Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 284 (всего у книги 331 страниц)

Глава 10

– К черту! – в ярости выкрикнула Эдвина. – Я не продам газету!

– Но твой дядя считает, что это необходимо. Только вчера я получил от него весьма убедительное послание. По крайней мере подумай над его словами. Он считает, что газета непременно захиреет, поскольку никто ею больше не управляет, и решительно настаивает, что все вы должны жить с ними, в Англии, – попытался убедить ее Бен, видимо, согласившись с мнением сэра Хикама.

– Чепуха. Временно это будет управляющий, а через пять лет дело возьмет в свои руки Филипп.

Бен вздохнул. Он прекрасно ее понимал. Возможно, она и права, но что, если ее брат не справится? Ведь издательское дело весьма и весьма непросто: огромная конкуренция. Нужны связи, опыт – откуда им взяться у молодого человека двадцати одного года? Слишком тяжелая для него ноша, как и для самой Эдвины пятеро детей.

– Сейчас газета в надежных руках, как вы сами сказали, – напомнила Эдвина. – Так к чему столь радикальные меры?

– А что, если что-то пойдет не так?

– Тогда я займусь ею сама. Ну а пока газета не дает ни малейших поводов для беспокойства, я позабочусь о детях.

Эдвина чувствовала, что ужасно устала и ее терпение истощалось. Ей придется многому учиться. У родителей были акции различных компаний и облигации, небольшое имение в Южной Калифорнии – его-то Эдвина как раз решила продать, чтобы сохранить их дом. Оставалась газета. Голова шла кругом! А дети все еще не пришли в себя. Джордж плохо учился и все чаще нарушал дисциплину, а Филипп боялся провалить экзамены, поэтому по вечерам Эдвине приходилось с ним заниматься. К этому надо прибавить слезы, постоянные кошмары по ночам… Ей казалось, что жизнь ее превратилась в карусель, с которой невозможно сойти: все по кругу, по кругу, по кругу… На себя не оставалось ни минуты, как и на горькие воспоминания о Чарлзе. О ней самой позаботиться некому, да и, наверное, уже не будет никогда.

– Эдвина, разве не проще поехать в Англию и некоторое время пожить у Хикамов? Позволь им тебе помочь!

Это предложение показалось Эдвине оскорбительным.

– Мне не нужна помощь: мы отлично справляемся.

– Конечно, – не стал спорить Бен. – Но ты взвалила на себя такую ответственность! Вот родственники и хотят тебе помочь!

Но у Эдвины было на сей счет иное мнение.

– Ничего подобного! Они просто хотят все забрать себе. – Слезы хлынули у нее из глаз. – Наш дом, наших друзей, школу у детей, возможность жить так, как мы хотим! Неужели вы не понимаете? Все, что у нас есть…

– Нет, – покачал головой Бен. Ему так хотелось ее утешить, но увы, было нечем.

После этого разговора Хикамов Бен больше не упоминал, и под его руководством Эдвина начала входить в курс издательского дела. Решение было принято, и неважно, кто что о ней подумает. Она должна все сохранить: и газету – для братьев, и дом – для всей семьи.

– Я могу позволить себе жить так, как раньше, Бен? – Сейчас это был главный вопрос. Эдвине приходилось думать о том, что совсем недавно даже в голову ей не приходило.

К счастью, поверенный был с ней откровенен.

– Да, конечно. Пока дела идут прекрасно: с домом никаких осложнений не предвидится, газета приносит достойный доход, но со временем может стать обременительной.

– Значит, я сохраню и то и другое. Что еще?

Ее деловая хватка поражала Бена. Возможно, она права и все нужно оставить как есть. Сейчас это был ее главный вклад в будущее детей.

В стотысячный раз она попыталась объяснить все это дяде Руперту, и – о чудо! – до него наконец дошло: похоже, он был даже рад. Ведь это тетя Лиз умоляла его разрешить им приехать, а он всего лишь хотел исполнить долг. Эдвина писала, что все они премного благодарны ему за заботу, но настолько потрясены случившимся, что лучше останутся дома, чтобы набраться сил, пожить тихо и спокойно в знакомой обстановке. Сейчас они никак не смогут принять их предложение, несмотря на всю любовь, которую питают к дяде Руперту и тете Лиз.

И сэр Хикам ответил, что всегда будет рад их принять, если передумают. Тетя Лиз принялась забрасывать их письмами с обещаниями приехать их навестить при первой же возможности. Отчего-то письма ее очень расстраивали Эдвину, хоть она и скрывала это от детей.

