Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 233 (всего у книги 331 страниц)

Ананас начинает раскачиваться, заставляя меня выбрать рисунок попроще. У меня вспотели подмышки, ананасный сок стекает по подбородку. Хватит тебе, цирковая обезьянка. Профессионал должен знать свой предел.

Я кидаю наполовину съеденное яблоко и хлебные корки, одну за другой, назад Винку и Олли. Затем низко кланяюсь, взмахивая рукой и позволяя ананасу упасть, чтобы подхватить его у самого пола. Я кланяюсь во все стороны: людям на надстройке, затем пассажирам третьего класса, перегнувшимся через перила полуюта.

– Если вам понравилось, – выдыхаю я, чтобы ускорить процесс, – мои ассистенты с радостью примут ваши изъявления благодарности. А если нет, в следующий раз прошу закрывать глаза.

Винк и Олли стягивают свои шапочки и снуют среди толпы, ловя монеты, падающие с палуб первого и второго классов, и даже несколько от пассажиров третьего, благослови их Господь.

За моей спиной раздается рык:

– Попался!

Это Ква с мостика, под чьим грозным взглядом аплодисменты тут же начинают стихать. Еще один член экипажа, с лицом злобного хирурга, подходит к нему сзади. Шея у него настолько короткая, что кажется, будто воротник синего мундира поглотил ее. Он скрещивает руки, такие мускулистые, что полностью скрестить их не удается. Солнце отражается от тяжелой связки ключей, болтающейся на его поясе. Это старшина, судя по его самодовольному лицу Старший-на-корабле, и он собирается отволочь меня в каталажку.

13

Рот Ква кривится в гримасе.

– Представления не разрешаются, понятно?

Он говорит с северо-восточным акцентом, который звучит так, словно он камни языком ворочает.

Я сглатываю.

– Прошу прощения, квартирмейстер. Я не в курсе.

Я вытираю сок с подбородка рукавом и украдкой выискиваю в толпе Винка и Олли. Они все еще собирают монеты. Мы не можем сейчас уйти. Важен каждый пенни.

Ква встает в свою любимую позу треугольника, расставив ноги в синих саржевых брюках и уперев кулаки в бедра, так что его свитер натягивается на локтях. Даже подбородок он выпятил.

– Убирайся, иначе я попрошу его выпроводить тебя. – Он подбородком указывает на Старшего-на-корабле. – Сейчас же.

Зажатая их взглядами с двух сторон, я понимаю, что они ничего не сказали про мальчишек, собирающих деньги. Я пытаюсь перехватить взгляд Олли или Винка, но ватага детей, пинающих набитый бобами мешочек, закрывает мне вид.

– Мне кажется, – продолжаю я, не давая мужчинам обернуться, – развлечения помогут пассажирам убить время. Оркестр играет не всегда, к тому же здорово, когда есть разнообразие. И если никто не жалуется, то какой от этого вред? – Я выдавливаю робкую улыбку, но она тут же увядает под давлением хмурого взгляда Ква.

– Вред в том, что ты можешь проворачивать какую-нибудь хитрую аферу, вот в чем. Так что, если не хочешь обсудить это с капитаном, руки в ноги и скройся с глаз, потому что мое терпение на исходе.

Старший-на-корабле поддерживает его согласным бурчанием.

Наконец Винк замечает меня. Он тут же оценивает мужчин, наступающих на меня, и мой многозначительный взгляд, кинутый на лестницу. Скройтесь, парни! Шустрее, пока нас не заставили вернуть деньги.

Винк кланяется мужчине, только что кинувшему монетку в его шапку. Затем подает знак Олли, и они оба направляются к лестнице, причем Винк изо всех сил старается не топать своими огромными ботинками.

– И в мыслях ничего плохого не было, добрые сэры. Благодарю за вашу снисходительность. Я тогда пойду, с вашего позволения.

Рот Ква сжимается в щель. Я ощущаю на себе взгляды мужчин, пока иду к лестнице, делая широкие, неторопливые шаги, чтобы убраться побыстрее, но при этом не выдать спешки.

