадовался Чарли, – с Вашего позволения, я немедленно им об этом сообщу! Мама и папа уже не знали, что делать!

– Беги, сынок! – рассмеялся Холли, – сегодня будет в вашей семье праздник!

АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; ФЕВРАЛЬ 1912 ГОДА

– Восемь на труд! Восемь для сна! Восемь делай что хочешь! – скандировала огромная процессия двигавшаяся по центральной улице Фулема.

Гарольд бежал следом держась за руку Уильяма.

– Где он?! – кричал Гарольд брату, но Уилл молчал, будто его не слышал.

– Где?! – снова громко спрашивал, стараясь перекричать толпу Гарольд, но Уильям только всматривался в людей, не останавливаясь, волоча за собой брата.

– Я его вижу! – наконец закричал он и замахал кому-то рукой в толпе.

– Чарли! Мы тут! – потащил Уильям за собой Гарольда и мальчики вклинились в процессию.

– Вы… вы какого чёрта тут делаете!? – опешил Чарли, не останавливаясь и высоко поднимая над собой красный флаг.

– Мы с тобой хотим… на эту… на демонстрацию, – продолжали идти за ним братья.

– Это вам что, месса!? А ну марш домой! – приказал Чарли, но его крик затерялся в криках людей.

– А мы что? Мама сказала тебе за нами присматривать, вот и присматривай! – ответил ему Уильям.

– Мама сказала чтобы вы из дома сегодня не выходили! – крикнул в ответ Чарли.

– Но мы… – хотел что-то сказать Уильям, но Чарли перебил его.

– Ты зачем его сюда приволок? – строго посмотрел Чарли на Уильяма, указав взглядом на Гарольда.

– А ты ему скажи сам! Он меня уже на перекрёстке нагнал! – поднял руку Гарольда Уилл.

– Отпусти! – хотел было вырвать руку Гарольд, но Уильям сжал ладонь ещё сильнее.

Процессия остановилась. Все замолчали. Улицу перегородили солдаты.

– Разойтись! Всем разойтись! – услышал Гарольд и увидел сквозь людей, в десяти шагах от себя, офицера и солдат с оружием наготове.

– Мы не уйдём! – ответил один из демонстрантов, одетый в рабочую куртку.

– Не уйдём! Проч с дороги королевские псы! – закричали люди.

Один из рабочих выбежал вперёд и поставил на мостовую стул. Другой человек, в рабочей куртке с красным бантом на груди, вылез на него и обернулся к демонстрантам.

– Товарищи! – начал громко говорить он, – товарищи! Сегодня мы вышли на законную манифестацию с требованием восьмичасового рабочего дня и справедливой оплаты нашего труда! Они, те кто считает себя нашими хозяевами, имея харизму улитки и мозги курицы, бросили против нас, против наших детей и жён вооружённых солдат, готовых в нас стрелять и избивать нас! Мы не должны поддаваться на их провокации! И мы не покажем страха! Мы не уйдём отсюда до тех пор, пока наши законные требования не будут выполнены владельцами завода!

– Не уйдём! Не уйдём! Достойная оплата за достойный труд! – закричали все.

Человек поднял руку вверх.

– Они стравливают нас между собой! Им выгодно, чтобы католики и протестанты, евреи и пуритане враждовали между собой! Каждый избитый католик – на совести владельцев завода! Каждый убитый еврей и ирландец – на совести владельцев завода! В нашем городе не должно быть места религиозной и национальной нетерпимости! И нетерпимости не должно быть места – во всей нашей стране! Только вместе мы сила! Они боятся нашего единства! Долой власть помещиков и капиталистов! Да здравствуют советы рабочих депутатов!

– Вся власть советам! Долой капиталистов! – подхватили люди.