– Итак, решено: мы никуда не едем, – сказала Эдвина Бену с другого конца огромного письменного стола в его адвокатской конторе. – Я вообще сильно сомневаюсь, что когда-нибудь ступлю на палубу корабля: просто не смогу. Вы даже не представляете, как это было…

Эдвину до сих пор мучили кошмарные сны – громадная корма поднимается в небо, с винтов льется вода… Она знала, что кошмары снятся и остальным. Ни за какие сокровища не станет она подвергать их подобному испытанию, что бы там ни говорил Руперт Хикам, который якобы считал своим долгом им помочь.

Требовалась немалая отвага, чтобы пытаться справиться с такой ношей в одиночку, но, к немалому удивлению Бена, Эдвина прекрасно справлялась, полная решимости продолжать дело погибших родителей, и это было достойно восхищения. Любая другая на ее месте, закрывшись в собственной спальне, сейчас оплакивала бы свою незавидную долю. Эдвина же упорно шла к своей цели без единой жалобы. Ее чувства выдавал лишь скорбный взгляд, который глубоко трогал душу Бена.

– Прости, но я вынужден задать этот вопрос. Пришло очередное письмо из компании «Белая звезда». Их интересует, не собираешься ли ты подавать на них иск в связи со смертью родителей. Что мне им ответить? Если тебе интересно мое мнение, это следует сделать, учитывая расходы, которых не возместить. Неприятно об этом говорить, однако я должен знать, как ты намерена поступить, чтобы дать им ответ…

Она печально взглянула на него, и Бен в который раз поразился ее красоте. Слишком быстро ей пришлось повзрослеть: он видел перед собой уже не девочку, а молодую женщину, которая очень нравилась ему.

– Бог с ними, – сказала она задумчиво.

На нее опять нахлынули воспоминания. При чем здесь деньги? Они чуть не потеряли Алексис… малыш Тедди чуть не замерз до смерти… Фанни отморозила пальцы… родители… Чарлз… А их страхи, кошмары и слезы… фата, которую она никогда не наденет… его перчатки, которые лежат теперь в ящике ее комода! Она не могла заставить себя смотреть на бухту, ей становилось дурно от одного взгляда на корабль. И сколько они собираются заплатить за все это? За ее разбитую жизнь? Какую цену они назначат?

– То, что мы потеряли, возместить невозможно.

Бен кивнул с грустным видом.

– Похоже, остальные думают так же. Асторы, Уиденеры, Штраусы… все отказались от иска. Полагаю, что некоторые потребуют возместить стоимость утраченного имущества. И я могу, если хочешь. Нужно просто заполнить исковое заявление.

Эдвина лишь покачала головой. Смогут ли они когда-нибудь забыть? Будет ли жизнь хотя бы отдаленно похожей на ту, до «Титаника»?

– Как вы думаете, Бен, – спросила она печально, – когда-нибудь мы перестанем вспоминать ту ночь? Алексис перестанет тайком бегать наверх, чтобы погладить мамину шубу или ночную сорочку, а из глаз Филиппа исчезнет страдальческое выражение, словно у него на плечах вся тяжесть мира? И малыш Тедди перестанет по ночам звать маму?

По ее щекам бежали слезы, и Бен, обойдя письменный стол, обнял ее за плечи. Эдвине вдруг показалось, что это отец ее успокаивает. Она уткнулась мокрым лицом ему в плечо.

– Стоит закрыть глаза, и я вижу их всех. И мне все время кажется, что скоро за мной из Англии приедет Чарлз. Господи!

Эдвина плакала, а Бен держал ее в объятиях, страдая от того, что ему нечего ей сказать. Впрочем, что бы он ни сказал, это ничего не изменит: не вернет погибших, не облегчит горе.

– Должно пройти время: ведь еще и двух месяцев не прошло.

Она со вздохом кивнула и печально улыбнулась.

– Простите.

Эдвина встала, поцеловала его в щеку и рассеянным жестом поправила шляпку. Это была хорошенькая шляпка, некогда купленная Кейт в Париже. Проводив ее до дверей конторы, Бен подошел к окну. Эдвина обернулась, помахала ему рукой и села в экипаж. Какая же она красивая! Исключительно красивая молодая женщина.

