Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 331 страниц)

Глава 62

– Мы пришли навестить миссис Смит, – объявила Селеста, сжимая в руке букет алых георгин. Она и каноник Форестер стояли в огромном вестибюле больницы Святого Матфея, глядя на стрелку часов, которая приближалась к трем. Зазвонил колокольчик, возвещающий о начале времени посещений.

– Она сегодня не в настроении, – предупредила сестра. – Плачет целый день – бывают у нее такие приступы. Может, хоть ваш визит ее порадует.

Селеста пришла уже в третий раз, однако общаться с Мэй ей пока не разрешали. Сейчас она твердо решила не уходить, пока собственными глазами не увидит больную. Лечебница произвела на нее впечатление; для заведения подобного рода здесь очень чисто, заметно, что больница оснащена на хорошем, современном уровне.

Они последовали за сестрой. Каноник время от времени останавливался, чтобы отдышаться, и тяжело опирался на трость. Сегодня он тоже чувствовал себя не лучшим образом, но был полон решимости сопровождать дочь.

Сестра подвела их к женщине, склонившейся над столом и занятой каким-то рукоделием.

– Миссис Смит, к вам снова посетители, – объявила сестра.

Мэй не подняла головы.

– Как твои дела, Мэй? – ласково спросил каноник Форестер.

Полностью погруженная в плетение кружев, она опять не ответила.

– Посмотри, я кое-кого к тебе привел. Узнаешь?

Каноник с улыбкой тронул ее за плечо. Селеста шагнула вперед, стараясь не выдать своего потрясения. Какой худой, бледной и постаревшей выглядит Мэй! Повстречай Селеста ее на улице, она бы прошла мимо, даже не обернувшись. Куда подевалась боевая Мэй, которая, по рассказам отца, дала отпор Гроверу, не испугавшись его угроз?

– Мэй, это я, Селеста, твоя подруга. Я вернулась из Америки.

Мэй подняла голову и пристально посмотрела на нее, сперва не узнав, а потом закрыла лицо ладонями.

– Простите, кто вы?

– Селеста, твоя подруга. Я писала тебе из Америки.

– Дочка появилась на пороге без всякого предупреждения. Мы столько лет были в разлуке, и вот она опять дома. Правда, она у меня красавица? А еще у меня есть внук, он уже совсем большой. – Каноник Форестер приставил руку к груди, показывая рост Родди, однако Селеста видела, что Мэй его не слушает.

В ее чертах сквозила какая-то отстраненность, на лбу пролегли глубокие морщины. Неужели это та самая Мэй, которая писала письма, полные жизни, и отвесила оплеуху Флорри Джессоп? Что нанесло ей такой тяжелый удар, превратило в старуху?

Мэй переводила взгляд с каноника на Селесту, по-прежнему силясь найти в их лицах что-то знакомое.

– Это было очень давно. У меня плохая память. Сожалею, что вам напрасно пришлось проделать долгий путь, – безжизненным голосом ответила она и опять склонилась над кружевом и коклюшками, как будто напрочь забыла о присутствии посетителей.

– Нет-нет, я просто обязана поблагодарить тебя за все, что ты для меня делала. – Селеста присела на стул, заставляя Мэй обратить на себя внимание. – Ты пересылала мои письма, поддерживала меня, когда мне было тяжело. Теперь я здесь, чтобы помочь тебе выздороветь. Нам столько нужно наверстать!

– Я – плохая собеседница, мэм. И не заслуживаю выздоровления.

Мэй опять отвернулась, но Селеста не намерена была сдаваться.

– Тогда позволь помочь тебе. Мы принесем все, что ты пожелаешь. Насчет дочери не волнуйся, о ней хорошо заботятся. Я виделась с ней только вчера. Настоящее сокровище. Мы хотим пригласить ее в гости на денек-другой, пусть пообщается с моим Родди. Сын очень хочет с ней познакомиться.

– Она не моя дочь.

– Разумеется, твоя. С чего вдруг тебе в голову пришла эта мысль?

– Я ей не настоящая мать и вообще не гожусь в матери.

