Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 235 (всего у книги 331 страниц)

18

Вместо того чтобы отправиться в каюту 14, я поднимаюсь в общую гостиную на носу за содовой водой, которую здесь держат для страдающих морской болезнью. При мысли о том, что мы с Джейми теперь идем разными путями, сердце сжимает, словно в тисках. Я не готова. Возможно, никогда не буду готова.

До моих ушей долетает знакомый бодрый голос.

– Вот же она. – Олли пробирается сквозь заполнившую гостиную толпу пассажиров, а следом за ним спешит запыхавшийся Джейми. – Мы везде искали.

Джейми разглядывает мое чумазое лицо.

– Почему на тебе шапка Барабанщика?

– Он водил меня посмотреть котельные.

У Олли отпадает челюсть, открывая вид на рот, полный остреньких зубок.

– Но как? Туда же просто так не пускают. Сколько у них котлов? Есть двусторонние?

Джейми тыкает Олли в бок и кивает в сторону лестницы, давая понять, что тому пора «освежиться».

– Э, точно. Пойду попробую найти Винка и Бо.

Мы смотрим, как он скачет по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, пока окончательно не скрывается из виду.

Брат обращает ко мне полный раскаяния взгляд. Припухшие мешки, которые Ба называл шелковыми червями, обосновались под его глазами, наверное, из-за полуночных посиделок за карточным столом, рядом с Бо. Он протягивает мне сверток.

– Никаких корок. Слыхал об этом.

Я открываю сверток и сжимаю кусок хлеба, свежего и мягкого.

– Как вам это удалось?

– Дина Доменик, русская подруга Минг Лаи, попросила за нас.

Когда один из боковых столиков откидывается, он выдвигает для меня стул, но потом, неловко кашлянув, усаживается сам. Я плюхаюсь на стоящую напротив скамью, мысленно напоминая себе не скрещивать ноги. За соседним столиком двое карапузов прекращают тянуть мать за косы и принимаются разглядывать нас своими глазами-бусинами, похожими на изюм в булочках.

Джейми улыбается мне.

– Мы раньше тоже тянули маму за косы.

– Она никогда не заплетала одну косу. Мы бы за нее передрались.

Жестом велев мне приступать к еде, он снова скользит взглядом по сидящей неподалеку матери, и на его лице отражается печаль. Трет темный сучок на деревянной столешнице, словно тот можно оттереть.

– Она могла бы жить лучше, и наверняка дольше, если бы не вышла за Ба.

Мама старалась не выходить вместе с нами в люди. Они спокойно реагировали на китайца с похожими на него детьми, но добавьте сюда жену-англичанку – и получите проблемы. Джейми как-то сломал одному мерзавцу нос за то, что он назвал маму подстилкой узкоглазого.

– О чем ты вообще? Если бы она не вышла за Ба, нас бы не было на свете.

– Кто знает? Может, и были бы. Тао считает, что каждая душа постоянно перерождается в разных телах, пока не достигнет просветления. Но если бы мама не вышла замуж за Ба, у нее могли бы быть друзья, компания. Ей не пришлось бы униженно ползти к родителям, лишившим ее наследства.

– Что ты имеешь в виду под униженно ползти?

Джейми ослабляет свой шарф.

– Помнишь, когда Ба спустил все полученные мамой за кружева деньги на те чертовы ракетки?

– Конечно.

– В тот месяц лило как из ведра. Мама не хотела, чтобы мы выступали под дождем. Она отправилась к родителям, умоляя их одолжить ей денег.

Из меня словно вышибли весь воздух. Мы никогда не встречались с родителями мамы, хотя нам и случалось видеть сурового викария и его чопорную супругу, приветствующих прихожан на пороге своей церкви.

– И они их дали?

Он поднимает бровь.

– А мы выступали в тот месяц?

– Нет. – Но и не голодали. – А Ба знал?

Он выдавливает смешок, уставившись на потолочный вентилятор. Меня не удивляет то, что мама так ничего и не сообщила Ба. Его ранила бы мысль о том, что ей пришлось переступить через себя из-за него.

– Почему она не сказала мне? – продолжаю я.

– А ты как думаешь?

– Почему ты просто не можешь ответить на чертов вопрос?

– Потому, что ты уже знаешь ответ. Она не хотела уронить Ба в твоих глазах. Плохо было уже то, что я видел его таким, какой он есть, – жалким мешком, набитым пустыми обещаниями, эгоистичным ублюдком.

