Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 293 (всего у книги 331 страниц)

Глава 33

Перед отъездом из Сан-Франциско Эдвина позвонила Сэму, чтобы успокоить. Все в порядке, сказала она, произошло недоразумение. Обидевшись за что-то на Эдвину, Алексис села в поезд и одна уехала в Сан-Франциско, домой. Там они ее и обнаружили, исполненную раскаяния за причиненное беспокойство. Она цела и невредима. В общем, много шума из ничего.

– А Малкольм Стоун? – подозрительно спросил Сэм: отчего-то он не поверил Эдвине.

– Бесследно исчез, – убедительно солгала Эдвина, поблагодарила за его помощь и на следующее утро уехала в Нью-Йорк за Алексис, оставив Фанни и Тедди на попечение экономки.

Она строго-настрого велела им молчать: на тот случай, если позвонит Джордж, – и обещала вернуться как можно скорее. Но главное – ни при каких обстоятельствах не проговориться Джорджу!

Она села в поезд до Нью-Йорка, вся во власти тяжелых дум и печальных воспоминаний. В прошлый раз, когда поезд уносил ее в Нью-Йорк, рядом были родители, братья и сестры, Чарлз. В Нью-Йорке им предстояло сесть на «Мавританию»… Путешествие на восток было долгим, всю дорогу в голове крутились одни и те же мысли, поэтому в отель «Иллинойс» она отправилась прямо с вокзала и прибыла туда взвинченная до предела, ожидая найти несчастную Алексис и предполагая пригрозить законом Малкольму Стоуну, но вместо сестры ее ожидало письмо, написанное детским почерком. Алексис сообщала, что Малкольму предложили место в одном из театров Лондона, а она, как послушная жена, поехала с ним. Кое-что Эдвина прочла и между строк: видимо, сестра совсем потеряла голову, раз согласилась сесть на корабль – она-то могла представить, чего ей это стоило! Интересно, понимает ли этот Малкольм Стоун, с кем связался? И сказала ли ему Алексис о том, что она одна из тех, кто одиннадцать лет назад выжил после крушения «Титаника»?

Из отеля «Иллинойс» Эдвина вышла в слезах. Что ей теперь делать? Плыть вдогонку за Алексис? Но стоит ли вообще преследовать беглецов? Может, сестра и в самом деле хотела выйти за него замуж? И они действительно поженились? А что, если она уже забеременела? Что тут поделаешь? Брак не расторгнуть, если Алексис носит его ребенка.

На заднем сиденье такси она проплакала всю дорогу до отеля «Ритц-Карлтон». Зарегистрировавшись, она пошла в номер, который слишком живо напомнил ей тех, с кем она останавливалась здесь в тот последний раз. Вдруг ей до боли захотелось, чтобы рядом кто-то был, чтобы помог. Но кто? Родителей и Филиппа нет в живых. Джордж женился. Сэма она едва знала. Не признаваться же Бену, что потерпела поражение! Итак, обратиться не к кому. Лежа в постели без сна, она понимала, что решение придется принимать самой. Выбора не было. После пережитого она не сможет подняться на борт корабля. Но как оставить Алексис с этим человеком, даже не попытавшись вернуть домой? В конце концов, сестра ведь звонила, чтобы сообщить, где находится. Наверняка это значит, что бедняжка ждет от нее помощи.

Эдвина размышляла всю ночь и все утро. Удалось выяснить, на каком корабле отплыли беглецы, и можно было бы туда телеграфировать, но если Алексис потеряла голову, то все равно не вернется. Нужно было что-то делать, причем срочно, или махнуть рукой. Перед ней вдруг встало лицо матери, и Эдвине стало ясно, как поступила бы она. В тот же день она купила билет на корабль «Париж». Алексис отбыла тремя днями ранее на «Бремене».

Глава 34

Алексис, бледная и притихшая, сидела безвылазно в их каюте второго класса, и Малкольм из кожи вон лез, чтобы ее приободрить: расписывал, как им будет весело, предполагая, что девушка никогда не путешествовала морем. Он заказал шампанское, покрывал ее поцелуями. В мечтах ему уже рисовалась роскошная жизнь, когда они будут плавать только первым классом на самых лучших кораблях.

