Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 182 (всего у книги 331 страниц)

Энни, отшатнувшись, отступает на шаг, затем вылезает из ванны. Она сходит с ума. Должно быть, она сходит с ума.

– Это ты, – шепчет она. – Лиллиан.

– Нет, – отвечает насмешливо голос. – Это ты.

И голос доносится из-за спины Энни.

Энни оборачивается и видит призрак, поднимающийся из воды, фигуру женщины, которая ярко мерцает, как утренний свет на росе. Она стоит, возвышаясь над Энни. Ее вид парализует Энни, но отзывается в ней. Смутное, старое воспоминание проносится в голове.

Я тебя знаю.

Это та женщина, которую она встретила на пляже много лет назад, будучи ребенком. Дубеса из рассказов ее бабушки. Энни чувствует, как от этой правды у нее дрожат руки.

– Повернись и посмотри на отражение. Ты узнаешь это тело, не так ли, Лиллиан Ноттинг? Ты когда-то была ею.

Уставившись на нее, Энни тянется к своим волосам, готовая нащупать короткую стрижку, но в ее руке длинный, влажный пшеничный локон.

Это не отражение.

– Я здесь, чтобы напомнить тебе, кто ты, и о нашей Сделке. Я долго ждала, Лиллиан Ноттинг, но больше ждать не буду.

Ужасная боль в голове возвращается, боль, грозящая расколоть череп надвое.

Мерцание становится ярче, настолько интенсивным, что Энни не может на него смотреть.

– Это прекрасное тело – я подарила тебе его, помнишь? Твое было уничтожено… О, ты ужасно надругалась над ним, да? Ты так хотела вернуться, но тебе был нужен новый сосуд.

Энни проводит руками по своему обнаженному телу. Это ее тело, единственное тело, которое она когда-либо знала.

– Я Энни Хеббли, – говорит она больше себе, чем видению.

– Иногда, когда берешь другое тело, возникают проблемы. Старый дух не хочет уходить. Ум все еще загроможден прежней жизнью, прежними воспоминаниями. Все зависит от тебя, Лиллиан Ноттинг. Ты должна взять тело под конт-роль.

Боль становится сильнее, настойчивее, лишая Энни возможности думать. Она качает головой, как будто может избавиться от нее таким способом. Это не воспоминания; это просто истории, которые она слышала от Кэролайн или Марка, или даже, вполне возможно, читала однажды в книге или подслушала от соседа. Неважно, откуда они взялись: она знает, что она не Лиллиан. Это невозможно. Она – Энни Хеббли. Просто плохо себя чувствует.

На нее обрушились другие воспоминания, которые Энни так старалась забыть.

Из тех несчастливых времен в Баллинтое. Она помнит, как открыла старую жестяную коробочку с леденцами для горла, наполненную крошечными белыми таблетками, украденными у больного соседа. Она не знает, для чего нужны эти таблетки, только то, что они смертельны, если принимать их в большом количестве. В этом воспоминании Энни Хеббли хочет умереть. У девушки, опорочившей себя, со строгим отцом в маленькой ирландской деревушке нет будущего.

Не тогда, когда отец твоего ребенка – священник.

Но таблетки действуют не так, как она думала. У Энни начинает кровоточить между ног, и она знает, что это значит, такое слишком часто случается с женщинами ее деревни: у нее выкидыш. И в последнюю очередь она бы хотела, чтобы это произошло здесь. В доме. Ее мать и отец увидят доказательства и поймут, что их дочь – плохая девочка.

У нее нет другого выбора, кроме как спуститься на пляж, войти в шум прибоя и отдаться на милость моря.

Энни неуверенно покачивается. Мерцающая женщина в металлической ванне исчезла. Страшный образ, отраженный в стекле, тоже исчез. Энни одна, стоит в луже.

Была ли история, которую она только что видела, реальной? Или она просто выдумала все, чтобы не вспоминать о худшем? Она помнит, что доктор Элис Лидер сказала ей на «Титанике»:

«Беспокойный ум никогда не может познать самого себя. Это печальная правда безумия».

