Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 238 (всего у книги 331 страниц)

24

Бо быстро отступает от меня.

Мужчина в халате поверх костюма появляется в дверях.

– Эй? Я бы хотел воспользоваться вашими услугами. Пытался зайти пораньше, но здесь было такое столпотворение.

Он надевает очки и меряет нас внимательным взглядом. Я гадаю, видит ли он, как я дрожу, и замечает ли алые пятна на моих щеках.

Я прочищаю горло.

– Э, прощенья просим, милсударь. – Снова прорывается мамин говор. – Мы тут тока прибираемся. – Я сгребаю салфетку и встряхиваю ее. Бо, включаясь в игру, хватает метлу. – Цирюльник будет завтречка и отделает вас любо-дорого.

Мужчина качает головой, покрытой пушком, как летний кабачок. Едва ли здесь есть что стричь, но, когда ты богат, тебе не нужна причина, чтобы потратить деньги.

– О, что ж, тогда зайду завтра. Послушайте, вы, наверное, знакомы с этими китайскими парнишками, что завтра устраивают акробатическое представление. В обеденном зале это главная новость.

– Ага. Зрелище будет – закачаетесь. Не пропустите. И приятелям скажите.

– Непременно. Доброй ночи, джентльмены.

И дверь закрывается.

Взбодрившись от близости провала, мы быстро заканчиваем уборку. Я кладу в карман колоду карт и оранжевый платок, оставляя в парикмахерской банке для чаевых целый шиллинг, втройне оплачивающий взятое.

– Легко отделались, – шепчет Бо, и мы торопимся назад в каюту 14.

Оказавшись там, я кладу платок и колоду карт на койки мальчишек.

– Винку понравится платок, – говорит Бо.

– Надеюсь. Что с ним случилось? Он не хочет даже упоминать о своих родителях.

Бо прислоняется к кроватному столбику, и между его бровей залегает глубокая морщина.

– Мать Винка умерла при его рождении. Отец частенько бил его палкой. Он научился лазать по деревьям, прячась от отца.

Я кривлюсь. Внезапное желание защитить Винка заставляет меня кинуть взгляд на его мешок, самый потрепанный из всех. Всем детям нужны их матери, даже те, которых они никогда не видели.

Смогу ли я взять мальчишек в Америку? Возможно, если Леди Свобода распахнет мне свои объятия, в них поместятся и эти двое.

– За последнюю секунду ты множество раз покинула эту комнату, – говорит Бо.

– Как думаешь, что Винк и Олли скажут на то, чтобы отправиться в Америку со мной? Я могла бы взять их под опеку, как сыновей, или, по крайней мере, как младших братьев.

Его звездная ямочка появляется на гладкой щеке.

– Думаю, Винк последует за тобой куда угодно, а куда Винк, туда и Олли.

От моего удивления его ямочка становится заметнее. Я знакома с Винком всего несколько дней. Возможно, я первая близкая особа женского пола за всю его недолгую жизнь, и, не зная матери, он каким-то образом успел ко мне привязаться. Что-то пробуждается глубоко внутри меня. Спина выпрямляется, ноги прочнее упираются в пол. Как будто у меня до сих пор было недостаточно причин отправиться в Америку, к ним добавляются еще две.

Ямочка исчезает.

– Но не спрашивай их, если не уверена, что тебе нужна такая ответственность.

Я киваю. Я жила под ярким светом надежды. Я знаю, как она гаснет, когда очередное выгодное дельце Ба оборачивается провалом. Забота о двух подопечных – непростое дело. Таскать им ириски и тапочки – это одно, но если придут трудные времена, смогу ли я найти для них еду и крышу над головой? Что случится, когда они начнут сомневаться во мне? Они могут возненавидеть меня, если я буду с ними строга. В конце концов, Джейми решил, что я слишком люблю командовать. Может быть, поэтому, пусть и лишь отчасти, он ушел?

«Титаник» качается, словно испускает глубокий вздох, и шепот океана доносится до нас словно странная музыка.

