Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 126 (всего у книги 331 страниц)

Салливан последовал за Гарри и Шеклтоном в клубный бар, где они уселись в потертые кресла перед пылающим камином. Весенняя погода сменилась резким северным ветром и проливным дождем. Он посмотрел на Шеклтона, протянувшего руки к огню, чтобы согреться.

– Не думал, что вы чувствуете холод.

– О, я его прекрасно чувствую, – рассмеялся Шеклтон. – У меня даже пальцы слегка обморожены. Холод меня на самом деле не беспокоит. Вот дождь – другое дело. В Антарктиде дождей не бывает. Там снег либо идет, либо не идет, но хотя бы тебе за шиворот не льется холодная вода.

Салливан принял стаканчик бренди у пожилого официанта и поднял его, чествуя Гарри.

– Отличная работа, приятель. Мы добились того, что хотели.

Гарри поднял свой стакан в ответ, но его лицо осталось серьезным.

– Все будет занесено в протокол, – сказал он. – И я хотел именно этого. Если это напечатают в «Таймс», может, кто-нибудь и обратит внимание.

– Боюсь, это совершенно невозможно, – раздался вдруг резкий мужской голос.

Салливан поднял голову и увидел Клайва Бигема, стоявшего в дверях рядом. Двое официантов в растерянности смотрели на него.

Гарри махнул рукой.

– Впустите его. Я знаю, что он – не член клуба, но пусть проходит.

– Мне жаль, старина, – сказал Бигем, входя в бар.

Гарри поднялся с места.

– Чего именно тебе жаль? – процедил он сквозь стиснутые зубы.

– Жаль, что «Таймс» не напечатает статью, которую пишет твой приятель-журналист. Ты чертовски славно потрудился, найдя уязвимое место в броне «Уайт стар», но я не могу позволить тебе рассказать об этом миру.

Салливан изучал обоих мужчин – одинакового роста, с одинаковой военной выправкой, карие глаза Гарри буравили спокойный серые глаза Бигема.

– Что за чертовщина тут происходит? – обернулся австралиец к Шеклтону.

– Будь я проклят, если хоть что-то понимаю, – тихо ответил Шеклтон. – Но, думаю, нам лучше в это не лезть.

– Это почему же, черт возьми? – спросил Салливан.

– Потому что это не наш бой.

– Я сам кидал уголь, – сказал Салливан. – Не говорите мне, что пожара не было.

Бигем оторвал взгляд от Гарри и обернулся к Салливану.

– Я верю вам, мистер Салливан, – сказал он. – Я верю, что в бункерах был пожар, и я верю, что «Уайт стар» не должна была получить в Саутгемптоне свидетельство о годности к плаванию. Но в газетах ничего не будет. – Он задумался, а потом пренебрежительно улыбнулся. – Вернее, не так. Пожар станет предметом безответственных измышлений Интеррогантума, направленных на то, чтобы втянуть читателя в сеть заговоров и догадок, где правду легко будет обесценить.

Салливан не решился встать. Он понимал: если окажется на расстоянии вытянутой руки от Бигема, то не сможет удержаться от того, чтобы превратить офицера в отбивную. Как тот смеет препятствовать распространению правды?

Салливан отставил стакан в сторону, и на него снова нахлынула волна воспоминаний.

По мере того как нос «Титаника» погружался в воду, корма задиралась все выше и выше, пока не поднялась вертикально, демонстрируя массивный руль и винты. Отчаявшиеся пассажиры из последних сил карабкались по круто наклонившейся палубе, пока не облепили кормовой поручень, как рой пчел ветку дерева. Но, в отличие от пчел, у этих людей не было крыльев, поэтому они то по одному, то группами срывались вниз и, словно гнилые плоды, падали в воду. Падая, они кричали, пока жгучий холод Атлантики не сковывал их легкие и они не замолкали навсегда.

