Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 183 (всего у книги 331 страниц)

Глава пятьдесят первая

– Кэролайн подходит тебе больше, чем я, – сказала Лиллиан, касаясь его плеча.

Они сидели вместе в столовой дома Кэролайн и смотрели в окно на Кэролайн с ребенком в саду.

Лиллиан ничего не упускала. Ее большие голубые глаза, казалось, впитывали все.

Марк проклинал себя: неужели она заметила, что он слишком пристально смотрит на Кэролайн, прохаживающуюся между ухоженными рядами цветов? Марк всегда мог сказать, что просто чувствует себя в долгу перед Кэролайн, и это было правдой. Они многим ей обязаны, и с этим не поспоришь. Но Лиллиан не дура.

– Ни одна женщина не может сравниться красотой с твоей, – произнес Марк, целуя ее руку.

И это тоже правда: Лиллиан могла бы стать моделью для иллюстраций в женских журналах. Если бы она захотела, могла бы стать лицом марки чая, духов или мыла. За исключением того, что было трудно представить ее сидящей неподвижно. Она могла бы выступать на любой сцене в Вест-Энде (если бы она могла играть, но, увы, Лиллиан не могла – для такого в ней слишком много драматизма).

– Красота увядает, – сказала она, и в ее голосе послышались серебряные жаждущие нотки. – Интересно, ты все еще будешь меня любить? Когда я состарюсь…

Он рассмеялся.

– Для меня ты всегда будешь молодой и красивой.

Марк видел, что ее не удовлетворила его лесть. Лиллиан изменилась за последние несколько месяцев. С тех пор, как появилась Ундина. Ее настроение менялось без предупреждения. Она плакала при виде бездомного котенка, от пятна дождя на рукаве, от чего угодно. Ему всегда нравилось темное, сложное переплетение ее мыслей, но теперь они, казалось, навсегда замерли на краю пропасти. Лиллиан совсем не спала, даже когда спал ребенок.

Дело в том, что она не ошиблась в своих подозрениях. Марк тоже знал, что меняется, и винил в этом ее. Марк отчаянно сопротивлялся переезду к ним, в идеальный дом, где внешний мир можно было оставить за воротами. В конце концов он сдался и оставил свою одинокую комнату, чтобы жить с этими двумя женщинами, и вскоре едва мог заставить себя расстаться с ними, уходя на работу.

Его дни были прекрасны. Он приглашал Кэролайн на обед и на долгие прогулки по лесу, образованный ум и острый язык Кэролайн развлекали и радовали его занимательными историями о жизни в Америке. Ночью Лиллиан делила с ним постель. Лиллиан будоражила его кровь.

Он знал, что ведет себя эгоистично и что это не может продолжаться долго: один мужчина с двумя идеальными женщинами. Но в то же время не мог заставить себя уйти. Чем дольше он будет потакать своим желаниям, тем труднее будет сдаться – потребуется какая-то внешняя сила, чтобы вытащить его из этого любовного гнездышка.

Этой силой стал грядущий отъезд Кэролайн в Америку.

Адвокаты закончили работу. У Кэролайн были готовы необходимые документы, и она наконец-то могла вернуться домой. По этому знаменательному случаю Кэролайн решила заказать билет на первый рейс нового пассажирского судна «Титаник», которое считалось самым большим и роскошным лайнером.

Да, дорого. Но Кэролайн хотела отпраздновать то, что она считала поворотным моментом в своей жизни. Марк не признался бы в этом, но он немного завидовал. Чего бы он только не отдал за шанс начать новую жизнь в новой стране и жить в роскоши, а не экономить и не бороться, как они с Лиллиан до встречи с Кэролайн.

В тот вечер под конец прогулки Кэролайн вручила ему конверт.

– Если я неправильно истолковала твои намерения за последний месяц, пожалуйста, прости меня, – сказала она, покраснев. – Но если я упущу эту возможность, я никогда себе этого не прощу.

Марк открыл конверт: в нем лежал билет первого класса на «Титаник».

– Едем со мной… Или нет. Так я узнаю твой ответ, – быстро проговорила она, прежде чем стремительно удалиться, оставив его с открытым ртом у калитки.

Марк провел ночь и следующее утро как в бреду. Кэролайн словно прочитала его мысли, но теперь он сомневался, знает ли, чего сам хочет.