– А ты бы хотел когда-нибудь отправиться в Америку?

От собственной смелости у меня пылают щеки.

Он замирает, и мне ужасно хочется забрать свои слова назад. Затем я вижу смешинки в его темных глазах.

– Хочешь и меня тоже взять под опеку?

– Нет, – отрезаю я.

Он выпрямляется, и веселье на его лице сменяется сожалением.

– Даже если бы я хотел, я не могу поехать в Америку. Я в долгу перед Аном.

– Ты о чем?

– В следующем году Фонг празднует свой шестидесятый день рождения. – Упоминание имени врага заставляет его сжать губы. – Китайцы верят, что шестьдесят лет – это первый полный круг жизни. Я хочу быть рядом, чтобы напоминать про кровь на его руках. Неудачи последуют за ним и на второй круг.

Ба так и не дожил до шестидесяти. Как и мама.

– Если твой брат любил тебя так же, как ты его, могу поспорить, он не хотел бы, чтобы ты тратил жизнь, изображая дурное знамение. Фонг, может быть, и не божий одуванчик, но ведь это не он убил твоего брата.

Я понимаю, что и Джейми делает то же самое, лелея злость на Ба, хоть это и не Ба убил маму. Они оба смотрят назад, когда все важное ждет впереди.

Бо снова мрачнеет, словно бутон пиона вянет, попав в вино. Мою кожу овевает прохлада, и все оживление улетучивается, оставляя только разочарование.

* * *

Стук в мою дверь раздается как раз в тот момент, когда я натягиваю на ноги самые теплые носки миссис Слоан.

– Это Эйприл.

Она врывается в каюту, одетая в простое изумрудное платье-футляр с хитрым разрезом сбоку, в котором виднеется черное кружево. Длинные черные перчатки скрывают ее руки. Я никогда не уделяла одежде много внимания, но платья Эйприл Харт заставляют это внимание обращать, равно как и тигр, прогуливающийся по улицам.

– Уже в кровать? – спрашивает она, оглядывая мою фланелевую ночную сорочку. Затем шагает к кушетке и ставит свой саквояж на нее.

– Завтра рано вставать. Твой, эм, план работает?

Она хватает меня за руки.

– Забудьте о филе миньон. Сегодня в меню «Дом Июля».

Совсем по-девчачьи взвизгнув, она принимается кружить меня по комнате, заставляя хохотать вместе с ней. Потом мы падаем на кровать, и потолок кружится над нашими головами.

– Значит, твой журавль действительно был счастливым.

Она слегка фыркает.

– Кто-то спросил леди Люси Дафф-Гордон о «Доме Июля», и она сказала, что он вряд ли «переживет лето».

– О, так она остра на язык.

– Да, но, – ее глаза сияют, – она ни кусочка не проглотила за ужином. Заявила, что ее мучает морская болезнь.

Эйприл снова заливается смехом, и я тоже не могу удержаться.

Волна тоски, как глоток едва теплого чая, проходит сквозь меня. Всего за несколько дней я ощутила духовную общность с двумя молодыми женщинами, обе из которых никогда не смогут стать для меня кем-то большим, чем просто знакомыми. Нельзя просто взять и взобраться к дружбе по лестнице. Это так не работает. Но даже подружиться с девочками с одной со мной «палубы» мне никогда не удавалось. Я слишком сильно полагалась на Джейми. Но разве не в этом смысл семьи? В том, что на нее всегда можно положиться.

Придя в чувство, я встаю и вытаскиваю розовое платье-брюки.

– Я придумала, как решить проблему с походами в туалет.

– О?

– Пуговицы спереди вместо спины.

Я поднимаю платье, чтобы она могла это себе представить.

– Пуговицы спереди подразумевают, что ты не можешь позволить себе горничную.

– А что, если их спрятать, как иногда делают на мужских рубашках?

Она постукивает пальцем по алым губам.

– Скрытый разрез.

– Да.

Сняв перчатку, она проводит мизинцем линию спереди брюк, словно прикидывая, где будут проходить пуговицы.

