Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 288 (всего у книги 331 страниц)

Глава 12

– Почему Филипп вернулся домой? – с любопытством спросила на следующее утро Алексис, расчесывая кукле волосы. – Его выгнали из университета?

Фанни и Тедди тоже сгорали от любопытства, но Эдвина ничего не желала обсуждать.

Накануне братья ходили обедать в клуб, членом которого раньше состоял Бертрам, и наверняка встретились с Беном, но она не говорила с ними со вчерашнего дня.

– Просто Филипп очень соскучился, вот и все, – спокойно ответила Эдвина, но дети не сводили с нее глаз, и даже малыш Тедди понял, что случилось нечто такое, о чем сестра не хочет говорить.

После завтрака она расцеловала детей, отправляя в школу, а потом вышла в сад и собрала розы, которые накануне рассыпала на лужайке, увидев Филиппа. Она совсем про них забыла, и розы увяли, но какое теперь это имело значение? После того, что сказал ей брат, все потеряло смысл. Эдвина пока не знала как, но сделает все, лишь бы его удержать. Он не имеет права оставлять их одних и, что самое важное, рисковать жизнью. Она унесла розы в дом и как раз подумала, не позвонить ли Бену, чтобы попросить совета, как в комнату вошел Джордж. Он опять опаздывал в школу, и она собиралась было его выбранить, но, посмотрев брату в глаза, осеклась на полуслове: слишком взрослым он стал, почти как Филипп.

– Ты считаешь, что сидеть под твоей юбкой – это правильно? – тихо сказал Джордж и усмехнулся с превосходством уверенного в себе мужчины.

– Просто я хочу, чтобы он остался дома. – Решительно воткнув розы в вазу, она гневно обернулась к брату. – Он не имел права что-то предпринимать, не посоветовавшись сначала со мной!

Эдвина хотела убедиться, что до Джорджа дошло: она не собирается терпеть их выходки, – а то, чего доброго, и он ринется вслед за братом в пекло!

– Не надо! Отец бы не одобрил. Он считал, что надо сражаться за то, во что веришь!

Ее глаза метали стрелы.

– Папы больше нет! – четко произнесла Эдвина. – Но если бы ты спросил его мнение, вряд ли бы он одобрил, что он бросает нас одних. Кое-что изменилось.

– А я не в счет? Меня за мужчину ты не считаешь?

– Скоро и ты уедешь в Гарвард, так что не лезь: это наше с Филиппом дело.

– Нет! – воскликнул Джордж. – Это дело его и только его. Он сам принял решение защищать то, во что верит. Ты не можешь требовать, чтобы он отрекся от самого себя. Филипп вправе делать то, что считает нужным, даже если это причиняет нам боль. Я его понимаю. Должна понять и ты.

– Ничего я не должна! – Эдвина поспешила отвернуться, чтобы брат не заметил слезы в ее глазах. – Кстати, ты опять опоздал в школу.

Джордж с неохотой вышел, и как раз в этот момент на лестнице появился Филипп и шепотом осведомился:

– Как она?

Братья проговорили почти всю ночь, и у Филиппа исчезли последние сомнения: он должен ехать.

– Как-как… плачет, – шепнул в ответ Джордж и, отсалютовав брату, вылетел за дверь.

Он опоздал в школу, как всегда, но какое это имеет значение? Учебный год подходит к концу. Через полтора месяца он получит аттестат, а в сентябре отправится в Гарвард. Для Джорджа школа была таким замечательным местом, где можно заводить друзей, флиртовать с девчонками и от души развлекаться, перед тем как отправиться домой. Ему нравилось в школе, только прилежным учеником он никогда не был в отличие от старшего брата. Печально, что Филипп уезжает на фронт, но Джордж знал точно, что брат поступает правильно, а Эдвина ошибается. Отец так бы ей и сказал, но, к несчастью, его нет. А Филипп взрослый мужчина и сам принимает решения.