В ту ночь Марк лежал с Лиллиан в постели, задаваясь вопросом, сможет ли он вынести расставание с ней. Он попытался представить себе жизнь мужа Кэролайн – в самой Америке, не меньше. Возможно ли, что он будет заниматься ее деловыми интересами? Какова будет его роль, если он ничего не понимает в Америке, ее законах и обычаях? Он мог бы стать комнатной собачкой Кэролайн, предметом разговоров («Муж-англичанин, как интересно!») ее американских друзей. И еще нужно было подумать об Ундине. Он возненавидел саму мысль о расставании с ней, о том, чтобы отправить ее в Америку с Кэролайн. Чем больше он думал, тем более бессердечным это казалось. Был ли он бессердечным?

Лиллиан спала, ничего не подозревая, а Марк ворочался и волновался. В один очень темный момент он чуть было не поднялся, чтобы взять опасную бритву и полоснуть себе по горлу. Кем он стал? Это невыносимо, безумно. Невозможно.

На следующий день он сидел за работой, склонившись над гроссбухом, и вдруг его озарило: они оба поедут в Америку с Кэролайн. Его больше не волновало, что он будет делать – они с Лиллиан могли бы стать слугами Кэролайн, горничной и дворецким, чтобы оставаться рядом, – но он не бросит свою дочь.

Во время перерыва Марк сбегал в ломбард, узнать, сколько он может получить за билет первого класса, а затем побежал в офис «Уайт Стар Лайн» выяснить цены на билеты третьего и четвертого класса. Только после всего он расскажет свой план Лиллиан. Он не хотел обнадеживать ее понапрасну, она была слишком мрачной последнее время.

Но, вернувшись вечером домой, Марк не обнаружил там Лиллиан.

Билет первого класса лежал на тумбочке, вытащенный из конверта.

Она нашла билет в страницах книги, куда вчера он поспешно его сунул.

Лиллиан всегда была подозрительной, даже раньше. Марк должен был догадаться.

Но худшее было еще впереди.

Это была ужасная сцена, которую его разум не мог понять. Отказывался понимать.

Что ты наделала, Лиллиан?

Это было недоразумение.

Он найдет ее. Извинится и заверит в своих чувствах так, как только способен человек.

Он ее любил. Наконец-то он на ней женится.

Они найдут способ, несмотря ни на что.

За исключением того, что они этого не сделают. Потому что он больше никогда не увидит Лиллиан живой.

Марк поднимает бутылку скотча и встряхивает над стаканом, цедя последние робкие янтарные капли. Виски был хорош, бутылка нашлась в ящике стола в одном из кабинетов врачей. Мужчина склоняется над картой, которую нашел в кармане Энни. Она почти просохла и разложена на столе. Углы прижаты книгами. Кое-где карта сморщилась, а чернила немного растеклись, но все можно разобрать. Марк рассматривал ее в течение последнего часа и думает, что разобрался: это карта канала Кеа у греческого побережья. Это на Кикладах, имеющих репутацию ветреных и опасных. Древние греки считали их проклятием для моряков. Он не моряк, но маршрут, безусловно, выглядит очень коварным, усеянным множеством островов, а пространство между ними отмечено быстро меняющимися глубинами и промерами. Больше всего Марка беспокоят недавние, сделанные вручную пометки. Как можно понять, они обозначают расположение морских мин. Марк слышал, что немецкие мины представляют все большую угрозу для кораблей в этом районе.

И «Британник» в эту самую минуту идет на юго-восточное побережье Греции, приближаясь к Кикладам. Капитан должен немедленно увидеть эту карту. Сворачивая карту, Марк задается вопросом, откуда она у Энни. Он выходит в боковой коридор, гадая, где искать капитана Бартлетта в утренние часы, когда слышит приглушенное пение. Он узнает мелодию: это «Ближе, Господь, к Тебе». Марк тут же вспоминает, что идет утренняя месса – вероятно, в столовой, самом большом помещении. Капитан Бартлетт наверняка там, возможно, даже ведет мессу.

Марк одергивает одежду, которую не менял со вчерашнего дня. Он чувствует себя мятым и неопрятным, разум плавает в виски. Марк пытается пригладить волосы. От влажности они завились, и сейчас он похож на сумасшедшего, одного из многих неопрятных контуженых солдат на корабле. Он торопится, насколько позволяют его травмы. Не так-то легко ходить по кораблю с тростью, пару раз Марк едва не падает, зацепившись тростью за перила или дверной порожек.

