Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 231 (всего у книги 331 страниц)

– Палуба Е, – сообщаю я ему кратко, в той манере, в которой обычно отдавала приказы миссис Слоан.

– Да, мэм.

Тремя этажами ниже двери лифта открываются, и я неуверенно выхожу в коридор, тянущийся, должно быть, вдоль правого борта, где расположены каюты первого класса. В отличие от кипящей жизнью Шотландской дороги, идущей параллельно ему по левому борту, в этом коридоре тихо, как в библиотеке, пол выложен декоративной плиткой, а на потолке мерцают светильники в виде керамических роз. Он чуть попроще того, где остановилась я, шум моторов здесь слышнее и каюты ближе друг к другу. Миссис Слоан была права, выбирая переднюю часть слона.

Коридор, а с ним и секция первого класса заканчиваются дверью, ведущей в Плавники. Сразу за этой дверью висит табличка с надписью «Корабельный старшина». Это место я обхожу стороной. Само собой, представитель закона разместился в непосредственной близости от того места, где я собираюсь проворачивать свои тайные делишки.

Выглядывая стюардов, я торопливо пересекаю Шотландскую дорогу в направлении трапа и тихо стучу в каюту 14.

– Входите, – отвечает чей-то голос по-кантонски.

Мальчишки лежат в кроватях, каюта еле освещена. Винк тихо спит, свернувшись калачиком, а вот Олли наполовину свешивается с койки и громко сопит.

Бо без рубашки стоит на коленях перед нижней койкой, влажные волосы убраны с лица назад. У него крепкая, рельефная, как утесы Дувра в золотом свете солнца, спина. Он поднимает взгляд на меня, и мою шею опаляет жар. Можно подумать, я в своей жизни видела недостаточно спин – докеров, Джейми, – хотя у него спина больше похожа на тонкую гряду, в сравнении с утесами Дувра.

Бо завязывает шнурок на горловине плоского кожаного мешочка, а затем поднимается на ноги.

– Я просто искала Джейми, – объясняю я тихо, чтобы не разбудить мальчишек. Теснота и тусклое освещение придают каюте тревожащую интимность.

Он медленно натягивает рубашку на свой рельефный торс, заставляя пламя на моей шее вспыхнуть ярче.

– Джейми говорил, его сестра – тот еще кадр.

– Да? – Значит, он сказал обо мне хотя бы Бо. – О тебе он никогда не упоминал.

– Возможно, потому, что словами всего не передать. – Даже с учетом весьма заметного акцента его фраза звучит вызывающе.

– Я вполне могу описать тебя одним словом. Павлин.

– Павлин? – произносит он.

– Именно. Такая птица с длинным хвостом, который она распускает, чтобы привлечь внимание.

Он пожимает одним плечом, обводя меня оценивающим взглядом, который, кажется, способен проникать сквозь стены.

– Джейми никогда не учил нас такому.

– То есть это Джейми научил вас английскому.

Он моргает и откидывает назад голову, в которой, вероятно, раньше даже не мелькала мысль о том, что его может поправить женщина.

– Джейми помог нам всем. Больше шансов найти работу, если говоришь по-английски. Если хочешь лучшего для него, поезжай домой. Девушки не должны скитаться в одиночестве.

Несмотря на всю мягкость его тона, у меня вспыхивает лицо, словно за щеками пара угольков. Если бы он выглядел чуть старше, я бы предположила, что он родился в год Быка. Люди, рожденные в этот год, трудолюбивы, но часто несносны.

– Вы с Джейми знакомы вот уже… сколько, два года? Я знаю его восемнадцать лет, с учетом года в утробе матери. Думаю, мне виднее, что для него лучше.

– Возможно, он повзрослел с момента отъезда. Повзрослел достаточно, чтобы прекратить слушаться сестру.

Мое лицо каменеет.

– Если ты не собираешься сообщить мне, где он, я, пожалуй, пойду.

– Он не сказал, куда пойдет. Но раз уж ты его сестра, могу поспорить, ты сама догадаешься.

Я запахиваю свое пальто резче, чем нужно. Я уже готова развернуться на каблуках и уйти, когда замечаю, что одеяло с верхней койки отсутствует, а из-под подушки торчит фланелевая ночная рубашка Джейми. Он еще не готов ложиться спать. Если Джейми изучает астрономию каждую ночь, я, кажется, знаю, где он может быть. Бо, все еще разглядывающий меня, улыбается так, что это можно принять за игру света.

