Текст книги "Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Даниэла Стил

Соавторы: авторов Коллектив,Клайв Касслер,Владимир Лещенко,Лия Флеминг,Марина Юденич,Алма Катсу,Лес Мартин,Ольга Тропинина,Клаудия Грэй,Лорен Таршис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 240 (всего у книги 331 страниц)

29

Снова наряженная в пчелиное платье и котелок, я сажусь в лифт, чтобы вернуться на палубу В, чувствуя ненависть ко всем, кто обращает на меня внимание. Болтовня и смех богачей в их модных вечерних нарядах отдаются звоном в моей голове, и этот звон не утихает, даже когда я иду по тихим коридорам Капустной Грядки. Значит, мама просто притворялась, что ей нравится эта шаль. Как же часто она делала храброе лицо ради спокойствия моего отца?

Вернувшись в свою каюту, я достаю фото родителей и изучаю Ба, сияющего улыбкой на все еще молодом лице. В первый раз я злюсь из-за того, как мало эта фотография мне показывает. Это всего лишь миг, и нельзя увидеть, что скрывается за ним.

Ба всегда говорил, что наша семья как четыре пальца на руке и что мы должны держаться вместе, чтобы рука работала. Я думала, что Ба был указательным, главным, но, возможно, он был скорее большим пальцем, делающим, что ему угодно, независимо от мнения других пальцев. Указательным была мама, держащая нас в узде. Но чтобы рука могла взять то, что ей нужно, пальцы должны действовать сообща. Сколько раз ей приходилось сдерживать собственные чувства?

Может, мы с Джейми и были похожи, как только могут быть похожи те, кто рожден в одной семье, в одно время, под одними звездами. Но совершенно ясно, что при всем нашем сходстве многое мы видели совершенно по-разному.

– Добрый вечер, досточтимые родители. Хотелось бы мне порадовать вас более приятными новостями. Но мы сделали все, что могли и… да, видели бы вы Джейми. Он был великолепен, и я надеюсь…

Внезапно признаться в самом сокровенном – в желании отправиться в Америку вместе с Джейми – кажется слишком сложным. Если он присоединится ко мне, будут ли ценой этому его собственные желания? В то же время как я могу распрощаться с единственным оставшимся членом моей семьи?

Раздается стук в дверь.

– Эйприл? – спрашиваю я.

– Нет, мэм. Это Бакстер. У меня для вас саквояж.

Вспомнив юного портье, нашедшего багаж миссис Слоан, я открываю дверь и быстро забираю крокодиловый саквояж.

– Спасибо.

Внутри я обнаруживаю шелковое платье цвета бархатцев, намного более вычурное, чем я ожидала от Эйприл, с кучей пуговок и лентами на запястьях. Жаль, что она не принесла саквояж сама, и не только потому, что могла бы помочь мне надеть это платье, но и потому, что мне нравится ее компания.

Возможно, я уже не нужна ей теперь, когда ее наряды вызвали требующуюся ей шумиху. Полагаю, что и я в ней тоже больше не нуждаюсь.

* * *

14 апреля 1912 года

После беспокойной ночи воскресное утро врывается ко мне звоном корабельного колокола. Корабль несет нас вперед, и порт Нью-Йорка все ближе. Станет ли он для меня началом или концом? Оптимизм, переполнявший меня с тех пор, как я села на этот корабль, постоянно перемешивался с ужасом, как теплый поток впадает в холодное море, наполняя мои вены едва теплым содержимым.

По крайней мере, меня все еще не арестовали, а это значит, что никто так и не подозревает о самозванке в каюте В-64. И конечно, мистер Стюарт должен сегодня сообщить нам свое решение. Мы выполнили свою работу, и теперь он делает свою, составляя соглашения, отправляя телеграммы.

Я натягиваю одеяло на голову, пытаясь снова заснуть. Джейми все равно не ждет меня на завтрак.

* * *

Сосновый гроб стоит в поле, заросшем мальвой. Неужели Ба наконец-то ушел?

На дереве Джейми пусто, все листья опали. Он сбежал навсегда. Его захватила та самая свобода, к которой он так стремился.

Я подхожу к гробу, чувствуя ком в горле. Моя рука дрожит, когда я откидываю крышку на петлях, с ужасом ожидая, что там увижу.