Она так устала сходить с ума.

Энни видит лишь один выход.

Только одно ей подвластно контролировать.

Враг воды – огонь. Дубеса может править водой, но у нее нет власти над огнем.

Сначала Энни надевает халат – берет из стопки для раненых. Он повисает на ней как попона, но, по крайней мере, он сухой – настолько сухой, что из него вообще-то получится хорошая растопка. Затем она обыскивает шкафы, пока не находит коробку спичек. У нее так сильно стучит в голове, что она едва может думать, но все в порядке. Она не хочет думать. Иначе она не решится пройти весь путь до конца.

Шик, шик. Энни проводит головкой фосфорной спички по полоске наждачной бумаги сбоку коробки. Искры летят многообещающе, но в последнюю секунду деревянная палочка ломается в ее руке. Она пробует другую. Следующая загорается, но так же быстро гаснет. Потом снова искры, снова сломанные спички. Она слишком сильно давит? Может быть, спички отсырели, испортились. Все идет наперекосяк. Она не замечает слабого ветерка с океана, проникающего из-под двери, который, кажется, задувает каждую спичку прямо перед тем, как она загорается.

Должна погибнуть в огне. Эта мысль проходит сквозь нее, дымная и головокружительная. Огонь. Пожар на фабрике, в котором погибли все эти женщины – все, кроме нее.

Все, кроме Лиллиан.

Она смотрит на свои дрожащие руки и на мгновение видит не спичечный коробок, а мужскую бритву, острую и блестящую.

Она кричит.

Глава сорок восьмая

20 ноября 1916 г.

Баллинтой, Ирландия

Мелкий песок с пляжа в доме повсюду, даже в комнате, которой не пользовались четыре года, думает миссис Хеббли, проводя метелкой из перьев по комоду. Раньше она стирала его тряпкой, но тогда песок царапал дерево. И пусть мебель не особо красивая, но это все, что у нее есть, муж новую не купит.

Она в комнате дочери. Собирается убрать вещи Энни, чтобы сюда могли переехать двое сыновей. Самый младший, Мэтью, стал таким большим, что это действительно наказание – заставлять его делить одну комнату с тремя братьями.

Наконец-то настал день, когда Тереза Хеббли готова отпустить Энни.

При этой мысли ее сердце сжимается.

Она до сих пор помнит, когда в последний раз видела дочь. Энни лежала в этой самой постели. Разумеется, девочка могла просто спать, но мать чуяла. Это был не сон. Была середина дня. Тереза стянула одеяло, чтобы разбудить ее, и увидела ужасное. Что это были за таблетки, Тереза Хеббли понятия не имела. Она не верила в современные лекарства. Они были делом рук дьявола, и вот – доказательство.

На простынях была кровь. Откуда? На Энни не было ни царапины, ни пореза, ни синяка. Тереза Хеббли трясла и шлепала дочь, пытаясь разбудить ее. Но разбудить ее было невозможно.

Она умерла? Тереза не знала. Дома никого не было. Мальчики ушли на подработку, а Джонатан все еще был на работе. Тереза понятия не имела, что делать. Бежать к соседям? Женщину подспудно грыз стыд. Как объяснить, что Энни в таком состоянии? Может, спрятать таблетки? И она ненавидела себя за нерешительность, за то, что не знала, что делать.

«Сходи за доктором», – была следующая мысль, но доктор в Дансеверике, в добром часе пути пешком.

Она так разволновалась, что сделала то, что всегда делала в минуты стресса и нерешительности: пошла в церковь, чтобы помолиться о наставлении. Джонатана не было, чтобы сказать, что делать, поэтому она будет обращаться к Богу. Церковь стояла не так далеко, и Тереза побежала. Вниз по улице, так быстро, как только могли нести ноги. Тихий молодой священник, недавно приехавший в город, отец Десмонд, был там. Он менял свечи и обратился к Терезе с вопросом, чем ей помочь?