– Крой будет очень сложный, а если и ткань с рисунком, права на ошибку не останется. – Она ослепительно улыбается. – Валора, ты мне прям облегчение подарила. Скажи, ты не думала о работе в сфере моды? Я бы нашла применение таким мозгам, как у тебя.

– Спасибо, но я прохожу прослушивание в цирк завтра на мостике. В одиннадцать утра.

– Я слышала. Но если ничего не выйдет, загляни в «Дом Июля», когда будешь в Нью-Йорке. Не бывает такого, чтобы подходил только один цвет. – Она подмигивает.

Я смотрю, как она разворачивает черно-желтое платье с потрясающим рисунком в виде сот.

– Почему ты назвала свой бренд «Дом Июля»?

Она кладет платье на кровать и убирает невидимую ниточку.

– Он назван в честь моей тетушки Джули. Они с мамой всегда были вот так близки, – она скрестила пальцы, – а потом разошлись. – На мгновение ее глаза теряют свой блеск. – Поспорили из-за того, вернула ли тетушка Джули мамину брошь из слоновой кости. Позже мама нашла брошь в своем комоде, но не успела все исправить, потому что тетю Джули поразил удар. – Она поднимает платье и пристраивает его на вешалку. – Обиды, как тяжелые юбки, – это просто лишний вес. Я придумываю такую одежду, в которой легко двигаться и меняться, чтобы, когда вдруг в жизни случится резкий поворот, не застрять на месте.

* * *

Тощий, как груда костей, Ба лежит в клетке, свисающей с дерева. Его голова похожа на череп, туго обтянутый кожей, и он едва находит силы моргать.

Под ним вся земля устлана ковром из ключей всех форм и размеров.

Серебряные, латунные, золотые, деревянные, железные.

Джейми взбирается на самую высокую ветку дерева, где и замирает, уставившись в небеса.

Я нагребаю полную пригоршню ключей и слушаю, как они звенят и клацают, падая назад к собратьям. Который сможет освободить Ба?

25

13 апреля 1912 года

Ожидая, пока забьют барабаны, мы с Джейми прогуливаемся по гостиной, и я рассказываю детали своего сна. После вчерашней интенсивной тренировки у нас болят все мышцы, поэтому все утро мы потратили на их разогрев.

– Я не помню, как все закончилось, но Ба страдает где-то там, высоко, я знаю это.

Джейми вздыхает.

– Ты никогда не задумывалась, что, возможно, страдает не он? Может быть, дело в тебе.

Да, я страдаю оттого, что никак не могу заставить тебя увидеть свет.

Я прикусываю язык. Не хочу затевать ссору сейчас, когда на кону наше будущее. Попытка у нас будет только одна, и после вчерашней не особо удачной тренировки в грузовом отсеке нам обоим нужно быть как можно более внимательными. К тому же, если моя любовь покомандовать заставила Джейми уйти, мне нужно прекратить так сильно давить на него и начать надеяться, что к свету он придет сам.

Барабанный бой сотрясает воздух, и мое сердце начинает стучать ему в такт. Привлеченные шумом, люди идут на полуют, где Барабанщик поставил пару бочек из-под масла в качестве барабанов.

Вымывшись, он всю ночь выправлял молотком их крышки, придавая им вогнутую форму, несмотря на то, что до этого целый день работал в котельной номер 6. Мама всегда говорила, что Господь дал нам две руки: одну – для помощи самому себе, а вторую – для помощи другим. Но когда чудесное бум-бада-бум сотрясает стены, я не могу избавиться от мысли, что Барабанщик тот редкий человек, которому достались две руки для помощи другим.

Я расправляю плечи.

– Жаль, что наши родители этого не видят.

– Мама никогда не любила наши номера на канате.

– Но зато любила наши «падающие звезды». Они всегда вызывали у нее улыбку.

Он встряхивает конечностями, стиснув зубы. Нервная дрожь прошивает меня насквозь. Джейми никогда не нервничал перед выступлениями, был сосредоточен, но расслаблен. Этот Джейми другой. Более взрослый и нервный. Я радуюсь, что мы упростили его часть.