Возвращаясь в каюту, я останавливаюсь у питьевого фонтанчика, чтобы умыть лицо, липкое от смеси сока с потом. Это было слишком опасно. Едва ли я смогу выступить перед мистером Стюартом, оказавшись в каталажке. С этого момента, клянусь, я не буду высовываться.

Но при виде Олли и Винка, раскладывающих драконью гору монет аккуратными стопками, я забываю и про Ква, и про Старшего-на-корабле. Джейми и Бо ни за что не заработать больше, если, конечно, не обчистить корабельного казначея.

– У тебя неприятности? – спрашивает Винк.

– Пока нет, – бормочу я, зарываясь пальцами в кучу мелочи.

Олли поднимает вверх золотую монету.

– Ух ты, кто-то дал тебе соверен!

Он начинает загибать пальцы, бормоча цифры себе под нос.

Винк берет монету и кусает ее.

– Он настоящий. – Его глаза сужаются. – Ты уверена, что не богата?

Я фыркаю.

– Разве что талантом. Когда мы с Джейми раньше давали представления, в нашем распоряжении не было целого корабля миллионеров. Мы радовались и нескольким шиллингам.

Олли шлепает ладошками по матрасу, и монеты звенят.

– Два фунта четыре шиллинга.

Теперь за подсчеты берется Винк.

Мои губы изгибаются в улыбке, когда я представляю лица Джейми и Бо, после того как я назову эту цифру. О нет! Такой талант так просто назад в Англию не отправишь, понял, Джейми!

– Похоже, то перышко сулило нам процветание. Держитесь меня, и удача всегда будет с вами.

Я подмигиваю мальчишкам.

Каждый из них получает по пять шиллингов, и Олли расплывается в улыбке. Он пересыпает монеты с руки на руку.

– Я куплю себе шляпу с полями. – Он смотрит на ногу Винка, свисающую с кровати. – А тебе нужно купить ботинки, которые не выглядят так, словно их вытащили из коровьего зада.

Винк пинает его.

– Сам ты из коровьего зада.

Я выкапываю из вещмешка Джейми пару носок и даю один мальчишкам.

– Это для ваших монет.

Свою долю я пихаю в другой.

Винк кладет свои пять шиллингов в носок и передает его Олли. Но тот прикрывает свои монетки ладошкой.

– Что, если я захочу что-то купить?

– Например? – Винк морщит лицо, которое теперь походит на сердитую клецку.

– Я бы хотел сделать ставку…

– Трата денег, – ворчит Винк.

– А может, купить сувенир. Я слышал, в парикмахерской продают ложечки, ручки и бумажники.

– Ложечки? Ручки? Бумажники? – Винк становится ярко-розовым и начинает ругаться по-кантонски. – С чего ты взял, что когда-нибудь у тебя будет столько денег, чтобы понадобился бумажник? – Он вскидывает вверх руки. – Потратишь все свои деньги на ерунду. Конфеты, жевательный табак – хоть ты его терпеть не можешь, – тараканьи бега. Глупо, глупо, глупо.

Пока я пораженно выслушиваю все то, что весьма неожиданно выпаливает Винк, плечи Олли начинают вздрагивать.

– А копить на домик на дереве не глупо?

Худосочная грудь Винка вздымается, руки сжимаются в кулаки. Если бы он все еще держал хлебные корки, те превратились бы в крошки.

– Это личное.

– Ничего личного. Ты постоянно говоришь об этом при Джейми.

Винк соскальзывает с кровати и приземляется с тихим стуком. Олли, должно быть, понимает, что задел своего младшего приятеля слишком сильно, потому что опускает голову.

– Ну, ладно, прости. Смотри.

Винк неохотно поворачивается, такой напряженный, что кажется – тронь его пальцем, и он рассыплется на куски. Олли по одной опускает свои монетки в носок, словно лично прощается с каждой из них.

– Молодец, – говорю я тем же тоном, каким когда-то уговаривала поесть Ба, в очередной раз впавшего в уныние. – Деньги счет любят. – Снаружи доносится приближающийся смех Джейми. – Хватайте игральные карты, парни. Пришло время последнего выступления.

14

Когда Джейми и Бо вваливаются в каюту 14 с радостными лицами, мы с Винком и Олли изображаем, что полностью поглощены партией в «Ветра перемен».

