Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 245 (всего у книги 331 страниц)

– Джейми, берегись! – кричу я.

Труба падает в воду в облаке искр и копоти справа от нас, поднимая мощные волны, которые смывают меня с лодки. Ай, ох, да у этой бездны есть зубы! Холод пробирает до самых костей. От него леденеет кровь и все замедляется, даже мысли.

Я барахтаюсь, стараясь удержать голову над водой.

– Джейми!

Еще одна волна обрушивается на меня, швыряя в сторону, словно жалкий обломок.

Постепенно волны становятся менее яростными, и я выныриваю рядом с белым гнездом. Это смотровая площадка. Схватившись за ее край, я закидываю сначала одну ногу, затем другую. Вода затопила площадку по колено, но по крайней мере здесь можно передохнуть, пока я вглядываюсь в темноту в поисках Джейми.

Он выныривает на поверхность с громким вдохом где-то в сорока футах от правого борта.

– Джейми! – кричу я, сдерживая рыдания. – Джейми!

Но океан заглушает мои крики. Он оглядывается вокруг, потеряв ориентацию.

Один из тросов, удерживающих фок-мачту, свободно колышется у смотровой площадки. Но, к моему облегчению, в отличие от трубы, мачта держится надежно, даже несмотря на то, что тросы отрываются один за другим.

– Джейми! – машу я рукой.

Его относит все дальше. Я наклоняюсь так далеко вперед, как могу, но тут что-то твердое бьет меня по голове. Тревожный колокол.

Ну, ты, глухой тетерев! Я быстро хватаюсь за язычок и звоню.

Блям-блям! Блям-блям!

Голова Джейми поворачивается на звук. Наконец он замечает меня и начинает плыть.

Я хватаю болтающийся трос и как можно туже обматываю вокруг руки. А затем резко бросаю вперед. Он разматывается, но, по крайней мере, падает ближе к брату, чем ко мне. Тот бросается к нему.

Совместные усилия, когда я, перебирая руками, тяну его к себе, а он молотит ногами, повышают наши шансы на успех. Вскоре он забирается ко мне, тяжело дыша и сотрясаясь от холода.

Едва восстановив дыхание, он выпаливает:

– Нужно убираться. Как только корабль пойдет ко дну, нас утянет следом. Ищи что-нибудь, что мы сможем использовать.

С высоты нашего наблюдательного пункта я замечаю несколько дрейфующих вокруг обломков, а рядом нескольких людей, все еще удерживающихся на плаву в своих спасательных жилетах. Складную шлюпку отнесло так далеко влево, что она едва видна на горизонте. Океан теперь словно движущаяся сцена с неподходящими декорациями: скатертями, подносами, сломанными стойками. Я указываю на какой-то огромный предмет.

– Вот?

– Отлично, вперед.

– Но что, если…

– Это сгодится. Шустрее, ну!

Мы выбираемся со смотровой площадки. Кажется, будто вода потеплела на пару градусов, возможно, благодаря упавшей трубе, но она все равно жалит кожу тысячей иголок.

После бесконечного заплыва мы наконец добираемся до нашего плота, который, как специально, оказывается кушеткой. Подушки уплыли, остался лишь деревянный корпус, с одной стороны переходящий в подлокотник. Мы цепляемся с другой, используя ее как доску для плавания.

– Греби! – командует Джейми, но мои ноги так окоченели, что вряд ли согнутся в коленях. – Греби, ты, ослица.

– Кого это ты назвал ослицей? Сам ты осел.

– Нет, ты. Упертая, как сто чертей. Греби!

– Боров.

– Дохлая рыбина.

– Жалкий цыпленок.

– Не трать воздух, – тяжело выдыхает он. Его ноги длиннее и мощнее моих, поэтому он замедляется, чтобы подстроиться под мою скорость, иначе мы начнем плавать по кругу.

За спиной нарастают вопли, в считаные секунды ставшие пронзительнее и отчаяннее.

– Не смотри, – говорит Джейми. – Продолжай грести и не оборачивайся.

Перед глазами встает образ преподобного Пригга, который с огнем в очах громовым голосом вещает с кафедры о спасении праведных Господом. Но если все так и есть, почему эти люди – большей частью бедные иммигранты, как и мы, – сейчас кричат так, что звезды в небе бледнеют?