Только держись, Джейми, и все у нас будет в порядке.

Протяжный трубный голос Минг Лаи перекрывает грохот барабанов.

– Слушайте, слушайте! Волшебнейшее представление начнется с минуты на минуту. Двое самых и-и-известных в Англии аква-батов, – мы с Джейми обмениваемся улыбками, – сейчас с нами на «Титанике», и они покажут свое искусство, чтобы развлечь вас.

Грохот барабанов нарастает. Бум-бада-бум, бум-бум-бум-БУМ! Бум-бада-бум, бум-бум-бум-БУМ!

Минг Лаи дожидается, пока барабаны поутихнут, а затем повторяет свои слова, которые теперь разносятся еще дальше, чем прежде. Следом за толпой мы выходим на полуют и обозреваем сцену. Винк и Олли стоят навытяжку под надстройкой, где уже начали собираться пассажиры первого и второго классов. Заметив меня, Винк расцветает улыбкой, и его платок сияет на шее, как долька апельсина.

В центре палубы А стоят трое: мистер Стюарт в своем приметном котелке, директор «Уайт Стар» мистер Исмей и капитан Смит, оглядывающий свой корабль острым, как у ястреба, взглядом. Его глаза останавливаются на Шарлотте, которая выглядит одновременно аристократично и трагично, в платье с рисунком в виде сот, в светлом пальто и черном котелке с сетчатой вуалью. В руках она держит керамическую вазу с «прахом», как я ей и велела. Капитан содрогается.

Я и мечтать не могла бы о лучшей кандидатуре на роль миссис Слоан. Шарлотта – настоящая умница, и я вижу, что Джейми она действительно нравится.

Наконец, колокол бьет одиннадцать раз. Джейми ловит мой взгляд и кивает.

Мы пробираемся сквозь толпу, которая, осознав, что именно на нас все пришли посмотреть, расступается, давая нам дорогу.

Пассажиры заполняют полуют до отказа, некоторые даже сажают детей на плечи. Русская подруга Минг Лаи, Дина Доменик, и ее мать машут нам со своих мест на скамейках, а их дородный отец поднимает вверх кулак в знак поддержки.

Сотни глаз следят за тем, как мы поднимаемся на мостик. Когда Ква видит, кто именно вторгся в его владения, его самодовольство тает. Я стараюсь не слишком явно демонстрировать свое превосходство, чтобы не провоцировать судьбу совать нам палки в колеса. Тао с Фонгом стоят на обоих концах мостика, размахивая позаимствованными флагами «Уайт Стар».

Джейми занимает позицию перед Тао, по правому борту, в то время как я отправляюсь к левому, где стоит, щадя свою поврежденную ногу, Фонг. Он фыркает, словно хочет убедиться, что мне известно о его неодобрении. Что ж, я его тоже не одобряю.

Не менее шести сотен зрителей, самая большая аудитория из всех, что у нас были, смотрят на нас отовсюду, привлеченные нашими энергичными зазывалами. Меня прошибает пот. В желудке будто репетирует труппа крошечных акробатов. Я вдыхаю соленый воздух и пытаюсь расслабиться, сосредоточившись на настоящем.

При виде знакомой, подтянутой и мускулистой фигуры, неприметно стоящей у вентиляционной шахты, появляется ощущение, словно мне на спину легла крепкая, надежная рука. Я касаюсь волос, которые, благодаря ему, лежат гладко, как перья утки.

Наконец-то момент, о котором мы мечтали с самого детства, настал. Само собой, «стрелков» нет, и половина нашего номера отправилась вслед за ними. Но пока Джейми рядом со мной, я не могу расстаться с надеждой, что моя сила притяжения не позволит ему сойти с орбиты.

Джейми поднимает бровь, словно читает мои мысли даже через мостик.

– Дамы и господа, – восклицает Минг Лаи, который после этого выступления наверняка охрипнет, – с радостью представляю вам Доблестного и Честного, Летающих Близнецов Лондона!