Что ж, Джейми, возможно, я действительно знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

9

Спускаясь вниз по трапу, я слышу за спиной приближающиеся шаги.

– Мадам?

Я застываю. Стюард с удивительно неприятной ухмылкой наклоняет ко мне черноволосую голову. Кожа на его выступающих скулах туго натянута, отчего он довольно сильно похож на скелет. Видел ли он, как я выходила из каюты 14?

– Добрый вечер, мадам. Заблудились? – спрашивает он с игривыми нотками в голосе. – Опасно такой даме, как вы, ходить тут в одиночку.

– Да. – Я напоминаю себе, что я состоятельная англичанка, и люди вокруг существуют только ради моего удобства, и никак иначе. – Похоже, я не туда повернула, – заявляю я тоном, не терпящим возражений. – Пожалуйста, укажите мне дорогу к лифтам.

– Разумеется. – Он резко шмыгает носом, словно простудился. Затем тыкает костлявым пальцем в направлении Плавников. – Около дюжины шагов по Шотландской дороге, и справа от вас будет дверь. Войдите в нее и следуйте далее, пока не увидите таблички.

Я неторопливо иду прочь в полной уверенности, что, если обернусь, увижу, как он смотрит мне вслед. Нужно быть более осторожной и не попадаться здесь на глаза не только потому, что я женщина, но и потому, что я дама из первого класса, которой не может быть никакого дела до здешних обитателей. Избегая смотреть на каюту старшины, я открываю дверь в первый класс.

Лифт поднимает меня до своей конечной остановки на палубе А. Херувим, украшающий верхнюю ступень лестницы-волны, еще пухлее, чем его собратья снизу. Я пробираюсь сквозь толпу разряженных богачей к лодочной палубе. На средней лестничной площадке обитает еще несколько божественных персонажей, включая двух ангелов, удерживающих вычурные часы, которые показывают 8:40. Тема загробной жизни, безусловно, весьма разнообразно представлена в местном интерьере. Но разве на судне, плывущем посреди океана, стоит постоянно напоминать о смерти?

Заменяющий часть потолка стеклянный купол кажется темной короной, отражающей огни люстр. На буфетном столике золоченая русалка протягивает гостям раковину, полную фруктов, которые венчает ананас. Я видела ананасы на рынках, но даже представить себе не могу человека, который согласится есть эту помесь шишки с яблоком. Я принюхиваюсь к нему, но он пахнет совсем не шишками, и даже не яблоками, а чем-то сочным и сладким.

Сунув в карман яблоко, я прохожу через фойе, в котором пианист наигрывает какую-то мелодию. Наконец, четверть часа спустя после ухода из каюты 14, я добираюсь до вершины «Титаника», лодочной палубы.

Ветерок остужает своими благословенно прохладными ладонями мои горящие щеки. У мамы руки всегда были холодными, и мы с Джейми любили брать их в свои, слишком горячие.

Небо усыпано звездами, и их больше, чем я видела за всю свою жизнь. И как же манят к себе эти звезды, сильнее, чем все драгоценности в первом классе. Словно самоцветы в тиарах, нитки жемчуга, сверкающие бриллианты, разложенные на темном бархате неба.

Скамьи пусты, на палубе почти никого. Большинство предпочитает увеселения в залах корабля. Электрические фонари создают вокруг труб жутковатый ореол. Из четвертой, последней, дым не идет. Возможно, это просто обманка. Китайцы недолюбливают число четыре, а европейцы, напротив, предпочитают четные числа.

Спасательные шлюпки стоят неподвижно, словно бледные призрачные колыбели в костяных руках. По четыре в каждом из четырех углов. Меня бросает в дрожь. Эта палуба полна несчастливых знаков, и я могу поспорить, что Фонг ни за что сюда бы не пошел, даже если бы ему позволили.

Парочка, идущая под руку, кивает мне на ходу, оставляя за собой яркий след женских духов. Я решительным шагом направляюсь к корме, высматривая Джейми.