Глава 11

Лето пролетело в трудах и заботах, незаметно. В июле, как это было заведено при родителях, Эдвина повезла детей на дачу на озеро Тахо, которую они всегда снимали у друзей отца. Эдвина не хотела нарушать заведенный порядок. Уинфилды жили в маленьких уютных бревенчатых домиках. Филипп и Джордж рыбачили и прочесывали окрестности. По вечерам Эдвина ходила с младшими купаться и загорать. Простая беззаботная жизнь! Здесь Эдвина впервые почувствовала признаки долгожданного выздоровления. Как они этого ждали! Даже ей перестала сниться та страшная апрельская ночь. Часто она лежала в постели, перебирая события прошедшего дня, и даже иногда позволяла себе вспомнить предыдущее лето, когда была здесь с Чарлзом. Мысленно она всегда была с ним, и ее воспоминания были теперь более сладостными, чем горькими.

Раньше они отдыхали по-другому. Отец, бывало, изобретал для мальчишек самые невероятные приключения, а она вместе с мамой отправлялась на прогулку вокруг озера. Они собирали дикие цветы, говорили о жизни, мужчинах, детях, супружестве. Тогда-то Эдвина и призналась, что влюблена в Чарлза. Правда, к тому времени это ни для кого не было тайной, а Джордж и вовсе беспощадно изводил сестру. А как она была счастлива, когда Чарлз приехал из Сан-Франциско к ним погостить! Дети бросились разбирать подарки, а они, чтобы побыть вдвоем, отправились гулять.

Теперь, когда она погружалась в воспоминания, а потом возвращалась к действительности, невозможно было сдержать слезы. Это лето стало для нее испытанием. Эдвина пыталась заменить детям мать, но иной раз чувствовала себя совершенно беспомощной. Пока учила Алексис держаться на воде, надо было не спускать глаз с Фанни, которая играла в куклы на берегу. Тедди ходил за ней по пятам, а Филипп расспрашивал о Гарварде. Эдвине приходилось заменять им и мать, и отца; быть и подругой, и наставницей, и советчицей.

Они прожили на даче неделю, когда из города неожиданно приехал Бен: как всегда, с подарками для всех и книгами для Эдвины. С ним было интересно и весело, дети всегда радовались ему как любимому дядюшке, даже Алексис заливалась счастливым смехом, бросаясь ему навстречу. Вот и сейчас, едва завидев его, побежала к нему: босая, лохматая, – они с Эдвиной только что вернулись с озера. Алексис казалась резвым жеребенком, зато Тедди на руках старшей сестры выглядел медвежонком. На глаза Бена наворачивались слезы, когда он смотрел на детей погибшего друга. Берт так любил их всех! И его семья столько значила для самого Бена… Сейчас, когда он их увидел, горечь утраты сделалась нестерпимой.

– У вас тут как в сказке! – улыбнулся Бен и снял Тедди с рук Эдвины.

Она ответила ему улыбкой, заправляя за ухо блестящую черную прядь.

– Детям здесь очень весело.

– Кажется, тебе тоже свежий воздух пошел на пользу.

Загорелая и отдохнувшая, она была чудо как хороша! Поговорить им удалось только вечером: весь день их внимания требовали дети.

– Как хорошо оказаться здесь снова! – сказала Эдвина, когда они с Беном сидели на террасе.

О том, что это место воскрешало в ней воспоминания о родителях, можно было и не говорить: оба и так это понимали. Бену Эдвина могла сказать то, чего не сказала бы никому другому, ведь он был самым близким другом отца. И как странно было вернуться туда, куда раньше они ездили все вместе: как будто в душе они надеялись их тут найти. Мало-помалу и Эдвина, и дети стали привыкать к мысли, что их больше нет. То же и с Чарлзом… Ей было легче думать, что он просто уехал в Англию и скоро вернется. Сейчас она уже могла сказать себе, что он не вернется никогда. Никто из них не вернется. Все они еще жили воспоминаниями, но впервые за долгое время могли улыбаться.

Глядя, как садится солнце за горной грядой, Эдвина и Бен говорили о Кейт и Бертраме и даже смеялись, вспоминая о приключениях предыдущего лета, особенно когда Бен напугал всех до полусмерти, ввалившись к ним с медвежьей шкурой на плечах!

Они говорили о рыбалке в горных ручьях, о целых днях на озере в арендованной лодке. Болтали обо всяких глупостях, делились воспоминаниями, которые обоим были очень дороги, и впервые за многие месяцы они приносили им скорее облегчение, чем боль. С Беном Эдвина могла смеяться, вспоминая отца и мать. В их воспоминаниях родители были живыми людьми, а не призраками прошлого, о них можно было говорить и с детьми.