Салливан медленно встал, понимая, что нужно обуздать свою ярость. Он был единственным выжившим на «Титанике» в этой комнате. Шеклтон знал, что такое холод, но только Салливан знал, что такое ужас. Только Салливан мог говорить от имени мертвых. Но что он мог сказать? Кого винить?

Бигем наблюдал за ним. Его лицо оставалось бесстрастным, но поза показывала, что Бигем готов к драке.

– Кто-то в Белфасте подписал свидетельство о годности к плаванию, – произнес Салливан.

Бигем кивнул.

– И все же уголь в бункерах уже горел.

– Вероятно.

– И кто-то в Саутгемптоне осматривал судно еще раз и подписал свидетельство.

– Да.

– И они не обратили внимания, что бункеры еще горят?

– Видимо, да.

– И не заметили попытки Хендриксона скрыть повреждение в том месте, где переборка раскалилась?

– В это трудно поверить, – ответил Бигем. – Но нам придется постараться.

– Почему?

– Ради блага империи, – произнес Бигем. – Предоставим американцам роль обвиняющего перста. Мои агенты в Вашингтоне говорят, что они, скорее всего, свалят все на капитана Смита. Потому что он мертв и не может защищаться. А все остальные отделаются легким испугом.

– Погибли полторы тысячи человек, – прошипел Салливан. – Они не отделались легким испугом.

Бигем согласился с ним очередным кивком.

– Не отделались. Увы, грядут куда худшие события, и нам нужно быть к ним готовыми. Капитан Смит примет на себя вину по итогам американского разбирательства, а мы, британцы, возложим ее на Бога.

– На Бога?

– Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах, видят дела Господа и чудеса Его в пучине.

Салливан попытался его перебить, но Бигем просто покачал головой.

– Это сто седьмой псалом[102]102
  В православной традиции это псалом 106.


[Закрыть], старина. Айсберг создал Бог.

Глава двадцатая

Привокзальная гостиница, Дувр

Дейзи Мелвилл

– Я иду спать.

– Еще рано, – Дейзи посмотрела на сестру. – Подожди. Нам нужно поговорить.

– Нет, не нужно, – ответила Поппи укладываясь на одну из узких кроватей в маленькой грязной комнате. – У меня был очень долгий день, и я хочу спать. У нас будет время поговорить завтра по пути домой.

– А отец дома?

– Не знаю. Рана серьезная, и, думаю, ему какое-то время понадобится больничный уход.

– Расскажи еще раз, куда его ранило, – попросила Дейзи, с улыбкой наблюдая, как румянец растекается по щекам Поппи. – Давай, ты сможешь это произнести.

– Мистер Салливан назвал это «корешком». Если нам придется об этом разговаривать, то так мы и будем называть это место, но я не вижу причин это постоянно обсуждать.

– Но отцовский «корешок» все меняет, – заявила Дейзи. – Ты унаследуешь Риддлсдаун. Никакого больше ожидания, никаких младенцев. Все достанется тебе.

– Да, но это еще не скоро, – ответила Поппи. – Отец ведь не умрет от раны в… от своей раны.

Дейзи открыла чемодан Поппи и осмотрела его содержимое.

– Поверить не могу: неужели то страшное ожерелье стоило целое состояние? – промолвила она, разглядывая одежду, которую привезла для нее Поппи.

– Оно – единственное подобное в мире. Нас из-за него чуть не убили.

– Меня тоже, – ответила Дейзи.

– Ты его украла, – раздраженно бросила Поппи. – А мы были совершенно не виноваты. А если бы из-за того, что ты обокрала Элвина Тоусона, погиб ребенок, или Диана, или нянюшка Кэтчпоул? Что бы ты тогда делала?

