Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 328 (всего у книги 331 страниц)

Последним свое место за капитанским столом занял лорд Джулиан.

Сергей Потапов немедленно склонился к уху партнера:

– Какого черта вы потащили за собой этого фанфарона, Энтони?

– Наше плавание – его последний шанс, Серж. На борту – самые влиятельные люди планеты. Где и когда он получит доступ к такому количеству сиятельных тел сразу?

– Шанс действительно блестящий. Сомневаюсь только, что ваш барон сумеет им воспользоваться. Вид у него, прямо скажем…

– Вот именно. А я, как вы знаете, имею дурную привычку протягивать утопающим руку. Или – по крайней мере – бросать спасательный круг.

– Вы говорите о спасательном круге, сэр Энтони? Мы уже тонем?

Гостями капитана в этот вечер была пожилая супружеская пара.

Дидье Моруа – дважды нобелевский лауреат, писатель и философ, к тому же – меценат, основатель прославленного благотворительного фонда.

Юность его жены Луизы, по слухам, прошла «в опилках». Злые языки говорили, что мадам Моруа была дочерью цирковых артистов – фокусников или акробатов, – исколесила в кибитках шапито пол-Европы и сама с детских лет работала на арене. Так ли это на самом деле – судить не нам.

Старушка, однако, была озорна не по возрасту и больше всего на свете обожала рискованные авантюры. «Титаник», без сомнения, стал для нее подарком судьбы. Двусмысленное замечание Энтони Джулиана упало на благодатную почву.

Мадам Моруа громогласно заявила, что готова отправиться на дно в любую минуту.

Тони – в ответ – сделал страшные глаза и трагическим шепотом попросил ее не сеять панику.

За столом завязался легкий, непринужденный разговор.

Ужин начался.

11 апреля 2002 года

10 часов 33 минуты

Легкая дымка клубилась над водой.

Все, что осталось от густого тумана, застилавшего пространство ночью. Ранним утром туман стал редеть. Прозрачные клочья еще витали где-то вдали, сквозь них отчетливо проступал ирландский берег.

За ночь «Титаник» пересек Ла-Манш – британцы почему-то называют его Английским проливом, – обогнул южный берег Соединенного Королевства и теперь прямым ходом шел в Куинстаун. Предстояла вторая и последняя остановка перед основным переходом. Коротким броском из Европы – в Америку.

Нежаркое солнце было ярким. Бледное небо – прозрачным. Ветер – свежим и прохладным.

На палубах тем не менее не было ни души.

Пассажиры – подавляющее большинство – разошлись по каютам только под утро. Теперь они крепко спали, и, надо полагать, многие не собирались просыпаться как минимум до обеда.

Завтракать Полина отправилась на вторую палубу, в «Cafe Parisien» – горячие круассаны с медом были ее слабостью.

Белые стены, белый ажурный потолок, белая плетеная мебель, огромные зеркала в резных белых рамах и… зеленые раскидистые пальмы.

Больше напоминало Ниццу, чем Париж.

Но выглядело очень нарядно.

Единственным посетителем кафе был Алекс Гэмпл.

Недопитая чашка кофе и отрешенный взгляд, устремленный в бесконечность. Похоже, он провел здесь уже много времени. К тому же чем-то сильно озабочен. Глаза у парня были воспалены, лицо бледное и осунувшееся.

– Доброе утро. Или – недоброе. Как, Алекс?

– Да. То есть – доброе утро. То есть – почему недоброе?

– У вас не слишком бодрый вид.

– Ну да. Я почти не спал. То есть совсем не спал, если честно.

– Кутили с пассажирами?

– Кутил? Нет, что вы! А что, был кутеж?

– Еще какой! Но вы, похоже, не высовывали носа из каюты.

– Да. И ужин проворонил. Чарли говорит, напрасно.

– Как сказать. Нострадамуса не было, а больше вас, по-моему, никто не интересует.

– Жаль.

– Что не интересует?

– Что не было.

– Все еще бьетесь над последним катреном?

– Не катреном! В том-то все и дело, что не катреном. То есть неполным катреном, вот в чем проблема!

– Я не покажусь слишком навязчивой, если попрошу объяснить все толком?..

Ее кофе тоже остался недопитым. А круассаны остыли.

– Итак, вам предстоит перечитать тысячу с лишним предсказаний?