Раздаются вежливые аплодисменты, и мы с Джейми машем в ответ.

Мистер Стюарт поднимает руку, в то время как стоящий рядом с ним капитан пристально смотрит на нас изучающим взглядом голубых глаз. Мистер Исмей приветствует двух дам, присоединившихся к ним – Эйприл Харт и ее мать, держащую дочь под руку.

Взгляд Эйприл находит Шарлотту, и она кашляет, пряча смешок. Затем ободряюще кивает мне.

– Пожалуйста, сохраняйте тишину. Представление начинается! – кричит Минг Лаи.

Облака скрывают солнце, как руки лицо, словно светилу не хватает смелости смотреть.

Время показать им то, чего они никогда прежде не видели. Мы должны вскочить на перекладину и устроить в небе фейерверк.

Я смотрю на брата и сдуваю в воздух воображаемые одуванчики. Он дует в ответ. Мы готовы.

26

Джейми, открывающий наше выступление, наполняет легкие воздухом, а затем выдыхает его. Корабль движется с умеренной скоростью, словно скользит по льду – бугорок то тут, то там, но ничего, что может сбить с курса. Сегодня море кажется особенно спокойным.

Если, конечно, ты не стоишь на перекладине.

Внезапный укол тревоги за Джейми прошивает меня насквозь. Большинство людей считает, что мы – капитаны только для собственного судна, но я всегда верила, что могу влиять на его курс со стороны, как в тех случаях, когда я мысленно звала его и он приходил ко мне.

Он взбирается на перекладину дюймовой толщины. Тишина накрывает палубы. Идеально расставив ноги, он балансирует, отвернувшись от двадцатифутового провала в сторону полуюта.

Я предвижу для него путь без падений. Только легкость, воздух и крылья. Отвлекшись от вздохов и перешептываний, я сосредоточенно тяну Джейми к себе, словно змею на веревочке. Один шаг, два, три, четыре – покачнулся, но устоял, – пять, шесть, семь, восемь, девять – он улыбается, приближаясь, – десять. Он спрыгивает с перекладины и приземляется рядом со мной.

Люди хлопают, но Барабанщик звучной двойной дробью восстанавливает тишину.

Теперь люди знают, чего ждать. Отныне все будет только сложнее.

– Готов, – обращаюсь я к Джейми, и он кивает. Снова взобравшись на перекладину, он делает первый шаг.

Я взлетаю за ним, и следующий мы выполняем одновременно. Когда мы доходим до середины, он опускается в выпаде.

Представляя себе кирпичную лестницу, я ставлю ногу на его икру и кладу руки ему на плечи.

– Ят-йи-сом.

Одним слитным движением я вскакиваю ему на плечи, оставаясь в согнутой позиции.

Корабль качается, а может, это Джейми, но мы удерживаемся. Он балансирует подо мной, словно журавль в гигантской шляпе.

Под нами судорожно вздыхает Ква, прижимая руки к груди. Я представляю, что он один из латунных инструментов, стоящих на мостике, к примеру телеграф с его открытым табло и изящными клавишами.

– Боже всемогущий, они же расшибутся! – раздается чей-то крик.

Вся жизнь – это хождение по канату, и чем лучше ты жонглируешь, тем легче будет жить. Можно быть убитым даже на улице, но мы не прекращаем ходить по улицам из-за страха. Просто ходим, пока страх не перестает быть частью уравнения.

Само собой, для зрителей страх – это все. Люди хотят видеть, что ты в опасности, хотят ощутить ужас, который, по их мнению, ты ощущаешь, а затем испытать сладкое чувство облегчения, когда ты дойдешь до конца, не упав.

Ну, может быть, страх – это еще не все. Смотреть на выступление акробата – это всегда потрясающе весело.

Пора двигаться. Я нацеливаюсь на перекладину, представляя ее широкой и надежной, как причал Саутгемптона. После очередного «ят-йи-сом» я перепрыгиваю через Джейми.