Спускаясь по лестнице, он нервничает от того, насколько этот корабль похож на «Титаник», даже без изящных деталей, слуг и музыкантов, дам в шелковых платьях и шляпах с дикими перьями, алкогольных паров, сигарного дыма и духов. Как будто он вернулся назад во времени… Или он сам призрак, преследующий сегодняшний день. Звуки слышнее, теперь Марк может разобрать слова:

В пустыне странник я, и ночь темна, Отдых на камне лишь найдет глава;Но сердце и во снеБлиже, Господь, к Тебе…

Марк чувствует, что за дверьми множество людей, может представить, как они сидят на скамейках. Моряки в униформе, сестры милосердия в передниках и платках, солдаты в халатах, с подколотым рукавом или штаниной из-за потерянной ноги или руки. В воздухе витает запах давно прошедшего завтрака. Жареная рыба с фасолью, кофе и чай. Человеческие запахи. Поклонение Богу – квинтэссенция человеческого. Колеблющийся звук песни без аккомпанемента.

Там, за дверью, была жизнь – жизнь и вера, – а он мертв и холоден, и так было все эти четыре года после смерти Лиллиан.

Перестань думать о Лиллиан. Мы плывем навстречу опасности. Я должен сказать капитану. Марк заставляет себя выбросить все лишнее из головы.

Энни, Лиллиан, его дочь. Марк крепче прижимает свернутую карту к груди и тянется к двери.

Но она не сдвигается с места. У него не получается ее открыть.

Дверь не может быть заперта, во всяком случае не дверь в часовню. Это невозможно. Там всем рады.

Марк пытается снова, но ручка просто поворачивается в руке. Свободно вращается. Он стучит по дереву. Внутри должно быть слышно – так почему никто не открывает?

Но ничего не происходит; они словно не слышат его, как будто он в другом измерении. Как будто он призрак.

Или как будто часовня не хочет его впускать.

Марк помнит из детской сказки, что ведьмы и демоны не могут переступить порог священного места.

Все это у тебя в голове, старина.

Но Марк точно знает, что это не так.

Он снова колотит в двери, снова дергает ручки, но никто по-прежнему не приходит ему на помощь. Отчаявшись, он ковыляет обратно в коридор. То, что несколько мгновений назад звучало по-человечески, теперь звучит жутко, угрожающе и оглушительно громко. Какофония невинности.

Пока сознание мечется в отчаянье и замешательстве, в голове Марка проносится безумная идея.

Может быть, Энни говорит правду. После всего пережитого за несколько дней история Энни – единственное, что имеет смысл.

Более того – возможно, она не единственный призрак.

В голову приходит новая мысль, и он оживает. Может быть, еще есть шанс на искупление. Это он виноват в смерти Лиллиан, он знал это всегда. Он жил с чувством вины и пытался заглушить его, женившись на Кэролайн. Он убил Лиллиан своим пренебрежением. Эта дубеса, морская ведьма, или как там ее называла Энни, возможно, и претендовала на Лиллиан, но судьба дала ему шанс спасти свою дочь. Что там говорила Энни… Морской ведьме нужны ее невинные дети? Ундина невинна, но будь он проклят, если море заявит на нее свои права.

Если утром все на службе, то, значит, в рубке и на мостике почти никого. На пути никто не встанет. Марк знает, что нужно сделать. Чтобы наконец покончить с этим проклятием. Чтобы покончить со всем этим.

Вот почему карта оказалась у него – важно, чтобы он знал, где находятся морские мины.

Снова поднявшись на ноги, Марк Флетчер направляется к мостику. И к своей судьбе.

Глава пятьдесят вторая

Я сплю?

Энни пытается согнуть руку, напрягая мышцы. Она дергается на привязи, словно собака на цепи. Запястья обмотаны кожаным ремнем, другой конец привязан к металлической раме кровати. Она тянет с нарастающей яростью, но рама прикреплена к стене и не поддается.

Энни не помнит, как сюда попала. Не может вспомнить, на каком корабле находится. Время слилось воедино, ее жизни перетекают одна в другую. Она помнит чувство парения, когда ноги не касаются пола. Как она дрейфует по коридорам «Титаника», а не «Британника» – об этом свидетельствуют прекрасные декорации. Вокруг корабль во всей его красе – Энни видит людей, которых знала тогда, теперь мертвых и покинувших этот мир.

Они оборачиваются, когда она проплывает мимо, Уильям Стед, Бенджамин Гуггенхайм, Джон Джейкоб Астор. Оглядываясь назад, она жалеет их: такие самоуверенные мужчины, державшие лицо до самого конца. Если бы они знали, что им осталось жить всего несколько дней, что они изменили бы?

И тут появляется Кэролайн – ее милое личико, обращенное к ней, сияет искренней любовью. Ее любимая подруга. Боль пронзает грудь Энни. Душевная боль, мучительная и настоящая.

И теперь она видит себя со стороны, привязанную к кровати, с растрепанными волосами, похожими на птичье гнездо, с грязным лицом и полосами слез. Как она может это видеть? Потому что она не Энни. Сейчас она – Лиллиан.