– Только представь! – запуская руку ей под платье, умасливал он Алексис, но та даже не улыбнулась.

Пока корабль отходил от пристани, она не сказала ни слова, а когда они вернулись к себе в каюту, он увидел, что она дрожит с головы до пят.

– Ты, часом, не страдаешь морской болезнью? – спросил Стоун, пребывая в самом радужном расположении духа.

Надо же, как ему повезло: юная красавица жена, сестра режиссера одной из самых значительных киностудий, и неважно даже, что ему пришлось выложить за проезд свои последние деньги. Судно было жуткое, но немцы были не дураки выпить и повеселиться. Может, получится перекинуться с кем-нибудь в картишки да похвастаться красавицей женой? Но Алексис не вставала с постели, а к обеду и вовсе начала задыхаться. Они не вышли еще в открытое море, а она уже хватала ртом воздух, глядя вокруг безумными глазами. Малкольм бросился за стюардом, требуя привести врача. У Алексис был такой вид, будто она умирает.

– Моя жена… ей дурно… нам нужен врач, и побыстрее!

– Конечно, но, может, для начала я принесу ей чашку бульона и печенье? Первое дело при морской болезни, сэр! Она впервые в море?

Ответом ему был протяжный стон, будто от непереносимой боли. Обернувшись, Малкольм увидел, что Алексис лишилась чувств.

– Врача, быстро!

Уж не умерла ли она? Ему стало страшно. Господи, она совсем как мертвая! Джордж Уинфилд его убьет. Можно забыть и про Голливуд, и про «дюзенберг» и прочие роскошества, которые он уже считал своими, решившись на эту авантюру.

Доктор явился через пару минут и в лоб спросил у Малкольма, не беременна ли его супруга. Тот даже не думал об этом: слишком мало времени прошло, а до него Алексис была девственницей. Ничего вразумительного он сказать не смог, и тогда доктор выставил его из каюты. Стоун бродил по коридорам, курил и ломал голову, что могло случиться: сначала Алексис трясло как в лихорадке, а потом она и вовсе упала в обморок…

Прошло немало времени, прежде чем доктор выглянул из каюты: лицо у него было хмурое. – и жестом велел ему следовать за ним. Когда они шли по коридору, Стоун спросил:

– Она в порядке?

– Да. Она будет спать долго, я сделал ей укол. – Врач втолкнул Малкольма в пустую сейчас столовую, сел и воззрился на него. – Вам обязательно нужно было плыть в Европу?

Малкольм не понимал, почему доктор говорит с ним таким тоном.

– Да… я ведь актер: приглашен в лондонский театр.

Это была ложь, как и все в его жизни: он понятия не имел, найдет ли он работу в Лондоне.

Под пристальным взглядом доктора увядающий красавец блондин занервничал и принялся шарить по карманам в поисках сигарет.

– Она что, вам ничего не рассказала?

Доктор почти не сомневался, что никакие они не муж и жена: слишком она молода и напугана. К тому же на ней очень дорогие туфли, и это как-то не вязалось с грязной каютой второго класса на этом корыте. Если бы малышка хотела сбежать из дома с этим хлыщом, то по крайней мере подготовилась бы к путешествию.

– А что она должна была мне рассказать? – Малкольм был в замешательстве.

– То, что рассказала мне: о своем прошлом путешествии в Европу.

– Ничего я не знаю! – бросил Стоун раздраженно.

– Вы не знаете, что она одна из немногих, кому повезло выжить при крушении «Титаника»?

Малкольм вытаращил глаза: в это невозможно поверить.

– Если так, она была тогда совсем младенцем!

– Ей было шесть, она потеряла родителей, и вместе с ними погиб жених ее старшей сестры. – Мальком согласно кивал. Это многое объясняло насчет Эдвины.

Стоун никогда не задумывался, почему Алексис опекают не родители, а Джордж и бдительная старшая сестрица. Да и какая разница? Ему было все равно, а малышка не очень-то любила о себе рассказывать.

Доктор продолжал:

– В ту ночь она убежала от своих, и совершенно посторонние люди посадили ее в последнюю шлюпку. Встретиться с братьями и сестрами она смогла только на корабле, который их спас.