Лодки, стоящие на деревянных подпорках, находятся на уровне глаз. Система крюков и петель удерживает на месте холщовые чехлы. Я присматриваюсь. Чехол на третьей лодке слегка отогнут. Я подкрадываюсь к лодке и шепчу:

– Джейми?

Океан ворчит и вздыхает, заглушая мой голос.

– Джейми? – повторяю я громче.

Высовывается голова.

– Черт, Вал. Что ты здесь делаешь?

– Ищу мачту, на которой смогу поднять свой белый флаг. Мир, братишка? Я не пытаюсь убедить тебя отправиться в Нью-Йорк, а ты прекращаешь разговоры про Лондон.

Я протягиваю ему яблоко.

Правая часть его рта дергается.

– Мир.

Он берет подношение, а затем двигается, чтобы освободить место на полу, где он сидел с накинутым поверх одеялом.

Оглянувшись вокруг, чтобы убедиться в отсутствии любопытных глаз, я задираю юбку и перелезаю через борт, случайно наступая брату на ногу, прежде чему устроиться у него под боком. Он проглатывает ругательство.

Я снимаю шляпку и кладу голову на скамью.

Он смотрит на меня.

– Так где ты была? Я тебя повсюду искал.

– Ты, должно быть, пропустил первый класс.

– Не может быть.

– Почему? Каюта пуста, за нее уплачено вперед. К тому же я нашла союзника.

– Кого?

Я коротко рассказываю ему о своей встрече с Эйприл Харт, игнорируя его стоны и пытаясь добавить в голос уверенности.

Его вздох тяжел, как полная дождевая бочка.

Я шмыгаю носом.

– Я стольким пожертвовала, чтобы здесь оказаться. Потратила все до пенни на билет из Лондона в Саутгемптон.

– Я знаю, Вал.

– Почему ты не рассказал своим друзьям обо мне?

– Они задают слишком много вопросов. Бо и Барабанщик знали о тебе.

Его слова проливаются бальзамом на мои душевные раны. Я еще не встречалась с этим Барабанщиком, но подозреваю, что скоро встречусь.

Аромат сосны мешается с запахом свежей краски. Мы, должно быть, первые пассажиры в этой лодке.

– Здесь уютно, хоть и чуточку пусто. Где весла?

– Без понятия. Кажется глупым хранить их отдельно от лодок, но кто бы меня спросил.

Или любую женщину, как сказала бы Эйприл Харт.

– Лодки – высший класс. Обшивка внакрой, руль из вяза. Но их всего шестнадцать – плюс те складные, что они хранят на носу. Этого хватит лишь половине из двух с лишним тысяч пассажиров. Но они утверждают, что все согласно правилам.

Я присвистываю.

– Хорошо, что Ба научил нас плавать.

Единственное, что нарушает тишину, это плеск волн о корпус «Титаника» и ритмичное поскрипывание досок. Джейми вздыхает.

– Что ты сделала с книгами?

– Распродала.

Один из планов Ба был связан с покупкой книг из уходящих с молотка домов и последующей продажей их с лотка, таких, к примеру, как «Астрономия сквозь века» и достопамятная «Пчелиная ферма для начинающих». Ничего хорошего из этого плана, впрочем, не вышло. Если в Лондоне и есть что-то постоянное, так это дождь, а дождь и книги – извечные враги. Но, с другой стороны, именно «Астрономия сквозь века» познакомила Джейми со звездами.

– Жаль, что тебе пришлось разбираться со всем этим в одиночку.

Кажется, будто звезды отодвинулись, словно давая мне больше пространства. Воспоминания о том мрачном утре призрачным шепотом звучат в голове. Я нашла Ба в переулке в квартале от нашего дома. Он умер, ударившись в подпитии о фонарный столб. Его цилиндр крутился под порывами ветра, как встревоженная собачонка.

Я перебираю эмоции, сплетающиеся внутри в тугой клубок: злость на его безрассудство, вину за то, что меня не было рядом, печаль от того, сколько всего он не увидит, например слонов. И все это щедро приправлено облегчением оттого, что больше ему не придется страдать.

Обычно, когда зеленый змий утаскивал Ба в очередной темный угол, он не разговаривал целыми днями. А после смерти он перестал не только говорить, но и слушать. Ба так старался, но, как и все мечтатели, не смог справиться с ополчившимся против него миром. Надеюсь, его следующая жизнь на китайских небесах легче.