Я шлепаю руками по столу, и дети испуганно округляют глаза. Мать прижимает их к себе поближе, кидая на меня раздраженный взгляд.

– Как ты можешь так говорить? – шиплю я. – Он всегда старался обеспечить нас.

– Ты называешь его аферы «попытками обеспечить»? Каждая из его идей была такой же абсурдной, как башмаки из кирпичей. Чаще всего именно мы обеспечивали семью. Может быть, тебе и нравились наши выступления, а я их ненавидел. Мы же были просто детьми.

Он откидывается назад, скрещивая руки на груди.

– А как насчет соленых орешков?

Добавив к ним не только соль, но и перец, Ба смог продавать их туристам вдвое дороже. Он заработал достаточно денег, чтобы купить маме фирменные кожаные ботинки с перламутровыми пуговицами.

– Ну да. А потом вложил все эти деньги в луковицы тюльпанов. И чем все это закончилось?

Я не отвечаю, потому что помню: пока Ба искал клочок земли в аренду, злосчастные луковицы сгнили.

– Я знаю, что жить с ним было нелегко. Но он любил нас. Он любил тебя. Он всегда говорил, что у тебя лоб ученого. Что тебе предначертаны великие дела.

– Он был требовательным и неразумным. Кроме того, как определить, великое дело или не очень? Заработав кучу денег? Купив шикарный особняк? Я, может быть, считаю, что просто сбежать из Лондона – уже великое дело. Отправиться туда, где ты сможешь дышать воздухом, а не воздух будет поглощать тебя. – Его взгляд прикован к мухе, бессмысленно бьющейся о стену. – Когда я наконец уехал и посмотрел вверх, я понял, что все это время упускал.

– Что? – Фыркаю я. – Звезды?

Он встречается со мной взглядом.

– Свободу. Мне нужно было больше свободы.

– От меня.

Мне трудно скрыть боль в голосе.

– Не от тебя, сестренка. – В его словах больше нет огня, будто, открыв передо мной душу, он полностью вымотался. Невысказанные мысли собираются над нами, как грязно-коричневые облака, висящие над Лондоном летом, когда ветры дуют нечасто. – Иногда достаточно просто ощутить в душе мир.

– И что же это значит?

– Я хочу сказать, что ты ешь отличное мясо вилкой из настоящего серебра и злишься из-за хлеба. Я знаю, что это нечестно, но иногда, чтобы быть счастливым, нужно просто снизить требования.

– Я злилась не из-за хлеба. – Чтобы доказать это, я отрываю добрый кусок и закидываю его в рот.

– Я знаю. Ты злишься на меня.

Я жую, не чувствуя вкуса, затем с трудом проглатываю.

– Твои здешние друзья больше похожи на братьев. Я это уважаю, пусть даже некоторые из них – гады, жалящие исподтишка.

Преступно красивое лицо Бо – этого павлина – всплывает перед мысленным взглядом.

– Бо надежный. Он не хотел, чтобы я считал его выигрыш частью пари.

– Ты утверждаешь, что он хотел, чтобы ты выступал со мной?

– Да, хотел.

Мое лицо пылает при мысли о том, как несправедлива я была к Павлину.

– Тогда почему ты все-таки считаешь его выигрыш?

– Даже если тебе удастся попасть в Америку, она такая же чужая, как луна. Тебя там сожрут живьем.

Его рот кривится, словно он съел что-то кислое.

Я пихаю недоеденный кусок хлеба назад к остальным. Я на самом деле, похоже, ловлю большую рыбу на тонкий крючок. Даже если нам удастся обойти Акт об исключении китайцев, насколько мне известно, логово голодных аллигаторов находится на другой стороне.

– Ты волнуешься, что я закончу, как мама.

– Нет. – Он поднимает на меня глаза. – Я волнуюсь, что ты закончишь как Ба.

От его слов у меня перехватывает дыхание.

– Твои безумные идеи. Скроенные на коленке планы.

– На коленке… – цежу я. Затем срываю шапку Барабанщика с головы и принимаюсь обмахивать лицо. – Мы планировали отправиться в Америку с самого детства. И то, что я с ходу могу разглядеть подвернувшуюся возможность, не значит, что мои идеи безумны.

Он окидывает меня злобным взглядом. Тут его глаза останавливаются на моей прическе, и их выражение смягчается.