Позже Филипп еще раз попытался объяснить все сестре, да только она яростно дергала сорняки, делая вид, что ничего не слышит. Когда он в конце концов замолчал, она обернулась к нему и тыльной стороной ладони откинула волосы с лица. По ее щекам бежали слезы.

– Если ты такой самостоятельный, то и веди себя соответственно. Я пять лет ради тебя возилась с этой чертовой газетой, и что прикажешь мне делать теперь? Хлопнуть дверью?

Газета была ни при чем, и оба это понимали. Она хотела бы сказать ему, что страшно боится, так боится, что мысль о его отъезде кажется ей невыносимой. Она пошла бы на что угодно, лишь бы отговорить его от принятого решения.

– Газета подождет, да дело и не в ней – ты сама это знаешь.

– Дело в… – Эдвина попыталась еще раз привести нужные аргументы, но слова не шли к ней. Глядя на брата, она видела молодого, сильного, исполненного надежд мужчину, который не сомневался в собственной правоте и хотел, чтобы она его поняла. Но это было выше ее сил! – Дело в том, – прошептала она, протягивая к нему руки, – что я безумно тебя люблю! – Она разрыдалась. – Умоляю, Филипп, не уезжай…

– Эдвина, я должен.

– Ты не можешь…

Она сейчас думала о себе, о Тедди, о Фанни и Алексис. Он нужен им всем. Если Филипп уедет, с ними останется только Джордж: легкомысленный, взбалмошный Джордж. И пусть жестяные банки, привязанные к лошадиному хвосту, заводные рукояти, которые он «одалживал» из чужих машин, мыши, выпущенные на свободу в классе, ушли в прошлое, он никогда не станет таким, как Филипп: внимательным, доброжелательным. А осенью их покинет и Джордж. Внезапно все изменилось опять, только теперь с ней останутся лишь маленькие дети.

Глядя в ее умоляющие, полные слез глаза, Филипп почувствовал себя несчастным. Он проделал долгий путь в Калифорнию, чтобы встретиться с сестрой, и ожидал чего-то подобного, но действительность превзошла все его ожидания.

– Я не уеду без твоего благословения. Не знаю, как буду выкручиваться, но если ты действительно не сможешь без меня обойтись, я останусь.

У Филиппа разрывалось сердце, и Эдвина вдруг осознала, что у нее нет выбора: она должна его отпустить.

– А если все-таки останешься?

– Не знаю… – Филипп беспомощно оглядел сад, вспоминая родителей, которых так любил, потом посмотрел в глаза сестре. – Наверное, буду жить с чувством вины, покрытый позором. Эдвина, я должен быть там!

Его спокойная уверенность приводила ее в отчаяние. Чем война так притягивает мужчин? Ей этого не понять, но она пришла к осознанию другого: придется смириться.

– Но почему это должен быть именно ты?

– Потому что я мужчина, и это мой долг, даже если ты думаешь иначе.

Эдвина молча кивнула, и прошла долгая минута, прежде чем она сказала, глядя в такое родное лицо:

– Хорошо, пусть будет так…

Ее голос дрогнул, но она приняла решение, пусть и не по доброй воле, а просто из уважения к нему. Филипп прав: он взрослый мужчина, и у него есть право защищать собственные принципы и убеждения.

– Только обязательно вернись домой!

– Обещаю.

Филипп крепко обнял сестру, они не размыкали объятий так долго, что Тедди, глядя на них из окна второго этажа, недоумевал.

Глава 20

Филипп и Джордж почти не спали в последнюю ночь. Филипп собирал чемодан, попутно объясняя Джорджу, что теперь он главный в доме и все заботы о семье ложатся на его плечи. Когда вещи были собраны, братья почувствовали, что проголодались, и спустились вниз, в кухню, перекусить.

Джордж, как обычно, болтал, размахивая куриной ножкой, чтобы поднять брату настроение: нес всякую чушь о хорошеньких девушках, которые наверняка встретятся ему во Франции.