– Шестьсот семьдесят пять. Остальные я одолел этой ночью.

– Нострадамус придерживался хронологии?

– Очень строго. С 1577 до 8000 года.

– И вы начали с начала?

– Разумеется.

– Напрасно.

– Простите?

– Потерянный «хвостик» надо искать в конце. Как минимум – в двадцать первом веке. С Кеннеди, как я понимаю, было так же? Сначала он высказался совсем туманно. Через некоторое время – более внятно. Подхватив при этом неоконченную мысль из прошлого. Верно?

– …я болван. Тупое животное. Нет – растение. Я растение.

– Бросьте! Вы просто устали. В следующий раз не пытайтесь сражаться в одиночку. Свежий – даже дилетантский – взгляд иногда может заметить то, чего профессионал не видит у себя под носом. Глаз «замылился» – вот что говорят в таких случаях.

– Полина…

– Да, Алекс?

– А вы… Вы верите в то, что он предсказал именно наш «Титаник»?

– Верю, пожалуй. Однако не убеждена. Улавливаете разницу?

– Конечно. Но ведь тогда и женщины… И опасность… Выходит – тоже? Что вы думаете?

– Тогда выходит тоже.

– Но я не могу понять, что это за женщины! Не могу, понимаете, сколько ни пытаюсь!

– Прекрасно понимаю. У каждого из нас есть объективные возможности. Выше их…

– Не прыгнешь.

– Отнюдь. Выше их – только наши субъективные возможности. Проблема, однако, в том, что они включаются – или не включаются! – вне зависимости от нашей воли.

– Это как?

– Примерно как у вашего Нострадамуса. Объективно – человек не может заглянуть в свое будущее. А субъективно – внезапное озарение и… Дальнейшее по вашей части. Разумеется, это всего лишь гипотеза. И, собственно говоря, все мы сейчас пытаемся ее подтвердить. Или опровергнуть.

– И если она верна…

– Велика вероятность погибнуть от руки «скорбящей женщины».

– Выходит, фатум?

– Не обязательно. Ее можно найти.

– Если включить субъективные возможности?

– Я бы сказала – если они пожелают включиться. Снаружи оглушительно взвыла сирена. «Титаник» торжественно входил в порт Куинстауна.

12 апреля 2002 года

02 часа 10 минут

Эта ночь на «Титанике» посвящалась Атлантике.

Встреча с океаном предстояла только на рассвете, но Атлантический бал начался сразу после полуночи и бушевал всю ночь.

– Кто-нибудь знает, когда точно мы войдем в эти благословенные воды?

– С каких пор они стали благословенными?

– Тс-с! Неужели не понятно? Там, за бортом, сидит сейчас какой-нибудь… Как его?… Нептун! И слушает! Все слушает, мерзавец! А я ему – благословен ты, царь морской! И воды твои благословенные… Подлизываюсь.

– Ты не подлизываешься – ты нализался.

– – Глупая женщина!

Сергей Потапов ворвался в «Пальмовый корт» – небольшую уютную веранду на корме – с початой бутылкой «Dom Perignon» в руке.

Справедливости ради следует заметить, что пил он все же не из горлышка.

В другой руке сжимал высокий узкий бокал.

И еще – несмотря на то что Сергей действительно был в изрядном подпитии, смокинг сидел на нем безукоризненно. И «бабочка» была на месте. Именно там, где полагалось.

Трезвый Стив выглядел менее элегантно. Неприязни. если не сказать – ненависти, к парадной одежде он, впрочем, не скрывал. Равно как и к шумному, безудержному разгулу, эпидемия которого, похоже, охватила «Титаник».

Десять палуб из семнадцати как минимум.

От носа – до кормы.

Стивен, Полина и Алекс Гэмпл оккупировали «Пальмовый корт» сразу же после ужина – теперь это был едва ли не единственный островок тишины. Да и то весьма относительной.

Окна веранды – высокие створчатые арки – выходили прямо на прогулочную палубу.

Днем здесь всегда было солнечно.

Теперь за стеклом метались фантастические сполохи. На верхней палубе грохотала дискотека, лазерные лучи пронизывали тьму неземным пульсирующим светом. PQ – темнокожий репер, одинаково знаменитый по обе стороны Атлантики, – работал на совесть: публика заходилась в экстазе.