– Послушай, Вал, ты – моя сестра. И я хочу для тебя лучшей жизни. Я надеялся, что стабильная работа в хорошем доме сможет тебе ее обеспечить. Но если ты одержима идеей ехать в Нью-Йорк, я выступлю перед этим мистером Стюартом вместе с тобой.

– Ты… выступишь?

Его щека дергается в намеке на улыбку.

– Да, выступлю.

– И я вовсе не приказываю тебе сделать это, правда?

– Я уже жалею об этом.

– Ты настоящий друг, Джейми.

Я борюсь с желанием задушить его в объятиях. Наконец-то. Хоть какое-то послабление.

– Ну и когда мы с ним встречаемся?

– Ну, я пока его не нашла. – Я игнорирую гримасу, которую состроил Джейми. – Но знаю, что он носит фиолетовый котелок.

Похоже, ему приходит в голову какая-то мысль, и он смеется, не в силах удержаться.

– Я видел его.

– Где?

Он складывает руки перед собой.

– Шарлотта наняла меня выгуливать ее собаку, Штруделя, по прогулочной палубе. Я видел там мужчину в фиолетовом котелке, читающего газету. Шарлотта говорит, он всегда сидит в одном и том же шезлонге по правому борту.

Тот факт, что Джейми видел мистера Стюарта, чуть не проходит мимо меня.

– Она – Шарлотта – наняла тебя выгуливать собаку? Я думала, пассажирам третьего класса нельзя подниматься на палубы первого.

– Она получила разрешение. Вышло так, что мне единственному удается успокоить этого пуделя. Знаешь, собаки тоже страдают морской болезнью.

– И когда будет очередная прогулка?

Он смотрит на настенные часы. Уже почти час.

– Скоро.

– А она знает о твоем таланте акробата?

– Возможно, мы говорили об этом немного.

– Ага. – Он ни словом не обмолвился об этом своим приятелям, с которыми живет и работает вместе, но стоило появиться курочке, как петушок распустил перышки. – А обо мне она знает?

Он приподнимает четко очерченную бровь.

– Ага. Что ты опять придумала?

– А Шарлотта не могла бы помочь нам провернуть небольшой трюк?

– Возможно.

– Мы можем ей доверять?

– Я думаю, вопрос скорее в том, станет ли она доверять нам?

Я разражаюсь хохотом.

– Она может доверять мне. Ты всего лишь странный тип, с которым она едва знакома. Я бы тебе доверять не стала.

Он вздыхает, и лицо его становится серьезным.

– Вал, мне нужно, чтобы ты поняла. Даже если нам действительно удастся выступить перед мистером Стюартом, я не поеду в Америку.

Я ударяюсь спиной о спинку скамьи. Прикусываю губу, чтобы не выдать разочарования и киваю. Если он решит, что я все еще рассчитываю на него, он откажется от своего предложения.

– Я понимаю.

Но даже говоря это, я не могу избавиться от надежды на то, что, вспомнив, как здорово летать, опровергая законы гравитации в мгновение ока, он изменит свое решение.

19

Снова нарядившись в свое платье-кимоно, коричневые лодочки, светлое пальто и шляпку, я неспешным шагом направляюсь к месту встречи, назначенному на прогулочной палубе, прямо на выходе с палубы А. На маленьком столике стоит бесплатный лимонад. Я наливаю себе стакан.

Всего несколько камней лежит передо мной на переправе через эту реку, и добиться встречи с мистером Стюартом – громадный, но необходимый прыжок до одного из них. Но он не любит публичность. Что, если он не проглотит наживку? Что, если у него нет времени на просмотр такого незамысловатого номера, как наш?

Я прогоняю эти мысли прочь. Я так долго готовилась к этому моменту, и мне нельзя отвлекаться на реку, текущую под ногами, если я хочу добраться до другого берега.

У арочного окна Джейми сидит на корточках рядом со Штруделем и почесывает его за ушком. С другой стороны от песика стоит Шарлотта, вонзая каблук в доски палубы и разглядывая Джейми с таким выражением, словно он последний в мире орех, а она – последняя белка. Ее абрикосового цвета костюм с кремовыми кружевами напоминает мне о выпечке, что я ела на завтрак. Заметив меня, она прекращает терзать доски.

– О! Вы, должно быть, – она понижает голос до шепота, – Валора.

Штрудель приветствует меня звонким лаем.

– Мисс Файн.