Снова слышится скрежет металла, и новый всплеск поднимает очередные волны. Должно быть, только что вторая дымовая труба рухнула вслед за первой. Значит, остались еще две. Только две.

Я зажмуриваюсь, сосредоточившись на движении ногами.

Когда я сделала свой первый вдох, нас было четверо: мама, Ба, Джейми и я. Цифра «четыре» произносится как «смерть», но Ба зажарил пару молочных поросят, чтобы отпраздновать наше рождение. После того как мама попробовала их, она заявила, что готова родить Ба еще пару близнецов, если ей снова подадут такое угощение. Нас было четверо, а теперь двое.

Не успели мои внутренности перестать сотрясаться мелкой дрожью после падения второй трубы, как раздался новый звук, ужаснее прежнего. Скрежещет металл, ему вторит треск ломающегося дерева, бьющихся стекла и плитки, и все это смешивается в чудовищную какофонию. Кажется, будто какой-то великан схватил корабль и согнул посередине, пытаясь разломить пополам. Я вся застываю – мышцы, кровь, дыхание.

Прижавшись щеками к доскам, мы с Джейми с ужасом смотрим друг на друга. И тут я замечаю, что его щека измазана чем-то красным, а на голове вздулась шишка.

– Джейми, у тебя кровь.

– Меня что-то ударило, когда упала первая труба. Не волнуйся, я прикладываю холодное.

– Не смешно. Тебе нужна медицинская помощь.

– Я непременно позвоню доктору, как только доберусь до телефона.

Огни гаснут, и я с удивлением слышу собственные всхлипы. На этот раз они не загорятся снова. Похоже, что великан сжал руки в кулаки и лупит ими по поверхности воды, как выпивоха, требующий свою кружку. Вода кружит нас, тянет назад.

Джейми снова принимается бить ногами.

– Я не могу… Не могу… – выдыхаю я.

– Можешь… еще… чуть-чуть.

Я шевелю ногами, гадая, можно ли замерзнуть в середине движения. Сосредоточиваюсь на счете – ят-йи-сом, ят-йи-сом – снова и снова про себя.

Крики стихают, но затем опять становятся сильнее, словно все оставшиеся на обреченном корабле набрали побольше воздуха в легкие, чтобы начать эту пытку заново.

Я знаю, что не нужно, но оборачиваюсь.

Без электрического освещения «Титаник» выделяется темной громадой на фоне звездного неба. Но тут все перемешивается, и на мгновение я задумываюсь, не сошла ли я с ума.

Корабль накренился под острым углом, а его корма торчит над водой, как хвост утки, нырнувшей за рыбой. Последние две трубы падают и, как предыдущие, тут же скрываются под водой. Люди хватаются за все, что можно: скамьи, перила, даже за вентиляционные шахты. Но этот проклятый лифт теперь пойдет только в одном направлении. И те, кто не успел выйти вовремя, уйдут вместе с ним на глубину, где из них выдавит весь воздух.

Джейми тоже оборачивается и также замирает.

– Чертов ад. – Его голос еле слышен.

Я возношу молитву за всех узкоглазых. За умиротворенного Тао и упертого Фонга. За жизнерадостного Олли и милого, но острого на язык Винка. За романтичного Минг Лаи и за преданного Барабанщика. И горячее всего молюсь за загадочного Бо, давшего мне обещание, которое, боюсь, не сможет сдержать. Пусть этот кошмар поскорее закончится, и пусть все проснутся на хрустящих простынях в первом классе, будь то на земле или на небесах.

«Титаник», а точнее то, что от него осталось, начинает тонуть, и его винт напоминает мне о заводной игрушке. Сперва неторопливый, он ускоряется, по мере того как все глубже уходит под воду. Раздается последний взрыв криков, столь же бесполезных, как и сигнальные ракеты, которые запускали с носа.

А затем чернота скрывает корму, и отчаянные крики резко стихают. Океан волнуется и бурлит, словно переваривает корабль. Четыре больших взрыва сотрясают воду, а за ними на поверхность вырывается безошибочно узнаваемый звук, с которым корабль разваливается.

Мы чувствуем, что течение тянет нас к месту крушения, как блюдца на скатерти.