Она не могла заставить себя сказать ему об этом, потому что он был так молод. В его возрасте просто невозможно стать полноценным священником. И Тереза не хотела позорить Энни перед незнакомцем.

Потому что знала, зачем дочь приняла таблетки.

Кровь, так много крови – без порезов или ран – означала, что женщина слаба и опозорена. Она опустилась на колени на скамью перед алтарем, закрыла глаза и начала мысленно читать молитву Господню. Повторение знакомых слов утешало. Они помогли успокоить сердцебиение и замедлить дыхание. Теперь ее сердце не сжималось так сильно. И как только все замедлилось, она была почти уверена, что услышала, как Бог говорит с ней, и он говорит ей вернуться домой. Сейчас она была нужна дочери.

Тереза побежала обратно по улице, уверенная, что соседи (если кто-нибудь видел ее) подумали, что она сошла с ума, бегая туда и обратно в церковь, словно за ней гнался сам дьявол.

Когда она добралась до ворот, то осознала ужасную правду. Она помнит это и по сей день: белые занавески хлопают на ветру, входная дверь приоткрыта. Маленькие следы на песке – маленькие, как у Энни, – идущие от дома к кромке воды.

И ничего, кроме моря.

В течение четырех лет это воспоминание преследовало ее. Она плакала каждый раз, когда вспоминала, но сегодня она заставляет себя не плакать. Она всегда говорила Джонатану и мальчикам, что Энни не умерла, но теперь Тереза начала позволять себе верить, что это неправда. Она знает, что подвела дочь в тот день, и пришло время начать признавать это и принимать назначенное наказание – она никогда больше не увидит свою дочь.

Она хотела бы знать отца нерожденного ребенка Энни, но никто так и не пришел. Никто не подошел к двери с бледным лицом и шляпой в руке, спрашивая, куда ушла Энни и есть ли способ связаться с ней. Никто в деревне вообще не спрашивал об Энни, кроме отца Десмонда, и она уверена, что это только из уважения к ней – он видел, как Тереза каждый день молится за душу дочери в тихом уединении церкви.

Тереза Хеббли считает отца ребенка трусом – это просто и очевидно.

Она открывает ящик тумбочки. Внутри лежат девчоночьи вещи, вещи, которые Мэтью и его брат Марк не захотят видеть – они будут только напоминать им о потерянной сестре. Ленты и заколки для волос, рисунки красивых платьев или причесок, вырванные из газеты или журнала. Единственная белая перчатка, предназначенная для церкви, ее близняшка потерялась. Маленькая баночка кармина для губ – не то чтобы Джонатан одобрял, что его дочь пользуется косметикой.

В дальнем углу ящика лежит Библия Энни, та самая, которую ей подарили на первое причастие много лет назад. Простая кожаная обложка высохла и потрескалась, тонкие страницы пожелтели. Тереза Хеббли поднимает ее, вспоминая, как много раз она видела Энни склонившейся над книгой – та читала ее не потому, что была такой уж набожной, а потому, что в доме больше нечего было читать. Она так жаждала историй, особенно после того, как отец запретил ей навещать бабушку, мать Терезы, потому что та забивала ей голову всякой чепухой. Феи, шелки, дубхеса.

Из книги выглядывает оторванный край газетной бумаги. Еще одна картинка, которая понравилась Энни, думает Тереза и открывает книгу, чтобы посмотреть, что это такое. Но это не картинка, а статья.

Статья, написанная незадолго до исчезновения Энни, о пожаре на фабрике в Лондоне. Трагическая история, понимает Тереза, читая. Сотни девушек погибли в огне, не сумев вовремя выбраться из смертельной ловушки. Невольно она задается вопросом, почему дочь сохранила статью. Может, Энни думала сбежать в Лондон и работать на такой фабрике, но передумала, когда увидела эту историю? Маловероятно, однако с тех пор, как исчезла Энни, мысли миссис Хеббли разбегаются в тысяче разных направлений. Она знает, что это всего лишь отказ разума принять правду и желание матери, чтобы дочь была жива, наплевав на доказательства.