Мы приблизительно одного роста, хотя руки и бедра у нее более округлые. От нее пахнет душистым горошком.

– Пожалуйста, просто Шарлотта. А вас все называют Веселой Вдовой. Ходят слухи, что вы баронесса и не произнесли ни слова с тех пор, как ваш муж скончался, упав с лошади.

Не Эйприл ли пустила этот слух? Неплохо. Трагично, с налетом таинственности.

– Все без ума от ваших нарядов, – продолжает Шарлотта. – Я думаю, вы очень храбрая, раз решились отправиться в Америку одна.

Не одна, если смогу осуществить задуманное.

– Мы признательны за то, что вы помогаете мне туда попасть.

Я небрежно поднимаю стакан, но вспоминаю, что мне нужно поднять вуаль, чтобы попить.

– Итак, каков план? – Джейми встает и забирает поводок у Шарлотты.

Шагах в двадцати позади него стоит пара женщин в шубах и не сводит с нас глаз. Должно быть, все дело в моей вуали и кимоно, мелькающем в распахнутом пальто и синим пламенем расплескивающемся по палубе. Но, присмотревшись, я понимаю, что их внимание привлекла не я, а Джейми.

Он приподнимает бровь, глядя на меня.

– Итак, план? – повторяет он.

Я надеюсь, скоро эти дамочки отправятся дальше.

– План в том, чтобы просто подыграть.

– «Подыграть» звучит как-то сыро.

Я делаю такой резкий вдох, что вуаль приклеивается к моим губам. Раздраженно сдуваю ее.

– Если у тебя есть получше, выкладывай прямо сейчас. У нас нет времени.

– Гав! – вклинивается Штрудель. Его хвостик-помпон летает, как пуховка по лицу красотки.

Шарлотта зарывается наманикюренными пальцами в кудрявую шерсть Штруделя.

– Не волнуйся, Джейми. У меня талант к импровизации. Моя двоюродная бабушка была актрисой.

Мое раздражение отчасти перекидывается на нее за то, что посмела изображать миротворца в споре дракона и феникса. Джейми нужно расслабиться. Откуда мне знать, чего может потребовать ситуация? Он просто пытается произвести впечатление на Шарлотту, изображая, что у него все под контролем, хоть это совсем не так.

Со стороны дам в шубах к нам приближается служащий. Он высокомерно смотрит на Джейми, распутывающего поводок Штруделя.

– Эй, тебя здесь быть не должно. Ступай отсюда, сейчас же.

– У него абсолютно точно есть право здесь находиться. – В нежном голосе Шарлотты слышится шорох льдинок. – Он мой помощник, гуляет с собакой.

– Гуляет с собакой?

Служащий оглядывается на дам в шубах, которые успели отойти подальше, но все так же разглядывают нас.

Гладкий лоб Джейми прорезает морщина, и грудь вздымается так, словно его придавило плитой. Штрудель смотрит на него, подрагивая лапками, и, я клянусь, эта крохотная собачка тоже знает, что чувствует Джейми. Нелегко принять защиту от той, кого все инстинкты требуют защищать.

– Неужели вам настолько нечем заняться, что вы взялись цепляться к помощникам гостей? – спрашиваю я.

Шарлотта высокомерно задирает нос.

– Главный казначей Мак Элрой лично заверил меня, что Джейми может приходить сюда, когда мне понадобится.

Джейми скрещивает руки, злобно, но безрезультатно сверля взглядом грудь служащего.

Тот откашливается, отчего его похожий на фасолину нос краснеет.

– Простите, мисс. Я не знал.

Шарлотта обрушивает на него все обаяние своей улыбки.

– Теперь знаете. Доброго дня.

Я сую мужчине свой стакан с лимонадом.

– Пожалуйста, заберите его. Мне он не по вкусу.

– Конечно, мэм. – Он забирает стакан и отступает.

– Я ушел, – резковато заявляет Джейми, избегая взгляда Шарлотты. – Удачи.

Штрудель тянет его в носовую часть. Проходя мимо дамочек в шубах, он их игнорирует, хотя будь я на его месте, засветила бы каждой в глаз. Джейми всегда на шаг впереди меня.

Шарлотта ведет меня в другую сторону. Обширную беседку с шезлонгами начинает заполнять послеобеденная толпа, и большинство взглядов мечутся между мной и Шарлоттой. Я вижу, как на ходу меняется история под влиянием того факта, что у Веселой Вдовы появилась приятельница. Мы минуем беседку, направляясь к стоящему в отдалении единственному ряду из четырех шезлонгов.