Олли кладет восьмерку бубен.

– Переходим на бубны.

– Привет, сестренка, – радостно поет Джейми, стягивая с меня шапку. – Черт, твои волосы! Ты похожа на обезьяну.

Винк и Олли глаз не отрывают от своих карт. Бо закрывает рот, стряхивая с себя удивление, как пыль с рукава. Он быстро снимает куртку и начинает умываться над раковиной. Джейми тянется потрогать мою голову, но я уворачиваюсь от его руки.

– Подбери свои юбки и перешагни через это. Это же просто волосы.

– Ты так не говорила, когда я вытаскивал из них сотню колючек.

Я прикусываю щеку, чтобы сдержать улыбку, вспоминая времена, когда мы лазали через изгороди с карманами, полными краденых орехов.

Винк кладет бубну, и мальчишки косятся на меня. Я бросаю свою последнюю карту.

– Восемь пик. Простите, парни, но Лак явно не ваше второе имя.

Джейми опускается на корточки рядом с нашей койкой.

– Давай колись. Мы с Бо сегодня неплохо заработали.

Винк от нетерпения дрыгает то ногой, то локтем, а от нервных прыжков Олли дрожит матрас.

– Вот как, братец? – спрашиваю я, изображая святую наивность.

– Боцман сказал, что заплатит по два пенса за каждый починенный шезлонг.

У меня дрожит губа, а в широко распахнутых глазах – беспокойство.

– И сколько вы починили?

– А что, ты заволновалась, сестренка?

– Не похоже, чтобы они сильно волновались, – вставляет Бо, глядя на Винка и Олли в зеркало. Несмотря на договоренность вести себя как обычно, парни были похожи на две готовые взорваться петарды. Бо вытирает лицо полотенцем, но хмурый взгляд оттереть не удается. – Мы починили по двенадцать каждый.

– Так, посмотрим, двадцать четыре стула по два пенса за каждый, итого сорок восемь пенсов. Делим на двенадцать пенсов за шиллинг… Четыре шиллинга – это просто великолепно! Больше вашего дневного заработка.

Нахмурившись, Джейми скрещивает руки на груди, словно готовится отразить удар.

– К чему ты ведешь?

– Надеюсь, ты делаешь нашу утреннюю разминку, потому что мы пробуемся в цирк.

Олли вопит, и Винк скачет от радости, карты летят во все стороны.

У Джейми челюсть отвисает.

– Вы заработали больше четырех шиллингов? Как?

Олли больше не может сдерживаться.

– Она жонглировала четырьмя хлебными корками и яблоком, держа на голове вот это. – Он указывает на ананас, который я положила на кровать Джейми. Утешительный приз.

Бо прислоняется к столбику кровати, и на лице его проскальзывает интерес.

Олли сгребает в кучу карты, забыв разложить их рубашками в одну сторону.

– Вы бы видели, как все эти богатеи швыряли монеты, как зерно птицам. Это даже лучше мармелада.

Винк хихикает.

– Ты никогда не ел мармелад.

– Чтоб тебя, Вал. Вас могли запросто выкинуть с корабля.

Я щелкаю языком.

– Куда именно они бы нас выкинули? На мили и мили кругом один лишь океан.

– Может и так, но даже здесь есть закон. Возможно, есть и тюрьма или какой-нибудь чулан, где они держат буйных пассажиров.

Я вспоминаю ключи Старшего-на-корабле. Вероятно, Джейми прав. Он изучающе смотрит на меня, словно на самом деле может видеть воспоминания о том опасном моменте, что я прокручиваю в голове. Я прячусь от него за улыбкой.

– Ну, если у них нет чулана для жонглеров, полагаю, мы в безопасности.

Винк хихикает, и Джейми хмурится еще сильнее.

– Ты просто злишься, потому что сам до этого не додумался. Я соскальзываю с койки и встаю лицом к лицу с Джейми, разглядывая крошечную родинку над его губой, которая, по словам Ба, свидетельствует о его тактичной рассудительной натуре. По его поведению такого не скажешь, особенно когда он скребет землю, как петух в курятнике. Джейми не может отказаться от пари, но ему никогда не удавалось красиво проиграть.