– Ты похоронила его рядом с мамой?

Я покачала головой.

– Ее родители этого бы не допустили. Но я нашла ему местечко на Восточном лондонском кладбище.

Джейми фыркает. Затем двигается, и я чувствую его полный тревоги взгляд.

– Что не так? – спрашивает он.

– Каждую ночь мне снится, что Ба в беде. Это совершенная бессмыслица. Он давно уже должен был отправиться в другой мир. А он пытается что-то сообщить. И это как-то связано с тобой.

Он хмыкает, и я чувствую, как что-то захлопывается прямо перед моим носом, как дверь перед коммивояжером.

Я сую ногу в эту дверь.

– Понимаешь, ты тоже есть в этих снах. Но ты никогда ему не помогаешь. Всегда просто пялишься в пространство.

С очередным смешком он задирает нос.

– Именно так. Я щелкаю его по носу, и он уворачивается.

– А что ты делаешь в своих снах?

– Пытаюсь помочь ему. Но ему нужна не я. А ты. Что бы тебя ни разозлило, ты должен простить его.

Он ворочается, заставляя доски скрипеть.

– Он никогда не просил о прощении, пока был жив. Так чего теперь переживать?

Я прижимаюсь к его плечу, на ощупь похожему на стальную трубу.

– Потому что он застрял.

Джейми зажмуривается, словно прячась от моих слов.

– Недели не прошло после ее похорон, как он заложил ее обручальное кольцо и потратил все деньги на огненную воду.

Я морщусь, слыша из его уст выражение, которым Ба называл свой дешевый джин.

– Так вот из-за чего ты злишься… Ему нужны были деньги, чтобы заплатить наши долги. Помнишь про пчелиную ферму?

– Как я могу забыть? – бормочет он, стряхивая мою голову со своего плеча. – Иногда ты не можешь простить, потому что это унижает людей, которых ты любишь.

– Но мама хотела бы, чтобы ты простил его. «Не стоит слишком часто оглядываться назад, иначе пропустишь то, что впереди», помнишь?

– Ни за что, Вал. Даже не проси.

В его голосе появилась горечь, которую раньше я не слышала. Кажется, Джейми стал тяжелее, и не только из-за приобретенных в котельной мускулов.

Мы все еще оплакивали маму, когда он уехал, и я надеялась, что в котельных будет достаточно места и времени, чтобы прогнать болезненные воспоминания. Но, возможно, там, внизу, в отсутствие свежего воздуха, их негде было развеять, и его горести только увеличились.

Я решаю пока отступить. Буду тянуть мало-помалу, как лодчонки, которые вывели «Титаник» в море, и наконец заставлю Джейми двигаться. Есть более насущные вопросы, требующие решения, а для этого мы должны быть в хороших отношениях.

Я указываю на одну из самых ярких звезд.

– Как называется та большая, красная?

– У китайцев – Белый тигр. На западе ее называют Быком.

Ну разве не похоже на нашу жизнь? Два человека смотрят на один и тот же объект, но видят совершенно разное. Я смотрю на швыряние угля в топку и вижу работу. Он видит призвание.

– И почему же ты так любишь эти котельные? Там внизу темень. Меня бросает в дрожь.

– Откуда ты знаешь? – ворчит он.

Джейми прекрасно знает о том, что я боюсь темных, закрытых пространств. Это он меня нашел, когда я, юла шести лет от роду, упала в угольную яму.

Он снова поворачивается, поправляя свою одежду. Кое-как устроившись, испускает тяжелый вздох.

– Когда Барабанщик выбивает дробь и мы ловим ритм, я чувствую внутри умиротворение, покой. Иногда в хорошую погоду мы натягиваем гамаки прямо на палубе, и я с головой погружаюсь в звезды. Я целую ночь не спал, когда пролетала комета Галлея.

Я разглядываю все эти созвездия, рассыпанные по небу, как крупинки соли.

– Вот это супчик там кипит.

– С ума сойти, правда? – Его голос полон восторга. – В Лондоне за счастье увидеть с десяток звезд в месяц. Но здесь они повсюду. Я все никак не привыкну. Кажется, поднимись я достаточно высоко, смогу зачерпнуть полную пригоршню, а затем сдуть их с ладони, как семена одуванчика.