– Будь повнимательнее к Эдвине, – не забыл предостеречь брата Филипп. – Ей было нелегко с нами все эти годы.

– Разве мы так плохо себя вели? – улыбнулся Джордж. Как он сейчас завидовал брату и жалел, что не может уехать вместе с ним.

– Из-за нас она пожертвовала своей жизнью, – задумчиво сказал Филипп. – Похоже, она до сих пор любит Чарлза и, наверное, никогда его не забудет.

– Она не хочет его забывать, – ответил Джордж. – Решила, что это будет предательством.

– Просто не огорчай ее. – Филипп, с любовью глядя на младшего брата, взъерошил ему волосы и улыбнулся. – Я буду скучать, малыш. Желаю тебе удачи в моей альма-матер.

– Тебе того же, – улыбнулся Джордж. – Может, и я к тебе присоединюсь, когда придет время!

Но Филипп покачал головой.

– Даже не думай! Ты нужен здесь.

– Знаю… – Джордж вздохнул и прибавил с необычной для себя серьезностью: – Ты только смотри, обязательно вернись!

В точности так говорила и Эдвина! Филипп молча кивнул.

Наутро, когда они спустились к завтраку, домашние их уже ждали. Эдвина, разливая кофе, спросила, глядя на их помятые физиономии:

– Поздно легли?

Младшие смотрели на Филиппа во все глаза: им не верилось, что он опять их покидает, и почему-то в этот раз его отъезд очень расстраивает Эдвину.

Провожать Филиппа на вокзал поехали все вместе, в атмосфере деланой веселости, которую создавал Джордж.

На вокзале в ожидании поезда собралось немало таких же, как Филипп, молодых ребят. Многие, не ожидая приказа о мобилизации, записались добровольцами сразу же после объявления войны.

Больше всех выглядела подавленной Алексис: ведь уезжал ее любимый Филипп…

Пока дожидались поезда, Джордж сыпал шутками: нужно же было как-то отвлечь младших! Когда вдали послышался гудок приближающегося поезда, Эдвина почувствовала, как боль пронзает сердце, и тихо сказала, обняв брата:

– Береги себя.

Джордж помог Филиппу внести в вагон вещи, а младшие с платформы смотрели на них несчастными глазами.

– Когда ты вернешься? – грустно спросил Тедди, и слеза, дрогнув в уголке глаза, вдруг покатилась по его щеке.

– Скоро… А ты будь умницей, слушайся Эдвину!

Он сказал что-то еще, но гудок паровоза заглушил его слова. Как все быстро! Расцеловав всех по очереди, Филипп крепко обнял сестру.

– Храни тебя Бог, – шепнула она. – И возвращайся поскорее… я люблю тебя.

Раздался крик кондуктора, что поезд отправляется, и состав медленно тронулся, неумолимо набирая ход. Эдвина прижимала к себе Тедди, а Джордж держал за руки Фанни и Алексис.

Сердце Эдвины разрывалось от горя. Она молила Небеса о том, чтобы брат вернулся домой целым и невредимым. Они еще долго махали вслед поезду, который уносился вдаль, и не видели, как бегут по щекам Филиппа жгучие слезы. Он поступил так, как велел ему долг, но как же ему было тоскливо, господи!

Глава 21

Ожидание казалось ему бесконечным. Время от времени Филипп писал Эдвине и младшим. К зиме он был уже во Франции, угодив прямо в битву при Камбре. Его полк сражался плечом к плечу с британцами. Некоторое время они успешно продвигались вперед, им везло – гораздо больше, чем почти полумиллиону павших в битве при Пассендале, – но прошло всего десять дней, и немцы перешли в контрнаступление. Американцы и британцы были выбиты из своих позиций и отступили – почти туда же, откуда начиналась их атака.