– Сколько вы заработали? – спрашивает Джейми.

Я не отвечаю, наслаждаясь тем, какое множество различных гримас способно изобразить лицо брата. Раздается сигнал к ужину, но никто даже не шевелится.

– Пять шиллингов? – пробует предположить Бо.

Винк поднимает вверх большой палец.

– Шесть? – спрашивает Джейми.

Палец Винка показывает наверх.

– Семь?

Похоже, Бо называет нечетные, а Джейми достались четные.

– Восемь? – выдыхает Джейми мне в лицо.

Я отпихиваю его.

– Неужели ты так мало веришь в меня, братец? Остановись на двух фунтах и четырех шиллингах.

Бо кашляет, и я подмигиваю ему.

– Прости, Павлин. Похоже, ты поставил не на ту команду. – Я поворачиваюсь к Джейми. – А теперь, если не возражаешь, мне нужно встретиться кое с кем по поводу слона.

Он скрипит зубами.

– День еще не закончен.

С этим он вылетает из каюты.

* * *

Приближается время ужина, и в лифтах довольно людно. Поэтому Веселая Вдова снимает пальто и медленно карабкается по лестнице-волне в своих проклятых туфлях.

Без моей гривы шляпка сидит ниже, к счастью, скрывая мои обкорнанные локоны. Голове должно стать легче, но тяжелые мысли клонят ее вниз.

Джейми по-прежнему считает, что может обойти меня. Не стоило мне так торопиться хвастаться своей победой. Поймав большую рыбу, неси ее домой в мешке или будь готов к тому, что ею поживятся птицы. Сигнал к отбою дадут не раньше 10:30 вечера, так что время еще есть. Но Джейми не сможет превзойти меня, починяя шезлонги. «Уайт Стар Лайн» никогда не станет платить такие деньги за труд «без контракта». Если он намеревается повторить мой трюк, то после ужина все обитатели первого и второго классов попрячутся по своим библиотекам, гостиным и курительным, то есть местам, куда доступа пассажирам из третьего класса нет.

В своем роскошном платье напоказ я собираю восторженные и одобрительные шепотки по пути наверх. Я – театр одной актрисы. Особенно смелая дама тянет руку в перчатке, словно хочет потрогать вышитого на платье журавля. Я одаряю ее элегантным, как у королевских особ, кивком. Обожание опьяняет, как шоколадные конфеты с ликером, которые как-то принес Ба. Съев одну, хочешь еще.

Я добираюсь до палубы В и миную фойе на пути к Капустной Грядке, мечтая сбросить с ног эти пыточные приспособления. Мое внимание привлекает информационный листок, приколотый к пробковой доске, стоящей на переборке рядом с обитыми сукном дверями:

АТЛАНТИЧЕСКИЙ ЕЖЕДНЕВНЫЙ БЮЛЛЕТЕНЬ

Официальная газета КПС «Титаник»

11 апреля

Погода: выше +10 °C. Солнечно и ясно, легкий бриз. К выходным ожидается похолодание. Возможна встреча с айсбергами.

Тысячи рабочих возвратились в угольные шахты с окончанием шахтерской забастовки. Установлена новая минимальная оплата труда.

– Словно ананас был приклеен к его голове, – раздается голос за спиной.

Я прислушиваюсь. В нескольких шагах слева от меня проходят высокий мужчина и пожилая дама в норковом палантине. Я разглядываю газетный листок.

– Правда. И это не работник «Уайт Стар». Я бы знал.

Ростом мужчина, должно быть, шести футов с лишним, и его костюм безупречного покроя из высококлассной шерсти сидит без единой складочки. Близко посаженные глаза смотрят из-под высокого лба, сейчас наморщенного в смятении. По обе стороны рта свисают, словно беличьи хвосты, роскошнейшие усы.

– Конечно, знали бы, мистер Исмей. Это ваша вотчина.

Так это он и есть, брюзгливый глава «Уайт Стар». Самая большая шишка в этом лесу, человек, которому капитан Смит обязан своей должностью. Судя по виду, его совсем не радуют новости об акробате-энтузиасте. Он опустошает свой бокал, и стюард наполняет его еще до того, как мистер Исмей протянет его.