В детстве мы с Джейми загадывали желания на одуванчиках, как и все прочие дети. Но как-то вечером родители ссорились на кухне, а одуванчика под рукой не было. Джейми, лежащий рядом со мной на нашей половине кровати, сказал, что, если подуть просто так, без одуванчика, то Небеса все равно нас услышат и, может быть, исполнят наше желание. Он взял меня за руку, и мы вместе дунули, почти выдохнули. Родители затихли. А потом, почти сразу, мама засмеялась. После этого нам не нужны были одуванчики, чтобы загадать желание. Мы просто дули. И каждый раз, когда желание исполнялось, я слышала мамин смех.

Он добавил чуть тише:

– Знаешь, я и ее вижу там, наверху.

– Что она делает?

– Танцует, сняв туфли. Помнишь?

Я улыбаюсь.

– Да.

Мама любила, пристукивая пятками, напевать фривольные песенки, пока пекся хлеб, хотя я так и не поняла, где дочь викария могла эти песенки услышать.

– Но иногда она тиха. Как будто просто смотрит на нас из окна. – Он издает протяжный вздох.

Мы с Джейми всегда соревновались за мамину любовь, но он, безусловно, обожал ее больше всех. Мы оба могли принести ей букетик, наткнувшись на цветущую клумбу, но только он мог нарвать ей цветов под проливным дождем.

Я сжимаю его руку, и в ответ он сжимает мою.

– Джейми?

– М-м-м? – Его взгляд все еще устремлен к звездам, но брови задумчиво нахмурены.

– В Нью-Йорке тоже есть звезды.

Мы поднимем звездно-полосатый флаг на нашей мачте, оставив британский за кормой. Новая дорога для нас и мирное окончание пути для родителей. Я тянусь к небу, будто зачерпывая звезды, а затем сдуваю их с ладони, как семена одуванчика.

10

11 апреля 1912 года

Ба привязан к вековому дубу, растущему в центре широкой, заполненной водой ямы. Джейми стоит на самой высокой ветке дуба, и его рубашка полощется, словно парус, идущий против ветра. Вода поднимается, будто снизу бьет подземный ключ.

Я бреду к Ба, но двигаюсь слишком медленно. Наконец я добираюсь до него. Мои пальцы судорожно впиваются в узлы. Но яма наполняется слишком быстро.

– Помоги мне, ты, осел!

Вода достает уже до хилой груди Ба, затем лижет его подбородок. Он вытягивает шею и печально смотрит на меня.

– Джейми!

Брат поднимает вверх голову. Что-то привлекло его внимание. Но не мы.

Я сажусь, тяжело дыша. Пуховое одеяло обмоталось вокруг моих ног, ночная рубашка прилипла к спине. Глубоко дыша, чтобы подавить дрожь, я пытаюсь уловить обрывки сна.

Чем все закончилось? И почему я никогда не могу этого вспомнить?

Ковер ласкает мои ступни, когда я подхожу к окну и выглядываю в щель между шторами. Яркий свет дня режет глаза. Солнце почти в зените. Мы идем на запад, а значит, мы уже оставили позади Квинстаун, Ирландию, последнее место, где меня могли вышвырнуть до того, как мы пересечем Атлантику.

Всего шесть дней до прибытия в Нью-Йорк. Шесть дней на то, чтобы привести Джейми в чувство, подготовить наш номер и убедить мистера Стюарта посмотреть его. Некогда время терять. А есть еще проблема с Актом об исключении китайцев, тоже ставшая на один день ближе. Мистер Стюарт определенно мог бы помочь нам с этим, будучи богатым и влиятельным человеком. Разве не так устроен этот мир?

Я открываю мамину Библию и разглядываю фото мамы и Ба.

– Доброе утро, досточтимые родители. Джейми все такой же упрямый. И говорит чепуху. Как ему может нравиться работа в трюме корабля, если он без ума от звезд? Что-то не сходится. Но не беспокойтесь, я заставлю его смотреть на вещи разумно.

Мой взгляд цепляется за платье с журавлями от Эйприл Харт, которое висит в гардеробе. Такие платья не для оборванок вроде меня, но мне не терпится его примерить.