Мэй начала плакать. К ним подошла сестра.

– Ну вот, я предупреждала. Сегодня у нее скверное настроение. Она иногда воображает себе разные вещи и расстраивается. Врачи делают все возможное…

– Вздор какой-то. Я своими глазами видела младенца у нее на руках, когда мы сидели в спасательной шлюпке. Мы вместе попали в кораблекрушение, так и познакомились. Я стольким обязана миссис Смит. Кроме того, она прекрасная мать. Все это просто ужасно… Чем мы можем помочь?

При виде этой несчастной женщины у Селесты на глаза наворачивались слезы. Сейчас Мэй напоминала одну из суфражисток, попавших в тюрьму, где они устраивали голодовки, а их кормили насильно, – сломленных пытками и осознанием провала, который они потерпели, будучи вынуждены глотать пищу, чтобы не умереть.

– Ее вылечит только время, Селеста. – Каноник положил руку на плечо дочери. – Мэй нужен покой. Человеческий разум – это загадка. Многие студенты нашего колледжа сильно изменились после войны: одни утратили веру в Бога, другие искали забвения в алкоголе и наркотиках и теперь пытаются освободиться от своего пристрастия. Война – это не только разрушенные здания, разбитая техника и покалеченные люди. Уверен, Мэй скоро поправится. Я молюсь о ней каждый вечер. Идем, Селеста. Кажется, мы ее только огорчаем.

Селеста, однако, задержалась еще на минуту.

– Скажите, она виделась с дочерью? Уверена, эта встреча поможет ей встряхнуться и вернет к реальности.

– Детей сюда не пускают. По своему опыту могу сказать, пациенты только расстраиваются, – резко ответила сестра.

Шагая по длинному, выложенному плиткой коридору, Селеста невольно ежилась при виде множества самых разных людей, затерянных в лабиринтах собственных миров. Она слыхала про подобные лечебницы, и эта гораздо лучше многих – просторная, светлая, чистая. Тем не менее в ней все равно царят холод и больничная атмосфера; огромное здание начисто лишено домашнего уюта. Разве может Мэй, отрезанная от нормальной повседневной жизни, выздороветь в этих условиях? Не видеться с родной дочерью, отрицать свое материнство – действительно безумие. С какой стати Мэй вбила это себе в голову? Она выглядит полностью отрешенной и потерянной. Ее остекленевший взор напоминает глаза мертвой рыбы на разделочной доске; давно не мытые волосы висят жирными сосульками, платье – бесформенным мешком. Что же убило в ней всякую надежду, лишило воли к жизни, опустошило, будто морскую раковину?

Неужели Мэй пережила жестокое испытание на «Титанике» для того, чтобы превратиться в эту бледную тень и сделать дочь сиротой? Должно быть что-нибудь такое, с помощью чего Селеста сможет вернуть Мэй в настоящий мир, вернуть ей смысл существования.

Она вспомнила рассказ Арчи Макадама о том, как они выжили после удара торпеды, уничтожившей корабль. Зная, что им осталось всего несколько часов на этом свете, он и другие члены экипажа старались держаться на плаву, вцепившись в спасательный буй. Арчи заставлял товарищей петь песни и церковные гимны, рассказывать о своих семьях, сам шутил и сыпал историями, убеждал остальных, что они обязаны выжить. «Я просто не желал сдаваться», – сказал он тогда Селесте, улыбаясь своей мягкой, усталой улыбкой. Она и Родди получили письмо с новым адресом Арчи, и, едва вскрыв конверт, Селеста уже знала, что непременно ответит.

Жизнь всегда идет вперед, а не назад. Она больше не хочет думать о прежних днях в Акроне. Не сбеги Селеста от Гровера, возможно, она закончила бы свои дни в заведении, подобном этому. Тем не менее она не опускала руки и теперь счастлива снова быть дома, в родном окружении. Нужно обязательно вытащить Мэй из ее черного, глубокого колодца, наполненного мраком и отчаянием. Что же за всем этим кроется? Селеста обязательно выяснит.