Доктор нахмурился, пытаясь вспомнить название судна, но так и не смог. Сурово глядя на собеседника, он заключил:

– Я бы предложил держать вашу жену на успокоительных до конца плавания. Боюсь, иначе она не вынесет, она кажется… такой хрупкой. А еще лучше – поместить в лазарет, если вы не против.

Только этого ему не хватало! В море с истеричкой! И как, скажите на милость, потом возвращаться в Штаты, когда придет время? Но, может, к тому времени это станет уже не его проблемой? А пока можно не беспокоиться: ему ничто не угрожает.

Предложение доктора ему понравилось: он даже сможет немного поиграть, если захочет.

– Ну что, позволите забрать вашу жену в лазарет, сэр?

– Разумеется, – улыбнулся Малкольм и, отсалютовав доктору, направился в бар, предоставив стюарду и матросам перенести Алексис из каюты в лазарет.

Все время в пути ей давали снотворное. Алексис смутно понимала, где находится, а если начинала кричать и кого-то звать, ей делали укол, говорили какие-то слова, но она их не понимала.

Глава 35

Плавание было тяжелым испытанием и для Эдвины, вот только рядом не оказалось доктора-немца, который помог бы ей. Она отправилась в путь первым классом, всего лишь с небольшим саквояжем, который всегда брала с собой. Наряды ей ни к чему: ведь только и нужно было, что добраться до Лондона и привезти домой Алексис. Она без конца перечитывала записку сестры, где та сообщала об их планах и утверждала, что счастлива с Малкольмом. Насчет счастья Эдвина сильно сомневалась, но в любом случае не могла допустить, чтобы сестра болталась бог знает где с этим престарелым мерзавцем.

В который уже раз она пожалела, что поддалась уговорам и позволила Алексис сниматься. Больше никакого кино! Они вернутся в Сан-Франциско, к спокойному, привычному образу жизни. Надо только избавиться от этого Стоуна! Если повезет, никто ни о чем не узнает. Чтобы защитить сестру, Эдвина была готова на любую ложь: не зря же она села на корабль, хотя у нее и подкашивались ноги.

Горничная проводила ее в каюту. Эдвина упала на стул и закрыла глаза, стараясь не вспоминать о том, другом плавании…

В дверь постучали.

– Возможно, мадам почувствует себя лучше, если поднимется на палубу? – услужливо спросил стюард, но Эдвина покачала головой и поблагодарила его.

– Боюсь, мне ничего не поможет.

Позже, когда они вышли из бухты Нью-Йорка и ей стало чуть лучше, она вдруг задумалась о том, как проводят свой медовый месяц Джордж и Хелен. Тедди и Фанни получили указание не говорить Джорджу, если позвонит. У них все хорошо, а Эдвина и Алексис отправились по магазинам. Она надеялась, что Джорджу будет не до частых звонков. Дети, конечно, знали, где Эдвина, только не догадывались, чего ей это стоит.

К ужину Эдвина не выходила, но и у себя в каюте, как огорченно заметил стюард, едва притронулась к блюдам. Бедняга никак не мог понять, что же так угнетает пассажирку. Он было предположил, что она страдает морской болезнью, но загадочная пассажирка свою каюту не покидала, держала опущенными шторы. Каждый раз, когда он приносил ей еду, она была бледной как смерть и очень печальной. Может, у нее горе? Или виной тому душевные раны?

– Мадам сегодня опять грустит? – с отеческой заботой спросил в очередной визит он.

Эдвина как раз писала письмо Алексис: если изложить на бумаге все, что думала и о ее безрассудном побеге, и о возмутительной связи с Малкольмом, будет легче, как ей казалось. Да и просто надо было чем-то занять мозг, чтобы не думать о том, что она опять в море.

Такая молодая, но слишком уж серьезная, думал стюард. На второй день плавания он решил, что она, возможно, писательница, и попытался выманить ее на палубу. Стоял прекрасный октябрьский день, светило яркое солнце, а она была такая бледная и несчастная. У него просто сердце разрывалось! Может, она направляется в Европу, спасаясь от несчастной любви? В конце концов, когда он принес ей обед и принялся убеждать выйти подышать свежим воздухом, она рассмеялась, оглядела каюту, в которой просидела затворницей, и согласилась выйти на палубу. Ее опять стало трясти, и набросив пальто, Эдвина медленно поднялась на прогулочную палубу.