Джейми не ждет меня раньше обеда. Прежде чем начать одеваться, я делаю растяжку ног от ступней до бедер, потом наклоны, стойку и хождение на руках – утреннюю разминку, с которой начинается практически каждый мой день. С учетом качки это не так уж и просто, но вскоре изначальное жжение в мышцах сменяется покалывающим теплом.

Закончив, я опускаюсь на ноги и направляюсь в сторону туалетной комнаты. Зеркало заставляет задуматься о моем внешнем виде. Неровные пряди волос образуют неопрятную копну. Мама называла мою «львиную гриву» главным сокровищем. Волосы густые и блестящие, такие черные, что на солнце в них играют винные искры.

Открыв кран, я умываюсь, не жалея мыла с бергамотом. Затем мокрыми руками стягиваю в узел волосы и разглаживаю изогнутые брови. По крайней мере глаза сияют, отвлекая внимание от обветренных губ.

Из сундука миссис Слоан я достаю бандаж собственного изобретения – «шапочку для близнецов», – который когда-то использовала, чтобы перетягивать грудь перед выступлениями. Если я собираюсь обедать с приятелями Джейми, мне придется надеть его запасную форму, и «шапочка для близнецов» поможет скрыть мою грудь.

Закрепив его, я через голову надеваю платье. Каким-то образом Эйприл удалось настолько превосходно скроить платье, что пуговицы не требуются. Я прикалываю вуаль к бархатной шляпке-ток, также оставленной мне Эйприл, стараясь не задеть веер из длинных перьев, а затем пристраиваю шляпку на голову.

Несмотря на намерение игнорировать зеркало, вскоре я уже кручусь перед ним, сомневаясь, что эта царственная особа в отражении – я. Талия у платья заужена, а юбка свободно струится по бедрам. Моя осанка всегда была безупречной благодаря многолетним тренировкам, но, надев это роскошное платье, я еще сильнее выпрямляюсь, словно кто-то тянет меня вверх за ниточку.

Смотрящая на меня с фотографии на столике мама, кажется, удивленно поднимает бровь.

– Прости, мамочка, это все платье. Ничего не могу поделать.

Я подхватываю фотографию, гадая, стоит ли показать ее Джейми. Но, увидев маму, он лишь сильнее расстроится, а он и без того зол на Ба. Еще не время. Я убираю фото назад к Руфи и закрываю книгу.

Наконец я обуваю туфли. Они мне велики на два размера, и, если бы не ремешки, то я бы, скорее всего, вывихнула себе лодыжки. Мои собственные черные ботинки сослужили бы мне лучшую службу, доведись удирать от кого-то. Это первоклассная обувь, с настоящими металлическими наконечниками – не какой-то воск или клей на шнурках. Но даже мне понятно, что сочетание подобных башмаков с изысканным платьем вызовет осуждение – не совсем тот эффект, к которому стремится Эйприл. К тому же, если вдруг появится необходимость сбежать, сомневаюсь, что в этом платье у меня получится.

Но еще хуже, чем обуть мужские ботинки с элегантным платьем, будет вырядиться в лодочки с матросским костюмом Джейми. Я ищу, в чем бы мне понести ботинки. В гардеробе обнаруживается холщовая сумочка с вышитой на ней эмблемой «Уайт Стар», в которой лежат пара белых и пара черных тапочек. Ни разу за всю жизнь в моем распоряжении не оказывалось столько обуви. Я запихиваю свои ботинки к шлепанцам, затем подхватываю светлое, цвета ванильного кекса, кашемировое пальто.

В коридоре я вижу стюарда Латимера, держащего вазу с лилиями-«звездочетами». Он стоит так неподвижно – ни единый волосок не выбился из укладки, – что я невольно задумываюсь, как давно он здесь.

– О, добрый день, миссис Слоан. Это от компании «Уайт Стар Лайн» с наилучшими пожеланиями. Могу я поставить их в вашу комнату?

– Да, конечно. – Я отступаю, а затем следую за ним в каюту. – Стюард, не могли бы вы сказать мне, где остановился мистер Альберт Энкни Стюарт?

На его лице отражается сожаление.

– Увы, но некоторые гости пожелали уединения, и он один из них.

– Понятно.

Его слова падают, словно монета в пересохший колодец, кружась и переворачиваясь, чтобы потом глухо звякнуть о дно. Это так типично. Планы, как всегда, полусырые, слышу я слова Джейми. Что ж, по крайней мере земля под ногами у меня пока не горит.