Легкая, как перышко, я приземляюсь на перекладину, поставив ноги в линию.

Новые аплодисменты разбавляют тишину. Я делаю вдох, после чего мы возвращаемся к правому борту и спрыгиваем с перекладины.

– Браво!

– Как они это делают?

– Святые вседержители, у них, должно быть, крылья за спиной.

Барабанщик выбивает дробь, и мы готовимся к новому трюку. Джейми посылает мне улыбку. Мы никогда не подбадриваем друг друга вслух, чтобы не привлечь излишнее внимание судьбы.

Тао подает мне чашку и блюдце, которые я торжественно устраиваю на голове.

– Нет! Он же не собирается?

– Чтоб меня, само собой, собирается!

По-прежнему спрятавшись в одном из укромных уголков палубы А, Шарлотта Файн стоит, прямая и решительная, как жена моряка, ждущая возвращения мужа на причале.

Спокойнее, Джейми.

– Готов, – говорю я ему.

И снова мы возвращаемся на перекладину, я опять чуть позади него. С каждым шагом моя чашка звякает о блюдце. Дойдя до середины, Джейми опускается в выпаде, и я готовлюсь взобраться ему на плечи.

Легкость. Воздух. Крылья.

Я начинаю отсчет, затем взлетаю с его ноги на плечи.

Одна нога чуть не соскальзывает, но Джейми ловит мою лодыжку. Он цепляется за перекладину пальцами ног, словно для нас не существует силы притяжения и мы просто выпадаем из этого мира.

Толпа дружно вздыхает. Вскрикивает женщина. Хнычет ребенок.

А теперь вторая часть прыжка. Я считаю, мысленно приказывая посуде не двигаться.

А затем прыгаю.

Чашка с блюдцем чуть сдвигаются на моей голове. Но когда я приземляюсь, они по-прежнему на месте.

Мы возвращаемся к левому борту и спрыгиваем.

Фонг протягивает свою чайную пару. Это будет последний трюк, итоговый тест. Я старательно не смотрю на публику, особенно на мистера Стюарта.

Еще одна проходка, и нам придется сделать то, что никто до нас еще не выполнял, и вовсе не потому, что это первое путешествие «Титаника». Мы будем танцевать в воздухе. Для вас, мама и Ба. Мы заставим всех увидеть не просто пару бесполезных узкоглазых, а Честного и Доблестного, тех самых Летающих Близнецов.

Что-то блестит внизу. У меня дыхание перехватывает при виде четырех головорезов менее чем в двадцати футах, облокотившихся спинами на ограждение и следящих за нами с дьявольским блеском в глазах. Ореховая шелуха сыпется из их рук. Бледиг машет бутылкой эля в мою сторону, и я моргаю, когда отраженный от нее луч на секунду ослепляет меня.

Не обращай на них внимания, девочка. Не позволяй им нервировать тебя. Только не в момент твоего триумфа.

Глубоко вдохнув, я выпускаю воздух из легких вместе с беспокойством, заставляя расслабиться напряженные плечи.

Джейми ставит чайную пару Фонга себе на голову. Я размещаю свою у себя.

Осторожно взобравшись назад на перекладину, мы в очередной раз направляемся к середине. Я почти слышу затаенное дыхание толпы, почти вижу сотни широко распахнутых глаз, с нетерпением ждущих, что же мы сделаем теперь. Определенно, уже не прыжок, особенно с чашками и блюдцами на головах у нас обоих.

Мои ноги подрагивают от напряжения, когда я застываю в неподвижности. Пот выступает под волосами и затекает в уши. Я ставлю ногу на икру Джейми, чувствуя, что он тоже дрожит.

– Ят-йи-сом.

Я прыгаю.

Джейми держит плечи ровно, его чашка почти не звенит на блюдце.

Я представляю перед собой широкую дорогу, веду отсчет и прыгаю.

Что-то маленькое, вроде камешка, бьет меня по плечу. Я теряю равновесие, и моя чайная пара падает с головы.