Она медленно шла по палубе «Парижа», стараясь не думать и не сравнивать с тем, что было тогда. На балках висели спасательные шлюпки, но она старалась их не замечать. За шлюпками было видно море, и от его вида ей тоже становилось дурно. Куда спрятаться от воспоминаний? Прошло столько времени, а они были так свежи в ее памяти. Ей хотелось бежать от них – но куда? В который раз она напомнила себе, что это не «Титаник».

Возвращаясь в каюту, она услышала музыку: в чайном салоне устроили танцы, – и внезапно слезы выступили у нее на глазах. Она вспомнила, когда танцевала с Чарлзом, а родители с улыбкой наблюдали за ними, и ей захотелось бежать от этих воспоминаний. В спешке Эдвина уже не смотрела под ноги, и в следующую минуту, оступившись, буквально влетела в чьи-то крепкие объятия. Если бы не сильная рука в перчатке, она растянулась бы в полный рост.

– Простите… вы в порядке? – раздался приятный голос.

Эдвина подняла голову. Перед ней стоял высокий мужчина лет сорока, элегантный, в безупречного покроя пальто с роскошным бобровым воротником и шляпе.

– Я… да… извините. – Падая, она выбила из его рук две книги и газету.

– Вы уверены, что вам не нужна помощь?

Молодая женщина была так бледна, что он опасался, как бы не упала в обморок, если он ее отпустит. Похоже, бедняжка испытала сильное потрясение.

– Нет-нет, в порядке. – Она слабо улыбнулась, и у него отлегло от сердца. Он отпустил ее руку, она подняла глаза и заметила, какая теплая у него улыбка. – Простите, я такая неуклюжая: вот задумалась…

– Ничего страшного. Вы, наверное, собирались выпить чаю? – осведомился он вежливо, явно не желая ее покидать.

– Нет, я возвращалась в свою каюту. Всего доброго, и спасибо вам.

Она пошла к себе, а он огорченно смотрел ей вслед.

Зато по возвращении стюард поздравил ее: наконец-то осмелилась выйти и подышать свежим воздухом. Эдвина даже рассмеялась – его отеческая забота была так приятна.

– Вы оказались правы: на палубе действительно замечательно, – призналась она, принимая чашку горячего чая и тосты с корицей.

– Вы должны выходить почаще. Солнце и свежий воздух, приятные люди и хорошая музыка – вот лучшее лекарство от любых невзгод!

– Неужели я выгляжу так уныло? – Эдвина была озадачена. Скорее ей просто было страшно, хотя, если уж быть честной, – да, она грустила. Это путешествие воскресило в ней столько мучительных воспоминаний. – У меня все хорошо. Честное слово!

– Теперь вы выглядите гораздо лучше, – одобрительно заметил стюард, но она опять огорчила его, когда попросила принести обед ей в каюту.

Стюард, готовый на все ради этой загадочной пассажирки, воскликнул:

– Мадам, у нас великолепный обеденный салон! Разве не лучше обедать там?

Он так гордился кораблем, что всегда обижался, если пассажиры отказывались воздать должное его роскоши и удобствам.

– Боюсь, мне просто нечего надеть: я отправилась в путь налегке.

– Это неважно. Красивая женщина остается красивой даже в простом черном платье.

Он заметил даже это!

– Может быть, завтра…

Стюард тяжело вздохнул и ушел, чтобы принести ей обед. Даже филе-миньон со спаржей по-голландски и яблочное суфле не вызвали у нее аппетита. Блюда остались почти нетронутыми.

– Мадам почти ничего не ест, – скорбно заметил стюард, забирая поднос, однако вечером, когда он зашел, чтобы приготовить ей постель, пассажирки в каюте не оказалось.