– Его любимый этот.

Затянутым в перчатку пальчиком Шарлотта указывает на шезлонг в конце ряда.

– Тогда вы должны сесть между нами. Мне легче говорить, обращая свои реплики к человеку, чем отвернувшись от него. Я поднимаю спинку своего шезлонга насколько могу и опускаю шезлонг Шарлотты на пару дюймов. Потом мы ждем.

Шарлотта снимает шляпку и укладывает ее на коленях, где та становится похожа на дремлющую черепаху. На ее лице меж розовых щечек сияет широкая улыбка. Святые чешуйки, надеюсь, она сотрет с лица эту улыбку, прежде чем нас заподозрят в какой-то проказе.

Нужно попытаться завязать беседу. Но темы, на которые мне бы хотелось поговорить, слишком провокационные, а обсуждать отличный солнечный денек или возможность встречи с айсбергом я не в настроении.

К моему удивлению, именно она делает первый шаг.

– Так здорово встретить кого-то, похожего на вашего брата.

– Хотите сказать, кого-то, способного выгулять собаку?

На ее щеках проступают ямочки.

– Джейми заставляет меня смеяться. После того как матушка заболела, я думала, больше уже никогда не засмеюсь.

Кто бы мог подумать, что Джейми сможет очаровать такую, как она? Ба очаровал маму, но она, по крайней мере, была так же бедна, как и он.

– А что думают ваши родители?

– Отец переехал в Балтимор. Матушка большую часть времени не в себе из-за лауданума.

– О, мне жаль.

Она кивает.

Женщина средних лет в платье с высоким воротником с оборками, подпирающими ее челюсть, устраивается прямо на шезлонге мистера Стюарта. Она споро откидывается на спинку и закрывает глаза.

Шарлотта беспомощно глядит на меня, пожимая плечами. И что теперь? Если мистер Стюарт увидит, что его место занято, он уйдет. Тогда придется ждать завтрашнего дня, чтобы попробовать снова, а с учетом того, что до Нью-Йорка уже рукой подать, мы и так потеряли слишком много времени.

Я прочищаю горло и говорю хриплым, преувеличенно громким голосом:

– И когда я увидела табличку с надписью «Исцеление от язв, бородавок и прочих обременительных недостатков», я просто обязана была войти. Знаете, я годами носила на щеках пластыри от псориаза. – Это не украсит образ Веселой Вдовы, но и правда о ней не особо приятна, а уж слухов и без того вокруг предостаточно. – Она дала мне мазь из масла печени трески, масла свиной печени, масла печени пятнистой жабы, масла печени каракатицы…

Лицо Шарлотты краснеет, и она трясет головой, возможно, пытаясь мне сообщить, что у каракатицы нет печени.

У лежащей за ее спиной женщины распахиваются глаза, а рот изумленно округляется. У мерзкой миссис Слоан рот становился точно таким же, идеально подходящим, чтобы впихнуть туда яйцо всмятку, хотя и таким крошечным ртом она умела закатывать огромные скандалы.

Губы Шарлотты неразборчиво шевелятся, а глаза косят вбок.

– Что? – артикулирую я в ответ, а затем продолжаю свой монолог. – Она сказала наносить ее на пластыри каждый час.

Женщина отодвигается на самый край своего шезлонга. Будь она тюленем, могла бы просто скатиться вниз и уплыть.

– Фио-лет ко-тел, – шепчет Шарлотта, неучтиво тыкая пальцем.

Я оглядываюсь. К моему ужасу, мужчина в фиолетовом котелке направляется к нам со стороны носа, уткнувшись в газету в руках. Жокейского роста мужчина в черной униформе слуги следует за ним с чаем на подносе.

Я удваиваю усилия.

– Вы знали, что у пустул корочка прямо как на смородиновой запеканке. Постойте, сейчас покажу. – Я наклоняюсь к Шарлотте, приподнимая вуаль. – Вообще-то, это, скорее всего, не заразно.

С испуганным вздохом женщина срывается с места, стуча каблуками со скоростью завзятой машинистки, набирающей эксклюзивный заголовок.

Шарлотта глубоко вздыхает, и мы обмениваемся облегченными взглядами, что кажется мне на удивление приятным, словно незнакомый котенок улегся у твоих ног.