Дейзи попыталась представить себе сцену, как ее описывала Поппи: отец выбегает из леса и получает пулю в «корешок», пока Поппи пытается спасти младенца, а их мачеха истекает кровью. Самым волнующим моментом, судя по тому, как Дейзи затаила дыхание, слушая об этом, и сестра была с ней согласна, оказалось появление откуда ни возьмись капитана Хейзелтона и Эрни Салливана, которые всех спасли.

Дейзи взглянула на Поппи, когда та описывала Гарри Хейзелтона, вооруженного шпагой, и выражение лица старшей сестры сказало Дейзи все, что ей было нужно, о чувствах Поппи к отважному капитану. «Но ведь эта глупая гусыня ни слова ему не скажет. Просто молча похоронит себя в деревне, а этот капитан, как настоящий джентльмен, тоже промолчит. И в результате оба будут несчастны».

Дейзи добралась до самого дна чемодана и обнаружила, что Поппи не взяла для нее ночную рубашку. Она собиралась пожаловаться, но, подняв голову, увидела, что Поппи уже спит. Похоже, путешествие на поезде из Риддлсдауна в Дувр утомило ее. Поппи всегда была такой. Она принимала жизнь слишком серьезно и изматывала себя тревогами.

Дейзи сняла одежду, которую носила уже три дня, и переоделась в нижнее белье, которое привезла Поппи: чистое, удобное, но совершенно лишенное лент и кружев. Как же это было похоже на Поппи! Иногда Дейзи диву давалась, что у них была общая мать. Конечно, она совсем не помнила маму, но считала, что пошла в нее, потому что была совершенно не похожа на отца. С другой стороны, возможно, Поппи была немного схожа с отцом. В ней не было его злобы, но она тоже предпочитала предсказуемость.

Дейзи села на другую кровать и посмотрела на спящую сестру. Она понимала, что ей следует извиниться. Не только за кражу камня, повлекшую столько бед, но и почти за все, что она натворила за свою жизнь. Дейзи столько раз попадала в переделки, была близка к катастрофе, но Поппи всегда оказывалась рядом, чтобы выручить. Дейзи знала, что Поппи не хотела ехать в Америку, но не могла отпустить сестру туда одну. Зато, если бы не катастрофа «Титаника», Поппи никогда не встретила бы капитана Хейзелтона, а Дейзи не познакомилась бы с Эрни Салливаном. Она встряхнула головой. С чего это ей в голову вдруг пришел этот изувеченный австралийский остолоп?

Она посмотрела на ожидавшую ее узкую кровать. Спать ей не хотелось. Лечь сейчас значило бы признать поражение. Если сегодня она мирно уснет, то завтра ее ожидает унылый завтрак в гостинице, а потом она должна будет поехать с Поппи домой, словно послушная девочка.

А что потом? Ей была невыносима мысль о возвращении в Риддлсдаун. Сколько она себя помнила, поместье напоминало ей тюрьму. Дело было не только в постоянном присутствии тирана-отца или скучной жизни в крошечной деревне, где не происходит ничего интересного. Проблема была в деревьях! Да, вот в чем дело. Риддлсдаун стоял в окружении древних дубов, совершенно закрывавших горизонт. Даже не думая, что делает, Дейзи начала надевать одежду, которую привезла для нее Поппи. Почему ей раньше не приходило это в голову? Конечно же – ей просто хотелось видеть горизонт. Точнее, хотелось заглянуть за него и увидеть, что скрывается за следующим горизонтом.

Она ощутила странный и неприятный жар и скованность. Ее было тесно. Не в одежде, которую привезла Поппи, и не в стенах номера, а в той жизни, которая ее ожидала. Поппи заворочалась во сне и высунула руку из-под одеяла. Дейзи подумала, что как раз Поппи, наверное, именно это и нужно. Сестре достаточно было лишь немного свободы и пространства, но Дейзи нуждалась в просторе, в неизведанных путях, ведущих к приключениям.

Приняв решение, Дейзи закончила одеваться. Она сложила оставленную одежду в чемодан и, не обращая внимания на укоры совести, открыла сумочку Поппи. Сестра что-то упоминала о деньгах, взятых «на всякий случай».