Эдвина долго не решалась, но все-таки вышла прогуляться перед сном. Держась подальше от бортовых поручней, она медленно шла по прогулочной палубе, страшась поднять взгляд и увидеть море. Мало ли что там: может, спасательная шлюпка… или призрак… или айсберг… Она старалась не думать об этом, глядя себе под ноги, и в следующий момент наткнулась на пару дорогих кожаных черных мужских туфель. Она подняла взгляд – перед ней стоял тот же элегантный господин в пальто с бобровым воротником.

– Ох, нет! – рассмеялась Эдвина, пытаясь скрыть смущение.

Он опять что-то выронил из-за нее, но не рассердился, а весело сказал:

– Кажется, это входит у нас в привычку. Задумались?

– Да, и не видела, куда иду. Опять! Простите ради бога!

– Вот и я, – признался он. – Засмотрелся. Море так прекрасно, не правда ли?

Он устремил взгляд вдаль, а Эдвина – на него. Он так напомнил ей Чарлза, что защемило сердце. Словно почувствовав ее взгляд, он посмотрел на нее и тепло улыбнулся.

– Не желаете ли пройтись? – Он предложил ей руку, а она лихорадочно соображала, как бы повежливее отказаться, только ничего не приходило в голову.

– Я… немного устала… хотелось бы лечь пораньше.

– Тем более полезно пройтись. Свежий воздух – это чудесно! А уж морской… прочищает голову… и улучшает зрение. Пойдемте!

И Эдвина машинально опустила руку на сгиб его локтя.

Они медленно обошли палубу, не сказав друг другу ни слова. Эдвина вообще не имела привычки разговаривать с незнакомцами. Молчание затянулось, и ей уже стало неловко. И тогда, словно почувствовав это, ее спутник спросил:

– Вы из Нью-Йорка?

Он словно разговаривал сам с собой, поскольку Эдвина слишком волновалась, чтобы заговорить первой, однако его это нисколько не смущало. Их окутывал прохладный ночной воздух, высоко в небе светила луна.

– Нет, из Сан-Франциско.

– Вот как… Направляетесь в Англию, навестить друзей, или, может быть, в Париж?

– В Лондон. – Вырвать сестру из лап престарелого негодяя. – Всего на несколько дней.

– Такой долгий путь ради нескольких дней? Должно быть, вы очень любите путешествовать морем, – заметил он непринужденно, останавливаясь возле шезлонгов. – Не желаете присесть?

Эдвина почему-то согласилась, даже не задумываясь. С ним было так легко, так просто. Она села в соседний шезлонг, он набросил плед ей на ноги, а потом с улыбкой сказал, протягивая руку: – Позвольте представиться: Патрик Спаркс-Келли, из Лондона.

Она ответила на его пожатие и откинулась на спинку шезлонга.

– Эдвина Уинфилд.

– Мисс? – спросил он без обиняков, и она с улыбкой кивнула: какая кому разница, – но его бровь поползла вверх. – Вот как? Очень интригующе! Знаете, тут о вас уже вовсю судачат.

У него был такой озадаченный вид, что Эдвина рассмеялась. Какой он забавный!

– Что вы говорите? И каковы же слухи?

– Ну вот только сегодня за обедом соседки по столу сообщили, что на борту есть одна красивая молодая дама, которая почти не выходит из каюты, ни с кем не общается и вообще ведет себя загадочно.

– Но, возможно, это про какую-то другую даму, – с улыбкой возразила Эдвина, не сомневаясь, что он все это выдумал.

– Вы ведь гуляете по палубе в одиночестве? Да, гуляете. Я-то знаю, потому что видел вас собственными глазами. А еще, – добавил он весело, – эта самая молодая дама пару раз чуть не сбила меня с ног. Вы не обедаете в салоне-ресторане, ведь так? – Он испытующе посмотрел на нее, и она опять рассмеялась, качая головой.

– Нет, то есть пока, но…

– Вот, сами видите! Значит, я прав. Вы женщина-загадка, о которой все говорят. И, должен вас сразу же предупредить, что слухи ходят самые экзотические. Говорят, будто вы вдова и направляетесь в Европу, чтобы предаться скорби. Или что вы бросили мужа, или что вы какая-то знаменитость: никто пока не догадался, кто именно, но, несомненно, из тех, кого все знают и любят, например… – Он внимательно посмотрел на нее. – Например, Теда Бара?