Потери в живой силе были чудовищными. Эдвина просматривала сводки, и при мысли о брате у нее сжималось сердце. Он писал о сражениях среди грязи и снега, о непростой фронтовой жизни, но ни разу ни словом не обмолвился о том, как было страшно, с каким отчаянием смотрел он, как тысячи солдат умирают день за днем. Оставалось лишь молиться о собственном спасении.

В Штатах повсюду были расклеены плакаты, настоятельно призывавшие защитить страну и записаться добровольцем. В тот же год в России пала монархия; царская семья отправилась в изгнание.

– А Джордж тоже будет героем? – спросила Фанни накануне Дня благодарения, и Эдвина вздрогнула: неужели и ему грозит участь старшего брата?

– Надеюсь, что нет, – буркнула она хмуро.

Эдвина день за днем умирала от страха за Филиппа. Хорошо хоть Джордж с осени в Гарварде! Время от времени брат звонил домой, а из редких писем было ясно, что он отлично проводит время: завел множество знакомств, в том числе и среди девушек, – и постоянно с кем-нибудь встречается. Филипп в свое время писал совсем не об этом. Джордж здорово удивил Эдвину, признавшись, что очень скучает по Калифорнии, а еще прислал очень забавное письмо про новейшие фильмы, которые ему довелось посмотреть: «Исцеление» с Чарли Чаплином и комедию «Не меняйте мужа» с Глорией Суонсон. Он по-прежнему обожал кино, и в своем длинном письме вполне профессионально разобрал, что называется, «по косточкам» оба фильма, самонадеянно заявив, что смог бы снять лучше. Эдвина подумала, что брат, похоже, всерьез собирается в Голливуд, снимать кино, однако от Гарварда до него путь очень долог.

Филипп же по-прежнему находился во Франции, в самом пекле, где тысячами погибали люди.

К счастью, Эдвина об этом не знала, вознося молитвы: пусть Филипп останется жив! – за праздничным столом в честь Дня благодарения.

– …Боженька, благослови и Джорджа тоже, – торжественно добавил Тедди. – Хоть он и не будет героем, потому что Эдвина ему не разрешает.

В свои семь Тедди оставался таким же милым маленьким толстячком, который сестру воспринимал как маму, ведь другой он не помнил.

День прошел спокойно. После праздничного обеда они все вместе посидели в саду – было тепло и ясно. Алексис и Фанни устроились на качелях, а Тедди бросал им по очереди мячик. Было немного непривычно остаться без старших братьев: Эдвина чувствовала себя этакой матроной. Хоть бы Джордж позвонил, что ли. Он праздновал День благодарения с семьей одного из приятелей в Бостоне.

Наевшись до отвала, дети отправились спать. Эдвина тоже легла, как в дверь позвонили. Она вскочила и поспешила вниз, прежде чем пронзительный колокольчик разбудит детей.

Босиком, на ходу набрасывая халат, она подбежала к входной двери и осторожно приоткрыла, ожидая увидеть кого-нибудь из приятелей Джорджа, который спьяну забыл, что тот давно уехал, но на пороге стоял незнакомый мужчина с телеграммой в руке.

– Это, наверное, вашей матушке? – спросил незнакомец, окончательно сбив ее с толку.

– Я… нет… это, скорее всего, мне. – Она нахмурилась. – Кому она адресована?

Ледяные пальцы уже сжимали ее сердце, когда он прочел имя адресата, медленно и четко. Отдав ей телеграмму, незнакомец поспешно сбежал с крыльца, а Эдвина захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, хватая ртом воздух. Телеграмма не сулила ничего хорошего: такие не приносят после полуночи.

Она пошла в гостиную, зажгла лампу и медленно опустилась на стул. Листок распечатался едва ли не сам собой. Глаза только всматривались в текст, а сердце уже упало, легким не хватало воздуха. Не может быть… этого просто не могло случиться. Пять лет назад… он сумел выжить, спастись с тонущего «Титаника»! Погибнуть теперь!