Поппи снова пошевелилась и в полусне прикрыла глаза.

– Погаси свет.

Дейзи убавила огонь в газовой лампе и подождала, пока Поппи снова не уснет. Когда сестра тихонько засопела, Дейзи решила, что пора действовать. Она подхватила чемодан и сумочку Поппи и выскользнула за дверь. Она тихо дошла до конца коридора и зашла в женский туалет, где на полке горела маленькая свечка. Присев, она принялась рыться в сумочке, пока не обнаружила две пятифунтовые купюры под подкладкой. Хватит ли десяти фунтов? Она знала, что некоторым приходится трудиться целый год, чтобы скопить такую сумму, но хватит ли этих денег ей? Могут ли десять фунтов унести ее за горизонт?

Даличский клуб

Гарри Хейзелтон

– Можно на пару слов наедине, старина? – тихо спросил Бигем.

– Я не думаю…

– А я думаю, – перебил его Бигем. – Мы можем найти тихое местечко?

Гарри неохотно допил бренди.

– Идем.

Бигем проследовал за ним через бар в небольшую комнату, обшитую дубовыми панелями, которая долгие годы служила членам клуба местом, где они обменивались секретами, заключали сделки, выплачивали долги, а изредка и меняли судьбы целых стран. Тон Бигема давал Гарри основания подозревать, что им предстоит нечто последнего рода. Бигем хотел сказать что-то такое, чего не мог сказать при открыто враждебном Салливане или Шеклтоне, которого интересовала только Антарктика.

Пока они шли к комнате, один из официантов, удивительно подвижный для своего возраста, бросился вперед, открыл дверь и зажег газовую лампу.

– Принести что-нибудь из напитков, капитан Хейзелтон?

– Нет, думаю, не надо, – ответил Гарри.

– Оставьте нас одних, – распорядился Бигем.

Когда официант даже не шелохнулся, Гарри повторил распоряжение, и официант вышел, закрыв за собой дверь.

Хотя в комнате были стол и несколько стульев, Гарри подавил искушение сесть и снять вес с больной ноги.

– Прошу прощения за обман, – сказал Бигем.

– Передо мной можете не извиняться. Извиняйтесь перед семьями погибших. В чем дело, Бигем? Зачем вы наняли меня, если не хотели, чтобы я что-то выяснил? Из благотворительности? Решили, что мне нужна работа?

Выражение лица Бигема было трудно разобрать, и Гарри напомнил себе, что Бигем поднаторел в искусстве обмана. Он тоже был разведчиком.

– Я действительно решил, что вам не помешают деньги, – произнес Бигем. – Но дело не только в этом. Я обратился к вам, потому что знал: если там есть какой-то секрет, то вы его найдете.

– Тогда почему не воспользоваться найденным? – спросил Гарри.

– Помните, что я сказал вам в самом начале? – ответил Бигем. – О принципе моего отца?

– В суде никогда не задавай вопросов, на которые заранее не знаешь ответа, – вспомнил Гарри.

– Вот именно. И поэтому мне были нужны вы. У меня были вопросы, но не было ответов. Значит, я не мог их задать. Вы сумели застать нас врасплох, когда убедили Скэнлана спросить Хендриксона о пожаре. Мы не были готовы к такому откровению, но, думаю, мне удалось ограничить ущерб.

– Вы знали, что корабль горел, – сказал Гарри.

– Я знал о пожаре, но не знал о повреждении переборки, – вздохнул Бигем и резко опустился на стул. – Не стойте там как деревянный солдатик, Хейзелтон. Ради бога, сядьте. Я вам не враг и вас не обманывал. Можете мне не верить, но вы все время были на шаг впереди меня, особенно сегодня.

Гарри остался стоять.

– Вы сделали из меня дурака.