* * *

Они с Родди переселились к Селвину в Ред-хаус, большой, но ветхий дом неподалеку от Стритэя, набитый старинной мебелью и прочими ненужными вещами. Временная экономка подала на расчет, поскольку работы оказалось слишком много. Миссис Аллен, приходящая прислуга, вынуждена была справляться в одиночку, так что присутствие Селесты пришлось весьма кстати.

Их жилище представляло собой причудливое трехэтажное здание из красного кирпича с восемью спальнями. Старый фермерский коттедж в стороне от заброшенной дороги к Бертону-на-Тренте действительно нуждался в ремонте. Снаружи он походил на кукольный домик, однако был слишком большим для одного человека и давно не видел хорошей уборки.

Селвин понимал, что сестре и племяннику нужна крыша над головой, не проявлял излишнего любопытства и не расспрашивал Селесту, почему распался ее брак. Что ж, уже легче. Селесте стыдно рассказывать свою историю кому бы то ни было, включая отца, хоть она и постоянно ловит на себе его озабоченные взгляды.

– Как ты, дитя мое? Боюсь, недуг Мэй гораздо серьезнее, чем я предполагал, – вздохнул каноник. – Прискорбно… А ее дочь, бедняжка, совсем одна на белом свете.

Хотя отец слаб и рассеян, своих детей он по-прежнему понимает как никто другой. Каноник Форестер отказался переехать обратно к Селвину, сознавая, что им нужно отдельное жилье.

– Сожалею, что тебе пришлось смотреть на все это. Прости, – вздохнул он, сидя на лавочке и обводя взором сад вокруг лечебницы.

– За что? Мэй много лет поддерживала меня, и я не допущу, чтобы она сгнила в этих стенах, – ответила Селеста. – Она поправится, правда?

– Сие в высшей воле, дочка. Будем делать, что в наших силах, и полагаться на Божье провидение.

– Мне бы твою веру, папа…

– Я уже стар. Оглядываясь назад, я вижу весь жизненный путь, вижу главные вехи, поворотные точки, невыбранные дороги… Ты прошла через жестокую борьбу, одна-единственная ошибка не означает поражения, дитя. Тебе тоже нужно время, чтобы залечить душевные раны, и где же, как не в родной семье, лучше всего находиться в этот период.

– У Мэй никого нет…

– У нее есть Элла, есть друзья, есть ты. Господь трижды благословил ее, – тихо произнес каноник.

Селеста устремила взгляд на ухоженную лужайку. Один из пациентов больницы Святого Матфея складывал в тачку сухие листья, а другой подстригал живую изгородь. В жизни все сложно… Она опять дома, но все обернулось не так, как она предполагала. Получается, она приложила уйму усилий, выпутываясь из одной трудности, только чтобы оказаться перед лицом другой запутанной ситуации? Как бы не накрутить еще больше узлов!

Глава 63

Элла сказала миссис Перрингс, что пойдет в город, а сама села на Рыночной площади в автобус, идущий в Бернтвуд. Денег на проезд у нее хватит, а в холщовой сумке лежат рисунки, сделанные в подарок. По дороге Элла навела справки и уже знала, как добраться до больницы, но, когда вышла из автобуса и преодолела последний отрезок пути по сельской тропинке, вид огромного, величественного здания заставил ее сглотнуть. Как же отыскать маму внутри этой громадины? Больница с высокой башней и зарешеченными окнами напоминала неприступную крепость.

Указатели были повсюду. Прошмыгнув за ворота через привратницкую, Элла попала на аллею, обрамленную с обеих сторон высокими деревьями, и сразу принялась искать глазами табличку с надписью «Главный вход». Впереди показался парк и лужайки. Элла надеялась проскользнуть незаметно, однако в скором времени ее остановил смотритель.

– Сюда нельзя! Детям вход воспрещен.

– Я хочу повидаться с мамой, – сказала Элла, показывая сумку.

– Не сомневаюсь, так оно и есть, но детям здесь делать нечего.

– Я хочу к маме, – заплакала Элла. – Я не видела ее уже две недели, только передавала записки. Я знаю, она тоже соскучилась по мне.

Зрелище ребенка в слезах произвело должный эффект.