Кажется, будто лилии алчно смотрят на меня, распахнув свои алые пасти. Настоящая миссис Слоан, с ее отсутствующим воображением, возможно, оценила бы их насыщенный аромат, но мне они напоминают о кладбище.

Стюард Латимер выпрямляется, заложив руки за спину.

– Капитан Смит приглашает вас на закрытый приветственный прием завтра в два часа в банкетный зал ресторана «А-ля карт».

Вот и она. Встреча с капитаном. Меня охватывает непреодолимое желание взмахнуть руками и улететь. Но если я откажусь, Эйприл Харт упустит «большой шанс» продемонстрировать свои наряды. А мне сейчас как никогда нужна ее помощь в поисках мистера Стюарта.

– Жду с нетерпением.

– А также, если вам интересно, сегодня в библиотеке будет лекция о китах. – Он с поклоном скользит к выходу.

На столике в коридоре я обнаруживаю хрустальную чашу, в которой в свободном доступе лежат ириски в обертках. Не видя никаких причин сдерживаться, я хватаю пригоршню конфет и пихаю их в сумочку.

Веселая Вдова, стараясь не споткнуться, ковыляет по Капустной Грядке, пусть даже при каждом шаге ее ступни выскальзывают из туфлей, а ремешки уже натерли лодыжки. Нужно просто вытерпеть этот спуск. Иду на цыпочках. Разве моим ножкам не приходилось страдать сильнее ради представления? И все же страдания ради моды кажутся вдвойне тяжелыми, поскольку никто за них не бросит мне монетку.

Люди кивают мне. Но на этот раз они еще и оборачиваются. Группка женщин даже останавливается, и я замечаю, как округляются их губы в восхищенных вздохах. Не могу побороть желание слегка пококетничать и, откинув голову, начинаю плавно покачивать бедрами при ходьбе. О, это старье? Да так, на бегу схватила из шкафа первое попавшееся.

Ожидая лифта, я чуть разворачиваюсь к каюте В-47 на случай появления Эйприл Харт. Один из лифтов открывается, и пара в нем мгновенно прекращает разговор.

– У вас замечательное платье, моя дорогая, – замечает женщина, тучная дама в широкополой, усеянной громадными розами шляпе, полями которой вполне можно выбить кому-нибудь глаз. – Это «Люсиль»?

– Нет. Это «Дом Июля».

– О, – задумчиво выдыхает она.

Я добираюсь до палубы Е и застегиваю пальто. В третьем классе рекламировать наряд не нужно. Затем иду в сторону Плавников, внимательно осматриваясь, потому что помню о похожем на скелет стюарде с сальной усмешкой. Заметив нескольких мужчин, но ни одного стюарда, я широкими шагами направляюсь к короткой лесенке, ведущей к каюте 14.

Кажется, дверь каюты вибрирует от раздающегося за ней шума. Я прислушиваюсь.

– Сожми кулак, выровняй его по оси Южного Креста, и твой большой палец укажет на юг, – объясняет Джейми. – Нет, правый кулак. Будешь использовать левый, окажешься где-нибудь в Тимбукту.

Я стучу, и дверь тут же открывается. Винк награждает меня робкой улыбкой.

Джейми держит у иллюминатора листок бумаги, на котором он нарисовал пять точек, напоминающих по форме воздушного змея. Олли стоит рядом с ним, и его большой палец указывает вниз. Бо отсутствует.

– Доброе утро. Кто любит ириски? – Я вываливаю ириски в подставленные ладошки мальчишек, и их лица вспыхивают от радости.

Джейми хмурится.

– Не ешьте их перед обедом. Испортите себе аппетит.

– Мой аппетит не портится, – ворчит Винк, но разворачивать золотистую фольгу перестает.

Я корчу рожицу брату, чей твердый лоб я почти могу достать своим собственным, с учетом моей прибавки в росте.

– Теперь вы знаете, кто из нас веселый близнец. А еще я принесла тапочки.

Я вываливаю содержимое моего мешка на пол. Схватив четыре тапочки, я быстро жонглирую ими, а затем ловлю – белую пару в правую руку, черную – в левую – и протягиваю мальчишкам.

– Ого, где ты так научилась? – Олли берет белые шлепки.