И вдруг – я в гробу. Тьма накрывает меня, сжимает все крепче и крепче, и я не могу дышать, не могу дышать…

Я сбрасываю с себя одеяло, судорожно хватая воздух. Кто-то стучит в дверь.

– Миссис Слоан? – зовет женский голос. – Миссис Слоан, вы там?

Я тороплюсь к двери, и моя сорочка, промокшая от пота, липнет к ногам. Лицо горит, словно его сунули в печь.

– Минутку, – говорю я сурово. – Кто это?

– Это Шарлотта.

Я приоткрываю дверь, чтобы убедиться, что она одна. Ее карие глаза, растерянно моргая, смотрят на меня. Платье в морском стиле затянуто на талии, отчего ее фигура напоминает осиную. Я торопливо впускаю ее.

– Джейми послал меня проверить, как вы. Он не видел вас целый день, а уже четвертый час.

Мой желудок урчит, как глубинное чудовище, а Шарлотта смотрит на мою мокрую от пота сорочку. Я прикрываюсь руками, стараясь подавить ощущение, что я оборванка.

– Я плохо спала прошлой ночью. Есть новости?

– Да. Мистер Стюарт хочет встретиться с вами и Джейми сегодня после ужина!

Взвизгнув, я вскидываю руки к потолку и чуть не падаю на колени.

– Его слуга встретит вас в 8:30 вечера. Я так счастлива за вас! – Шарлотта с радостным вскриком обнимает меня, обволакивая ароматом душистого горошка. – Я подумала, если вы все-таки окажетесь в Нью-Йорке, – ее взгляд упирается в ковер, – может быть, вы захотите нас навестить? У нас есть лошади, и места очень много. Половину комнат мы просто не используем. Как бы я хотела, чтобы их было кому занять!

– Вы так добры.

Ее предложение трогает меня, хотя я и понимаю, что в первую очередь она думает о Джейми. И все же это хорошие новости. Она определенно не стала бы поощрять меня в дружеских чувствах, если бы Джейми не дал ей надежду на совместное будущее. И если причина в этом, значит, Джейми точно собирается в Америку.

– Ну, я, пожалуй, пойду. Мама ждет, что я составлю ей компанию перед обедом. Бездонные блюда с креветками – единственное, что заставляет ее подниматься с постели. Ужасно хочется узнать, как все пройдет сегодня.

После ее ухода я, как могу, упаковываюсь в бархатцевое платье, не завязав ленты на запястьях, поскольку не могу сделать это одной рукой. Затем прикрываю голову идущей в комплекте шляпой с невероятно широкими полями, которые хотя бы оставляют пространство между мной и собеседником.

Накинув светлое пальто, я замечаю что-то на полу. Это перышко, похожее на крошечное белое каноэ. Должно быть, выпало из моего кармана. Я застываю над пером, нагнувшись как цапля. Его кончик указывает на двенадцать часов.

Что-то должно случиться. Это странное суеверие, которое можно толковать в две стороны. Такое суеверие следует называть просто «неверие», потому что верить тут не во что. И все же у меня руки покрываются гусиной кожей.

Подойдя к окну, я открываю его и отправляю чертов мусор лететь по ветру.

Прежде чем спуститься на палубу Е, я останавливаюсь перекусить перед лимонадным столиком, рядом с которым, по счастью, совершенно пусто.

Предвечернее солнце светит тускло, едва мерцая, словно собралось пораньше на покой и передает бразды правления луне. Океан кажется слишком тихим, представляя собой живую палитру синих, голубых и серых оттенков. Я пытаюсь разглядеть рыбу или какого-нибудь другого обитателя этой водной пустыни, но ни один не показывается. Внезапно ощутив прилив одиночества, я пробегаю пальцами по фигурке кита в моем кармане. Она теплая на ощупь, будто излучает свою собственную энергию.

На подносе лежат уже остывшие сырные булочки. Я поворачиваюсь к новому «Атлантическому ежедневному бюллетеню» и съедаю одну, не поднимая вуаль.

14 апреля

Погода: выше +10 °C. Ясно, ветер умеренный, северо-западный. Ночная температура упадет ниже ноля. Возможна встреча с айсбергами.