Когда Тереза хочет вложить вырезку обратно в Библию, она замечает, что на ней есть примечания. Выцветшие чернила подчеркивают имя: Лиллиан Ноттинг, единственная выжившая в пожаре. Могла ли ее дочь знать эту женщину, задается вопросом миссис Хеббли. Невозможно; как Энни могла познакомиться с лондонской девушкой? И за все время, что Тереза жила в деревне, Ноттингов в Баллинтое не было.

Так что, должно быть, она просто понравилась Энни. Еще одна девушка, которая пережила такое же ужасное испытание, как и она сама. Своего рода героиня.

Тереза засовывает вырезку обратно в Библию, с трудом сглатывает и продолжает готовить комнату для сыновей.

Глава сорок девятая

21 ноября 1916 г.

ГСЕВ «Британник»

Дверь за дверью заперты. Этот проклятый госпитальный корабль заперт на ночь, и неуклюжие поиски алкоголя привели Марка в длинный пустой коридор, темный, если не считать одной мерцающей лампочки в дальнем конце.

Виски «Глен Олбин» давно выветрился, и Марк не может выбросить из головы настойчивый шепот Энни. Ее обвинения, ужасные и все же недалекие от его собственных подозрений.

За исключением того, что он подозревал в преступлении не Кэролайн. Нога скользит по мокрому полу, Марк сжимает трость, и на какое-то мгновение ему кажется, что корабль идет под воду. Что они тонут.

Но нет – вода просачивается из-под закрытой двери. Может быть, из лопнувшей трубы или резервуара? Он толкает незапертую дверь и натыкается на Энни без сознания на полу. От потрясения у него перехватывает дыхание. Вокруг девушки множество сломанных спичек, ее униформа валяется, промокшая насквозь.

– Энни? – Марк откладывает трость на пол и опускается на колени рядом с ней.

Вода, теперь он видит, она льется из переполненной ванны, впитывается в его брюки.

Марк закрывает все еще открытый кран, затем пытается поднять Энни в вертикальное положение, мягко хлопая по щекам и пытаясь разбудить. Он улавливает от нее слабый запах алкоголя, что-то сырое и неприятное.

Энни внезапно приходит в себя, резко дернувшись, и с удивлением смотрит на него. В этот момент она так хрупка и напугана, что темные подозрения, которые он питал всего несколько мгновений назад, улетучиваются. И Марк желает только защитить ее.

– Что ты здесь делаешь?

Энни оглядывается, осматривая беспорядок: повсюду вода, запасы сбиты с полок, аптечный шкафчик перевернут. Должно быть, с ней случился припадок – другого объяснения не находится.

Ее начинает трясти. На мгновение у Марка щемит в груди, когда он вспоминает о своих словах. Она призналась, что любит его, а он бросил ей все в лицо. С другой стороны, нельзя было просто отмахнуться от ее безумных разглагольствований о Кэролайн. Он должен напомнить себе, что Энни плохо воспринимает реальность.

Она опасна.

Марк осторожно накрывает девушку полотенцем.

– Давай отведем тебя в комнату.

Энни всхлипывает. Ее глаза покраснели, мокрые волосы растрепались. Губы обкусаны, а обычно бледная ирландская кожа пылает и покрыта пятнами. Трудно представить, что это та самая девушка, которую он встретил на «Титанике».

– Пожалуйста, попытайся мне поверить, – Энни сжимает предплечья Марка, как будто боится, что он убежит… Словно ждет, что он попытается убежать. – Я не Энни, я Лиллиан.

Он замирает.

– Что?

Она продолжает рассказывать историю о призраках, морских духах и других ирландских суевериях, но Марк не следит за ее мыслью, потому что поражен до глубины души.