«С прискорбием сообщаем, что ваш брат, рядовой Филипп Бертрам Уинфилд, пал смертью храбрых на поле боя в Камбре 28 ноября 1917 года. Министерство сухопутных сил США выражает соболезнование вашей семье…»

Подпись ни о чем ей не говорила. Она перечитала текст раз десять, с трудом сдерживая рыдания, затем встала и погасила свет.

Слезы струились по щекам, когда она поднималась по лестнице. В этом доме он жил. Они росли вместе… и вот – он никогда не вернется домой… как родители… пять лет жизни у судьбы взаймы. Долгий срок, чтобы стать мужчиной, которому было суждено погибнуть от руки немецкого солдата.

Молча обливаясь слезами, с телеграммой в руке, она заметила вдруг детское лицо, которое в упор смотрело на нее из темноты. Алексис. Сколько она уже так стоит, пристально глядя на нее? Девочка поняла: случилось нечто ужасное, – но не осмеливалась подойти к сестре. Эдвина протянула к ней руки, и Алексис догадалась – Филиппа больше нет. Очень долго они стояли в коридоре, обнявшись. Потом Эдвина осушила слезы и отвела Алексис к себе в спальню. Они легли вместе и, прижавшись друг к другу, словно заблудившиеся в лесу дети, пролежали так до самого утра.

Глава 22

– Алло, алло! – Эдвине приходилось кричать. Слышимость была отвратительная, но она должна была дозвониться. Пришлось ждать два дня, пока Джордж доберется до кампуса после Дня благодарения. Наконец на том конце провода, в трех тысячах миль, кто-то ответил. – Будьте добры, мистера Уинфилда!

Время шло: кто-то побежал за Джорджем, – наконец в трубке послышался голос брата.

– Алло! – В трубке была тишина, и он решил, что их просто разъединили, но Эдвина не решилась заговорить сразу: было очень тяжело сообщать брату такое… Но ей было страшно представить, каким ударом было бы для него получить телеграмму. А письмо придет только через несколько дней. Джордж имел право знать, как узнали младшие… они плакали целыми днями. Снова эти слезы! Пять лет назад они уже оплакивали тех, кого любили.

– Джордж, это Эдвина, слышишь меня?

Он едва различал ее голос сквозь треск помех.

– Да! Что-то случилось?

Язык ей не повиновался. Душили слезы. Наверное, зря она ему позвонила.

– Филипп… – Она могла бы не продолжать, он понял все: кровь застыла в его жилах. – Два дня назад мы получили телеграмму, – выдавила она сквозь рыдания. – Убит… во Франции… – Ей вдруг показалось важным сообщить ему подробности. – Пал смертью храбрых…

Больше ничего сказать она не смогла. А дети стояли на лестнице и смотрели на нее.

– Я немедленно еду домой, – решительно воскликнул Джордж, чувствуя, как по щекам текут слезы.

Теперь они оба плакали. Алексис медленно пошла наверх, туда, куда не заходила уже давно. Ей хотелось побыть одной, подумать о старшем брате.

– Джордж, – попыталась возразить Эдвина, – это вовсе не обязательно… мы справимся…

Она говорила и сама не верила в свои слова.

– Я тебя люблю… – Джордж плакал, уже не стесняясь своих слез, думая о Филиппе и Эдвине, обо всех. Как несправедливо! Эдвина была права: не следовало его отпускать. Слишком поздно он это понял. – Я буду дома через четыре дня.

– Джордж, может, не надо… Как же учеба?

– Все, пока. Привет малышне.

В трубке раздались гудки, а Эдвина, тяжело вздохнув, все сидела, сжимая ее в руках. Бедный мальчик! Как же она не сумела его удержать…

На ступеньке лестницы сидели Фанни и Тедди и тихо плакали. Она обняла малышей и хотела было развести по комнатам, но это оказалось невозможным, и в эту ночь они легли все вместе. За Алексис Эдвина не беспокоилась: где находится сестра, она знала и понимала, что ей нужно побыть одной. Так или иначе, каждый из них сейчас думал о Филиппе.