Эдвина уже смеялась не переставая, а он улыбнулся.

– У вас бурное воображение, мистер Спаркс-Келли.

– Забавное имечко, не правда ли? Особенно для американского уха. Прошу вас, зовите меня Патриком. А что до тайны вашей личности, боюсь, вам придется открыть нам правду и признаться, что вы кинозвезда, иначе весь первый класс сойдет с ума, пытаясь разгадать ваше инкогнито. Должен признаться, я сам целый день ломаю голову, но зашел в тупик.

– Боюсь, что публика будет разочарована. Я самая обыкновенная женщина, а в Европу еду, чтобы встретиться с сестрой.

Как ни старалась она произнести это обыденным тоном, он все равно навострил уши.

– И собираетесь там задержаться всего на несколько дней? Как это несправедливо! Странно, однако, что вы не замужем. – Он произнес это с таким искренним удивлением, что ей стало забавно. – Ну, американки к таким вещам относятся легко. У них особый стиль жизни. Англичанки уже лет с двенадцати начинают паниковать, как бы не остаться в старых девах, а то родственники похоронят их заживо на заднем дворе, если не найдут себе мужа в первый же сезон.

Эдвина уже хохотала в полный голос. В своем статусе одинокой женщины она не видела ни добродетели, ни особых преимуществ. Так сложились обстоятельства, продиктованные чувством долга, вот и все.

– Не знала, что жить без мужа – это прогресс по-американски. Может, мы просто упрямее англичанок. Ваши соотечественницы лучше воспитаны, не любят спорить или доказывать свою правоту. Моя тетя была замужем за англичанином.

– В самом деле? Как его имя? – зачем-то спросил он.

– Лорд и леди Хикам. Лорд Руперт умер несколько лет назад, и она пережила его ненадолго. А детей у них не было.

Он задумался, а затем кивнул.

– Полагаю, что знаю его… знал. Вот мой отец наверняка знал его неплохо. Помню только, тяжелый был человек, если позволите заметить.

И это слишком мягко сказано! Однако, судя по всему, он действительно знал дядю Руперта, если вспомнил сразу именно это.

– Да уж! Бедная тетя Лиз боялась собственной тени: супруг полностью подчинил ее себе. Мы ездили навестить их… давно. С тех пор я в Англии не бывала.

– То есть вы не были у нас…

– Одиннадцать лет.

– Действительно давно.

По ее лицу скользнула мрачная тень, но он сделал вид, что не заметил.

Эдвина встала. Как же она устала бежать от прошлого и сражаться с настоящим!

– Полагаю, мне пора. Было очень приятно с вами поговорить, мистер Спаркс-Келли.

– Патрик, – поправил он. – Вы разрешите проводить вас до каюты? Или, может, зайдем в бар и выпьем по бокалу вина? Там очень мило: вы ведь наверняка его еще не видели.

Меньше всего ей хотелось продолжать экскурсию по кораблю, сидеть в баре и знакомиться с другими пассажирами! Слишком все напоминало то, другое путешествие… Если бы не Алексис, ее нога никогда бы не ступила на палубу корабля.

– Думаю, не стоит. Но все равно благодарю за предложение.

Пожав протянутую руку, Эдвина направилась к себе, но, спустившись вниз, вдруг поняла, что и в каюте ей не будет лучше. Ей стало страшно – все повторяется! Стоит только лечь, и она окажется во власти воспоминаний и кошмаров! Ну нет. Она вернулась на палубу и остановилась у поручней, думая о том, как могла бы сложиться ее жизнь, и о том, как все закончилось. Эдвина так глубоко ушла в свои невеселые мысли, что не услышала звука шагов, зато мягкий голос прямо за спиной заставил ее вздрогнуть:

– Все не так плохо, мисс Уинфилд, как нам кажется… Простите. – Он коснулся ее руки, но она не обернулась. – Я не хотел бы показаться навязчивым, но у вас был такой грустный вид, когда вы уходили…

Она обернулась. Ее волосы взъерошил ветерок, глаза блестели – и в лунном свете он заметил, что по щекам ее текут слезы.

– Я, кажется, только и делаю, что всем объясняю, что у меня все хорошо. – Эдвина безуспешно попыталась улыбнуться, вытирая слезы.