Маэстро, похоже, тоже.

Все были счастливы.

– Не сердитесь, Полина. С мистером Потаповым хотели выпить все ваши соотечественники. Я сам видел. Их было очень много.

Никто – включая лорда Джулиана – не смог убедить Алекса надеть что-либо подобающее моменту.

Не смокинг – об этом даже не мечтали, – просто костюм. Пусть без галстука.

Он проявил редкостное упрямство – и остался в джинсах.

Впрочем, теперь уж точно никто не обратил бы на это внимания. Просто не смог бы.

Потапов тяжело опустился в изящное, на тонких ножках, кресло.

– Он прав. Вы не представляете, как их много.

– Восемьдесят четыре человека, включая женщин.

– Какой ты умный, Стив! Женщины у нас, конечно, не пьют! Очень смешно. Ха-ха.

– Я этого не говорил. И вообще, пей на здоровье! Почему нет, в конце концов?

– Потому, что я больше не хочу.

– Тогда не пей!

– Ага! Ты хоть знаешь, что там творится?

– Где – там? Везде такое творится!

– В маленьком бассейне на второй палубе.

– Маленький – это, значит, персональный? У кого-то в апартаментах?

– Ну да. Персональный. Его наливают.

– Ну и замечательно. Искупаешься – полегчает.

– Шампанским.

– Красиво живете. Купаться, впрочем, не стоит.

– Она будет купаться. Это точно. А потом придется пить.

– Кажется, я понял, о чем он толкует. Долли Дон в своем репертуаре. Даже не смешно.

– Ну и пусть убирается к своей Долли Дон!

– Сейчас уберусь. Скажите только, когда мы придем в Атлантику? Точное время.

– При чем здесь Атлантика?

– Глупая женщина. Второй раз повторяю. Глу-па-я! Будем плавать.

– С Долли Дон?

– Какой такой Долли Дон?! Мы с ребятами из Тюмени договорились нырнуть.

– В шампанское?

– В океан, дурында! Атлантический, между прочим. С палубы.

– Вот этого не надо! Очень прошу, мистер Потапов! Все! Пора сворачивать веселье.

Стив решительно потянулся за рацией. Алекс ошалело уставился на Полину.

– Он действительно собирается нырять?!

– И нырнет, можете не сомневаться. А уж ребята из Тюмени – тем более.

– Это что такое – Тюмень?

– Что-то вроде Техаса. Только намного холоднее. Бал между тем продолжался.

12 апреля 2002 года

03 часа 25 минут

– Но скажите мне, Эрнст, отчего вы до сих пор не женаты?

Близорукие глаза Эмилии Крис излучали тепло и… сострадание.

Странная женщина!

Наследница одного из самых значительных состояний Америки – Патрику Крису принадлежала гигантская сеть супермаркетов от Аляски до Флориды, – дожив до тридцати семи лет, умудрилась остаться в старых девах.

При том, что выйти замуж, вне всякого сомнения, хотела.

Это было в высшей степени странно. И в то же время легко объяснимо. Достаточно было просто взглянуть на Эмили. Всего один раз.

Стервой – упаси Боже! – она не была.

Существа отзывчивее и добрее не нашлось бы ни в одной приличной гостиной от Сиэтла до Бостона.

В Старом Свете, впрочем, тоже.

Но!

Существо это, похоже, даже не догадывалось о том, что в мире существуют косметика и fashion-дизайн, аэробика, йога, фитнес-центры… Не говоря уже о пластической хирургии. И прочих достижениях медицины, поставленных на службу ее величеству Красоте.

Отнюдь.

Свой тридцать восьмой год Эмилия Крис встречала точно такой, какой создала ее мать-природа.

А та в данном случае сработала из рук вон плохо.

Маленькие глаза мисс Крис были отчаянно близоруки. Волосы – редки и бесцветны. Кожа – слишком бледна.

Фигура казалась удивительно нескладней. Голос звучал глуховато.

Но, несмотря на это, сердце Эрнста фон Бюрхаузена дрогнуло.

С величайшим изумлением он обнаружил, что не может ей солгать(?!).

А правда была горькой и очень болезненной.

Сомнительное ремесло барона не отразилось – как ни странно! – на некоторых жизненных принципах, взятых на вооружение, возможно, не им самим, а далекими предками.