В ту ночь они допоздна не спали и говорили о нем: вспоминали, как любили его, каким он был высоким и красивым, добрым и серьезным, ответственным и воспитанным, какое любящее сердце у него было. Эдвина могла бы привести бесконечный список его достоинств, и сердце у нее разрывалось при мысли, что Филиппа больше нет.

Обнимая малышей в своей постели, Эдвина вдруг представила, будто они снова в спасательной шлюпке – испуганные, одинокие, – и жмутся друг к другу среди бурных волн, не зная, выживут ли, увидятся ли с остальными. Только на этот раз она знала, что эта разлука – навеки.

Прошло четыре долгих печальных дня, наполненных слезами, беспомощным гневом и ожиданием приезда Джорджа. И с его приездом дом и вправду ожил. Джордж носился вверх-вниз по лестнице, хлопал дверьми, вихрем врывался в кухню. Эдвина невольно улыбалась, просто наблюдая за ним, а, когда малыши уже спали наверху в своих кроватках, призналась:

– Я рада, что ты приехал. Здесь так одиноко без него. Вдруг все стало… по-другому, ведь я знаю, что его… больше нет, что он никогда не вернется. Я даже не могу заставить себя зайти в его комнату.

Джордж понял. Он и сам с трудом сдерживал слезы, но приказал себе держаться.

– Как странно, правда? Как будто он жив… где-то далеко… И я жду, что вот сейчас он войдет. Только ведь он не вернется, правда? Или, может быть, а?..

Она покачала головой, не переставая думать о Филиппе. Как серьезно он относился ко всему, чем занимался! На него всегда можно было положиться, и он так здорово помогал ей с детьми.

– Вот так же я вспоминала про маму и папу… про Чарлза, – призналась Эдвина. – Убеждала себя, что однажды они все-таки вернутся, но чуда не случилось…

– Наверное, я тогда не слишком хорошо осознавал происходящее, – тихо сказал Джордж, который начинал лучше понимать сестру. – Как же ты смогла это пережить: гибель родителей, Чарлза и все остальное. Ты ведь никогда никого не замечала… я имею в виду, после него.

Джордж знал, что сестра нравилась Бену, но Эдвина его так и не полюбила, а других достойных поклонников у нее за все эти годы так и не появилось.

Улыбнувшись, она покачала головой.

– Наверное, я больше никого не полюблю. Возможно, Чарлз был любовью всей моей жизни.

– По-моему, это несправедливо… приносить себя в жертву! Неужели ты не хочешь иметь своих детей?

Она вдруг рассмеялась, утирая слезы, которые только что проливала по брату.

– Детей мне и так вполне хватает, спасибо большое!

– Но это не одно и то же.

У Джорджа было такое серьезное лицо, что она не удержалась от смеха, пусть и сквозь слезы.

– А по-моему, разницы почти никакой. Я обещала маме воспитать всех вас и сдержала обещание. Кажется, мне достаточно братьев и сестер. И не забывай, что я уже не слишком молода. – Эдвина действительно не жалела. Горевала она только о том, что потеряла тех, кого так любила. И теперь родные стали для нее во сто крат дороже. – Когда ты возвращаешься в Гарвард?

Прежде чем ответить, он долгую минуту молча смотрел на сестру.

– Я хотел поговорить с тобой… только не сегодня. – Джордж знал, что сестра расстроится, но решение было принято – еще до того, как он вернулся домой, в Калифорнию.

– Что-то не так? Неприятности в университете? – От Джорджа вполне можно было ожидать чего-то в этом роде, но Эдвина только улыбнулась, глядя на брата с любовью. Все тот же жизнерадостный мальчишка, хоть и притворяется серьезным. Но Джордж покачал головой – кажется, даже слегка обиделся.

– Нет, никаких неприятностей, но в Гарвард я все равно не вернусь.