– Жируя на нашей шее, – продолжал человек, и рабочие снова затихли, – они не заботятся о наших семьях! Хотя мы обеспечиваем достойную жизнь и образование им и их детям! А наши дети – прозябают в нищете, и завтра пойдут побираться на улицы! Потому что с их условиями работы – мы не можем прокормит наши семьи! Мы готовы работать, но готовы работать только в условиях, когда наш труд ценится! Мы рабочие, а не бесправные рабы!

– Мы не рабы! – подхватила толпа, и в этот момент солдаты начали наступать и сбили выступавшего со стула на мостовую. Поднялись крики и рабочие бросились на солдат. Завязалась драка. Гарольд опешил на миг, увидев, что рабочих бьют прикладами и колют штыками.

– Бегите! – крикнул братьям Чарли и вытолкнул мальчишек из толпы.

– Бегите домой! – закричал он вслед и тут позади грянул оружейный залп и мальчик, схватившись за руку, упал на тротуар…

Гарольд и Уильям бросились со всех ног куда глаза глядят. Гарольд уже не понимал кто кого тащит за собой, он Уильяма, или Уилл его. Они побежали даже дальше чем домой…

Дом они пробежали, с перепугу не остановившись, свернули в переулок к школе, и нырнув в старый парк спрятались в кустах.

Мимо бежали люди. Много людей. Многие были в крови. С центральной улицы донёсся ещё один ровный залп, заложивший уши и нагнавший страха.

– Это война? – прижался к Уильяму Гарольд и зажмурил глаза.

– Нет… наверное… – обнял брата Уильям, сам испугавшись выстрелов не меньше чем Гарольд.

Стреляли совсем рядом и стало жутко. Ещё больше было жутко от того, что через парк, в панике, от солдат спасались раненные и избитые рабочие, плакали дети и кричали женщины, повсюду были слышны слова проклятия и стоны о помощи. При каждом выстреле Гарольд вздрагивал и в конце-концов тихо заплакал.

Наконец всё стихло…

– Ты чего плачешь? – прошептал Уильям.

– Там Чарли, – сквозь слёзы ответил Гарольд.

– Пошли. Надо его найти, – сказал Уильям и братья тихо выбрались из своего укрытия.

Выйдя на улицу мальчики услышали те же проклятия и стоны вокруг. Улица была полна людей. Люди искали друг друга, потом расходились кто куда, а Гарольд искал Чарли.

– Сожжём этот завод к чертям! – слышал Гарольд.

– Контору пойдём громить! Покажем им кто есть кто! – отвечали другие голоса.

– Они бросили против нас солдат! Мы были мирной демонстрацией! – причитали третьи.

– Нужна революция! Нужно свергать короля, тогда что-то поменяется! Тогда они сами сбегут! – доказывал кто-то.

– У них армия… – отвечали ему.

– Армия такие же как и мы! – не соглашались другие.

– Она уже себя показала! Нам нужна своя армия, как в России тогда, в 1905-м! – продолжали настаивать первые…

Грозили солдатам, владельцам завода, самому королю и обещали разнести завод по кирпичикам и с ужасом Гарольд услышал, что оказывается, кого-то сегодня убили и рабочие обещали превратить похороны в настоящее восстание.

Сердце мальчика упало в пятки… Не потому, что рабочие обещали восстание. Он испугался что могли убить Чарли и мама будет плакать. Уильям прижал к себе напуганного Гарольда, видимо тоже услышав это и подумав точно так же, и мальчики медленно двинулись домой.

Навстречу им, покачиваясь, показался Чарли, держась за руку выше локтя…

– Чарли! – наконец вырвался Гарольд, и подбежав к старшему брату с лёту обнял его.

– Ай… – вскрикнул Чарли.

– Ты чего? – испугался Гарольд, посмотрел на Чарли и увидел что у него вся рука в крови, – ты ранен? Они тебя ранили?

– Идёмте домой, быстрее… – проговорил Чарли и прижал к себе Гарольда…

Домой они не просто пошли, а побежали так быстро как могли…

…Джесси чуть не закричала увидев раненного Чарли.