«Женщин не пристало использовать в качестве инструмента. В ратных и карьерных делах, бизнесе, политике… Нигде. И – никогда» – вот что в переводе на современный язык гласил один из них.

Эрнст фон Бюрхаузен – каким-то немыслимым образом! – умудрялся следовать ему на протяжении всей жизни. Даже в самые трудные периоды. Женат он был лишь однажды. По страстной, почти неземной любви.

Карэн – молодая художница, англичанка, повстречалась барону, как и полагается в таких случаях, на экзотическом острове. Превосходная яхта одного из старинных приятелей, на беду, принесла Эрнста к его берегам. Шумная компания решила сделать небольшую остановку – остров манил покоем, ароматом цветущих деревьев, тенистой зеленью пальм.

Карэн жила здесь уже несколько месяцев. В крохотном бунгало на самом берегу уютной бухты. Днем купалась и писала пейзажи, которые иногда покупали туристы. Вечерами подрабатывала официанткой в небольшом баре – остров ей порядком надоел, но денег на обратный билет не было.

Поэзию вообще и Гейне – в частности Эрнст фон Бюрхаузен не жаловал.

Но, увидев Карэн, почему-то немедленно вспомнил сентиментальную балладу про белокурую грустную нимфу – Лорелею.

И чуть не прослезился.

Через три дня он сделал ей предложение, соорудив из пальмовых листьев два символических кольца.

Компания была в восторге.

Обратный – к берегам Средиземного моря – путь прошел под знаком этого события. Шампанское лилось рекой.

В день венчания барон Бюрхаузен надел на палец невесты тонкое золотое кольцо, опутанное снаружи узкой полоской платины, – точную копию того, что сплел на острове из сочных пальмовых листьев. Второе такое же украсило безымянный палец его левой руки. На всю жизнь, как хотелось думать барону.

Отправляясь в свадебное путешествие, он окончательно опустошил банковский счет – первый серьезный урон сбережениям Эрнста нанес подарок, о котором, как выяснилось, давно мечтала невеста.

Карэн хотела красную «Ferrari». И, разумеется, получила ее. На следующий же день.

А через двадцать девять дней – Эрнст и сейчас помнил каждый – Карэн оставила его ради молодого скотопромышленника из Австралии.

Бешенство, поразившее британских коров, подняло спрос на его продукцию. Парень не растерялся и всего-то за пару лет сколотил приличное состояние. Теперь австралиец с энтузиазмом скупал антиквариат на аукционах Старого Света.

Что, собственно, и свело их с бароном. В недобрый час.

На прощание Карэн назвала мужа мерзким обманщиком, лакеем и жалким прихлебателем.

– Твой удел – подбирать объедки бывших приятелей. Но когда-нибудь им надоест. Тебе просто дадут пинка – и наступит конец. Голодная смерть под забором.

Так сказала она. И ушла.

– Это ужасно. Неблагодарно. Подло. Безбожно, наконец. Представляю, как вы страдали. Трудно поверить, но я очень хорошо представляю себе это. Так больно, когда предают. Как они не понимают?

Барон фон Бюрхаузен внимательно смотрел на Эмили Крис. И казалось, видел ее впервые.

Мешковатое платье до пят невозможного розового цвета с убогой розочкой на целомудренном корсаже куплено было, наверное, в «Marks & Spenser» [290]290
  Сеть магазинов дешевой одежды в Европе и Великобритании.


[Закрыть]. Толстые стекла очков в уродливой оправе безобразно увеличивали глаза – Эмили была похожа на рыбу. Пучеглазую, грустную рыбу, заточенную в тесном аквариуме.

Но Эрнст фон Бюрхаузен – неожиданно для себя – снова вспомнил ненавистного Гейне.

Лорелея больше не казалась ему хрупкой блондинкой.

Что это вообще такое – цвет волос?

Каприз природы или удачная находка искусного куафера – не более!

Но глаза у настоящей Лорелеи совершенно точно были именно такими – глубокими, добрыми и печальными.

Простая истина. И очевидная.

Странно, что прежде он не понимал этого.

Очень странно.

Они говорили долго.

– Удивительное чувство, Эрнст. Кажется что мы знакомы целую вечность. На самом деле я впервые увидела вас только позавчера.