– Я поговорю об этом с капитаном. Мы здесь не терпим баламутов.

И прежде чем баламут попадется ему на глаза, я спешу к двери, врезаясь прямо в молодую леди.

– О! – Она хватает меня за плечи, словно пытается удержать нас обеих от падения.

Эйприл Харт, потрясающе выглядящая, смотрит на меня. Вечерний наряд из фиолетового шелка каким-то чудом заставляет ее кожу мерцать лунным светом. Темные волосы блестят, как перья ворона.

– Держу вас, мадам. – Ресницы у нее такие длинные, что я чувствую легкий ветерок, когда она мне подмигивает. – Встретимся в вашей каюте через пятнадцать минут, – шепчет она.

– Эйприл! Ты в порядке? – Женщина в мехах кидается вперед, сопровождаемая мистером Исмеем.

– Все хорошо, матушка. Мы, должно быть, налетели на волну.

– Должно быть.

Янтарные глаза матери Эйприл обегают меня взглядом, вспыхивающим при виде платья с журавлями. Она разводит свои короткие пальцы, словно ждет, что знакомство рухнет ей прямо в руки.

Взгляд мистера Исмея становится острым.

– Мадам, мы, кажется, еще не встречались. Я…

– Мистер Исмей, до меня дошел слух, что у вас на борту отменный выбор сигар. – Эйприл берет его под руку. – Как может леди заполучить хоть одну из них?

Это сигнал мне. Мое сердце несется вперед быстрее ног, заставляя и их поспешить к суконным дверям, пока театр одной актрисы не оказался закрыт.

15

Я запираю дверь своего номера и прислоняюсь к ней спиной. Но, не слыша стука преследователей с той стороны, чувствую себя немного нелепо. Вешаю шляпу и пальто, а затем расстегиваю туфли. Мне необходимо внимательнее следить за мистером Исмеем и надеяться, что он не станет делать того же в отношении меня.

Постель взбита и заправлена. На столике стоит корзина с фруктами, среди которых два апельсина, любимых фрукта Ба. Разве не светился бы он от радости, увидев меня здесь? Я представляю, как бы он показывал маме эмблему «Уайт Стар», вышитую на салфетках.

– Посмотри на шитье, Пенни. Это же шелковая нить. Действительно украшает полотно. – Он бы растянул салфетку в своих исчерченных венами руках, рассуждая: – Мы могли бы вышивать монограммы. Людям нравится смотреть на свои инициалы.

А мама бы забрала у него салфетку, и ее широкая улыбка слегка потухла бы.

– Никто не станет использовать салфетки с монограммами. Их не захотят пачкать.

Но в итоге Ба убедил бы ее.

Они бы и подумать не могли, что мы с Джейми будем пассажирами в первом путешествии Букингемского дворца Атлантики. Я падаю в кресло. Почему-то оттого, что мы поссорились на лучшем корабле в мире, только тяжелее. Часть меня хочет найти Джейми, накинуть поводок на его ослиную шею и оттащить на более тучные пастбища, пусть сама я всего лишь самозванка в первом классе. Шансы на то, что он сам найдет путь к этим пастбищам, тают день ото дня.

Я чищу апельсин, с торжеством замечая, что шкурку удается снять одной сплошной спиралью. Яркий аромат поднимает мне настроение, а сочная мякоть приглушает бурчание голодного желудка. Я кладу второй апельсин в настенный кармашек в качестве подношения маме и Ба.

Ба воспитывал в нас внимательное отношение к предкам. Мы регулярно оставляли на его алтаре из тикового дерева подношения в виде пирожков и рисового вина и возносили поминальные молитвы, чтобы умилостивить их в новом доме. Мама, воспитывавшая нас по канонам Англиканской церкви, никогда не присоединялась к нам, но и не возражала. Я полагаю, с ее точки зрения, когда она выходила за Ба, она получала его целиком, а не только части, которые ее устраивали.

Травянистый запах лилий на столе щекочет мой нос. Взгляд падает на фотографию, и все мысли замирают. Я отчетливо помню, что, как обычно, сунула ее в часть о Руфи перед уходом. Библия пододвинута к дальнему краю стола. Возможно, фото выпало, когда стюард Латимер прибирался. И что он должен был подумать? У миссис Слоан нет никаких причин носить в своей Библии фото китайца и белой женщины.