Умерла медсестра Клара Бартон, сформирован Королевский летный корпус. Оглянувшись вокруг, чтобы убедиться, что никто не смотрит, я вливаю в себя стакан лимонада и тянусь за второй булочкой. Но едва не давлюсь, добравшись до светской колонки:

Мистер Стивен Слоан сделал значительное пожертвование Королевскому садовому обществу, чтобы разбить «Сад ароматов» в память о его почившей матери, миссис Эмберли Слоан.

Я срываю листок с доски, комкаю в шар и сую в карман. Возможно, они уже идут по моему следу.

Носок с деньгами. Сигнальный огонь вспыхивает в голове, и мне приходится остановиться, чтобы ноги не пытались бежать сразу в нескольких направлениях. Сперва я достану деньги. Затем сниму столько листков, сколько успею. Может быть, уже слишком поздно – газету вешают с самого утра, – но я просто не могу позволить, чтобы все их читали.

Снова встав на цыпочки, я торопливо вбегаю в рубку, а оттуда спускаюсь по лестнице-волне. Потолки и стены отрастили глаза. Каждый встречный, похоже, пытается заглянуть под вуаль, чтобы увидеть мое виноватое лицо.

В фойе на палубе В несколько людей крутятся у доски с листком. С ним я разберусь прямо сейчас. Я жду не менее пяти мучительных для меня минут, прежде чем вокруг станет пусто и я смогу сорвать листок.

– Прошу прощения. – Мужчина с острыми скулами указывает на листок, который я пихаю себе в карман. – Я хотел его прочесть.

Я гордо выпрямляюсь.

– Подождите своей очереди, молодой человек, – произношу я высокомерно, толкая двери, ведущие на Капустную Грядку, и надеясь, что он не пойдет следом. Двери закрываются за моей спиной, кажется, более неохотно, чем обычно.

– Миссис Слоан!

– О! – я вскрикиваю, чуть не налетев на стюарда Латимера перед номером мистера Исмея. – О, здравствуйте.

Он поддерживает меня под руку, не давая споткнуться. Я отшатываюсь, по-крабьи перебирая ногами. Возьми себя в руки. Ты дама из первого класса, а не оборванная беспризорница, таскающая выпечку. Я поправляю пальто, соскользнувшее с одного плеча.

– Я надеюсь, ваш стюард хорошо заботится о вас?

– Да. – Расслабляю лицо. – Я была удивлена, услышав, что вы сменили этаж.

– Да. К стыду своему, вынужден признать, что мистер Исмей остался недоволен моей работой, но я по-прежнему помогаю здесь, когда потребуется. Вам, эм, ничего не нужно?

Приятная улыбка освещает его бородатое лицо, когда он услужливо склоняется ко мне. Он не похож на человека, опасающегося попасть под удар бомбы-скандала.

– Вообще-то, я хотела узнать, где вывешивают корабельную газету.

– Одна висит прямо за этими дверями.

– Да, но есть ли другие?

– Я могу принести вам экземпляр в каюту.

– О, пожалуйста, не стоит беспокойства. Эм, иногда я просто люблю почитать в разных местах. – Что за чушь я несу. Но это уже неважно. Все равно меня считают эксцентричной старухой.

Он поднимает взгляд к потолку и принимается загибать пальцы.

– Так, посмотрим, есть еще один на прогулочной палубе, в библиотеке, в ресторане и в курительной. Итого пять. Видите ли, у нас нет возможности печатать много.

Миссис Слоан, эта суровая старая перечница, чувствует, как смягчается от благодарности.

– Стюард Латимер, я понимаю, вы наверняка считаете меня чокнутой, потому что я ношу с собой табак в урне для праха. Но дело в том, что Перси любил именно этот сорт и, ну, запах напоминает мне о нем.

– Пожалуйста, не нужно ничего объяснять. Я годами носил с собой носок моей малышки-дочери, после того как ее не стало. Что бы ни помогало вам справиться, лишь бы помогало.

– Именно так.

Я вытаскиваю соверен из кармана и протягиваю ему. Миссис Слоан когда-то обещала, что даст каждому из слуг на чай соверен или десять шиллингов в конце путешествия, а мое путешествие в первом классе подошло к концу.

– О, спасибо вам.

– Я благодарна за вашу доброту.

Он кланяется, и когда наши пути расходятся, я остаюсь с уверенностью, что, если даже этот человек знает обо мне всю правду, он не повернет ее против меня.