– Вы не дурак, – сказал Бигем. – Мне нужна была ваша помощь, Хейзелтон, но я не мог попросить вас прямо. Мне нужно было вас проверить. Юристы «Уайт стар» опередили меня в Плимуте. Я знал, что они скрывают улики и фальсифицируют показания. Тогда я сказал правду: мне нужно было, чтобы вы нашли то, о чем все умалчивают, и вы это сделали. И благодаря этому мне удалось предотвратить львиную долю ущерба. Теперь пришло время поговорить о кое-чем другом. Пока бульварная пресса и Интеррогантум развлекают публику…

– Развлекают?! – перебил его Гарри. – Не нахожу ничего развлекательного в этой трагедии!

– Вы правы, – согласился Бигем. – Это трагедия, и мне не следует называть ее развлечением. Позвольте назвать это отвлечением. Широкая общественность отвлечена историями, всплывающими в ходе расследований по обе стороны Атлантики. Но Земля не перестала вращаться, и наше ремесло не перестало пользоваться спросом.

– Наше ремесло?

– Шепотки в темных закоулках, подслушанные разговоры, клочок бумаги, найденный в кармане, прогулка по парку, чтобы как бы невзначай повидать старого знакомого. Вы прекрасно понимаете, о чем я толкую.

Выражение лица Бигема стало примирительным. Он вытянул ногу, подцепил ею стул и пододвинул его к Гарри.

– Сядьте, Гарри, прошу вас.

Гарри сел, сдержав облегченный вздох, когда нога перестала испытывать нагрузку. Бигем явно хотел продолжить разговор, и Гарри не было никакого смысла терзать себя, стоя с видом оскорбленного достоинства.

– Уверен, до вас доходили слухи, – сказал Бигем. – Война в Европе неизбежна.

– Неизбежна? – спросил Гарри. – Почему вы так уверены?

– Я уже говорил вам, – ответил Бигем. – Шепотки в темных закоулках. На «Титанике» был специальный посланник Тафта, американского президента. Мы полагаем, что он возвращался из Европы с личным посланием германского кайзера к американцам. Мы никогда не узнаем, что это было за послание, но присутствие майора Батта предполагает, что в предстоящей войне примет участие и Америка.

– На чьей стороне? – спросил Гарри.

– В этом-то и вопрос, верно? – протянул Бигем. – Возможно, нам также следует спросить, на чьей стороне выступит Британия. Кайзер и наш король – кузены. Более того, половина коронованных особ в Европе – внуки королевы Виктории. Это будет семейная склока за прекращение всех семейных склок, в которой погибнут тысячи людей. Уверяю вас, что катастрофа «Титаника» забудется на фоне предстоящего кровопролития.

– Можно ли его избежать?

– Выяснить ответ на этот вопрос – дело людей вроде нас, – ответил Бигем.

– Людей вроде нас?

– Агентов империи.

– Шпионов.

– Да, шпионов, – кивнул Бигем. – Я хочу попросить вас вернуться к работе.

– Меня списали по инвалидности, – ответил Гарри. – Я не годен к службе и не могу вернуться в полк.

– Вы не можете вернуться в Индию, – согласился Бигем. – И вы не можете быть военным. Но вы еще можете послужить стране.

Гарри почувствовал, как мурашки побежали по коже, когда он осознал всю важность слов Бигема. Он уже почти смирился с жалкой участью раненого отставника, пытающего свести концы с концами работой частного сыщика. Представлял себе, какими мелкими и скучными делами ему придется заниматься – вроде слежки за неверными мужьями или вороватыми приказчиками. Он даже думал о том, может ли в такой его жизни найтись место для леди Пенелопы Мелвилл. Разумеется, нет. Она была для него недосягаема.

Бигем тем временем продолжал.

– Сначала вас ждет Берлин. Должность в посольстве – военный атташе или что-нибудь в этом роде. Когда вы сможете выехать? Сколько времени понадобится, чтобы привести в порядок дела?