– Ну, ну, деточка, не плачь. Твоя мама все понимает, правило есть правило.

– Я принесла ей рисунки…

В душе Эллы начала подниматься паника. Почему этот человек не дает ей пройти? Смотритель развернул ее и указал на дорогу. Элла разразилась такими громкими рыданиями, что прохожие начали останавливаться и спрашивать, в чем дело. К ней подошел какой-то старик, одетый в черное, но сквозь слезы она его не узнала.

– Элла? Элла Смит? Девочка моя, что ты тут делаешь?

Старик обернулся к рыжеволосой леди из Америки, которая вчера зашла к Перрингсам после школы и подарила Элле прелестную музыкальную шкатулку.

Леди просияла улыбкой.

– Ах ты господи! Элла, что ты делаешь здесь совсем одна?

Рыжеволосая дама в укороченной юбке подошла к Элле и хотела обнять ее, но та продолжала заливаться слезами.

– Я хочу к маме! Она там. – Элла показала в сторону лечебницы.

Смотритель схватил ее за руку.

– Ну-ка прекрати, а то меня накажут из-за тебя! Вы знаете эту девочку? – посмотрел он на Селесту. – Объясните ей, что детям вход воспрещен.

– Она проделала такой долгий путь, причем одна. Неужели ничего нельзя сделать? Жестоко не давать ребенку видеться с матерью. Миссис Смит должна знать, что с ней все в порядке, – пыталась помочь подруга матери. – Папа, я вернусь. Побудьте здесь, ладно?

Дама поспешила по аллее, а каноник тем временем протянул Элле носовой платок.

– В больнице с твоей мамой обращаются очень хорошо, – ласково произнес он. – Она нуждается в длительном отдыхе, ее нельзя тревожить. Не волнуйся, с ней все будет хорошо.

Каноник Форестер всегда нравился Элле. Он порылся в кармане и достал конфету в обертке.

– Вот, держи. Правда, это всего лишь леденец от кашля. Дочка посмотрит, что можно сделать.

Элла заморгала сквозь слезы и кивнула.

– Вчера она принесла мне подарок.

– Вполне в духе Селесты. До сих пор не верится, что она к нам вернулась… Гляди-ка, машет рукой, подзывает нас к себе. Я же говорил, моя дочь способна творить чудеса. Скорей вытри глаза и давай руку. Тихо, тихо, не торопись.

Элла уже была готова рвануться вперед, рассчитывая увидеть мать на пороге, однако у входа стояла лишь рыжеволосая мамина подруга. Она улыбалась и показывала на первое окно сбоку.

– Элла, вон там, в окне общей комнаты!

Мама стояла и смотрела на нее без тени улыбки, плотно сжав губы. Элла сунула руку в холщовую сумку и вытащила рисунки соборных шпилей.

– Я нарисовала их для тебя! – крикнула она и помахала листами в воздухе.

Мать кивнула. Бледная, постаревшая, седые волосы всклокочены… Элла протянула руку и прижала ладонь к стеклу, словно желая коснуться Мэй.

На мгновение та отвернулась и замерла, а потом тоже прижала распростертые пальцы к стеклу, накрыв ими маленькую ладошку дочери.

– Тебе лучше? – прокричала Элла. – Я ходила к колодцу святого Чеда. Ты скоро поправишься! Я хочу, чтобы ты вернулась домой.

Мэй кивнула, на ее лице расцвела слабая улыбка, кончики пальцев погладили стекло. Санитар увел ее от окна, и она исчезла в глубине комнаты.

Когда Элла обернулась, мамина подруга утирала слезы платочком.

– Встреча с тобой принесет твоей матери больше пользы, чем все таблетки в мире. Мы передадим ей твои прекрасные рисунки и попросим, чтобы их повесили у нее над кроватью. Уверена, она будет рада. У тебя замечательные способности к рисованию.