И почти рефлекторно снова начинаем отчаянно двигать ногами. Мы гребем изо всех сил, рвемся вперед так, словно перед нами захлопываются ворота рая и адское пламя уже лижет пятки.

Я закрываю глаза, в которых столько соли, что они давно должны были высохнуть прямо в глазницах.

Пчелы окружают Ба.

Джейми забрался на вершину дуба.

Но все зависит от меня.

Я выдыхаю огонь на ветку, зажигая факел. Затем бегу, и пчелы летят следом.

– Забирайся, – доносится откуда-то издалека голос Джейми, – уже довольно.

Довольно. Мягкое, коварное слово. Слово, означающее, что можно остановиться, отдохнуть. Слово, говорящее, что ты сделал все, что мог, но не освобождающее от сомнений.

Дюйм за дюймом я затаскиваю себя на доски, такая же неуклюжая, как раненый тюлень на тонкой льдине. Каждое движение или колебание наполняет меня ужасом. Если я скачусь, тому старому дырявому ведру, каким я себя чувствую, уже не выбраться из этого колодца.

Я располагаюсь в центре плота, свернувшись так, чтобы мои окоченевшие ноги не свисали в воду. Джейми забирается следом за мной, приткнувшись рядом и пережидая, пока наш плот выровняется, прежде чем снова шевельнуться. Наш плот клонится в разные стороны, но Джейми, сделав последнее усилие, ловит равновесие, помогая нам удержаться на нем.

Ба в яме, быстро заполняющейся водой.

Рубашка Джейми полощется на ветру, как парус.

Я веду циркового слона – того, который с золотой тиарой на голове и красной бархатной попоной на спине, – к яме. Слон опускает свой хобот в яму и осушает ее.

Я чувствую, как Джейми обнимает меня, пытаясь поделиться теми крохами тепла, что у него остались, так же, как когда-то в угольной яме. Медленно он обвивает мою талию левой рукой и накрывает мою ладонь своей. Его рваное дыхание согревает мою шею. Его плечо наверняка ужасно болит.

– Ты – правильный сапог, потому что пошел вперед, а не на корму, за собаками, – говорю я ему.

– И ты… правильный сапог, – запинаясь, выталкивает он сквозь громко стучащие зубы. Он пробыл в воде дольше меня, а тут важна каждая секунда.

– Почему?

– Выдумал все… что ненавижу это. Но ты напомнила, что… было не так плохо. Когда мы летали вместе.

Полурыдание, полусмешок срывается с моих замерзших губ:

– Мы справимся, Джейми. Это сложный канат. Но мы его пройдем.

Тихое бормотание доходит до моих ушей.

Я должна заставить его продолжать говорить.

– А эта Шарлотта определенно считает тебя красавчиком.

– Чт?.. – Каким-то образом даже половиной слова ему удается выразить все свое раздражение. Но больше он ничего не говорит. Даже стук его зубов стихает.

– Джейми! Не отрубайся, ты, рыба снулая! – Я сердито выгибаю спину и чувствую, как он шевелится.

– Устал, сестренка, – шепчет он.

– О чем вы двое там спорили? – спрашиваю я, чтобы не дать ему заснуть. Он не сможет бороться во сне.

– Сказал ей… Я никогда не впишусь… в ее жизнь.

– А она что ответила? – Моя речь становится невнятной.

– Сказала… она может вписаться… в мою.

Мои мысли движутся так же медленно, как уставшие ноги по сугробам. О чем мы говорили?

– Ты любишь ее. Она любит тебя. Как ты этого не понимаешь?

– Ты всегда… суешь свой нос.

Ба лежит в клетке.

Джейми глазеет на небо.

Я веду старика с бородой-сосулькой к клетке. Ловким движением шпильки он отпирает ее.

Ледяная вода плещет мне в лицо, заставляя проснуться.

– Джейми? Я вспомнила, чем заканчивались все мои сны. Я спасала его. Я знала, что делать.

Проходит не меньше минуты, прежде чем он отвечает.

– Твои сны были не о Ба… и не обо мне. Они были о тебе. Но я всегда был уверен… что ты можешь летать и сама по себе.

– С чего ты был так уверен?

Его слова едва слышны, несмотря на то что произнесены в паре дюймов от моего уха.