Он уверен, что никогда не называл при Энни ее имени. Откуда она знает? Мурашки пробегают по спине, и он выпускает Энни из рук, словно она охвачена огнем или опутана змеями.

– Энни, послушай меня… Тебе нужна помощь.

– Мне нужна твоя помощь! – девушка, радуясь, что Марк все еще разговаривает с ней, бросается к нему. – Марк, я совершила ужасную вещь. Чтобы быть с тобой, я обменяла будущее Ундины. Я заключила сделку с дубесой и не могу ее отменить. Пока я здесь, наша дочь в опасности.

Он не верит ни единому слову. Все это чепуха, детские фантазии.

Ей нужен врач. Он подержит ее в покое до утра, пока врачи не вернутся на дежурство. Если станет известно, что сестра милосердия сошла с ума, это деморализует пациентов…

Но куда ее отвести? Марк не может привести ее в комнату сестер. Сначала ей нужно успокоиться, прежде чем ее увидят коллеги. В поисках выпивки Марк миновал несколько пустых помещений. Никому не придет в голову искать там сестру.

Когда они заходят в пустую комнату, Марк пытается уговорить Энни попробовать заснуть, обещая присмотреть за ней. Он смахивает пыль с походного стула и садится, прислонившись к стене, чтобы наблюдать за Энни, пока она спит.

Что случилось с этой девушкой? Марк вспоминает письмо, которое нашел в камине курительной комнаты «Титаника». Оно порядком обгорело, многого было не разобрать, но Марку достаточно было одной строчки, чтобы понять, в чем дело. «Я был не прав, оставив тебя разбираться с этой конкретной проблемой в одиночку». Она забеременела, и ее бросили.

Марк беспокойно смотрит на спящую девушку. Энни перепутала в уме всю историю, думает он, смешав свое прошлое с тем, что случилось с Лиллиан. Она хочет забыть свое собственное прошлое, вступив в жизнь другого человека.

Но он не верит в это, как бы ему этого ни хотелось.

Живые часто служат якорем для мертвых. Ему вспоминаются слова старого газетчика Стеда о том, как мертвые хотят забыть свои беды и убежать в другой мир, но именно живые, неспособные отпустить, держат их здесь. Любовь и отчаяние, как тяжелые цепи, приковывают их к земле. Он был якорем Лиллиан? Разве он виноват? Неужели она вернулась в этом бедном, слабом сосуде?

Нет, это чепуха. Призраков не существует.

Марк встает со стула и ищет, чем заняться. Он развесил мокрую одежду Энни, и теперь трогает юбку и фартук, проверяя. Все еще влажная. В кармане фартука лежит что-то громоздкое и жесткое. Марк достает неуклюже сложенный лист. Карта Эгейского моря – точнее, канал Кеа, через который корабль должен пройти, чтобы добраться до Мудроса. Вчера вечером он разговаривал с одним из офицеров, пока они курили на набережной, и тот говорил, что канал труден для навигации, полон узких проливов и скалистых отмелей. Но все это отмечено таинственными символами и кодами.

Желудок Марка сжимается, когда он снова смотрит на Энни. Он помнит, сколько раз она готовила теплое молоко для Ундины. Помнит, как Ундина казалась такой больной, такой… изменившейся. Он помнит опасения Кэролайн. Марк думал, что это просто еще один случай женской ревности. Теперь задается вопросом, не ошибался ли?

Марк понятия не имеет, что делать с заявлениями Энни и почему девушка хочет думать, что она Лиллиан. Что-то, связанное с ним, без сомнения. Она хочет оказаться на месте Лиллиан. Иногда разум может творить ужасные вещи. Он видел, как люди сходят с ума в окопах, внезапно веря, что им снова семь лет, они играют в прятки в лесу, пока мамы их ищут.

В конце концов он берет в пример ее собственные действия и точно знает, что делать. Марк тянется к ремню.

Глава пятидесятая

Где я?