– Мамочка! Что случилось! – вскрикнула она с порога.

Чарли захлопнул двери и запер их на ключ.

– Молчи! – приказал он сестре.

Джесси нахмурилась.

– Да ты ранен! Ты был на демонстрации! Папа ведь тебе запретил!

Чарли скинул куртку и бросил её на пол.

– Спрячьте это… Забросьте к чёртовой бабушке на чердак! Чтобы не нашли!

– Ага, – поднял куртку с пола Уильям и встал в недоумении, молча моргая.

– Ну чего ты стоишь? – обернулся на него Чарли, – убери её, куда нибудь!

Уильям со всех ног побежал в детскую, унося с собой куртку.

– Чарли прошёл на кухню и упал на первый попавшийся стул…

– Воды принесите, – попросил он, – горячей и перевяжите меня чем-то…

Гарольд и Джесси, секунду постояв, бросились кто куда. Гарольд вытрусил половину комода, нашёл простыню и приволок её на кухню.

– Ну что ты делаешь! – закричала на него Джесси и мальчик опустил глаза, – дай мне, – забрала она у него простыню, взяла нож, надрезала край и оторвала от неё длинную белую полоску.

Закипела вода. Чарли снял рубаху и Гарольд увидел кровавую рану чуть ниже плеча брата…

– Помоги, не стой! – посмотрела на Гарольда Джесси.

Дети начали неумело перевязывать раненную руку Чарли. Тот стиснул зубы и как мог, другой рукой, помогал им.

Спустился Уильям.

– Ты спрятал? – посмотрел на него Чарли.

– Порядок! – заверил его Уилл, – а чего такого в рваной куртке?

– Да начхать мне на куртку! Там флаг! – ответил Чарли.

Замок щёлкнул. В дом вбежала Августа.

– Дети! Вы не выходили из дома… – начала она с порога, но увидев происходящее на кухне, лужу крови на полу, всё поняла.

– О Боже… – прошептала она, – да что же вы делаете! – бросилась Августа к Чарли и прогнала Гарольда и Джесси.

– Бегом за доктором, быстрее! – приказала она Джесси, – а ты, – посмотрела она на Гарольда, – быстро с Уиллом вымойте полы, чтобы тут и следа крови не было!

– Да мамочка… Да… – чуть ли не хором ответили дети.

Джесси, на ходу одевшись, побежала на улицу. Гарольд поплёлся в ванную за ведром и тряпкой.

– А мне что делать? – посмотрел на Августу Уильям.

– Ну, зная что Чарли сейчас начнёт говорить немножко неправду, – не глядя на Уильяма, заново перевязывала рану Чарли Августа, – рассказывай где и кто из вас сегодня был на демонстрации…

– Он… он не виноват, мамочка, – опустил глаза Уильям.

– Шалопай! – заплакала Августа, затянув, как можно туже, повязку, – что же теперь будет…

Чарли отвернулся и старался не смотреть на мать.

Гарольд ползал под столом и пытался вытереть кровь.

– Оставь, Гарри, – сказала спокойно Августа, – кровь не так просто отмыть. Принесите с братом циновку с чердака и постелите тут, чтобы никто не видел.

– Ага, – посмотрел из под стола Гарольд и бросив тряпку, выполз.

Отворилась дверь. Зашла Джесси. За ней шёл доктор.

Он присел рядом и молча развязал повязку на руке мальчика.

– Я вот что думаю, – посмотрел он на Августу, – я наложу ему нормальную повязку, но сверху сделаю гипсовую. Если полицейские спросят где он был, то скажете что упал и сломал руку. Открытый перелом. И потому столько крови.

– Спасибо Вам, доктор, – заплакала Августа.

Мальчики принесли с чердака циновку. Зашёл Фредерик, глянув на Чарли поздоровался с доктором.

– Здравствуйте, мистер Гудвин, – ответил доктор, – супруга Вам всё расскажет. Я не думаю, что если всё сделаете правильно, будут последствия. Вы поняли о чём я?