Словно в ответ на внезапное осознание она ощущает легкость. Энни чувствует себя… свободной. Напряжение в запястьях ослабевает. Сначала почти незаметно, затем настолько, что девушка может освободить руки.

Она и в этом теле, и нет.

Энни садится, потирая запястья, и оглядывает комнату. Она видит свою одежду, разложенную для просушки, видит, что карта исчезла. И мгновенно понимает: ей даже не нужно догадываться, кто ее взял.

И что она должна сделать.

Она идет к мостику, будто не касаясь пола ногами. Забавно, но для большого корабля здесь удивительно тихо и пусто, как будто колдунья наложила на это королевство чары, сонное заклинание.

Она уже знает, что увидит на мостике. Все так и есть: Марк стоит за штурвалом, разглядывая карту в руках. На полу у его ног растянулись двое мужчин, которые оставались дежурить. Двое мужчин, которые тоже попали под чары и теперь спали. Или он причинил им вред?

Марк поднимает взгляд, когда она входит, но удивление и замешательство быстро сходят на нет. Она знает, что он видит не Энни, а Лиллиан. И не злую, мстительную Лиллиан, которую он предал, а прежнюю Лиллиан. Красивую и сияющую, без шрамов, с блестящими, высоко уложенными темными волосами, прекрасную, как рассвет.

Марк тянется к ее руке, его глаза широко раскрыты и полны слез.

– Это ты.

Она видит, как покраснели его глаза, – знает, что он выпил.

Знает, что он едва держится. Впрочем, она уже много раз видела его таким. Он всегда нуждался в ней. Нуждался в ее прощении.

Их пальцы переплетаются. Его – теплые и сильные, а ее кажутся слабыми, словно вода. Ей хотелось бы крепче прижаться к нему. Они вместе. Наконец. Наконец-то он видит.

– Я никогда не оставляла тебя, – говорит она, понимая, что это правда. – Ты всегда был главным, Марк. Ты – все, что имеет для меня значение. Ты же знаешь.

Энни не понимает, произносит ли она эти слова или они просто каким-то образом передаются ему. От сердца к сердцу. Через необъяснимую связь, которая всегда была между ними.

И хотя она едва чувствует тело, в котором находится, все же что-то сжимает горло. Что-то болезненное и жесткое.

– Я отдала все, Марк. Я отдала… Я отдала своего ребенка.

– Но мы оба на это согласились.

– Не Кэролайн, Марк. Не ей. Я отдала Ундину дубесе, разве ты не понимаешь? Это было мое… мое обещание. Сделка.

– Не понимаю, – тихо шепчет он, глядя ей в глаза, словно ее взгляд не дает ему сдвинуться с места.

– Чтобы я могла вернуться к тебе, понимаешь? Чтобы мы снова могли быть вместе. Окончательно. Навсегда.

На лице Марка мелькает беспокойство, но только на секунду. Ундина. Его ребенок, которого он не видел уже четыре года. Ее мать, однако, стоит перед ним. Держа его за руку.

Он притягивает ее в свои объятия, прижимая ее тело – нет, это тело – к своему. Руки Марка ощупывают подбородок, затылок, волосы, как всегда, когда она была жива, и ей кажется, что она сделана из чистого пламени. Она так долго, так долго ждала этого. Мысль о нем – потребность в нем, во втором шансе, в этом – пульсировала и болела внутри.

– Я люблю тебя, – снова шепчет он, словно все еще не веря своим ушам. – Ты вернулась за мной, и я люблю тебя. Я тебя так люблю.

Когда его губы касаются ее – соленые от слез, – она чувствует, как поцелуй снова делает ее легкой, словно ветер. Чувствует, что из нее словно вытягивает что-то, чувствует, что ее душа находит его и кружится в нем. Вся боль, весь гнев и страх, все компромиссы и предательства, все ожидание. Ужасное темное обещание, которое она дала. Все это привело к этому.

А потом… потом она отступает назад. И вместо мгновенного блаженства есть только одиночество.

– Верно, – говорит Марк, не замечая перемены в ней.

Его глаза изучают ее лицо, впитывая его, словно умирающий от жажды долгий глоток воды.

– Ты единственная, Лиллиан. Ты всегда была единственной, – Марк почти смеется. – Всегда все дело было в нас. Ты была права. Ты права.

Одной рукой все еще обнимая Лиллиан за талию, Марк тянется к штурвалу корабля, его глаза сверкают и почти бе-зумны:

– Так давай закончим с этим.