Она помнит, как Марк вел ее по коридору: ее рука лежала у него на плече, а ноги едва касались пола. Затем Энни осторожно опустили на кровать. И на этом ее сознательная память заканчивается.

Энни становится пассажиром в собственном теле, когда погружается в сон. Не в состоянии говорить, не в состоянии контролировать мысли, не в состоянии заставить тело повиноваться.

Образы появляются в ее сознании – она сразу понимает, что это воспоминания Лиллиан Ноттинг, – как движущиеся картинки, словно их прокручивают специально для нее.

Прикроватная тумбочка на стороне Марка. Книга лежит под углом, как будто ее недавно бросили. Простой кремовый конверт торчит между страниц. Она не помнит, чтобы Марк читал вчера вечером или когда-либо еще… В последнее время он не приходил в ее спальню, и поэтому она прокралась в его. Только Марка здесь нет. Она знает, что это должно означать. Она знает, где он должен быть.

С Кэролайн. Она дотрагивается до книги – без сомнения, одолженной ему Кэролайн, – и когда она поднимает ее, конверт выпадает.

Она поднимает конверт с пола. В левом верхнем углу написано «Уайт Стар Лайн».

Внутри лежит билет. «Титаник». Пассажир первого класса: мистер Марк Флетчер.

Красный оттиск, растянувшийся над словами: ОПЛАЧЕНО.

Она проводит большим пальцем по красным чернилам. Лиллиан знает, у кого еще есть билет.

Ее пронзает боль, сильная и резкая, как кинжал, вонзившийся в сердце. Опасная бритва Марка невинно лежит в пределах досягаемости. Она делает это не только для того, чтобы освободиться от мучений – кровь отвлекает ее от внутренней боли, – но и для того, чтобы бросить вызов миру. Вот тебе и женская красота.

Без нее мы ничто.

Затем волосы – они обрезаны грубыми клочками, руки Лиллиан дрожат от раскаленной добела ярости, которая сжигает отчаяние, превращая его в решимость, в странный и жуткий источник силы.

Вот так, чудовищем, она выходит из дома. Идет по дорожке на всеобщее обозрение.

Все происходит как в тумане. Крики и всхлипы тех, кто ее замечает. Но никто не может ее остановить. Сейчас она мчится, обезумевшая, все еще истекая кровью, и люди отступают, когда она проходит мимо, кошмар во плоти.

Она следует за запахом воды на ветру. Стоит на мосту, ветер гуляет над ее обезображенной головой.

Прохлада там, где раньше было только пламя агонии, приносит мгновенное облегчение. На мгновение Лиллиан улыбается. Вот что такое свобода.

А потом она делает шаг в пустоту. Люди на улице ахают, когда…

Она ныряет в холодную Темзу. Безжалостная вода немедленно ее окружает. Она цепляется за ночную рубашку и тянет вниз, вниз…

Лиллиан глотает ледяную воду, втягивает еще больше в легкие…

Сознание наполняется паникой, борется, чтобы заставить проснуться…

Нет, нет, нет… Что я наделала?.. Но уже слишком поздно…

Марк – это все, о чем она может думать, все, что она может видеть. Даже сейчас она прощает его…

Она хочет все вернуть: своего мужчину, своего ребенка, свою жизнь…

Но давление в груди невыносимо. Она пытается пробиться на поверхность, но, кажется, погружается все глубже и глубже…

И затем, в темноте, среди разрывающей легкие боли, раздается голос, чистый, как музыка, сладкий, как у ангела. Голос, который звучит как сама невинность.

– Я могу дать тебе второй шанс, – говорит голос.

Это голос воды, голос чего-то огромного и невидимого. Но на последних вздохах Лиллиан видит блеск зеленых глаз, прядь растрепанных волос. Морская богиня или последняя галлюцинация, мимолетное видение – она не знает точно.