– Ты отлично с ними справляешься, – заметил Бен.

Эдвину тронуло его замечание: порой она казалась себе такой беспомощной…

– Я стараюсь, хотя с ними бывает нелегко.

– Растить детей вообще нелегко, но какое счастье, когда они есть! – А затем Бен заговорил о том, что занимало его мысли не первый день. – Хватит тебе сидеть затворницей. Вспомни родителей! Они не просто воспитывали вас, а путешествовали, виделись с друзьями. Кейт находила себе множество занятий вне дома, а у отца была газета.

– Вы предлагаете мне пойти работать? – усмехнулась Эдвина.

– Нет, я имею в виду – выезжать в свет, видеться с друзьями.

Эдвина почти нигде не бывала без Чарлза, и Бену, который часто обедал с ее родителями, очень нравилось видеть девушку под руку с молодым человеком, в красивом платье, с сияющими глазами. Вот такая жизнь ей подходит, а не существование затворницы или вдовы, матери семейства. Для Эдвины ничего не кончено – все только начинается, пусть теперь и по-другому.

– Разве больше нет вечеринок, на которые ты раньше ходила? – Он не стал упоминать Чарлза, опасаясь причинить ей боль.

– Не смогу… – Эдвина опустила глаза. – Прошло слишком мало времени.

Ей не верилось, по крайней мере сейчас, что вообще когда-нибудь захочется выезжать. В любом случае, напомнила она Бену, у нее все еще строгий траур: только черное и никаких развлечений – разве что с детьми.

– Но так нельзя! – возразил Бен. – Ты еще глубже загоняешь себя в уныние.

* * *

Эдвина сама не заметила, как миновал ее двадцать первый день рождения. Да это было и не важно. Главное, что теперь она совершеннолетняя и может подписывать нужные документы.

Ночевал Бен в домике мальчишек, чему те были очень рады. В пять утра он их разбудил и повел на рыбалку, а когда они вернулись с уловом, пропахшие рыбой с головы до ног, Эдвина как раз готовила завтрак. Она привезла с собой новую няню – девушку-ирландку по имени Шейла, спокойную и исполнительную, но дети никак не могли к ней привыкнуть: им очень недоставало Уны. Шейла взялась почистить улов, а Эдвине пришлось жарить рыбу на завтрак.

Бен провел с ними несколько чудесных дней, и всем было ужасно жаль, когда пришло время ему уезжать. Эдвина наспех приготовила ему кофе с бутербродами, уже пора было отправляться, а мальчишки так и не появились. Внезапно из кустов на лужайку выскочил Филипп и закричал, с трудом переводя дыхание:

– Знаешь, что учудил этот гад? Я задремал на берегу, а он в это время побросал в воду свои вещи: бейсболку, ботинки, рубашку… Я не знал, что думать… Пришлось лезть в воду и все это доставать, а там ил, коряги…

Филипп отвернулся, чтобы никто не видел, как он расстроен, но тут появился Джордж.

Эдвина ничего не успела сказать, как Филипп набросился на брата, двинул ему в ухо, схватил за плечи и стал трясти.

– Никогда больше не смей так шутить! Когда в следующий раз надумаешь сотворить что-нибудь подобное, пеняй на себя.

– А нечего дрыхнуть! Вечно ты или спишь, или читаешь. Называется, пришел рыбу ловить! – выкрикнул Джордж.

– Ты что, не помнишь, что всегда говорил папа? Мы должны держаться вместе.

Это была не просто ссора, и Джордж не сдавался, гневно глядя на Филиппа.

– Папа, но не ты!

Джордж замахнулся на брата, но тот успел увернуться и его кулак пролетел мимо.

– Я никому ничем не обязан! – еще больше разозлился Джордж, и слезы брызнули у него из глаз. – Ты никогда не заменишь мне отца, даже не старайся!

Теперь оба, красные как раки, заливались злыми слезами, и Бен решил, наконец, вмешаться.

– Ладно, выпустили пар – и достаточно!

Приобняв за плечи Джорджа, который продолжал сыпать оскорблениями, Бен повел его прочь. Филипп мало-помалу успокоился и, сердито взглянув на Эдвину, бросился в свой домик. Громко хлопнула дверь.