– И вам хоть кто-нибудь поверил? – спросил он участливо.

Как он добр к ней! Ну вот зачем она встретила его! У него своя жизнь, у нее своя, и все, что ей нужно, это вернуть домой Алексис.

– Нет, – вынуждена была признать Эдвина. – Похоже, я никого не убедила.

– Боюсь, даже не стоит стараться. – И, помолчав, словно на что-то решаясь, он все-таки задал самый главный вопрос: – С вами действительно случилось что-то ужасное?

Ему больно было видеть страдание в глазах этой молодой красивой женщины.

– Это было давно. – Эдвина решила быть честной, но не вдаваясь в подробности. – Я не так уж часто плачу… Просто не люблю все эти пароходы…

– И для этого есть особая причина? Вы страдаете морской болезнью?

– Не то чтобы… с некоторых пор мне плохо в море… слишком много… – Эдвина хотела сказать «воспоминаний», но осеклась. И вдруг решилась. К черту осторожность! Она не знала этого человека, но сейчас – пусть на минуту – он стал ее другом. – Я была на «Титанике»… потеряла родителей и человека… за которого должна была выйти замуж.

На этот раз она даже не заплакала, а Патрик, ошеломленный, лишь тихо проговорил:

– Боже правый! Не знаю, что и сказать… Могу лишь признать, что вы очень отважная женщина, если решились снова взойти на корабль.

Эдвина кивнула.

– Да, это было непросто, но мне пришлось: я должна вернуть сестру.

– Она тоже была там? – Патрик своим ушам не верил: еще ни разу ему не встречались люди, которым посчастливилось выжить в той катастрофе.

– Мы думали, что потеряли ее. Она пропала, когда мы садились в шлюпки. Как оказалось, вернулась в каюту за куклой. Тогда ей было шесть. – Эдвина грустно улыбнулась. – Корабль пошел ко дну как раз в день ее рождения. Но потом мы нашли нашу девочку на корабле, который нас подобрал. Она была в шоке, и с тех пор… с ней всегда было очень трудно из-за того, что ей пришлось пережить.

– А другие родственники остались? – спросил он с живейшим интересом. Удивительная женщина! Прекрасная и загадочная.

– У меня три брата и две сестры, а больше никого. Моего жениха звали Чарлз Фитцджеральд. – Голос ее дрогнул: как нелегко было произнести это имя.

Она машинально взглянула на палец, где некогда сверкало подаренное Чарлзом кольцо. Она уже давно не носила его. Хотела было вернуть его леди Фитцджеральд, но та настояла, чтобы кольцо осталось у Эдвины.

Патрик смотрел на нее с выражением крайнего изумления.

– Мой бог! Я помню… мне говорили… про девушку-американку… из Сан-Франциско. Это было… Господи, это было лет десять назад. Я как раз только-только женился. Чарлз был моим троюродным братом, знаете ли…

Долгую минуту они стояли молча, вспоминая каждый о своем, а потом Эдвина улыбнулась. Как странно устроен мир! Подумать только: встретиться здесь, через столько лет после его гибели…

– Ужасно. Единственный сын… Любимец семьи! – На Патрика тоже нахлынули воспоминания: значит, об Эдвине он и слышал. – Родители оплакивают его до сих пор.

– И я тоже, – прошептала Эдвина.

– И вы так и не вышли замуж?

Эдвина грустно улыбнулась, качая головой.

– Мне было не до этого: все время уходило на воспитание братьев и сестер. Мне было двадцать, а самому младшему из них всего два года.

– И вы воспитывали их… одна? – Патрик был поражен. Вот это женщина!

– Ну да… я очень старалась и вроде бы справилась, хотя иногда они доводили меня до отчаяния. Просто руки опускались. Но мы смогли выжить… кроме Филиппа: он погиб на войне шесть лет назад.

– А что с остальными? Где они?

– Джордж – гордость нашей семьи. Когда Филиппа убили, он бросил университет и вернулся домой, а потом отправился в Голливуд и добился большого успеха.

– Он актер? – спросил Патрик, заинтригованный.

Но Эдвина покачала головой.