Я падаю в кресло и пытаюсь сделать вдох. Если спросит, придется добавить еще маленькую тележку в мой и без того огромный воз лжи.

Рядом с лилиями под коробкой шоколада лежит карточка с официальной эмблемой «Уайт Стар»:

Миссис Эмберли Слоан!

Капитан Смит будет ждать вас 12 апреля, в 2:00 пополудни, в Банкетном зале ресторана «А-ля карт».

Постскриптум: надеемся, наш скромный презент – первосортный шоколад – доставит вам удовольствие.

От этих слов мой желудок сжимается в комок. Я запихиваю раздражающие лилии в шкаф и решаю подумать о приглашении позже.

В ожидании Эйприл я выискиваю местечко, где можно было бы спрятать мой носок с деньгами. Мама всегда прятала деньги за сплетенные ею кружевные воротнички и манжеты в треснувший чайник, который Ба когда-то починил при помощи рисового клея. Он отлично умел налаживать вещи, например, мог привязать струну к текущему крану, чтобы капающая вода не сводила нас с ума, или смазать дверные петли мылом.

Мой взгляд цепляется за алые подушки кушетки. Я стаскиваю одну из них, обнаруживая пуговицы чехла. Расстегнув, я запихиваю носок поглубже, а затем меняю подушки местами, чтобы спрятать бугорок.

Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть.

– Это Эйприл.

Я открываю дверь, и Эйприл врывается в номер с очередным крокодиловым саквояжем в руках. Она окидывает взглядом мои обкорнанные волосы, затем расчесывает их пальцами с одной стороны.

– Интересно. Что ж, короткие намного практичнее.

– Мистер Исмей уже выслал за мной отряд охотников?

– Если ты про жонглера Валора Честного, я посоветовала Брюсу расслабиться. Толпе нужны развлечения, а мне кажется, что представление, данное тобой в третьем классе, было не менее забавным, чем то, что ты устроила в первом.

– А как насчет Веселой Вдовы?

– Признаюсь, ему любопытно. Я пообещала ему, что постараюсь выяснить о тебе побольше.

– Ты… что?

– Лучше уж я, чем кто-то другой, тебе не кажется? – Она ослепительно улыбается.

Должна признать, эта лиса умна.

Она замечает карточку с напоминанием о моей встрече с капитаном.

– Ага! Я знала, что это тебя ждет. Хорошо, что захватила с собой кимоно. Это мой шедевр. – Она ставит саквояж на кушетку и расстегивает ремни. – Сегодня о тебе говорили в кафе «Паризьен». Идем, я помогу тебе переодеться в вечерний наряд.

– Я не собиралась никуда идти.

– Что ж, тогда я просто покажу тебе, как он надевается, чтобы, если у тебя появится настроение для вечерней прогулки, ты была бы достойно одета.

– Почему бы мне просто не надеть платье с журавлями? Его еще не все видели.

– Журавлиное платье можно надевать и вечером – мне нравится делать одежду универсальной, – но предполагается, что женщина должна переодеваться во что-то новое к ужину, и я не могу позволить, чтобы Веселая Вдова допустила такой промах. А сейчас поторопись, мама ждет меня.

Она хватает подол журавлиного платья и легко стягивает его через мою голову.

– Как ты умудрилась сшить его без пуговиц?

– Я кроила ткань по диагонали. Ткани требуется больше, но диагональ позволяет ей тянуться.

Я понимаю далеко не все, что она говорит, но киваю, внезапно чувствуя неловкость оттого, что стою в нижнем белье.

– Святые небеса, как ты называешь эту штуковину?

– Это, эм, моя шапочка для близнецов.

Она взрывается смехом.

– Шапочка для близнецов. Ты сама это сделала?

– Да. Держит булочки на тарелочке. Я даже подумывала внести кое-какие изменения, вроде тянущейся ткани на лямках и застежки спереди.

– Мне нравится ход твоих мыслей. – Ее взгляд задумчиво скользит по мне, пока она вытаскивает из чехла платье цвета розы.