Эта вспышка агрессии показала, насколько они еще ранимы и как тяжело им сознавать, что отца больше нет. Успокоив Джорджа, Бен попрощался с ним и подошел к Эдвине. Ссора братьев только подтвердила то, что он с самого начала подозревал: семья – слишком тяжелая ноша для Эдвины, чтобы нести ее в одиночку. Бен снова задумался: не попытаться ли все-таки убедить ее уехать в Англию, к родственникам, – но стоило заглянуть ей в глаза, как понял: Эдвина ни за что не согласится. Она намерена жить своей семьей, в родных местах, даже если это и непросто.

– Все будет хорошо, – заверила Эдвина Бена. – Просто Филипп наконец избавился от негативной энергии, да и Джорджу это будет полезным уроком: хватит устраивать свои глупые розыгрыши. В следующий раз он подумает дважды.

– А ты сама? – спросил Бен. – Как ты справишься с ними одна?

Мальчишки растут, им нужна мужская рука, еще трое маленьких детей. А помочь некому. Но она, надо отдать ей должное, ни разу не пожаловалась.

– Вы же знаете: эти хлопоты мне только в радость. – Эдвина сказала это так спокойно, что в правдивости ее слов не приходилось сомневаться. – Я очень их всех люблю.

– И все-таки я за тебя очень беспокоюсь. Если что-нибудь понадобится – обращайся без всякого стеснения.

Она благодарно чмокнула его в щеку, потом долго махала вслед, пока машина не скрылась вдали.

Глава 12

Жаль было уезжать с озера, однако в Сан-Франциско было полно дел. Теперь она вместе с Беном присутствовала на ежемесячных совещаниях в редакции. Пусть все видят, что ей небезразлична судьба газеты! Правда, Эдвина не ожидала, что ей и в самом деле будет интересно. Ей, как хозяйке газеты, принадлежало решающее слово, если речь шла о каких-то важных решениях, но до сих пор было неловко занимать кресло отца: ведь она так мало знала, что порой даже не понимала, о чем вообще идет речь. Она не собиралась управлять газетой сама, но должна была сохранить ее для Филиппа, поэтому была очень благодарна Бену за его советы.

Следующий после августовского заседания день стал для Эдвины настоящим потрясением. Она возилась в саду: сражалась с сорняками, – когда курьер принес внушительных размеров посылку из Англии. Наверное, от тети Лиз, решила она, недоумевая, что такое она могла ей послать. Эдвина попросила миссис Барнс оставить посылку в холле, а сама пошла в дом вымыть руки. Когда же вернулась и увидела имя отправителя, испытала настоящий шок. Это было отнюдь не Хикам, а… Фицджеральд, и адрес был написан изящным аккуратным почерком, который, несомненно, принадлежал матери Чарлза.

Она взяла сверток и с некоторой опаской отнесла к себе в спальню. Руки у нее дрожали, когда она разрывала упаковочную бумагу. Что могла прислать ей леди Фицджеральд? Что-то на память о Чарлзе? Эдвине стало страшно.

В доме было тихо: старшие отправились к друзьям, а троих малышей Шейла повела в парк «Золотые ворота», где открыли новую карусель. Сейчас ей никто не мог помешать, и Эдвина принялась осторожно снимать слои бумаги. Посылка прибыла почтовым пароходом, а затем долго ехала поездом, и ей понадобилось больше месяца, чтобы добраться из Англии в Калифорнию. Эдвина отметила, что, несмотря на объем, посылка очень легкая – как будто внутри вообще ничего нет. Под упаковочной бумагой обнаружилась белая коробка с приложенным к ней письмом в голубом конверте, с гербом Фицджеральдов в верхнем левом углу. Эдвина отложила его в сторону – было слишком любопытно заглянуть в коробку. Развязав ленту, она подняла крышку – и ахнула. Внутри обнаружились ярды и ярды белого тюля и изящный венок из белого атласа, искусно расшитый сияющими крошечными жемчужинками. Ее свадебная фата! Та самая, которую леди Фицджеральд должна была привезти в Америку. Сопоставив даты, Эдвина поняла, что как раз на следующий день и должна была бы состояться ее свадьба. И вот теперь все, что ей осталось, – это фата, которую она держала в трясущихся руках. Невесомое облако тюля, что было подобно несбывшейся мечте, заполнило комнату. Дрожа всем телом, Эдвина надела фату и, обливаясь слезами, посмотрела на себя в зеркало. Именно о такой фате она мечтала. Интересно, каким было бы ее подвенечное платье? Разумеется, не менее прекрасным, чем фата, только теперь этого никто не узнает. Ткань, которую они везли для него, теперь покоится на дне морском вместе с «Титаником». До сегодняшнего дня Эдвина не позволяла себе думать о том, чего не будет: какой смысл? – но теперь в ее руках оказалась фата, и она слишком живо напомнила ей о несбывшемся…