Добравшись до своей каюты, я собираюсь с духом, на случай если Старший-на-корабле ждет меня по ту сторону двери. Но когда я открываю ее, меня встречает лишь свежий аромат бергамота, смешанный с тяжелым запахом лилий, что я спрятала в шкаф. Они пропадают там, как и все мои планы.

Я запираю за собой дверь и кидаюсь к кушетке, с облегчением обнаруживая, что два полотенца и один носок с деньгами все еще в подушке. Возможно, они еще не вышли на мой след. Но смысла испытывать судьбу, оставаясь здесь, больше нет, особенно теперь, когда столько поставлено на карту. Я запихиваю деньги вместе с маминой Библией в свой мешок для тапочек. Вспотев, я снимаю пальто, которое камнем оттягивает плечи, не забывая достать из его кармана фигурку кита. А затем бегу на выход тем же путем, которым пришла.

Судорога в ноге заставляет меня остановиться прямо перед дверью мистера Исмея. Все это противоестественное ковыляние в пыточных колодках, называемых туфлями, доконало мои бедные ножки, а, возможно, и меня вместе с ними. Само собой, именно здесь меня и обнаруживают. Нельзя постоянно плавать через ров, полный аллигаторов, и в конце концов не попасться кровожадному чудовищу.

Со стороны фойе приближаются две женщины, громко болтая на ходу. Чудесно. Я игнорирую их и смотрю на дверь мистера Исмея, притворяясь, что жду, пока мне откроют.

– О, миссис Слоан, не так ли?

Я молюсь, чтобы моя шляпа поглотила меня, пока ко мне приближается Люси Дафф-Гордон в шикарном наряде и с завитыми на одну сторону янтарными локонами. Нежно-золотистая шляпка из первоклассной соломки обильно украшена перьями, подчеркнутыми темной лентой. Она похожа на тропическую птичку.

Вторая женщина на фут ниже приятельницы, и на голове у нее широкополая шляпа с гигантскими розами. Я узнаю в ней женщину, спросившую меня, не от «Люсиль» ли платье на мне, в первый день в лифте.

Я облизываю губы, пытаясь избавиться от сухости во рту.

– О, здравствуйте, леди Дафф-Гордон. Рада вас видеть. Что ж, не позволяйте мне задерживать вас…

– Люси, пожалуйста. Миссис Берта Чамберс, могу я представить вам миссис Эмберли Слоан.

– А-а. Вы же Веселая Вдова. Вас мистер Исмей тоже пригласил на бокал вина?

– Эм, нет. – Я пытаюсь вытянуть сведенную ногу, чтобы она хоть чуть-чуть расслабилась.

Латунный молоток на двери мистера Исмея взирает на меня, словно глаз огромного кальмара, которого я как-то видела в рыбацкой корзине. К моему ужасу, Люси стучит.

– Я просто, эм, я сейчас вспомнила, что меня кое-где ждут.

Я пытаюсь ковылять дальше, но миссис Чамберс встает передо мной, уставившись на мое платье.

– Это «Дом Июля»?

– Да.

Люси скрещивает руки на груди.

– Нет, это не «Дом Июля». Это мое платье.

Ее глаза смотрят на меня как дула пушек.

В голове бьется пойманной мухой паника, и ее жужжание мешает мне думать. Зачем Эйприл присылать мне наряд от «Люсиль»? Хотя сейчас не самое подходящее время, чтобы в этом разбираться. В любую минуту мистер Исмей может открыть эту чертову дверь.

– Ах, конечно, вы правы.

Лицо Люси на глазах становится мягче.

– «Бархатцевая фантазия» – одно из моих любимых платьев, но ленты должны перекрещиваться, вот так. – Она хватает ленты на моих рукавах и целую вечность завязывает их крест-накрест, как на корсете.

Святая чешуя, у женщин и без того куча причин для суеты. Она принимается за второй рукав, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не оторвать его и не ринуться бежать по коридору.

– У меня есть новое платье «Клубника со сливками», и оно бы изумительно смотрелось на вас. Буду рада, если решите примерить его.

Так, значит, Люси хочет создать собственную шумиху?

– Я непременно подумаю над этим. Рада была видеть вас обеих!

– О чем тут думать? – фыркает Люси.