– Они близко.

– Проснись, Джейми, – хрипло молю я. – Не бросай меня. С чего ты так уверен?

– Твоя фамилия – Лак.

После этих слов он замирает.

– Джейми? Джейми! – Слезы текут ручьем, рыдания перехватывают горло.

Но они остаются без ответа. В ушах у меня шелестят только призрачный шепот ветра и плеск волн, лижущих наш плотик, как заморивший червячка, но не до конца сытый зверь.

Я пытаюсь вспомнить слова нашей любимой матросской песенки. Пение согревает тело, а чем больше тепла я смогу отдать Джейми, тем меньше ему придется отдавать мне. Может, так он продержится подольше.

По палубным доскам шагал капитан,

Вещая своим сапогам.

Они его гордостью были всегда,

Держали, подобно корням.

Того, что на правой ноге, звали Честь.

Он сбиться с пути не давал.

Был Доблестью левый, скажу вам как есть.

И твердости он добавлял.

Я пою, мысленно направляя тепло назад, на застывшее тело моего брата. Я пою, пока не перестаю попадать в ноты, и моя песня не начинает срываться с губ шорохом, похожим на шорох сухого ветра в дымоходе. Он не двигается. Где-то в душе я чувствую, что он почти отошел. Но я пою эту песню, чтобы удержать его рядом.

Дух Ба уже давно улетел к тому моменту, как я нашла тело, но дух Джейми все еще здесь. Слезы застилают глаза, когда я чувствую, как он парит надо мной, укрывая от холода, пока может.

Долгие минуты проходят в колебаниях между надеждой и отчаянием. Дух Джейми по-прежнему мерцает, как огонек свечи, выплавляющий память о нем в моем восковом теле. Как будто я могла бы забыть.

В пыльном углу моей памяти распахивается книга, лучшая в коллекции Ба, полная нежности песнь о едва начавшихся жизнях. В самом начале два малыша вместе делают первый вдох, затем первые неуверенные шаги на обшарпанном полу. С каждой перевернутой страницей минуют годы, и их шаги становятся тверже. Достаточно твердыми, чтобы ходить по рельсам, заборам, а затем и по веревкам для белья. Достаточно твердыми, чтобы пройти сквозь огонь и лед, – пока буря не уносит одного прочь.

Я думала, ты знаешь, что мы всегда вместе, даже когда не рядом.

Но без тебя, братик, я тело без души.

Какая-то женщина зовет меня, и голос у нее нежный, как плеск тихих волн о борт корабля. Она прижимает свои теплые губы к моему лбу.

Мы называем это поцелуем Тин Хау, богини – покровительницы моряков и жертв кораблекрушений. Он значит, что удача уже в пути. Возможно, твоя.

Женщина улыбается мне, и ее прекрасное лицо светится, словно бумажный фонарь.

Джейми, проснись! Тин Хау пришла. Спасение близко.

Плеск весел и скрип уключин долетают до меня. Но тут женщина исчезает, и фонарь летит мне прямо в лицо.

– Помогите, – скулю я.

Но из горла не вылетает ни звука.

– Пожалуйста, – пробую снова.

Но звук моего голоса заглушает плеск волн.

Они слишком далеко, чтобы услышать.

Что-то качается на воде. Барабан-трещотка выпал из моего кармана, словно дух Барабанщика стремился познакомиться с океаном.

Дрожащей рукой я тянусь к предмету. Качнув запястьем, я позволяю бусинам внутри говорить от моего имени.

Сначала слабо – та-та. Та-та.

Затем сильнее – та-та-та-та-та-та-та-та.

В нашу сторону поворачиваются головы. Раздаются голоса.

– Там двое, – говорит мужской голос. – Глядите, один шевелится.

– Оставь их, – рявкает другой. – Это япы.

– Помогите нам, – хриплю я.

– Это что, женщина? – спрашивает первый.

– Нет, – отвечает крикун. – Глянь на его волосы. Это мужик в бабских тряпках. Видишь, какие они подлые?

– Ну, япы они или нет, разве не должны мы им помочь? – вмешивается третий, чуть дрожащий голос.

Первый цедит ругательства.

– Да брось, приятель, мы просто теряем время.