Элла шагала к выходу по подъездной аллее, крепко держась за руку дамы. Наверное, миссис Перрингс уже волнуется, куда она подевалась. Какая странная жизнь – у нее ведь, в общем-то, никого нет. Элла посмотрела из окна автобуса на соборные шпили, которые показались на горизонте, когда они ехали вниз по склону Пайп-хилл. По крайней мере, теперь она знает, что в этом замке мама под хорошим присмотром. И все же ей так одиноко…

– Ну, юная леди, как мы с вами поступим? Сначала отвезем папу домой, в Соборный двор. Ты тоже зайдешь и попьешь с нами чаю. Потом мы поедем туда, где ты сейчас живешь, соберем твои вещи и поедем в Стритэй. Погостишь несколько дней у меня, познакомишься с Родди, да и мы узнаем тебя поближе. Я видела тебя только раз, совсем еще младенцем, а теперь ты совсем взрослая и такая красавица! Я хочу знать про тебя все-все. Расскажешь, кто научил тебя рисовать?

– Спасибо, миссис Перрингс хорошо обо мне заботится, – сдержанно ответила Элла. С какой стати ей переезжать к чужим людям?

– Нисколечко не сомневаюсь, но теперь моя очередь. Погоди, скоро увидишь старый дом Селвина! В нем можно расквартировать целую армию. Во дворе растут три огромных конских каштана, и каштаны уже зреют. Родди давно мечтает о товарище по играм. Тебе у нас понравится. Можешь называть меня тетя Селеста – твоя мать для меня почти что сестра.

Элла посмотрела в яркие синие глаза Селесты, обвела взглядом ее золотисто-рыжие волосы, упрятанные под элегантный берет. Пожалуй, мама не будет возражать, если она на несколько дней сменит крышу. Эта дама такая интересная, к тому же она устроила встречу с матерью. Элла откинулась на спинку кресла в автобусе и устремила взор в окно, испытывая смесь приятного возбуждения и любопытства. Тугой обруч, стянувший грудь, давит уже не так сильно – она вновь может дышать. Впервые за много недель Элла почувствовала, что дела идут на лад. Наверное, святой Чед не остался глух к ее молитвам.

Глава 64
Нью-Йорк, 1920

Новые запреты едва ли обрадовали кого-то в квартале, и уж меньше всего – Сальви и Анджело Бартолини, которые начали припрятывать вино за несколько месяцев до того, как «сухой закон» вступил в силу.

– Вино для итальянцев – часть образа жизни, так же как виски для ирландцев. Не понимаю, зачем? – заламывал руки дядя Сальви, и Анджело полностью его поддерживал. – Как мы будем справлять крестины, свадьбы и поминки без чего-нибудь горячительного? Кому нужен чай или фруктовый сок?

Они знали, что подпольные дельцы уже поставляют виски из Канады, тайно перевозят выпивку через Великие озера, прячут ящики с ромом в портах, маскируя его под различные виды жидкости. Теперь каждый имел собственный тайник для спиртного, начиная от грелок и канистр из-под бензина и кончая плоскими фляжками, что прятали за поясом. Употреблять алкоголь разрешалось, закон запрещал лишь его продажу, и значит, можно было попробовать найти лазейку.

– Будем сами гнать, – предложил Орландо.

Недостатка в толковых идеях сын Сальви никогда не испытывал. Он успел закупить прессованные виноградные выжимки в брикетах, по виду напоминавших кирпичи. Все, что требуется – добавить воды и сахара. После того, как смесь перебродит, получится вполне приличное вино.

– А еще лучше, сделаем аппарат для перегонки, и у нас будет превосходная граппа собственного изготовления, как в старые добрые времена, – подхватил Анджело.

– Только через мой труп! – заявила Кэтлин. – Никакого самогона в квартире! В последний раз, когда мой дядя гнал самогон, аппарат взорвался, в доме выбило стекла, и осколком убило корову.

Сальви и Анджело, однако, это не отпугнуло. Они сами собрали перегонный куб, все элементы которого можно было легко отсоединить и спрятать в разные места в том случае, если полиция устроит рейд.

Орландо предложил взять полицейского, патрулирующего квартал, «в долю», то есть платить ему небольшие суммы, чтобы тот закрывал глаза на их действия. Дескать, такое практикуется по всему городу. Подвал фруктовой лавки идеально подходил для воплощения плана. Там стояли старые бочки, которые предстояло отмыть, и было предостаточно места для домашней винокурни.