– Что? – воскликнула Эдвина, явно шокировання. Все мужчины их семьи учились в Гарварде, три поколения. После Джорджа наступит черед Тедди, а когда-нибудь там будут учиться и их дети.

– Я туда не вернусь. – Он принял решение, как когда-то Филипп, отправляясь на фронт, и Эдвина почувствовала, что это всерьез.

– Но почему?

– Потому что теперь я нужен здесь. А если честно, Гарвард – это не мое. Там было здорово, но это не то, что мне нужно. Я хочу совсем другого… нового… настоящей жизни. Сочинения на древнегреческом, переводы из древней мифологии… Это было хорошо для Филиппа, но не для меня. Лучше я найду работу здесь.

Слова брата повергли Эдвину в шок, но она заранее знала, что разубеждать брата нет смысла. Возможно, если она не станет на него наседать, он еще одумается и все-таки закончит университет. Печально, что Джордж останется без диплома. Даже Филипп планировал вернуться в Гарвард и завершить образование.

Они говорили об этом еще несколько дней, и, в конце концов, Эдвина решилась обсудить этот вопрос с Беном. Еще через две недели Джордж начал работать в газете Уинфилдов, и Эдвина была вынуждена признать, что это неплохой ход. Тем более теперь, когда Филиппа не стало, возглавить со временем газету мог только Джордж. Конечно, он всегда был далек от издательского дела, но, возможно, через год-другой вполне освоится. Все равно, кроме него, больше некому.

Она каждое утро с улыбкой наблюдала, как он собирается на работу: точно ребенок, который изо всех сил старается подражать отцу! Первым делом, вечно опаздывая, он выскакивал из постели и, кое-как напялив пиджак и повязав галстук, появлялся в столовой – дразнить младших и отвлекать от завтрака. Затем, перевернув три стакана с молоком и скормив свою овсянку кошке, он хватал пару яблок и вылетал за дверь, обещав Эдвине позвонить ближе к обеду. И он звонил – это было свято, – но лишь затем, чтобы рассказать что-нибудь веселое и поинтересоваться, не будет ли она против, если он поужинает где-нибудь вне дома, чему, разумеется, она не противилась.

О романтических увлечениях Джорджа в Сан-Франциско ходили легенды. Как только стало известно, что он вернулся домой, всевозможные приглашения посыпались на него как из рога изобилия. Семейства Крокер, Янг, Шпреклез – все жаждали его заполучить, как раньше Эдвину. Хоть она и предпочитала отсидеться дома, время от времени все-таки выходила с Джорджем – из него вышел весьма галантный кавалер, – но вечеринки больше ее не прельщали. Зато Джордж развлекался от души – такое времяпрепровождение нравилось ему куда больше, чем работа в газете.

Эдвина долго пыталась заставить его посещать ежемесячные редакционные заседания, но каждый вечер он куда-то исчезал из дому. Расследование показало, что Джордж бегает в кино.

– Ради бога, Джордж! Когда ты уже повзрослеешь! Ведь больше заниматься газетой некому, – не выдержала она однажды, и Джордж извинился. Но в следующем месяце все повторилось, и она даже пригрозила, что урежет ему жалованье, если он и дальше будет пренебрегать своими обязанностями.

– Эдвина, не могу я больше! Не мое это. Все мне кланяются, расшаркиваются: «мистер Уинфилд», – а я полный профан! И все оглядываюсь через плечо: вдруг они обращаются не ко мне, а к отцу!

– Так учись, черт возьми! Кто мешает? – выкрикнула Эдвина в ярости, но и Джордж закусил удила.

– А почему бы тебе самой не возглавить газету? Командуешь ты отлично: домом, детьми, и мной бы командовала, если бы я позволил, как раньше командовала Филиппом…

Увесистая пощечина заставила его замолчать, потом, осознав, что натворил, он пришел в ужас и стал молить о прощении.

– Эдвина, прости… сам не знаю, что говорю…

Однако он задел ее за живое.