– Вы уже так уверены, что я соглашусь…

– А вы не согласитесь?

Гарри не дал ответить стук в дверь и хриплый старческий голос:

– Капитан Хейзелтон, вам срочный телефонный звонок.

– Скажите ему, что это может подождать, – нахмурился Бигем.

Гарри встал и направился к двери.

– Мне нужен ваш ответ, – настаивал Бигем.

– Я отвечу, когда буду готов, – ответил Гарри и вышел.

Дувр

Поппи Мелвилл

Поппи открыла глаза. Номер был залит тусклым утренним светом. Стук дождя в окно напомнил ей, что вчерашняя буря еще не улеглась, их путь домой будет тяжелым и долгим. Дейзи ненавидела дождь. Даже маленькой она отказывалась выходить на прогулку, если не светило солнце. Несомненно, жалобы начнутся еще прямо с порога и будут продолжаться до самого Риддлсдауна.

Поппи решила потратить часть денег на непредвиденные расходы и купить зонт. Покупать сразу два, конечно же, расточительно, но один зонт можно оправдать тем, что Дейзи «особенная» и не должна промокнуть. Несколько шиллингов, потраченных на хорошее настроение Дейзи, стали бы хорошим вложением средств.

Она повернулась на бок и посмотрела на кровать Дейзи. Утреннее приветствие застряло в горле. Кровать сестры оказалась пуста. Было заметно, что Дейзи даже не ложилась.

Окинув взглядом комнату, Поппи поняла, что Дейзи забрала чемодан, оставив Поппи лишь немного одежды. Сердце Поппи вдруг тревожно забилось. Она выскочила из постели и схватила сумочку, лежавшую на туалетном столике. Дрожащими пальцами девушка открыла ее и высыпала содержимое. Она не был склонна к самолюбованию, поэтому личных вещей там почти не было: гребень, два носовых платка – один для использования, другой на всякий случай, небольшое зеркальце, записная книжка с карандашом, перчатки и кошелек. Поппи взяла кошелек, чтобы прикинуть его вес, и сразу же почувствовала, что тот пуст. Дейзи забрала все монеты.

С ужасом Поппи сунула руку в глубину сумочки, и ее пальцы нащупали место, где в шве была скрыта прорезь в подкладке. Она отчаянно пыталась нащупать хрустящую бумагу двух пятифунтовых банкнот. Их не было! Дейзи забрала всё. Как она могла так поступить? Это какая-то ошибка! Не могла же сестра намеренно оставить Поппи в чужом городе без денег. Даже Дейзи не могла быть настолько эгоистичной.

Поппи снова ощупала дно сумки. Она надеялась найти хоть пару монет, выпавших из кошелька. Такое запросто могло случиться, а за несколько монет можно было отправить телеграмму.

Ничего! Сумочка была пуста. Поппи обернулась к окну. Ветер стих, но дождь лил по-прежнему, поливая пешеходов на улицах. Из окна открывался вид на море, свинцово-серое с мелкими мрачными волнами. Она увидела вдалеке паром, что уверенно двигался мимо Дуврского замка, выходя в пролив. Поппи отошла от окна. У нее не было ни тени сомнения, что Дейзи с украденными деньгами и без крупицы совести плывет сейчас на этом пароме, направляясь во Францию и далее, куда ей только взбредет в голову.

Поппи вернулась к туалетному столику, взяв гребень, изучила свое отражение в мутном зеркале. Ее волосы выбились из заплетенной на ночь косы и падали всклокоченными локонами на плечи. Лицо еще было сонное, но глаза блестели на удивление ярко, а сердце теперь билось в устойчивом, невозмутимом ритме.