Я ахаю при виде этого потрясающего оттенка, который просто требует внимания. Юбка сшита посередине, так что снизу это скорее брюки, а на спине расположен ряд пуговок.

– Но все будут пялиться на меня.

– В этом-то и суть, – радостно заявляет она. – Ты уже была в туалете?

– Прошу прощения?

– В этом костюме подарить облегчение мочевому пузырю может оказаться непросто. Но мне ужасно нравится моя идея платья-брюк. Если ты готова, вставай сюда, вот так.

Я аккуратно переступаю ногами, нырнув в наряд. Сзади она натягивает лиф платья на мое туловище, завязав две широкие ленты бантом на моей шее и застегнув задние пуговицы. Я оборачиваюсь, но не замечаю никакой ткани на лопатках.

– Чего-то не хватает?

Она смеется.

– Риск придает моде страсти. Надень накидку, если нужно, но, умоляю, не пей красное вино в ней. Ты представить себе не можешь, как трудно было добиться именно такого оттенка кашемира при окраске. Я вшила туда рукава, чтобы сохранять тепло.

Она протягивает накидку того же насыщенно-розового цвета, и я сую в нее руки, оборачивая вокруг себя, как одеяло.

Мое отражение в зеркале туалетного столика заставляет вспомнить элегантные английские розы на длинных стеблях, растущие в садах Кенсингтонского дворца. Я начинаю жалеть о своей неудачной стрижке, которая теперь кажется куском грязи на лепестках розы.

Словно подумав о том же, Эйприл пристраивает мне на голову розовую шляпку с загнутыми полями, а затем помогает закрепить на ней вуаль.

– Думаю, я видела твоего брата, когда он чинил шезлонги. – Улыбка Эйприл становится шире. – Красивый молодой человек. Жаль, не мой тип.

Я вспыхиваю от гнева.

– Потому что он китаец?

На ее лице появляется лукавое выражение, отчего она становится похожа на малиновку на жердочке.

– Нет, дорогая. Китайцы мне очень даже нравятся.

– О, – выдыхаю я, не зная, что еще сказать. – Ну, сейчас он скорее мороженая треска.

Она достает из своего саквояжа драгоценную брошь и прикалывает ее мне на лиф.

– Вам с ним нужно разобраться во всем, пока не стало слишком поздно. Поверь, уж я-то знаю.

– А если проблема в том, что мне нет места в его жизни?

– Ты в этом уверена?

– Наши родители умерли, теперь друг у друга есть только мы. Но он хочет, чтобы я вернулась в Англию и не мешала ему дальше швырять уголь.

Я слишком сгущаю краски, но, в общем, все так и есть.

Она отступает.

– Делай, что хочешь, и позволь ему делать то же самое. Как я обычно говорю своим клиентам, нужно носить цвета, которые вам идут, а это не всегда те, которые вы хотите или которые кто-то вам навязывает. – Она оглядывает меня с ног до головы. – Цвет пыльной розы тебе к лицу. Как жаль, что приходится прятать его под этой вуалью.

Если бы я была больше похожа на маму, можно было бы обойтись и без вуали. И вообще, будь я больше похожа на маму, я бы не оказалась в такой ситуации. Щечки попухлее, как булочки, а не как лепешки, но подлиннее, более светлый цвет лица. Самые незначительные изменения во внешности полностью изменили бы мое путешествие. Мама от многого отказалась, выйдя замуж за Ба, – не только от своих родителей, но и от сильно недооцененной возможности быть незаметной.

Эйприл быстро достает из чехла еще одно платье, и клянусь, я вижу водопад, струящийся с ее пальцев. Плотный шелк переливается от изумрудно-зеленого на лифе до темно-синего на подоле, как павлинье перо. Вышитые бисером розочки добавляют ткани текучести и блеска.

– А это для твоей завтрашней встречи с капитаном.

Я фыркаю.

– Да л’ан! Я не могу его надеть. – От волнения сбиваюсь на мамин кокни.

– Почему? Эта модель просто надевается. – Она показывает мне похожий на халат наряд с обеих сторон. Это кимоно, с широкими рукавами до локтя. – Простой крой в сочетании с роскошной тканью идеально стирают грань между дневным и вечерним нарядом.