Мистер Стюарт останавливается перед своим шезлонгом и приподнимает шляпу, при этом едва взглянув на нас. Он определенно из тех мужчин, что не заметят женского наряда, даже если будут танцевать с его владелицей. Его слуга ставит поднос на столик и помогает хозяину снять короткое пальто.

Мистер Стюарт отмахивается от него.

– Чаю, Крогги.

Слуга подает мистеру Стюарту его чай, а затем, словно деревце в горшке, замирает за его спиной, прикрыв глаза и вытянув прямую, как полотенечник, руку с пальто перед собой.

Не считая фиолетового котелка, все остальное в мистере Стюарте кажется довольно обычным. Простой песочного цвета костюм с жилетом в тонкую полоску скрывает его худощавый торс; коричневые туфли на резиновом ходу надежны, как пара натасканных гончих. Ясно, что этот человек ценит комфорт не меньше элегантности. Глаза у него непримечательно коричневого цвета, как у груш «бозе». Я бы дала ему лет пятьдесят, поскольку на его круглом лице уже намечаются брыли. Китайцы считают, что брыли – это «денежные мешки», и чем они заметнее, тем больше денег привлекут.

Я перехожу на бескомпромиссный тон миссис Слоан.

– Никогда не видела, чтобы жонглировали такой кучей всего, да еще и с ананасом на голове. Но самое впечатляющее, что она при этом еще и болтала не переставая. Да я едва могу ходить и говорить одновременно.

Мистер Стюарт поднимает глаза, до этого прикованные к газетной странице.

Шарлотта мнет свою шляпку, терзая зубками нижнюю губу. Возможно, она тоже не умеет ходить и говорить одновременно.

– Она? – беззвучно шепчет мне Шарлотта.

Святая чешуя. Как я пролетела. Что ж, мистер Стюарт все равно узнал бы правду рано или поздно.

– Да, Валор – это на самом деле Валора, девушка. Но никому не говорите. Она считает, что ее будут воспринимать серьезнее, если решат, что она мальчик.

Газета мистера Стюарта опускается еще немного, а сам он двигается поближе, чуть наклоняя голову в нашу сторону. Что ж, удачная оговорка. Ничто так не привлекает внимание, как чужой секрет.

Наконец у Шарлотты тоже развязывается язык.

– Ну, такая координация достигается годами тренировок. Должно быть, она очень дисциплинированная. И номер у нее намного интереснее, чем у братьев Маркс, – говорит она несколько скованно. – Даже чем у фокусника Чин Лин Фу. И Гарри Гудини. Да что там, пожалуй, она выступила лучше, чем вся троица вместе взятая.

Теперь голос Шарлотты очень высокий.

– Я кинула ей целую крону, – добавляет она более естественно, наверное, потому, что, в отличие от прочих ее заявлений, это правда. – Я бы и больше не пожалела, но почти всю наличность отдала на хранение казначею. Как думаете, сколько требуется времени, чтобы такому научиться?

Я киваю, одобряя ее вопрос.

– Точно знаю, что их отец, упокой Господь его душу, начал заниматься с ними в раннем детстве. Я видела, как они выступали в парке несколько раз.

– Они?

– Да, их двое. Близнецы. И оба на корабле. Они выступают под сценическими псевдонимами Честный и Доблестный.

Мистер Стюарт пощипывает бакенбарды, уставившись в бесконечную синь неба, но, надеюсь, его уши направлены на нас.

Я скидываю туфли под прикрытием длинной юбки.

– Они безупречно синхронны, словно две ноги. Могут встать в стойку на одной руке, а потом другой схватиться за руку партнера.

– Мне кажется, это физически невозможно!

– Согласилась бы, если бы не видела этого собственными глазами. Вы бы знали, что они с братом вытворяют на канате. Зрелище, достойное королей, они просто летают.

Шарлотта сцепляет пальцы.

– Я бы определенно заплатила, чтобы посмотреть на летающих людей.

Мистер Стюарт возвращается к своей газете. Давайте же, мистер Стюарт, представьте себе перспективы. Услышьте рев публики.

– Ну, как только они доберутся до Америки, их приберет к рукам кто-нибудь крупный. Вроде цирка Хагенбека – Уоллеса.

При упоминании одного из главных соперников братьев Ринглинг мистер Стюарт проявляет признаки беспокойства.