– Она, похоже, слегка нелюдима, – бормочет миссис Чамберс мне в спину, пока я ковыляю вперед, молясь, чтобы не встретить за углом новых аллигаторов.

30

К тому времени, как я добираюсь до курительной и срываю пятый листок со стены, чувствую я себя так, словно бегом пересекла Атлантический океан. И тут меня осеняет, что экипаж может просто повесить новые листки вместо пропавших. Но с учетом того, что уже довольно поздно, возможно, не станут. Квадратные часы на лестничной площадке показывают уже 5:30 вечера.

Когда я наконец проскальзываю в каюту 14, Винк и Олли под руководством Джейми распевают псалом «Агнец Божий» так, что стены дрожат. Кровати заправлены, и вещмешки висят ровно, как рождественские чулки. Бо сидит на своей койке, протирая инструменты для резки куском ткани. Я прижимаюсь спиной к двери и с облегчением выдыхаю.

Джейми опускает руки.

– Где ты была, сестренка?

– Проспала. Шарлотта рассказала мне новости.

– Тогда почему у тебя не слишком-то счастливый вид?

Его взгляд опускается на мешок с деньгами, который я притащила с собой. Мальчишки прекращают петь, и Бо смотрит на меня через зеркало с тревогой в глазах.

– У нас проблема. – Я вытаскиваю смятые листки и тыкаю в светскую колонку.

Джейми громко читает ее для всех остальных, затем комкает листок и вышвыривает в иллюминатор.

– Покойтесь с миром, миссис Слоан. А ты с этого момента остаешься здесь, внизу. Я попрошу Шарлотту спрятать тебя в своей каюте. Она прямо на другой стороне палубы Е.

На стороне первого класса, он хочет сказать.

Олли подпрыгивает на месте, толкая сидящего рядом Винка.

– Или мы с Винком можем спать на одной койке. А еще мы научились молиться за тебя. Винк может молиться по-католически, а я – по-протестантски.

Винк яростно кивает.

– Спасибо, парни.

Навязываться Шарлотте кажется неправильным, но одна мысль о том, чтобы провести ночь в одной комнате с Бо, заставляет сердце рваться из груди. Я пробегаю рукой по стриженным волосам, жалея, что нельзя отрезать некоторые чувства так же легко, как ненужные пряди. Словно ощутив мой дискомфорт, Бо прячет инструменты под койку и зарывается в свой вещмешок.

– У Шарлотты не воняет, и там безопаснее, – заявляет Джейми. – Как насчет того, чтобы занять мое место за ужином?

Винк и Олли слазят с верхней койки. Я опускаю складной стул и тяжело падаю на него.

– Нет. У меня нет аппетита, зато есть огромное желание куда-нибудь забиться ненадолго.

Он кивает и взвешивает мой мешок в руке.

– Попробую сдать деньги казначею.

Бо дарит мне короткую улыбку, прежде чем выйти из каюты вслед за остальными.

– Запри дверь, безбилетница. И прими поздравления с назначенной встречей.

Я знакома с ним всего несколько дней, но те несколько моментов, что мы провели наедине, прочно запечатлелись в моей памяти. Сколько потребуется времени, чтобы стереть их оттуда? Чем меньше я о нем думаю, тем быстрее это случится.

Бодрый стук прерывает мои размышления. Когда я открываю дверь, из-за нее на меня смотрит узкое лицо Барабанщика. В руках у него лист бумаги с эмблемой «Уайт Стар». Он заглядывает в каюту.

– Ты одна?

– Да. А ты разве не идешь на ужин?

Он качает головой.

– Нет, меня ждут в котельной номер 6. Старшему кочегару Брэндишу, похоже, опять требуется помощь Барабанщика, чтобы заставить корабль «пахать на пределе». Но сначала я напишу письмо моей жене, Чин-Чин. Я хочу закончить письмо чем-то, – он прочищает горло, – поэтическим.

Я сдерживаю улыбку, пока Барабанщик мнет свой лист с застенчивым выражением лица.

– Что ты на это скажешь?

Я забираю письмо из его внезапно таких неловких рук, разглаживаю бумагу и читаю последние строки:

Мысли о тебе плывут в моей голове, как лепестки лотоса по воде.

Простое стихотворение заставляет мое сердце сжаться от нежности.

– Я скажу, что это идеально.