– Значит, вот какой ты меня считаешь, братец? Значит, я всеми командую? Тебе так кажется? – По ее лицу уже текли слезы. – А что, по-твоему, мне оставалось делать, когда не стало родителей? Опустить руки? Чтобы вы все делали что хотели? По-твоему, кто должен был встать во главе семьи? Тетя Лиз? Или дядя Руперт? Или ты – попутно засовывая лягушек нам в постели? Кто еще? Папа погиб, у него не было выбора. – Эдвина уже рыдала, выплескивая со слезами все, что столько лет копила в душе! – А мама предпочла разделить его судьбу, переложив заботу о вас на мои плечи. А если тебе не нравится, что и как я для вас делала, прости: у меня не было опыта.

– Прости, Эдвина… – пробормотал Джордж, в ужасе от того, что наделал. – Я тебя люблю… ты молодец… просто я расстроился, что ничего не могу сделать… прости. Я же не отец, не Филипп и не ты. Я – это я, и газета – не мое. – Теперь в глазах Джорджа тоже стояли слезы: он понимал, что не оправдал надежд сестры. – Я не могу быть таким, как они. И Гарвард не для меня: неинтересно. А в газете я умру от скуки: ничего не понимаю и, наверное, никогда не пойму.

– Ну и чего же ты хочешь? – уже мягче спросила Эдвина. Каким бы ни был брат, она все равно его любила и была готова уважать его решения.

– Я всегда хотел только одного: в Голливуд, снимать кино.

Господи, ну какой Голливуд! Смех и грех!

– И как ты собираешься осуществить свою мечту?

Его глаза просияли.

– У одного из моих друзей дядя – директор студии. Он сказал, что я могу ему позвонить.

– Ах, Джордж, как всегда, воздушные замки, – со вздохом сказала Эдвина.

– Откуда тебе знать? А вдруг из меня выйдет великий режиссер?

Оба рассмеялись, вытирая слезы. Ей хотелось бы махнуть на него рукой: пусть делает что хочет! – но практичная часть ее натуры подсказывала, что брат, должно быть, сошел с ума.

– Эдвина, ну позволь хотя бы попытаться.

– А если я скажу «нет»? – Она хоть и хмуро смотрела на брата, но была тронута его отчаянием.

– Тогда я останусь и буду паинькой, но если отпустишь, буду приезжать к вам каждые выходные, клянусь.

Эдвина рассмеялась.

– А что будем делать с девицами, которых ты с собой притащишь?

– Поселим их в саду. – Он ухмыльнулся. – Так что, можно попробовать?

– А что же будем делать с папиной газетой?

– Не знаю. – Джордж растерянно посмотрел на сестру. – Может, ты сама попробуешь?

Эдвина намучилась с этой газетой! Очень скоро без умелого руководства она или начнет приносить огромные убытки, или просто прекратит свое существование.

– Нет, наверное, все-таки придется ее продать. Только Филипп хотел ею заниматься. – Одному богу ведомо, что выберет для себя Тедди, которому всего восемь, а сама она устала нести эту ношу.

– Но я не Филипп, – с сожалением сказал Джордж.

– Я люблю тебя таким, какой ты есть.

– Значит ли это… – Он нерешительно замолчал, а Эдвина рассмеялась и кивнула.

– Да, негодный мальчишка, поезжай… бросай меня одну. – Конечно, ей нужна была опора, но она и понимала, что он никогда не будет счастлив, если ему придется заниматься нелюбимым делом. И кто знает? Вдруг и правда когда-нибудь он начнет снимать отличные фильмы? – А что он за человек, этот дядя твоего приятеля? Может, я его знаю?

– Самый лучший в своем деле. – Джордж назвал ей незнакомое имя, и они вышли из отцовского кабинета, взявшись за руки.

Ей еще многое предстояло обдумать и прийти к какому-то решению, а судьба Джорджа уже была определена: он отправится в Голливуд, хотя Эдвине эта затея казалась сущим безумием.