Не снимая фаты, Эдвина села на постель, роняя слезы, распечатала письмо леди Фицджеральд и впервые за многие месяцы ощутила безнадежное одиночество: черное траурное платье и подвенечная фата, окутавшая ее невесомым облаком…

Эдвина начала читать и словно услышала голос леди Фицджеральд, что вызвало новый поток слез. Чарлз был так похож на мать: такой же высокий, с горделивой осанкой – истинный английский аристократ.

«Дорогая моя девочка, милая Эдвина! Ни дня не проходит, чтобы мы не вспоминали тебя… Трудно поверить, что всего четыре месяца назад ты покинула Англию, а еще труднее – во все случившееся.

С волнением и сочувствием посылаю тебе это. Я очень боюсь, что ты расстроишься, когда получишь фату, но поскольку она готова, мы с отцом Чарлза решили, что она должна быть у тебя. Пусть останется символом тех прекрасных дней и той любви, что питал к тебе наш сын. В его жизни не было ничего и никого дороже тебя, и я знаю, что вы были бы очень счастливы вместе. Спрячь ее, не думай о ней слишком часто… но, может быть, тебе захочется иногда взглянуть на нее и вспомнить нашего дорогого Чарлза, который так тебя любил.

Мы надеемся когда-нибудь увидеть тебя снова, а сейчас хотим заверить тебя в любви к тебе, твоим братьям и сестрам. Мыслями мы всегда с тобой, наша дорогая Эдвина…»

Она подписалась: «Маргарет Фицджеральд», – но слезы так застилали Эдвине глаза, что она едва могла разобрать еще хоть строчку. Девушка так и сидела она на кровати, с фатой на голове, пока не услышала, как тяжело хлопнула входная дверь и зазвенели детские голоса. Младшие вдоволь накатались на карусели и, довольные и счастливые, вернулись домой. А она так и просидела: с фатой на голове, с мыслями о Чарлзе и завтрашнем дне, когда должна была за него выйти, – до тех пор, пока в комнату не ворвалась Фанни и не бросилась в объятия старшей сестры. Она не увидела слез, не заметила и отчаяния в ее глазах. Фанни была еще слишком мала, чтобы понимать, что произошло. Убрав коробку с фатой на дальнюю полку, Эдвина выслушала подробный доклад малышки про парк и про карусель. Подумать только: там были лошадки, медные кольца, золотые звезды и громко играла музыка. А для тех, кто не хотел кататься на лошадке, имелись расписные санки.

– А еще там были лодочки! – с восторгом добавила девочка, но тут же спохватилась: – Только нам они не понравились, правда, Тедди?

Мальчик, вслед за сестрой появившийся в комнате, помотал головой. Никто из детей не заметил состояния старшей сестры, и только Филипп, после того как младшие легли спать, спросил, поднимаясь вместе с ней на второй этаж:

– Что-то случилось, Уини? Ты плохо себя чувствуешь?

Эдвина задумчиво кивнула, но рассказать про посылку не решилась. Интересно, помнит ли он, какое сегодня число?

– Сегодня я получила письмо от леди Фицджеральд, матери Чарлза.

В отличие от сорвиголовы Джорджа, Филипп обладал более тонкой душевной организацией и сразу же обо всем догадался.

– Завтра будет… была бы… – Язык отказывался произносить слова, поэтому Филипп просто дотронулся до ее руки. – Прости.

В глазах Эдвины стояли слезы, и, ни слова больше не сказав друг другу, брат и сестра обнялись на верхней площадке лестницы и разошлись по своим комнатам.

«Почему так случилось? – билась в мозгу мысль. – Почему не хватило шлюпок? Ведь это такая малость… спасательные шлюпки для всех, кто был на борту!» Мучили Эдвину и другие вопросы. Например, почему на «Калифорнийце» выключили радио и не услышали их отчаянных призывов о помощи, сигналов бедствия, которые разнеслись по всей Атлантике. Ведь они были всего в нескольких милях от «Титаника» и могли бы спасти всех. Слишком много накопилось этих «почему» и «если бы только», но все они теперь потеряли смысл. Эдвина, закрывшись в комнате, разрыдалась, оплакивая свадьбу, которой не суждено состояться.