– Я повсюду, – говорит видение. – Я – великая мать – ведьма моря, способная слышать тонущих, где бы они ни находились. Ты хочешь жить? Я исполню твое желание, но ты будешь должна отдать мне взамен невинную душу. В собственное тело тебе не вернуться. Оно никуда не годится. Но я дам тебе новую, свежую оболочку. Девушка только что умерла. Ее тело идеально. Ступай. Верни свою любовь, если ты этого хочешь. Только не забудь: ты должна исполнить свою часть сделки. У меня будут мои невинные дети, и они будут жить со мной в глубине. Оберегаемые и любимые навсегда. Это сделка, которую нельзя расторгнуть.

Лиллиан открывает глаза и видит, что стоит перед сходнями, ведущими на «Титаник». В руке потрепанный чемодан, на ногах старые босоножки Рионы, тети Энни. Это воспоминания Энни: как она встретилась с Вайолет Джессоп. Как выбрала более тесную из двух коек в крошечной каюте, которую они должны делить, чтобы снискать расположение Вайолет. Как примеряла униформу стюардессы «Уайт Стар Лайн». Как прятала золотое распятие за воротом, чтобы никто не увидел. Как училась складывать салфетки, застилать постели и подавать чай в манере «Уайт Стар». И как стояла на палубе 10 апреля 1912 года и наблюдала, как пассажиры первого класса поднимаются по сходням, гадая, кто из них займет порученные ей двенадцать кают первого класса.

Именно в этот момент она видит Марка Флетчера, такого респектабельного в прекрасном новом костюме, который купила для него Кэролайн. Мужчина отвлекается, потому что ребенок у него на руках срыгивает ему на пальто.

Этот ребенок – Ундина.

Энни просыпается в холодном поту. Но даже наяву образы продолжают стоять перед мысленным взором. Ночами она писала себе записки, отчаянно пытаясь сказать своему бодрствующему разуму правду. Ночами она бродила по кораблю в поисках Марка, слушала Марка, ждала Марка. Как она наслаждалась тем, как он держал ее в своих объятиях.

Дубеса права.

Энни – это Лиллиан.

Все это время ее не преследовали призраки. Это она преследовала живых.

Она вернулась – не за ребенком, которого забрала Кэролайн. Но за мужчиной.

Она вернулась за Марком.

Но самая тошнотворная мысль – о том, чем она согласилась пожертвовать ради любви. Ключевое воспоминание – самое важное с самого начала – брошь. Брошь, которая все это время лежала у нее в кармане, с маленькой потайной защелкой.

Защелка, которой она рассеянно играла, пока работала. Потому что когда-то брошь принадлежала Лиллиан. Это был маленький подарок от Кэролайн.

А потом наступает самое худшее, темная, тошнотворная волна правды, когда Энни наблюдает, как она – Лиллиан – наливает и согревает молоко для ребенка утро за утром. И днем тоже. В укромном уголке кухни «Титаника», чтобы не мешать повару.

Очень осторожно открывая брошь и добавляя порошок в теплую белую жидкость.

По щепотке каждый раз.

Да, это она. Это все время была Лиллиан.

Она представляла опасность для ребенка.

Она пыталась выполнить обещание.

В конце концов она должна была отдать дубхесе ребенка. Невинного. Такова была Сделка.

Она помнит, как подошла к Марку, отчаянно пытаясь привлечь его внимание. Говорила Марку, что он не обращает внимания на свою дочь. Тебе не кажется, что Ундина нездорова? Я думаю, ей стало хуже.

Я думаю, Ундина в опасности.

Я думаю, ты должен меня выслушать.

Я нужна тебе, Марк, разве ты не видишь?

Я, Марк. Посмотри на меня. Увидь меня.

Выбери меня.

Но сейчас… Она пытается вскочить с кровати, найти Марка и заставить его понять. Он должен помочь ей покончить с этим кошмаром.

Но что-то удерживает ее. Ремень, туго обмотанный вокруг запястий. Она привязана к кровати.

Или, по крайней мере, Энни Хеббли привязана.

А Лиллиан Ноттинг – нет.