– Место у нас только для одного, – бурчит крикун. – Двое могут пустить нас всех ко дну!

– Так давайте возьмем этого.

Руки тянутся ко мне.

Если место у них для одного, они бросят Джейми здесь.

– Нет, – выдыхаю я, чувствуя, как вспыхивает внутри последняя искра. Слова, примерзшие к языку, похоже, начинают оттаивать. – Возьмите его. Молю вас.

Кит – символ того, что ты – хозяйка своей судьбы.

– Но этот даже не шевелится, – возражает трясущийся. – Он, может быть, вообще уже отошел.

– Нет, он шевелится. Глянь, – возражает первый, когда Джейми вздрагивает у меня под боком.

Крикун стонет.

– Ладно. Он хотя бы побольше. Может помочь нам грести.

Руки тянутся к Джейми. Он тихо стонет, стискивая своей закоченевшей рукой мою.

Нет, брат. Теперь твой черед прыгать. Верь мне.

Дружно крякнув, они поднимают его.

Вверх взмывает феникс, и, в отличие от нашего дня рождения, я не хватаюсь за его лодыжку.

– Вал?.. – стонет он, и голос его больше похож на хрип.

– Не смотри больше назад, Джейми, – мне удается оттолкнуть его, хотя боль расставания режет хуже тупого ножа. – Лучшее… впереди.

– Вал?.. – шепчет он снова.

Его укрыли одеялом, и весла уже вставлены в уключины. Вскоре спасательная шлюпка становится лишь белой дымкой, а поднятая ей волна несет меня все дальше.

Когда мой брат-близнец, Джейми, покидал меня, он поклялся, что это не навсегда.

Но на этот раз, надеюсь, он не станет торопиться домой.

Я устраиваюсь щекой на плоту, наконец-то готовая уйти. Небеса надо мной усеяны семенами одуванчика. Кажется, до них рукой подать.

Огонь во мне остывает. Но разгорается нечто другое, там, в глубине.

Уставший от всего увиденного и пережитого, кит превращается в птицу, взбивающую крыльями волны. И в тот момент, когда огромная морская птица ловит ветер, я чувствую, как моя душа отправляется в полет.

Посмотри на небо, Джейми, и ты всегда увидишь меня.

Эпилог

30 апреля 1912 года

Моя дорогая Шарлотта, полагаю, пройдет несколько недель, прежде чем ты получишь это письмо. Я отправляю его с нашего судна на Кубе, и, возможно, почтовая служба заберет его далеко не сразу. К тому времени, надеюсь, Винк и Олли уже привыкнут к новой жизни с тобой, а ты – с ними. Я каждый день возношу благодарственные молитвы звездам за то, что ты встретилась на их пути, на нашем пути. То, что тебе удалось взять их под опеку посредством Дома малютки, стало столь необходимой ложкой меда в бочке весьма темного и густого дегтя, которой была вся их прежняя жизнь. И я знаю, что после этого момента их жизнь будет меняться только к лучшему.

Что же до остальных, мы справляемся, как можем. Сейчас со мной только Минг Лаи, поскольку Бо пообещал Тао, что отвезет Фонга к его дочери в Гонконг. И пусть этот старый брюзга обретет хоть какое-нибудь подобие мира в душе. Бо присоединится к нам на Кубе. Потеря моей сестры – больно даже писать ее имя – глубоко ранила нас обоих. Я, со своей стороны, решил жить полной жизнью, как она от меня и требовала. Ее жажды жизни всегда с лихвой хватало на нас двоих, и теперь я буду жить за обоих. Насколько я понимаю, Акт об исключении не распространяется на студентов. Но, дорогая моя, пусть даже если этот путь не откроется передо мной, пока светят в небесах звезды, я буду искать дорогу, что приведет меня к тебе.

Прилагаю также письма для ребят.

Искренне твой,

Джейми

Мартин Лес
Молодой Индиана Джонс и Тайна гибели Титаника

Литературно-художественное издание

Литературный редактор А. Самойлова

Художественный редактор Е. Гальдяева

Технический редактор Е. Кудиярова

Корректор И. Мокина

Глава 1

Индиана Джонс не находил себе места, ведь сегодня он встретится с Шерлоком Холмсом! Правда, не с самим Холмсом. Инди знал, что великий сыщик – только герой его любимых рассказов. Он встретится с человеком, придумавшим Холмса, – сэром Артуром Конан Дойлем.