Я запираю дверь за Барабанщиком, чтобы переодеться. «Бархатцевая фантазия» прилипла ко мне мокрой водорослью. Стащив ее, я обнаруживаю пришитый на поясе ярлык, который гласит: «Модный дом “Люсиль”». Зачем Эйприл прислала мне платье своей конкурентки? Или, может быть, это Люси прислала платье. Но если так, то как ей удалось подложить его в саквояж Эйприл? Я встряхиваю его и вешаю на настенный крючок. Полагаю, такие, как она, не должны ничего объяснять таким, как я.

Я натягиваю запасную рубашку Джейми и сую ногу в запасные брюки. Дверной замок щелкает. Я отшатываюсь назад, запутавшись ногами в брюках.

– Кто?..

Входит Скелет, тут же запирая за собой дверь.

– К-как вы сме…

Двигаясь до отвращения резво, Скелет подскакивает ко мне, швыряет на пол и затыкает рот ладонью. Я ударяюсь головой о линолеум.

– Не вздумай орать, если не хочешь неприятностей.

31

Я все равно пытаюсь закричать. Но Скелет весит больше, чем можно сказать по его изможденному виду, к тому же ладонь его закрывает не только мой рот, но и нос, не давая возможность сделать нормальный вдох. Его воспаленные глаза прожигают меня насквозь. От него чудовищно несет алкоголем.

– Я знаю, что ты девка. У меня нюх, как у акулы. – Он сильно шмыгает носом, будто в подтверждение своих слов. – От тебя пахнет одинаково, и когда рядишься в свои роскошные тряпки, – он кидает взгляд на платье от «Люсиль», висящее на крюке, – и когда напяливаешь матросское рванье, в котором щеголяют твои кореша. Первоклассным мылом с бергамотом.

Мои конечности слабеют, но я все равно хватаюсь за его руку, пытаясь сбросить ее. Однако меня словно стальной столб придавил, и лишь в безумных глазах горит жестокость.

– Но я забуду о всех твоих грешках, как только ты выложишь все денежки, что вы натрясли, кувыркаясь по палубе. Давай их сюда, и мой рот на замке. Моргни, если согласна.

Мои легкие горят огнем, моля о кислороде, и я моргаю, прежде чем он задушит меня.

Он отпускает руку, и я втягиваю живительный воздух.

И тут что-то порочное проступает на его лице. Его сальная усмешка полна яда, а взгляд непристойно скользит по моему телу.

Не для того я проделала такой путь, чтобы он меня тут оприходовал. Что-то ворочается в глубинах моей души. Я оглядываюсь в поисках спасения и нахожу его под кроватью у Бо.

Когда Скелет сдвигается, нащупывая ширинку штанов, я обхватываю рукоятку одного из инструментов Бо. Это долото. Я наношу удар, раня Скелета в бок.

Взвыв, он скатывается с меня. Я вскакиваю на ноги. Поднявшись вслед за мной, он перехватывает долото, но я с силой пинаю его в коленную чашечку.

Собака может поймать кошку, только застав врасплох. Во всех остальных случаях побеждает более гибкая кошка.

Ругаясь и отплевываясь, Скелет заваливается на спину. А затем, как змея, выползает за дверь.

Я падаю на колени, и меня скручивают рвотные спазмы, не дающие вздохнуть. Что же теперь? Он расскажет своему начальству, и весь мой обман, похожий на клубок запутанных ниток, раскроется. Каюта плывет то в одну сторону, то в другую, как ручка пилы, а я борюсь с паническим желанием сдаться.

Вставай, девочка. Надевай свои брюки. Обувай свои ботинки.

Я успеваю надеть лишь один ботинок, когда мои внутренности подпрыгивают к горлу, как бутылки молока на ухабистой дороге. Держась за живот, я бросаюсь к иллюминатору, где и опустошаю свой желудок в море.

Крики и топот ног сотрясают коридор. Заметив «Бархатцевую фантазию», я хватаю ее и выпихиваю, вместе с непомерно большой шляпой и туфлями, в иллюминатор.

– Она здесь, – вопит Скелет своим хриплым голосом. – Девка торчит в мужской каюте, как последняя шлюха. У меня были подозрения, и теперь они подтвердились. Как по мне, так она может быть даже безбилетницей.

Покрытое пятнами лицо мерзавца снова появляется в дверном проеме.