– Оно слишком шикарное. Что, если я наступлю на подол или, ну не знаю, он пропахнет мной?

– Твой запах ничем не отличается от запаха любого здешнего пассажира. Это просто платье. Предполагается, что ты должна его носить, а не становиться для него вешалкой. Это называется стилем.

Она прижимает кимоно к себе, словно обнимая, а потом вешает в гардероб.

Английская роза в зеркале чуть подувяла. Платье-брюки и то, с журавлями, безусловно притягивают к себе внимание. Но это кимоно из разряда таких вещей, которые требуют не только внимания, но и экипажа с четверкой лошадей. Я вздыхаю, пообещав себе, что разберусь с вопросами «стиля» позже.

– Ты нашла мистера Стюарта?

– Пока нет, но у меня есть зацепка. Мои источники сообщают, что ему нравятся фиолетовые котелки и послеполуденные солнечные ванны на прогулочной палубе.

– Спасибо. – Меня омывает волной благодарности, хотя я и понимаю, что мы с Эйприл всего лишь деловые знакомые. Мой план начинает реализовываться.

– Доброй ночи, дорогая.

После ухода Эйприл я все-таки решаю выйти на вечерний променад. Миссис Слоан купила туфли на резиновом ходу для прогулок, которые она собиралась совершать по палубе А. Пусть мне, в отличие от нее, придется идти на каблуках, но это не помешает разведать обстановку перед завтрашней охотой на мистера Стюарта.

Поскольку ужин уже подан, прогулочная палуба почти пуста. Тускнеющее солнце купает меня в прощальных лучах тепла и окрашивает небо в глубокий малиновый цвет. Госпожа Небо носит красное, когда хочет привлечь внимание.

Дойдя до носовой части прогулочной палубы, я оборачиваюсь взглянуть на похожую на лопату фок-мачту, сплошь утыканную столбиками и увешанную лианами кабеля и мотками канатов. У ее основания лежит массивный якорь – та самая железяка, которая тянет нас к некоему гигантскому магниту на американских берегах. На верхушке мачты потирает руки один из дозорных. Джейми сказал, что марсовая площадка – худшая вахта. Там всегда либо слишком жарко, либо слишком холодно, и ужасно утомительно, словно перемешиваешь чай взглядом. Должно быть, у этих дозорных отличное зрение. Ни у одного из них нет бинокля.

«Титаник» разрезает волны, и на моей коже оседает облачко брызг. Солнце неподвижно зависло над горизонтом, как соверен в невидимых пальцах. Без предупреждения солнечная монета словно скрывается в чьем-то глубоком кармане.

Я тру глаза. Как я умудрилась пропустить заход солнца? Небеса в очередной раз сыграли со мной шутку.

Сердце в груди замирает. Сначала мама, потом Ба. А теперь и Джейми. Как он может отвергать меня, единственного оставшегося члена его семьи? Раньше мы были не разлей вода, рано сообразив, что два лучше, чем один, когда один из нас выбрался из колыбельки, используя второго как подставку. Ба и мама всегда учили нас, что семья стоит на первом месте, но, когда их не стало, он, похоже, решил найти себе новую.

Я шмыгаю носом, потекшим вовсе не из-за резкого похолодания.

К тому времени, как я добираюсь до лодочной палубы, небо становится иссиня-черным, цвета воронова крыла, освещенного перышком-луной. Если Джейми прохлаждается здесь, любуясь на звезды, ему ни за что не побить меня. Но чехол третьей шлюпки натянут туго, как барабан.

Ладно, братец. Постарайся изо всех сил.

До моих ушей доносится шорох. Он идет из следующей лодки. Прищурившись, я вглядываюсь в темноту. Уголок чехла отогнут так аккуратно, что я едва это замечаю.

Джейми все-таки здесь. Летящими шагами я приближаюсь к лодке.

– Неужели из этой вид лучше?

Чехол почти целиком скрывает фигуру Джейми, хотя в тусклом свете электрических ламп можно разглядеть локоть, высунувшийся после того, как он закинул руки за голову. Я поднимаю чехол.

Но из-под него на меня смотрит вовсе не Джейми.