Она продолжала смотреть в зеркало. Девушка в отражении смотрела на нее спокойным, безмятежным взглядом. Возможно ли, что она испытывала облегчение? Радовалась ли она втайне, что Дейзи скрылась за горизонтом? Забрав у Поппи деньги и бросив ее в Дувре, Дейзи наконец добилась той свободы, которую искала, – свободы от удушающей любви Поппи и чувства вины.

Поппи продолжала смотреть на женщину в зеркале, поражаясь внезапному осознанию, что и она тоже стала свободной. Всю свою жизнь она провела в тени последних слов матери: «Приглядывай за сестрой». Умирающая женщина не знала, что произвела на свет сумасшедшее дитя, не поддающееся укрощению, и что Поппи будет вынуждена жертвовать собой, чтобы исполнить эту неисполнимую последнюю просьбу.

– Мне очень нужен план, – вслух произнесла Поппи, вставая из-за туалетного столика и собирая одежду. Она попыталась собрать разбежавшиеся мысли. «По одному пункту за раз». Сначала нужно одеться. В ночной рубашке много не сделаешь. Когда она взяла в руки свою одежду, выложенную сестрой из чемодана, на пол с шелестом упал листок бумаги. Она узнала страничку из собственной записной книжки, исписанную знакомыми каракулями Дейзи.

Одевайся, причешись и перестань думать, что я тебя бросила. Я забрала деньги, чтобы ты не убежала (да и вообще, мне они нужнее, чем тебе). По крайней мере, теперь ты никуда не денешься, пока он не придет. Я ему позвонила. И сказала быть здесь в восемь утра. Люблю тебя. Будь счастлива. Дейзи.

Поппи уставилась на записку. Что все это значило? Кто должен прийти? Кому было сказано быть здесь в восемь? Пока она натягивала юбку через голову и неловко застегивала блузку, ей казалось, что Дейзи сидит в комнате на кровати и посмеивается над ней. В голове вдруг всплыли слова Дейзи.

У тебя лицо начинало пылать всякий раз, когда капитан Хейзелтон смотрел на тебя.

Поппи замерла, не успев застегнуть блузку.

Я вижу, как ты сохнешь по капитану Хейзелтону, но ты сделала хоть что-нибудь, чтобы он узнал о твоем интересе к нему?

Я сказала ему быть здесь в восемь утра

Поппи застегнула блузку и подбежала к окну. Она подняла вверх раму и посмотрела на пешеходов, спешивших куда-то сквозь дождь, скрывая лица под зонтами. Издалека послышался бой часов. Она стояла, оцепенев от страха и томления, и считала удары.

Мимо пронеслась машина, пассажиров которой было не разглядеть за запотевшими стеклами.

Шестой удар.

Мужчина и женщина шли рука об руку, укрываясь зонтом.

Седьмой удар.

Женщина в плаще тянула на поводке упирающуюся собаку.

Восьмой удар.

Кто-то постучал в дверь номера. Поппи отвернулась от окна, поправила прическу и открыла дверь.

Волосы и пальто Гарри были мокрые, а лицо выражало тревогу.

– Леди Дейзи сказала…

Она подошла к нему вплотную.

– Что сказала Дейзи?

– Она сказала, что вы…

Она перебила его. Их губы оказались в считаных дюймах друг от друга.

– Она сказала, что я… что?

– Что вы ждете меня.

– Я жду, – ответила она.

Холодные струйки воды с его волос стекали по ее щекам, а он так ее и не поцеловал. Она обвила его шею руками и притянула к себе.

Она ощутила тепло его дыхания, а он все пытался говорить.

– Леди Дейзи сказала…

Поппи поцелуем предотвратила любые упоминания о сестре. «Спасибо, Дейзи. Теперь я знаю, что делать».

Она высвободилась из его мокрых объятий и увлекла за собой в теплый сухой номер. Теперь они оба были мокрые. Поппи почти слышала укоризненный голос нянюшки Кэтчпоул: «Разденься, а то простудишься и умрешь». Нянюшка всегда давала хорошие советы.