Инди едва мог поверить в свою удачу. Однажды он написал восторженное письмо Конан Дойлу, где назвал Холмса одним из своих самых любимых героев. И был страшно удивлен и обрадован, когда получил от писателя ответ, да еще и приглашение встретиться за чашкой чая в отеле «Кларидж» в Лондоне. Дата и время встречи были точно определены: понедельник, 8 апреля 1912 года, ровно в четыре часа дня.

Инди сейчас гостил в английском городе Оксфорд. Так что добраться до Лондона не представляло бы труда, если бы... не Хелен Сеймур. Инди предстояло уговорить мисс Сеймур позволить ему поехать в Лондон одному, ведь она все еще считала его ребенком!

Мисс Сеймур привыкла к роли наставницы Инди. А началось все, когда он вместе с родителями путешествовал по разным странам. На самом деле это было кругосветное турне его отца, выступавшего с лекциями. Как бы там ни было, однажды родители решили, что должен быть кто-то, чтобы присматривать за сыном и заниматься его образованием. Скромная Хелен Сеймур, страстно мечтавшая посмотреть мир, с радостью приняла это предложение. Ведь иначе ее мечта так никогда бы и не сбылась.

А совсем недавно жизнь Хелен в корне изменилась – она стала богата. И решила отблагодарить Инди и его родителей за возможность путешествовать с ними. Она пригласила всех в свой новый роскошный дом и настояла, что все расходы берет на себя.

Родители вежливо отказались – было слишком много дел. А вот у Инди как раз начинались весенние каникулы, и он мог свободно распоряжаться своим временем. Только вот у отца на этот счет имелось свое мнение: перед отъездом сына профессор Генри Джонс вручил ему кипу книг с наставлением прочитать их все и написать краткие отзывы. А в письме к Хелен Сеймур настоятельно просил проследить за прилежностью сына.

Путешествие через океан было настоящим удовольствием. Инди плыл на корабле «Соединенные Штаты», который считался самым быстроходным в Атлантике. Но мисс Сеймур пообещала, что возвращение Инди домой будет еще более впечатляющим, и он убедится в том, что Англия остается владычицей морей. Мисс Сеймур ничуть не сомневалась, что у Англии лучшие на свете океанские лайнеры. И вообще – все самое лучшее. Именно Англия указывала дорогу к миру и прогрессу в новом столетии.

Инди ловко обернул это в свою пользу, когда просил мисс Сеймур отпустить его в Лондон одного. С ним просто ничего не может произойти, раз британские поезда никогда не разбиваются. Да и в самом Лондоне, что может случиться ужасного, ведь даже полицейские там не носят оружие.

Мисс Сеймур возразить было нечего. И вот 8 апреля Инди уже шел по перрону вокзала Паддингтон в Лондоне. Поезд прибыл минута в минуту, что, кстати, порадовало бы мисс Сеймур.

До отеля «Кларидж» Инди решил пройтись пешком. Погода стояла хорошая, достаточно хорошая для Англии в апреле. Дождя пока не было, а в небе среди разрыва облаков виднелись кусочки голубого неба и даже пробивались редкие солнечные лучи. Желтые нарциссы были уже повсюду. Они цвели и на большом газоне Гайд-парка, и в горшках на окнах элегантных особняков в районе Мейфэр.

Инди как раз проходил Мейфэр. Наверняка мисс Сеймур понравилось бы то, что он видел. Хорошо одетые гуляющие леди и джентльмены. Витрины магазинов, полные добротных товаров. Двухъярусные автобусы, неспешно прокладывающие себе дорогу в потоке машин. Правда, Инди встретил на пути инвалида-нищего, который сидел у тротуара и просил милостыню. И увидел полисмена, который прогонял одетого в рваньё мальчишку, торговавшего газетами. Но все же нищему подавали, а полисмен казался совсем не злым.

«Мисс Сеймур, возможно, права, – подумал Инди. – И Англия – самая лучшая страна в мире. И Лондон – самый лучший город». Чем дальше он шел, тем больше в этом убеждался.

А потом раздался взрыв...