– Позавчера? Не может быть. Я вас не видел.

– Вы меня не заметили. Но это ничего. Я-то вас разглядела, хотя было темно.

– И где же?

– В гараже. Папа едва ступил на борт – сразу помчался проверять машину. Он помешан на своих авто. И меня потащил за компанию. Мы спустились на лифте. А вы как раз доставали что-то из своей машины. Она такая красивая. Маленькая, черная и похожа на какое-то насекомое. Симпатичный жучок-паучок из сказки. Правда?

– Да-а-а… Действительно. Вам правда понравилось?

– Очень.

Впервые за время их беседы Эрнст фон Бюрхаузен солгал. Почему? Зачем?

Разумного объяснения этому поступку было не найти.

В дело, похоже, вмешались силы, не питавшие к барону ни малейшей симпатии. Возможно, впрочем, не только к барону – ко всему человечеству. В целом.

Обманывать мисс Крис не было никакой необходимости. Ей-то – уж точно! – совершенно безразлично, какая у барона машина. Заводя этот разговор, Эмили просто хотела сделать ему приятное – Патрик Крис помешан на своих авто, другие мужчины, стало быть, – тоже.

Логика любящей дочери.

Эрнст почувствовал себя очень паршиво.

Словно алкоголик, по привычке хлебнувший виски после того, как дал зарок не употреблять спиртного.

И уже успел войти во вкус трезвого образа жизни.

Но слово было сказано.

12 апреля 2002 года

04 часа 45 минут

– Оставаться здесь больше незачем, дорогая. Прошу тебя, уйдем. Пожалуйста!

Коньяк, выпитый доктором Паркером после ужина, давно улетучился. Он редко пьянел, но крепкая гаванская сигара, сдобренная изрядной порцией старого «Hennessy», сделала свое дело. Хмель ударил в голову.

Не случись этого, миссис Паркер вряд ли удалось бы уговорить мужа на сомнительную – если не сказать рискованную – авантюру.

В курительном салоне на корме первой палубы было относительно спокойно.

Ральф решил пересидеть здесь шквал безудержного веселья, накатившего на судно, – возвращаться в каюту миссис Паркер категорически отказалась.

Худшие прогнозы доктора Паркера – увы! – начинали сбываться. Состояние жены с каждым часом тревожило все больше. Морской круиз нисколько не успокоил ее взвинченные нервы. Пестрое многолюдье, суета и постоянный гвалт заряжали ее нездоровой, разрушительной энергией.

Водоворот эмоций, положительных только внешне – профессиональным чутьем Ральф Паркер остро ощущал присутствие болезнетворных микробов агрессии, алчности, зависти, ревности, – неумолимо затягивал душу миссис Паркер в свои опасные глубины. Надломленная, так и не сумевшая оправиться от прошлых потрясений, она даже не пыталась сопротивляться. Болезнь прогрессировала.

И еще этот чертов Атлантический бал!

Ральфу – а вернее, его жене – он не сулил ничего хорошего.

Последствия были непредсказуемы.

Обшитые дубом стены курительного салона, зеленое покрытие столов, мягкая коричневая кожа глубоких кресел и диванов создавали ощущение покоя.

Большие витражи на окнах гасили ослепительные вспышки света – странные, причудливые тени метались по мозаичному полу.

И только.

Здесь собрались в основном пожилые люди, желающие насладиться вечерней сигарой в тишине.

– Атлантический бал? Нет уж, увольте.

Их балы остались в далеком прошлом.

Ральф немного расслабился.

Супруга вела себя на удивление смирно.

Коньяк был отменным.

Сигара – душистой.

Молодой человек, стремительно переступивший порог салона, не смутил и не встревожил его нисколько.

Худощавый блондин в белом смокинге, казалось, заглянул сюда случайно. Или просто искал кого-то. Но не нашел. Он уже собирался удалиться, так же стремительно, как вошел, но именно в этот момент встретился глазами с Ральфом.

Они сразу узнали друг друга.

Джим Чамп – вторая ракетка мира – был многим обязан доктору Паркеру.

Если не сказать – всем. Нынешним титулом, миллионными гонорарами и – в конечном итоге – тем, что сейчас находился на борту «Титаника».

Автомобильная катастрофа, чуть не стоившая ему жизни, обернулась приговором – едва ли не более страшным.