– Нет, сейчас у него собственная студия, и он знает свое дело: снял уже несколько потрясающих фильмов, – а недавно вот женился. – Она улыбнулась. – Про Алексис я вам рассказывала – с ней я должна встретиться в Лондоне. – Эдвина не стала уточнять зачем. – Фанни – наша домоседка, ей сейчас пятнадцать, а малышу Тедди уже тринадцать. – Она говорила о них с такой гордостью и любовью, что Патрик был глубоко тронут.

– И вы справились одна! Браво! Не представляю, как вам удалось.

– Я просто делала то, что надо, день за днем. Моего желания никто не спрашивал. Это был мой долг… и я очень их люблю. И потом, это была последняя просьба мамы… Она осталась на корабле, с отцом… Мужчин не пускали в спасательные шлюпки, и она предпочла гибель вместе с любимым человеком.

Патрик представил себе эту жуткую сцену: дети и женщины, в ужасе покидающие тонущий корабль, – и ему стало не по себе. И вот теперь она печально смотрит на море, вспоминая ночь, которая навсегда запечатлелась в ее памяти.

– Наверное, они сначала надеялись, что будет еще одна шлюпка: никто не догадывался, что шлюпок так мало и что положение опасное. Никто не сказал нам, что мы идем ко дну. На палубе играл оркестр. Ни сирен, ни тревожного колокола. Толпа просто глазела на происходящее, все думали, что у них в запасе куча времени и корабли-спасатели успеют подойти, а на воду спускались уже последние шлюпки…

Эдвина повернулась к Патрику, этому незнакомцу, который едва не стал ее кузеном, и произнесла слова, которые боялась сказать себе все эти одиннадцать лет:

– Я долго ненавидела ее… нет, не потому что она оставила на меня своих детей, а потому, что любила его больше, чем нас, потому, что пошла на смерть ради этой любви. И мне было страшно… И я чувствовала себя виноватой из-за того, что оставила Чарлза. – По щекам Эдвины градом текли слезы. – А я села в первую же шлюпку, с детьми… Мы уехали, оставив их умирать: маму, папу и Чарлза. – Эдвина говорила и говорила, и, что странно, с нее словно спадало бремя вины, которое она носила все эти годы.

Ее голова склонилась ему на плечо, и он обнял ее.

– Вы же не знали, что все они погибнут. Вы знали не больше того, что знали они… А они думали, что сядут в следующую шлюпку. Или останутся на пароходе – ведь он же не утонет?

Он словно читал ее мысли.

– У меня и в мыслях не было, что прощаюсь с ними навсегда.

Эдвина рыдала, а Патрик держал ее в объятиях, пытаясь успокоить.

– А что вы могли изменить? Не вините себя за то, что вы живы, а они нет.

– Но почему она осталась с ним?

– Возможно потому, что любила так сильно, что не представляла, как жить без него.

– Но это несправедливо! Почему я должна жить с этой болью? Одна, без него? Почему?

Эдвина не могла продолжать, да это было уже неважно. Они погибли, а ей пришлось жить и воспитывать пятерых детей.

– Жизнь часто бывает несправедлива. – Ему хотелось плакать вместе с ней, но разве это что-то изменит? Оставалось только радоваться, что она заговорила: похоже, впервые за эти годы, – доверив едва знакомому человеку то, что тяжким грузом лежало на душе, особенно свою обиду на мать, которая предпочла погибнуть вместе с отцом.

– Простите. – Она наконец подняла голову и взглянула ему в глаза. – Мне не следовало рассказывать вам все это.

Эдвина попыталась вытереть ладошками слезы, которые текли по щекам, и он протянул ей свой носовой платок, очень тонкой работы, с вышитым фамильным гербом, и она приняла его с благодарностью.

Надо было как-то ее отвлечь от грустных мыслей, и он с улыбкой сказал:

– Жаль, что мы не встретились двенадцать лет назад: я бы отбил вас у Чарлза, и ваша жизнь сложилась бы иначе, да и моя тоже. И я бы не женился на той, на ком не следовало. Кстати, моя жена – кузина Чарлза по линии его матери. Весьма «привлекательная особа», как говорила моя матушка. Боюсь, однако, что я слишком поздно понял, что она меня не любит.