– Да, понимаю доктор, – кивнул Фредерик.

– Не ругайте вашего сына, – посмотрел на Фредерика доктор, – ему, на сегодня, хватит науки…

…Полиция пришла вечером, когда собирались ужинать.

– Мы ищем всех раненных, – не поздоровавшись прошли полицейские в дом и указали взглядом на Чарли.

– Прошу всех встать, – приказал полицейский и дети молча поднялись со своих мест.

– Что с рукой? Ты был на демонстрации? – спросил старший полицейский.

– Нет… с…сэр, – ответил Чарли глядя ему в глаза.

– Что с рукой? – повтори вопрос полицейский.

– Сломал… сегодня, – ответил растерявшись Чарли.

– Мы вызывали доктора, – сказала констеблю Августа, – он может подтвердить наши слова, джентльмены.

– Да у него гипс, сержант, – подошёл к Чарли другой полицейский, – если на пулевое ранение наложить гипс, то руки ему не видать через неделю-другую.

Полицейский постучал по гипсу пальцем.

– Да, гипс…

Сержант глянул на Чарли.

– Везунчик ты, паренёк, – он глянул на всех и взял под козырёк, – счастливо оставаться и приятного аппетита.

Как только полицейские ушли дом погрузился в молчание. Все сели и молча переглянулись.

– Мне кажется, наш доктор явно симпатизирует рабочему движения, – спокойно сказал Фредерик…

– А что мне теперь делать с гипсом? – растерянно спросил у Фредерика Чарли.

– Носить, – ответил Фредерик, – и понимать, что тебя только что пытались запугать, – добавил он.

Чарли покраснел и Гарольд впервые за много лет увидел в глазах брата слёзы.

Фредерик глянул на старшего сына.

– И не дай Бог я ещё раз увижу тебя на демонстрации с братьями…

– Их там не было! – попытался крикнуть в ответ Чарли.

– Нас там не было, папочка, – честными глазами посмотрел на отца Уилл, а Гарольд отвернулся.

– Зато я там был, – тихо сказал Фредерик.

– Братская солидарность это конечно хорошо, – добавил он, – но никогда больше меня не обманывайте. Хотя бы ради того, чтобы мы одинаково могли соврать полицейским…

…Утром на заводе было непривычно тихо. Рабочие собрались во дворе и гул был больше похож на непонятный шёпот, чем на голоса людей. В цеха не пускали солдаты.

Чарли протиснулся вперёд и увидел, что солдаты вооружены и на самом входе уложен бруствер из мешков, сквозь которые сморел ствол пулемёта. «Если сейчас начнётся будут стрелять», – понял Чарли и поспешил к Галлахеру.

– У них пулемёты, – шепнул мальчик.

– Да, мы видели, – кивнул ему Галлахер, – сейчас будем разговаривать с владельцами завода. Будем требовать выплаты компенсации для раненных и семей убитых.

– Холли убит! Убит Холли! – раздался чей-то крик.

Люди взволновались и расступились.

К Галлахеру бежал немолодой рабочий, тяжело дыша и схватившись за сердце.

– Товарищи! Они убили Теда Холли! Его нашли полчаса назад за городом, повешенным! – закричал он.

Гул перерос в шум.

– Сохраняйте спокойствие, товарищи! – крикнул Галлахер и вскочил на стоявший неподалёку ящик.

– Спокойствие! Они хотят нас лишить последней надежды! – ещё раз прокричал он и махнул рабочему, принесшему эту весть, рукой.

– Иди сюда, расскажи всем что случилось!

Рабочий вскочил на ящик рядом с Галлахером и прокашлялся.

– Убили Теда Холли, братцы! Мы с Джеком Робертсоном и Фрэнком Льюисом пошли к нему сегодня утром, как договаривались с вечера. А там бобби на карауле. Мы начали спрашивать что и как, и в начале не поверили. В общем нет его. Тело в морг увезли.