Вердикт врачей был суров и обжалованию не подлежал. Так говорили.

Джим пришел – а вернее, приехал – к доктору Паркеру в инвалидной коляске. Без всякой надежды – просто по инерции. Деятельная натура и закаленный бойцовский характер бунтовали. Они не желали сдаваться – но он уже принял решение. И теперь пытался усыпить их бдительность, обмануть, с тем чтобы позже заставить замолчать навсегда.

Операция длилась восемь часов.

И выздоровление еще долгих одиннадцать месяцев – столько времени потребовалось Джиму Чампу, чтобы заново научиться ходить.

Через два года он выиграл Уимблдон.

Еще через год стал второй ракеткой мира.

И вот теперь плыл на «Титанике».

Они обнялись. Порывисто и совершенно искренне.

– Рад тебя видеть, Джим.

– Что уж говорить обо. мне, док. Чертовски здорово, что мы встретились. Какие планы на вечер?

– Уже ночь, Джимми.

– О, действительно. Я не заметил. Поболтаем завтра?

– С удовольствием.

– Тогда я пошел. Долли Дон с минуты на минуту начнет свое шоу. В программе оно не значится, между прочим.

Джим многозначительно подмигнул Ральфу.

Все это время миссис Паркер безразлично молчала, глядя куда-то в сторону. Пациенты мужа ее раздражали. Потому-то Ральф не представил Джима. Тот, в свою очередь, не проявил инициативы.

Неожиданно настроение женщины изменилось.

– О каком шоу вы говорите?

– Ничего особенного, мэм. Обычный выпендреж До-До. Не думаю, что вам это понравится.

– Нет, почему же? Мне интересно. Очень интересно. Вы можете нас пригласить?

– Никаких проблем. Только док, похоже, устал. А там, знаете ли, будет шумно. Даже очень.

– И замечательно! Я умираю от скуки.

– Послушай, детка. Я действительно устал, и тебе не мешает отдохнуть…

– Ну, Ральф, пожалуйста… Заглянем на одну минуту, одним глазком, а потом – обещаю тебе! – сразу же пойдем спать. Вы действительно сможете провести нас туда?

– Если док пожелает, я притащу До-До прямо сюда.

– Ну зачем же? Здесь такие почтенные люди. Миссис Паркер хихикнула.

Джим понимающе улыбнулся.

В голове у Ральфа приятно шумело, по телу разливалось благодушное тепло.

К тому же имя Долли Дон ни о чем ему не говорило.

Теперь он не забудет его до конца жизни. Сколько бы лет ни отмерил ему Создатель.

Загадочное «шоу» обернулось отвратительной оргией, в центре которой, разумеется, постоянно находилась До-До. Кошмар продолжался два с половиной часа, потом стал угасать.

Главная героиня удалилась со сцены.

Иными словами, До-До наконец выбралась из небольшого бассейна, доверху наполненного шампанским.

Сейчас, впрочем, жидкости заметно поубавилось.

Друзья и подруги примадонны, сменяя друг друга, присоединялись к ней, составляя компанию в порочных забавах.

Они с удовольствием погружались в бассейн с головой, жадно пили золотистую жидкость. Те, кто оставался наверху, черпали шампанское пригоршнями или хлебали прямо из бассейна, шумно фыркая и отдуваясь.

Как скотина на водопое.

И вот наступил финал.

До-До, завернувшись в безразмерный махровый халат, пурпурный, как монаршая мантия, с золотой монограммой на подоле, исчезла в глубине огромных апартаментов.

Часть гостей – и с ними Джим Чамп – незаметно ретировались.

Другие в полном бесчувствии валялись на диванах и креслах. Прямо на полу. Кое-кто растянулся на мраморном бортике бассейна.

Эти всерьез рисковали, свалившись в водоем во сне, захлебнуться остатками шампанского.

– Туда им и дорога! Ральф был возмущен.

И слишком зол, чтобы вспомнить о гуманизме. Роскошный ковер в помпезной гостиной апартаментов «Мадам Помпадур» был покрыт сизым налетом.

– Пыль? Откуда столько? – изумился Ральф.

Но уже в следующую минуту понял истинное происхождение налета – кто-то щедро посыпал ковер кокаином.

Игры в бассейне были центральным, но, похоже, не единственным шоу на сатанинской вечеринке До-До.