Позади него стоит, скрестив на груди могучие руки, Старший-на-корабле, и с насмешкой смотрит на меня.

– Снова ты. Ну, и что, ты тут без билета?

Я пытаюсь заговорить, но из моего опухшего горла вырывается лишь хриплый, возмущенный шепот. Тогда я яростно трясу головой.

Старший-на-корабле смотрит на яркое пятно крови, пачкающее белую куртку Скелета.

– Ступай в лазарет, а после подготовь свой отчет.

Скелет выползает прочь, и дверь за ним захлопывается.

– Будь ты девчонка или парень, пойдешь со мной, пока мы во всем не разберемся. – Старший-на-корабле вцепляется в мою руку, и хватка у него крепче челюстей мастифа. Он тянет меня к двери, не дав даже обуть второй ботинок. – Так и знал, что ты мошенник. Может, такие, как ты, просто ничего не могут с собой поделать. Вот подожди, капитан узнает, как ты его надул. Надейся, что тебя тогда не отправят за борт. Вода холоднее льда. Замерзнешь, не успеет дьявол позвать тебя в ад.

– Это неправильно, – каркаю я. – Стюард напал на меня. Это его вы должны забрать. Он сумасшедший! И мухлюет со ставками.

– Разве я им не говорил, что нам нужна нормальная камера? – бормочет он. – Но меня никто не слушает. Вот теперь они пожалеют.

Я пытаюсь упереться каблуком, пока он тащит меня по Плавникам. Люди провожают нас потрясенными взглядами. К моему удивлению, мы проходим мимо его каюты, а затем он распахивает дверь в первый класс. Пройдя по короткому коридорчику, он пихает меня на узкую лестницу, ведущую вниз.

– Куда вы меня тащите? – охаю я, пропустив ступеньку.

Он вздергивает меня на ноги.

– Эй, брось.

Страх гложет остатки моей решимости, как крысы дынную корку. У меня начинает бежать из носа.

Внизу лестницы мы заворачиваем в другой коридор, потом еще в один. Вдоль правой стены тянутся окна, открывая вид на просторный зал с высоким потолком и полом, расчерченным линиями. Это корт для сквоша.

Но прежде чем я успеваю как следует оглядеться, Старший-на-корабле тащит меня вниз по второй лестнице. Я начинаю терять представление о том, где нахожусь, но догадываюсь, что, скорее всего, на палубе G. Здесь свет слишком тусклый, отчего мне становится еще больше не по себе.

Наконец, он отпирает дверь комнатки, похожей на кладовую.

– Не идеально, – бормочет он. – Совсем не идеально. – Затем пихает меня внутрь так грубо, что я лечу на пол. Запах дерева и резины заполняет все вокруг. – Посидишь здесь, пока мы не решим, что с тобой делать.

Он захлопывает дверь. Звенят ключи, раздается щелчок замка, для меня не менее страшный, чем щелчок курка пистолета.

Клубок паники начинает раскручиваться внутри. Темнота, мой старый враг, точит зубы.

– Нет, пожалуйста, не оставляйте меня здесь! Пожалуйста, включите свет! Я все объясню! – кричу я, несмотря на опухшее и обожженное желчью горло. – Пожалуйста, не оставляйте меня здесь. – Я колочу в дверь, захлебываясь рыданиями. – Умоляю вас, включите свет.

Выключается свет в коридоре, как еще одно, последнее, оскорбление, и темнота заливает комнату, плотная, как приливная волна. Я отчаянно шарю по стенам в поисках еще одного выключателя. Но ничего не нахожу. Зачем выключатель в кладовке?

Я колочу по двери.

– Помогите! Кто-нибудь, помогите мне!

Никто не приходит.

После нескольких минут воплей в горле у меня будто обувной щеткой поскребли, а костяшки сбиты в кровь о дверь. Я отпускаю дверную ручку и принимаюсь ощупывать то, что у меня за спиной. Возможно, там найдется что-то, что я смогу использовать.

«Титаник» подскакивает на волне. Теряя равновесие, я врезаюсь во что-то плоское и металлическое – полку – и хватаюсь за нее, чтобы устоять на ногах. Мои руки натыкаются на кучу деревянных предметов – ракетки – и кучу чего-то мягкого – полотенца.