– Начнем с самого простого: чистим фрукты, берем мякоть, выдавливаем сок и пропускаем по трубкам, – скомандовал Анджело, который еще в детстве часто наблюдал за всем процессом. Сальви, не разбиравшийся в тонкостях дела, взял на себя роль «человека-вывески». Кроме всего прочего, Анджело залил сахарным сиропом виноградные выжимки и рассовал их по бочкам для перебраживания, надеясь, что свершится библейское чудо и вода превратится в вино.

Удачные результаты эксперимента с граппой вдохновили Орландо на мысль вычищать арбузы изнутри, заполнять их свежеприготовленным напитком и продавать эти «сосуды», запечатывая верхушки воском, чтобы покупатели несли их домой с чистой совестью. Слухи об «особенно вкусных» арбузах от Бартолини распространилась так широко, что однажды человек в мягкой черной шляпе вошел в лавку и, наставив на Сальви дуло пистолета, заявил:

– Либо вы делитесь прибылью, либо мы «стучим» копам о ваших делишках. Без нашего разрешения тут никто алкогольным бизнесом не занимается, capisce?[18]18
  Capisce? (итал.) – здесь: ясно?


[Закрыть]

– То есть насчет самогона все знают, а насчет вина – нет. Вот и хорошо, – пробормотал Анджело, довольный своим предприятием. – От этих людей ничего не утаишь, – пожал плечами он. – У них все под контролем. Как нам не потерять бизнес? Пока платим – живем, а как только откажемся, сразу взлетим на воздух.

Таковы были несправедливые правила игры в Нижнем Ист-Сайде. Каждый вздох моментально доходил до банды Рицци. Они – «семья» и связаны с еще более крупными мафиозными кланами. Бартолини же – так, мелкие сошки, от них легко избавиться, если они выйдут за рамки дозволенного. С другой стороны, бандитам выгоден бизнес Бартолини. Они поставляют качественную выпивку, настоящий продукт, а не разбавленную водой дрянь. Лучше платить дань мафии и получать свою прибыль, чем смотреть, как она уходит в какую-нибудь лавку в соседнем квартале. Неужели умники, которые управляют страной, не понимают, что своим дурацким законом превратили контрабандный алкоголь в жидкое золото, которое рекой льется в карманы нью-йоркских гангстеров?

Полиция нагрянула вечером, когда Бартолини уже закрывали лавку и собирались заняться розливом спиртного. «Синие мундиры», набившись в магазин, заглядывали в каждый угол в поисках бутылок, а Сальви невозмутимо обкладывал арбузные и дынные «бомбы» соломой.

– Помещение в вашем распоряжении, господа, только прошу, не повредите мои фрукты, – сказал он и хитро подмигнул.

Двое копов рылись в подвале, не обращая внимания на шланги, спрятанные вместе с разным хламом в отдельных мешках. Со стороны казалось, будто это обычные мусорные мешки, подготовленные к вывозу.

– Что в бочках? – с ухмылкой спросил полицейский: он нашел, что искал.

– Плодово-ягодный уксус, – пожал плечами Анджело, чувствуя, что игра кончена. – Мы готовим его для заправки салатов.

– По запаху что-то не похоже на уксус. Открывайте, – потребовал коп.

У Анджело упало сердце. Все, их поймали с поличным. Он подставил оловянную кружку и отвернул кран. Все его труды пойдут в сточную канаву.

Полицейский пригубил жидкость и сплюнул.

– Черт возьми, ну и гадость! Хотели меня надуть? И как только вы, итальяшки, поливаете свои помидоры этой отравой? У нормальных людей желудки не выдержат, только вам и сгодится.

Он отшвырнул кружку и полез вверх по лестнице, оставив Анджело растерянно смотреть на бочки. Что скажет Сальви? Они потерпели неудачу: все вино действительно превратилось в уксус, и его придется вылить. Анджело вздохнул. Ничего, Рим не сразу строился.