Винк скидывает свою обувку и ныряет в черные.

– Отец нас научил.

Ба добился того, чтобы координация между глазами и руками у нас была такой полной, словно они связаны веревочками. И вообще, Джейми хоть разминку-то делает?

Олли и Винк вышагивают между койками, обживая свои новые тапочки.

– Я больше не жонглирую, – заявляет Джейми.

– Конечно, нет, – легко соглашаюсь я. – Какой смысл жонглировать углем?

Качая головой, Джейми отступает, чтобы оценить мой наряд.

– Если бы ты продала это платье, хватило бы на билет до Лондона, а то и на два.

Я стягиваю пальто и кладу его вместе со шляпкой на койку Джейми.

– Меня больше интересует билет в цирк братьев Ринглинг.

Джейми хмурится, пробегая пальцем по кашемиру цвета ванили. Я отпихиваю его руку, чувствуя, как от вызванного им раздражения становится трудно соображать. Мы можем пререкаться часами, но так и не приблизиться к решению ни на йоту.

– Вот теперь они похожи на близнецов, – шепчет Олли Винку.

Дверь открывается, и входит Бо, принеся с собой запах океана и тепло солнца. Его взгляд скользит по мне, и он тут же захлопывает дверь.

– Нашел работу. Можно взяться двоим.

Джейми рассеянно пробегает пальцами по волосам.

– Что за работа?

– Починить несколько шезлонгов. У корабельного плотника инфлюэнца. Хорошие деньги, но нужно держать все в секрете, потому что правилами «Уайт Стар» запрещено нанимать нас. Но, раз уж я нашел работу, значит, выиграл пари, и моя стирка на тебе.

Я фыркаю. Джейми обожает пари. Стоп. Может быть, это и есть шанс. Пусть мне и не удалось убедить его выступить перед мистером Стюартом, но когда это он отказывался поставить меня на место? Идея приобретает более четкие очертания.

– Предлагаю пари, – выпаливаю я, торопя мысли, чтобы успеть за собственным языком. Мой мизинчик, самый слабый, но и самый дерзкий из всех пальцев, качается перед носом у Джейми. – Спорим, что я смогу заработать больше денег, чем ты, до сигнала отбоя.

Бо скептически хмыкает у меня за спиной, и мой мизинчик описывает круг, включая его в наш спор.

– Чем вы оба вместе. Если я выиграю, Джейми… – На мгновение все в каюте замирают. – Джейми выступит вместе со мной перед мистером Стюартом.

Я не могу сбросить все свои карты. Джейми просто так не согласится отправиться в Нью-Йорк. Но когда ты на сцене, ты одновременно и фокусник, и его волшебная шляпа. В твоих силах творить чудеса, которые люди запомнят до конца жизни. Мне просто нужно снова разжечь в Джейми любовь к чудесам. Как только он вспомнит, каково это выступать, летать, он может изменить свое мнение.

Брови Бо выгибаются двумя мостами, а Джейми ехидно ухмыляется.

– Жду не дождусь, когда услышу, что я выигрываю, если ты продуешь.

Олли и Винк, у которых сейчас по одной белой и по одной черной тапочке, следят за мной и Джейми, словно за игроками на теннисном корте.

– Если я проиграю, мы идем каждый своей дорогой.

Я идеально держу равновесие, хотя вся остальная каюта будто пускается в пляс вокруг нас.

Обычно мы спорили о том, кому достанется вся слава или большая куриная ножка. И ни разу о чем-то столь… ну, титаническом.

– Вал, – говорит он, и на лице его проступает усталость, как у мамы, когда она находила одну из припрятанных фляжек Ба.

Я понимаю, что Джейми может просто сказать нет, уйти с арены, будучи уже не тем братом, которого я помнила, а более тусклой и мрачной версией самого себя. И пусть мне грустно видеть его таким, но это подтверждает, что я на правильном пути. Наши судьбы связаны, поэтому, когда он теряет равновесие, я должна поддержать его твердой рукой. Разве Ба не говорил нам, что один сапог направляет другой и что, когда один сбивается с пути, второй должен вытащить напарника на верную дорогу?

Корабль резко дает крен. Мне удается удержать равновесие даже на каблуках, но Джейми рассеянно хватается за стойку кровати.