Я падаю на эту кучу, и на меня обрушивается дождь каких-то твердых предметов. Взвизгнув, я закрываю лицо руками. Предметы с глухим звуком ударяются об пол.

Спокойно, девочка, это всего лишь мячи.

Я вскакиваю на ноги. Но катающиеся по полу мячи мешаются под ногами, и я снова падаю, на этот раз больно ударяясь коленями.

Джейми не сможет найти меня здесь, внизу. Мы пропустим встречу, назначенную мистером Стюартом. Все труды. Все мечты… Похоронены под грудой камней, прямо как та маленькая девочка, что свалилась в угольную яму. И что теперь? Здесь нет крана, который бы меня вытянул, нет цепи, по которой я вылезла бы сама.

«Титаник» ловит волну, и истерический смех рвется из меня, как пар из чайника.

Поскольку окон в кладовке нет, в воздухе скоро начинает разить моим собственным потом. Я скоро использую весь воздух в этой комнате. Чем больше я думаю об удушье, тем чаще начинаю дышать.

Мне снова шесть лет, и я застряла, как мышь в лейке. Угольный желоб слишком скользкий и расположен слишком высоко. Я пыталась взобраться по нему, но всякий раз летела вниз, на кучу камней, раня ладони и колени. Черная, как порох в мушкете, пыль забила мне нос и рот. Два бандита, темнота и холод, прижали меня к земле, а самый страшный из них – изоляция – наносил удары.

Я подтягиваю колени к груди, стараясь не плакать.

Ба всегда говорил, что жизнь – для сильных. Но я не могу избавиться от мысли, что он был неправ. Бывают моменты, когда нужно быть сильным, но есть и моменты, когда можно побыть слабым. И в эти моменты отдыха мы находим в себе новые силы и стремимся вырасти выше, чем когда-либо считали возможным.

Именно поэтому я приказываю своим трясущимся конечностям успокоиться, а охваченным паникой легким – дышать. Сосредоточившись на гуле корабельного мотора, я закрываю глаза. Замедляю дыхание, вдыхая, словно вытягиваю ведро воды из колодца, выдыхая, будто выливаю его назад.

Я представляю себе нас с Джейми, стоящих на разных концах каната. Люди отовсюду собрались, чтобы посмотреть на наши потрясающие трюки. Оркестр замолкает, за исключением барабанной дроби. Все затаили дыхание. Глаза широко распахнуты. Джейми кивает, и мы отправляемся в полет.

Пот течет по моему лбу. Сколько я уже здесь нахожусь? Нужно выбираться. Жизнь течет мимо, и я не могу потерять ни секунды. Я снова дергаю дверную ручку, нащупывая скважину под ней. Если бы только найти, чем подцепить замок.

Я встаю и разминаю плечи, запястья, потом лодыжки, чувствуя вес одинокого ботинка на ноге. Мой ботинок. Я опускаюсь на колени и вытаскиваю шнурок с настоящими металлическими наконечниками – не каким-то воском или клеем.

Я сую наконечник в скважину. Что я там ищу?

Проходит несколько минут, а может, и часов. Я чувствую, как что-то цепляется. Но нет, это не замок; это наконечник. Мерзавец погнулся и больше не годится.

Сдержав разочарование, я берусь за второй, с другого конца. Моя рука начинает терять чувствительность, но я продолжаю ковыряться в замке. Я поворачиваю и тяну наконечник, судорожно пытаясь нащупать язычок, стараясь не сломать его. Но дорога передо мной превратилась в запутанный лабиринт, и я не вижу выхода.

Дыши.

Мама учила нас с Джейми искусству плести кружева. Как и в большинстве случаев, он ухватил суть быстрее, чем я. После работы с челноками у него получилась красивая кружевная снежинка, а у меня – воронье гнездо, обильно политое слезами. Мама сказала, что весь фокус в правильном дыхании. Медленно и легко. Каким-то образом дыхание помогло распутать узлы.

Щелк.

С криком облегчения я поворачиваю дверную ручку и открываю дверь. Свежий воздух охлаждает мое лицо. Я нащупываю выключатель, и свет льется на меня. Часто моргая, я пытаюсь приспособиться к этой яркости. Передо мной уходит вверх узкая лесенка.

Схватив свой шнурок, я взлетаю на площадку, где путь мне преграждает еще одна дверь.

Она заперта.