Ральф был вне себя.

Зато миссис Паркер неожиданно успокоилась.

– Ну конечно, дорогой, мы уходим. Я обещала, что буду пай-девочкой. И не собираюсь тебя обманывать.

Вернувшись в свои трехкомнатные – самые скромные на «Титанике» – апартаменты, она, как ни странно, сохранила умиротворенное состояние.

Не хныкала перед сном, жалуясь на боли и бессонницу, не требовала сильнодействующих препаратов.

Быстро нырнула под одеяло, свернулась калачиком и – удивительное дело! – сразу же крепко заснула.

12 апреля 2002 года

05 часов 10 минут

Слава Богу, все было позади.

«Титаник» благополучно вошел в акваторию Атлантического океана.

А безумный Атлантический бал наконец закончился.

Голливудская команда – идеологи и постановщики самых прославленных шоу – от церемонии вручения «Оскара» до торжества по случаю инаугурации президента – корпели над его сценарием целую вечность и теперь были счастливы. И горды.

Полина не разделяла их восторга. Ни в ту пору, когда сценарий еще обсуждался. Ни – тем более! – теперь, когда он полностью воплотился в жизнь,

Впрочем, последнее, заключительное шоу ночного представления, то самое, что поначалу казалось наиболее дурацким, неожиданно пришлось к месту. И даже очень.

Фантазия и размах у парней из Голливуда значительно уступали широте тюменской души. Но мысль, как выяснилось, работала в том же направлении. Нырять с палубы ночью американцы не предлагали, но обливать всех желающих атлантической водой – это пожалуйста!

Оптимистический, бодрящий финал.

Небольшими ведрами матросы черпали воду за бортом, ловко подтягивали наверх.

Верхняя палуба огласилась отчаянными воплями – вода оказалась ледяной, у смельчаков перехватывало дух.

Многим, однако, обливание пошло на пользу.

Народ протрезвел.

И мирно разошелся.

Оказавшись в своей каюте, Полина без сил повалилась на кровать.

«Так не пойдет, – вяло подумала она, – нужно встать и умыться. Хотя бы умыться. Ванну мне не осилить».

Сознание стремительно погружалось в беспамятство.

Последняя мысль, проскользнувшая в сплошном вязком тумане, оказалась довольно странной.

Но Полина уже не успела этого осознать, уловила только саму мысль.

И ту – довольно смутно.

Мысль была такая.

«Совсем как там. На войне. Холодно и сыро. А умывальник на улице».

«Как это на улице? Почему?» В сознании, оказывается, еще теплился огонек рассудка.

Оно даже попыталось возмутиться. Но силы иссякли, огонек погас. И наступило безмолвие. Поначалу.

Потом был сон.

Красноглазый полковник издалека протягивал ей цветок. Чайную розу на длинном стебле.

«С чего бы это?» – подумала Полина во сне.

И тут же спохватилась, сообразила. Ну конечно! Было Восьмое марта – он решил поздравить ее с праздником.

Как мило!

Она улыбнулась, потянулась к цветку. Но полковник неожиданно отдернул руку. Лицо его стало напряженным. Взгляд – тревожным.

Словно что-то за спиной Полины сильно его испугало.

Полина хотела оглянуться, но не смогла.

Случаются во сне такие странные вещи – возможности, данные самой природой, вдруг пропадают. Исчезает голос, отказывают ноги и руки.

В этом сне Полина утратила способность оборачиваться и смотреть назад.

Только вперед, перед собой.

А перед ней по-прежнему был красноглазый полковник. На смену испугу пришли раздражение и даже злость. Злился он на Полину. Это было очевидно, хотя полковник не проронил ни слова. Только смотрел воспаленными глазами – требовательно и сердито.

«Что? Что я делаю не так?» – спросила Полина.

Он не ответил, но еще больше нахмурился.

Рука с розой снова потянулась к ней. Но теперь она знала точно – он вовсе не собирается дарить ей цветок.

Тогда что же?

Стебель розы сплошь покрыт острыми шипами. Один из них поранил полковника. Капля крови бежит по стеблю.

Яркая, заметная.

Алая – на зеленом.

«Надо прижечь ранку, – сказала Полина. – Обязательно надо. Повсюду такая грязь».