– Марк, подожди. Что ты имеешь в виду? Что ты…

– Так будет лучше и для Ундины, – бормочет он, снова изучая карту. – Она в безопасности. Девочка знает лишь одну семью. Будет лучше, если она никогда не узнает о нас.

И тут девушка понимает, что собирается сделать Марк. С резким вздохом Энни возвращается в свою собственную оболочку, борясь со скорбной болью Лиллиан внутри.

Однажды, когда Энни была ребенком, она купалась у берегов Баллинтоя. Ее подхватило волной и засосало под воду, она почувствовала, как воздух вырвался из груди, почувствовала, как солнечный свет исчез. Ее швырнуло вниз головой и выбросило далеко… очень далеко. Тогда она была слишком юна, чтобы думать о смерти. Она еще даже не придумала игру в исчезновение. Когда она барахталась под волнами, ее охватили паника и смятение… Но под всем этим было что-то неосознанное и постоянное – вера в поверхность, уверенность в том, что свет и дыхание вернутся. В детстве не представляешь себе ничего, кроме жизни, кроме света, кроме еще одного шанса, и еще, и еще.

В тот момент, когда Марк с дикими глазами хватается за штурвал, Энни снова приходит к этой уверенности. Даже сейчас, после всего, что произошло.

После ужасной ограниченности жизни под бдительным оком отца. После внимания Десмонда, его прикосновений, его окончательного предательства. Божьего предательства. После беременности. Унижения. Желания умереть. После мечтаний о побеге. После всего этого – даже став невольным сосудом другой потерянной души, – у нее все еще есть частица настоящей Энни, и частица истины, веры: этот свет.

В ее душе все еще есть уверенность.

Энни цепляется за эту уверенность, когда ее сознание прорывается сквозь чары на поверхность. Она осознает, что творится вокруг, осознает истину.

Они находятся в канале. Девушка видит сердитые белые шапки, когда вода разбивается и кружится в узком проливе. Если корабль не наткнется на скалы, скрытые под волнами, он столкнется с одной из немецких мин.

Марк хочет уничтожить корабль. Обречь на проклятие тысячу душ на борту, спящих и не знающих, что их ждет. Как люди на борту «Титаника».

– Да, – говорит внутренний голос. – Мы всегда будем вместе. – Но это не мысли Энни. Это то, чего хочет Лиллиан, но Энни не может убить всех на борту этого корабля. Она не вынесет ответственности за столько смертей во второй раз.

– Марк, ты не можешь этого сделать, – говорит Энни, вырываясь из его рук. – Ты же не собираешься убить их всех. Они невиновны.

Его взгляд – чистое замешательство.

– О чем ты? Я делаю это для нас. Чтобы освободить тебя от этой Сделки. Это единственный способ для нас быть вместе, разве ты не понимаешь? Эта жизнь для меня окончена. Но для нас, для нас – это только начало.

Он полон решимости. Но Энни не может быть такой эгоисткой. Она хорошая девочка.

Она пытается, но не может вырвать штурвал из рук Марка. Это тело все еще не принадлежит ей, никогда не принадлежало. Возможно, с самого рождения. Может быть, женские тела всегда такие. Марк отталкивает девушку. Теперь уже маниакально, отчаянно пытаясь удержать штурвал в брыкающихся волнах, бьющихся о корабль. «Британник» поднимается, опускается и дрожит, как игрушечная лодка, пытающаяся плыть по бушующей реке. Мелькают вспышками воспоминания последней ночи «Титаника». Она падает, как от удара. Электрический заряд надвигающейся катастрофы потрескивает в воздухе.

Энни уверена, что чувствует запах взрывчатки за долю секунды до того, как они задевают мину.

В последний момент она делает единственное, что может сделать: освобождает зачарованных от чар, пробуждая их, чтобы они могли попытаться спастись. Возможно, она все сделала неправильно, но она все еще может сделать одну последнюю правильную вещь.

Тяги для тревожных звонков манят с дальней стороны пульта управления, переключатели и рычаги, шестерни и слайды, которые капитан и команда используют для управления кораблем. Она бежит к ним, молясь, чтобы Марк не бросился за ней, чтобы он не попытался остановить ее, не успел.

Энни хватается и дергает за веревки, продолжая, даже когда по всему кораблю раздаются тревожные колокола, их резкие крики прорезают туман чар.

Даже когда они разрывают ее собственное оцепенение.

Даже когда первый из взрывов сотрясает борт корабля.

Она будет бить тревогу, пока вода не заберет ее, пока колокола и она вместе с ними не перестанут кричать.

Пока она больше не сможет держаться.

Пока она не перестанет быть Энни или Лиллиан.

Пока все не закончится.