– В Нью-Йорке определенно масса возможностей, – поддерживает Шарлотта. – Они, как два откормленных тунца, попадут в бассейн с акулами.

Я кривлюсь, в красках представляя себе эту сцену.

Вдруг мистер Стюарт откашливается.

– Прошу прощения, леди. Случайно стал свидетелем вашей беседы.

Наконец-то. Шарлотта медленно оборачивается, в наигранном раздражении изогнув бровь.

– О?

Возможно, у нее и впрямь актерский талант в крови.

Шезлонг мистера Стюарта скрипит, когда он поворачивается к нам.

– Вы сказали, что вам знакомы эти акробаты?

– Ну да, знакомы. – Я стряхиваю воображаемую соринку с пальто. – А вы видели выступление?

– Нет.

– Какая жалость. Но мне сказали, сегодня в библиотеке крайне познавательная лекция о медузах.

С океана на нас опускается туман. Крогги вытирает щеку и вздрагивает, кинув взгляд на море.

Кажется, даже котелок мистера Стюарта хмурится вместе с ним.

– Если только эти медузы не выступают под куполом цирка, они мне не интересны.

– Так вы любитель цирка? – спрашиваю я с умеренным интересом.

– Мое имя Альберт Энкни Стюарт. Я один из инвесторов цирка братьев Ринглинг, и я с удовольствием посмотрел бы представление Честного и Доблестного.

– Миссис Эмберли Слоан, – отвечаю я. – Но только Валору, девушку, на данный момент интересует цирковая карьера, если, конечно, это важно. Боюсь, если у вас нет связей среди руководства «Уайт Стар», вам придется довольствоваться медузами, мистер Стюарт. Необходимо официальное разрешение.

– Капитан – крепкий орешек, – бормочет он себе под нос. – Сколько им лет?

– Почти восемнадцать.

Он принимается похлопывать газетой по ладони.

– Если я смогу добиться разрешения от капитана, не могли бы вы взять на себя труд попросить Честного и Доблестного выступить перед нами? Само собой, никаких гарантий.

Я делаю вид, что раздумываю.

«Титаник» кренится, и Крогги, обхватив себя руками, отшатывается подальше от борта.

– Боже милостивый, Крогги, это просто качка, – ворчит мистер Стюарт. И добавляет, обращаясь к нам: – Если бы я знал, как он боится морских путешествий, ни за что бы не нанял его. Только представьте, дрожать от страха на таком потрясающем корабле, как «Титаник».

Я вспоминаю, что миссис Слоан тоже, бывало, говорила обо мне так, словно меня нет рядом. Эта дурочка Валора опять залила мои анютины глазки. По крайней мере, эксцентричная миссис Слоан большую часть времени проводила в одиночестве.

– Все мы чего-то боимся, мистер Стюарт, – упрекаю его я. В конце концов, я же вредная старуха. – Я лично боюсь черепах. Отвратительные кусачие твари, годные разве что на суп. Замечу, что вам повезло иметь слугу верного настолько, что он готов ради вас посмотреть в лицо своему страху. – Я киваю на Крогги, который снова изображает комнатное растение.

Мистер Стюарт снова принимается теребить бакенбарды. Пока он не передумал, я с деланой неохотой тяну:

– Мне нравятся эти близнецы. Если капитан даст добро, я сообщу им о вашем интересе. Вы можете оставить сообщение моей приятельнице Шарлотте Файн, и она доставит его мне.

Он переводит взгляд на нее.

– Я так и сделаю, благодарю вас.

Крогги прочищает горло.

– Сэр, приближается ваш визит к парикмахеру на бритье, назначенный на два.

Мистер Стюарт достает золотые часы из кармашка в жилете.

– Так и есть. – Он поднимается на ноги и касается полей шляпы своими короткими пальцами. – Леди, приятно было с вами познакомиться. Надеюсь на скорую встречу.

Он уходит намного более решительным шагом, чем пришел, с верным Крогги, следующим на почтительном расстоянии.

Какая-то мысль копошится у меня в голове. У меня тоже назначена встреча.

С капитаном Смитом!

Шарлотта хватает мои руки, внезапно ставшие влажными.

– Я думаю, все прошло потрясающе.

– Мне нужно бежать. Я найду вас позже!

И я бегу, чувствуя, как шлепает по пяткам палуба, словно наказывая за то, что я упустила мяч. Лишь бы это не испортило весь номер.