Полковник неожиданно засмеялся. Недобрым, страшным был этот смех. Лицо его не смеялось, и глаза не смеялись.

Взгляд впился в ее душу.

Или розовый шип каким-то образом проник туда?

Разве такое возможно? Непонятно.

Тьма сомкнулась вокруг.

А потом зазвонил телефон.

«Это он! – обрадовалась Полина во сне. – Он все-таки позвонил и сейчас объяснит, что это за шутка была такая, с колючей розой».

Телефон продолжал звонить.

И, дрогнув, разомкнулось наконец плотное кольцо сна.

Голос Стива был бодрым и решительным – он редко говорил таким тоном, исключительно в минуты сильного волнения. Или злости.

Наступило утро?

Она проспала что-то важное, и потому он сердит?

Сон улетучился.

– Просыпайтесь, Полли! У нас проблемы.

– Эллиот?

– Не совсем. Та, которая за ним стояла.

– Та? То есть – женщина?

– Жду в офисе.

Он первым положил трубку. Полина наконец взглянула на часы. Пять часов пятьдесят четыре минуты. Сорок минут сна. Только сорок. И столько непонятного.

Очень много.

12 апреля 2002 года

11 часов 15 минут

– Вы из полиции? Ничего не выйдет. Со мной уже говорили ваши люди. И лорд Джулиан тоже. По-моему, мы договорились. Все вопросы на берегу, в Нью-Йорке. В присутствии моего адвоката.

– При одном условии.

– Никаких условий!

– Если мы доберемся туда благополучно.

– То есть как? Что вы имеете в виду?

– Именно то, что сказала, – если мы вообще доберемся до Нью-Йорка.

– Вы кто?

– Полина Вронская. Психолог.

– Психолог?! Я не нуждаюсь в ваших услугах.

– Я здесь не для того, чтобы оказывать услуги.

– В таком случае чего вы хотите?

– Поговорить. А вернее, рассказать кое-что. Вы ведь журналист? Возможно, это покажется вам интересным. В любом случае, что вы теряете? Просто выслушайте меня. Вот и все.

– У вас акцент.

– Я русская.

– Из России?

– – Да.

– И что же, живете там?

– Живу.

– Значит, это правда, что в команде Джулиана работают русские.

– Что тут удивительного? Совладелец компании, которой принадлежит «Титаник», мой соотечественник.

– Знаю. Я брала у него интервью. Дельный парень. Так о чем вы хотели рассказать?

– О некоторых странных вещах. Почти необъяснимых. Но совершенно реальных. И, как мне кажется, опасных.

– Нам действительно что-то угрожает?

– Боюсь, что да!

Лед был сломан.

Джудит Даррел ввязалась в беседу.

Что ни говори, она была хорошим журналистом. Сенсации чувствовала за версту. Здесь определенно пахло сенсацией. И, похоже, крупной. Очень крупной. И еще – опасностью.

Собеседница не лгала.

Опасность бродила где-то рядом. Серьезная опасность – Джу ощутила противный холодок под ложечкой.

Верный признак того, что надвигаются большие проблемы.

– …Выходит, что вторая «скорбящая» женщина – это я?

– Очень похоже.

– Похоже. Только это ничего не дает. Я не собиралась топить «Титаник». Да и как, собственно, я могла это сделать? Все, что мне нужно, – это ваша радиостанция. Не основная даже, а та, которая на запасном пункте. Запасной пункт связи! Я просто сошла с ума, когда прочитала о нем в журнале. Откровенно говоря, пришлось изрядно поработать локтями, чтобы получить эту тему. Все хотели писать о «Титанике». Особенно после того, как лорд Джулиан пригласил прессу в плавание. Приз достался мне. На старте. До финиша еще предстояло добраться. Пресс-конференции – их было, наверное, сто, никак не "меньше, – я не пропустила ни одной, и к концу марта я знала о запасном пункте все, что требовалось.

– Не все.

– Ну конечно, не все. Это был хороший ход – нам показали камеры, рассказали, как они работают, сколько пленки уходит за день, как и кто занимается ею потом, и прочую чепуху. Можно было догадаться, что это не все. Но ведь я интересовалась запасным пунктом. Больше ничем. Понимаете?

– Очень хорошо понимаю. Запасной – почти второстепенный. Кому он, собственно, нужен?